355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Коротеев » Приключения 1975 » Текст книги (страница 25)
Приключения 1975
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 17:35

Текст книги "Приключения 1975"


Автор книги: Николай Коротеев


Соавторы: Игорь Подколзин,Борис Воробьев,Валерий Поволяев,Владимир Рыбин,Александр Козачинский,Владимир Караханов,Михаил Демиденко,Вадим Прокофьев,Юрий Юша,Геннадий Босов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)

Если бы это было все! Последним взрывом заклинило рули, и крейсер потерял всякую возможность маневра. И все-таки он продолжал идти к родным берегам. Самолеты прилетали, бомбили и улетали, а «Красный Кавказ», словно раненый исполин, отбивался от них и шел все дальше в открытое море. Проходил час за часом. Наступала темнота, и это вселяло надежду, что скоро налеты прекратятся, но оставалась главная опасность – вода. Она продолжала поступать в нижние помещения, а усилившийся ветер и волны разрушали те временные крепления, которыми преграждали путь воде аварийные партии. Положение ухудшалось с каждой минутой.

– Дифферент на корму четыре метра, – доложил Гущину командир электромеханической боевой части.

– Вода затапливает отсек вспомогательных механизмов, – последовал новый доклад.

– Механизмы обесточить, боевой пост покинуть! – приказал Гущин.

Требовалось принимать срочные меры по спасению корабля. Снова позвонил главный механик и предложил лечь в дрейф.

– Нужно погасить скорость, – сказал он. – Может быть, тогда напор воды ослабеет…

Погашена инерция корабля. Израненный крейсер отдан, по сути, на волю волн, а положение мало чем изменилось. Пущены в ход эжекторы, переносные и стационарные насосы. Но они то и дело останавливаются: в воде много мусора, который забивает сопла установок. Краснофлотцы аварийных партий, стоя по грудь в ледяной январской воде, очищают насосы. Ничто не помогает. Дифферент медленно, но неуклонно увеличивается. Надо снова запускать машины. Лежать в дрейфе больше нельзя.

Крейсер дал ход. И тотчас поступил доклад:

– В котельном номер четыре – вода! Затем доклады обрушились лавиной:

– Затапливает коридор командного состава!

– В артпогребах главного калибра – вода! Крейсер тонул…

Была ночь на 5 января 1942 года. «Красный Кавказ» подходил к Новороссийску. До Туапсе оставалось еще 70 миль…

И все-таки они дошли! Наперекор всему. Фантастический вид являл собой крейсер. Кормы не было – она вся ушла под воду, которая плескалась у четвертой башни. Из многочисленных пробоин в бортах высовывались матрацы, спасательные нагрудники, матросские бушлаты и одеяла – все, чем моряки преграждали путь воде.

По неписаным морским законам корабли, стоящие в гавани, высылают швартовные команды, чтобы встретить соратников, возвращающихся из дальнего похода. С изумлением смотрели моряки туапсинского порта на «Красный Кавказ». На боевых постах крейсера стояли насмерть уставшие люди. Покрытые ранами, промокшие и обожженные, они тем не менее довели корабль до родного причала.

…Осмотр показал, что отремонтировать корабль в Туапсе невозможно. Для этого нужно идти в Поти. Еще двое суток «Красный Кавказ» вели на буксире. На море по-прежнему не утихал шторм. Лопались тросы, «с мясом» вырывались кнехты и полукипы, за которые заводились буксиры. Лишь перед самым Поти ветер успокоился, и «Красный Кавказ» медленно вошел в гавань.

И здесь экипаж пережил волнующие минуты. Всем было известно, что эскадра перебазировалась в Поти, и краснокавказцы готовы были увидеть знакомые корабли. Но открывшаяся картина заставила в волнении забиться сердца. Да, вся эскадра была в Поти. Но корабли застыли в торжественном строю, украшенные флагами расцвечивания. Их экипажи выстроены вдоль бортов. Доносятся звуки встречного марша. Встречают? Но кого?

Эта мысль возникла у всех на «Красном Кавказе» и в следующий момент погасла: на флагмане и на других кораблях взвились сигналы: «Слава героям Феодосии!», «Да здравствует героический крейсер «Красный Кавказ»!»

Встречали их! На буксире крейсер шел вдоль строя кораблей, с которых раздавалось русское «ура!» – боевой клич наших предков. Вот он, высокий миг, оправдывающий понесенные жертвы и страдания, страдания и жертвы во имя Отечества! Нет священнее этого мига, потому что его апофеоз оплачен праведной кровью соратников и друзей…

А 3 апреля 1942 года был передан Указ о присвоении особо отличившимся кораблям Военно-Морского Флота звания гвардейских. И первым был назван крейсер «Красный Кавказ»!

Сейчас его уже нет в строю. Он честно отслужил положенный срок. Но бессмертны его традиции и его слава, которые, как святыни, берегут на флоте. Бессмертна память о первых гвардейцах, изумивших и восхитивших своими подвигами весь мир…

ИГОРЬ ПОДКОЛЗИН
Полет длиною в три года

Дорога шла у самого берега. Слева, из-за тянувшегося вдоль уреза воды проволочного заграждения, линий кое-где осыпавшихся траншей и зелено-желтых бугров пустых дзотов, доносился шум прибоя. Светало. Над влажным, поблескивающим кварцем шоссе поднимался легкий утренний туман. Слабый ветерок с моря еле-еле покачивал подсвеченные первыми холодными лучами солнца верхушки сосен. Их словно выкованные из меди стволы одиноко возвышались из густого березового подлеска. В воздухе стоял смолистый настой хвои.

У обочины зашевелились кусты, будто кто-то, смахивая росу, затряс ветки. Среди зарослей низкорослой ольхи и разлапистого орешника появилось лицо человека. Чуть-чуть раскосые, с больным, лихорадочным блеском глаза, слегка прикрытые воспаленными веками, настороженно осматривали тракт. Человек был невысок ростом, худ, небритые щеки ввалились, почернели и еще больше подчеркивали острые скулы. Из-под суконной финской фуражки с большим согнутым домиком козырьком выбивались темные редкие пряди давно не стриженных волос. Перетянутая широким ремнем коричневая куртка с накладными карманами в некоторых местах была порвана и перепачкана глиной, мятые брюки измазаны на коленях зеленью травы, грубые кожаные пьексы[23]23
  Пьексы – лыжные ботинки.


[Закрыть]
насквозь промокли и потемнели от росы. На груди прячущегося висел немецкий автомат, из-за пояса торчали две гранаты с длинными деревянными ручками, парабеллум и настоящий боевой пукко.[24]24
  Пукко – финский нож.


[Закрыть]
На шоссе послышался звук мотора приближающейся машины.

Человек вздрогнул, отпрянул назад и затаился. Затем осторожно отвел рукой ветки и, оставаясь совершенно невидимым со стороны, продолжал внимательно следить за дорогой. Так он простоял довольно долго. Мимо него уже много раз проносились машины. Человек выглядывал и прятался снова. И все чего-то ждал. По его изможденному лицу скользили тени, словно он силился и никак не мог на что-то решиться. Незнакомец видел странных, непонятных ему людей, сидящих в кузовах автомобилей. На их пилотках и касках были звезды, а на плечах… погоны. Кто это? Чьи войска? Кому принадлежит эта незнакомая ему форма. Если отступающие власовцы, что почти совершенно исключалось, то почему звезды, а если русские, у них не должно быть погон.

Затарахтело совсем близко. Куда-то спеша, разбрызгивая воду из луж, промчался мотоциклист, оставив после себя сладковатый запах газолина. Несколько минут было тихо. Затем показался юркий военный «виллис» с белыми звездочками на бортах. Неожиданно машина дернулась, вильнула вправо, скрипнула тормозами и, свернув к обочине, остановилась прямо против того места, где прятался человек. Из своего укрытия он прекрасно видел всех, кто находился в автомобиле. Их было четверо: один, судя по головному убору – фуражке с черным околышем и лаковым козырьком, офицер и трое в плащ-палатках – очевидно, солдаты.

– Вот не повезло, скажи пожалуйста! – сидевший за рулем парень в защитного цвета ватнике выскочил на дорогу и, как это делают все шоферы мира, пнул ногой скат. – Второй раз за сутки – камер не напасешься. Набросали шипов, гады ползучие, – и, обернувшись назад, бросил: – Вылезай, приехали к теще на блины.

Вылезли все остальные и, тихо переговариваясь между собой, стали вокруг машины.

– Долго загорать-то? – спросил, глядя на спущенный баллон, офицер. – Не застрянем до вечера? Запаска-то есть?

– Найдется. Возни минут на десять, не больше, если ваши подсобят.

«Говорят по-русски. Тот, что в фуражке, назвал солдат товарищами. Значит, советские. А погоны? Кутерьма получается. Ну да черт с ним – была не была, хуже не станет». Человек раздвинул кусты, какое-то мгновение помедлил, затем шагнул вперед и прыгнул через кювет на дорогу.

– Здравствуйте.

Стоящие на шоссе от неожиданности отпрянули за «виллис». Двое вскинули автоматы, командир выхватил пистолет, водитель, держащий в обеих руках «запаску», поскользнулся и плюхнулся животом на капот.

– Ни с места, руки вверх! Хальт! – офицер вышел вперед.

Незнакомец недоуменно посмотрел на военных и медленно поднял руки.

– Кто такой? Откуда?

Люди обступили пришельца, разглядывая его с явным интересом.

– А вы кто? Чьи будете?

– Ага, русский, значит, так что ж, не видишь, ослеп? Красноармейцы…

– А погоны?

– Чего погоны? Ты толком говори.

– Погоны откуда, спрашиваю?

Стоящие у машины переглянулись и заулыбались.

– Чудак человек, шуткуешь, стало быть? Ты что, с неба свалился? Уже год как ходим с новыми знаками различия. – Офицер дотронулся до погон. – Ввели в сорок третьем, странно, что ты этого не знаешь. Иль не слыхал?

– Я многого не мог знать, но теперь вроде становится ясно. – Человек опустил руки и подошел ближе.

– А сам-то кто будешь? – спросил один из бойцов. – Партизан или из тех, – он ткнул пальцем куда-то за спину, – с повинной идешь? А может, кукушка?

– Рассказывать долго. Одним словом, свой, советский. Подбросьте меня в штаб, там выясним.

– Это можно, – офицер вложил пистолет в кобуру. – Только, мил друг, тебе того… оружие сдать придется…

– А вы его мне давали, оружие-то, – незнакомец весь напрягся. – Давали, говорю, его мне или нет?

– Ладно, давали не давали, неважно. Не кипятись, порядок такой. Садись сзади. Арсенал свой сними и заверни в плащ-палатку. – И, повернувшись к шоферу, спросил:

– Скоро у тебя там?

– Все готово, сейчас поедем, только гайки закреплю. А вы полезайте, чего стоять-то.

Люди расселись, устраиваясь поудобнее, с любопытством поглядывая на нового пассажира. Они явно ждали, что он начнет о себе рассказ. Однако человек, уткнув подбородок в поднятый воротник куртки, молчал. Шофер включил мотор, и машина, шелестя шинами по гравию, помчалась дальше.

Через полчаса миновали стоящую на развилке, наполовину разбитую снарядом виллу, свернули направо, в березовую рощицу, въехали во двор небольшого хутора и остановились у дверей маленького, по-фински аккуратного, окрашенного в темно-красный, почти вишневый, цвет, деревянного домика.

Не выходя из машины, офицер крикнул сидевшему на чурбаке у входа пожилому солдату, который вылавливал что-то из котелка алюминиевой ложкой.

– Эй, славянин, проводи к майору Винонену.

«Винонен? Финн! – незнакомец огляделся по сторонам. – Неужели ловушка? Но ведь их четверо: сами бы справились».

– Кого? – лениво протянул, вставая с чурбака, солдат. – Его, что ли? А для какой он ему надобности, майор-то?

– Да шевелись ты! Делай что приказано, некогда нам! – крикнул водитель.

– Все только и горазды лаяться. Вечно некогда, пообедать спокойно не дадут человеку. Ладно уж, пойдем, что ли?

Незнакомец взял узел и вылез.

– Спасибо, что подвезли, ребята.

– Чего там, корешок! Свои люди. Погонам больше не удивляйся! – В машине засмеялись. – Пока, парень!

– Ступай прямо, – боец пропустил человека вперед.

Они вошли в узенькие сени. Часовой открыл дверь. В комнате за маленьким письменным столом сидел совсем молодой, краснощекий и белобрысый младший лейтенант.

– Здравствуйте, – человек улыбнулся и положил автомат на стол, – могу я видеть кого-нибудь из начальства?

– А зачем оно вам, начальство? – офицер принял суровый вид и впился, как ему, очевидно, казалось, пронизывающим взглядом в незнакомца. – Сначала расскажите, кто вы, зачем прибыли, где перешли фронт?

– Там и объясню, – лицо незнакомца помрачнело, – проводите к главному.

Неожиданно отворилась дверь, ведущая в другую комнату. На пороге появился среднего роста майор, лет пятидесяти, в очках, совершенно седой, в надетой поверх кителя меховой безрукавке.

– Что здесь происходит? – спросил он, несколько растягивая слова, и с любопытством посмотрел на незнакомца.

– Вот, связисты задержали бродягу какого-то подозрительного. Да еще огрызается, – офицер выбежал из-за стола и зачем-то выхватил пистолет. – Автоматом грозит…

– Меня никто не задерживал, я сам попросил их подвезти. А все мое оружие у тебя на столе.

– Вы ко мне? Проходите, – майор посторонился, пропуская незнакомца.

В большой, скудно обставленной комнате было светло, пахло душистым табаком, вымытым полом и свежестругаными досками. Напротив двери стоял небольшой, застеленный белой бумагой стол, рядом два полумягких кресла, в углу аккуратно, по-госпитальному застеленная кровать, на стене большая военная карта-пятиверстка.

– Садитесь к столу поближе.

Майор взял коробочку из-под конфет, достал щепоть табака и набил трубку. Заметив, как человек сглотнул слюну, он пододвинул к нему коробку:

– Курите, папирос нет, свертывайте из газеты.

– Спасибо, с удовольствием, давно без курева.

Закурили. Майор сел, положил локти на стол и, уперев в ладони подбородок, спросил:

– Ну, слушаю вас?

– Даже с чего начать не знаю, – человек затянулся, – путается все в мыслях.

– Вы русский?

– Да. Вернее отец у меня русский, а мать узбечка, я и родился в Ташкенте.

– Рассказывайте, не волнуйтесь, желательно поподробнее и по порядку. Но сначала представьтесь, пожалуйста.

– Мишин моя фамилия, Юрий Сергеевич, сержант, бывший стрелок-радист из эскадрильи морских дальних бомбардировщиков капитана Бахметьева…


* * *

В длинном, обшитом крест-накрест дранкой, но еще неоштукатуренном здании штаба морского авиационного полка сидели командиры, участники предстоящего полета. Операцию готовили с особой тщательностью, теперь же уточняли отдельные детали. Под потолком слоями висел синий табачный дым. Когда стало ясно, что вроде обо всем договорились, детали утрясли и обсудили, поднялся генерал:

– Прошу внимания, товарищи. Тише. И хватит дымить – дышать нечем.

Все зашикали и начали поспешно обо что попало гасить папиросы. Когда стало совсем тихо, генерал продолжил:

– Я еще раз подчеркиваю всю важность этого особого задания: прыжка не только через линию фронта, но почти через всю Германию. Нужно, чтобы каждый исполнитель проникся до глубины души ответственностью. Дело, пожалуй, не столько в стратегическом значении операции, сколько в ее политическом направлении. Вы представляете, как будет воспринято у нас, да и во всем мире то, что мы собираемся сделать. В то время, когда Геббельс раззвонил о полном, уничтожении нашей авиации, мы нанесем удар по Берлину. Помните это, товарищи. Ну а теперь можно отдыхать. Вылет ровно в двадцать два ноль-ноль.

Аэродром, расположенный на одном из островов Балтики, плотно затянули низкие клочковатые тучи. Моросил мелкий, нудный дождь. Погода, как говорят синоптики, самая что ни на есть нелетная. У самого леса застыли освобожденные от маскировочных сетей, готовые к старту тяжелые четырехмоторные самолеты. Тишина, только откуда-то от границы взлетного поля доносился хриплый, с повизгиванием лай сторожевой собаки. Вокруг машины собрался весь экипаж. Люди и полной боевой выкладке и, несмотря на август, в меховых коротких унтах, теплых кожаных куртках и шлемах. Иначе нельзя: там наверху температура минус сорок.

– Ну что ж, пора, – капитан Бахметьев посмотрел на светящийся циферблат часов: – По местам, друзья, дорога дальняя.

Один за другим люди исчезли в люке фюзеляжа, последний втянул внутрь дюралевую лесенку и захлопнул дверь. Начали на малых оборотах прогревать двигатели.

Тяжело переваливаясь по травянистому полю, бомбардировщики вырулили на старт, резко, на максимальном газу, взревели моторы, и машины тронулись сначала медленно и будто неохотно, потом все быстрее и быстрее, увеличивая скорость, разбежались и поднялись в небо. Набирая высоту, они вошли в сплошную облачность. Несколько минут летели в густом, как в парилке, месиве. Пробили облака. Флагман лег на курс, остальные заняли свои места в походном строю.

Мерно гудели двигатели. Каждый из членов экипажа занимался своим делом. Неожиданно через большое окно под ногами пилотов в огромном, точно озеро, разводье среди облаков показались редкие желтые и белые огоньки.

– Штурман, где мы? – командир вытер рукой лицо.

– Штеттин, товарищ капитан! Точно под нами.

– Далеко забрались. Как время? Укладываемся?

– Выдерживаем минута в минуту.

– Объекты на карту наносите поточнее. Мы сейчас, как первопроходцы, а после нас полетят другие, о них помните.

– Стараюсь, товарищ капитан.

Внизу, прочертив небо, мелькнули красные полосы ракет и замигал прожектор.

– Что это там? Неужели обнаружили?

– Здесь аэродром, товарищ командир. Фрицы сигналят: нам разрешают посадку. За своих приняли. Анекдот.

– Не мудрено. Уж кого-кого, а нас-то они никак не ждут. Жаль, поблагодарить их нельзя за любезное приглашение парой бомб. Ну да еще успеем.

Над Берлином, словно по заказу, туман рассеялся. В черной бездонной глубине оранжевыми искорками побежали цепочки и скопления огоньков. Столица рейха затемнена не полностью. Да и чего опасаться, по радио только вчера объявили: армия победоносно воюет далеко на востоке. А советской авиации и тем более таких дальних бомбардировщиков, как докладывали компетентные чины, уже практически не существует.

На высоте шесть тысяч метров, точно в заданном квадрате, ведущий, увлекая за собой остальных, начал сваливаться в пике. Пять, четыре, три, две! Две тысячи!

– Давай! – Бахметьев резко поднял и опустил руку.

Самолет вздрогнул, слегка взмыл вверх. От его длинного грузного тела попарно отделились бомбы и с воем устремились навстречу земле.

Багровое пламя взметнулось над Силезским вокзалом, за мостом через Шпрею и прямо в середине Александерплац. В стороне, на фоне языков огня хорошо видны высокие черные столбы заводских труб.

– А ну еще раз. Последних парочку, – капитан медленно потянул штурвал на себя.

Снова внизу от ярких взрывов шарахнулась чернота ночи. По небу начали шарить прожекторы. Беспорядочно забухали зенитки. То там, то здесь вспыхивали клубы разрывов. Их грохот, перекрывая шум моторов, со всех сторон проникал внутрь.

Враг уже опомнился – город погрузился во тьму, только зарева пожаров мутно проступали сквозь темную пелену.

Самолет повернул на обратный курс.

– Крепко мы их! Знай наших. Теперь можно и назад.

Вдруг снизу, под самым брюхом самолета, что-то затрещало и громыхнуло. Машину подбросило. Слева и справа, ослепив на мгновенье людей, разорвались снаряды. Командир резко положил штурвал, и бомбардировщик, скользя на крыло, выскочил из перекрестия прожекторов и нырнул в темноту.

– Осмотреться. Есть ли повреждения, – раздалась команда.

К Бахметьеву подошел штурман, стараясь перекрыть шум, крикнул:

– Компас разнесло вдребезги. Перебит бензопровод третьего двигателя, топливо из второго бака идет за борт, убит стрелок второй пушки.

Вокруг машины, ближе и ближе заклубились разрывы. Бомбардировщик, описав большую дугу, скрылся в густой облачности…


* * *

– Товарищ командир, – бортмеханик тронул Бахметьева за плечо, – еще один мотор отказал, остальные тоже барахлят, да и горючего всего ничего.

– Штурман! – позвал капитан.

– Слушаюсь, – лейтенант протиснулся в кабину.

– Где мы сейчас? Наши координаты поточнее?

– Точно сказать не могу, кругом туман, компас разбит, но, очевидно, где-то между Хельсинки и Выборгом.

– Связи нет с остальными?

– Рация повреждена осколками, плоскости и фюзеляж тоже продырявлены.

– Начнем пробивать облачность, – командир повел штурвал от себя. – Спустимся пониже, уточним место.

Самолет послушно и плавно пошел вниз. На высоте шестьсот метров посветлело. Затем машина словно вывалилась из белых ватных облаков. Внизу плескалось море. Бомбардировщик, удерживая небольшую высоту, летел над холодными свинцовыми волнами. Вдали засинел низкий, покрытый лесом, берег.

– Это скорее всего Финляндия, район Хельсинки, – штурман показал на карту.

– Механик, на сколько у нас топлива?

– Минут на пять-десять, не больше.

– Что ж, будем садиться.

– А куда? Кругом одни елки да палки. Как у нас в тайге. – Штурман немного помолчал и добавил: – Глухомань.

– Было бы странным, если бы для нас специально приготовили аэродром. Поищем что-нибудь подходящее.

Самолет уже шел над простирающимся к горизонту сплошным зеленым ковром. По перебоям в двигателях чувствовалось, что они тянут из последних сил и могут отказать в любой момент.

– Вон впереди вроде площадка. Видите, там. Правее немного! – крикнул штурман.

– Вижу.

Командир стал разворачивать машину.

Бомбардировщик пронесся, чуть ли не касаясь колесами деревьев. Внизу действительно виднелась продолговатая поляна с небольшим синим блюдцем озера у начала опушки.

Самолет немного набрал высоту, сделал круг и пошел на снижение. Ниже, еще ниже. Внезапно раздался треск. Машина резко накренилась вправо – концом крыла срезала верхушку сосны, в следующее мгновенье последовал удар. Бомбардировщик затрясло, он запрыгал по кочкам и, ломая шасси о торчащие пеньки, плюхнулся на землю. Высоко вверх задралось хвостовое оперение, на какой-то миг оно замерло, потом грузно, со скрежетом опустилось вниз.

Из-под обломков, чихая и отряхиваясь, стали выбираться члены экипажа. Капитан отстегнул ремни, вылез из перекосившейся кабины, прошел немного и сел на ствол поваленной березы. Он достал индивидуальный пакет и попытался перевязать раненную при падении руку.

– Ну как? – спросил он приближающегося штурмана и зубами затянул узел.

– Все живы, товарищ командир. Бортмеханик ногу сломал, и у одного из стрелков стопа раздроблена. Помощь им оказали. Остальные так, ушибами отделались. Что делать будем? – штурман присел на корточки.

Экипаж окружил Бахметьева.

– Вот сейчас и решим. Но прежде всего снять пушки и пулеметы, вынуть из машины боезапас, гранаты, личное оружие, продовольствие. Оттащите все это подальше, вон туда, на бугор. Потом стрелка похороним как положено.

Люди начали выполнять приказание. Через полчаса снаряжение перетащили на небольшой холм. И опять все тесным кольцом обступили своего командира.

– Итак, нас десять. Мы сейчас на вражеской территории, но мы бойцы, в форме и с оружием, значит, будем драться, если противник обнаружит, а в этом я не сомневаюсь, ибо нас, очевидно, давно засекли наблюдатели. Сейчас отходить, тем более с ранеными, мы не можем, на ровном месте нас тотчас уничтожат. Машину взорвем, а сами организуем круговую оборону, закрепимся на этой возвышенности и встретим врага как и положено советским морским летчикам. Ночью, после разведки, попробуем уйти в лес. Есть другие мнения или предложения? Нет? Я так и думал, спасибо, ребята. А теперь за работу, окопы рыть поглубже, на совесть. Потом их соединим траншеей. Действуйте побыстрее, уже совсем рассвело. Сержант, ты начинай рыть могилу стрелку вон на той площадке.

Капитан стоял, навалившись грудью на еще влажную, только-только начинающую подсыхать стенку окопчика и сквозь белые зонтики багульника, от которых еле-еле веяло нежным, пряным ароматом, смотрел туда, откуда, по его предположению, должен появиться противник. Бахметьев был спокоен. В уме он несколько раз уже перебрал различные варианты и пришел к выводу, что то, что они сделали, единственно правильно. Действительно, в лес не уйдешь: чужая, незнакомая земля, чужие люди, до фронта очень далеко. На открытом месте их действительно быстро перебьют. А здесь оборона, как-никак укрепление и основная их цель – истребить как можно больше фашистов.

Издали донесся надсадный звук движущихся машин.

– Немцы, товарищ капитан! – крикнул кто-то.

– Вижу. Спокойно. Приготовиться к бою и замереть.

Вдали между деревьями, переваливаясь на ухабах проселочной дороги, показались три грузовика, полные солдат. На двух машинах стояли пулеметы. Грузовики выехали на опушку и остановились. Солдаты попрыгали на землю и, совершенно не таясь, двинулись к упавшему самолету.

Гитлеровцы густо окружили разбитый бомбардировщик, некоторые полезли на фюзеляж, в кабину, другие стояли около и о чем-то переговаривались, показывали в разные стороны руками, галдели.

Бахметьев приподнялся на локтях.

– Первая пушка по грузовику с пулеметом справа. Вторая по другому с пулеметом. Всем по фашистской сволочи огонь! – выкрикнул он.

Стрелки знали свое дело. Оба грузовика запылали одновременно. Пулеметные и автоматные очереди коси-ли растерявшегося врага почти в упор. Фашисты заметались и бросились к лесу. Поляна вокруг самолета зачернела убитыми.

– Прекратить огонь! – скомандовал капитан. – Укрыться! – Со стороны леса тотчас затрещали автоматы.


* * *

– Господин обер-лейтенант, – перед немецким комендантом участка стоял, еле переводя дыхание, финский солдат, – поручик передает, что недалеко от расположения его роты приблизительно час назад совершил посадку большой советский самолет, скорее всего морской бомбардировщик.

– Почему не доложили сразу?

– Темно. Не было полной уверенности.

– Где это, точнее? – офицер поправил очки.

– Метрах в пятистах от тракта.

– Передайте поручику – пусть отправится туда на грузовиках и окружит место приземления, экипаж захватить живьем. Выполняйте.

– Есть, – солдат отдал честь и выбежал из домика.

Не прошло и часа, как вдали загрохотали выстрелы.

– У черт, я же говорил – живьем, – проворчал офицер и крикнул: – Вилли!

– Я здесь, господин обер-лейтенант, – в дверях появился фельдфебель.

– Собрать роту, всех на машины…

– Есть! – унтер-офицер бросился отдавать приказ. Два грузовика, до отказа набитые гитлеровцами, покатили по шоссе. Высокие ели стеной стояли по обочинам дороги. Впереди, там, где за темно-зеленым частоколом сосен шумело море, гремели выстрелы, раздавались пулеметные очереди и частое уханье взрывов. Неожиданно сбоку, из кустов, на тракт выскочил, размахивая руками, егерь.

– Стойте! Стойте! Дальше нельзя. Очень опасно! – кричал он. – Русские простреливают дорогу.

– Где ваш поручик? – комендант открыл дверцу машины.

– Слушаю вас, господин обер-лейтенант. – Из густых зарослей бузины появился молодой финский офицер.

– Что у вас творится? Почему стрельба?

– Большевики окопались на вершине холма и ведут огонь из снятого с самолета оружия. У меня восемь убитых и много раненых.

– Ого, – крякнул комендант и, повернувшись к фельдфебелю, скомандовал:

– Вилли, атакуйте со стороны озера.

Обер-лейтенант прошел к опушке и, прислонившись к дереву, приложил к глазам бинокль. На краю поляны лежал самолет. Метрах в ста – ста пятидесяти от него у озерца возвышался небольшой холм. Офицеру сначала показалось даже, что там никого нет. Высота молчала. Над ней спокойно колыхалась волнами высокая трава, да кое-где были насыпаны кучки свежего желтого песка. Сейчас со всех сторон к холму, сжимая кольцо, приближались цепи немецких и финских солдат.

Внезапно высота ожила. Засветилась вспышками выстрелов. По наступающим ударили очереди автоматических пушек и пулеметов. Солдаты залегли. Тогда из-за укрытий с возвышенности зацокали одиночные короткие хлопки автоматов. Русские метко выбивали одного за другим лежащих на открытом болотистом пространстве солдат.

– Дьявольщина, так же они всех перестреляют. – Комендант опустил бинокль. – Поручик, прикажите людям отойти.

– Надеюсь, теперь вы убедились сами, – начал офицер.

– Помолчите лучше. Да быстрее выполняйте приказ.

Солдаты стали пятиться к лесу. Стрельба с холма прекратилась, защитники его экономили боезапас.

– Знаете что, поручик, – обер-лейтенант вынул портсигар и не спеша закурил сигарету, – предложите-ка им сдаться. Сопротивляться просто абсурдно. Пообещайте, что их не расстреляют.

– Вы говорите, предложить им сдаться? У меня никто не знает русского. Да и безрезультатно это, я встречался с большевиками – не сдадутся.

– Хорошо, тогда я сам возглавлю атаку. В центре. А вы ударьте с фланга, от шоссе.

Опять на высоту с воплями и криками, прижав автоматы к животу и поливая свинцом все перед собой, ринулись солдаты. Подпустив атакующих метров на пятьдесят, русские открыли огонь. Гитлеровцы снова отпрянули. На склонах в разных позах среди зарослей вереска валялись трупы. С каждой атакой их становилось все больше и больше.


* * *

– Мишин! – позвал Бахметьев.

– Я здесь, товарищ капитан. – Из ячейки рядом показалась голова стрелка-радиста.

– Проползите-ка по окопчикам, разузнайте, как там дела.

– Есть, – стрелок юркнул в траншею, соединяющую окопы. Мишин скоро вернулся. Лицо его было измазано землей, щека оцарапана.

– Ну что? Как они там?

– Плохо, товарищ капитан. Трое нас живых: вы, я и штурман, он ранен, правда, но говорит, что порядок, дескать.

– А с боезапасом?

– Вот все, – сержант положил в окоп три диска и шесть гранат. – И еще пара обойм к пистолету.

– Давай поделимся по-братски. Кстати, водички у тебя не найдется? Во рту все пересохло.

– Есть. Пейте, – Мишин протянул фляжку. – Все, все пейте, потом я к озеру смотаюсь, еще принесу.

«Будет ли это «потом»? – думал капитан. – Осталось их, боеспособных, двое. Штурман не в счет. Никогда не представлял, что придется вот так, вдали от Родины, ему, морскому летчику, погибать не в небе или море, а как пехотинцу. Вот она, значит, какая работа у пехоты, а ведь посмеивались над ней, матушкой: «Ну ты, инфантерия». Глупо, конечно. Эх, ребят жалко. Но лучше не думать об этом, не раскисать. Пока дышим – мы живы, ну а дальше уж не от нас зависит».


* * *

– Товарищ капитан? – сержант легонько тронул Бахметьева за плечо.

– Ты что? – капитан поднял голову.

Из темноты к нему почти вплотную приблизилось лицо Мишина.

– Штурман умер. Тихо-тихо так отошел, даже стона не проронил. А мучился, видно – он же в живот ранен и грудь.

– Чудесный был парень. – Бахметьев помолчал. – Одни мы теперь с тобой. Как, не боишься? Долго-то тоже не протянем. А умирать не хочется, ох как не хочется. Не страшно тебе?

– Сперва страшновато было. Это точно. А потом увидел, как наши дерутся и гибнут, так вот, честное комсомольское, ничего не боюсь. Возмущение меня взяло, ярость, что ли. Зубами их рвать готов. И страха нет, прямо удивительно.

Мишин хотел что-то сказать, но, очевидно, раздумал, повернулся и уполз в свой окопчик.

Взошла луна. Желтая, словно вырезанная из латуни. Прокричала, укладываясь спать, какая-то птица. В траве совсем рядом робко застрекотал кузнечик, ему ответил другой, третий. Зазвенело. Откуда-то до Бахметьева долетел знакомый до боли в душе горьковатый запах тлеющего сена, так пахло, когда он, еще будучи мальчишкой, выезжал далеко за деревенский выгон пасти лошадей и, подбрасывая в костер охапки сухого курая, наслаждался этим терпким запахом дымка, звоном ночной степи и мерным хрупаньем жующих траву коней.


* * *

С рассветом обер-лейтенант приказал начать решительный штурм.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю