Текст книги "Путь Геракла (История банкира Виктора Геращенко, рассказанная им Николаю Кротову)"

Автор книги: Николай Кротов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

О приговоре В. И. Рыжкову я узнал уже в Сингапуре. Решение меня поразило. Кроме того, что просто по-человечески было жаль коллегу, у нас было открыто множество судебных дел против должников, и для их успешного завершения Вячеслав Иванович должен был оставаться живым. Дело в том, что по англосаксонскому праву одна из сторон может сослаться на устное обещание другой стороны, и это будет учтено судом. В случае смерти Рыжкова многие кредиторы могли заявить, что управляющий обещал им продлить действие договора, и мы не сможем опровергнуть это утверждение. Я вновь пошел к послу, объясняю: «Юрий Иванович, Рыжков нам нужен как свидетель! Надо через вашу почту срочно отправить соответствующую депешу!» Он предложил встретиться с адвокатом Дэнисом Ли, родственником сингапурского лидера Ли Кван Ю. Встретились мы за ужином, адвокат подтвердил мои опасения. Моя телеграмма через посла ушла в Москву к В. С. Алхимову. Звонит зампред Пекшев, предлагает мне с Дэнисом Ли срочно вылетать в Москву, так как председатель через два дня уедет в командировку.

Пришлось добираться необычным маршрутом – через Токио. Встретились с Владимиром Сергеевичем, рассказали о ситуации в отделении. Алхимов понял нас и написал записку в Президиум Верховного Совета Л. И. Брежневу. Так как Брежнев болел, письмо получил заместитель председателя президиума В. В. Кузнецов, отказавшийся самостоятельно принимать решение. Удалось разрешить вопрос только в конце ноября. К счастью, приговор не был приведен в исполнение, но Рыжков два месяца сидел в камере смертников! Говорят, Брежнев сказал: «Если Володя просит, пусть так и будет». Генсек уважал Алхимова. Кстати, Дэнис Ли очень удивлялся и не мог понять, по каким статьям Уголовного кодекса могли дать Рыжкову 15 лет.

После этого была вторая телеграмма, в которой мы просили разрешить выставлять при необходимости заключенного в качестве свидетеля. По этому вопросу было голосование в Политбюро. Наконец необходимость встречи настала. Летом 1979 года мы с Дэнисом Ли прилетели в Москву, одновременно в Бутырскую тюрьму привезли Вячеслава Ивановича. Мы волновались, как он себя поведет, будет ли готов помогать. Но все прошло хорошо. С Рыжковым встречались Ли, юрист банка Г. А. Титова, А. Г. Воронин и я. Работали мы два или три дня. Помню, было очень жарко и мы постоянно просили воды, а Вячеслав с юморком спрашивал: «Может быть, еще чего-нибудь попросите?»

Отслужив два года, я вопрос об отзыве не ставил, слишком много еще следовало сделать, но через три года начал напоминать о себе. Дела явно начали улучшаться, и можно было в Сингапуре уже обойтись без меня. Давший обещания Б. И. Гостев от меня даже скрываться стал. Когда я был в Москве, со мной встречался его заместитель Н. В. Гаретовский (будущий председатель Госбанка СССР, которого я в 1989 году сменю на этом посту). Замену искали еще два года – коллеги боялись ехать на мое место, не знали, сколько здесь еще хранится «скелетов в шкафу». Дровосеков, к тому моменту уже переставший опасаться суда, тоже всячески избегал положенной участи, объясняя нежелание ехать ухудшающимся зрением. Сдался он лишь когда ему поставили ультиматум: либо едешь, либо по здоровью вон из зампредов! Но даже приехав меня сменять, Владимир Алексеевич долго саботировал и не принимал у меня дела. Сидел и демонстративно читал газеты!

Наконец в 1981 году я сдал дела, получил семь месяцев отпуска (все-таки работал я в тропическом климате) и привез в Москву еще одного члена семьи – австралийского какаду, который, по словам моей жены Нины Александровны, «кусается, как невоспитанная болонка»!

История с Сингапурским отделением очень поучительна и должна войти в учебники по банковскому делу. Она является готовым кейсом, рассказывающим в основном о том, как не надо работать, и о том, какие бывают в банковской работе трудности и риски, наконец, как их оценивать и преодолевать.

Впрочем, в 1998 и 2009 годах мы вновь убедились, что акции и недвижимость могут как подниматься в цене, так и падать, что все подвержено серьезным конъюнктурным колебаниям, и даже самые надежные залоги могут оказываться проблемными. Тогда мы ощутили это на своей шкуре впервые. Узнали мы и то, что, кроме честных заемщиков, существует и множество жуликов. И теперь каждый студент знает, что на каждого клиента необходимо составлять подробное досье, в которое следует вносить всю информацию, касающуюся его: соглашения, оценки залога, переписку с клиентом и другие необходимые материалы. Тогда это было не очевидно для наших сингапурских коллег – некоторые досье состояли у них из одного-двух листиков.

Также следует помнить всем новым русским, приобретшим недвижимость за границей: она требует тщательного анализа и придирчивого оформления. И знания специфики страны. Тем более только после внимательного юридического оформления всех прав под нее следует выдавать кредит.

От Внешторгбанка к Внешэкономбанку

Велики мы безумной надеждой,

Что не вечны сума и тюрьма.

Оттого-то по горло в болоте

Или в рыжей дорожной пыли

Мы на каждом крутом повороте

Что-то пристально ищем вдали.

А Иващенко, Г. Васильев «Горемыки»

По предыдущему рассказу может показаться, что у меня карьера прямая и безоблачная. В действительности, в целом судьба у меня сложилась неплохо. Но не безоблачно.

И многие события, особенно связанные с работой в совзагранбанках, меня закалили… Все это понадобилось для дальнейшей работы на родине.

Итак, в 1982 году я вернулся в Москву окончательно.

Банк, с которым я был связан все 29 прошедших лет, пережил несколько этапов развития. В 60-е годы, после своего радикального реформирования, Внешторгбанк стал держателем валютных резервов страны, размещающим их за границей. Именно он выполнял и роль государственного заемщика. Платежный баланс страны был тогда дефицитным, постоянно менялась конъюнктура на международных рынках. Большое напряжение вызывало падение цен на отечественные экспортируемые товары (в основном, как и сейчас, сырье) и рост цен на товары, в основном машинно-технические, которые мы импортировали. Наш банк вел активную коммерческо-международную деятельность. Вместе с ним и мне приходилось осваивать премудрости рыночной экономики. Полученный в совзагранбанках опыт мне очень пригодился в дальнейшем. Работая в странах со столь различными экономическими моделями, общаясь с местной клиентурой и банками, я получил опыт, который внутри страны в то время нельзя было приобрести.

После возвращения в Москву в ЦК КПСС было отправлено на меня представление на должность зампреда Внешторгбанка. Я прошел собеседование с завотделом Б. И. Гостевым, оставалось дождаться решения секретариата ЦК. Однако находящийся на мою беду в это время в Москве В. А. Дровосеков (сменивший меня в Сингапуре) зашел к В. С. Алхимову и попросил открыть ему в банке лимиты на фирмы Сингапура и соседних стран. Владимир Сергеевич категорически отказал (запрет на это не был еще отменен). На что покойный Владимир Алексеевич наивно ответил: «Ну как же так! Виктор Владимирович все пять лет им кредиты давал!» Председатель рассвирепел и потребовал организовать проверку моей деятельности в Сингапуре. Дополнительно он позвонил в ЦК Б. И. Гостеву и заявил, что они отзывают мое представление. Борис Иванович на это ответил: «Пиши письмо! Он у нас уже собеседование прошел!» Что и было сделано, и в тот раз сорвалось мое назначение. Мне сам Дровосеков потом об этом рассказал.

Проверять мою деятельность послали В. А. Пекшева и А. Г. Воронина. Проверка не обнаружила невозвратных кредитов, выданных банком. Рис, сахар и мыло населению нужны всегда! Смешно не кредитовать под trust receipt (обязательство заплатить за товар, выданный фактически в траст). Если кто-то не платит по шестимесячному trust receipt , подаешь заявление в суд, вопрос рассматривается в немедленном порядке и должника сажают в тюрьму, как за кражу.

У нас портфель был миллионов 300 долларов, и мы в начале 1977 года были вынуждены сначала закрывать эти операции. Но потом стали заниматься ими, даже нарушая некоторые инструкции, и многие убытки банка закрыли за счет прибыли от этих операций. Но я, в отличие от Дровосекова, не спрашивал по очевидным вопросам разрешения в Центре.

Зампредом банка я стал только через год с небольшим после возвращения в Москву. А вначале я, отгуляв с ноября до июня 1983 года накопившийся отпуск, дождавшись, когда Т. И. Алибегов уедет в Париж и освободит мне свое место, стал начальником валютного управления. Кстати, оценивая свою дальнейшую судьбу, я считаю, то, что так произошло, даже к лучшему. На этом месте мне удалось получить много практического опыта, недоступного на более высоких руководящих должностях.

Поработал я около года начальником управления, когда руководитель группы консультантов ЦК И. В. Левчук сделал мне предложение перейти на работу к ним в экономический отдел ЦК КПСС заведующим сектором. Председатель правления банка Ю. А. Иванов, узнав об этом, стал отговаривать, спросив меня тогда: «Зачем тебе это нужно?» «А что здесь сидеть без перспективы, – ответил я, – ничего нового и интересного!»

После этого банковская машина задвигалась, и тут со мной заговорил уже председатель правления Госбанка В.С. Алхимов: «Зачем вам это нужно? Вы же наш кадр, мы уже написали представление вас на должность зампреда Внешторгбанка!»

На Сингапуре моя «совзагранбанковская» деятельность не закончилась. После кризиса в Цюрихе в середине 80-х меня послали туда на полгода разруливать сложившуюся в банке ситуацию. И даже хотели оставить там на хозяйстве, но в тот раз мне удалось отбиться. Примечательно, что все кризисы в совзагранбанках проявились в високосные годы: 1976 – Сингапур, 1984 – Цюрих и 1992 – системный кризис совзагранбанков и Внешэкономбанка СССР.

Что же там произошло? Алхимов настоял на постоянной передаче в наш банк «Восход» в Швейцарии некоторого количества золота, чтобы мы постоянно присутствовали на рынке, а не ждали, когда случится неурожай. Но, даже спекулируя золотом, не следовало забывать, что коммунизм – это учет и контроль, поэтому и отчет у председателя банка Ю. Ю. Карнауха требовали регулярно. Даже когда Юрий Юрьевич докладывал, что целесообразно подождать две недели, пока не поднимется цена на золото, ему приказывали отчитаться за выручку от продажи немедленно, как было указано в плане. Опытный банкир в этих случаях занимал средства на рынке, делал соответствующую запись по счетам, ехал в Берн, докладывал из посольства секретной связью в Москву о продаже, а в действительности золото реализовывал только через неделю, когда цена на него росла. Дополнительную прибыль при этом складывал в резерв.

Местный дилер Петерханс при этом держал обратную валютную позицию – если цена на золото рухнет, то он отыграется на росте доллара. Одним словом, доигрался: однажды цена перестала двигаться вверх и вместо этого упрямо вала вниз, а у Карнауха позиции остались открытыми. Доллар тогда рухнул, и наш банк фактически сел на валютной позиции. Тем не менее Петерханс манипуляцией отчетностью некоторое время скрывал проблемы.

В апреле 1984 года произошла смена руководства – вместо Карнауха председателем правления банка становится Михаил Михайлович Самсонов. Петерханс, понимая, что все раскроется, взял отпуск и написал покаянное письмо. Самсонов с членами комиссии, принимающей дела, А. Я. Демянским и, кажется, О. Н. Куликовым, сидели на лавочке перед зданием банка, читали письмо и все яснее понимали, что банку – конец! После этого поехали в Берн и дали соответствующую телеграмму в Москву.

В общем, потеряли мы тогда в Швейцарии достаточно много денег. Швейцарцы скандала не хотели, не стремились также закрывать наш банк, так как в свое время именно они предложили нам его открыть, чтобы организовать конкуренцию англичанам в развитии рынка золота в Швейцарии. В результате нашли компромисс – банк перестал существовать, но его правопреемником сделали новое отделение Внешторгбанка в Цюрихе. Вот тогда, по аналогии с Сингапуром, решили послать работать в новое отделение Геращенко. Но тут уж я стоял стеной и поехал в Швейцарию 23 февраля лишь для того, чтобы организовать работу нового банка и провести перестановку кадров. Ехал я не торопясь, двое суток поездом. Встречали меня коллеги на двух машинах, когда я удивленно спросил, зачем такой эскорт, мне ответили: «Мы думали, что ты едешь надолго с большим багажом». Я их разочаровал, решительно заявив, что оставаться здесь не собираюсь, и посоветовал управляющим сделать Владимира Николаевича Горюнова, опытного начальника валютного управления, хорошо проявившего себя советником в Центральном банке Афганистана.

Помню, во время проверки мы мучились вопросом: «Где питаться?» Командировочные были маленькие, а общепит в Швейцарии дорогой. В результате один мужик из Партии труда (вроде коммунистической) посоветовал нанять его двоюродную сестру, согласившуюся готовить обеды. Так на шестом этаже банка мы организовали себе столовую. В Цюрихе я провел время до лета 1985 года.

А вот версия председателя того банка с печальной судьбой.

КАРНАУХ Ю. Ю.: в 1995 году у нас был издан перевод книги ветерана разведки. американца Петера Швейцера «Победа» («Роль тайной стратегии администрации США в распаде Советского Союза и социалистического лагеря»). В книге автор описывает многочисленные комбинации по нанесению ущерба СССР, деятельность администрации Рейгана и ЦРУ в этом направлении, о продажах русского золота и о том, как американская сторона боялась совместных действий ЮАР и СССР на этом рынке. Запад, и в первую очередь американцы, боялся создания «золотого ОПЕК». Неслучайно руководитель ЦРУ Вильям Кейси сам приезжал в ЮАР и устраивал там профилактическую обработку руководства Центрального банка и правительства этой страны. Чтобы они и не думали о контактах с советскими! Кейси также сообщил, что в 1978 году в Цюрихе якобы была встреча представителей ЮАР и СССР. Это ложь. Ее не было . Хотя, по моему мнению, такая встреча была бы очень полезна. Более того, швейцарские банки два или три раза передавали нам предложения находившихся в Цюрихе официальных представителей ЮАР, в том числе от руководителя горной палаты ЮАР Томаса Мейна, провести встречу. Однако руководство Госбанка сообщало, что разрешение на это не получено . В ЦК КПСС запрещали «встречу с расистами». Идеологические шоры были выше пользы страны.

В начале 80 -х годов ко мне в банк приезжала группа представителей Федеральной резервной системы и Казначейства США во главе с Низенсеном, одним из директоров. Его сопровождал секретарь посольства, явный цэрэушник, по фамилии Бицек. Целью посещения было прощупывание дальнейших наших планов по продаже золота. Люди из американских спецслужб, очевидно, решили: пора с нами кончать! Кстати, сразу после этого визита сменился посол США в Швейцарии. Новый был банкиром по профессии. Все коллеги из гросс-банков сразу отрапортовали мне, что этот дипломат побывал во всех важнейших банках и всех подробно расспрашивал про «Восход» и про Карнауха лично. Судя по всему, именно тогда и был завербован наш главный дилер Вернер П етерханс, а также еще два швейцарских дилера. Тем более что у Петерханса , как оказалось, в США жил б рат.

Следующий раз (в 1987 или в 1988 году) меня пытались отправить работать председателем Международного банка экономического сотрудничества. Из банка уходил Джинджи-хадзе. Важу Геронтьевича пригласили в Грузию министром финансов. Уехал он в Тбилиси, а через год услышал по телевизору, что Гамсахурдиа, не приглашая к себе на встречу, снял его с должности. Его инфаркт и хватил.

Гаретовский Николай Викторович, председатель Госбанка СССР, предложил возглавить МБЭС мне. Я ответил, что это неинтересно, все равно из переводного рубля ничего не получится. Как раз в этот момент из Цюриха вернулся Эдуард Павлович Гостев, бывший там после Владимира Горюнова. Он прекрасно знал соцстраны, я посчитал: вот ему и работать в МБЭСе. Предложил Гаретовскому эту кандидатуру. Вскоре ко мне приходит Эдуард и спрашивает: «Вить, а ты чего сам-то не хочешь идти в МБЭС? Гаретовский меня сватает!» «А что там делать?» – отвечаю я вопросом на вопрос. «Так, а как мне отказаться?» – задумался он. Трижды побывав в Цюрихе, он в тот момент был зампредом Внешторгбанка. «Скажи, что занимаешься важной и интересной работой на дилинге! И порекомендуй вместо себя Хохлова! Он же только стал зампредом и еще не прижился», – посоветовал я. Что и было сделано. В результате Виталий согласился. Хохлов до этого работал в ЦК, куда попал столь же случайно, как и в МБЭС.

Кстати, пребывая в Цюрихе, узнал, что пианист Андрей Гаврилов с женой остался в Англии. Все это осталось бы для меня простой светской хроникой, если бы женой Гаврилова не была одна из дочек Алхимова. Председатель Госбанка через полгода после этого ушел в отставку.

Часть 4
Госбанк

Перестройка

С одной стороны, он чувствовал, что ему делать нечего; с другой стороны, тоже чувствовал – что ничего не делать нельзя. Поэтому он затеял нечто среднее.

М. Е. Салтыков-Щедрин «История одного города»

У популярного в середине 50-х годов писателя В. Д. Дудинцева в романе «Не хлебом единым» изобретатель придумывает, как можно по-новому делать трубы. Но его идеи оказались никому не нужны. Действительно, при социализме, особенно в периоды ограниченности средств государственного бюджета (что было постоянно), новаторам жилось весьма сложно. Никакой возможности для частной инициативы не было. Капитализм же и частная собственность позволяют предприимчивым людям внедрять новые идеи, новые продукты зачастую значительно быстрее. За счет своих денег или за счет денег других людей.

Понимание того, что на старой системе, целиком основанной на госсобственности, выехать нельзя, у меня было давно. Экономика страны стала достаточно большой, требования населения весьма разнообразны, все из одной организации – Госплана в 80-е годы уже нельзя было расписать. Тем более, работая за границей, я видел, что уровень жизни там значительно выше.

Было ясно, что нужны разные виды собственности, а значит, и более гибкая политика цен. В понимании этого мне помогало периодическое общение с Валентином Павловым, с которым мы были знакомы еще с того времени, когда играли в одной институтской баскетбольной команде. Отмечая дни рождения, под неким допингом всегда вели профессиональные разговоры о жизни… Так, я утвердился в понимании, что система цен, установленная в 30-е годы, необходимая в период индустриализации страны, сейчас является тормозом экономического роста страны, а налоговая система как таковая в СССР просто отсутствует.

Так что внутреннее убеждение о необходимости перемен мне в середине 80-х конъюнктурно менять не пришлось, впрочем, вся страна была «беременна желанием изменений». И вот в 1985 году, как тогда говорили, «в воздухе запахло переменами»! Сначала много надежд на быстрые изменения к лучшему было связано с именем Горбачева. Однако моя эйфория длилась недолго.

В то время я был заместителем председателя Внешторгбанка СССР, занимался валютным управлением. Работа на международном рынке требовала постоянного отслеживания изменения ситуации. Мы должны были постоянно читать иностранные журналы и газеты, сообщения «Рейтер», поэтому для нас не было секретов, в частности, и о трагической ситуации в Чернобыле. Мы сразу поняли масштаб катастрофы и ждали адекватной реакции советского руководства. И были удивлены молчанием. На Первомайскую демонстрацию, проходившую через несколько дней после аварии, как ни в чем не бывало, во всех городах Советского Союза, даже в Киеве, вывели людей. Я на Красную площадь не пошел – решил посмотреть на поведение вождей по телевизору. День был холодный, руководители были в плащах, приветствовали с трибун ничего не подозревающих соотечественников.

И вдруг я вижу, как Михаил Сергеевич, намахавшись руками, вынул платок и утер им лицо. Я сразу вспомнил фильм «Мертвый сезон». Там ловят Хасса (кажется, так), который травил газом узников концлагеря. У этого типа была привычка: когда он нервничал, то вытирал платком лицо. Меня просто озноб прошиб – насколько картина была похожей. На месте Баниониса, исполнявшего роль нашего разведчика, я бы сразу записал Горбачева в основные подозреваемые!

Когда 2 мая вечером Михаил Сергеевич выступал с сообщением о Чернобыле, в его словах не чувствовалось большой тревоги, я смотрел на него уже по-иному – не верил в то, что он говорил! Подумал тогда: либо ты дурак и не понимаешь того, что произошло в стране, либо циничный политик, которому на все наплевать! Иначе как человек, претендующий на роль реформатора, главного демократа, стремящегося изменить в стране сложившийся образ жизни, может быть столь спокойным к национальной катастрофе!

Вся эта неадекватность генсека в тот конкретный момент заставила вспомнить о его предшествующем поведении за границей. Во время поездки в Лондон (он был еще кандидатом в члены Политбюро) Раиса Максимовна Горбачева в дорогом ювелирном магазине демонстративно накупила на несколько тысяч фунтов стерлингов ювелирных изделий. Об этом поведали местные газеты. Всем было ясно, что на свою зарплату Горбачев такой подарок жене сделать не смог бы! Зачем же нужна была эта показуха?!

Тогда я сказал своему отцу, что Михаил Сергеевич долго у власти не удержится.

Запомнилось и единственное посещение заседания Политбюро, продемонстрировавшее непонимание Горбачевым азов экономики. Было это весной 1991 года, после знаменитого XXVIII съезда КПСС (в октябре 1990 года), на котором членами Политбюро выбрали всех главных коммунистов союзных республик. Добавили дополнительно пяток VIP ов , забыв, правда, включить в Политбюро предсовмина Н. И. Рыжкова. Глупость неимоверная! (Раньше такой же глупостью было то, что даже кандидатом в члены Политбюро не был легендарный председатель Госплана Николай Константинович Байбаков!)

Так вот, обсуждался вопрос о земельной реформе, говорилось о новых формах собственности на землю. На заседание были приглашены представители экономических ведомств. От Минфина был Володя Орлов, от Минэкономики – Андрей Шаповальянц, от Госбанка – я… Посадили нас на приставные стульчики. Заседание началось в 10 часов. Итак, идет обсуждение, Горбачев как всегда демагогичен, демонстрирует новое мышление, говорит что-то о частной собственности, после него прошла еще пара выступлений. В 12 часов объявляется перерыв. Мы с Орловым стоим, поглощаем выданные сосиски, к нам подходит первый секретарь ЦК КП Узбекистана Ислам Каримов (ныне президент). Мудрый человек, я к нему и Назарбаеву очень уважительно отношусь. Хотя и Алиев тоже был прекрасным мужиком. А остальные… Не говоря уже про Эдичку Шеварднадзе!

Хорошо зная по Минфину Володю Орлова (Каримов до этого был министром финансов республики), Ислам Абдуганиевич подходит к нам и после нескольких общих фраз сердито говорит: «Чего вы этого болтуна держите?!» Мы немного опешили, я видел столь близко Каримова впервые, а Владимир Ефимович, не в пример предшественникам – Гарбузову и Павлову, был человеком деликатным. «Все это хреново закончится!» – закончил свою образную речь узбекский лидер и пошел дальше. Лучше и не скажешь!

Потом Каримов в своем выступлении обратился к генсеку: «Михаил Сергеевич, страна огромная, в каждом регионе свой ресурс земли. Везде разные традиции и обычаи. Не старайтесь вы для всей страны ввести одинаковые правила! У нас за участок земли в Ферганской долине люди будут убивать друг друга! На земле в республике работают узбеки, в торговле – таджики и евреи, в промьшленности – славяне. Не лезьте вы повсюду со своими идеями!»

Вскоре появился проект нового союзного договора, который, видимо, был действительно необходим, однако там с финансовой точки зрения прописывались откровенно глупые вещи. По инициативе Горбачева договор готовился втайне от руководителей всех экономических ведомств, включая правительство. Но об этом отдельно.

Приход в Госбанк

Я в Англии видел, что все ходят по левой стороне улицы, в Германии и России – по правой стороне улицы, а я предпочитаю передвигаться по той, что удобней.

В. В. Геращенко

Очевидно, у меня есть способность подводить черту под определенным периодом своей жизни и решительно начинать новое порученное дело. Так я менял страны, в которых работал, виды деятельности, периодически погружался в совершенно новые дела. Недолго меня пугало, например, незнание немецкого языка, когда понадобилось поехать на работу в Германию. Или высшая мера (правда, к счастью, не реализованная), к которой приговорили моего предшественника в Сингапуре. Есть такое слово «надо», вот и ехал. Поэтому, когда в 1989 году представился случай попробовать себя в Госбанке, согласился охотно и занялся необходимой, хотя и несколько бюрократической работой по составлению кредитно-денежных и валютных планов и контролю их выполнения.

Хотя, прямо скажем, это назначение было достаточно неожиданным для меня и никак не было связано с тем, чем я занимался до этого.

Я в то время был первым заместителем председателя правления Внешэкономбанка СССР. До меня кандидатом на должность председателя Госбанка СССР был заместитель председателя Госплана СССР В. Г. Грибов (перед этим – начальник отдела финансов, себестоимости и цен Госплана), креатура В. С. Павлова, но его назначение «зарезали» депутаты Верховного Совета СССР. Тогда депутатское чистилище были обязаны проходить все кандидаты в министры и на другие высшие должности государства. Видимо, Грибов, распределяя ресурсы для капвложений, обидел многих директоров, ставших позже депутатами.

Когда мне позвонили и сказали, что в субботу будет совещание у председателя Совета Министров Н. И. Рыжкова по проблемам денежного обращения, на которое приглашают и меня, я удивился. Обычно приходилось ходить на различные совещания, но только тогда, когда на месте не было председателя Внешэкономбанка. Однако выяснилось, что на этот раз хотят видеть именно меня.

Я поехал к Николаю Викторовичу Гаретовскому, который в то время был председателем Госбанка. С ним у нас были хорошие отношения: когда я пять лет «трубил» в Сингапурском отделении Московского народного банка, он был завсектором ЦК КПСС, и мне часто приходилось бывать у него с отчетами.

Приезжаю, спрашиваю: «Что случилось? Зачем понадобился?» – «Знаешь, – отвечает он, – кандидатуру нового председателя Госбанка не утвердили, и возникла, как вариант, твоя фамилия. На тебя хотят посмотреть».

В то время вопросы денежного обращения были от меня, работавшего во Внешторгбанке, не сказать что уж совсем далеко, но и непосредственно этим заниматься не приходилось. Взял я книжку «Современные Соединенные Штаты Америки», вьпущенную Институтом США и Канады, прочитал, как они там живут. По статистике выходило, что большая часть семей в США живет на зарплату, а не на доходы от капитала, как часто можно было слышать. В США в то время только 1 % семей имел в составе своих доходов более 50 % доходов от капитала. Еще у 13 % семей доходы от капитала составляли 25 % в общем объеме доходов. То есть чистых рантье в Америке тогда практически не было. Главным богатством у американцев было жилье. Именно поэтому жилье и ипотека были в значительной степени движущими силами развития экономики США.

Вот примерно в этом духе я и высказался на своем «просмотре», сказав, что и в СССР нужно развивать этот сектор, заниматься жилищным строительством и его кредитованием. Тем более что у нас в то время активно развивалось кооперативное строительство, Промстройбанк давал кредиты на 15 лет под 3 % при первоначальном взносе 40 %. Люди занимали деньги у знакомых, родственников, ездили в стройотряды, чтобы набрать взнос и вступить в кооператив.

После того заседания меня пригласил к себе заместитель председателя Совета Министров Леонид Иванович Абалкин и сказал: «Есть предложение тебе возглавить Госбанк». Говорят, меня рекомендовал посмотреть Н. Я. Петракову В. С. Павлов при встрече с ним. Я подумал и решил: а почему бы нет?! Во Внешторгбанке я уже вроде бы вырос, ничего нового я там не узнаю. Снова ехать работать за границу уже не интересно, да и семья не сможет поехать. А тут – совсем другой уровень задач. Тем более, работая в загранбанках, я постоянно сталкивался с политикой центральных банков разных стран и какое-никакое представление на этот счет имел. В общем, согласился.

Правда, отец мой, узнав об этом, ругал меня: «На кой хрен тебе это надо?!» Он совершенно справедливо считал, что слишком много непонятного происходило тогда в финансовой сфере. Тем более он имел опыт работы в этой «конторе» и не воспользовался случаем ее возглавить. Мнение отца я уважал, но в том случае поступил по-своему.

Я тоже на заре своей карьеры работал в Госбанке на Неглинной улице, 12, и вроде как входил второй раз в ту же реку. Правда, вернуться через 30 лет в «контору» мне не удалось. Николай Иванович Рыжков, став премьером, перестал использовать это слово, ну не понравилось оно ему, очевидно, ассоциировалось с «Рогами и копытами» Остапа Бендера. А зря, «конторщик» – это просто счетовод (от итальянского слова «конто», что значит «счет»).

В июле – августе 1989 года Верховный Совет СССР две недели поименно утверждал всех членов последнего Совета Министров. Тогда же он большинством голосов поддержал мою кандидатуру. Подробностей обсуждения в моей памяти осталось мало, как-то быстро оно произошло. Я даже удивленно спросил депутатов: «И это все? Я думал, будет интереснее»[3]3
  Голосование проводилось мандатами. Заседание вел Е. М. Примаков, пошутивший: «Так как Геращенко дальтоник, он не разберет, какого цвета поднятые вами мандаты». В итоге большинство было за, 2 – против и 5 воздержались. – Примеч. Н. Kpomoвa.


[Закрыть].

Придя в Госбанк, я никаких крупных изменений не производил, так как исходил из того, что здесь всегда работал знающий аппарат. Однако банковская реформа 1987 года поставила перед Госбанком задачу видоизмениться, проводить денежно-кредитную политику предстояло в новых условиях, следовало учиться осуществлять надзор над новыми появляющимися спецбанками, а вскоре и коммерческими и кооперативными банками.

Раньше у нас инструментами регулирования были кредитный и кассовый планы. За нами было кассовое исполнение госбюджета. А вот денежно-кредитная политика, регулирование посредством изменения процентных ставок  было внове. Тогда же в спецбанки была передана коммерческая работа Госбанка.

За 1990–1991 годы мы очень быстро отказались от квартального кредитного плана и кассового плана и уже больше занимались развитием системы коммерческих банков, а также подступали к вопросам валютного регулирования. Мне сделать это было несложно, так как у меня старого, чиновничьего опыта работы с Госпланом и Минфином в общем-то и не было, поэтому ничто не связывало с прошлым и не пришлось переучиваться. Во Внешэкономбанке мне, правда, некоторое время пришлось заниматься вопросами валютного плана и платежного баланса страны, вот тогда я вынужден был участвовать во всякого рода чиновничьих играх.