Текст книги "Звериной тропой. Дилогия"

Автор книги: Николай Инодин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

Чтобы сделать горн, пришлось снова тащиться через пару перевалов в место, где неизвестный Шишагову камень (они, собственно, все, кроме гранита и мрамора, ему были неизвестны), растрескивался и осыпался почти плоскими плитами разных размеров. Пока натаскал запас, связанная для переноски» коза» из палок натёрла носильщику спину. Одна радость – дождь, бесконечный, мелкий и холодный дождь наконец прекратился, а в один из дней в просвет между разорвавшихся туч выглянуло солнце. Роман целый день просидел в своей новостройке, обтёсывая и подгоняя каменные плиты. По вечерам сшивал заячьи шкурки, изобретая мехи. То, что получилось, больше напоминало волынку или бурдюк с горлышком из обрезанной берцовой кости барана, привязанный за углы к двум треугольникам из ореховых палок. Клапана изладил из кусков шкуры, для жёсткости подшив берестой. Наступив на палки нижней части, мастер ухватился за верхние, качнул мехи пару раз – из костяной трубки дунуло. Хватит этого, или нет – кто знает. Установил мехи на подставку возле горна, уложил на верхнюю раму подходящий камень, потянул перекинутую через блок верёвку. Из горна вылетело облако пыли. «Надо же, работает»– удивился Роман.

Когда горн был готов, оказалось, что половина принесённых плиток осталась неиспользованной. Тогда рядом с будущей кузней выложил Рома печку для изготовления древесного угля, собрав из плит камеру над местом для разведения огня. Верхние плиты можно было снимать, укладывать в камеру дрова, а потом, закрыв, засыпать землёй, оставив малюсенькую отдушину. Греться камень будет долго, но времени и дров у Ромки было навалом.

Запустив пиролиз первой партии, Роман пристроился рядом, выдалбливать тигель из куска мягкого камня. Увлёкся, выбивая своим единственным стальным инструментом аккуратное углубление и канавку для слива расплавленного металла, и не сразу сообразил, что произошло, когда от печи полыхнуло. Оказывается, из берёзовых палок выделилась какая-то бурая вонючая жидкость, и через щели в кладке попала в топку. Пришлось перекладывать печь, делать уклон для стока выделяющейся жидкости, и отверстие для слива. Ещё день потратил. На следующий день Роман снова зарядил печку обломками берёзовых палок, и развёл огонь в топке. Через полчаса в подставленную плошку закапала тёмная густая жидкость, процесс пошёл. На следующее утро в новую большую корзину высыпалась первая партия угля.

Вся эта возня, доделки– переделки тянулись больше двух недель, но потом на печке в берлоге выстроились в ряд миска, котелок для готовки, и котёл побольше, для хозяйственных нужд – жилы прокипятить, или клей из рыбьих костей, сухожилий и обрывков кожи сварить, ну и сковородку Шишагов тоже переделал, больно неказистой была первая. Вся посуда, естественно, золотая, грубо выколоченная из отлитых блинов на деревянных болванках и тяжёлая, как похмелье. «На унитаз золота не хватило, но как-нибудь обойдусь», – рассуждал Роман, наворачивая сваренный из куропатки золотистый бульон. Из деревянной чашки пил, потому что золотая миска губы обжигала.

Приступать к ковке стали было страшновато. Клещей для удержания заготовки у Романа не было, и делать их было не из чего. Поэтому решил он нож ковать, нагревая конец железяки, а с другой стороны обвязать арматуру костями, оплести лыком, и за эту рукоять удерживать. Молот соорудил из куска камня, привязанного к рукояти полосками намоченной сыромятной кожи, высушенной на изделии. Вроде крепко получилось. Уже привычно подсыпал в горн угля, разжёг, уложил арматуру, и начал качать мехи. Угли разогрелись, раскалились. Сталь покраснела, постепенно светлея. Когда конец прута засветился белым, Роман выхватил его на наковальню, размахнулся, и нанёс первый удар. Не надеясь на свои выдающиеся способности, просто расплющил сантиметров пятнадцать стали, стараясь, чтобы один край был тоньше другого. Перевернул, простучал с другой стороны. Снова сунул остывшую заготовку в горн, поработал мехами. В этот раз старался сильнее нагреть заготовку ниже лезвия. Вымахнув металл на наковальню, будущее лезвие оставил на весу, стал сминать металл ниже его, поворачивая прут под ударами. Металл деформировался, становился тоньше, вытягивался. Когда заготовка хвостовика сравнялась по длине с шириной Роминой ладони, положил её на ребро каменной наковальни, и несколькими ударами перерубил металл. Подхватил костяными щипцами с пола будущий нож, выровнял, как умел, затем разогрел до ярко– красного цвета, и опустил лезвие в плошку с водой. Из воды шибануло паром. Вопреки Роминым ожиданиям, готовое изделие при ударе о камень всё-таки звенело, хоть и глуховато. Не откладывая дело в долгий ящик, отковал ещё и шило. А топорик ковать не стал, потому что нечем было держать заготовку такого размера – щипцы из железного дерева с костяными накладками просто загорелись при попытке взять ими раскалённую сталь. Поэтому Роман бережно смазал бараньим жиром остаток металла и спрятал до лучших времён.

Когда вручную затачиваешь нож о брусок или подходящий камень, лезвие нужно любить, даже такое корявое, как у Ромы. Аккуратно провести режущей кромкой по поверхности камня, потом плавным движением оторвать, переворачивая обязательно через спинку, не через лезвие, и обратным ходом потянуть на себя, строго контролируя угол наклона и силу нажима. Лезвие у ножа вышло не очень широким, но толстым, миллиметра четыре толщиной на тыльной стороне. Рукоять из железного дерева обмотана тонким кожаным шнуром, и шнур этот нарезал Рома уже этим самым ножом. Заклёпки, фиксирующие ручку на хвостовике ножа, из золота. Не слишком надёжно, но больше их делать не из чего. Ничего, шнур из сыромятной кожи Роман сначала намочил, потом обматывал в натяг, и когда кожа подсохла, она рукоять стянула накрепко, как ни шатал Шишагов лезвие в ручке, не шелохнулось. Теперь на ремне у Романа в ножнах из пропитанной горячим воском кожи, пристроился лучший друг путешественника. Пусть он некрасивый и грубый, и сталь мягковата, зато может резать и строгать, расщеплять, им можно колоть и даже, при нужде, выковыривать. И бороду им подровнять можно, и лишние волосы срезать. Очень отросшие патлы Роману надоели, он их готов был уже и головнёй из костра укорачивать. А шилом прокалывать кожу куда проще, чем заточенным латунным прутком из пряжки. Перепрыгнул Роман из века каменного в железный, к полному своему удовлетворению.

Тем временем тучи, несколько месяцев закрывавшие небо, исчезли, солнце, ещё не слишком тёплое, весь день освещало горы и обширную равнину перед ними. Потянулись на север косяки птиц, и стада животных. Шишагов дожил до весны. Запасы свои он подъел, мяса хватало, а вот орехи уже кончились, и в бочонке с грибами дно вот-вот покажется. Даже за опостылевшими лопухами приходится по несколько часов топать, в окрестностях все уже выкопал. Скорее бы щавель и кислица подросли, что – ли. Да хоть крапива с одуванчиками! Однажды, отправившись за еловыми корешками, увидел на ёлках молодые побеги. Чёрт, какие они были вкусные! Рома пасся, как лось, и только страх того, что непривычная еда «пробьёт днище», заставила его остановиться. Нарвал охапку в запас, и, счастливый, потопал домой, ножом прямо на ходу обдирая кору с еловых корешков.

***

После первой вылазки на равнину Шишагов, войдя во вкус, стал выбираться туда смелее, особенно когда под весенним солнцем подсохла степь. Его манили жёлуди, возможно оставшиеся в здешних дубравах, и растущие вдоль рек камыш и рогоз, как источник растительной пищи. Иногда Роман, выходя на рассвете, возвращался домой уже затемно. Он возвращался с полным ранцем корней рогоза, когда услышал далеко позади, на своём следе, хриплый лай. Чуть в стороне в ответ пролаял другой зверь. Роман на всякий случай ускорил шаги. Через десять минут стало ясно – стая диких собак идёт по его следу. До любимых скал оставалось топать ещё пару часов, и на таком отрезке убежать от стаи быстроногих преследователей не получится. Да и не собирался Роман бросать поклажу. Оглядевшись, выбрал подходящий холм, и зашагал на вершину. Аккуратно положил рюкзак, кобуру и колчан, воткнул перед собой парочку стрел, уложил у правой ноги посох. Лук оттягивает опущенную левую руку, оперение стрелы в пальцах правой. Стая стремительно приближается, перелаиваясь на семь голосов.

Хорошо идут, вся стая, как один организм, семиглавая машина убийства. Широкой дугой, по голосам контролируя положение загонщиков, не оставляя жертве шансов ни свернуть, ни проскочить в разрыв. То один охотник, то другой высоко выпрыгивают, осматривая степь поверх травы. Заметивший стоящего на холме Рому зверь взвыл, и стая сразу сменила порядок, окружая добычу. Стоящий на вершине холма двуногий только злобно ощерился в ответ. В его мозгу складывались две траектории: та, которая рисовалась шевелящимися стеблями прошлогодней травы, и та, которую прочертит в весеннем воздухе сорвавшаяся с тетивы стрела. Когда момент был сочтён оптимальным, рычаги рук рванули в разные стороны лук и тетиву. Удар тетивы по предплечью левой руки совпал с обиженным визгом пробитого навылет зверя. Лук сразу отброшен в сторону, на второй выстрел просто нет времени. Выметнувшееся прыжком из травы за спиной рыжее тело в высшей точке траектории сбивается угодившим в голову боковым ударом тяжёлого посоха. Этот пёс даже не визжит, его челюсти и шея сломаны, он может только хрипеть. Добыча оказалась неожиданно опасной, но оставлять загнанную дичь стая не привыкла. Оставшаяся пятёрка охотников обложила человека кругом, и попробовала отработанную на бесчисленных охотах тактику – по очереди обозначить атаку, а когда противник повернётся к нападающему, его неприкрытую спину атакует оказавшийся сзади охотник. Опыт подвёл – олени не отбивались от них двухметровым посохом. Первый бросившийся зверь отскочил назад, неся на весу сломанную переднюю лапу, а атаковавшему со спины псу второй конец посоха тычком влетел прямо в разинутую для укуса пасть.

– Назад прикладом бей! – прошептала опасная добыча, и перешла в атаку, одним прыжком догнав хромого противника, перебила ему позвоночник.

Разорвав круг противников, двуногий вовсе не бросился наутёк, он замер, присев на задних лапах, в передних сжимая своё страшное оружие, и зарычал. Вожак стаи понял свою ошибку. Странный зверь оказался более опасным хищником, чем леопард, его надо опасаться не меньше, чем серого медведя, живущего в груде камней у ручья. Тот тоже часто ест корешки, но отобрать у него добычу не пытаются даже волки зимой. Вожак пролаял, и оставшаяся троица бросилась врассыпную. А человек, проводив убегающих зверей тяжёлым взглядом подошёл к пытающемуся уползти на одной передней лапе зверю и ударом ножа перехватил ему горло. Кровь оказалась достаточно хороша на вкус.

В этот раз слияние со зверем особенно удалось, не прошли даром ежедневные тренировки. Человеческое сознание, подобно воде облекло выпущенную на волю дикую сущность, направляя и корректируя результат адреналинового взрыва. Потому и схватка оказалась минутой красивого, выверенного танца. Роман-зверь, бросившись в схватку, мог и победить, но какой ценой? Вряд ли ушел бы потом на своих ногах. У Романа– человека шансов не было вовсе, его бы уже паковали в желудки для переноски к логову. Теперь же Шишагов, напившись свежей крови, рассматривал сложенные в ряд трупы хищников. Звери ростом с некрупную овчарку, но более сухие, поджарые и длинноногие. Шерсть тёмно-рыжая, с бурой полосой вдоль хребта, на брюхе заметно светлела. Морда черная, в пасти впечатляющих размеров клыки. Могучий мускулистый загривок говорит об огромной силе укуса. Круглые уши довольно большого размера, недлинный, и довольно пушистый хвост с маленькой белой кисточкой на хвосте. Этих ребят природа создала для загонной охоты стаей на крупную добычу. «А я сделаю из них себе новые штаны, потому что джинсы уже совсем изорвались, заплаты некуда ставить». Подвесив самую крупную тушу за задние лапы на подходящий сук, Шишагов сделал на шкуре первый надрез.

ГЛАВА 5

Привычно расслабившись, войти в боевой режим, резко, с поворотом, перебить ребром ладони подвешенную на верёвке палку из железного дерева. Швырнуть вверх и вперёд посох. Увернуться от падающего камня, проскочить в узкое окошко, сложившись так, что нос трётся о колено выставленной вперёд ноги. Рванувшись, с ускорением пробежать двадцать метров до ближайшего дерева. Используя силу инерции, взбежать по стволу метра на три. Взять из воздуха падающий посох. Оттолкнуться от ствола ногами, задним сальто с прогибом спрыгнуть на землю. Застыть на полусогнутых ногах, в готовности нанести или отбить удар посохом.

Переход в обычное состояние стал восприниматься, как преодоление какого-то барьера. Похоже на выныривание наоборот, наверно, похожие ощущения испытывает рыба, или дельфин, после прыжка возвращаясь в родную стихию. Собственные движения кажутся замедленными, тягучими, как под водой. Зато любое движение вокруг ускоряется, потерявший половину плотности воздух легко скользит в лёгкие и обратно, успокаиваясь, замедляет бешеный ритм сердце.

Роман каждое утро начинает с тренировок. На обрыве у водопада им построена целая штурмовая полоса, с поправкой на технологии каменного века. И после ежедневной медитации, которой он встречает восход солнца, Шишагов гонит себя на занятия. Разные маршруты, два вида их прохождения, в обычном режиме, и выпустив зверя порезвиться. Даже в обычном режиме результаты Рому удивляют, две-три сотни отжиманий или сотня подтягиваний за подход уже не кажутся большой нагрузкой. А координация движений в боевом режиме такова, что попади он сейчас на съёмки китайского боевика, тамошние звёзды могли бы удавиться от зависти на тех самых лонжах, на которых свои трюки выполняют. Зачем это нужно? После каждого цикла тренировок, после каждого входа – выхода в боевой режим и обратно необходимое усилие уменьшается, призрачнее становится разница между состояниями, случись сейчас побеседовать с каким психоаналитиком, так и не объяснить, где граница между ними, и в чём отличие. Пожалуй, только в скорости движений и восприятии. Пришпоренный организм прекращает замечать ненужные детали. Как в компьютере, когда быстродействие увеличивают, уменьшая деталировку изображения. Тускнеют цвета, смазывается фон, но взамен бросаются в глаза любые мелочи, важные для выполнения задуманного: ненадёжный камень на тропе, гнилая ветка, малейший нюанс в позе зверя, на которого охотишься. Или того, который охотится на тебя. И ты знаешь – камень повернётся под ногой, ветка сломается, а зверь через миг будет там, через два – здесь или вот здесь. Кажется, достигнуто некое сверхзнание, «прямое подключение к информационному полю вселенной». Чёрта с два, просто мозг, отсекая массу ненужной в данный момент информации, анализирует оставшуюся так быстро, что затрачиваемое время просто не фиксируется сознанием. И, стреляя из лука, бросая камень или палку, ты просто совмещаешь в пространстве цель и посланный тобой снаряд, с точностью, недоступной самому продвинутому баллистическому вычислителю.

А ещё после выхода из боевого режима очень хочется есть. Поэтому после тренировки, ополоснувшись в ручье, Роман бегом несётся в свою берлогу, отхватывает ножом кусок вяленого мяса, забрасывает в рот, и только после этого начинает готовить собственно завтрак. Выкладывает на сковородку приготовленное с вечера мясо, ставит разогреваться котелок с тушёными травами и овощами (крапива, корни рогоза и лопуха, дикий лук, вымоченные листья одуванчика, молодые побеги папоротника, немного щавеля). Иногда вместо мяса на сковородку попадает рыба, а вместо тушёных овощей – салат из зелени или какое-то подобие киселя из высушенных и растёртых в муку лишайников. Тех самых, которые неаппетитными серыми, рыжими или зелёными пятнами висят на камнях и стволах деревьев. Впрочем, таким порошком приправляются и тушеные травки, сытнее получается.

После завтрака – сборы и хлопоты по хозяйству, выделка кож или шкурок, поиск чего-либо полезного в окрестных горах. Иногда Роман уходит на несколько дней, осматривая дальние перевалы и ущелья. Вполне возможно, что много раз он топтал ногами куски руд или ещё какую-то полезную в хозяйстве субстанцию, опознать которую Роман мог только при наличии подписи. Желательно на русском языке и большими буквами.

С каждым днём солнце поднимается всё выше и выше. Чем теплее его лучи, тем сильнее прессует Рому какое-то непонятное ощущение. Давит на него капитально переделанная берлога, не спится на комфортной кровати с сеткой из кожаных ремней, постоянно попадает под ноги размножившееся барахло, надоели живописные окрестности. Простор, открывающийся со скал, тянет к себе, просится под ноги бесконечная степь. Жалко, конечно, вложенных за год трудов, комфорта какого – никакого, но смысла в сидении на скалах Роман больше не видит. Надо идти дальше, смотреть, слушать, ощущать. Шишагову тесно в уголке, ставшем для него в этом мире колыбелью.

Когда решение принято, становится легче. К своему удивлению Роман обнаружил, что большую часть приготовлений уже сделал. Имеется не очень красивая, но удобная и просторная одежда из собачьей и оленьей кожи, сшиты и обношены короткие сапоги на добротной наборной подошве. Топор, правда, так и не смог сделать, просто превратил остаток стали в полуметровый тесак. Как сумел, конечно. Увидев сие творение, самый последний негр из зулусской деревни поднял бы Рому на смех, но автор работой гордился, ему удалось не только расплющить металл, но и сложить заготовку вдвое. И она потом не развалилась! И дерево им можно рубить, проверено.

Тонкие полоски вяленой оленины сложены в мешок, есть запас соли, порошка из лишайника, костяные иглы и жильные нитки уложены вместе с шилом. Метров десять тонкой лыковой верёвки проверены на прочность, обмотаны вокруг хорошей бараньей шкуры и большого куска кожи – хочешь, навес сделай, хочешь, палаткой натяни, или гамаком. И ремней сыромятных хватает. Ранец новенький из лыка сплетён, наплечные лямки беличьим мехом подшиты. Лук в налуче (вспомнил Роман название), колчан со стрелами, посох из железного дерева. И праща, последнее время Шишагов с ней тренировался, но получалось ещё паршиво, в движущуюся цель не попадал. Для воды – бараний рог с пробкой на ремне, чтобы через плечо носить, котелок – кажется, всё что нужно, имеется. Осталось только порядок в хозяйстве навести – вдруг придётся обратно вернуться.

Подвесил к стропилам в берлоге и кузне всё, что могут испортить вездесущие мыши, в тайник уложил оставляемую посуду – не тащить же с собой такую тяжесть. Разложил в окрестностях лишнее продовольствие. Чем сгниёт, пусть местные обитатели съедят. Окинул хозяйским глазом – кажется, всё. Попрыгал – ничего не звенит, не болтается без толку, и ушёл, не оглядываясь, размеренным шагом тренированного пешехода.

***

Если не знаешь дорогу, нужно двигаться вдоль текущей воды. Тем более что у здешних рек голодный путник всегда найдёт, что на зуб положить. В начале пути захотелось присесть «на дорожку». Шум водопадика, птичий щебет, ласковое солнце – Роман, как-то не задумываясь, начал медитировать. Сколько он просидел так на берегу ручья? А чёрт его знает. Когда очнулся, в трёх шагах от него, придавив молодую травку тяжёлой тушей, ждал давний знакомец. Серая косматая шкура, кривые длинные когти, будто покрытые чёрным лаком. Огромная башка с маленькими ушками, не по-звериному умные маленькие глазки. Из приоткрытой пасти тянется к земле нитка слюны, большие желтые клыки чуть оттопыривают черные губы. А запах! Как со старой помойки. И вся эта прелесть сидит на заднице, выставив вперёд черные стопы задних лап, расслабившись, как дембель на хозработах. Зверь не признал в человеке добычу, но и угрозы для себя не ощутил, рассматривает. Любопытно ему.

Позже Роман удивлялся тому, что абсолютно никаких сильных эмоций это соседство у него не вызвало. Лишь немного удивился – «В самом деле, медведица. Правильно приснилась».

Они смотрели друг на друга с минуту, потом Шишагов не спеша поднялся на ноги. Поправил поклажу, кивнул лохматой:

– Бывай соседка, пора мне. Извини, угостить нечем.

И ушёл. За спиной раздался могучий вздох. Так и распрощались.

Шагается легко, подсохшая под теплым ветерком степная земля чуть пружинит под ногами. Звенит ручей. Ещё не появились орды крылатых кровососов, отравляющие жизнь летом. Роман не спешит, но и не останавливается – самый продуктивный темп, если собираешься идти далеко и долго. Прошлогоднюю траву почти под корень объели кочующие стада копытных, новая ещё только пошла в рост, и не мешает идти. Шмыгает между стеблей всякая животная мелочь, парят в небе, выглядывая её, крылатые хищники. Заливается колокольчиком невидимый жаворонок. Красота! И больше не давит на душу бессмысленность существования. Группы оленей и антилоп на всякий случай уступают дорогу, неспешно и без суеты отходят в сторону, только «дежурные по стаду» провожают взглядами непонятное существо. Встречающиеся на пути деревья всё также поражают громадными размерами. После полудня Ромин ручей с невысокого обрыва спрыгнул в небольшую реку. На берегу речки, под обрывом, грудой старых костей белеют сухие сучья и стволы посолиднее. Удобное место для привала, много дров. Спускаясь к воде, Шишагов спугнул нескольких лягушек. Большие квакушки, плюхнулись в воду, как булыжники. Побродив по отмели, Роман насобирал речных моллюсков. Чем не мидии? Сварил, поел, искупался в холодной воде и потопал дальше вдоль реки, к маячащему на горизонте леску.

«Интересно, почему местные сосны вдвое крупнее наших, железное и вовсе огромных размеров достигает, будто секвойя какая-то, а берёзы, дубы и прочие деревья, включая ёлки, обычного размера»? Высокий холм, который с трёх сторон огибает река, по большей части, зарос лиственными деревьями. Для ночлега Роман выбрал растущий на опушке старый дуб, на который было несложно забраться. Засветло затащил наверх пяток жердей, укрепил их между двумя сучьями, крайние подняв выше центральных, чтобы получилось этакое «корыто». На случай ночного дождя растянул сверху кожаный навес. На жерди уронил охапку еловых лап, и застелил сверху бараньей шкурой. Всегда, когда есть возможность, нужно потратить время, и оборудовать место для ночлега на совесть, ведь даже короткий сон в комфорте лучше, чем всю ночь пытаться дремать, замерзая или ворочаясь на неудобной постели. Молодые побеги папоротника, листья щавеля и зажаренная на углях змея – поедая свой немудрёный, но сытный ужин, Рома вспомнил, как трудно было прокормиться год назад. Теперь всё необходимое для пропитания собирается на ходу, сейчас он знает, где и что искать и умеет взять нужное, не сильно задерживаясь. За день, проведённый в пути, много раз можно было подстрелить оленя или антилопу, но Роман не видел в этом необходимости. Столько мяса ему не съесть, и не утащить, а губить животное для того, чтобы несколько раз поесть, он считал глупостью.

Постель спружинила, принимая в себя уставшее тело, приятный запах елового лапника успокаивал, и человек уснул, не обращая внимания на брачную перекличку лягушек и доносящиеся со всех сторон звуки ночной жизни.

Мимо опушки шли на водопой и обратно стада зубров, рылись в палой листве кабаны, разыскивая прошлогодние жёлуди. Где-то недалеко хищники задрали оленя – Шишагов спал, как младенец, равномерно посапывая и время от времени переворачиваясь с боку на бок.

День за днём, не торопясь, двигался Роман вдоль речных берегов. Иногда несколько дней проводил на одном месте, в первый раз пришлось пережидать непогоду, во второй раз дорогу пересекало огромное стадо зубров. Бурые рогатые туши почти весь день неспешно брели мимо сидящего на холме человека к какой-то известной им одним цели. На следующий день, пересекая оставленный стадом след, Роман до полудня шел, стараясь не ступать в ямы и подсохшие лепёшки.

Жизнь в степи била ключом, и Роман то и дело останавливался понаблюдать за стадом оленей или брачными поединками дроф, часами смотрел, как коршун охотится на мышей.

А мог просто лежать в траве, бездумно глядеть в небо, разглядывать проплывающие облака. Это неспешное движение, без цели и забот, всё сильнее затягивало Шишагова. Засыпая вечером, он с нетерпением ожидал утра, которое позволит продолжить путь к горизонту.

В памяти осталось самое интересное: стадо кабанов загнало на дерево и взяло в осаду оплошавшего молодого леопарда, разъярённые свиньи яростно перекапывают землю вокруг ствола, а хищник жмётся к стволу, испуганно таращась на бушующую под ним свинину. Дикий кот, который тащит от реки рыбину, весом и размером с себя самого. Когда Рома подходит поближе, полосатый разбойник поднимает шерсть, яростно шипит и бросается на человека, защищая свою добычу. Уважая героизм отмороженного котофея, Шишагов по большой дуге обходит добытчика. Молодой жеребец, впервые собравший свой табун, ревниво бросается на любое проходящее мимо животное, более-менее походящего размера. Он ржёт, всхрапывает, вытянув шею и опуская голову к самой земле, трясет короткой щёткой гривы, роет землю копытом – пугает. Потом галопом, задрав хвост подобно боевому знамени, бросается к нарушителю спокойствия и пытается ударить его копытом или ухватить крупными жёлтыми зубами. С гнедым задирой Роман играет, уходит от ударов и укусов, шлёпает ладонью по крупу. Кобылам эта возня надоела, и они неспешно направляются дальше в степь. Жеребчик замечает, что драгоценные супруги оказались слишком далеко, прекращает атаки, громко ржет над Ромой и бросается догонять уходящее семейство.

ГЛАВА 6

– Нда-а, действительно, чуден Днепр при ясной погоде – почесал Шишагов в затылке. До противоположного берега больше двухсот метров, на песчаный пляж набегают вполне себе приличные волны. Не море, конечно, но на Припять уже похоже. Чайки орут, кулик вдоль воды бегает. Течение спокойное, русло реки петляет, огибая многочисленные холмы. Берега почти на всём протяжении заросли камышом и рогозом, заболочены. Пешком вдоль берега идти – сплошная полоса препятствий получится, и на неприятности в зарослях легко нарваться, там и кабаны стадами бродят, и те, кто ими питается. Топать по холмам тоже неохота. Надо изобретать флот. Хорошо хоть материала навалом, причём в прямом смысле этого слова. На лугу в месте впадения в большую реку той речки, вдоль которой Роман топал до сих пор, после паводка обсохло множество древесных стволов. Осталось только решить, что именно строить, и отобрать подходящие брёвна.

Сначала Роман хотел делать плот, несколько часов лазил по завалу, выбирал брёвна, которые легче было достать, и проще перетаскивать. Мимо неохватного дубового ствола, лежащего у самой воды, сначала прошёл, не приглядываясь, слишком толстый и тяжёлый, не сдвинуть в одиночку. Потом вернулся, несколько раз обошёл его вокруг. Видно, когда дерево несло потоком, сильно ударило о скалу, и ствол раскололся практически пополам, от корней до вершины. Пришедшая в голову Шишагова мысль сначала показалась глупой, была с негодованием отвергнута, но оказалась настойчивой и уходить отказалась.

– Вот если здесь и здесь отделить лишнее, и выдолбить середину, то получится классная лодка. А лодка намного удобнее плота – утверждала мысль.

– Это ж работы сколько! – возмущался здравый смысл.

– Мы куда-то торопимся? – ехидно удивилась провокаторша – А ствол можно пережечь в двух местах, тогда и нос с кормой обтёсывать почти не придётся…

– Ещё и нос с кормой обтёсывать?

– А иначе какая это нафиг, лодка? И вообще, нечего свою лень выдавать за здравый смысл, самозванец, работай давай! – победно заявила мысль и Роман послушно поплёлся собирать дрова для костров.

Первый блин вышел комом, и более тонкую половину ствола Роман испортил, причём лодка была почти закончена. Жалея свои ножи, сердцевину ствола он выжигал. Разводил огонь, ждал, пока прогорит, потом стёсывал угли и разводил огонь снова. Всего раз оставил огонь без присмотра, отошёл по нужде в камыши, и не смог вовремя вернуться – поссорился с семьёй кабанов. Когда удалось удрать, борт уже прогорел. Жалко было ужасно. Для успокоения выследил этих паскудных родственников Пятачка, и поджёг камыши, в которых они прятались. Пока свиньи в панике разбегались, завалил одного подсвинка. Свежая печёнка и запечённый в земляной печи окорок несколько пригасили горечь потери.

Наученный горьким опытом, вторую половину ствола Роман обрабатывал не спеша, осторожно и тщательно. К тому моменту, когда свинина подошла к концу, лодка была почти готова. Пять метров от носа до кормы, полтора метра от борта до борта в самом широком месте. Тяжёлая, как совесть чиновника, зато крепкая, как его лоб. Для спуска на воду пришлось катки делать. Чуть спину не свернул, пока сталкивал. Вёсла получились кривоватые, но грести вполне можно, попробовал. Даже мачту поставил, небольшую, и парус сплёл из рогожки, уж чего-чего, а рогоза по берегам хватало. На носу, на помосте из сучьев, уложил толстый слой сырой глины, обложенной камнями – очаг для костра. Ближе к корме место для ночлега, там можно тент натянуть. Когда выжигал, на корме скамеечку оставил, удобную. Анатомическую, можно сказать. Вместо якоря – большой камень на лыковой верёвке.

Управляемость у Роминой лодки оказалась лишь самую малость лучше, чем у плота, не хватало ему сил на то, чтобы разогнать вёслами массивное судно, так что в основном плыть придётся со скоростью течения, зато находиться в лодке всяко приятнее, чем на заливаемых волнами брёвнах. Борта над водой поднимаются сантиметров на тридцать – сорок, не должна речная волна внутрь захлёстывать.

Перед отплытием Роман сходил в степь, добыл небольшую антилопу. Постное мясо дольше сохранится, чем свинина, даже если его сильно не солить. На следующее утро сложил в лодку все свои нехитрые пожитки, запас дровишек, и отчалил. Так получилось, что Шишагов никогда не имел дела с большими реками, самое большее – ночные марши вдоль Днепра, ещё в военном училище, но вся оставшаяся в памяти информация – плеск чёрной воды и ненавистные извивы дамбы. Тем интереснее будет путешествовать. Роман спокойно, не напрягаясь, грёб коротким веслом, перебрасывая его с борта на борт, выводя лодку на стрежень. Прохладный ветер с верховьев заставил набросить на себя кожаную куртку, заслуженную спутницу его приключений. Выгреб на середину, направил нос вниз по течению, и успокоился. Поехали.

Река несет свои воды много быстрее, чем топает пешеход. Проплывают мимо бортов обрывы глинистые и песчаные, пляжи сменяются заболоченной крепью. В прибрежных зарослях крякают и шумят утки, гуси и прочая водоплавающая пернатость. Оставляя на воде характерный след, плывут бобры или ондатры, а может быть нутрии, ни разу не удалось рассмотреть ближе, осторожные зверьки ныряют при приближении лодки. Роману нравится река. Поток то широко разливается, замедляясь, завивается водоворотами, пытаясь закружить лодку, то разгоняется на неглубоких местах. На одном из бродов пришлось бросить якорь, пережидать пока пересечёт реку стадо диких быков, голов пятьдесят. Этот вид не походил на зубров, звери были намного крупнее, массивнее, покрыты короткой шерстью чёрного цвета, бычьи головы украшают большие острые рога, изогнутые вперёд и вверх. Зайдя в воду по колено, животные пили, потом двигались дальше. Быки и коровы пересекали реку, задирая морды, в самом глубоком месте вода доходила им до середины боков. Поднятые ими волны ощутимо раскачивали лодку. Подростки держались выше по течению, и в некоторых местах им приходилось пускаться вплавь. Вниз по течению потянулась широкая полоса мутной воды, в воздухе запахло мочой. Роман вытащил якорь и заработал веслом раньше, чем последние звери вышли из воды, ему почему-то захотелось поскорее убраться с этого места.