Текст книги "Звериной тропой. Дилогия"

Автор книги: Николай Инодин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)

  Вечером, когда в кузнице гаснет горн, а в плавильной печи остаются остывать до утра тигли с очередной порцией стали, Роман берётся за дерево – пытается вспомнить устройство простейшей механической прялки. В принципе, ничего сложного – примитивный педальный привод на деревянное колесо большого размера он уже делал и для точила, и для шлифовального станка. Осталось придумать, как скручивать нить и мотать её на шпулю. Как ни бился Роман, а придумать устройство, которое обошлось бы без ловких пальцев пряхи, не сумел – всё равно тянуть кудель и сучить нить начинает человеческая рука, а уже потом вращающийся механизм, слегка подкручивая, наматывает её на неподвижную шпулю. Ласку даже такое неповоротливое устройство привело в полный восторг. Немного потренировавшись, она успевает за вечер спрясть больше, чем три-четыре опытных пряхи с веретеном и пряслицем.

   Надо думать, скоро и на эти устройства появится спрос, хотя не всё так однозначно, такое у местных жителей мышление. Стальной топор лучше железного – подавай нам стальные топоры! Предмет-то знакомый, только лучше прежнего. Убедившись в том, что двуручная пила позволяет бревно отпиливать, а не обрубать топором, до посинения выравнивая концы и сильно ускоряет стройку – они присмотрятся, почешут затылки, и когда-нибудь, со временем, начнут пользоваться. А вот прялка с колесом явно вещь колдовская, кто знает, каких бесов туда Шишагов насажал? Бабки да прабабки и без неё обходились. Могут не принять, хоть выгода от использования очевидна.

  Кипит вокруг Романа работа, не стихает. Хорошо если удаётся наскрести часов шесть на сон, спасибо шаманской науке, пока хватает.

  ***

  За заботами и хлопотами Роман не замечает, как летит время – вышел утром из дому, а на дворе зима. Выпавший за ночь снег укрыл всю округу, только чёрная вода рек выделяется на белом фоне, но вдоль берегов уже схватился тонкий ледок.

  "Ой блин",ќ ќ– схватился за голову Роман. – "Это ж ополченцы сейчас на обучение потянутся"...

  Ошибся – сначала на огонёк заглянула представительная делегация. Представителя заказчика – Берегуню, сопровождали местные силовики, Крумкач и оставленные вождём дружинники, Лукан и Обратня. Зимняя учёба ополченцев – дело серьёзное, требует вдумчивой организации. Берегуне важно, где и когда Роман будет учить, дружинникам охота вызнать, чему.

  – Вот что, старейшина. Собирай своих на торжище. После полудня. Для начала хочу посмотреть, что ваши мужи умеют, тогда видно будет, чему дальше обучать.

  Берегуня удивлённо, но с плохо скрываемым облегчением поинтересовался:

  – Так ты нас как своих учеников бегать-прыгать заставлять не будешь?

  Шишагов улыбнулся:

  – Чтобы бегать-прыгать как я, всю жизнь приходиться заниматься. У твоих людей на это времени нет, им работать нужно. Дружинника, который кормится с копья, один на один ополченцу не одолеть. А вот двумя десятками ополченцев одолеть в бою десяток дружинников постараюсь научить.

  – С чего ты взял, что мы со Старохом биться будем? – Берегуня от возмущения покраснел, как неизвестная здесь свёкла.

  – Я и не предлагаю тебе против него биться. А что, у соседей твоих дружинников нет? Акчей не из вильцев, а обучен хорошо, мне не стыдно у него подсмотреть ухватку-другую.

  – Так Гаталовы головорезы не дружина, они иначе прозываются...

  – Багатур, дружинник, названия разные, а смысл один – с детства приучены боевым железом махать. Такие умельцы могут и по реке от моря приплыть.

  Берегуня от таких размышлений даже вспотел:

  – Могут и приплыть... Поморян на морском берегу иногда грабят. На торг ходят, могут и на разбой приплыть. А у нас даже частокола нет!

  Старейшина уставился на Романа, как на источник грядущих неприятностей :

  – Что ж ты раньше молчал?

  – Говорить не умел, – отвёл от себя обвинения Шишагов. – Успокойся, не завтра приплывут, есть ещё время. Собирай людей, как договорились.

  Роман в разговоре немного лукавил – чему и как он будет учить ополченцев, он уже решил. Осталось убедить учеников, что им нужна именно эта наука. Они в большинстве своём далеко не мальчишки, к ним подход нужен.

  – Крумкач, и вы, вои умелые, помощь ваша нужна.

  – Говори какая, может, и поможем немного.

  Роман ухмыльнулся:

  – Учёба – дело тяжёлое, а по первому времени ещё и нудное. Надо, чтобы у людей интерес к ней появился. Хочу показуху устроить.

  – Какую такую показуху?

  – Вот это мы с вами сейчас и обсудим.

  Народ собирался обстоятельно, не торопясь. К месту сбора подходили группами по пять-шесть человек, но в одной компании Роман насчитал больше трёх десятков мужчин. Собирались в четыре кучки – по числу вязей в роду. Это понятно, ополчение, не воинская часть. Собиралось бы племя, ещё и по родам скучковались бы. Привычно им так – с кем живёшь, с тем плечом к плечу и беду встречаешь. В этом их сила, друг за друга бьются без дураков, своих не бросишь. Но и недостатков в такой организации хватает – семьи разные, в одной вязи больше шести десятков мужчин, в другой еле-еле два наскребётся. Дзеян со своими сыновьями вовсе наособицу разместился. Крумкач и оставленные Старохом старшие дружинники встали рядом с Шишаговым – отсюда лучше видно. Признаться, бывший старший лейтенант запаса ощущал себя немного не в своей тарелке – в прошлом ему и ротой покомандовать не довелось, а здесь по меркам советской армии почти батальон. Масштаб немного непривычен. Аудитория ни разу не построенная, хоть многие не один раз в бою побывали. Строя вильцы не знают – это Роман ещё у Староха выяснил. Поэтому и управлять ими нужно, как стадом, которым по сути своей и является эта большая куча народа.

  Шишагов подошёл к ополченцам. Сам удивился тому, что старый навык не пропал – его голос легко перекрыл стоящий над полем гомон:

  – День добрый всем вам!

  Добрые люди прекратили разговоры и стали поворачиваться к нему, вразнобой отвечая на приветствие. Подождав, пока гул затих, Роман продолжил:

  – Меня все знаете. Я взялся обучить вас ратному делу, и учить буду до весны – пока не придёт время зерно в землю бросать. Для начала хочу вам кое-что показать. В снегу тропа протоптана, вдоль неё станьте, чтобы всем было видно.

  Перестроение заняло минут пять – пока рассмотрели тропу, пока разобрались "по понятиям" и заняли места в соответствии с авторитетом собравшихся и их семей.... Роман старательно делал вид, что это его не напрягает. За спиной Шишагова Акчей и Рудик поставили на попа два бревна на крестовинах, под углом к линии зрителей установили плетёный из толстых прутьев квадратный щит, обтянутый толстой кожей, примерно полтора на полтора метра размером. Сразу за ним – ещё один обрубок бревна.

  Роман в полном облачении – кольчуга, шлем, защита для ног. В правой руке копьё, за поясом – секира, с пояса свисают нож и тесак в ножнах. Вместо лука за спиной колчан с тремя дротиками, их острия торчат из-за правого плеча. На предплечьях и лодыжках ножны с метательными ножами. На левой руке – тяжёлый скандский щит. Боевая машина смерти – Рома видел в своё время книжку с таким идиотским названием. Ладно, устраиваем показуху. Крумкач, Обратня и Лукан, подхватив щиты и секиры пошли на Шишагова, расходятся, зажимают с трёх сторон – дружинники согласились Роме помочь. В сторонке Акчей натягивает тетиву на лук. Роман встряхивается. Засыпанный снегом мир и так чёрно-бел, поэтому переход в боевой режим зрительно ничего не меняет. Только воздух кажется плотнее и замедлились, стали ниже звуки. Не дожидаясь, когда вышедшие на исходные позиции противники начнут атаку, Шишагов нападает первым.

  Наверно, это красиво – четыре опытных бойца с кошачьей грацией кружат по покрытой неглубоким снегом площадке. Разлетается из-под ног снежная пыль, сверкают шлемы и острия копий, стучат сталкивающиеся щиты, лязгает боевое железо, то и дело добавляется свист выпущенной из боевого лука стрелы. Роман, не даёт себя окружить, уклоняется от атак, отбивает летящие в него стрелы и выводит противников из строя. Самое трудное не ускоряться больше необходимого – чтобы ополченцы могли уследить за ходом схватки. Одного противника одолел – оружие демонстративно метнул в один из столбов. Сначала копьё, потом секиру – два расколотых бревна дают зрителям возможность понять, с какой силой наносятся удары. "Победив" оставшегося последним Лукана, Шишагов сквозь плетёный щит с двух рук вбивает три дротика в уцелевшее бревно, отбивает щитом очередную стрелу, после чего поворачивается к зрителям:

  – Понравилось?

  Толпа одобрительно ворчит. Оценили.

  – Так вот, этому я вас учить не буду!

   Дождался, когда возмущённые наглым заявлением вильцы успокоятся, и продолжил:

   – Времени у нас свами мало. Очень мало для того, чтобы огнищанин мог сравниться с дружинником в воинском умении. Я ведь не волшебник.

   Толпа недоверчиво заворчала. Толпа решила, что её дурят.

   – Не могу показать пару секретных приёмов, хлопнуть в ладоши и сделать обычного человека великим воином, чтобы не хуже, чем у Староха или Гатала.

   Это вильцы согласились допустить.

   – Зато научить отбиваться от нападения таких умельцев – могу. Будете стараться, к весне любой ваш десяток одолеет меня или пятерых дружинников. И легко победит два – три десятка ополченцев другого племени. Ведь вам воинское умение нужно, чтобы защитить свой род, а не для того, чтобы грабить соседей, так?

   Вильцы согласились. Молча. Роман снова выждал, осматривая стоящих перед ним людей. Рядом с ним встали его подмастерья, Акчей и Рудик, в шлемах, с копьями и овальными вильскими щитами. По команде парни сбились в шеренгу, закрылись щитами и выставили копья.

   – Это называется строй. Воинов, которые бьются в строю, очень тяжело одолеть даже умелым бойцам.

  По команде парни прошли вперёд, ударили копьями, сдвоили ряд и закрылись щитами спереди и сверху. Роман очень беспокоился, что они ошибутся – за несколько часов не обучить даже такую маленькую группу, но получилось красиво.

  – Этому я и буду вас обучать – сражаться всем родом вместе, как один человек. Будет нелегко. Ещё хочу рассказать вот о чём: Я один, вас больше двухсот. Обучить смогу только если сами этого захотите и будете мне помогать, иначе просто впустую потратим время. Учиться или нет – решать вам. Я отойду в сторону, вы посоветуйтесь, и пусть старшие вязей мне скажут, что решили мужи вашего рода.

   Отошёл назад и остановился рядом с дружинниками.

   – Не приведи боги с тобой на самом деле ратиться, – потёр бедро Крумкач.– Со стороны твои пляски иначе видятся. Как думаешь, согласятся?

   Шишагов пожал плечами:

   – Чего зря гадать, сейчас ответят.

   Обратня внимательно разглядывает Ромин доспех, спросив дозволения, трогает кольца кольчуги кончиками пальцев.

   – Тонкая работа. Сам делал?

   – Подарок, – машинально отвечает Роман, глядя, как обстоятельно обсуждают сложный вопрос разбившиеся на группы вильцы. Спорят, размахивают руками.

   – Не боишься потерять доблесть, выходя в таком виде на рать?

   – На бой хожу не от избытка доблести, по нужде. Жизнь и свободу свою и близких моих защитить, сберечь имущество. А если мне выпустят кишки из-за того, что кольчугу не надел, какой смысл в битве? Ты доспеха не носишь, но голову шлемом покрыл и щит на руку повесил – тоже в бой идёшь не затем, чтоб красиво помереть.

   Дружинник растерянно замолчал. Смысляне снова собрались в четыре группы, к Роману подошли Берегуня и четверо самых уважаемых в вязях мужчин – не старейшие, тех Роман знает, они в ополчение по возрасту не годятся.

   – Решили мы – учи, – объявляет Шишагову волю народа Берегуня, выборные подтверждают его слова.

  До темноты Роман смотрел, как ополченцы мечут копья, стреляют из луков, пользуются щитами – изучал материал. Получится ли сделать из него произведение искусства?

  ***

  Следующий месяц пролетел, как в угаре – обычное обучение новобранцев строевой подготовке было жалким подобием того, что пришлось делать Шишагову. Взрослым дядям с топорами и копьями мало показать, как выполнить тот или иной приём, нужно объяснить, зачем и доказать, что это им нужно. Начинать обучение пришлось по семьям – так было легче ополченцам, и так было правильно, случись им отбивать неожиданное нападение, семья первой собьётся вместе. Лидер в такой группе уже есть. Первый опыт Роман нарабатывал с семьёй своего гостеприимца – Печкур, три его старших сына и немой пастух Ходим. С ними Шишагову проще было договориться, на их примере показывал прочим, что от них требуется. Через неделю любая семья на выбор могла выстроить стену из щитов, закрыться от обстрела, изобразив подобие "черепахи", встретить атаку щетиной копий, идти вперёд и пятиться, не ломая строя. После этого пришла очередь собирать из соседей группы, потом отрабатывать те же приёмы начали вязями.

  Топот ног, скрип снега, стук щитов, хриплое дыхание множества глоток, команды старших и безуспешные попытки Шишагова разорваться на части, чтобы успеть одновременно везде поправить, подсказать, показать и объяснить. Роман похудел, сорвал голос, но добился своего – пусть действия подопечных были ещё далеки от автоматизма римских легионеров, но из двухсот одиночек постепенно формировался единый боевой механизм. Механизм, способный при необходимости распадаться на составные части, каждая из которых могла действовать самостоятельно. Ополченцы знали два десятка команд, всегда начинали движение с левой ноги и держали строй, если не мешал рельеф местности. Напущенная на пятёрку Печкура троица дружинников очень долго не могла пробиться сквозь стену щитов и связку из трёх копий, прикрытых парой топорников. Если бы младший из печкуровичей не споткнулся, наступив на развязавшийся ремешок поршня, может быть, и не достали бы вовсе. Да, эта команда была обучена лучше всех, но разница в том, что ополченцы могли до начала обучения, и на что оказались способны сейчас стала заметна всем. На радостях Роман торжественно обрядил всю пятёрку в трофейную скандскую броню, проклёпанный бронзой панцирь отдал главе семейства. С непривычки тяжесть защиты из двух слоёв бычьей кожи им очень мешала, сковывала движения, но терпели – как же, знак отличия, "дублёная майка лидера".

  ***

  Вечерами, распустив ополченцев по домам, Роман отводит душу – строит действующие макеты водяной мельницы, механического молота и плавильной печи с водяным приводом мехов. Режет из липовой палки винт, нужный для изготовления тисков – модель для бронзовой отливки. Получится или нет, не знает, но сделать эту деталь из железа при имеющемся техническом оснащении точно не выйдет.

   Часто в гости заглядывает Савастей, смотрит за Роминым рукодельем и ведёт неторопливые разговоры о жизни, здорово напоминая Каменного Медведя. Впрочем, чему удивляться, что один – шаман, что второй. Методы разные, суть та же.

   – Ты столько полезного умеешь делать, зачем тратишь время на возню с игрушками?

   – Как бы тебе объяснить? Маленький молоток работает так же, как и большой молот, плоской щепкой можно копать землю, как большой лопатой. Зная, как работает маленькое, можно понять, как будет работать большое. Согласен?

   – Может быть, дальше объясняй, – Савастей явно заинтересовался новой идеей, хотя запросто приносит в жертву богам вместо реальных ценностей их глиняные изображения.

   – Я знаю, как должен работать тот или иной механизм, но никогда не делал их своими руками. Для того, чтобы не портить материал и не тратить время зря, я делаю маленькие механизмы. Если они работают, запоминаю, как сделал, чтобы потом построить большие с первого раза. Понимаешь?

   Жрец смотрит на Ромины модели по-новому. Толкает пальцем миниатюрное водобойное колесо, в макете мельницы проворачиваются деревянные шестерни, завертелись глиняные жернова.

   – Какого размера будет это колесо, когда ты его построишь?

   – Два моих роста отсюда, – Рома показывает тонкой щепкой, – досюда.

   Савастей щурится, пытаясь представить общие размеры постройки.

   – И что эта штука будет делать?

   – Зерно молоть.

   – Сама?

   – Нет. Вода будет крутить колесо. Колесо – вертеть жернова. Пускать воду, сыпать зерно, собирать муку в мешки должен человек. Ничто не работает само. Не бывает таких механизмов.

   Савастей покрутил колесо, поднимающее молот, колесо, качающее маленькие мехи.

  – У тебя везде колёса. У нас раньше тоже были, наши деды ездили на повозках. В этих краях удобнее плавать по рекам на лодке – дорог нет, пуща кругом. Твои колёса едут, оставаясь на месте, но при этом делают работу. Это нужно обдумать. Я приду к тебе завтра, хорошо?

  Хлопает дверь, дрожит язычок пламени в жирнике, метнулись по стенам тени, только без перерыва жужжит Ласкина прялка.

  Поговорили.

  ***

  Несколько дней отдыха, и снова по утоптанному снегу движутся ощетинившиеся копьями прямоугольники, составленные из крепких, здоровых мужчин. Вильцы учатся маневрировать группами – классическое "противник слева, противник справа", "стена", "черепаха", атака правым или левым флангом, и "высшая математика" – правое или левое плечо вперёд, сначала на месте, потом в движении. Всё реже ломается строй, всё мощнее напор в атаке – ополченцы научились давить щитами в спину стоящих впереди товарищей. Теперь вечерами Роман объясняет Крумкачу, дружинникам, Берегуне и старшим вязникам простейшие тактические схемы – заход во фланг, окружение, прорыв строя. То, что никто из соседей строем не бьётся, не аргумент. Такое неприятное явление, как умеющее сражаться в строю войско, на месте обычно не сидит.

  ***

  – Вот скажи, почему ты все доспехи раздал? – Сегодня на вечерние посиделки у Шишагова остался Дзеян, он не без некоторого сожаления осматривает стены Роминого жилья – с них исчезла большая часть трофеев. Щиты и копья скандов прибрала дружина, шлемы и кинжалы раскупили жадные до металла поморяне, доспехами Рома награждал особо отличившихся ополченцев.

  – Не все. Мой и те, что парни таскают, остались.

  – Всё шутки шутишь. Знаешь ведь, о чём спрашиваю! – обижается кузнец.

  – Раздарил, конечно. Было бы у меня две сотни панцирей – раздал бы все. А так – полтора десятка привыкнут к доспеху, может быть, на них глядя, остальные тоже захотят. Хотя вряд ли, – покачал головой Шишагов, – за такую науку обычно кровью платить приходится. Без этого не доходит, предки ваши так не делали, значит и вам не надо.

  – Да зачем такая тяжесть нужна? – удивляется кузнец – Пользы от неё почти нет, а биться мешает. Я такую защиту и копьём, и секирой с одного удара пробью.

  Роман ухмыляется:

  – Я, Дзеян, с одного удара пробью копьём твой щит, и тебя вместе с ним, зачем тебе таскать тяжёлый щит? Не бери, врагу не нужно будет лишний раз напрягаться.

  – Так это ты,– упрямится кузнец, – Больше никто так не сможет.

  – Где нашёлся один умелец, там может найтись и другой. Акчей года через два сможет, если не перестанет тренироваться. Не это важно – прямой удар и моя кольчуга не выдержит, так я не дам себя прямо бить. А от скольких порезов и мелких ран она меня уже прикрыла?

  Дзеян хитро щурится:

  – Скажите, пожалуйста, спасся он так! Можно подумать, у тебя в бою кровь из порезов течёт!

  – Где у меня не течёт – у ополченца льётся.

  Тут до Шишагова доходит, что именно сказал кузнец.

  – А ты откуда знаешь?

  – Как же, в наших краях оборотней никто до тебя не видел. Один ты такой? Хватает и у нас. Только наши, зверея, теряют голову, потому и не живут с людьми, идут в лес. Не знал разве?

  – От тебя первого слышу. Нет, Кава детям что-то такое рассказывала, так ведь это сказки...

  – Кава не просто сказки сказывает, больше былички говорит. А ты, значит, не поверил. Зря. Она, конечно, мастерица языком кружева плести, но врать не обучена.

  Роман решает свернуть со скользкой темы – потом разберёмся со сказками, не спеша.

  -Ты про доспех слушай. В панцире, хоть и кожаном, шальная далёкая стрела даже со стальным наконечником не убьёт и не ранит, доспех ослабит любую атаку. Чтобы его пробить, нужно особое умение, или сильный удар, а он всегда медленнее простого – отряд в броне дольше живёт в бою, чем те, кто выходит на рать в одних рубахах. Была бы возможность, я бы обрядил в панцири всех вильцев, да не в кожаные – стальные. Нравится мне ваше племя, обидно будет, если такие люди погибать станут.

  – Где это ты столько стали возьмёшь, хотел бы я знать, – буркнул кузнец.

  ***

  К концу второго месяца занятий Роман больше смотрит, чем показывает – ополчение работает само, под командой своих старшин, вязи соревнуются в выучке с соседями. Стараются. Роман пообещал отдать победителю негласного соревнования свой щит, судить спор ополченцев взялись дружинники.

  – Смотреть на них забавно, – сказал как-то Роману Лукан. – Но ведь достань любого из этой кучи, как был мужик с топором, так и остался. Сильно ли им поможет твоя наука, доведись сойтись с настоящим врагом?

  – Может статься, увидим ещё. Хотя лучше бы не видать.

  – Чего так? Зачем учил тогда?

  Роман вздыхает:

  – Не люблю войну. Поэтому и учил.

  – А-а... тогда понятно, – на всякий случай решает согласиться дружинник.

   Дождаться окончания "партизанских сборов" Роману не довелось. Он как раз осматривал длинный бронзовый винт, искал дефекты литья, когда в кузницу протиснулся Савастей. Шишагов, перед тем, как поздороваться со жрецом, вытер руки ветошью, положил отливку на стеллаж рядом с деревянным шаблоном. Савастей ответил на приветствие, внимательно рассмотрел два одинаковых с виду винта – липовый и бронзовый.

  Щёлкнул языком, выражая восхищение, и повернулся к хозяину.

   – Будь добр, как сегодняшние дела закончишь, зайди ко мне, разговор есть.

   Световой день сильно увеличился за последний месяц, но когда Шишагов добрёл до землянки Савастея, темень стояла – хоть глаз выколи. Впрочем, Роман давно не обращал на это внимания. Подошёл ко входу, отряхнул от снега торбаза, не оборачиваясь, спросил темноту у священного камня:

   – Тебя, Крумкач, тоже Савастей позвал?

   От большой тёмноты отделилось пятно поменьше, заскрипел снег под поршнями.

   – Интересно, кто из вас лучше ночью видит, ты или Машка твоя? – Крумкач подтолкнул Романа к землянке. – Иди, там, наверно, заждались уже.

   В жилье жреца запросто можно было бы париться – если плеснуть пивка на раскалённую печь. Без этого получилась сауна – дров не жалели.

   – Здравы будьте.

  Роман сбросил кухлянку, сложил на лавку и уселся сверху – привычка, а что делать?

  За столом, кроме хозяина, сидели Берегуня и нестарый осанистый незнакомец в богатой рубахе, ткань которой невозможно было разглядеть – так густо покрывали её вышивки. Красные узоры столь тесно разместились на ней, что одёжка колом стояла на хозяине, отказываясь принимать форму скрытого под ней тела.

   "Как бы не впервые одел", – отметил Шишагов. Как потом оказалось – угадал. Поздоровался. Незнакомец вроде как удивился, но потом спохватился и просто ответил на приветствие.

   "А ты, братец, к другому обращению привык. И вид у тебя необычный, не из вильцев будешь. Ну-ну, посмотрим, что ты за птица такая".

   Помогатели Савастея по обычаю кучкой сидели в тёмном углу, и вроде как их больше, чем обычно, но Роман поленился рассматривать.

   Он присел на край лавки и позволил себе показать степень своей измотанности – опёрся стеной о стену.

   – Устал. Говори, Савастей, зачем звал, не то усну раньше, чем закончишь. У тебя, как я вижу, гость в доме, ему внимание нужно.

   Перед тем, как ответить, жрец кашлянул в кулак.

   "Ничего себе! Нерешительный Савастей – это я в первый раз вижу. Во что это они меня втравить собрались"?

   – Гость у меня, Роман, уважаемый гость. Только приехал он с тобой повидаться – сам знаешь, добрая слава по земле быстро расходится, – жрец скосил глаза на "вышитого".

   – Правда твоя, – согласился Шишагов – особенно если ей помогают. Я гляжу, твой старший помогатель вернулся. Восемь дней его не было, или ошибся я?

   Голос у Ромы усталый, тихий. Шишагов поглядел на жреца с укоризной, и обратился к гостю святого места напрямую:

   – Я и есть Роман-чужеземец, если ты в самом деле ко мне приехал, – Рома широко, напоказ, зевнул, прикрыв рот ладонью. – Но лучше бы ты приехал утром.

   Незнакомец сдержался, заработав жирный такой плюс, и вроде как даже развеселился. Положил руки на стол и красивым, сочным баритоном поддержал растерявшегося хозяина:

   – Ты бы всё-таки представил меня человеку, Савастей, иначе выйдет, что мы с ним на улице познакомились.

   Савастей пропустил между пальцами правый ус, потом провёл по губам тыльной стороной ладони.

  – Не знаю, какая муха тебя нынче укусила, Роман. Это хранитель знания Азар из...

  – Откуда я прибыл, я сам расскажу, – перебил жреца Азар. – Спасибо, что познакомил. – Он помолчал, раздумывая, с чего начать, потом развёл руками:

  – Так конечно, не принято, но будет лучше, если мы сначала отпустим собравшихся, а потом поговорим вдвоём. Я приехал пригласить тебя погостить некоторое время в нашем, скажем так, поселении. Там живут люди, много поколений хранящие традиции поклонения высшим силам и собирающие знания. Нам известно, что по договору с родом почтенного Берегуни ты должен обучать его мужчин воинскому мастерству до весны, но этот род считает, что работа выполнена даже лучше, чем они ожидали.

  Берегуня кивнул, подтверждая сказанное.

  – Остальное сделают дружинники военного вождя, – говорун повернулся в другую сторону.

   Теперь кивнул Крумкач.

  – С твоего согласия продолжить беседу мне хотелось бы на улице – не в обиду гостеприимному хозяину, здесь слишком жарко. Позволь мне проводить тебя до жилья, тогда по пути я смогу ответить на твои вопросы.

  Роман согласился, и перед тем, как выйти на улицу, подошёл к Савастею:

  – Извини, что так выставил тебя перед гостем – в самом деле устал, и злость взяла – я с тобой всяких секретов не разводил. Ну, без обид?

  – Иди уж, что с тебя взять. Гостя моего не обижай, пожалуйста. Ему с такими горлохватами, как ты, дела иметь не приходилось ещё.

  На улице лёгкий морозец, после вчерашнего бурана снегу по колено, с тропы сойдёшь – и завяз, поэтому Роман шагает рядом с тропинкой, оставив утоптанный путь Азару. Над лесом желтоватой лепёшкой висит Луна, её бок на добрую четверть изгрызли космические мыши. Млечный путь небесным отражением Нирмуна делит небо пополам. Влага дыхания вырывается из ноздрей облачками пара, чтобы осесть на одежде мельчайшими кристаллами инея.

  Миновав жилище Печкура, Роман повернулся к прибывшему по его душу человеку.

  – Так чем же скромный скиталец сумел привлечь внимание хранителей знания?

  Собеседник глубоко вдохнул, выдохнул облачко пара, взялся обеими руками за широкий кожаный пояс, украшенный многочисленными оберегами, запрокинул голову к звёздам.

  – Хорошо! Жаль, не так часто, как хотелось бы, удаётся уехать от забот и трудов, да. Ты умеешь играть словами – одно это говорит, что я не зря топтал снег, отправляясь на эту встречу. Скиталец – правда, но скромность тебе не присуща, насколько я успел заметить.

  А куда денешься? – лицемерно вздохнул Шишагов – Телесную красоту я ещё могу спрятать под одеждой, а умище, умище-то куда девать?

  Азар удивлённо повернулся к Роману, но разглядел ехидную улыбку у того на лице, прыгающих в глазах весёлых бесенят, и рассмеялся. Посмеялись вместе, напряжение рассеялось, и беседа приняла более доверительный характер.

  – Не очень далеко отсюда находится место, о существовании которого не знает большинство здешних жителей, только жрецы и старейшие окрестных народов, а точное место его расположения и вовсе известно лишь единицам. Там живут люди, собирающие знания и хранящие первую, самую чистую веру нашего народа.

  – Смыслян?

  – Тех, кто был и их предками тоже. Приедем туда – узнаешь больше. Ты, конечно, многое делаешь для здешних селян, но это не место для такого мастера. Я прибыл пригласить тебя в нашу обитель – мы многому можем научить. Не скрою, твои знания и умения интересны для нас. Отправляемся завтра утром, я попросил, припасы на дорогу нам приготовят.

  – А начал неплохо, – с сожалением констатировал Шишагов. – Судя по всему, я выйду вас проводить. Мне обычно не по пути с теми, кто считает возможным указывать, что я должен делать. Доброй ночи.

  Роман развернулся на пятках, и направился домой – спать. Столько времени коту под хвост! Пуща кругом, дикость, но даже тут на его голову свалился вконец опупевший (считающий себя пупом земли) надутый индюк!

   – Стоять! – Ударил в спину Шишагова окрик. Растопырившийся поперек тропинки посланник хранилища сокровенных знаний казался себе крутым до невозможности – высоко поднятый подбородок, раздувающиеся ноздри, нависающая поза повелителя всего на свете, выставленная в подчиняющем жесте ладонь...

   – Вернись! Я! Тебя! Не! Отпускал!

   "Прямо как гвозди в башку заколачивает. Наверно, долго учился".

   Если просит человек, отчего не задержаться? Роман вернулся, и, не говоря худого слова, без замаха ткнул воплощённое величие кулаком в солнечное сплетение. Куда исчез памятник самому себе? Стоящий напротив Ромы человек судорожно пытался вспомнить, как это – дышать. Шишагову это было не интересно, и он добил козла ударом в печень. Перекинул тело через плечо и отнёс к Савастею в землянку. Сгрузил ношу на пол и пояснил онемевшему хозяину:

   – Редкий наглец. И дурак. В их логове все такие? Поучил. Не сильно, скоро очнётся. Передай, будет ещё нарываться – поедет домой частями. Всё, я спать пошёл.

   Наутро Шишагов спокойно проспал до третьего петушиного крика. Не спеша поднялся, не уходя далеко от дома размялся, обтёрся снегом – раз вильцы признали, что он свою часть договора выполнил, значит, так тому и быть. Когда возвратился, на лавке у входа в жильё сидел незнакомый старик. Скромный такой дедуля, в обычной, сильно потёртой одёжке. Только на дедушке не видно оберегов – ни вышитых, ни тиснёных – ни одного. Это так же необычно, как стоящая колом рубаха вчерашнего наглеца. Старших надо уважать – Роман поздоровался первым. Дед ответил, не отрывая зада от лавки – имел право. Подвинулся, похлопал по доске ладонью.

  – Присядь, уважь старого человека.

  Когда Роман пристроил свой зад на оструганных досках, дедушка повернулся, чтобы видеть его лицо.

  – Ты, Роман, высоко себя ставишь. Когда Савастей сказал, что ты к Богам обращаешься сидя, я сразу даже не поверил. И мальчика моего обидел вчера. Приличествует ли такая гордыня умному человеку?

  – Иногда преклонный возраст из недостатка становится достоинством. Можно говорить разные вещи, не опасаясь последствий. Ты задал один вопрос или три?