Текст книги "Звериной тропой. Дилогия"

Автор книги: Николай Инодин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

  Задумался Шишагов. Он, конечно, многое знает о сельском хозяйстве, по телевизору в своё время постоянно о битвах за урожай вещали. Продовольственную программу КПСС даже учить пришлось, со сдачей экзаменов. Несколько раз с солдатами ездил картошку с полей собирать. Но возьмись Роман сейчас хлебушек растить, конфуз будет покруче, чем с рыбной ловлей. Огород он худо-бедно разведёт, в интернате приходилось с грядками возиться. Только вот понятия не имеет, какие овощи здесь и сейчас имеются, и чем отличаются от овощей его мира. Морковка, которой Рома вчера лошадей угощал, имела непривычный зеленоватый оттенок.

  "Нет, сельское хозяйство пока только как хобби, в свободное от других занятий время".

  На столешнице рядом с домиком появились изображения меча, копья, лука со стрелами и щита. Прорисовался убитый стрелой кабан, наковальня и занесённый над ней молот.

  Снова понимающие кивки. Ну да, на этом поприще у Шишагова репутация имеется, причём он подозревает, что стараниями Рудика она изрядно раздута.

  Уголёк перекочевал в крепкие пальцы Крумкача. Свой брат – военный. Этот сперва расклад изобразил. Хорошо, что такое план он вполне знает. Здесь мы сидим – на столешнице появляется маленькое дерево, за ним камень, дыра в земле. Вот Нирмун течёт, вот Извилица. Здесь живут Вильцы. У них есть соседи, и если на полдень и восход обитают свои ребята, отличные парни, то с теми, кто живет на закате и полночи отношения уже много хуже. А самые плохие люди живут ещё севернее, в устье Нирмуна. И уголь рисует сидящего на коне человечка с луком! Роман показал удивление и попросил уголёк. Нарисовал сканда на коне – без лука, и бойца сбродников, с луком, но пешего.

  Крумкач пояснил. Коней у сбродников мало, только для самых лучших воинов. Остальные пешком ходят. Потом стал лошадей рисовать, и вышло, что они у скандов и сбродников разные. Если грива щёткой стоит, ноги толстые, седла нет – это сканд, и в бой они пешком ходят. А если конь выше и стройнее, длинная грива свисает ему на шею, а всадник сидит в седле – это Гатал, он для боя не спешивается, так верхом и воюет. Там, далеко на полдень, таких мно-о-ого. И сюда добрались, жить мешают.

  У Вильцев тоже военная сила есть. На восходе, выше по течению Извилицы, живёт Старох, у него добрые воины есть, много. Крумкач шесть раз пятерню в кулак сжимал – разжимал. Значит, три десятка бойцов по местным меркам это уже сила. А что у врага? Роман постучал по рисунку конного лучника – сколько?

  Таких – две руки и ещё два. А таких – Крумкач на пешего лучника указал, ещё восемь рук. Нет, поправился, уже семь, и на Шишагова показал.

  "Это я им, оказывается, врагов проредил. Удачно вышло, хоть и не специально".

  – Со Старохом понятно, но у тебя я тоже бойцов видел, и их больше одной руки.

  Крумкач только вздохнул в ответ. Воин у него только один, сам Крумкач, остальные это люди Берегуни, которые группами по две руки в очередь несут стражу на границе. Вот если могучий воин Роман возьмётся зимой поучить этих мастеров серпа и мотыги, с какой стороны за копьё браться, боеспособность племени вырастет многократно. А уважаемые люди, собравшиеся в землянке, позаботятся о достойном вознаграждении. Подумал малость Шишагов и согласился. В любом случае, зимой он никуда не пойдёт, трофейные лошади ему очень понравились, но снегом их не прокормить. Сидеть до весны на шее у вильцев неохота, дармоедов нигде не любят. Возьмёшься учить – скучать не придётся.

  Хлопнули по рукам, Печкур из землянки вылез, вернулся с большим деревянным сосудом. По бокам ёмкость имела две ручки в виде бычьих голов, за них её и держали. Жрец у Печкура посудину взял, подошёл к стоящему справа от входа столбу с вырезанным на нём лицом, плеснул немного содержимого на земляной пол. Запах мёда усилился. Отдав долю Богу, собравшиеся пустили посудину по кругу, отхлёбывая из неё по очереди. Судя по всему, закрепили заключённую сделку. Заодно и обмыли.

  Когда расходились, Роман немного придержал Крумкача.

   – Акчей. Я дрался. Взял. Кто мне теперь?

   Крумкач понял, пожал плечами. Потом устроил пантомиму. Провёл ребром ладони по горлу, показав на Солнце, изобразил копание земли, рубку дров, переноску тяжестей.

   – Акчей твой. Убить. Работать. Ты – хозяин.

  Шишагов позвал местного воинского начальника с собой, нужно было кое-что уточнить.

  Около дома Роман разложил на земле три комплекта вооружения.

  В первом – длинная рубаха из вываренной в масле толстой кожи, похожий на котелок кожаный шлем с усилением из перекрещивающихся железных полос, тяжёлый круглый дощатый щит с бронзовым умбоном и такой же оковкой. Листообразный наконечник толстого копья, с мощной втулкой, топор на длинном топорище, кинжал и праща с мешочком камней.

  Вторая кучка – короткий панцирь, набранный из заходящих друг на друга кожаных ромбов, меховой колпак, лёгкий круглый плетёный щит, обтянутый кожей. Мощный составной лук с двойным изгибом, усиленный сухожилиями, костяными накладками по бокам в местах изгиба плеч, колчан с тяжёлыми стрелами. Лёгкое копьё с тонким наконечником на черенке, маленький топорик и кинжал – близнец лежащего в первом комплекте.

  Последними легли кольчуга из толстых железных колец, копьё с противовесом, мощный стальной топор, один из трофейных скандских щитов, тяжёлый лук, колчан со стрелами. Подумал, вытащил из ножен тесак и добавил к этому комплекту.

  Крумкач внимательно следил за процессом выкладывания трофеев. Роман показал на первый комплект:

  – Сканд.

  Второй:

  – Сбродник.

  Третий:

  – Я.

  Повернулся к Крумкачу:

  – Вильцы?

  Смекнувший, о чём его пытаются спросить, воинский начальник остановил и озадачил пробегавшего мимо подростка.

  Через минут десять тот вернулся с ворохом военного барахла. На землю легли : копьё, похожее на копьё скандов, дощатый овальный щит, способный от щиколоток до плеча укрыть стоящего человека, склепанный из четырёх частей железный шлем со стрелкой для защиты носа, топор и длинный широкий однолезвийный нож самых кухонных очертаний. Всё? Нет, не всё. Белобрысый малец притащил довольно большой толстый лук, оплетённый берёстой, и колчан со стрелами. Стрелы в колчане разные, причём большая их часть имеет костяные наконечники. И железо всё – сыродутнее не бывает, несколько хороших ударов, и беги в кузню, выпрямлять и затачивать.

  "Нда... засады, защита укреплений, обходы и удары в спину. Оборона строем, с сомкнутыми щитами. Против скандов пойдёт, а вот по сбродникам нужно проверить, пробьёт их лук такие щиты или нет. Если да, ставить строй против дружины Гатала можно только в крайнем случае".

  Крумкач внимательно следил за выражением Роминого лица. Понял – недоволен Шишагов, попытался расспросить, почему.

  Роман свое снаряжение показал. Крумкач только руками развёл, хорошее конечно, но чего нет, того нет. Вот когда до него дошло, что это всё делалось для охоты... Проникся. Но заинтересовался, на какого зверя так ходят. Пришлось снова амулет из-под рубашки доставать, рисовать на земле кита, моржа и байдару с охотниками. Про китов и моржей Крумкач слышал, эти звери и в здешнем море встречаются, но вильцы на них не охотятся, поскольку дальше устья не ходят. Роман ему моржовую шкуру показал. Пока показывал, Рудик тихонечко хозяйское имущество прибрал, от греха подальше, чтобы не вздумал Шишагов подарками разбрасываться. Хватит с Крумкача и одного дара, за такой кинжал можно тёлку купить или молодого раба у поморян выменять. Или пару немолодых рабынь. Девки дороже стоят, если не страшны собой.

  С разрешения Романа местные ребята тоже своё добро унесли, после чего военный на заставу ушел, а Шишагов стал раздумывать, как и чему он местных вояк может научить. И что из этой науки нужно им на самом деле.

  Хотя Тор спокойно шагает по тропинке, его спина под Ромиными ягодицами равномерно перекатывается влево – вправо. Несильно, но непривычному всаднику то и дело приходится хвататься за широкий ремень, охватывающий мощную шею жеребца.

  Не скрипит под наездником-неумехой седло, ни новое, ни потёртое. Нечему скрипеть. Штаны из нерпичьей шкуры трутся непосредственно о шкуру конскую. Вчера, когда Шишагов с помощью Акчея впервые взобрался на конскую спину, его поразило, что она одновременно узкая у хребта и очень широкая ниже. Удобным то положение, в котором он оказался, назвать было трудно.

  "Какой идиот сказал, что на лошади сидят"?

  Ромины ягодицы в процессе не участвовали – две половины его тела свисали по бокам лошади, постоянно стремясь сползти. И сползли бы, не мешай им то, что они крепко срослись между собой. Эта перемычка и удерживала Шишагова на конской спине. Тогда тело решило сползать целиком, выбирая для этого какую-то одну сторону. Время от времени ему это удавалось, лошадь, судя по её дальнейшему поведению, была очарована результатом. Хорошо хоть падать было невысоко, выручала малорослость скандских лошадей. Акчей водил лошадь под уздцы и старательно делал вид что ему не смешно.

  Постепенно Роман уловил баланс, понял, как нужно правильно сжимать колени, и перестал сползать с идущей шагом лошади. Он даже умудрялся какое-то время держаться, если Акчей переводил Тора на лёгкую рысь. При обратном переходе на шаг, или, что ещё страшнее, остановке, новоиспеченный кавалерист немедленно бросался обнимать планету. Как ни странно, попытки жеребца сбросить седока прекратились, когда Роман по привычке "окрикнул" его мысленно – как Машку. Конь притормозил, дёрнул ушами и вроде как успокоился. А Акчей о чём-то попросил Рудика, внимательно следившего за процессом. Вскоре тот примчался с хутора с куском верёвки в руке. Двумя оборотами этой верёвки Ромин учитель обвязал жеребцу шею. Хватаясь при "торможении" за пеньковые пряди, Роман перестал падать. Почти.

  Вечером, после очередного урока языка, Роман взялся рисовать-разговаривать со своим пленником. Оказалось, с идеей седла Акчей хорошо знаком, но считает его для обучения Романа излишним, потому что учиться надо так (без седла), иначе никогда не научишься правильно. Стремена парень на рисунке не узнал, и идеи не понял, долго доказывал, что для удержания на коне нужны именно ноги от колена и выше, в доказательство чего зажал коленями обрубок бревна, который принёс с улицы, и исполнил какое-то подобие танца, ни разу не уронив деревяшку. Соглашаясь с ним, Роман хлопнул себя по внутренней поверхности бедра, мол ладно, этим буду держаться.

  Зря он это сделал. Оказывается, за время занятия он до крови растёр ноги швами своих кожаных штанов. Пришлось идти на речку, промывать ссадины и приматывать к ним холщовыми лентами листья подорожника. Пока Рома лечился, Акчей из нескольких полосок кожи сплёл ремень вместо неподобающей герою и просто очень богатому человеку верёвки.

  Но репутация обязывает, а лучший способ научиться чему-либо – это постоянная тренировка. Поэтому к местному кузнецу Шишагов направляется верхом. На ногах у него штаны из нерпичьей шкуры мехом наружу – единственные в гардеробе, не имеющие внутреннего шва. Акчей едет следом на Вальке – кличка Валькирия к трофейной кобыле не прилипла. То, что ни Тор, ни Валькирия у Рудика никаких ассоциаций не вызвали, тоже Романа успокоило, значит, здешние сканды и викинги его мира не одно и то же. А что похожи, так сходная среда обитания обычно формирует похожий облик у очень непохожих существ, что уж о разных человеческих племенах говорить.

   Рудик тоже с ними – куда от него денешься, но он пока к прелестям верховой езды равнодушен – ведёт в поводу второго жеребца, навьюченного Роминым инструментом и железом, предназначенным к обмену или переделке. Этого коня Рома сначала хотел назвать октаэдром, тоже фигура, ничем не хуже тора, но потом передумал. Не тянул жеребчик на такое погонялово. Теперь его звали Кубик. Ещё с ними идёт мальчишка, сын Печкура, или племянник – дорогу показывает.

   Роман едет знакомиться с местной тяжёлой промышленностью.

   Тропа вьется вдоль Извилицы, то приближаясь вплотную к воде, то взбегая по лесистым склонам. Время от времени приходится вброд пересекать небольшие речки и ручьи. Маха привычно просачивается сквозь лес слева от каравана. Лиственные леса стоят голые, только дубы ещё держат на себе листву. Несколько раз мелькнули между морщинистых стволов серые спины убегающих кабанов. Роман машинально поправил на плече петлю, привязанную вчера к древку копья. Пускаться в путь без него здесь даже крестьяне не рискуют, но чтобы усидеть на коне, Роману нужны обе руки.

   По Извилице иногда проплывают в сторону Печкурова хозяйства груженые лодки. Как понял Роман, скоро у его гостеприимных хозяев большой праздник, потом приедет в гости тот самый Старох со своими горлорезами. То, что после всех этих мероприятий останется, будет ждать торга, на который приплывут по Нирману торговцы из-за моря. Они охотно берут мёд и воск, но главный интерес у них зерно и ткани. Привозят качественное железо, изделия из бронзы, очень хорошие кожи, зуб морского зверя и ворвань, но после металлов вильцам больше всего нужна соль. Вот и свозят от каждой вязи поделенное натрое добро – для богов, для гостей и для торговли. И доля богов размерами намного меньше двух оставшихся, не в чести у вильцев религиозный фанатизм.

   На противоположном берегу мелькнул кусок мёртвого леса – стоят на пригорке сухие деревья, в кучи свалены вырубленные кусты. Весной придут люди, срубят лесины, выкорчуют пни. Годный лес вывезут, а всё остальное сожгут, разбросав в остывшую золу семенное зерно. Потом несколько лет будут снимать добрые урожаи, а когда истощённая земля перестанет родить, превратят поле в выпас для скота. Под поле пустят другой кусок леса. Ну и что? Людей мало, а леса кругом дремучие, нехоженые.

   Того, что народу становится больше, а с лесом всё происходит как раз наоборот, ещё никто не замечает. За этими благодатными условиями предки вильцев и пришли в эти края два поколения назад, потеснив живших здесь раньше поморян к побережью. Кто виноват, что те до сей поры не научились толком варить железо?

  Выше по течению на высоком месте открылось селение. Несколько домов, таких же, как тот, в котором живёт сейчас Шишагов, в окружении разных хозяйственных построек, разбросанных без всякого порядка. Лодки у причалов, стадо, щиплющее последнюю в этом году траву.

  После впадения в Извилицу очередного ручья мальчишка-проводник свернул в лес, и вскоре маленький караван прибыл к дому здешнего кузнеца. Дзеян по какой-то своей прихоти поселился на краю глубокого оврага. Прибывших встретили, поприветствовали и повели кормить. Никаких разговоров о деле – гости с дороги, их насытить нужно.

  Оставшаяся в лесу Машка прислушалась к ощущениям своего вожака – жуёт что-то. И с чистой совестью начала поедать тушу косули, которую вот уже добрый час тащила с собой. К чужим людям идти не хотелось – запах их страха вызывал желание броситься, а это будет неправильно. Да и без испуганных двуногих воняет там неприятно. Лучше здесь подождать, пока её прайд не отправится обратно.

  Маха добралась до печени, и мурлыкнула от удовольствия.

  Накормив гостя и его людей, Дзеян повёл Романа смотреть своё хозяйство. Теперь стало понятно, для чего ему нужен овраг с крутыми стенами. Печи, в которых кузнец варил железо, почти не отличались от той, что Шишагов когда-то сделал для запекания гусей. Вдоль обрыва одна за другой располагались четыре выкопанные в земле ямы, облицованные камнем. От каждой к обрыву были сделаны три отверстия – два в качестве поддувал, через третье вытекал расплавленный шлак. Над ними возвышались сделанные из глины конструкции, напоминающие трубы. Судя по недоделанной "трубе" над дальней ямой, основой для них служило что-то, похожее на корзину без дна из ивовых прутьев.

  В одной из печей как раз шёл производственный процесс – из её верхнего отверстия поднимался дым. Никаких мехов для поддува Дзеян не применял. Несмотря на успехи, достигнутые Шишаговым в изучении местного языка, к этому моменту выучившего уже сотни две слов, с кузнецом он мог общаться только жестами. Ни о каких расспросах, понятное дело, и речи быть не могло. Рядом с печами прямо на земле лежали кучи древесного угля, глины, извести и некой субстанции, больше всего напомнившей Шишагову комки слежавшейся ржавчины.

  Показав свой источник железа, Дзеян повёл его в кузницу. Это низкое строение с дерновой крышей стояло чуть наособицу от прочих. Собственно, в данное время там никто не работал, горн стоял холодный, но как не похвастаться своим инструментом и мастерской, перед тем, как говорить о работе с весьма обеспеченным клиентом? Небось, оружие заказывать будет, это не крючки рыбакам ковать. Оно, конечно и простой топор почётно сделать, за ножами люди от самого моря приходят – по весне, везут шкурки и куски янтаря, вынесенного зимними штормами, так ведь если в округе узнают, что приезжий герой брал у Дзеяна оружие, от заказчиков отбоя не будет. Да и кто знает, может, улыбнётся кузнецу Солнечный Дед, поделится иноземец каким секретом заморским. Уж больно хорошо железо его оружия! Лучше даже, чем то, что купцы привозят из Сканды.

  Иноземец с непонятным именем Роман смотрит внимательно, но не заметно, чтобы чему удивился. На печи поглядел, что-то для себя понял, но не сказал, видно, что слов таких не знает пока. В кузне мехи изучал, даже в работе попробовал, клещи, набор молотов и наковальни в колодах осмотрел. Про наковальни тоже что-то сказать хотел, но опять промолчал. Спросив позволения, брал в руки напильники и пробойники всякие, по напильнику стучал лезвием ножа, слушал звон. Потом кончиком ножа сбоку царапнул – там, где насечки нет. Старший сын после пощупал, шепнул отцу – на напильнике осталась царапина. Такие бы клинки выучиться делать!

  Когда из кузницы вышли, Романовы слуги мешки приволокли. Из мешков чужеземец стал инструмент доставать – молоты, бронзовый и железный, бронзовые клещи двух размеров, зубило да напильник. Эти дал Дзеяну попробовать. Оказалось, из доброй стали там, за морем, не только ножи с мечами куют. Инструмент оказался много лучше того, что в кузне лежит. Ещё в мешке каменные горшки были, но там они и остались.

  Потом достал Роман из другого мешка несколько железных ножей. И худые ножи были, и добрые, один даже Дзеяновой работы оказался, все без ручек. Несколько копейных наконечников неважного качества, два скандских, и ещё кинжал, но без бронзовой рукояти. Каждое лезвие напильником царапал, показывал – мягкое железо.

  После всего на свет появился обычный горшок, высокий, с широким горлом, в таких ещё хозяйки молоко на сметану отстаивают. И ещё один. В последнем мешке оказался толчёный уголь, просто как песок. Зачем такой?

  Роман стал его в горшок сыпать. Когда до половины насыпал, стал втыкать в порошок лезвия ножей и кинжала. Так втыкал, чтобы друг друга не касались, и стенок горшка – тоже. И всё Дзеяну показывал, старался, чтобы тот всё хорошо разглядеть мог. И продолжил толчёным углем засыпать. Когда одни хвостовики из порошка торчали, его парнишка песка сухого притащил, которым горшок до верха засыпали. А сам горшок глиняным тестом закрыли.

  Со вторым горшком всё то же самое сделал, но в этот раз зарыл в чёрный порошок копейные наконечники.

  Иноземец попросил Дзеяна в пустой печи огонь развести. Конечно, огонь немедленно развели – интересно же, зачем всё это с горшком-то делали. Роман угля в яму насыпал, а как он разгорелся, опустил в печь свои горшки, и опять же углём их забросал. Затем печь дёрном закрыл, оставил одно малое отверстие и Дзеяну на Солнышко показывает. Мол, как светило снова поднимется, горшки из печи доставать будем.

  " Это я удачно зашёл".

  Роман смотрел на стоящие у кузнечного горна мехи, и ощущал себя последним идиотом. Тот кожаный бурдюк с костяным соплом, распяленный между двумя треугольниками из палок, что лежит сейчас в гостевом жилье на хуторе Печкура у здешнего хозяина вызвал бы припадок веселья часика на два. Его агрегат из трёх широких досок, похожих на балалайку, вид сверху, соединённых между собой кожаной "гармошкой", превосходил творение сумрачного Романского гения по всем параметрам, кроме веса. Шишагов не выдержал, потянул пару раз за верёвку, оценив мощную струю воздуха, вырвавшуюся из сопла и эффективность работы жёсткой конструкции. Понравилось, обязательно нужно будет себе такие же изготовить.

   Остальное оборудование не впечатлило, но кое-что из развешенных на стенах приспособлений разглядеть в полумраке не удалось. Ничего, они сюда не на один день, успеют рассмотреть инвентарь в деталях. Одно ясно, тисков в хозяйстве у Дзеяна нет, точильного и шлифовального станков тоже. А Рома свои станки притащил, повезло с транспортом. Тиски придётся делать.

   Теперь нужно поделиться с Дзеяном технологиями. Заодно и самому теоретические знания на практике проверить. О цементации железных изделий при нагревании с угольной пылью Шишагов только читал, самому делать до сих пор не приходилось.

   Жаль только, не удалось истолочь древесный уголь в пыль – как ни старался Акчей, а уголь получился в основном крупинками, на качественное измельчение времени не хватило.

   Когда горшки с отправленными на цементацию изделиями остались прогреваться в печи, Роман уже совсем собрался договариваться с кузнецом об изготовлении шлема, но тут из лесу донесся визгливый лай, и два мирно дремавших во дворе кудлатых кобеля подхватились и понеслись в чащу.

   "Машку учуяли! Не устроила бы моя девушка им смертный бой", – на бегу думал Роман, и, не коснувшись рукой, перепрыгнул метровый плетень, которым была огорожена усадьба кузнеца. Сзади грузно топали бегущие за гостем хозяева.

   Лай усилился, к визгливому сучьему бреху присоединились гулкие голоса кобелей, но, к радости Шишагова, предсмертный собачий хрип так и не раздался. Роман выбежал на небольшую полянку и остановился, любуясь открывшейся картиной: на толстенном нижнем суку растущего посреди поляны векового дуба, не обращая ни малейшего внимания на беснующихся внизу собак, вольно расположилась его любимица. Придерживая передней лапой остатки косульей туши, Маха время от времени отрывала от неё кусочек, и не торопясь, задумчиво так, проглатывала. Ей было хорошо. В рассеянности она даже не обращала внимания на то, что её левая задняя лапа свесилась вниз, и разъярённый пёс, прыгая раз за разом, лязгает клыками, на пядь не достигая цели.

   Лохматые псы исходили злобой прямо под наглой Машкой, а поднявшая переполох сука продолжала гавкать, стараясь держаться от неё подальше.

   Прибежавшие сыновья кузнеца остановились рядом с Шишаговым, большими глазами рассматривая Маху. Грузный Дзеян подбежал последним, понял, что происходит, и громко расхохотался. Он ткнул Романа кулаком в бок и от восторга хлопнул себя ладонями по бёдрам.

   " А ведь классный мужик, сработаемся", – понял Шишагов и тоже рассмеялся. Когда отец, продолжая ржать, тыкая пальцем то в сторону невозмутимо продолжавшей питаться Махи, то в бок её хозяина, объяснил детям, что происходит, развеселились и они.

   Не ожидавшие такой реакции лохматые сторожа растерялись и накал их ярости пошёл на убыль, только сука продолжала брехать, по периметру обходя полянку. Кузнецы изловили псов, и Шишагов позвал Машку вниз. Наглая девка посигналила собравшимся голубыми глазищами и буквально стекла на землю. Потёрлась о ноги своего вожака и снизошла до ритуала знакомства с собаками. После представления кобелям Роман отпустил Машку, и она снова запрыгнула на закачавшийся под её тяжестью сук, к своей добыче. Армия поклонников пушистой красавицы увеличилась ещё на четырёх человек.

   Успокоившиеся псы вернулись домой вместе с людьми, только самка собаки косилась назад, поднимая на холке шерсть и порыкивая.

   Происшествие с Машкой как-то разрядило обстановку, и дальнейшее пребывание Ромы в семействе кузнецов перестало походить на встречу проверяющего из высокого штаба личным составом отдалённого гарнизончика. Судя по всему, возникшая у Шишагова симпатия оказалась взаимной, гости и хозяева общались уже без оглядки, не ожидая от другой стороны подвоха. Разошедшийся Роман постарался объяснить кузнецу, что при накачивании в печь воздуха мехами (он указал на домницу и потом стал изображать руками качание, имитируя звук выходящего из мехов воздуха),

  из того же количества угля и руды железа получится больше. Оказывается, об этом кузнец знал, но людей для такой операции в хозяйстве не хватало. А леса и руды в окрестностях много, показывая размер запасов, кузнец широко развёл руки в стороны.

   Тогда Роман послал Рудика за последним мешком. Достал из него трофейный шлем, взятый в последней стычке, и показал мастеру. Тот цокнул языком – хорошая работа, знаю. Показал на Роминого полоняника, и имя кузнеца назвал – Батрад. Акчей подтвердил. Дзеян перевернул шлем, и показал Роману клеймо.

   "О как! Здравствуй, Змей Горыныч! И все три башки на месте. Только лап не видно". А Дзеян продолжил "рассказывать". Всё ли, правильно ли понял Шишагов, неизвестно. Оказалось, кузнец у сбродников очень хороший, но всего один. В смысле, хороший – один. И железа у них мало, руды изгои не нашли. С соседями же враждуют. Потому всё, что Батрад делает, куётся из трофейного или купленного у скандов сырья и достаётся воям, а на хозяйство металла не хватает, куют сбродники сами, кто во что горазд.

   Роман забрал у Дзеяна шлем, напялил себе на голову. Показал – не нравится. Медленно обозначил боковой удар по острой высокой верхушке шлема, изобразил, как дёрнется от этого голова. Подозвал Акчея, надел шлем на него. Указал – сбоку нет защиты, и шея ничем не защищена. Вот здесь чужой клинок преграды не встретит, и здесь.

   Снял шлем, продемонстрировал, что внутри он пустой, постучал рукояткой ножа по металлу, звякнуло. Рома изобразил симптомы сотрясения мозга – глаза в кучку, рвоту.

  Дзеян заинтересовался – покажи, какой ты хочешь, если этот тебе не хорош?

  Акчей, стараясь быть незаметным, передвинулся, встал так, чтобы видеть, что показывает Шишагов. Зря старался. Всё равно пришлось уходить. За всеми, к запасу приготовленной для последней печи глины. Роман размял комок и стал из него лепить детальки: две половины полусферы с наушником и выступами в нужных местах, небольшой верхний гребень, козырёк, нащёчники и назатыльник из трёх пластин. Шлем польского панцирного гусара, он видел такой в Минском краеведческом музее. Поражённый конструкцией гусарских "крыльев", он в своё время внимательно рассмотрел весь доспех, который, кроме крыльев, был сделан практично и очень грамотно. Возможно, и крылья были не просто украшением, но человеку конца двадцатого века их назначение было непонятно.

  Дзеян с сомнением потряс головой, но по тому, как он начал теребить свой припаленный ус, было видно – загорелся. Кузнец ещё пытался найти причину, которая не даст ему взяться за эту работу – мол, железа мало, рабочих рук не хватает. Шишагов напомнил о неработающих печах и запасе руды и угля. Потом показал – за новый шлем даст три трофейных. А руки найдутся, они с Акчеем могут молотом бить, а Рудик может мехи качать. И кузнец сломался.

  Пока шли все эти разговоры, процесс варки железа закончился, и Дзеян, безжалостно разломав глиняную конструкцию, с помощью старшего сына извлёк из ямы странный пупырчатый комок, который, быстро остывая в холодном воздухе, почернел. Оглядел его со всех сторон, потом лукаво глянул на Рому:

  – Ну, пойдём тогда, – и направился в кузню.

  Оставшиеся у оврага сыновья сноровисто доламывали спёкшуюся глину. Будут готовить печь к следующей плавке. Роман отправил рыжего им в помощь, и вместе с Акчеем последовал за кузнецом.

  "Давненько я с молотом не баловался".

  Кузнец разрубил крицу на несколько кусков, и теперь Роман с Акчеем махали молотами, выбивая из очередного куска губчатого железа скопившийся в многочисленных полостях жидкий шлак. Оглядев своих новых молотобойцев, кузнец одобрительно хмыкнул, особо оценив мускулатуру заказчика. Под обрушивающимися с двух сторон ударами металл сминался, уплотняясь, и Дзеяну оставалось только поворачивать заготовку, удерживая её клещами. Шишагову всегда нравилось работать со всякими железками, и в интернате, на уроках труда, и в гараже. Мышцы, соскучившиеся по настоящей нагрузке, играючи управлялись с тяжёлым ковадлом. Кузнец иногда подменял Акчея, тогда железо удерживал его старший сын – доверять такую работу полонянику он не стал. Пришли со двора остальные сыновья, взялись проковывать другой кусок. Когда стемнело, Роман понял, почему кузнец не запускал в работу все печи сразу. Несмотря на такое мощное пополнение, полученную в полдень не самую большую с Роминой точки зрения крицу выбили только "на холодную".

  Молодая девица принесла работникам умыться, и кузнец пригласил всех к столу. Каша с мясом и жареным салом, молоко, ядрёный квас из репы и привычный уже взвар из сушёных груш. После доброй работы и аппетит у всех был богатырский. Поужинав, местные жители занялись своими делами, а Роман устроил ежевечерний сеанс изучения языка. Маша дала понять, что у неё всё в порядке, в жильё на ночь она не собирается.

  На следующий день Дзеян запустил процесс варки железа сразу в двух печах. С нетерпением поглядывал на Романа, но проявил выдержку, не торопил, хотя ему очень хотелось посмотреть, хорошо ли за ночь упарились железки в горшках. Роману было интересно не меньше, поэтому в печь он полез сразу после завтрака. Внешне никаких изменений с клинками не произошло, гнулись, как до цементации.

  "Неужели не получилось? Будет стыдно. Надо посмотреть, что после закалки выйдет".

  В кузнице уже разожгли горн, разогревали кусок вчерашней крицы. Роман пристроил рядом один из ножей.

  "Получилось!"

  После закалки нож зазвенел, хоть и не очень чисто, а легко гнувшееся прежде лезвие приобрело некоторую упругость. Сильно нагружать его Роман побоялся, но в пальцах гнуть попробовал. Нож пружинил, и выпрямился, когда давление исчезло. Дзеян тут же протянул за ним руку. Вертел нож так и этак, даже на зуб попробовал. Потом сгрёб Шишагова в охапку и попытался выдавить из него завтрак.

  Пищу свою Роман отстоял, и сам маленько кузнеца по плечу хлопнул. Радостный мастер хотел сразу всё содержимое обоих горшков через закалку пропустить, но прогрелось железо в горне, и все свободные работники принялись за проковку. До обеда в четыре молота обработали всю вчерашнюю крицу. Каждый кусок по несколько раз выбили, превратив в довольно толстые полосы. Попутно Рома с хозяином по очереди калили цементированные изделия. Тоже до полудня управились.