Текст книги "Приключения 1975"

Автор книги: Николай Коротеев

Соавторы: Игорь Подколзин,Борис Воробьев,Валерий Поволяев,Владимир Рыбин,Александр Козачинский,Владимир Караханов,Михаил Демиденко,Вадим Прокофьев,Юрий Юша,Геннадий Босов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)

Здесь самая большая плотность населения на земном шаре, город занимает также первое место и по количеству самоубийств… Он давно затмил Шанхай моей юности по темпам роста небоскребов, количеству ткацких фабрик, роскоши отелей и ресторанов, обороту банковского капитала и проституции. Город рос как на дрожжах, прекрасный и отвратительный, неповторимый и больной всеми пороками.

Господин Фу доехал до причала Ван-чай, где пересел на паром. Он с телохранителями ушел в первый класс, Пройдоха Ке затерялся в толпе на полубаке. Трудовой Гонконг вставал раньше петухов. Из Виктории, района небоскребов, оффисов и белоснежных вилл, возвращались в свои лачуги полотеры, мусорщики, электромонтеры, кули, которые вместо лошадей ночами тащили повозки с продуктами по крутым улочкам, чтобы утром в лавках для господ были свежие фрукты, мясо и рыба. Рабочие люди сидели на корточках, некоторые спали сидя. Пройдоха заглянул через иллюминатор в первый класс. Там, кроме господина Фу и его парней, никого не было – для пассажиров первого класса было еще слишком рано.

Потом они ехали на машине. Господин сел рядом с шофером, остальные разместились сзади. Отсюда до аэродрома было рукой подать.

Аэродром Кай-так также являлся своего рода уникумом. Для аэродрома требовался простор, чтобы самолеты, разбежавшись, имели возможность взмыть вверх, набрать высоту. В английской колонии Гонконг не нашлось подходящего земельного участка, поэтому намыли песчаную косу, выходящую далеко в море. Она, как кинжал, проткнула горло континента.

Машина остановилась. Сом проворно выскочил, открыл дверцу хозяину. Господин Фу пошел напрямик через зал ожидания, кивнул головой полицейским и таможеннику – они его не проверяли, они знали господина Фу. Пройдоха Ке, обливаясь потом, тащил багаж. Телохранители и не думали ему помочь.

Они вышли на лужайку. Господин Фу пошептался с каким-то военным и заторопился к причалу – на глади залива покачивалась старая, допотопная «летающая лодка», мастодонт времен второй мировой войны.

Старая калоша отбыла на Тайвань. Место в «летающем гробу» стоило намного дешевле, чем на суперлайнере, гарантирующем скорость, сервис и относительную безопасность. «Воздушный кули» ничего не гарантировал, и тем не менее у причала стояла очередь. Это беженцы из КНР – с детьми, с узлами… У них хватило денег откупиться от английской полиции, но не хватало на билет в современном самолете, и они торопились улететь к родственникам на Тайвань, чтобы побыстрее удрать из неприветливого и коварного города.

Чрево «летающей лодки» набилось людьми, как огурец семенами. Удивительно, что столько народу и скарба поместилось в небольшую, по сути дела, кабину из алюминия. В салон заглянул летчик, поманил господина Фу и провел его в отсек управления. На «лодке» было всего два человека экипажа, так что места в кабине хватало. Странный полет господина Фу начался.

Встречали их на вертлявой металлической моторке военные, китайские националисты. Офицер церемонно поклонился, пожелал: «Фа-цай! Фа-цай!» (Счастья, богатства!)

Гидроплан улетел, моторка пошла к берегу, где белели домики гарнизона острова. Кое-где еще виднелись старые, осыпающиеся окопы и позиции дальнобойной артиллерии. Орудий не было видно, их сняли с позиций несколько лет назад за ненадобностью.

Господин Фу шел с офицером. Пройдоха остался в обществе трех солдат. Это были старики. Когда-то, двадцать или больше лет назад, их привезли сюда с континента, вся жизнь их прошла здесь.

На другой день господин Фу неожиданно позвал Пройдоху на рыбалку.

– Мотор знаешь? – спросил он.

– Я знаю все моторы, – ответил Пройдоха.

Они поехали на небольшой лодке с подвесным мотором к южной оконечности острова. Третьим в лодке был американец. Небольшого роста, совершенно лысый, с янтарными глазами, как у огромной кошки. Но рыбалка выдалась какая-то странная. Господин приказал Пройдохе подойти к берегу у скалы, на которой торчал маяк, и ушел с янки.

Вернулись они к вечеру. И уже в темноте Пройдоха доставил их в казармы. Господин Фу улыбался, не в силах скрыть радость. Лысый янки снисходительно похлопывал его по плечу и что-то говорил. Пройдоха понял лишь одно выражение: «О'кэй!»

Потом прошло еще пять дней. Господин Фу не беспокоил слугу. Он целыми днями пил тонкое шаосинское вино, играл с офицерами в маджан, проиграл по-крупному, но проигрыш, казалось, не огорчил его, даже вроде бы доставил удовольствие… Потом ночью он вдруг разбудил Пройдоху и приказал следовать за ним к пристани.

– Домой будешь возвращаться морем, – сказал он. – На той лодке, на которой мы ездили рыбачить. Дойдешь до маяка, в миле от него прямо на юг увидишь джонку. Лодку потопи. За нее уплачено. Тебя ждут на джонке. Подъедешь, передашь им вот это. – Господни протянул брелок на цепочке – толстый, вислоухий божок из слоновой кости с рубиновыми глазами. – Вот и все. Вы пойдете к Гонконгу. В море вас встретит Сом. Что делать, он тебе скажет. Поступишь в его распоряжение. Иди!

Ке поплыл к Гонконгу. Он действовал точно по инструкции и вскоре оказался в джонке с экипажем из пяти человек, неразговорчивых и мрачных типов.

Они плыли несколько дней. Потом стали в фарватер почти около самого Гонконга и забросили сеть. Здесь сновала флотилия джонок – шел лов рыбы мигай. «Рыбаки» открыли трюм и вывалили туда рыбу поверх пакетов, завернутых в рогожу из копры.

«Не хватает, чтобы меня сцапала полиция, – рассуждал Пройдоха. – Господин Фу занимается контрабандой».

Наступила тревожная ночь. «Рыбаки» с автоматами залегли вдоль бортов джонки. Капитан спустился в каюту, настроил портативную японскую радиостанцию, связался с кем-то. К утру подошла еще более древняя джонка. С нее перебрался Сом, телохранитель господина Фу. Он привез документы и пропуск в Гонконг, При входе в пролив командовал уже Сом. Контрабандисты пробирались в северную часть города Нотан-роуд и чуть было не попали в лапы полиции.

Когда выскочил полицейский катер, джонки «рыбаков» окружили контрабандистов, и, пока полиция устанавливала, кто есть кто, лодка с контрабандой прорвалась к стене сампанов и моментально затерялась среди тысячи себе подобных.

Разгружали груз на следующую ночь. Взяв первый пакет, Пройдоха определил, что они везли, – золото.

– Тебе повезло, парень, – сказал Сом и впервые дружески похлопал Пройдоху по плечу. – Длинного господин выгнал… Ты займешь его место. Поздравляю с крещением!

– В чем тот провинился? – насторожился Пройдоха.

– Да… – неопределенно сказал Сом. – В общем, пистолет остается у тебя. Теперь ты тоже телохранитель шефа, мой напарник. Держи!

Он протянул Пройдохе деньги, тысячу гонконгских долларов. Пройдоха растерялся. Он никогда не имел столько денег.

– Слушай, вьетконговец, – сострил Сом. – От нас тебе никуда теперь не деться. Деньги советую пристроить в банк. На черный день пригодятся. Наш хозяин умеет хорошо платить. Но не любит трепачей и любопытных.

4

Над головой Пройдохи чернела бездна, усыпанная звездами, как гигантская песчаная отмель морскими ежами. Неожиданно хлынул ливень. Ке его не замечал. Он промок как губка, но шел, не прячась под козырьки крыш. Он шел к Томасу, старому гуркху, бывшему солдату английской армии. Гуркхи – жители Гималайских гор Индии. Издавна молодые горцы спускались в долину в поисках счастья и, наподобие шотландцев, нанимались в иноземную армию. Томас забыл родные горы, девчонку, с которой украдкой встречался у водопада. Родители его давно умерли, и ничто не связывало его с туманным прошлым, называемым юностью. Он дослужился до чина сержанта. Воевал в Бирме, Сингапуре, побывал в плену у японцев… Потом его освободили, и он долго колесил по белому свету, пока не осел в Гонконге. Томас был ночным сторожем индийской обувной фирмы. Носил тюрбан, как правовер мусульманин, но не верил ни в бога, ни в черта, тем более в пророков, которые, по сути дела, всегда были ханжами.

Томас пускал парня спать в каморку у входа в забаррикадированную на ночь обувную фабрику, и не без расчета – вдвоем безопаснее и веселее; гуркх в старости стал не в меру болтливым. Пройдоха умел слушать и делал вид, что верит услышанному. Я думаю, что и его дневники хранились у старого Томаса. Пройдоха был не настолько глуп, чтобы носить с собой смертный приговор.

Ке не дошел до Томаса – на перекрестке он угодил в полицейскую облаву. Полицейские в черных непромокаемых плащах скрутили ему руки, привычно обыскали, извлекли пистолет. Потом его добросовестно избили и бросили в камеру, набитую людьми.

Подобные камеры называют «отстойниками» – они словно бетонные кубы, куда стекаются городские нечистоты. Основная масса арестованных была просто бродягами, для которых камера оказалась божьим даром.

– Ты кто? – спросили Пройдоху шепотом.

Пройдоха не знал, можно ли здесь, где полно стукачей, ответить, что он человек господина Фу, поэтому промолчал. И его молчание восприняли как признак принадлежности к высшим ступеням преступного мира.

На другой день вызвали на допрос. Полицейский чин, не глядя на задержанного, рявкнул:

– Убирайся!

– У меня были деньги, – сказал Пройдоха.

Ответом послужил пинок, и Пройдоха вылетел из участка.

На углу стоял Сом. С опухшим лицом, но по другой причине, чем у Пройдохи. Он смачно сплюнул длинной тягучей слюной.

– Иов,[19]19
  Иов – морской сленг, означает – «неудачник».


[Закрыть] – сказал он.

Господин Фу не бил слуг. Если бы такая потребность возникла, это сделали бы другие. Господин Фу испепелял слуг презрением.

Распекал он на заднем дворе. Фасад дома у господина Фу выглядел европейским, но внутри здание было спланировано в традиционном китайском духе – с женской половиной, глухими кладовыми, затемненными спальнями, крытыми черепицей переходами между покоями. На заднем дворе высился каменный гараж, где рядом с «фордом» стояла двухместная коляска рикши. Господин Фу расхаживал в черном халате. Полы халата развевались. Господин Фу поучал:

– Я вас нанял, чтобы вы охраняли мою персону, а не шлялись. Отныне без разрешения не отлучаться!

Он внимательно посмотрел на Пройдоху:

– Чего морщишься?

– У него ботинки жмут, – сказал Сом. – Купил первый раз в жизни кожаные ботинки.

– Купи кеды или соломенные сандалии, чтобы не топать, как лошадь.

– У него денег нет.

– Ай-я! – сказал господин и замер. Потом зашипел: – Нашел слугу! Тратит за ночь больше, чем хозяин в молодости.

– Деньги отняли, – сказал Пройдоха.

– Угу, – выдавил из себя господин. – На!

Он положил на перила несколько долларов.

– В счет будущего. И учти, ты должен мне пять тысяч долларов.

– За что? – встрепенулся Ке. У него даже дыхание перехватило.

– Думаешь, тебя отпустили бесплатно? Или хочешь побывать там, где над входом красуется надпись: «Ее величества королевы Англии»?

– Что вы, господин! – сник Пройдоха. – Я отработаю. Я сделаю, что прикажете. Только где я заработаю такие деньги?

– Посмотрим, – неопределенно ответил господин и ушел.

Сом поднялся с бочки, сплюнул метров на десять.

– Между прочим, – пояснил он, – надпись, которую тебе сообщил хозяин, можно прочитать лишь в метрополии и у нас. Говорят, еще недавно она красовалась и в Австралии. В Индии ее сняли с тюрем, и в Сингапуре тоже.

– Где я заработаю столько денег?

– Иов! – выругался Сом.

Пройдоха пожал плечами. Он повторял про себя: «Пять тысяч! Пять тысяч!»

– Перестань удивляться, – рассмеялся Сом. – За меня больше заплатили.

Сом задрал широкую рубашку, вынул из-за пояса кольт, сунул в руки Пройдохе. Это было то самое оружие, которое отобрали у Пройдохи в полиции. Ке не задавал вопросов, каким образом оно оказалось у телохранителя господина Фу.

«Убегу!» – подумал Ке. Сом, читая его мысли, произнес:

– Ты теперь как обезьяна в сетке. Не вздумай бежать – найдут. Считай, что тебя мобилизовали в армию. Советую научиться отдавать честь. Пошли, покажу казарму.

Каморка в гараже была светлой, но невероятно захламленной. Сом не утруждал себя уборкой. Он указал на голый топчан:

– Твой.

– Уберешь комнату, белье с моей постели выстираешь.

В тот же день Ке познакомился с дочкой господина, красавицей Дженни. Она пришла в гараж, легла на капот машины, задрала ноги, закурила сигарету и начала душеспасительную беседу:

– Ты хочешь учиться? Я про тебя все знаю… Я умею подслушивать. И еще люблю, когда дерутся мужчины… Бенц! Бенц! Все в красных тонах… У меня эмоции принимают окраску… Я все вижу в разных цветах… Ты, например, оранжевый… Почему-то ты мне кажешься оранжевым. Наверное, потому, что ты хочешь учиться. А что толку? Я училась… Мы не принимали в свою среду серость. А теперь я пишу отцу отчеты. Он, как все китайцы, страшный бюрократ – падает на колени перед листом бумаги, если на нем написан хотя бы один иероглиф. Лучше бы я осталась в Штатах. У меня был… я тебе скажу, ты не трепач? – у меня был мальчик. Сын миллионера. Он был в меня влюблен… Он был такой голубой-голубой, вроде тебя, но ты оранжевый. Роковая любовь. Он застрелился из-за меня. Не веришь?

Пройдоха слушал болтовню хозяйской дочки вполуха. В гараже оказался кран, поэтому не пришлось таскать воду с кухни. Он затолкал простыню, наволочку, сорочки «приятеля» в чан, залил водой, засыпал стиральным порошком. Ничего, что вода холодная, стиральный порошок отъест грязь.

– А мой отец черного цвета, – продолжала Дженни. – В нем есть что-то трагическое…

Она уставилась на Пройдоху большими подведенными глазами.

– Оранжевый, – сказала Дженни и бросила окурок в чан с бельем. – Уберешь, – сказала Дженни, и ее глаза опять стали пустыми, как фары разбитой автомашины. – Мне жалко тебя! Ты попал к паукам. И сам станешь пауком, желтым пауком, отвратительным. Самый противный цвет – желтый, с чуть зеленоватым оттенком, и не по всему фону, а мазками… цвет стариков.

Она демонстративно повернулась и, играя бедрами, как уличная женщина, пошла к выходу.

5

Я предложил господину Фу сигарету. Он поблагодарил, закурил. Мое молчание затянулось. В конце концов, я имел право задуматься, испугаться, раскаяться или приготовиться к очередному туру схватки, своеобразной китайской борьбе в стиле «пинг-понг».

Господин Фу испытывал ко мне даже расположение за то, что я одолел его в приверженности к истинной традиции мистера Конфуция, попытавшегося когда-то навести в Поднебесной незыблемый порядок, но, как показало течение времени, породившего только беспорядок.

Я задал ему еще один вопрос с непосредственностью матерого констебля:

– А зачем вы пришли ко мне?

– Видите ли, господин Кинг… – начал он задумчиво. – Я вынужден побеспокоить вас, хотя официально нас никто и не представлял, но в наше стремительное время я решился на этот шаг, рискуя прослыть невежливым…

«Понесло, – подумал я. – Давай, давай!»

Я пропускал мимо ушей его извинения.

– Убили моего слугу…

Он замолчал и растаял в вопросительной улыбке. Я чудом сдержался, чтобы не вытереть внезапно вспотевшие ладони о платок. Мне необходимо было «раскачаться».

– Убили вашего слугу? – удивился я и получил в ответ утвердительный кивок.

– Да, это был мой слуга. Его застрелили.

– Вы думаете, что его убил я?

Более идиотского вопроса трудно было ожидать.

Господин Фу от моей наивности, граничившей с шизофренией, оторопел. Он глядел мне в глаза. И если бы я не выдержал и у меня мелькнул в зрачках намек на смешинку…

– Вы замешаны в убийстве, – растягивая каждое слово, произнес господин Фу.

Игра начала надоедать.

– Меня удивляет это обвинение… – начал я, распаляясь. – Господин Фу, вы знаете мой бизнес, я догадываюсь о вашем. Но мне нет никакого интереса вмешиваться в грязные истории. Вы меня знаете не первый год…

– Знаю… – неопределенно ответил гость.

– Неужели вы могли подумать, что я выстрелил в человека? С какой стати? Я никогда не ношу с собой оружия. Меня интересует только информация, информация и еще раз информация. Осложнения с полицией не входят в расчеты честного журналиста.

Конечно, он врал. Я вдруг почувствовал ловушку.

– Вы лжец! – рявкнул я, как потомственный колонизатор.

– Не желаю вести беседу в подобном тоне, – сказал Фу по-английски, встал и застегнул пиджак.

«Врет… – подумал я. – Не уйдет».

Нужно было придумать что-то более увесистое, чтобы сбить его с ног.

– Сядьте, господин Фу… – попросил я. – Извините. Не понимаю, что вас заставило прийти ко мне. Полиция не могла сказать подобных слов. Если бы у них было подозрение, они сами нашли бы возможность встретиться со мной. Садитесь! Извините, если я поступил грубо. Значит, вы заинтересованы в том, чтобы найти того человека? – Я задумался, шевеля языком под щекой. – Вам нужен очевидец… В данном случае этим человеком оказался я. Полиция… Вы разузнали, где меня искать. Но для этого нужно было узнать, кто я. Как вы установили мою личность?

– Установили? – переспросил настороженно Фу.

– Я догадываюсь, как… Значит, я вам нужен? Точнее, вы опасаетесь, что ваш слуга… предал вас. Так?.. Логично? Угадал?

Я вплотную «прижался» к его подозрениям, как положено в атомной войне, – самое безопасное место в непосредственной близости от противника.

– Он мог продать ценные сведения? – продолжал я.

– Вам лучше знать, – кисло улыбнулся Фу.

– О, если бы он успел!.. – Я сладострастно потянулся. – Я бы с вами разговаривал по-иному.

– Сколько вы хотите за сведения? – спросил напрямик Фу.

Я застыл. Это была непростительная неосторожность моего оппонента: нервы сдают.

– Вы в самом деле ничего не знаете? – выдавил Фу из себя.

– Вы от кого пришли? Не от мадам ли Вонг?

– Не шутите неосторожно, – ощетинился гость.

– Я и не собираюсь шутить, – ответил я зло. – Жаль, что нет ничего против вас. Если бы… Ваш слуга… Он мне показался неглупым парнем, только издерганным. У него почему-то белели уши. Жаль, искренне жаль, что разговор с вашим слугой не состоялся. Откровенно говоря, он вначале показался мне вымогателем. Но когда я услышал выстрел…

– Кто вас свел?

– Позвонили в редакцию… Последовал второй звонок. Я приехал. И вы еще спрашиваете…

– Зачем вы убежали из гостиницы?

– Во-первых, ушел. Во-вторых, как бы вы поступили на моем месте? Встречаетесь с человеком, не успеваете даже спросить его имени, как раздается выстрел… Кто же его убил? Ваши люди?

– Не мои, – сказал Фу.

– Так… – Наступила очередь удивляться мне. – Вы не знаете, кто звонил в редакцию? Разве вызов делался без вашего согласия?

– Моего? – вскочил господин Фу. – Вы клевещете на меня.

– Вы не знаете, кто меня свел с вашим покойным слугой?

– Нет!… Клянусь!

– Дженни, ваша дочка! – сказал я, давая понять гостю, что в случившемся виноват прежде всего он сам, вернее, его род.

Господин Фу начал медленно приподниматься с кресла…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1

Когда я вернулся к друзьям, слегка подпивший Боб, топорща усы, как кайзер, разглагольствовал на тему об эпохе Великих географических открытий.

Я прервал Боба:

– Может, вас все-таки интересует, кто приходил?

– Господин Фу, – сказал Боб и показал на визитную карточку, валявшуюся на столике. – А кто такой Фу? И зачем он приходил?

– Он хозяин парня, которого убили, – сказал я, – пришел узнать, успел ли покойный передать какие-либо записи или адреса…

– Ты сознался?

– Не возникло желания, – ответил я и налил рюмку коньяку. – С тобой трудно говорить… У нас разная амплитуда колебания мыслей.

– Я чувствую, что мешаю, – заявила Клер, встала и, поцеловав меня в лоб, как ребенка, вышла из комнаты.

Боб моментально стал трезвым – это он умел. Точно у него был клапан, и, когда дело доходило до серьезного, он нажимал на клапан, пары алкоголя улетучивались, и его сознание становилось ясным.

– У тебя есть фотоаппарат? – спросил я.

– Как всегда.

– Пошли. Займемся работой.

Прежде чем подняться к себе, я зашел в прихожую, отодвинул ящик для обуви, вынул дневники Пройдохи, затем мы забаррикадировались на втором этаже, завесили окно и начали работать.

Миниатюрный фотоаппарат Боба щелкал беспрерывно. Мы его закрепили на перевернутой скамейке. Я листал страницы. Мы отсняли шесть кассет.

– Куда их спрячем? – спросил я.

– Положу среди неиспользованных.

– Как потом найдешь?

– Найду… Если довезем до редакции.

– В редакцию мы повезем и дневники… – Я не договорил.

За дверью послышался чуть слышный шорох.

Я бросился к двери, повернул ключ. В конце коридора мелькнула тень.

– Кто там?

Я, перепрыгивая через ступеньку, скатился вниз. В холле служанка обтирала пыль с полок щеткой из птичьих перьев.

– Кто здесь был?

Служанка улыбнулась и пожала плечами.

– Я убирала окурки и бутылки.

Я вернулся к себе.

– Что случилось? – спросил Боб, рассовывая отснятые кассеты.

– Показалось, что кто-то подслушивал.

– Мания преследования, – ответил Боб. – Какие будут приказания?

– Требуется сжечь рукописи. Я без тебя не сориентировался. Сутки стучал на машинке, настучал три экземпляра. С ними как с гробом.

– Ладно, – рассмеялся Боб. – Через пятнадцать минут действуй. Служанка будет в угловой комнате. Клер сказала, чтобы я располагался там. А хозяйку не подозреваешь?

– За Клер ручаюсь. Мы друзья.

– Тебе лучше знать. Я пошел.

2

Кухня характеризует женщину. Женщине свойственно окукливание – это запрограммировано в ее генах. Наряды, обстановка в комнатах – вкусы преходящие. Чтобы изучить нравы, семейный уклад, уровень развития промышленности хотя бы той же Германии конца прошлого столетия, нужно было бы заглянуть на кухню бюргера, где фаянс, огромные пивные кружки, прочие мелочи рассказали бы больше, чем все стихи поэтов «бури и натиска». Недаром археологи ищут костровища первобытных людей.

На кухне у Клер был коктейль из современных и старинных вещей. Плита на сжиженном газе – газ здесь стоит очень дорого, но тем не менее Клер обзавелась подобной плитой, хотя, как я понял, пища готовилась на обыкновенном бензине или электричестве. Всевозможные кофейники, благородные от времени… Весы-коромысла, супницы, поварешки с инкрустированными ручками. Полочки, коробочки, ящички. Точно в старинной аптеке, хотя, по сути дела, кухня когда-то и была местом хранения медикаментов – дед и отец Клер служили портовыми карантинными врачами. Высился камин. Почему именно камин был на кухне, оставалось для меня загадкой. Он-то мне и требовался. Широкий старинный камин, в который хотелось сунуть мачту старинного клипера.

Жалко было сжигать рукописи. Вначале я рассчитывал, что есть шанс предложить их португальской полиции. Полиция обещала тысячи долларов за фотографию госпожи Вонг. Но визит господина Фу заставил изменить решение.

В. начале 60-х годов, во время корейской войны, ходили слухи, что при таинственных обстоятельствах было открыто лицо «королевы пиратов». И сделал это некий Корнхайт, «австралийский турист». Его следы затерялись на Филиппинах на вилле полковника ВВС США Эдварда Лонсдейла. Был еще слух, что некий филиппинец выдал ее резиденцию здесь, в Макао, недалеко от дома Клер. Но арест подозрительной «одинокой женщины» не состоялся, помешали власти Гонконга, точнее, английская военная разведка. В печать просочились подробности загадочного происшествия. Я слишком хорошо помню участь незадачливых журналистов. Один исчез, двое улетели в метрополию и пребывают по сей день в провинциальных газетках. «Спящую собаку лучше не будить». В общем, сплошные «пчелки в чепчике».

Но раз уж я влез в эту историю и втянул в нее друзей, я доведу ее до конца. Боб поможет пристроить дневники. У него нюх как у сеттера. Иначе бы он не пошел за мной в страну Шан-Гри-Ла, конкретно, не зная зачем.

Грустно было сжигать листки. Это горела не бумага, а жизни миллионов Пройдох, Маленьких Малайцев, китайцев Мын, Толстых Хуанов. Остался последний тусклый экземпляр перевода. Я свернул его трубкой.

– Как дела? – донесся голос Боба. – Справился?

– Заканчиваю.

– Правильно сделал. Чем меньше несешь, тем легче идти.

– Надо убираться отсюда побыстрее.

– Как ты это себе представляешь?

– Отсюда один выход, – сказал я. – Морем. Купим билеты на «трамвай» и утром будем в Гонконге. Там решим, что делать с материалом. Я надеюсь на тебя.

– Найду применение, – пообещал Боб. – Но в порту нас перехватят. И в море могут перехватить. У тебя есть второй паспорт?

– Никогда не было. Я не аферист.

– Вместе нам не стоит ехать, – размышлял Боб. – С пленкой поеду я. И с первым же рейсом. На меня не объявлена свободная охота, я в стороне и проскочу. Потом поедешь ты…

– Фотокопиям без оригинала цена два пиастра, – возразил я. – Я их привезу с собой. Дневник я оставил целым.

– Это может стоить тебе очень дорого.

– Знаю. Визит господина Фу – предупреждение. Только странно, что он приходил сам.

Мы замолчали.

И все-таки я еще не представлял подлинную цену дневников. Цена взвинчивалась, как на аукционе. И первый удар молотка мы услышали буквально через несколько секунд.

– Руки вверх! – раздался голос с хрипотцой. По тону чувствовалось, что не шутят.

– К стене! – следовали команды. – Опереться руками о стену, ноги шире! Не оборачиваться! Стреляю без предупреждения.

Мы «охотно» подчинились и встали у стены, как будто всю жизнь прожили с поднятыми руками.

– Длинный, пошарь за пазухой… – раздался тихий спокойный голос. Потные руки профессионально заскользили вдоль моего тела…

Мозг лихорадочно работал. Кто это свалился, как кошка на голову? Конечно, люди господина Фу. У него был телохранитель по кличке «Длинный». Господин Фу не поверил моей игре? Или заподозрил неискренность? Он был не в себе, услышав, что Пройдоху Ке вывела на меня его собственная дочь. Он потерял голову? И вот пришли его люди… Неужели он знает, что у меня дневники? Когда он был здесь, он не был в этом уверен. Может, ему поступил новый сигнал?.. От кого? От полиции? Но полиция не в курсе дела.

– Повернитесь! – последовала команда. – Опустить руки.

В комнате оказалось трое «гостей». Первым стоял Длинный. Это он шарил по карманам, выискивая оружие. Напрасно старался.

– Присаживайтесь, господа! – последовало предложение на английском языке с легким японским «прононсом».

Я сел. Боб, расправив усы, ни на кого не глядя, тоже сел, закинув ногу на ногу. Вид его был воинственным и нагловатым.

Конечно, Сом тоже явился сюда во всем блеске – в соломенной шляпе, рубашке навыпуск цвета хаки, с узкими погончиками, в тщательно отутюженных шерстяных брюках и с неизменными темными очками на носу. Я его сразу узнал по описаниям Ке. Он был пижон, телохранитель господина Фу, антиквара, преподавателя каллиграфии Гонконгского китайского университета, торговца наркотиками, контрабандиста, в общем, дельца, которых тысячи от Цейлона до Филиппин и даже до Сан-Франциско и Гаити. Сила пиявок, подобных господину Фу, в их тайных родовых связях. У них существуют кланы с широкой разветвленной сетью деловых отношений. Конечно, миллионы китайцев, хотя бы в том же Сингапуре или Гонконге, влачат ничтожную жизнь, немногим из эмигрантов удалось выбиться в люди, и именно поэтому «выбившиеся в люди» необычайно живучи, цепки, изворотливы и безжалостны. Кули, китаец с набережной чужого порта, двенадцать часов таскавший на спине корзину с рисом, вечером съедал в лучшем случае миску жидкой каши, приправленной вялыми овощами. Кули работал на земляка, главу клана, которого считал благодетелем – господин предоставил работу, пустил в ночлежку, дал ссуду, когда заболел ребенок. К своему господину обращается китаец и в моменты взрыва национальной резни, часто возникающей то в одном, то в другом уголке Тихоокеанского бассейна, куда континент выплеснул миллионы Ли, Ванов, Чжанов, Фу… За ними, как за Великой стеной, упрятались ростовщики, перекупщики, банкиры, контрабандисты, чьи фамилии были тоже Ли, Ван, Чжан… Последнее время, после резни в Индонезии, «люди» стали перестраивать структуру кланов и, главное, менять методы «работы», американизировав тактику и организацию.

Японец сидел на циновке, сняв по древнему обычаю обувь у порога, подложив под себя аккуратно ноги, положив руки на колени, точно собираясь молиться духам предков.

– Здравствуйте, господа, – улыбнулся японец. – Очень рад с вами познакомиться. Я, надеюсь, не ошибся? Вы господин Кинг? – он сделал легкий поклон в мою сторону. Я не ответил. – А вы кто такой?

– Чего нужно? – зло спросил Боб. – Если пришли грабить, то ошиблись адресом. Как бы я тебя сам не ограбил.

– О, значит, вы тоже журналист, – сделал поклон в сторону Боба главарь налетчиков. – Очень хорошо! Будем проводить пресс-конференцию. Только прошу не делать резких движений. Мои мальчики плохо обращаются с оружием, могут нажать с перепугу не на тот рычажок. И будет большая неприятность. И для вас, уважаемые господа, и для меня. Я отнюдь не хочу портить отношения с заморскими… друзьями.

– Кончай дергать за ногу, – не выдержал Боб. – Зря тратишь время. Если вы снимете мои часы, вам на троих мало достанется. Сматывайтесь, и я сделаю вид, что вас не заметил. Убери! – он привстал и оттолкнул ствол пистолета, который направил на него Длинный. – И будем считать, что мы незнакомы. Обещаю не сообщать о визите в полицию. Горе-грабители! И это потомок богини Амотерасу Омиками! Связались с подобной шушерой!

– Заткнись! – привстал Сом. Он не любил неуважительного к себе отношения…

Боб не обратил внимания на его реплику. Мой друг не теряется ни при каких обстоятельствах. Моментально нащупывает главную нить – подонки, разумеется, не тронут нас пальцем, пока им не даст команду главный. Ну а если он даст команду… Не имеет никакого значения, в какой момент гангстеры придут в ярость, на несколько минут раньше или позже… Если они будут бить, они ошалеют от запаха крови и возможности мучить безнаказанно чужую плоть.

Японец закрыл глаза: лицо его было печальным. Ох, эти самураи! Обожают мистику. Все у них идет по ритуалу… Даже когда варили китайцев живьем в котлах, они делали это с серьезным лицом. Но почему у господина Фу оказался в телохранителях японец? Ке ничего не писал про это… Кто этот японец?

– Кио ку мицу! – произнес, как молитву, главарь налетчиков.

У меня по спине побежали мурашки… «Кио ку мицу» – гриф. Его ставили во время прошлой войны на документах «Совершенно секретно, при прочтении сжечь». И вдруг я догадался, кто сидел на циновке передо мной. Это же Комацу-сан, или Комацу-бака, как называл его Пройдоха Ке. Комацу… Бывший офицер божественного микадо. Военный преступник, сумевший избежать возмездия. Слуга мадам Вонг. А может, и не только мадам? Может, он связной кемпентай?[20]20
  Японская военная контрразведка.


[Закрыть]

3

Т е т р а д ь

«Если со мной что случится в ближайшие часы, это значит – Комацу-отравитель узнал меня. Будь проклят, отравитель! Пусть у него вылезут ногти, лицо обезобразит проказа, суставы распухнут от ревматизма, а черви источат его тело, как старую тутовницу!»

«Кажется, пронесло! Он не узнал меня. Надо бежать. Я убегу подальше от моря, потому что море стало дорогой, на которой мы встречаемся. Я спрячусь в маленькой деревне. И я спрячу дневники, потому что, если со мной что случится, тетради будут жить среди людей и, может, найдут того, кто их прочитает. Они отомстят за меня!»