Текст книги "Подводный фронт"

Автор книги: Николай Виноградов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Медведицкий охотно пояснил:

– Собирать людей на политинформацию в походных условиях не всегда возможно. Ведь любое лишнее движение требует дополнительных затрат воздуха. Для того чтобы избежать этого, мы и завели специальную тетрадь. После принятия очередной сводки пускаю ее по отсекам. Моряки читают записи по группам и индивидуально. Потом возвращают ее в центральный пост, где с последними известиями с фронтов могут ознакомиться те, кто сменяется с вахты…

Прямо скажем, молодец Медведицкий! Заслуживало похвалы и поддержки его стремление организовать партийно-политическую работу гибко, с учетом обстановки и специфики подводной службы. В боевом походе на подводной лодке действительно не до митингов и собраний. Тут нужны иные формы. Исключение лишь одно – собрания по приему в партию. Такое намечалось провести и в этом походе.

– Пять комсомольцев подали заявления с просьбой принять их в ряды ВКП(б), – сообщил мне Медведицкий.

– Когда же вы полагаете провести собрание?

– После первой успешной атаки по врагу, – оказал замполит. – Так решили коммунисты экипажа. Пусть вступающие покажут себя в бою…

Прошли еще одни сутки. Совместное патрулирование и в надводном, и в подводном положении осуществлялось уверенно и спокойно. Правда, к вечеру 5 февраля что-то не заладилось с «Драконом», установленным на «К-3». Я пошел к гидроакустикам выяснить, в чем дело. Мой однофамилец главный старшина А. М. Виноградов и старшина 2-й статьи М. П. Боровик, разложив схемы, искали причины неполадок.

– Что случилось?

– Пока не можем понять, – доложил Виноградов. – Наши сигналы перестали проходить на «двадцать вторую».

Надо ли говорить, как некстати была эта поломка. Пришлось, как это предусматривалось планом на случай потери подводной связи, обеим лодкам всплыть. Благо, к этому времени над морем вновь уже сгущалась темнота.

В 21 час мы получили радиоинформацию с ФКП флота о выходе вражеского конвоя из Тромсё. Вскоре начали то и дело обнаруживать мотоботы и катера противника. Нам удавалось незаметно расходиться с ними контркурсами. Такое усиление движения мотоботов и катеров определенно говорило о том, что они обследуют район перед подходом конвоя. Значит, мы были на верном пути.

Около 23 часов капитан-лейтенант К. А. Соболевский, несший вахту на мостике, доложил о том, что слева на траверзе, в глубине Конгс-фьорда обнаружены два еле заметных пятна. Несколько минут я, Малофеев и Семенов всматривались в сторону фьорда: два пятна то смутно обозначались, то исчезали во мгле.

– Там, в Конгс-фьорде, – заметил флагманский штурман Семенов, – есть три небольших островка. Может, это они «дразнят» нас?

Решили пока воздержаться от входа в фьорд. Я спустился вниз, пошел в первый отсек проверить готовность торпедного оружия и поговорить с торпедистами. И вдруг с мостика донеслось:

– Комбрига просят срочно подняться наверх! Я мгновенно выскочил на мостик.

– Все-таки пятна перемещаются, – доложил Сеченов. – Пеленг на них не меняется. Они передвигаются вместе с нами.

– Идем во фьорд! – приказал я.

«К-3» повернула в сторону берега. С мостика было видно, как вслед за нами повернула, пристраиваясь в кильватер, и «К-22». Все хорошо. И вдруг – что такое? «Двадцать вторая» не удержалась в строю, продолжая катиться влево, и в считанные мгновения исчезла в темноте.

Мы не успели дать никакого светового сигнала. Да и в данной ситуации очень опасно было делать это. Некогда было и ждать, пока на «К-22» исправят свою ошибку. Каждая минута промедления могла обернуться тем, что конвой противника ускользнет от пас.

А в том, что впереди в фьорде движется конвой, сомневаться уже не приходилось. Два странных пятна, приобретая все более и более отчетливые очертания, наконец превратились в силуэты двух крупных транспортов. Я приказал Малофееву проводить атаку самостоятельно, не ожидая подхода «двадцать второй».

Кузьма Иванович напряженно всматривался в тьму, пытаясь точнее определить курс и состав конвоя.

– Что же это?! – удивленно воскликнул он. – Неужели без охранения идут?

В самом деле, возле транспортов, казалось, не было ни одного боевого корабля. Но это только казалось. Через несколько минут, когда «катюша», подвернув в сторону противника, приблизилась к конвою, из тьмы проступили очертания нескольких сторожевых кораблей. Плотная туманная дымка, стлавшаяся над морем, делала их почти невидимыми.

Оценив обстановку, мы поняли, что позиция наша для атаки совсем невыгодна. Поэтому Малофеев решил, идя в надводном положении, параллельно конвою, обогнaть его и атаковать с наиболее удобной позиции. Я одобрил это решение.

Видимость была очень плохая. Но теперь, когда конвой мы уже обнаружили, это оказалось нам на руку. Мы-то фашистов не теряли из виду, они нас не замечали. Малофеев все спокойно рассчитал. Вывел «катюшу» на оптимальный курсовой угол. Самый крупный транспорт конвоя тысяч на восемь водоизмещением будто сам собой выкатился на наши торпеды. Прозвучала команда «Пли!» – и четыре серебристые дорожки побежали к вражескому судну. Три из них вонзились в него. Один за другим громыхнули взрывы. Ночь озарилась огромным костром. Хорошо было видно, как мечутся по палубе ошалевшие от страха фашисты.

Пожар быстро разгорался, но затем так же быстро стал гаснуть. Удар оказался сокрушительным: транспорт затонул в считанные минуты на глазах у всех нас, находившихся на мостике.

Малофеев тем временем дал команду на разворот, для того чтобы выстрелить из кормовых аппаратов по приближавшемуся второму судну. Но с одного из кораблей охранения заметили нас. Вспыхнул прожектор. Метнулся раз-другой по темной воде и уперся прямо в мостик «К-3», освещая нам лица, слепя глаза. Тут же рядом засверкали снопы трассирующих пуль. Громыхнули пушки.

Рисковать было нельзя. Я приказал Малофееву произвести срочное погружение. Ускользнули из района атаки мы очень удачно. Фашисты, видимо, находились в шоке и толком не сумели организовать преследование.

Через час, форсировав минное заграждение, тянувшееся вдоль берега, «К-3» всплыла. Вокруг – лишь пустынное море. Можно было перевести дух и осмыслить происшедшее. Первый вопрос: где же «К-22»? Почему она не поддержала нас в атаке по конвою? Еще один вопрос: что же все-таки с «Драконом»? Главный старшина Виноградов, увы, ничем порадовать не может. Прибор, правда, работает, но очень ненадежно.

– Неженкой оказался этот «Дракон», – хмуро сетовал главный старшина. – В спокойных условиях работал нормально. А как подрастрясло его качкой да вибрацией, он и скис.

Да, как ни жаль, но технические неполадки нарушили многие из наших планов. Отсутствие надежной подводной связи чрезвычайно затрудняло дальнейшие совместные действия двух лодок. Впрочем, для того чтобы думать об этом, первым делом надо было найти «К-22». Для этого мы направились в заранее обусловленную на случай потери контакта с «двадцать второй» точку встречи в районе мыса Харбакен.

Несмотря на то что стояла уже глубокая ночь, никто на лодке не спал. Во всех отсеках царило оживление. Все обсуждали перипетии прошедшего боя. Все задали оценки атаки. Какую я мог дать оценку? Конечно же, далеко не все получилось так, как задумывалось. Но претензии за это мог предъявить лишь к самому себе и штабу бригады: видно, не все продумали, не все предусмотрели мы при планировании этого экспериментального похода, проявили некоторую поспешность в подготовке его. К людям же, к экипажу «К-3», претензий быть не могло. Все действовали смело, мужественно, с полной отдачей. Хотелось бы, разумеется, еще большей результативности в атаке. Но и один крупный транспорт, пущенный на дно, – это чувствительный удар по врагу и весомый успех.

Вот почему я счел необходимым вновь обойти отсеки, поздравить каждого из моряков. Особых поздравлений заслуживали торпедисты краснофлотцы А. А. Бордаков, К. И. Филиппов и их командир боевой части, еще, кстати, один мой однофамилец, старший лейтенант Н. Н. Виноградов. Четырехторпедный залп был ими выполнен престо отлично.

В ответ на похвалу гордостью вспыхивают лица подводников. Виноградов, зардевшись, замечает:

– Мы уже подготовили новые «гостинцы» для фашистов. Взгляните, товарищ комбриг…

Пройдя в глубь отсека, где тускло поблескивают своими маслянистыми боками готовые к зарядке в торпедные аппараты торпеды, вижу, что на них аккуратно выведены надписи: «За погибших товарищей!», «За Сталинград!», «Кровавым фашистам от североморских подводников»… Делать подобные надписи на торпедах – тоже стало одной из многочисленных традиций подводников. Это тоже агитация, тоже одно из средств поддержания боевого настроя у людей. А такой настрой ой как нужен сейчас экипажу, ведь поход только начался. И впереди еще много труднейших испытаний.

Используя небольшое затишье, коммунисты корабля, как и намечалось, собрались после боя, для того чтобы обсудить заявления товарищей, решивших связать свою судьбу с ленинской партией. Парторганизация на «К-3» большая, кают-компания для собраний давно стала мала. Проводят их в первом отсеке. Рассаживаются моряки кто где: прямо на металлических пайолах, в проходах между торпедными аппаратами и запасными торпедами.

Первым рассматривается заявление краснофлотца Д. Я. Афанасьева. Его биография коротка: сын рабочего, до призыва на флот сам успел поработать на судостроительном заводе в Ленинграде. На «К-3» служит с начала войны, зарекомендовал себя хорошим специалистом. Сегодня во время атаки отлично обслуживал вверенные ему механизмы, обеспечил их безотказную работу. Мнение коммунистов единодушно: Афанасьев достоин быть кандидатом в члены партии.

Затем после тщательного обсуждения принимаются кандидатами в ВКП(б) комсомольцы М. П. Ужегов, И. С. Хабеев, Г. Н. Прохоров, А. И. Никонов.

Ну что ж, парторганизация существенно пополнилась. А значит, экипаж стал еще сильнее, еще сплоченнее перед лицом новых испытаний.

А испытания наши продолжались. Уже через несколько часов, ранним утром, придя в назначенную для рандеву точку, подвсплываем, поднимаем перископ, и вдруг Малофеев, прильнувший было к окуляру, как ошпаренный отскочил:

– Фрицы!

Мгновенно следует команда на погружение, но я перед этим успеваю взглянуть в перископ и увидеть близкие силуэты трех фашистских кораблей. Угораздило же нас так неловко вынырнуть: буквально под носом у врага. Лодка еще летела на глубину, когда ухнул первый взрыв глубинной бомбы. Однако глазастые у фашистов сигнальщики! Считанные секунды был наш перископ над водой, и поди ж ты – засекли. К счастью, наш маневр уклонения враг не разгадал. Бомбы ложились в стороне. Девять взрывов насчитали мы. Вреда нашему подводному крейсеру они не причинили.

На время отходим от опасного места подальше, а голову терзают беспокойные мысли: «Случайна ли эта встреча? А может, фашисты каким-либо образом пронюхали о нашей точке рандеву и теперь караулят пас там?» Такие же мысли одолевали и Малофеева:

– Что будем делать, товарищ комбриг?

Что делать? Надо, видимо, все-таки искать «двадцать вторую». Переждем несколько часов в безопасном месте, а затем повторим попытку.

В 13 часов мы вновь пришли в точку встречи. На этот раз проявили максимум осторожности: самым тщательным образом осмотрели район. Он был пустынен. Всплыли. Никого…

Я попросил М. М. Семенова определить наше местонахождение как можно точнее. Видимость неважная, и даже небольшая штурманская ошибка может помешать нам встретиться с «К-22».

– Место точное, ручаюсь, – заверил Семенов.

Ну что ж, флагманскому штурману можно было верить. Это специалист надежный. Еще будучи дивизионным штурманом, он в нескольких боевых походах проявил себя с самой лучшей стороны.

Прошло два часа, и наконец-то прозвучал долгожданный доклад: «По пеленгу… подводная лодка!» Всматриваемся в пасмурную, подернутую серой дымкой даль – и видим знакомые очертания «катюши». Пришла-таки на свидание! Р. В. Радун, В. П. Котельников, В. Ф. Кульбакин на мостике «двадцать второй» радостно махали меховыми рукавицами.

Через несколько минут лодки сблизились, и мы прямо с мостиков обменялись информацией и впечатлениями.

– С победой! – поздравил нас Радун. – Мы хорошо видели, как вы вчера врезали по фашистскому транспорту.

– А что случилось у вас? Почему не принимали участия в атаке?

– Потеряли «К-3» из-за ошибки рулевого, – доложил Котельников. – При повороте он перевалил и не успел одержать… Затем, двигаясь в Конгс-фьорд, обнаружили и вас, и конвой. Пытались выйти в атаку по второму транспорту, но не удалось: «К-3» оказалась на фоне его, стрелять было опасно, поэтому от залпа отказались…

Постепенно вырисовалась вся картина вчерашней атаки. Потеряв связь, мы, естественно, утратили возможность координировать действия друг друга. И «К-22» действительно оказалась на неудачной позиции. Вдобавок она, как и «К-3», подверглась артиллерийскому обстрелу, поэтому ей тоже пришлось срочно погрузиться и начать уклонение от преследования. Затем «двадцать вторая» направилась сюда, к месту условленной встречи, и точно так же, как и мы, напоролась здесь на фашистские корабли.

Судя по всему, гитлеровцы болтались здесь все же случайно, ибо теперь нам никто не мешал. Обе лодки спокойно подзарядили аккумуляторные батареи. Затем была проверена работа «Драконов». Все вроде бы опять получалось неплохо. Настроение еще больше поднялось. Вчерашние заминки казались случайными. Когда лодки расходились для того, чтобы продолжить выполнение задач похода, мы прокричали друг другу: «До встречи!» Кто ж мог знать тогда, что никакой встречи уже больше не будет, что больше никогда не доведется увидеть своих товарищей.

До вечера лодки находились в подводном положении, вели совместный поиск. Периодически обменивались запросами о слышимости. С «К-22» сообщали, что слышат нас на три балла (для оценки качества приема у нас была принята двенадцатибалльная шкала). Около 19 часов гидроакустик М. П. Боровик доложил, что слышал четыре отдаленных слабых щелчка, чем-то напоминающие пистотолетные выстрелы. После этого связь с «К-22» прервалась. Мы подвсплыли на перископную глубину и осмотрел горизонт – он был пустынен. Никаких шумов кораблей гидроакустики не прослушивали. Что же это были за странные щелчки? Имели ли они отношение к чему-то о учившемуся с «двадцать второй»? Это для нас так и осталось загадкой.

Весь следующий день 8 февраля мы прождали «К-22» в условленной точке. Но она не пришла на встречу. Не состоялось рандеву и 9 февраля… Терять время дальше было неразумно. Я принял решение действовать по запасному варианту: раздельно. Мы перешли в северную часть маневренного района. Здесь нас ожидал новый боевой успех. В 9 часов 50 минут 12 февраля, когда «К-3» находилась в подводном положении у мыса Сейбунес, Боровик услышал шум винтов. «Катюша» пошла на сближение с целью.

– Всплывать под перископ, – приказал К. И. Малофеев.

Он прильнул к окуляру, осмотрел горизонт, затем уступил место у перископа мне. В окуляре видны были труба и четыре высокие мачты. С первого взгляда показалось, что это буксируют большой корабельный артиллерийский щит со спущенным полотнищем. Но буквально через три минуты после сближения «щит» превратился в конвой из двух больших транспортов, идущих в охранении шести боевых кораблей.

Позиция у нас на этот раз была удобной для атаки.

– Бей, командир, полным залпом по самому крупному! – сказал я. – Только не надо торопиться. Пусть транспорт подойдет поближе.

– Аппараты товсь! – скомандовал Малофеев, вновь склонившись у перископа. Спокойно выждал необходимое время и лишь тогда резко выдохнул:

– Пли!

Шесть торпед одна за другой понеслись к конвою. Раздался мощный глухой взрыв, а вслед за тем явственно послышался металлический скрежет разламывающегося судна.

Позже мы узнали, что нами в тот день был потоплен транспорт «Фехенхайм» тоннажем 8116 брутто-тонн, на борту которого находились полк пехоты и большое количество боеприпасов. [17]17
  ЦВМА, ф. 200, д. 24720, л.31.


[Закрыть]

Фашисты яростно преследовали «катюшу», сбросили на нее более 30 Глубинных бомб, по ничего добиться не смогли. Мы благополучно ускользнули от преследования, а сутки спустя двинулись к родным берегам.

Смешанные чувства владели нами: с одной стороны, возвращались не с пустыми руками – уничтожены два крупных транспорта, с другой – тревожно было за «К-22». Известно ли в базе что-нибудь о ней?

Увы, в Полярном худшие предположения подтвердились. С того самого злополучного 7 февраля «двадцать вторая» никаких сигналов не подавала. И хоть запас автономности у «катюши» к тому времени еще не окончился, тяжело было на сердце: мы уже очень хорошо знали, что означает вот такое затянувшееся молчании. Прошли дни – не осталось и робких надежд на возвращение наших товарищей. Пришлось смириться с тем, что В. Н. Котельников, Р. В. Радун, В. Ф. Кульбакин, В. А. Гусев и все остальные, находившиеся на «К-22», погибли.

Вот так, к сожалению, на горькой ноте завершился первый опыт группового использования подводных лодок.

Звезды на рубках

Новая должность

Еще в январе 1943 года на Север пришло известие, что в скором времени предстоят штатные реорганизации. И вот, вернувшись из похода на «К-3», узнаю: из Москвы получен приказ о моем назначении на новую, только что созданную должность начальника подводного плавания Северного флота. Бригаду приказано было сдать И. А. Колышкину.

Несмотря на то что это было повышение, я, честно говоря, поначалу не очень-то обрадовался ему. Думалось даже так: лучше бы Колышкина назначили на эту новую должность, а меня бы оставили на прежнем месте. Мне не было бы зазорно подчиняться в специальном отношении своему бывшему подчиненному, а вот мысль о том, что придется расстаться с бригадой, с которой, казалось, сроднился за это время, больно колола сердце. Правда, первый же разговор с командующим флотом по этому поводу развеял невеселое настроение.

– Кто вам сказал, что вы расстаетесь с бригадой? – спросил он. – Я считаю так: вы по-прежнему должны будете главным образом находиться на ФКП бригады подплава. У Колышкина, конечно, появится немало трудностей, ведь будут поступать новые лодки, подводникам придется решать новые, еще более сложные задачи… Так что бригада подплава – это по-прежнему ваша главная забота. Ну а кроме того, надеюсь, что свой опыт подводника вы должным образом примените на пользу противолодочной обороне.

Тут надо пояснить: в чем же был смысл создания в Наркомате ВМФ и на всех флотах новых органов подводного плавания? С усилением напряженности в боевых действиях на море все более очевидной становилась тесная взаимосвязь вопросов использования подводных сил и сил противолодочной обороны, необходимость решения многих проблем в едином комплексе. Треоовалось все более углубленное понимание специфики подводной войны. Между тем в руководстве флотами и Главным морским штабом стояли адмиралы и офицеры, не получившие в большинстве своем специальной теоретической подготовки по вопросам боевого использования подводных лодок и управления ими в операциях, не прошедшие службу на подводном флоте. В какой-то мере исключением был лишь, пожалуй, наш Северный флот. Командующий флотом А. Г. Головко имел добротную подготовку по вопросам подводного плавания, в штабе Северного флота и политуправлении было достаточно много подводников. Из подводников, как уже говорилось, вышел член Военного совета флота А. А. Николаев. В крупнейшем соединении, выполнявшем задачи противолодочной и противоминной обороны – Охране водного района, – на главных ролях были тоже выходцы с подводных лодок. И командир соединения контр-адмирал В. И. Платонов, и некоторые специалисты из штаба ОВРа в свое время послужили на лодках, хорошо знали их, и, когда нам доводилось взаимодействовать с ними, взаимопонимание достигалось без особого труда.

В этих условиях на Северном флоте особой нужды в реорганизации не ощущалось. Тем не менее создание новых органов подводного плавания в целом было делом назревшим. Оно послужило импульсом для дальнейшей активизации боевых действий как подводных сил, так и сил противолодочной обороны.

Отдел подводного плавания Северного флота создавался на базе бывшего подводного отдела штаба флота (возглавлявший его В. П. Карпунин получил назначение в Москву, в управление подводного плавания ВМФ), но он задумывался как качественно иной орган управления с гораздо более широкими, масштабными и ответственными задачами. Под понятием «подводное плавание» разумелся теперь весь комплекс вопросов организации и подготовки к боевым действиям как подводных лодок, так и сил и средств ПЛО. Всем этим сложным и многообразным комплексом и надо было заниматься. Начальник подводного плавания флота должен был, по сути, стать первым доверенным лицом командующего флотом по всем вопросам боевых действий подводных лодок и организации противолодочной обороны флота.

Начиная работу в новой должности, я несколько дней посвятил тщательному знакомству с организацией ПЛО на флоте. Многое мне, конечно, было известно, но новые задачи требовали более детального изучения проблем.

С Василием Ивановичем Платоновым на катере мы обошли все подопечные ему противолодочные силы, побывали на малых охотниках, сторожевых кораблях, переоборудованных из рыболовных траулеров, в других подразделениях. Огромное хозяйство было под началом у Платонова! Помимо бригады сторожевых кораблей, которую возглавлял капитан 1 ранга М. С. Клевенский, в ОВР входили еще бригада траления и заграждения, а также отдельный дивизион торпедных катеров. Какой же колоссальной энергией и работоспособностью надо было обладать, чтобы четко управлять этим столь разнородным по составу и характеру решаемых задач «москитным» флотом! Тем не менее степенный, неторопливый па вид Платонов отлично справлялся с этим. Справлялся, как я понимаю, потому, что сумел добиться четкой системы, отлаженности в каждом звене сложного овровского механизма.

Возьмем, к примеру, организацию ПЛО в Кольском заливе. Еще в начале войны было решено отказаться от плотного минирования выходов из него. Решили так, дабы не затруднять маневрирование своих кораблей. Но надо ли говорить, какая нагрузка и ответственность ложились в связи с этим на силы ОВРа, которые должны были ни в коем случае не допустить прорывов вражеских подводных лодок к главной базе флота.

В двух местах залив перегородили сетями. Бдительно неслась дозорная служба: на линии заграждений постоянно находились засады из мотоботов, вооруженных глубинными бомбами. Им в поддержку выделялось по звену малых охотников (МО). В светлое время суток, кроме того, в дополнение к дозору назначался гидроакустический патруль из кораблей ПЛО. Им в помощь выделялись поисковые ударные группы.

В те дни, когда новый отдел подводного плавания только начинал свою деятельность, в ПЛО флота происходили существенные перемены. Начали поступать на Север новые противолодочные корабли специальной постройки, так называемые большие охотники (ВО). На малых охотниках устанавливалась более совершенная гидроакустика. Прежде их боевые возможности ограничивались тем, что всякий раз при прослушивании глубин приходилось стопорить ход. Новая же аппаратура позволяла обходиться без этого.

Но для того чтобы успешно и эффективно использовать новую технику, надо было усовершенствовать тактику поиска, выработать новые наставления, другие документы по боевой деятельности. Нашему отделу подводного плавания пришлось сразу же включиться в эту непростую работу: выполнялось множество сложных расчетов, было проведено несколько опытных учений, во время которых противолодочники опробовали различные варианты поиска подводного противника, на разном ходу, на разных глубинах. Роль «противника» играла одна из наших «щук». В конце концов родилось хорошее, толковое наставление, которое в дальнейшем было проверено в боях.

В ходе этой работы мне довелось ближе познакомиться с многими командирами-противолодочниками. Особо примечательной фигурой среди них был, на мой взгляд, командир дивизиона катеров МО капитан 1 ранга Александр Матвеевич Спиридонов. Немало военного лиха пришлось хлебнуть этому офицеру. Начинал войну он на Балтике командиром эсминца «Яков Свердлов». Во время драматического перехода кораблей Балтийского флота из Таллина в Кронштадт этот эсминец погиб. Спиридонова, тяжело контуженного, подняли из воды на один из тральщиков. Затем последовало длительное лечение. Из Ленинграда Александра Матвеевича вывезли в тыл. Но он не захотел мириться с положением резервиста, убедил врачей и командование в том, что еще может принести немалую пользу флоту, добился, чтобы его направили на Север. Возглавив дивизион катеров МО, он очень многое сделал для подготовки молодых командиров-противолодочников. А во время разработки новой тактики поиска подводных лодок ярко проявились его творческие исследовательские способности. Александр Матвеевич, можно сказать, сыграл в этом важном Деле роль первой скрипки. Учитывая это, мы в дальнейшем сочли необходимым рекомендовать Спиридонова для назначения в Москву, в управление подводного плавания Военно-Морского Флота,

Противолодочные хлопоты, безусловно, требовали немало внимания и времени. Но я старался не забывать об установке командующего, данной мне при заступлении в новую должность. Главной своей заботой по-прежнему считал подводные лодки. Бывал в бригаде подплава практически ежедневно. Участвовал в подготовке и планировании почти всех походов лодок. Как и прежде, встречал и провожал буквально каждую из них. Как и прежде, бывал почти на всех инструктажах и разборах.

Не проходило дня без самого тесного общения с моим преемником И. А. Колышкиным. Иван Александрович очень уверенно взял в свои руки нити управления бригадой. И неудивительно: боевого опыта у него, как ни у кого другого. Не было на Севере подводника, совершившего походов больше, чем Колышкин. Но кое-какие частные, конкретные вопросы, в особенности связанные с базовой подготовкой подводных лодок, их обеспечением и ремонтом, для него были во многом внове. Он с присущей ему дотошностью выспрашивал по ним меня, и я старался передать Колышкину весь свой комбриговский опыт, ничего не утаивая.

Все в бригаде шло своим чередом. В начале марта прибыли на Север еще две подводные лодки с Тихого океана – «С-55» капитана 3 ранга Л. М. Сушкина и «С-56» капитана 3 ранга Г. И. Щедрина. Сразу же, без раскачки, их экипажи взялись за ремонт и подготовку лодок к боевым походам.

В феврале и марте было выполнено несколько успешных атак по вражеским конвоям. Из всех боевых походов этого времени я бы, пожалуй, особо выделил действия «К-21» в районе вражеского порта Тромсё.

Трудно было придумать боевое задание более насыщенное и сложное, чем то, что получил капитан 2 ранга Н. А. Лунин со своим экипажем на тот февральский поход. Ему предстояло не только охотиться за вражескими кораблями и судами, но также осуществить минную постановку на подходе к Тромсё и высадить группу разведчиков. Путь в назначенный район перекрывали мощные минные заграждения врага. Четыре часа пришлось идти «катюше» сквозь частокол минрепов, маневрируя, уклоняясь от смертельной опасности. Прорвались. Поставили в заданном месте мины, высадили разведчиков, а затем в поисках целей для атаки Лунин решил направить «К-21» в глубь Квенанген-фьорда. Там, в бухте Воген, базировались фашистские сторожевые катера.

Н. А. Лунин делал ставку на внезапность. Фашисты, уверенные в надежности своего минного заграждения, считали, что фьорд недоступен для советских подводных лодок, и вели себя здесь довольно беспечно. Этим и воспользовался командир «К-21». Он повел «катюшу» на прорыв в надводном положении с включенными ходовыми огнями, в расчете что противник примет подводную лодку за свой корабль. Вскоре с высокой скалы замигал прожектор фашистского берегового поста. Лунин приказал сигнальщику: «Отвечайте: «Наш характер твердый». Сигнальщик включил прожектор и просигналил: «НХТ». На посту противника, видимо, опешили и замолчали. Точно так же миновали и второй наблюдательный пост. В глубине бухты обнаружили корабли, стоящие у пирса. Не погружаясь, выпустили по ним четыре торпеды и, дав полный ход, ушли в сторону моря.

21 февраля, вернувшись в Полярный, «К-21» отсалютовала одним залпом. Но мы в штабе флота получили к этому времени разведданные, что по крайней мере пять сторожевых катеров вместе с их причалами были уничтожены в результате этой дерзкой атаки.

«Наш характер твердый»… Думается, не случайно именно эти слова пришли на ум Лунину в такую острую и опасную минуту. Твердый, волевой, несгибаемый характер советского подводника действительно был лучшим паролем, открывавшим самые неприступные и тщательно охраняемые вражеские гавани, прорывавшим самые прочные противолодочные сети и густые минные поля, побеждавшим любые опасности и саму смерть. Каковы же грани характера советского подводника? Конечно же, в первую очередь беззаветная любовь к Родине, конечно же, беспредельная ненависть к врагу, посягнувшему на нашу землю, вот такая отчаянная дерзость в бою, какую проявил Лунин. И еще – стойкость в испытаниях, в борьбе за жизнь своего корабля, своих товарищей.

Уместно тут будет рассказать еще об одном памятном эпизоде той поры – мужественной борьбе за живучесть подводной лодки. Дело было так. 23 марта «М-174» отправилась в свой очередной доход в Варангер-фьорд. На этот раз вместо капитана 3 ранга Н. Е. Егорова, ушедшего в академию, ее повел в море новый командир – капитан-лейтенант И. Е. Сухорученко, бывший старпом с «Щ-404». Лодка вышла в заданный район и начала патрулировать неподалеку от вражеского побережья. Все шло обычным чередом, ничто не предвещало беды.

Подошло время обеда. Лодка погрузилась на глубину 15 метров, и моряки начали готовиться к приему пищи. И вдруг под днищем «малютки» раздался сильный взрыв: лодка напоролась на мину. Взрывной волной «М-174» сначала подбросило вверх, а затем лодка устремилась вниз. У нее оторвало носовую часть легкого корпуса, образовалась пробоина в балластной цистерне, заклинило носовые и кормовые горизонтальные рули. Во всех отсеках погас свет, а в первый отсек через задние крышки торпедных аппаратов и предохранительные клапаны хлынула вода.

В первом отсеке находился один человек – торпедист краснофлотец М. С. Баев. Во время взрыва его сильно ударило. На несколько секунд он потерял сознание. Придя в себя, услышал, как вовсю хлещет поступающая в отсек забортная вода. Немалым мужеством надо было обладать краснофлотцу, чтоб не поддаться панике, не броситься опрометью из отсека, а хладнокровно задраиться в нем, чтобы не дать воде распространиться в другие помещения, остаться наедине с ледяной смертью, вступить с ней в отчаянную борьбу.