Текст книги "Подводный фронт"

Автор книги: Николай Виноградов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

Много можно рассказывать о людях дивизиона, много было среди них ярких, незаурядных личностей. Но особо следует сказать о замечательном командирском коллективе, сложившемся здесь. Он представлял собой настоящий интернационал. Старший лейтенант Валентин Георгиевич Стариков, командир «М-171», и капитан-лейтенант Николай Ефимович Егоров, возглавлявший «М-174», – по национальности русские. Первый – ленинградец, бывший «фабзайчонок», второй – сын стеклодува из Вышнего Волочка, Трудовую закалку Егоров получил на шахтах Донбасса.

Командир «М-176», старший лейтенант Иосиф Лукьянович Бондаревич, – белорус, сын кожевенника. До службы на флоте работал в колхозе, был пастухом, трактористом. Затем поступил в Военно-морское училище и, закончив его в 1936 году, стал подводником.

Мягкий, лиричный по своему характеру старший лейтенант Иван Андреевич Кунец, командир «М-173», – украинец, уроженец Сумской области. В горах Грузии родился командир «М-175» старший лейтенант Мамонт Лукич Мелкадзе. Внешне совсем не похож на грузина – молчалив и застенчив. Сердцем же честолюбив и горд.

И наконец, душа командирской компании – командир «М-172» капитан-лейтенант Израиль Ильич Фисанович. По национальности он был евреем. Работал в свое время слесарем на одном из харьковских заводов. На флот пришел по путевке комсомола.

Славную эту шестерку связывала большая дружба. На плавбазе «Умба» каюты их были рядом, и все свободное время друзья проводили вместе. Соберутся, бывало, в чьей-нибудь каюте, и начинаются разговоры, розыгрыши, забавные морские истории. А то вдруг Фисанович возьмется читать наизусть стихи Пушкина, Маяковского, Шевченко. Он мог делать это часами. Если подойдет комдив Н. И. Морозов, непременно зазвучат песни. Он был отменным певцом, играл на баяне.

В нечастые на войне минуты отдыха я тоже любил пообщаться с командирами «малюток», побывать в этой молодой, жизнерадостной компании. Меня влекли сюда воспоминания о собственной молодости. Ведь сам я тоже вышел из малюточников. С «малютками» связана значительная часть моей флотской судьбы. И не просто с «малютками», а с самой первой из славного племени лодок этого типа – «М-1». Мне выпало быть ее командиром.

Молодые командиры знали об этом. Нередко они просили меня рассказать о том, как рождалась и осваивалась первая в истории советского кораблестроения малая подводная лодка. Я рассказывал и словно заново переживал то трудное и счастливое время – свою командирскую молодость.

В феврале 1933 года я с еще тремя краскомами – А. В. Буком, Е. Е. Полтавским и В. А. Мазиным, также назначенными командирами новых подводных лодок типа М, шагал по цехам Николаевского судостроительного завода, с любопытством разглядывая строящиеся корабли на стапелях, гигантские портальные краны. Мы в подробностях не знали, что собой представляют лодки, на которых нам предстояло служить, каждый получил назначение на спецсудно с соответствующим номером.

– Скажите, товарищи, – обратился я к группе рабочих, – где строится спецсудно номер…

Один из них, коренастый, подтянутый мужчина в защитного цвета спецовке, подошел, крепко пожал мне руку и, улыбаясь, сказал:

– Имею честь… Старший строитель этого судна Егоров Евгений Павлович.

Я представился в свою очередь.

– Значит, взглянуть хотите на своего малыша? – спросил Егоров. – Должен разочаровать: глядеть пока, собственно, нечего. Лодка только закладывается. Впрочем, пойдемте – кое-что покажу…

Мы вошли в одно из зданий, в просторный кабинет. Здесь и состоялось первое мое знакомство с «М-1» на чертежном листе. Многое удивляло своей необычностью и новизной. Непривычным, например, было то, что конструктор А. Н. Асафов – автор проекта – предполагал делать корпус «малютки» не клепанный, как у всех кораблей, а сварной. Только боевая рубка должна была приклепываться к прочному корпусу. А больше – ни единой заклепки.

Экипаж на «М-1» подобрался неплохой. Флот не пожалел лучших специалистов – в основном в мое подчинение выделялись люди послужившие, с опытом. Среди них было немало прекрасных специалистов-сверхсрочников.

Помощником командира «М-1» был назначен Антон Иосифович Гурин, впоследствии прославленный командир дивизиона эскадренных миноносцев, Герой Советского Союза. Ну а в то время он был просто молодым краскомом Гуриным. Но уже и тогда можно было разглядеть в нем личность – волевой характер и преданность морю до самоотречения. Гурин, который еще не избавился от юношеского максимализма, был в те годы холост и всерьез проповедовал такого рода взгляды: моряк, мол, не имеет права обременять себя семьей, домашним хозяйством, он должен жить на корабле, а его личные вещи должны умещаться не более чем в один чемодан. Отправляясь в Николаев из Севастополя, он действительно взял с собой только один чемодан, а все, что не поместилось в него, раздал семейным сверхсрочникам. Честно скажу, такой помошник-бессребреник, не думающий ни о чем другом, кроме своей «М-1», меня лично весьма устраивал.

Работать нам приходилось, действительно забывая обо всем. В специальном крытом эллинге был построен деревянный макет «малютки» в натуральную величину со всей внутренней «начинкой». Здесь экипаж проводил дни и ночи, осваивая новую технику, привыкая к кораблю.

А на стапеле тем временем все четче прорисовывались контуры будущей лодки. Строители довольно быстро сварили из гнутых толстых листов стали корпус «М-1». Затем ввели его в специальную цилиндрическую док-камеру. Здесь корпус был испытан на наружное гидравлическое давление. Потом начался монтаж механизмов внутри лодки.

Все было внове и для строителей, и для нас. Не зная устали, сновал по отсекам инженер Е. П. Егоров, буквально на ходу находивший решения самых сложных, зачастую внезапно возникавших проблем. Сутками не вылезал из прочного корпуса и будущий инженер-механик «М-1» Г. А Горохов. Бывший старшина с подводной лодки «Якобинец», человек въедливый и дотошный, он обладал каким-то особым чутьем на малейшие погрешности в работе кораблестроителей. Когда те укоряли его за чрезмерную придирчивость, Горохов хмурился: «Вы напортачите, а плавать, между прочим, мне».

В августе 1933 года строительство «М-1» было уже закончено. Наступила пора заводских ходовых испытаний. Остро помню чувство, владевшее мной в день первого выхода в море. Стою на мостике – и не знаю, что делать, понятия не имею, какую команду подавать следующей. Не чувствую корабль – и все тут. А на причале – толпа народа. Всем хочется посмотреть на готовую «малютку».

С горем пополам все же отошли от причала, развернулись и тут же вновь ошвартовались.

На следующий день уже попробовали выйти из заводской гавани. На акватории с глубинами двенадцать метров погрузились, попробовали дифферентоваться. И. ничего не получилось. Оказалось, что в цистернах главного балласта в верхней части забыли сделать отверстия для выхода воздуха При заполнении этих цистерн образовались воздушные подушки, мешавшие дифферентовке. Пришлось опять вернуться в заводскую гавань для устранения недоделок

Через два дня – вновь выход, на пробное погружение. На этот раз все прошло блестяще.

Каждый из этих вроде бы элементарных выходов в море стоил мне, да и всему экипажу, немалого напряжения. Но одно обстоятельство заставляло изо всех сил сохранять выдержку и достоинство. Дело в том, что на лодке присутствовала и более того – была одним из главных действующих лиц… женщина, молодой инженер-кораблестроитель Александра Донченко. Когда она впервые поднялась на борт лодки, мой помощник Гурин аж изменился в лице – женщина на военном корабле! Попрание всех флотских традиций! Но, когда инженер Егоров сообщил ему, что именно эта «гарна дивчина-чорнобривка», оказывается, произвела конструкторский расчет нагрузки подводной лодки и балластировки, пришлось смириться с ее присутствием на испытаниях.

Удивительна судьба Александры Николаевны Донченко! В свое время привел ее на судостроительный завод отец, бывший матрос легендарного крейсера «Очаков». Он стал судостроителем еще до революции, много лет работал на заводе «Наваль». После Октябрьской революции простой рабочий закончил кораблестроительный институт, стал одним из ведущих конструкторов завода. И передал любовь к своей профессии дочери.

Кораблестроитель, тем более военный, – вроде бы совсем не женская специальность. Но девушка неожиданно нашла в ней свое призвание. Начинала простой чертежницей, затем, как и отец, закончила кораблестроительный институт. Все более и более сложные задания стали доверять ей. Но Александре Николаевне хотелось большего, хотелось научиться самостоятельно конструировать военные корабли. Для этого нужны были новые знания, знания, которые могла дать только Военно-морская академия. В 1936 году, уже сложившимся, зрелым инженером, Донченко обратилась в приемную комиссию академии. Но ей коротко ответили:

– Женщин не принимаем.

В том году на Черном море под руководством Наркома обороны К. Е. Ворошилова проводились учения. В разговоре с К. Е. Ворошиловым Александра Николаевна поделилась с ним своей заветной мечтой.

– Если решение приняли, – сказал нарком, – пишите рапорт на мое имя. В порядке исключения разрешим вам поступать…

Огромное желание, незаурядные инженерные способности помогли Донченко с отличием завершить учебу в академии. В двадцать девять лет ей было присвоено воинское звание военинженер 2 ранга. В 1939 году она стала коммунистом. В годы войны работала в Ленинграде, создавала баржи-плашкоуты специальной конструкция, использовавшиеся для доставки в осажденный город важных грузов, конструировала быстроходные, бронированные морские катера. После войны Александра Николаевна вернулась к любимому делу, снова занималась проектированием, выходила в море на ходовые испытания. В 1950 году я встретил ее на одном из заседаний Военного совета ВМФ в звании инженер-капитана 1 ранга. Пожалуй, это единственный случай в нашем ВМФ, когда женщина удостоилась столь высокого военно-морского звания.

Но вернемся к «М-1». Первые выходы из тесной заводской гавани дали экипажу определенный опыт. Теперь предстояло сделать новый шаг – пройти специальные испытания «малютки» на мореходность. Как предполагалось, малые лодки этого типа должны были плавать при волне в 6 баллов и ветре в 8–9 баллов. Как-то поведут себя сварные швы?

Испытания должны были проходить в Севастополе. Переход сюда из Николаева прошел в идеальных условиях, при зеркальном штиле. Уже будучи в базе, мы долго ждали подходящей погоды. Наконец заштормило. Выходим из Северной бухты в море. Едва миновали боновые ворота, как стало ясно – штормит гораздо сильнее, чем мы рассчитывали. Волна была почти встречная, носовая часть корабля оголялась до киля и, проваливаясь во впадину меж волнами, сильно билась о воду. Прошли по Инкерманскому створу до Стрелецкой бухты, и члены комиссии, присутствовавшие на борту, приняли решение не подвергать далее риску людей и корабль. Надо было поворачивать на обратный курс.

Но как на такой волне повернуть? Проверенных на практике данных об остойчивости «малютки» еще не было. Надо как-то избежать большого крена, но как? Тут уж, вероятно, сработала интуиция: дождавшись крупной волны, а точнее, того момента, когда «малютка» стала взбираться на нее, словно на высокую и крутую гору, я скомандовал «Лево на борт». «Малютка» послушно пошла на вершине волны влево, опускаясь во впадину, уже повернулась на 90 градусов, а с появлением очередной большой волны практически закончила поворот.

Все вздохнули с облегчением. Люди повеселели. Кое-кто даже вышел наверх где буйствовал ветер, и пытался покурить. Лодка довольно сносно управлялась, ходко шла вперед, то плавно поднимаясь на гребне, то опускаясь.

В конце октября 1933 года вся программа испытаний была успешно выполнена. В отличном настроении экипаж возвращался в Николаев. И вдруг – надо же! – идя уже в устье Южного Буга, ненароком выскочили на отмель, а точнее, на «жидель» – свалку грунта. И ни туда ни сюда. Такой конфуз на финише «триумфального» плавания!

Снимать «М-1» с мели прибыл на ледокольном буксире «Снег» сам командир бригады черноморского подплава А. И. Зельтинг. Ждал я от него разноса, выговора. Но комбриг молчал, поражая меня своей выдержкой. После снятия с мели разрешил отправляться в базу самостоятельно.

Едва прибыли, узнали ошеломляющую новость: приезжают член ЦК ВКП(б) начальник Политического управления РККА Я. Б. Гамарник, начальник Главного управления судостроительной промышленности Р. А. Муклевич и начальник Морских Сил РККА В. М. Орлов. Цель их приезда – ознакомиться с пополнением подводного флота страны. Представлять «малютки» начальству Зельтинг поручил нашему экипажу. И это после всего, что произошло!

Сердце так и колотилось от волнения. Для меня и для всех подводников «М-1» была чем-то вроде родного ребенка, которого мы выпестовали и выучили ходить, с которым познали первые, пусть еще небольшие, радости и горести. А какому родителю не хочется, чтобы его ребенку воздавали должное и другие?! Тем более если эти другие – такие известные и всеми уважаемые люди.

11 ноября Я. Б. Гамарник, Р. А. Муклевич и В. М. Орлов прибыли на лодку. Отданы швартовы. Лодка вышла из гавани. Поход выдался несложным. Во всяком случае, нам к этому времени доводилось выполнять задачи и посложнее. Все запланированное на выход было выполнено без сучка без задоринки. Начальство сходило на стенку в хорошем настроении. В. М. Орлов, перед тем как сойти на берег, негромко, но с расчетом, чтобы я услышал, сказал А. И. Зельтингу:

– Виноградова за посадку на мель не наказывать…

В данный момент это было для меня, пожалуй, лучше любой благодарности. Ну, а главная награда за весь труд была еще впереди.

28 апреля 1934 года… Команда «малютки» построена на палубе в обмундировании первого срока. Порывистый ветер треплет ленточки бескозырок. А на небольшом кормовом флагштоке бьется, полощется только что впервые поднятый Военно-морской флаг. Вот она, награда из наград! «М-1» вступила в боевой строй советского флота.

К этому времени первая «малютка» вместе с другими кораблями того же проекта находились уже на Тихом океане, куда они были переправлены железнодорожным путем. На Дальнем Востоке образовалась бригада малых лодок.

Ну а в дальнейшем по инициативе инженера П. И. Сердюка были разработаны проекты новых серий подводных лодок типа М – XII серии, а затем и XV серии с двухвальной машинной установкой. При этом, безусловно, учитывался опыт испытаний и эксплуатации первых «малюток».

«М-1» не пришлось воевать в Великую Отечественную… Но зато какие большие и сложные дела выпали на долю ее младших сестер!

Я уже рассказывал о первых двух прорывах «малюток» – «М-174» и «М-172» – в губу Петсамовуоно. Вслед за ними последовали новые, не менее дерзкие рейды в глубь вражеских фьордов.

13 сентября в порт Линахамари сумела проникнуть «М-171». Судов там не оказалось. Вражеские сторожевые катера, обнаружив лодку, сбросили на нее двенадцать глубинных бомб, но безуспешно. «М-171» благополучно вышла из бухты.

После возвращения лодки в базу я долго беседовал с ее командиром Стариковым и обеспечивавшим его в этом походе неутомимым Колышкиным. Волновало одно: не чрезмерен ли риск при прорывах во вражеские гавани, не переступаем ли мы тут грань разумного и целесообразного? Ведь каждый такой прорыв требует от людей просто нечеловеческой выдержки, максимального напряжения сил. Успех же гарантировался далеко не всегда.

– Кто не рискует, тот не побеждает, – горячился Стариков. – Я чувствую, чувствую инстинктом охотника, что одна-две попытки – и мы будем с богатой добычей.

– Ну-ну, охотник! – добродушно усмехнулся Колышкин.

Его позиция была куда сдержанней. Что там говорить – вскоре от прорывов в Петсамовуоно мы будем вынуждены отказаться: с каждым разом фашисты усиливали противолодочную оборону. Нам надо было чутко следить за этим. Но с другой стороны – тем важнее использовать сейчас их раскачку. Следует непременно сделать еще одну-две попытки. Надо ловить момент.

Сказано – сделано. 26 сентября с задачей прорваться в Петсамовуоно вышла в море «М-174». У командира Егорова и ее экипажа после августовского почина уже был опыт плавания во вражеском фьорде. «Малютка» по-хозяйски вошла в губу и, двигаясь в подводном положении малым ходом с опущенным перископом, через полтора часа достигла Линахамари.

Егоров осмотрел в перископ акваторию порта и ахнул от радости: у причала стояли целых три транспорта. Выбрав два покрупнее, Егоров лег на боевой курс. Выстрелил первой торпедой по одному судну, а затем на пологой циркуляции – по второму. Полегчавшую «малютку» буквально подбросило вверх. Корпус ее показался из-под воды. Фашисты, заметив это, открыли с берега пулеметный и артиллерийский огонь. В трудной ситуации Егоров действовал уверенно. Он дал команду заполнить цистерну быстрого погружения и даже трюм центрального поста. «Малютка» стремительно полетела на глубину. Затем командир точно определил направление к выходу из фьорда, причем решил вести лодку, держась ближе к одному из берегов. Фашисты начали бомбежку. Тридцать четыре взрыва глубинных бомб насчитали подводники, но существенных повреждений «М-174», к счастью, не получила. Фашисты, считая наиболее вероятным направлением движения лодки по оси фьорда, бомбили мимо цели.

«М-174» благополучно вернулась в родную базу. Но на разборе боевого похода Н. Е. Егоров, человек весьма трезвомыслящий, докладывая обо всем увиденном, подчеркнул, что, на его взгляд, фашисты будут продолжать усиливать противолодочную оборону и что вполне возможно в ближайшее же время применение противником в заливе Петсамовуоно противолодочных сетей.

Такое предупреждение нельзя было оставлять без внимания. У меня и самого появились подобные опасения. Я доложил об этом командующему флотом, и А. Г. Головко пригласил нас с В. П. Карпуниным на совет. Предстоял новый поход «М-171», и надо было определить: ставить задачу В. Г. Старикову на прорыв в Петсамовуоно или нет. Решили не ставить.

Стариков, услышав это от меня, очень огорчился:

– Так я толком и не поохотился в Линахамари. Не повезло мне. – Потом он вдруг оживился:

– Задача на прорыв не ставится, но, как я понимаю, и абсолютного запрета нет?

– О запрете речь пока не шла.

– Значит, при благоприятных обстоятельствах можно все-таки попробовать прорваться?

– При благоприятных – попробуйте, – согласился я и улыбнулся этому молодому, полному желания отличиться командиру с отважным сердцем, похлопал его по плечу, желая удачи. Знать бы мне тогда заранее, в какую переделку попадет «малютка»!

2 октября «М-171» действительно сумела свободно пройти в гавань. И здесь нашел-таки Стариков долгожданную добычу: два судна стояли у причала – пассажирское и грузовое. «Малютка» выпустила одну за другой две торпеды. Развернулась на выход. Послышались мощные взрывы. Но лодку никто не преследовал. Что бы это значило? И вдруг на выходе из фьорда лодка упирается в какое-то препятствие. Это была противолодочная сеть!

– Как же так могло случиться, – спрашивал впоследствии Старикова Головко, – что вы вошли в гавань свободно, а на выходе попались в сеть? Не могли же фашисты развернуть ее за несколько минут?

– По-видимому, в месте нашего прохода был разрыв в заграждении, – объяснил Стариков. – Мы и проскочили сквозь него, не заметив, а вот на обратном пути туда же не попали…

Да, в настоящей западне оказались подводники. Нельзя было без волнения слушать рассказ командира «М-171» о том, что происходило там. Всегда веселый, улыбчивый Стариков, рассказывая об этом, был предельно серьезен – еще бы, человек, по сути, заглянул в лицо смерти.

– Когда мы натолкнулись на сеть, – вспоминал Стариков, – «малютка» сразу же провалилась на глубину до семидесяти метров и запуталась в ячейках. Фашисты начали было бомбить нас, сбросили двадцать восемь «глубинок», но затем бомбежку прекратили: видимо, были уверены, что мы сами всплывем и они захватят нас живыми. Положение сложилось, прямо скажем, опаянное. Но мы продолжали попытки вырваться из неожиданного плена: попробовали поднырнуть под сеть, обойти ее слева, справа, попытались и прорвать ее – увы, все безрезультатно. В отсеках уже не хватало воздуха, аккумуляторные батареи быстро разряжались… Но тут счастливая мысль пришла в голову дивизионному штурману Семенову, участвовавшему в походе. Учитывая, что к этому времени уже начался прилив и уровень воды поднялся, он предложил проскочить над сетью на перископной глубине. В этом был, конечно, большой риск. Готовясь осуществить маневр, я приказал инженер-лейтенанту Смычкову в случае угрозы захвата лодки врагом подорвать ее. Подвсплыли, дали малый ход, потом средний… Вдруг «малютка» вздрогнула, закачалась – и словно перевалила через какой то пригорок! Даже не поверилось вначале, что сеть осталась позади. Мы – на свободе, а одураченные враги оказались ни с чем!

Большое мужество и выдержку продемонстрировали моряки в этом походе. Тем не менее после него стало окончательно ясно, что прорываться в Линахамари стало теперь смертельно опасно. Командование наложило запрет на такие прорывы. Славная эпопея освоения губы Петсамовуоно «малютками» закончилась.

Но разве Петсамовуоно – единственная губа в Заполярье? Разве Линахамари – единственный вражеский порт? «Малютки» стали обживать и другие районы. В том числе и сравнительно удаленные, такие, например, как район порта Хавнингберг.

Рейд сюда в первых числах октября совершила «М-175» под командованием М. Л. Мелкадзе.

Этому командиру и его экипажу в первых боевых походах не везло на встречи с фашистскими кораблями и судами.

– Попрятались фашисты от грузина, – шутил командир дивизиона «малюток» Морозов.

А тем временем Мамонт Лукич, смелый и отважный моряк, ходил сам не свой. Когда лодка стала в ремонт, он часто заходил к Егорову, Фисановичу, другим командирам послушать рассказы о «секретах» их первых побед.

– Надо нам как можно скорее закончить ремонт и наверстать упущенное, – говорил он своим подчиненным.

Работая дни и ночи, подводники приводили в порядок механизмы и оружие, готовились к новому походу.

И вот «малютка» вышла в море. Погода не баловала моряков. Снежные заряды налетали один за другим, закрывая белой кисеей скалистый берег, вдоль которого следовали вражеские корабли. Трое суток находилась «М-175» у входа в бухту Хавнингберг. Не дождавшись выхода из нее транспортов противника, Мелкадзе решил попробовать проникнуть непосредственно в порт. Лодка благополучно миновала узкость и вошла в гавань. В перископ отчетливо просматривался стоявший у причала транспорт. Все в отсеках затаив дыхание ожидали команды «Пли!». Но коварная северная погода преподнесла сюрприз: в самый последний момент, когда «малютка» уже начала подворачивать на боевой курс, налетел снежный заряд – и белая непроницаемая пелена закрыла цель. В такой обстановке стрелять – это значит полагаться на авось. Обстоятельный и надежный во всем, Мелкадзе не мог себе позволить это. Он решил выйти из бухты, переждать у входа, а когда видимость улучшится, вновь войти в гавань и атаковать транспорт наверняка.

Маневр удался. Лодка второй раз направилась к цели. Уже видны верхушки мачт транспорта, но, как назло, снова налетел сильный заряд снега. Мелкадзе опять был вынужден увести лодку из гавани.

Подводники терпеливо выжидали подходящего момента. И наконец, «малютка» в третий раз направилась в гавань. Теперь транспорт был хорошо виден с начала атаки и до ее конца. Подойдя на дистанцию 6–7 кабельтовых, Мелкадзе произвел выстрел одной торпедой. Вскоре послышался глухой взрыв. Эта необычная атака, в три захода, продолжалась 3 часа 40 минут.

«М-175», возвращавшуюся из боевого похода, я, как обычно, встречал на катере на подходе к Екатерининской гавани. Встретив, перешел на борт, поинтересовался у Мелкадзе:

– Как успехи, Мамонт Лукич?

– Толко одын, – на удивление мрачно и сокрушенно ответил командир «М-175».

– Одын? – неожиданно сам для себя переспросил я с таким же грузинским акцентом, и все, кто был па мостике, рассмеялись.

Улыбнулся наконец и сам Мелкадзе. Ну а когда я объявил подводникам «сто семьдесят пятой», что в честь их возвращения в базу уже приготовлен праздничный обед с традиционным жареным поросенком, куда девалась обычная сдержанность Мамонта Лукича. Он подобрался, приободрился, в глазах заблестели веселые огоньки. Наклонясь над рубочным люком, Мелкадзе вдруг отдал совсем неожиданную команду:

– В централном! Тарань наверх!

Принесли несколько вяленых икряных таранек.

– Угощайтесь, товарищ комбриг, – сказал Мелкадзе с хитроватым прищуром. – Тарань аппетит повышает, а поросенок с аппетитом кушать надо…

Таким вот, немногословным и гордым, добрым и честолюбивым, застенчивым и беззаветно храбрым, остался в памяти сын солнечной Грузии Мамонт Лукич Мелкадзе. Пройдет каких-то три с небольшим месяца – и «М-175» погибнет в очередном боевом походе, канет где-то в пучине, открыв скорбный список, увы, неизбежных на войне потерь. Погибнет Мелкадзе, погибнет экипаж «сто семьдесят пятой». Прекрасные подводники, замечательные наши товарищи. Немного довелось им повоевать. Но долг свой перед Родиной они выполнили честно.

Говоря о тех больших делах малюточников, которые совершены ими в осенние дни сорок первого, нельзя не вспомнить и о такой знаменательной странице, как первая высадка разведгруппы в тыл врага с использованием подводной лодки.

Где проходят фашистские транспорты или конвои, в какие фьорды заходят и где останавливаются? Где базируются корабельные противолодочные силы, на каких линиях действуют морские противолодочные дозоры? Где замечены минные постановки? Эти сведения нужны были просто позарез, нужны, как воздух. И чем дальше, тем потребность в постоянных, как можно более полных, достоверных разведдонесениях была все большей и большей. Но все труднее и труднее становилось с каждым днем доставлять группы разведчиков на территорию врага. Высадка их поначалу производилась с торпедных или сторожевых катеров. При этом необходимая скрытность обеспечивалась далеко не всегда. И вот возникла идея попытаться высадить разведчиков на вражеский берег с подводной лодки.

– Скажите как старый малюточник, – обратился как-то в сентябре ко мне Головко, – возможно ли разместить на лодке типа М тринадцать человек разведчиков?

– Сразу и ответить трудно, – честно признался я. – Таких задач никогда решать не приходилось. Надо изучить вопрос как следует.

Вскоре на «М-173», а именно на ней решено было произвести высадку разведчиков, вместе со мной пришли В. П. Карпунин, Н. И. Морозов, М. Е. Кабанов… Прибыл и представитель разведотдела штаба флота старший лейтенант Г. В. Кудрявцев.

Оглядев его статную, мощную фигуру, Морозов встревожился:

– Это что же, и все остальные таких габаритов будут?

– Нет, – улыбнулся Кудрявцев, – остальные будут помельче. Да, впрочем, многих вы знаете: они в разведку с вашей же бригады пришли.

– Ну своих-то, конечно, разместим, – заверил Морозов, – со всеми удобствами.

Но если без шуток, то найти место для тринадцати человек со снаряжением и оружием на «малютке», где и без того буквально повернуться негде, было весьма непростым делом. Приходилось проявлять чудеса изобретательности для того, чтобы и задачу выполнить, и в то же время не загромоздить отсеки до такой степени, когда невозможно станет обслуживать механизмы и вообще управлять лодкой.

– Если рационально продумать работу, в центральном посту можно, пожалуй, поместить одного человека, – предложил Карпунин.

– Два разведчика могут расположиться в дизельном…

– По три смогут принять торпедный и электромоторный отсеки…

Предложения следовали одно за другим. Мы тщательно продумали и вопрос о количестве оружия, продуктов, боезапаса. Старались изыскать возможности для того, чтобы разведчики имели всего как можно больше: ведь км предстояло находиться во вражеском тылу около двух месяцев!

Отсеки все-таки оказались сильно перегруженными. Кое-кому из подводников и разведчиков приходилось, если можно так выразиться, полусидеть, полустоять. Но все же «усиленный» экипаж «малютки» в тесноте, да не в обиде отправился в необычное плавание.

В силу того что оно было действительно весьма необычным, в поход вместе с командиром лодки капитан-лейтенантом Кунцом отправился и комдив Морозов.

Рано утром 26 сентября лодка подошла к району высадки – западному берегу Перс-фьорда. Погрузились и в течение всего дня изучали побережье в перископ, выбирая наиболее подходящее место.

С наступлением темноты «М-173» подошла к берегу на расстояние в один кабельтов. Сильный прилив не давал удерживать лодку на месте машинами. Комдив приказал стать на якорь. Конечно, в этом был немалый риск: ведь в любую секунду могли появиться противолодочные корабли противника. Лодка с отданным якорем могла бы в таком случае оказаться в незавидном положении. Но в том-то и дело, что постановка на якорь была выполнена довольно хитро. Им только коснулись грунта. Цель достигли – положение лодки застабилизировали. И вместе с тем сохранили способность в случае необходимости быстро выбрать якорь, причем это можно было бы сделать даже в подводном положении на малом ходу.

Тем временем все было подготовлено к высадке десанта. Подводники под руководством помощника командира «М-173» капитан-лейтенанта А. М. Гаврилова и боцмана М. И. Кулешова оснастили две резиновые шлюпки, назначили на них гребцов, погрузили оружие и снаряжение.

И вот первая шлюпка с тремя разведчиками отправилась к темному берегу. Среди команды «малютки» было немало желающих сопровождать разведчиков до места высадки. Выбор пал на очень старательного, подтянутого моряка, отличного спортсмена старшину 1-й статьи П. А. Люлина. Он сделал несколько бесшумных гребков, и шлюпка скрылась в темноте. Потекли напряженные минуты ожидания. Как-то встретит разведчиков холодный, неприветливый чужой берег? На случай столкновения с вражеским постом было оговорено, что разведчики взорвут гранату. Но над морем стояла тишина, нарушаемая лишь шумом прибоя. И вот так же бесшумно, как отошел, появился Люлин, Он доложил, что разведчики благополучно высажены.

Шлюпки делали рейс за рейсом. За полтора часа доставили на берег все грузы и всех разведчиков. Последним покинул лодку Кудрявцев.

– Спасибо, братки, – сказал он, – вы свое сделали, теперь дело за нами.

Да, высадка была, конечно, только началом. И разведчики достойно продолжили дело. Вскоре от них стали поступать весьма существенные сведения, которые помогали эффективнее вести борьбу на вражеских коммуникациях. Сведения эти, разумеется, добывались немалой ценой. Нашим друзьям-разведчикам не раз приходилось вступать в бой с преследовавшими их фашистскими отрядами. В одном из боев пал смертью храбрых старший лейтенант Георгий Васильевич Кудрявцев. Запасы сухарей и консервов со временем кончились. Люди питались редко попадавшимися ягодами – черникой, брусникой. Когда удавалось поймать рыбу и сварить из нее уху – это было настоящим праздником.