Текст книги "Звериной тропой. Дилогия"

Автор книги: Николай Инодин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц)

Когда первый испуг прошел, желание расквитаться пересилило желание изучать. Шишагов подобрал большой камень и с наслаждением обрушил его вниз, на голову мохнатой скотине. Зверюга как раз встала на дыбы, обнюхивая место, где поднялась по скале слишком шустрая добыча. Роман уже предвкушал, как развалится от удара медвежий череп, но зверь, почувствовав угрозу, за доли секунды успел отпрянуть от скалы, развернувшись и упав на четыре лапы. Удар пришелся по необъятной медвежьей заднице, покрытой длинным и густым серым мехом. Косолапый взвизгнул и, отпрыгнув в сторону, заревел так, что, казалось, с горы сейчас посыплются камни. Потом, пятясь задом, отступил от скалы метров на сорок, и улегся, не спуская с человека глаз. Роман отметил, как стремительно и ловко двигается это огромное и с виду неуклюжее животное. Удар обломком камня килограммов пять весом, сброшенного с высоты примерно третьего этажа, очевидно, не нанес зверю ощутимых повреждений – либо пришелся вскользь, либо даже таким ударом этого монстра не пробить. Медведь явно собирался караулить вредную дичь до последнего, и этот путь с горы оказался отрезан. Приходилось пытать счастья в другом месте.

Шишагов встал, и побрёл в противоположную сторону. Возбуждение от стычки с косматым аборигеном прошло, и сразу засосало в животе. За сумасшедший день гонок с кавказцами поесть не удалось, не было ни времени, ни желания, здешний общепит своих услуг не навязывал. Тем больше резонов быстрее выбираться из этого заповедника. Роман туже затянул ремень и быстрее заработал ногами. Нет худа без добра – встреча с Топтыгиным вывела человека из состояния заторможенного обалдения, в котором он находился с момента пробуждения.

Пробираясь по выступу скалы, он думал, что занесло его, похоже, в изолированную горную долину на Аляске или в Андах, вроде затерянного мира Конан Дойла, где не ступала нога человека. Громадный медведь не жучок– паучок, если бы было известно о существовании такого гиганта, о нем упоминали бы в любой статье, хоть как-то касающейся медведей. Хотя Шишагов надеялся, что встретился с каким-то мутантом.

Вспоминать, как ловко навернул Роман каменюкой редкий экземпляр эндемичной фауны, за возможность увидеть который любой земной зоолог продал бы душу, было приятно. Представив, как это выглядело со стороны, он даже споткнулся от неожиданной ассоциации: в учебнике истории древнего мира на иллюстрации о жизни первобытных людей одетые в шкуры кроманьонцы со скал забрасывают камнями семейство пещерных медведей. Звери на рисунке были покрупнее местного, но картинка получилась неприятно похожей. Споткнувшись еще раз, Роман едва не спустился с горы по кратчайшему расстоянию. Бросил на ходу решать зоологические загадки и сосредоточился на дороге.

Скальный выступ, по которому Шишагов пробирался, становился все уже и круче изгибался кверху. Еще через десять минут Роман уже не шел, а карабкался по нему почти вертикально, цепляясь руками за неровности скалы. Смотреть вниз уже не решался, при последней такой попытке закружилась голова, и неудержимо потянуло прыгнуть вниз. Навалилась усталость.

Вскоре движение вверх превратилось в самоцель, человек карабкался, механически выбрасывая руки в поисках подходящих выступов и трещин, ноги толкали тело все выше, пот заливал глаза, и не было возможности его вытереть. Временами он замирал на минуту, прижавшись к поверхности камня, переводил дыхание и опять рывками, извиваясь, лез выше и выше. В какой-то момент надёжный с виду выступ скалы оказался незакреплённым камнем и вылетел из-под ноги, и несколько мгновений человек висел на руках, судорожно пытаясь нащупать ногами опору. Нащупав и закрепившись, несколько бесконечных минут не мог продолжить движение – тело не слушалось. Когда рука, в очередной раз заброшеная наверх, не встретила преграды, Роман сначала испугался, и только потом, нащупав дрожащими пальцами край скалы, понял, что выбрался. Перевалился через кромку и рухнул на такую замечательно мягкую, одуряюще пахнущую жизнью молодую траву.

Саднили стертые до крови ладони, дрожала от перенапряжения, казалось, каждая мышца, ломило спину, и было удивительно хорошо лежать вот так, раскинув руки, бездумно пялясь в небо, слушая птичьи голоса и радуясь, что сумел-таки одолеть эту чертову кручу.

Разбудило его громкое хлопанье крыльев прямо над головой. Пытаясь понять, что это за шум, Роман приподнялся, оглядываясь. Большой коричневый стервятник, противно каркнув, отскочил в сторону и, распахнув крылья, прыгнул с обрыва. На высоте вычерчивали круги еще несколько. Шишагов погрозил падальщикам кулаком и поднялся на ноги. Солнце стояло в зените и жарило вовсю. Редкие облачка, в нескольких местах пятнавшие синеву неба, даже не пытались ему помешать. Инверсионных следов, оставленных пролетевшим самолётом, тоже не наблюдалось. Утренний птичий хор притих, тишина лишь изредка прерывалась случайными свистами или чириканьем.

Роман находился в неглубоком ущелье, поросшем высокими хвойными деревьями. К его удивлению, оно не имело выхода на равнину, а обрывалось именно той скалой, на которую пришлось карабкаться с таким упорством. По дну ущелья, между камней протекал небольшой ручей, водопадиком спрыгивая вниз метрах в тридцати западнее того места, где Роман забрался наверх. При виде воды жажда стала нестерпимой, и человек бросился к ручью, упал на четвереньки и жадно, окуная лицо в хрустальную, чистую воду, начал пить.

Больше нескольких глотков сделать не удалось, от ледяной воды заломило зубы. Пришлось пить не спеша, черпая воду горстями и согревая ее во рту перед каждым глотком. Остановиться удалось только тогда, когда внутри не осталось свободного места. Напившись, он подошел к одному из деревьев, расстелил на траве куртку, и сел, прислонясь спиной к шершавой коре.

С такой скоростью передвижения до обитаемых мест придется добираться лет двести. В лучшем случае, от места, где очнулся утром, Роман удалился по прямой километра на три, причем в сторону, противоположную той, в которую собирался идти, и вымотался так, что идти дальше уже нет сил. И еще очень хочется есть. Если так пойдет дальше, он протянет ноги раньше, чем выберется отсюда.

В это время снизу, из-под обрыва послышался характерный топот и тихое ржание. Шишаков бросился к обрыву, но никаких ковбоев не увидел. К каменной чаше озерка, выбитой в скале водопадом, пришел на водопой небольшой табун диких лошадей. Жеребец пил, шумно втягивая воду, кобылы сторожко поводили ушами и ловили ноздрями ветер, явно не чувствуя себя в безопасности. Молодежь тихонько ждала очереди напиться. Лошади были небольшими, со стоячей короткой черной гривой и темной полосой вдоль хребта на фоне рыжевато– серой шерсти. Напившись по очереди, лошади быстрой рысью ушли на равнину, обходя стороной деревья и скопления камней.

Роман вернулся назад и улегся на груду лапника. Весна вместо осени, огромный медведь, свободно разгуливающие дикие лошади, сохранившиеся только в зоопарках, отсутствие в пределах видимости огня или дыма, ни одного инверсионного следа в небе… Возможно, нужно искать не дорогу к людям, а способ выжить в одиночку. Видимо, если очень сильно захотеть уйти от людей, отравивших твое существование, можно уйти от людей вообще.

«Да воздастся каждому по вере его» – всплыла в памяти слышанная или читанная где-то фраза. Возможно, в этом мире есть люди, но глупо выбиваться из сил, идти в неизвестном направлении в поисках того, чего может и не быть.

Стиснув зубы, Роман заставил себя подняться. Нужно двигаться, рано или поздно должен найтись выход на проходимый участок склона или в другое ущелье, выходящее на равнину. Еще нужно найти какую-нибудь дубину, вряд ли из хищников здесь водятся только медведи-переростки.

Сначала ноги переставлялись с трудом, потом стало легче. Ручей, который легко было перепрыгнуть, глубиной был по щиколотку. Он тек по каменистому дну, петляя по заросшему деревьями ущелью. Довольно часто там, где вода заполнила выемки в скальном грунте, встречались небольшие омуты.

Деревья были нескольких видов: сосны, такие же, как те, что Роман видел со скалы, цепляясь толстыми корнями за камни, облюбовали склоны ущелья, между ними в разброс росли кусты можжевельника и что-то, очень похожее на лещину. На крутых склонах спиралями Бруно щетинились заросли ежевики. К огромному сожалению Романа, до ягод было еще далеко. На дне ущелья, там, где слой грунта, видимо, был толще, росли огромные деревья неизвестного Шишагову вида. Несмотря на большое расстояние между стволами, кроны полностью затеняли землю. Берега ручья заросли травой, но под этими великанами землю покрывал толстый слой хвои и рос мох. Встречались островки черничника.

То и дело буквально из-под ног выпрыгивали какие-то мелкие зверьки, в кронах деревьев мелькали белки, совершенно не обращая внимания на человека. Стучал недалеко дятел. Один раз спугнул Роман не то рябчика, не то куропатку – птица, громко хлопая крыльями, взлетела буквально из-под ног, напугав человека. На случай, если встретится еще одна, Шишаков подобрал удобную для броска изогнутую палку, неожиданно тяжелую при довольно скромных размерах.

«Ну вот, впервые за два года выбрался на природу, и сразу с ног до головы вляпался в приключения» – усмехнулся Роман.

Идти легче было вдоль ручья, деревья здесь росли реже, меньше было лесного хлама, загораживающего дорогу. В одном из омутов он заметил мелькнувшие тени – в ручье водилась рыба. Быстрые и ловкие, рыбы легко ушли от неуклюжих попыток человека их поймать. Зря потратив полчаса времени, Роман двинулся дальше.

Пройдя несколько километров, Шишаков смог найти только немного молодого щавеля. От кислой травы только сильнее захотелось есть. Он присел передохнуть на камень у очередного омута. Склоны ущелья стали заметно ниже, Роман явно приближался к его верховьям. Больших деревьев стало меньше, росли они реже. Пока он оглядывался, с растущей на берегу ручья сосны упал в воду сухой сук, и одна из рыб, стоявших в омуте, с испугу выпрыгнула на берег. Роман всем телом бросился на бьющуюся на траве добычу.

Проблем с употреблением рыбы у него не было и быть не могло, в отличие от избалованных городских уроженцев бывший детдомовец и курсант советской выделки мог в полевых условиях приготовить любую пищу, было бы из чего.

Рыба была довольно крупная для водоема, в котором жила, граммов на триста.

Подобрав подходящий обломок камня с острой гранью, Шишагов отсек рыбе голову, пальцем разорвал брюшко и вырвал внутренности. Потом тем же камнем тщательно выскоблил пленку, покрывающую брюшную полость изнутри, потому что рыба была незнакомой, а эта пленка может быть ядовитой. Как мог, ободрал чешую, мелкую и непрочную. Затем, собрав сухие сучья, в огромном количестве валявшиеся под деревьями, развел огонь в подходящей ямке.

Когда углей собралось достаточно, положил сверху плоский камень. После того, как от поверхности камня отскочил плевок, положил на него разорванную вдоль хребта добычу. Зашипел на раскаленной поверхности сок, запах запекающейся рыбы ударил в ноздри. Двумя ветками перевернул куски рыбы, передвинув по камню на неостывший участок. Дождавшись, когда рыба слегка запеклась и с этой стороны, захлебываясь слюной, снял ее со «сковороды» и, обжигаясь, начал отщипывать кусочками полусырое мясо и жадно глотать. Сожрав одну половину рыбы, вспомнил, что есть нужно не торопясь, и оставшуюся половину доел не спеша, старательно пережевывая. Разжевал и проглотил хребет, предварительно отделив от него острые отростки. Не испорченный с детства желудок и после полутора суток голодовки никаких сюрпризов не устроил. После еды, пусть и не слишком обильной, стало клонить в сон.

Наломал лапника с молодых сосен, устроил себе постель в углублении скалы, насобирал сухих сучьев и приготовил костер со стороны ущелья – тепло костра будет отражаться от скалы, и с обоих боков ночью будет тепло, главное просыпаться время от времени и подбрасывать дровишки в огонь. Когда закончил работу, в голову полезли разные мысли. До сих пор он не смог понять, куда его занесло. В Минске сейчас конец ноября, морозы градусов до десяти, снег. Здесь, судя по всему, весна в разгаре, мелкие цветы в молодой траве, птичье пение, тепло. Значит, это южное полушарие. Шишаков поморщился, отворачиваясь – садящееся солнце, спускаясь за заснеженную вершину самой высокой из видимых гор, слепило глаза. Повернулся, подставляя солнцу правую щеку. Снова поглядел на солнце. Он не может находиться в южном полушарии. По ту сторону экватора солнце днем было бы с другой стороны. В южном полушарии солнце днем находится на севере, и светило бы слева.

Солнце опустилось за вершины западного хребта. Какое-то время силуэты гор черной аппликацией выделялись на фоне светлого неба, затем быстро стемнело. Наступившая темнота выделила, подчеркнула звуки. Громче стало стрекотание насекомых, в лесу периодически раздавался крик какой-то птицы. Теоретически Роман знал, что филин ухает, а совы кричат как-то иначе, но слышать никого из них раньше не приходилось, посему акустическая идентификация не удалась. С равнины, издалека, донесся вой волка, позже ему отозвался другой.

Посвежело. Роман чиркнул зажигалкой, зажег пучок заранее приготовленных тонких сухих сосновых веточек и уложил их у основания сложенных шалашом сучьев и палочек потолще. Огонь жадно полыхнул, пожирая ветки растопки, облизал сучья, пробуя их на вкус, затем припал к земле, притих, отдельными огоньками прицепился к тонким веточкам, эти огоньки росли, разгорались, опять слились в одно целое, и пламя охватило костер целиком. Шишаков какое-то время зачарованно смотрел за танцем языков пламени, затем подбросил в огонь еще пару сучьев и отошел в сторону.

Луны не было, не было и облаков. Воздух был непривычно прозрачен, видимость прекрасная. Роман не был специалистом в астрономии, но без труда отыскал ковши обеих медведиц и песочные часы Ориона. Все это созвездия северного полушария, значит он, как минимум, сместился из осени в весну. На всем видимом небосводе ни одна звезда не перемещалась так, как положено уважающему себя искусственному спутнику земли.

Шишаков честно просидел около часа, отлучаясь только для поддержания огня, но единственными пролетающими над ним объектами были летучие мыши, чей ломаный полет иногда удавалось рассмотреть на фоне Млечного Пути. Временами раздавался писк какого-то мелкого животного. Примерно через полчаса после заката изменилось направление ветра, он подул с гор, принеся ароматы трав, земли и еще какой-то знакомый, но давно забытый запах. Роман отошел к костру, разулся и лег спать на груде сосновых лапок, накрывшись курткой.

***

Выбившийся из сил олень раздувал бока, жадно хватая ноздрями воздух – собаки загнали его к подножию скал и обложили кругом, и теперь он собирался подороже продать свою жизнь. Рогов у него не было, они еще только начинали отрастать, а вот острые копыта передних ног при удачном ударе легко могли искалечить пса. Его убийцы – сравнительно небольшие, значительно меньше волка, рыжие звери с большими округлыми ушами, похожими на растрепанный веник хвостами и тонкими лапами, вовсе не производили впечатления грозных хищников. Впечатляла слаженность действий семерки охотников. Они действовали, как пальцы на руке мастера– виртуоза, выполняющего знакомую с детства работу. Обложив загнанного зверя, псы, порыкивая, приблизились на минимальное расстояние, на котором жертва не могла достать их своими копытами. Затем два хищника по очереди бросились с разных сторон, в последний момент уворачиваясь от удара оленьих копыт. Отбиваясь от них, олень пропустил третьего, успевшего вцепиться в сухожилия на задней ноге жертвы. И только когда вся стая повисла на боках оленя, практически лишив того возможности двигаться, вожак вцепился в оленье горло. Никто из псов в схватке не получил даже царапины.

Наблюдавший за этой охотой Роман в который уже раз отказался от попытки спуститься со скал на равнину. Без «Лендровера» это сафари долго не продлится. Шишагов уже видел внизу леопарда, ночью слышал вой, который принял за волчий. Теперь еще эти невзрачные звери, легко убившие большого оленя. В степи, полной пасущихся травоядных, и хищников должно быть множество, разнообразить собой их рацион категорически не хотелось. Можно было попробовать передвигаться между виднеющимися островками деревьев, на ночлег забираясь повыше, но слишком велико было расстояния между рощицами.

Шишагов еще с минуту понаблюдал за рвущими добычу псами и начал тихонько пробираться выше в скалы. Если не получается пересечь равнину, остается перебраться через горы, тем более что по какому-то капризу природы только на границе со степью горы образовали почти отвесную стену, дальше таких обрывов практически не было, кое– где приходилось карабкаться, но путь был вполне проходим. Иногда встречались поросшие лесом ущелья.

В одном из них Роман переночевал, а несколько часов спустя, взобравшись на очередной перевал, лопнувшим аэростатом уселся на подвернувшийся камень. Долго матерился, глядя на поднимающиеся за полосой альпийских лугов снежные шапки на вершинах основного хребта, на висящие много ниже этих вершин облака. Исчерпав запас ругательств, встал и медленно поплелся обратно.

ГЛАВА 3

Вот уже третий день Рваное Ухо ничего не ел. Правда, перед этим удалось поймать зазевавшуюся дрофу, но с тех пор все его попытки подкрасться к добыче заканчивались неудачно. Что поделаешь, старость не жалеет даже лучших. Еще не так давно Рваное Ухо был самым большим и могучим из сородичей, даже свою отличительную отметину он получил, совершив подвиг, который до сих пор никто не смог повторить – спрыгнул с дерева и из самой середины стада унес поросенка, увернувшись от бешеной атаки родителей. Только край его левого уха был разорван клыком секача. Много весен он не имел соперников среди самцов своего рода, когда приходила пора заводить потомство, но этой весной праздник был на стороне молодых. Скоро кто – то из этих наглецов попробует отобрать у него и охотничью территорию.

Сегодня ночью охота снова не удалась. Если так пойдет и дальше, не пришлось бы дожидаться появления детенышей у травоедов, питаясь лягушками и снулой рыбой. Обычно весной Рваное Ухо охотился там, где со скал падала вода, а на пути добычи к удобному водопою было много удобных для засады камней и небольших рощиц. Но этой зимой там поселился большой медведь, и только ловкость спасла Рваного, когда они столкнулись нос к носу. Чудом удалось увернуться от замаха когтистой лапы и проскочить сквозь щель между двумя лежащими рядом камнями, слишком узкую для огромного врага. С тех пор Рваное Ухо не подходил близко к бегущей со скал воде. Переступив с лапы на лапу, Рваный развернулся, его пятнистая шкура заиграла на солнце, и он, потянувшись, вошел в пещерку, которую много лет назад отнял у старого дряхлого леопарда вместе с охотничьей территорией.

***

Роман спал на уже привычной постели из веток, согреваемый жаром костра. Спал беспокойно, ворочался, ему снилось, что снова нужно карабкаться по скале, спасаясь от медведицы (во сне он знал, что это именно медведица), а наверху его поджидали жена, теща и лица нерусской национальности в черных облегающих одежках японских ниндзя. Лихо запрыгнув на отвесную стену, Роман легко и изящно, словно танцуя, смертоносными ударами завалил одного джигита за другим, под восхищенный визг жены и одобрительное ворчание тещи. Не успело еще тело последнего бандита тяжко рухнуть на камень площадки, как маленькая толстая Ираида Акимовна, задрала полы байкового халата, дабы не связывали её ног в розовых панталонах, и, не снимая любимых тапок, стала показывать, как правильно наносится боковой удар ногой в голову в прыжке. Лена начала теснить его к кровати, на ходу срывая дрожащими от возбуждения руками одежду, танцуя танец живота и исполняя боевую песнь «Ты совсем забыл свою бедную крошку». Не понимая, откуда в горах кровать, Роман затравленно огляделся, попятился…

Родственницы приближались. Шишагов радостно улыбнулся и шагнул с обрыва, прямо в лапы бушующего внизу чудовища.

Почему-то зверь не стал рвать беспомощную добычу, а только громко зарычал и заплакал. Тяжелая, теплая слеза упала на лицо человека, потом еще и еще, становясь все холоднее…

Снова ударил гром, еще громче и раскатистей, чем в первый раз. Ливень превратился в сплошной поток воды, отвесной стеной падающей на землю. Не понимая, где медведь, почему темно и откуда вода, Роман вскочил. Набросил куртку на голову, схватил полные воды кроссовки и метнулся вдоль стены ущелья в поисках хоть какого-нибудь укрытия.

Несколько раз спотыкался и падал, больно ушиб ногу о камень, для полноты ощущений влетел в заросли ежевики. Проснувшись окончательно, пристроился под толстым стволом наклонно растущего дерева, пытаясь плотнее укрыться кожаной курткой и страстно желая, чтобы она стала вдвое больше.

Ненастье веселилось вовсю. Окутавшая мир тяжким ватным одеялом темнота между вспышками молний казалась еще чернее и непрогляднее. Гром гремел не переставая. Предки считали его грохотом колёс мчащейся по небу колесницы Перуна. Судя по мощности, местный бог грозы ездил на танке. Огромные, ветвистые молнии, вспыхивая непрестанно, заливали землю своим белым светом, весенняя свадьба Неба и Земли охватила все видимое пространство.

Промокший до нитки человек, оглохнув и ослепнув, бесконечно маленький и чужой в этом буйстве природы, сжался в своем укрытии, тщетно пытаясь закутаться целиком в обрывок прежней, цивилизованной жизни…

Гроза продолжалась еще около часа, затем, ворча и цепляясь молниями за скалы, перевалила через хребты и уползла дальше в горы. Дождь прекратился под утро. По всему лесу стоял шорох падающих с деревьев капель, и, перекрывая его, шумел раздувшийся от дождевой воды ручей.

К восходу солнца небо очистилось полностью. Вымытые дождем окрестности сверкали чистыми, яркими красками в свете утреннего солнца, но Шишагову было плевать на красоты пейзажа. За ночь он промок до нитки, замерз, как цуцик, желудок свело от голода. Лес пропитан водой насквозь, вероятность найти сухие дрова исчезающе мала, вдобавок, влетев ночью в ежевичник, Роман изорвал носки, хорошо хоть добротная джинсовая ткань выдержала столкновение с колючками.

Торопливо разложив на камнях куртку и рубашку с джинсами, в свитере на голое тело, бегом наматывал Роман круги по свободной от деревьев площадке, разогревая задубевшие за ночь мышцы. Получивший вдруг предельные нагрузки организм мстил за сытые, ленивые годы, за отсутствие тренировок, за выпирающий животик, мстил болью в мышцах, а вспомнивший курсантскую молодость Роман ломал его новыми дозами нагрузки. Размахивал на бегу руками, прыгал, и нагибался, переходил на гусиный шаг и снова бежал. Через двадцать минут от спины, обтянутой мокрым свитером, валил пар. Не обращая внимания на колотящееся вразнос сердце, упал и отжался, считая вслух. Досчитал до сорока, и руки отказались разгибаться. Лейтенантом Шишагов мог отжаться сто пятьдесят раз на скорость. Разозлившись на себя еще сильнее, перешел к растяжке.

Кружащий над горами беркут какое– то время внимательно наблюдал за странным существом, совершающим бессмысленные движения. Убедившись, что это не рожающая самка и не бьющееся в предсмертной агонии больное животное, потерял к происходящему всякий интерес.

Когда Роман наконец почувствовал себя хозяином собственного тела, солнце поднялось уже достаточно высоко и ощутимо грело. Пытаясь не наступать на острые камни, направился к ручью. Напился и смыл холодной водой пот, натянул подсохшую одежду и потопал вверх по течению в поисках пропитания. От голода поташнивало. Вернувшись к месту своего ночлега, подобрал палку, напоминавшую бумеранг, и вновь вернулся к ручью – надежда добыть еще одну рыбу не позволяла отойти далеко от воды.

С момента, когда Шишаков неведомым образом оказался в этом непонятном краю, прошло уже четыре дня. Всё это время он пытался найти более– менее приемлемый путь из этого невероятного заповедника, но каждый раз был вынужден отступить.

В конце концов он решил где– то обосноваться на время, обзавестись хоть каким– то запасом пищи или придумать надежный способ ее добывания – пробираться через обозримое пространство, занятое этим животным царством, придется не один день. Нужно было ещё изобрести какое-то оружие для защиты от хищников. Именно поэтому Роман вернулся в то ущелье с ручьем, в котором оказался в первый день своих скитаний. Здесь его, по крайней мере, никто не пробовал съесть.

***

За ночь ручей увеличился втрое, принесенная тучами вода стремилась обратно к морю. Поток нес обломки веток и мусор, омуты, в которых вчера стояла рыба, сегодня были просто не видны. Иногда удавалось заметить на перекате рыбий силуэт, увы – ловить было нечем. Оценив шансы на поимку рыбы голыми руками, как паршивые, Роман углубился в лес. Во всех ямках стояли лужи, капли иногда еще срывались с деревьев. Согреваясь под солнечными лучами, лес обильно парил.

После двух часов безрезультатной ходьбы, спугнув зайца и издали посмотрев на убегающую куропатку, Шишаков вышел на довольно большую поляну. Справедливости ради, надо сказать, что в зайца он даже успел запустить своей палкой, но не попал даже близко.

Поперек поляны лежало упавшее ночью дерево. Видимо, размокшая почва не смогла удержать корни, когда сильный порыв ветра ударил в раскидистую крону. Дерево было того самого, незнакомого Роману вида. Большое даже по здешним меркам, оно у комля имело ствол, в диаметре в несколько раз превышавший рост человека. Вывороченные с пластом земли корни поднимались ещё выше. По какому-то наитию Роман решил осмотреть это дерево, прежде чем идти дальше.

Как пелось в одном мультфильме, предчувствие его не обмануло. На камне, прикрытом ветками упавшего дерева, лежал труп белки. Видимо, зверек спал в дупле, а когда дерево стало падать, выпрыгнул, но неудачно, ударился о камень и погиб. Дупло виднелось недалеко от земли. Роман подобрал находку, сунул под ремень и по веткам добрался до дупла. К его огромному сожалению, запасов там не оказалось. В тщетной надежде на очередную халяву Роман тщательно осмотрел все упавшее дерево. Он обратил внимание на сломавшиеся при падении дерева ветки и сучья. Все они были довольно прямыми, ровными, постепенно утончающимися к концу. Роман выбрал не слишком большую ветку, росшую недалеко от вершины, и решил сделать из нее дубинку.

Ветка оказалась неожиданно тяжелой, и отказалась ломаться, когда человек решил избавиться от ее тонкого конца. Древесина пружинила под ногой, будто рессора. Положив ветку на толстый сук и вооружившись камнем с острой гранью, Шишаков за десять минут смог перерубить ветку трех сантиметров в диаметре. Древесина неизвестного растения была плотной, мелкослойной и очень твердой. Роман подошел к ближайшей подходящей луже, и бросил в нее свою новую дубинку. Она утонула. О железном дереве Шишагову читать приходилось, и он решил, что набрел на одну из его разновидностей.

Еще полчаса ушло на обработку толстого конца ветки, удаление боковых ветвей и коры. В результате Роман обзавелся увесистой дубинкой, которая очень ловко легла в ладонь и удобно перехватывалась для работы двумя руками. Поставленная на землю одним концом, другим доставала ему до плеча. Конечно, вчерашнему мишке она могла служить разве что зубочисткой, но от волка или рыси ей очень даже можно было отмахаться.

Все время, пока Роман возился с дубинкой, ему приходилось сопротивляться настойчивым просьбам желудка, желавшего поближе познакомиться с бедной белкой. Сейчас повода отложить знакомство вроде бы не было, но, обдумав на ходу ситуацию, он решил подождать с едой до вечера. За день нужно было придумать какое-то укрытие от непогоды. Ему очень нравилось место над обрывом у водопада, но устроиться Роман решил возле поваленного дерева – Поляна Погибшей Белки находилась глубже в лесу, идти от нее в любую сторону было ближе, чем каждый раз от водопада мерить ущелье из конца в конец.

Начать решил с заготовки дров, собирая в изобилии валяющиеся древесные обломки и выкладывая их для просушки на сучьях поваленного дерева. Когда количество сохнущих под жарким полуденным солнцем палок было сочтено достаточным, стал изобретать жилье. Прислонил к лежащей лесине у комля два десятка толстых сучьев покрепче, переплел их ветками лещины – в том, что это именно она, Роман убедился, подобрав в палой листве несколько прошлогодних орехов. Орехи оказались гнилыми, и терять время на продолжение поисков расхотелось.

После того, как основа укрытия обрела прочность, стал изобретать непромокаемое покрытие. Черепица, пальмовый лист и бизоньи шкуры были отброшены сразу ввиду их полного отсутствия. Листья лопуха быстро вянут, такую крышу пришлось бы менять каждый день. В конце концов, пришлось завалить крышу землей поверх соснового лапника, для надежности утрамбовав и накрыв еще одним слоем сучьев, пытаясь количеством компенсировать низкое качество.

Вывороченные корни дерева с пластом сохранившейся на них земли образовали заднюю стену логова, охапка лапника стала постелью. У входа Шишагов соорудил очаг из камней. К вечеру обустройство практически было закончено. Роман разжег в очаге огонь, дождался, когда соберется достаточно золы, и зарыл в нее ободранную тушку грызуна.

Избавившись от сосущего ощущения в желудке, он заполз в свой шалаш, укрылся и уснул крепчайшим сном вымотавшегося до предела человека. Его не разбудили ни ночной дождь, ни холод, ни мышиная возня, не потревожил молодой лис, обошедший в сумерках всю поляну и в поисках этих самых мышей даже заглянувший издалека в Романову постройку.

***

Обзаведясь жильем, Роман принялся добывать пищу. Процесс этот заключался в безуспешных попытках поймать рыбу и поиске прошлогодних орехов. За день удавалось вырыть из палой листвы столько годных к употреблению орехов, что их хватало вечером слегка унять ворчащий желудок. Ни ягод, ни грибов еще не было. Дополняли рацион печёные корни лопуха, листья щавеля и одуванчика. Несколько раз удавалось ловить лягушек и ящериц, это помогло не протянуть ноги, но от голода не спасало.

Новый и довольно обильный источник пищи Шишаков обнаружил случайно.

В тот раз он пошел по правому берегу ручья. Больших отличий от левого берега не было, но склоны ущелья местами были гораздо положе, чем на восточной стороне, и кроме сосен изредка встречались березы и ясени. А еще между деревьев местами встречались заросли густого невысокого кустарника.