Текст книги "Звериной тропой. Дилогия"

Автор книги: Николай Инодин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)

  – Как удобно, так и отвечай. – Роминому собеседнику разговор явно начал доставлять удовольствие.

  – Тогда отвечу на три. Если боги настолько велики, как говорят жрецы, им безразлично, висит зад обращающегося в воздухе, или покоится на опоре, а мне сидя медитировать удобнее. Мальчик ваш вырос в месте, куда посторонние люди попадают редко, представление о мире имеет искажённое, а мнение о своём месте в нём – преувеличенное. Я ещё пожалел дурака – другой на моём месте за такую наглость выпустил бы из него требуху. Понимаю, не сам он виноват, таким воспитали. Гордыни во мне немного, но помыкать собой не позволю. Что делать сегодня или завтра, решаю сам, ваши планы меня не сильно заботят. Без того работы хватает.

   – Вижу, ты стал воспринимать нас как противников. Это неверно. Может быть, ты смягчишь своё сердце, если узнаешь, что лично я не хотел тебя проверять таким грубым способом.

   – Старик, меня учили так: если что-то крякает, как утка, выглядит, как утка и двигается, как утка, то скорее всего это и есть утка. Мой возраст много меньше твоего, но я прожил достаточно, чтобы судить о людях по тому, что они делают, а не по тому, что они говорят.

   Слушая, дед улыбался, будто Роман кормил его мёдом.

   – Я слышал, ты любишь делиться знаниями и умениями, причём чаще всего даже не берёшь за это платы. Пожалуйста, покажи мне маленькие поделки, которые ты собираешься делать большими.

   – Мне хотелось бы знать, кого я приглашаю под крышу своего дома. – Шишагов не сильно хотел продолжать разговор, но повода отшить дедушка пока не давал. Старик легко поднялся, лишь для виду опёршись на отполированную ладонями суковатую палку.

   – Можешь называть меня Парабат, – заявил он.

  Роман распахнул перед ним дверь:

   – Проходи, уважаемый Парабат, сейчас всё тебе покажу.

   Въедливый старикан провёл с Романом весь день, таскаясь за ним, как хвост за лисицей. Рассматривал миниатюрные механизмы, расспрашивал об устройстве корабля, одолевшего Западное Море, интересовался, почему нагревающееся долгое время с угольной пылью железо становится твёрже, почему в строю воин становится втрое сильнее. Вечером, сидя за одним столом с Ромиными домочадцами он снова пригласил Шишагова в гости.

   – Я приношу тебе извинения за оскорбление, нанесённое моим учеником. Прошу, всё-таки посети нашу обитель. Ты хранишь очень много новых знаний и умений, обидно будет, если по какой-то причине они пропадут для следующих поколений. Мы же поделимся с тобой своими. Поверь, нам есть что тебе рассказать. Когда будешь принимать решение, учти – таких предложений мы не делали никому уже больше века.

   Роман допил свой травяной чай, подумал...

   – Надолго приглашаете?

   – Для начала хотя бы месяц у нас поживи, а там сам решишь.

  – Когда выходим?

  – Завтра утром.

  – Мой зверь, – Шишагов указал глазами на развалившуюся у печки Маху, – идёт с нами.

  Люди предполагают... Роман до утра инструктировал всех – Берегуню, Дзеяна, Акчея и Рудика, надоедал Прядиве, проел плешь своим подмастерьям – всем четырём вместе и каждому по отдельности, пока наставления не были повторены слово в слово.

  "Всё равно половину перепутают, но хоть так" – в таких случаях Роман был пессимистом. Прядива накрывала ранний завтрак, когда от Савастея примчался младший из помогателей – мальчонка лет двенадцати, и, пытаясь унять дыхание, выпалил:

  – Роман, там это, баба пришла, Савастей сказал – тебя звать, быстро, не то помрёт баба-то!

  Роман конечно, пару раз по просьбе жреца помогал творить божью волю, в меру сил оказывая помощь бездетным просительницам. Это происходит ночью, и не помирают обычно бабы от сексуальной неудовлетворённости. Пацана расспрашивать смысла нет, дойдёшь быстрее.

  – Рыжий, за мной! – и Шишагов в одной безрукавке выскочил на двор.

  Стоящую у валуна парочку Роман узнал не сразу – так изменилась хитрая баба, обманом забравшая домой пленённого Шишаговым сына. В этот раз она оделась не просто хорошо, богато по местным понятиям, глаз ухватил куний мех, крашеную ткань, вышивки, речной жемчуг, серебро и несколько килограммов янтаря в виде бус, и оберегов. Но куда делась откормленная, дебелая тётка? – Бутюк поддерживал под локоть шатающийся, обтянутый тёмной кожей скелет. Увидев Романа, баба медленно опустилась на колени, ткнулась лбом в снег. Из-под свалившейся шапки рассыпались совершенно седые волосы.

  – Прости меня, колдун, всё отдам. Или убей – не дай стыдной смертью помереть, не могу больше.

  "Ни хрена себе, я стишок сочинил! Вот это самовнушение, ведь и в самом деле вот-вот сдохнет от истощения".

  Чуть в стороне собрались зрители – Савастей, все его помогатели, оба гостя и всё обитающие на хуторе женское поголовье – хорошо хоть мужиков Крумкач угнал учиться военному делу настоящим образом.

  Смерти тётке Рома не желал, надо было как-то спасать.

  – Савастей, долго она собиралась, торопиться надо, помощь твоя нужна. Пошли своих парней, пусть на берегу из камней вот такой колодец выложат, мне по пояс, – Шишагов нарисовал на снегу окружность. И сразу внутри огонь разводят, чтоб камни раскалились.

  – Рудик, зови Акчея и Ласку. Мою кожаную палатку, веник берёзовый, плащ белый, шайку и ковшик – всё на берег тащите.

   И волшебное слово добавил:

  – Бегом!

  – Кава, будь добра, свари курицу, юшку в отдельный ковшик слей, нельзя ей сейчас твёрдой пищи, желудок не примет.

  Отдав распоряжения, Роман повернулся к просительнице. Бутюк уже поднял тётку, и она глядела на Шишагова со страхом и надеждой, не решаясь поверить в то, что заморский чародей её простил. Рома только сейчас обратил внимание, что Бутюк держит в левой руке верёвку, привязанную к рогам небольшой чёрной коровы.

  – Корова-то вам зачем?

  – Так плата ж, – удивился Бутюк – и я обратно пришёл, чтоб без обмана...

  "Ладно, с этим потом разберёмся".

  Гости Савастея внимательно наблюдали за подготовкой к снятию порчи. Было бы на что смотреть – походную баню Роман уже столько раз устраивал, не сосчитать. Вполне сойдёт за ритуал очищения, может быть, войдёт в обиход как средство профилактики от злого наговора и дурного глаза и приживётся? Хорошо бы.

  Когда огонь в каменном колодце прогорел, Роман и помощники быстро натянули над ним палатку. Роман загнал внутрь тётку и Бутюка заодно – поможет маму свою парить, а то она чуть шевелится. Упорная, до последнего держалась. Перед тем, как за ними лезть, Шишагов приказал сделать в речном льду прорубь – чтобы человек поместился.

   Тело чистое, совесть чистая ќ-

   Я простил эту бабу речистую,

   Я снимаю своё заклятие,

   Вы не будете больше рвать её.

   Унесёт вас вода холодная,

   Посидите пока голодные,

   Без вреда своему естеству

   Будет надо, ещё позову.

  Прочитав заклинание на вильском, Шишагов трижды окунул в прорубь распаренную женщину, завернул в поданный Лаской песцовый плащ и погладил по впалой щеке:

  – Не бойся, баба, будешь теперь жива.

   Передал её на руки Каве – отвести в тепло, поить бульончиком, предупредил, чтобы много не давала. Сам как был – голый и босой, только бёдра куском ткани обмотал, потопал по сугробам домой – переодеться и собираться в дорогу. Бутюка оставил с Акчеем и Рудиком – пусть помогает нести использовавшееся в ритуале барахло.

  ***

  Азара не сильно прельщала необходимость пешего путешествия по заваленным снегом лесам в компании много возомнившего о себе головореза, но Учитель сказал – нужно, и он, хоть и не юный послушник, а полноценный хранитель, не стал перечить – Учителю виднее. Возможно, с высоты прожитых лет мудрец сумел разглядеть то, чего не заметил его младший коллега. Ночью, разбирая неудачный разговор с чужаком в поиске ошибок, приведших к столь неприятному для него окончанию беседы, Азар сам не мог понять, почему он так повёл себя с незнакомым, в сущности, человеком. Себе врать не будешь – правда в том, что ему до рези в желудке захотелось оказаться выше собеседника. И Азар применил тайное знание – надавил на Романа в разговоре, навязывая свою волю, вот только реакция у того оказалась нестандартная, вместо безотчётного неосознанного подчинения – всплеск агрессии.

   О том, что было дальше, Азар не рассказал даже Учителю. Когда появившийся неизвестно откуда одетый в шкуры дикарь, умеющий на удивление ловко играть словами вдруг бросился на молодого хранителя, он испугался. Испугался до оцепенения – ему вдруг показалось, что на него надвигается самое страшное, что есть на свете – то, что скрывается в темноте, когда маленького ребёнка одного оставляют ночью у лесного костра. В детстве Азар выдержал испытание, но тогда страх не вышел из-за древесных стволов.

  Вчера хранитель знаний несколько раз смотрел, как Учитель ходит за чужеземцем. Тот замечательно притворялся человеком, если не знаешь – ни за что не разглядишь чудовище под телесной оболочкой. Когда ученик рассказал о своём открытии Учителю, тот ответил одним словом:

  – Знаю.

  Потом присмотрелся к Азару, но сказал только:

  – Собирайся, завтра утром выходим обратно. Он согласился.

  Теперь они стояли и смотрели, как чужак снимает с полумёртвой бабы собственное заклятие. Савастей говорит, что она обманом выманила у оборотня пленника, своего сына. И за это была так наказана? Оборотень в самом деле чудовище. Но чудовище умелое – там, где местные ведуны стали бы плести словесную вязь, приносить жертву, выманивать зло из бабы свежей кровью, чтобы затем сжечь его в очищающем пламени, чужак спокойно прибег к помощи высших сил, будто Огонь и Вода для него такие же инструменты, как топор для лесоруба. Там, где нужно было применить знание и искусство, чужеземец брал силой, и силы у него хватало. Дважды убить бабу, сначала сварив её тело, затем утопив в ледяной воде, оживить, завернуть в меховую пелёнку и дать новое имя! Оборотень между делом, походя, примитивным заклинанием отослал в море терзавших бабу демонов, будто отогнал охотничьих псов от затравленной дичи. Пообещал при нужде позвать обратно – и всё. Демоны служат ему даром?

  – Как интересно строит заклинание! – у Учителя загорелись глаза. Вот для кого всё новое слаще мёда. – И ещё заметь, ни на кого не давит, его слушаются и так, это доставляет людям удовольствие. Учись!

  ГЛАВА 6

   Трое мужчин идут гуськом через заснеженный простор, обходя укрытые снегом ямы и овраги. Колдовское животное чужеземца держится в стороне, только на остановках выходит из лесу.

  – Кормится она там, – пояснил чужак. – Ей скучно идти с нами. Шумим, распугали всю живность.

  Азару неожиданно понравилось за ним наблюдать – чужеземец интересно двигается. Движения его скупы, экономны, с виду неторопливы, даже медлительны, кажется, что он просто заранее знает, когда и где должен оказаться в нужный момент.

  Немногословен, но на вопросы отвечает. Даже когда говорит, продолжает слушать, чуять и видеть всё, что происходит вокруг. На привале, не оборачиваясь, достаёт из-за спины понабившуюся ему вещь, будто видит, где та лежит. На второй день пути метнул в густой ельник камень из пращи, убил глухаря. Как разглядел? Азар специально ходил потом смотреть – не видно было птицу за лохматыми еловыми лапами.

  Вечером чужак сварил добычу в котелке необычной формы, удобной для переноски в заплечном коробе, поставив его на лёгкий разборный треножник. Крышка котелка оказалась блюдом, на которое оборотень выложил куски варёного мяса, пока они хлебали из котелка отвар.

  – Какой интересный котёл! – Учитель вертел в руках опустевшую посудину.

  – Мне приходилось много путешествовать,– ответил чужак, – налегке это делать удобнее. Поэтому вещей у меня мало, но они хорошо сделаны и весят немного.

  Для ночлега использует две лохматых шкуры – на одну укладывается в обнимку со своей чудовищной тварью, второй накрывается – ни костра не нужно, ни палатки. А для них с Учителем разжигает костёр, который горит почти всю ночь, только время от времени приходится подвигать горящие брёвна. Кажется, чужак всё, что делает, делает безупречно, и это всё сильнее раздражает Азара.

  В конце третьего дня пути оборотень спросил у Учителя:

  – Далеко ли нам ещё идти?

  – Завтра к вечеру будем на месте. Почему ты спрашиваешь?

  – По нашему следу идёт волчья стая. Вам шкуры нужны?

  – Ты не боишься волков? – спросил учитель.

  – Чего их бояться? Голов десять, не больше. Можно прогнать, можно убить. Нужны шкуры?

  – Без шкур я как-нибудь проживу, – в уголках глаз Учителя собрались мелкие морщинки. – А вот увидеть, как ты прогонишь стаю голодных волков мне хочется.

  Они пошли дальше, нашли подходящую поляну и устроились на ночлег. Никакие волки не появились, и хранитель знаний решил, что чужак, наконец, ошибся. Когда люди закончили ужинать, ветер донёс до них волчий вой.

  – Я надеялся, что они пойдут по лосиному следу, – ответил чужак Азару на невысказанный вопрос.

  "Он что, ещё и мысли читает"? – хранитель оглянулся на оборотня, опасаясь увидеть, что тот учуял и эту мысль. – "Всё-таки нет", – с облегчением решил хранитель.

  – Когда стая придёт, не отходите от огня и на всякий случай держите оружие под рукой, – попросил чужак. Азар положил ладонь на древко копья, тяжёлый суковатый посох Парабата и так лежал у Учителя на коленях.

  Чужеземец отходит по их следам за границу освещённого круга, встаёт в тени, отбрасываемой стволом одного из окруживших поляну деревьев, опирается о копьё и застывает. Серым призраком за его спиной замирает гигантская рысь. Волчий вой повторяется совсем рядом – стая настигла добычу. Слева и справа раздаётся ответный вой загонщиков. Сверкают в темноте волчьи глаза – самого волка не видно, только пара огоньков, двигаясь вверх – вниз, приближаетсёя к стоящему неподвижно Роману. Что было дальше, служители первого Бога не понимают, но чувствуют – сначала от рыка громадной кошки у них дыбом встают волосы, потом чужак просто делает один шаг вперёд. Какое-то время две тени – человека и стоящего напротив него волка, неподвижны, потом огоньки волчьих глаз гаснут, чужак, как ни в чём не бывало, возвращается к огню, набивает котелок снегом и ставит его на треножник.

  – Ну что? – не выдерживает Азар.

  – Ушли, – отвечает оборотень. – Отвару попьём, и можно спать.

  Наутро, пока чужак и его зверь на свой странный манер молились Богам, Азар с Учителем обошли поляну по краю. Судя по всему, вчера волки обложили их кругом, постояли немного и ушли. След самого крупного повернул обратно в двух шагах от отпечатков ног, оставленных чужаком. Молодому хранителю стало немного легче, оборотень хоть в чём-то ошибся – волков в стае было одиннадцать.

   К вечеру того же дня над верхушками корявых болотных сосен показался матёрый сосновый бор. Закончилось наконец это неприятное хождение по лесам и болотам, ночёвки у костра, когда один бок горит, а второй мёрзнет. Следующую ночь они проведут в нормальных постелях, под надёжной крышей, отведав привычной, хорошо приготовленной пищи, не воняющей дымом костра. О трудностях пути хорошо вспоминать потом – сидя в сухой одежде на удобной лавке, у горящего в очаге огня, между парой глотков крепкого зимнего пива.

  ***

   "Интересно, они в самом деле не знают, что болото промёрзло и можно не переть по нему зигзагом, или пытаются мне ориентацию сбить? Хотя для моих спутников это уже могло стать привычкой – в тёплое время года здесь иначе не пройти. Ещё придётся кое-где мостки выкладывать. Бредём целый день, почти не приближаясь к цели. Можно подумать, эту тропу проложила пьяная змея".

   Остров вырастал над болотом постепенно: сначала показались верхушки деревьев, потом стали видны рыжие стволы вековых сосен, и, наконец, открылся высокий песчаный берег.

   На берегу Роман учуял наблюдательный пост – подходящих рассматривали два человека, хотя самих наблюдателей разглядеть было очень сложно – они сидели в чём-то, напоминающем ДЗОТ с грамотно замаскированными смотровыми щелями. Подсознательно Шишагов ожидал услышать жужжание ручки полевого телефона – должны же местные стражи сообщить о прибытии Парабата со спутниками. Не дождался, и даже обрадовался – вроде как получил справку, что не сошёл с ума.

  Укрытый в сердце болот остров оказался довольно велик, до селения собирателей знаний пришлось пройтись по лесной тропе. Скромная обитель хранителей встретила путников глубоким рвом и валом, поверх которого красовалась сложенная из необъятных брёвен стена.

   "Метров пять", – на глаз оценил её высоту Шишагов. Над стеной на столбах установлен односкатный дощатый навес – и крыша, и от обстрела прикроет, если что.

   Когда вымотанные путники приблизились, со скрипом приоткрылась створка ворот, собранных из толстых дубовых плах. Ни подъёмного моста, ни падающей решётки не оказалось, хотя их наличие в этом месте Шишагова, пожалуй, не удивило бы. Сразу за воротной башней начиналась улица.

   "Нда, леса не пожалели", – отметил Роман, оглядевшись. – "И огороженное пространство используют очень рационально".

   Свободного места внутри стен практически нет – по крайней мере, в той части, по которой они идут. Пристроенные прямо к оборонительному валу жилища, склады или мастерские тянутся почти до внутреннего укрепления и вовсе не походят на привычные Шишагову дома. Больше всего здешние постройки напоминают ему трибуны училищного стадиона, внутри которых располагались всяческие кладовки, хранилища и полезные для курсантского сообщества пустоты, только уклон верхней поверхности меньше и не имеет скамеек для зрителей. Внутреннее укрепление гораздо выше внешнего – стена метров десять высотой и имеет башни. Вокруг цитадели идёт выложенная всё теми же брёвнами улица, на неё выходят дверные проёмы помещений внешнего круга.

  " А ведь их не раз в осаду брали – слишком всё продумано. Компактно построились, на небольшой территории можно разместить довольно много людей, но и недостатки у такой планировки имеются, просто хоть ноздри затыкай"

   Пахнет скотным двором, кухней, железной окалиной, торфяным дымом – прочие ингредиенты коктейля не различаются, но добавляют оттенков. Увеличить концентрацию в два-три раза – получится боевое отравляющее вещество "Дым отечества". После морозной, пахнущей хвоей и смолой благодати соснового бора ощущение почти невыносимое.

  "Ничего, и не к такому привыкали, правда, Маха?" Машка в ответ чихнула, сморщив от отвращения нос – ей, с её чутьём, приходится ещё хуже.

   Для того чтобы войти внутрь второго кольца приходится пройтись по неширокой радиальной улочке – строители "обители" на всякий случай не стали располагать проходы в укреплениях на одной линии. Роман ни о чём не спрашивает, его спутники также идут молча, лишь отвечают на приветствия редких прохожих. Древесина всех строений темна от времени и непогоды, город стоит далеко не первый год.

   "Если всё остальное выглядит так же, как то, мимо чего мы шли, город напоминает деревянную спутниковую тарелку или круглую антенну локатора – поднятые края постепенно опускаются к центральному выступу. По логике, в центре должен быть излучатель, посылающий в космос сканирующие импульсы. Вот бред!"

   Ворота внутреннего укрепления – точная копия внешних, но распахнуты настежь. Стоя в проходе, подпирает свои копья парочка укутанных в овчину охранников. Видимо, не давать оружию падать – основная задача бдительных стражей. Разглядев входящих, воители ободряются, а получив возможность полюбоваться Роминой любимицей, малость пятятся и крепче сжимают древки своих "ковырялок" – теперь уже копья помогают устоять хозяевам. Ни Парабат, ни Азар на стражей внимания не обращают, поэтому Роман спокойно проходит мимо. Не получив в странном поселении полагающейся ей доли восхищения, Машка презрительно фыркает– с некоторых пор запах испуганного человека вызывает у неё не агрессию, а что-то вроде презрения и одновременно гордости своей немереной крутизной.

   Короткий проход выводит путешественников к центральной площади поселения. Вопреки ожиданиям Романа, она квадратная. На её западной стороне возвышается могучий дуб, стоит несколько невысоких сооружений непонятного назначения. В одном из них горит огонь, видимо, ритуальный.

  "Бред-бредом, а излучатель-то вот он! И место здесь непростое, не зря я его от самого Нирмуна чуял".

  В центре площадки находится большой каменный идол, ближе к краю площади, образуя замкнутый круг, стоят деревянные резные изображения намного меньшего размера. Тщательно очищенная от снега территория вымощена разноцветным булыжником. Цветные камни складываются в узор, но под таким углом сложно понять, какой именно. Парабат и Азар несколько раз кланяются центральному истукану, пробормотав при этом что-то про свастику, после чего старший жрец поворачивается к Шишагову:

   – Вот мы и добрались. Я с твоего позволения пойду домой, в моём возрасте такие путешествия, как наше – довольно утомительное занятие. Заодно пришлю человека, который устроит тебя и твоего зверя на отдых. Завтра утром будет собрание мудрейших жителей нашего селения, определим, какими знаниями и умениями попросим тебя поделиться и что можем предложить взамен, – Парабат рассмеялся, и продолжил. – Если тебе известен способ возвращения молодости старикам, стану твоим первым учеником.

   Он уходит, продолжая хихикать, и сворачивает к одной из дверей, выходящих на идущую по периметру площади дорожку.

   Азар, оставшийся с Романом, молчит, и Шишагову приходится заводить разговор самому:

   – Как вы называете ваше удивительное поселение?

   – На языке смыслян оно называется Колесо Севера. На прочих наречиях название звучит иначе, но смысл не меняется.

   – Объясни, если тебе не трудно – как убирают с улиц снег? Его слой на улицах гораздо меньше, чем снаружи, ворота далеко, и у входа я не заметил снежных завалов.

   – Ты наблюдателен, как всегда. Снег убирают в специальные ёмкости, он тает от горячего воздуха из печей и из мастерских ремесленников. Талая вода используется для нужд жителей. Летом воду приходится накачивать специальными устройствами. Прости, но наш разговор придётся прервать – похоже, к нам идут те, кто позаботится о твоём отдыхе.

   Они подходили всё по той же дорожке, обходя площадь по часовой стрелке.

   "Интересно, в этом деревянном цирке все пони бегают по кругу посолонь"? – успел подумать Роман до того, как разглядел приближающихся. Потом ему стало всё равно, как и откуда идут эти женщины – они идут к нему, и это правильно. Похожие одна на другую, и в то же время разные, они, как и Шишагов, не принадлежат этому месту – такие птицы не живут даже в золотых клетках, и не могли вырасти в деревянной. Высокие, статные, они двигаются легко и грациозно, гордо несут на высоких шеях украшенные сложными причёсками головы. Закатное солнце, выглянув из-за облачной пелены, ласкает светлое золото их длинных волос. Одежда незнакомок тоже не подходит окружающей обстановке, разноцветные туники и плащи из тяжёлой, видимо, шерстяной ткани – не местный фасон. Сверкает и простое золото – тяжёлое даже с виду шейное украшение старшей наверняка находится в родстве с тем, что Шишагов унаследовал от убитого им предводителя скандов. Блеск украшений предупреждает встречных – не простые путницы попались навстречу, но этих троих за прислугу не примешь, даже если они вырядятся в рогожу – не та стать.

   "Мать и её взрослые дочери", – решает Роман. Азар, настроение которого почему-то сильно испортилось, переводит взгляд с Романа на идущих женщин, и то, что он видит, ему явно не нравится. Но Шишагову не до хранителя знаний, в этот момент он и мамонта может не заметить. Женщины приблизились, и старшая, выговаривая слова смыслянской речи с незнакомым акцентом, интересуется:

  – Хранитель Азар, это ли уважаемый гость нашего поселения, которого велено проводить в отведённое ему для отдыха место?

  – Да, благородная Айне, это он. Его зовут Роман, он известен умением быстро лишать жизни тех, кто ему не по нраву.

  "Вот скот, не удержался, ужалил".

  – Спасибо, Азар, я сразу поняла, что вижу перед собой благородного человека! Достойный воин, позволь представить тебе моих дочерей – Этайн и Креде.

  Девушки склоняют головы, приветствуя нового знакомого.

  "Младшей лет шестнадцать, она чуть ниже сестры и волосы её светлее. А в глаза старшей я взглянуть не решусь, иначе стоять мне на этом месте до самого утра. Чёрт, будто молотом по голове получил, можно подумать я женщин сто лет не видел".

  Этайн делалает шаг в сторону и разглядывает Романа, оценивая размер добычи и решая, что с ней дальше делать – бросить, снять шкуру или оставить для личного употребления.

  – Где ты шатался всё это время? – чудится в этом взгляде Шишагову. – Я уже устала тебя ждать!

  Будто расплавленным металлом по спинному мозгу плеснуло – он раздувает ноздри и хозяйским взглядом от макушки до подола осматривает молчаливую собеседницу. А она вовсе не смущается, даже чуть поворачивается, позволяет получше себя разглядеть. Роме становится жаль, что он одет в практичную в зимнем походе, но совершенно неуместную рядом с этими дамами одежду из оленьих шкур, он ощущает всю убогость своего ободранного походного ранца, но только шире расправляет плечи.

  – Вижу, я здесь уже ни к чему, – угрюмо заявляет Азар. – С разрешения прекраснейших обитательниц нашего города я удалюсь.

  -Да-да, иди, ты нам совсем не нужен, – не поворачивая головы, отвечает ему Айне. – Позволь спросить, Ромхайн, что за чудесное животное является твоим спутником? – распахнувшиеся от восхищения диковинным существом глаза женщины делают её вдвое моложе. Машка, зараза, учуяв, что речь пошла о ней, умной, красивой и самой-самой, выходит вперёд, садится с видом опускающейся на трон королевы, кокетливо изогнув шею и наклонив усатую голову.

  – Это чудо зовут Маха или Машка, и я не могу сказать, как называется такой зверь – там, где я подобрал её маленькой, некому было давать животным имена.

  – Хотела бы и я иметь у себя такую красоту! Но долгие разговоры на холоде не должное занятие для того, кто проделал длинный путь. Прошу, следуйте за нами. Думаю, вы сумеете оценить гостеприимство здешних хозяев, как в своё время оценила его наша семья.

  ***

  Анлуан Мак Кет отложил в сторону свиток, склеенный из нескольких кусков пергамента, и прикрыл ладонями уставшие глаза. Чуть больше года тому назад в страшном сне не мог он увидеть себя за таким занятием, как чтение. Пусть его туат не был самым богатым в Коннахте, да и в Гайлиминх стада Конмхайн Мары были не самыми многочисленными, но благодаря доброму уходу их скот был тучнее, чем у соседей, являясь предметом их зависти и мечтой скотокрадов. То, что не додавали пастбища, дарило море – рыбу на столы, водоросли для удобрения каменистых полей. Порой и хлеб приходилось печь, добавляя в него красную морскую траву, но даже последний раб никогда не ложился спать с пустым желудком.

   Сейчас тот чёрный день, что перевернул жизнь его семьи, толком и не вспомнить. Смешались в памяти вопли примчавшегося с пастбищ сынишки одного из параситов, тяжкий грохот колесницы, возница, что без устали понукал лошадей стрекалом, белые лица оглядывающихся воров, вылетающая из-за чёрных коровьих туш колесница врага, запряжённая рыжими лошадьми. Боевая ярость выбросила Анлуана из колесницы, как камень из пращи, следом мчалась четверка телохранителей. Быстротечная схватка на берегу Лох-Корриб, в которой не считаешь нанесенных ударов. Кровавая, кипящая радость, охватившая ри, когда пробитый его копьём противник рухнул лицом в вереск. Его сильная левая рука, за волосы взметнувшая к небу окровавленную голову врага. Пальцы не разжались даже тогда, когда отрубленная ударом меча почти по локоть, она упала на землю.

  Священная ярость битвы ушла, впиталась в почву вместе с хлынувшей из культи кровью, и больше уже не возвращалась. Они отбили своё стадо, пережавший руку над раной тонкий ремешок остановил кровь, огонь факела прижёг рану.... Ему было всё равно. Ри да Конмхайн Мара не может быть калекой – представлять туат перед богами и соседями должен муж, совершенный во всём. Даже божественный король острова, потеряв кисть руки, был отстранён от власти до тех пор, пока другой бог не сделал ему живую руку из серебра. Нет больше таких умельцев среди потомков богини на их зелёном острове. Анлуан сын Кета вместе со всеми свободными туата голосовал на выборах нового ри, передав власть в надёжные руки старшего из племянников, человека достойного, наделённого множеством нужных умений.

  Что ж, если судьба закрыла перед ним путь власти, остался путь знания – для друида отсутствие руки не недостаток, а достоинство. Благородные Конмхайн Мары, потомки богини, всегда знали толк в магии. Он помнит долгий путь в Уснех, на собрание друидов всех пятин. Как оказалось, его не ждали и там – идущие по пути Знания давно толкаются на нём плечами – родной остров велик, но не бесконечен, за власть и влияние обладающие знанием бьются не менее ожесточённо, чем ри соседних туатов за плодородные поля или добрые сенокосы. Если лезть в это змеиное гнездо в сорок лет, не имея особых заслуг – до конца жизни будешь заклинать свиные стада от болезней и дурного глаза. Поэтому на предложение пройти обучение за морем у друидов, хранящих тысячелетние знания он согласился сразу, только посоветовался с женой. Затем были розданные в пользование родственникам и параситам стада, сборы, и вот уже большой каррах из трёх бычьих шкур пронёс его семью по волнам мимо зелёных скал Слиав Мин Ихер...

  Огонёк догоревшей свечи замигал и погас, выпустив напоследок длинную тонкую струйку дыма. Анлуан убрал огарок и поставил на его место новую свечу, поджёг, перенеся огонь из печи специальной палочкой. Он уже легко справлялся с большинством дел одной рукой. В бруге, укрывающем здешних мудрецов, хранится множество полезных вещей, делающих жизнь обитателей удобной. Привезённых с собой богатств с избытком хватило на то, чтобы оплатить обучение и самого Анлуана, и обеих его дочерей. Айне сама учит местных работе со зверьём, не зря в её жилах течёт древняя кровь Лиата Мак Лойгне. Много мудрости хранится за деревянными стенами Колеса Севера, когда постигшая её семья вернётся на родной остров, владетели пятин будут оспаривать друг у друга их службу, а знатные женихи станут толпиться под дверью и сражаться за право хотя бы увидеть его дочерей!

  Хлопнула входная дверь, чистые голоса наполнили жилище своей музыкой, а сердце Анлуана радостью. Жена и дочери, румяные с морозца, развешивали плащи недалеко от печи, продолжая обсуждать какое-то приятное событие. Глава семьи, как обычно, не слушал слов – для счастья ему достаточно было слушать звук их голосов. Но в этот раз Этайн одной фразой вырвала его из этого блаженного состояния.