Текст книги "Орфей"

Автор книги: Николай Полунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

– Ничего и никогда Перевозчик, не делает так просто. Это закон, сказал черный. – И шанс тебе все-таки дается. Ты получил бы его все равно, МЫ просто хотели посмотреть на тебя. Ты не согласился, это НАМ понравилось. Всем НАМ, и не надо обижаться на слова. Просто МЫ тоже разные, да, и МЫ тоже.

Исчезла дама. Вот просто была – и нет. Один черный. Не как Перевозчик на Ладье выглядит, у того вообще человеческого ничего в лице, как из темного дерева маска рубленная. А этот просто негр. Где видел его? Все-таки вспомню.

– Ты вспомнишь. Когда с Перевозчиком разговаривать станешь. А остальным, кому следует, я и сам скажу. Перевозчику пора покидать твой Мир, в нем там больше нет нужды. Это и есть твоя плата за ту, кого возвращаем тебе. Остальное услышишь от Перевозчика... Не озирайся так поспешно, ее еще нет здесь. За ней посланы, как ты видел. Тебе повезло, что она не ушла за Реку, в противном случае НАМ было бы... затруднительно. Харон не повез ее. Он и здесь, на Реке, поступает только так, как считает нужным. А ты пока можешь задать вопрос. Один, – поднял палец, – вопрос.

Кругом голова. Вот так вот – просто? Невозможное, невероятное, запредельное – так ? Подожди, за ней послали. Как в соседнюю комнату. Но может быть, для НИХ– именно так?

Капля из-под бинта скатилась, в уголок губ попала. Соленая, с привкусом медным. Кисть распухшая синяя. Пальцы сжать попробовал – едва сознание не потерял. Травка-муравка. Тоннель. Живая вода журчит. Небо синее за берегом высоким – как настоящее, не отличить. Так, может – настоящее? Нет, не верю я.

Что ж так, шел-шел, добрался, помучили меня напоследок, а теперь, когда вот-вот сбудется, – не верю?

– Так-таки ничего еще узнать не хочешь? Смотри, пригодится.

Половина зала за черного спиной вроде помутнела, поблекла. Размылась, отодвинулась как будто. Палец перед глазами маячит, с изнанкой розовой. Убрал бы. Что оглядываться мне на пути обратном нельзя, и так я знал. И что оглянусь непременно, и это мне известно.

– Тебе не придется оглядываться. Иной раз врут и легенды.

Почудилась мне улыбка его? У другой расы людей трудно выражение глаз определить. А у него, вижу, добрые. Может, правда, и на том свете место доброте есть? А может, только тут ей и место.

Нехорошо я подумал. Не этих от меня слов ждут. Не стану разочаровывать.

И спросил я. И понял, что верно спросил. Узнал его, когда он говорить, поощрительно кивнув, начал. Из Присматривающих он, в каменном тысячелетнем храме я его увидел, вот где. Среди Присматривающих тоже ОНИ есть. А еще от этого из НИХ я узнал, что

Миры огромны прекрасны и бесконечны

и другое многое.

– Гарька... Ты? Гарька, мой Гарька...

Да. Пожалуй, все так оно и было. Я запомнил до слова и взгляда. За что не могу поручиться, так это – где полное, как говорят, – адекватное соответствие, а где – приближенность. Впрочем, этот вопрос мы с Перевозчиком уже осветили.

Вообще, большинству сцен, в которых нет моего собственного участия, и понятий, которые я объяснить просто не умею, я обязан только его пояснениям. Ему дано было присутствовать и понимать, и он, лишь уходя, поделился со мной.

Уходя навсегда – теперь можно сказать и об этом. И все-таки при всей своей Сверхсущности он еще оставался одним из нас. Нас – просто людей. С маленькой буквы. Разумеется, несмотря на то чего он достиг, к чему, достигнутому, стремился, мне совсем не хотелось бы быть на его месте. С меня хватает и моего...

Но, кажется, я это говорил.

И говорил также, что мы благодарны ему. И это верно. Только многое невозможно забыть и простить.

***

ужас страх бегство уходи отсюда надо бежать спасаться Страж готовится настичь тебя беги прочь за Воротами спасение

Михаил Александрович Гордеев провел ладонью по наливающейся шишке на скуле, пошатал языком зубы. Игоря на крыльце с выломанными перилами уже не было. Игорь сидел ТАМ, привалившись к поверхности Тэнар-камня, и пытался осмыслить, куда попал. Такой знакомой Михаилу, такой памятной поверхности...

уходи уходи вместе со всеми только снаружи вы можете остаться в живых забудь о том что тебе говорилось прежде

Мотив бегства, спасения за Воротами Крольчатника исходил от Гордеева и направлен был к каждому, кто находился здесь. Он прямо противоречил всему настрою и – у некоторых из них – сознательной убежденности в причинах, по которым они попали сюда, в единственное безопасное для них место. Еще чуть-чуть, и на Территории никому из живущих этого Мира находиться будет нельзя. Не по той даже смертельной для них опасности.

Территория, одна из нескольких, созданных Перевозчиком для поиска того, кого он наконец нашел, должна быть очищена от всех следов чужого присутствия. Она станет "пустым" пятном этого Мира, оспиной, которая отложится на всех его уровнях и сферах. Уровней и сфер гораздо больше, чем были и будут способны когда-нибудь распознать люди.

Грубый, хирургический подход, но иначе Перевозчик выполнять свою работу в Мирах не умеет.

уходите же ну спешите ваш шанс там

Вздохнув, Гордеев подумал, как мал этот шанс Но другого-то нет.

Он заставил себя не думать об этом больше Потирая скулу, прошел по дорожке, которую Игорь называл Главной аллеей. Щели между плитами проросли буйной травой и мхом, кусты свешивали давно не стриженные ветки. Поперек лежала в зажелтевшей хвое сосна. Дорожка казалась очень узкой. Надо иметь воображение для такого названия. "Л-литера-тор", – подумал Гордеев. Скула у него распухала.

Ударило сразу два выстрела пытающихся забросить на Территорию газовые шашки. Преграда над стеной ответила гулким звоном. Михаил направился к столовой. Ему, в общем, все равно было – куда. Кончики пальцев уже начинали светиться.

Обойдя искривленную мощную сосну, стоящую особняком, он вгляделся в то место на стволе, где не было коры. Процарапанные черточки кое-где виднелись едва-едва. Гордеев сосчитал их. Порылся зачем-то в карманах, не нашел, чего искал, тогда острой гранью одного из перстней он нарисовал корявый плюс и цифру "1" пониже последней группы черточек.

– Вот так-то вернее, – сказал он под нос.

Вновь сдвоенный удар, вновь гул. Почти прямо над зданием столовой разлетелись, брызнули две газовые шашки, повисли в небе шрапнельными разрывами, потекли по невидимой преграде вниз. Гордееву не понравилась пассивность осаждающих. Они там будто пугали, а не хотели на самом-то деле проникнуть в Крольчатник. Михаил мог себе представить возможности людей с той стороны стен и как бы это выглядело. Возведенный над Крольчатником вытянутый купол сверхсил мог весь бы окутаться огнем и дымом. Если представлять графически, он, незримый, имел форму узкой вытянутой слезинки, заостренной с обеих концов, сходящихся, по счислению, принятому здесь, километром выше и километром под поверхностью.

Еще удар, еще гул. Тактика не нравилась, но была понятна.

идите идите не бойтесь вам не будет там зла

По крайней мере, непосредственно у выхода. Гордеев в который раз пожалел, что не смог дождаться решительной девушки Инны Аркадьевны. Стража этого Мира. Данной этого Мира части. Она необходима была, чтобы отправить Игоря совершенно точно. Они совместили бы свои усилия, она – Страж, и он Перевозчик. Цербер и Харон. Теперь же оставалась предельно малая, но действительная вероятность, что события там, за Рекой, пойдут не как следует. Что появится и помешает какой-то новый фактор.

Гордеев обходил Территорию. Физически он еще никогда не бывал здесь. Вновь попалась на глаза поваленная могучая сосна. Земля осыпалась со вставших торчком корней. "Как он тут наворотил все-таки".

Перевозчику не дано заглядывать вперед, но он чувствовал, что вид этих разметанных безветренным ураганом сосен в Крольчатнике имеет глубокий предостерегающий смысл. Похожее ощущение он испытал, рассматривая окна и крыши плавящейся в жаре Москвы. "Пока, – подумал он, – только в Крольчатнике Но это пока..." И подумал, что все-таки как хорошо, что успел с Игорем. Пальцы вновь потянулись к ноющей скуле, губы раздвинулись в улыбке. Свечение струилось и от корней светлых волос.

– Не могу! – раздался по другую сторону кустов пронзительный женский голос. – Я не могу терпеть больше! Семен, сделай что-нибудь!

Гордеев торопливо подался в глубь куста. Маленькая смуглая женщина выбежала на дорожку. Она стаскивала руками голову, глаза ее были зажмурены в страдании, меж пальцев зажаты очки.

– Семен! Ну где же ты? Помоги мне!

Следом вывалился худой, кадыкастый, с огромным носом. Его качнуло, он с видимым усилием принял вертикальное положение. Перевозчику слышно было, как он скрипнул зубами.

– Пойдем, Наташ. – Обнял за талию с выбившейся из джинсов кофточкой. Лучше пойдем, этого не выдержать.

– Я не могу, я боюсь. Что это? Ведь за Ворота нельзя. Как мы пойдем?

– Как ты раньше выходила.

– Я не помню как. Я все вспоминала только потом, тут. А ты? У тебя бывало, как сейчас? Больно как, Господи...

– Я и не выходил ни разу.

– Почему мы должны идти? За что нам?

– Не спрашивай лучше.

Они обнялись и, пошатываясь, очень быстро ушли за поворот тропки, выложенной плитами. Михаил почувствовал запах близкого горьковатого дыма. Блестящие глянцевые листья кустарника, которых он касался, сворачивались в трубочки и вспыхивали.

Их уже никого не было возле Ворот. Все, не в состоянии вытерпеть наведенное им беспокойство, тревогу, вырастающую в физиологическое ощущение ужаса, покинули свою Территорию. Необходимо было, чтобы они это сделали быстро. Перевозчик сожалел, что ему пришлось поступить так.

Зато здесь хорошо были слышны звуки из-за стен. Там скопились люди, техника, Перевозчик знал, но его не интересовали подробности. Он коснулся стыка калитки, провел по нему сверху вниз. Сквозь кожу рисовались пылающие вены и сухожилия. Белым горели кости. "Каких трудов стоило добиться, чтобы поставили такие двери. Разбаловались тут все. Исполнители. Раньше-то небось лучше было: приказ – выполнять, без рассуждений. Смешно, о чем думаю. Но с Территорией я угадал. Кто бы мог подумать, что так необходимый этому Миру окажется в нем Певцом".

Этот выстрел пришелся почти по-над самыми Воротами. Газовый пакет лопнул прямо перед глазами Михаила. Бурлил, растекался, сползал. Звон ударил по перепонкам.

Трава вокруг светящегося человека дымилась, чернела. Михаил выдернул из внутреннего кармана тяжелые четки, сжал в кулаке. Парнишка на Манеже в Москве, конечно, не мог разглядеть их, а разглядев, вряд ли бы понял. С зернами из червонного золота, они являлись точной копией построения молитвенных четок "мала". Перевозчику требовался только металл. Человек Михаил Александрович Гордеев предпочитал и в случае утилитарного применения находить искусные формы.

Одежда вспыхнула, слетела пеплом. Плоть стала одним прозрачным сиянием. Перстни, четки, свалившийся к ногам портсигар вскипели и брызнули, испаряясь; бриллианты с крышки портсигара сгорели гораздо раньше.

За миг до того, как превратиться в свет, Перевозчик подумал, с каким бы удивлением в бывшем его Мире узнали настоящую причину необъяснимой

привлекательности тяжелого желтого металла. Чувства, которое нельзя выразить, но которое испытывал каждый, дотрагивавшийся до него.

А потом в периметре стен Крольчатника взвился серебристый беззвучный столб, и кокон, исключавший этот кусочек из всего остального Мира, исчез.

Два "уазика", автобус, мини-вэн с охраной и рычащий сзади БТР возвращались колонной по степи, потерявшей сочный зеленый цвет под белым солнцем. Инна Старцева ожидала, что ее запихнут в машину с решеткой, но то ли такой не оказалось, то ли еще что. Ее только посадили в автобус отдельно, на переднем сиденье, и напротив и рядом устроились два десантника. Один все жевал резинку. Остальные в автобусе сидели сзади, вместе, без конвойных.

Болела голова. "Как же я попала!.." Инна попыталась обернуться, чтобы посмотреть, здесь ли рыжий Хватов, хотя, кажется, его уводили. Челюсть парня напротив перестала двигаться, в живот сквозь платье уперся ствол.

– Сидеть, бл-лл...

– Вы больше не увидите своего знакомого, Инна Аркадьевна, – сказал штатский в коричневой ветровке. Он почему-то поехал в автобусе со всеми ними. – Угораздило вас с уголовниками связаться. А то и похуже.

"О ком он?" Инна презрительно – как получилось – усмехнулась.

– Понятия не имею ни о каких уголовниках.

– Вы подумайте хорошенько, вам сейчас много отвечать придется. Так что заранее приготовьтесь. Можете даже врать, только недолго. А лучше не надо. Я ведь Гордеева подразумевал. У нас по нему много интересного. И по вам, Инна Аркадьевна, тоже. Например, о ваших семейных преданиях, из-за которых вы фамилию прабабки взяли. Понимаете, о чем я? Так что вообще-то врать не рекомендую. Смотрите, уже подъезжаем. Вам сейчас на самолет и в Москву. Отдельно для вас одной рейс организовали.

При въезде в городок колонна разделилась; "УАЗы" свернули и исчезли, однако вся мощная охрана, взяв автобус с пассажирами в плотное окружение, довела их до самого аэродрома. А вот на красной твердой поверхности летного поля вдруг произошла заминка. Еще при подъезде к транспортному самолету с двуглавыми орлами и флагами ВВС России коричневый начал говорить по рации. Отрывисто и удивленно. Потом удивленно и зло. Инна не разбирала слов, но видела, как висок коричневого наливается кровью.

– Всем оставаться на местах, не вставать, автобус не покидать, скомандовал коричневый, пряча рацию. – Смотрите тут, – охране.

Инна все-таки посмотрела назад. Остальные пассажиры автобуса сбились кучкой, сидели тихо и безучастно. Один из молодых парней положил голову на руки. Инна видела только его иссиня-черную макушку с длинными, будто мокрыми волосами.

Прошло не более десяти минут, на поле к самолету выехало еще три микроавтобуса с разных сторон, машина была в секунды оцеплена вооруженными людьми в черных комбинезонах и масках с прорезями. Инна приготовилась падать на пол под сиденье. Коричневый и еще двое военных разговаривали под самолетным брюхом с невысоким серым человеком в плаще. Издалека он производил впечатление как бы присыпанного пылью. Десантники, охраняющие пассажиров автобуса, нервно озирались сквозь стекла на стоящие недвижно черные фигуры. По лесенке в передней части самолета поднимались трое в пилотских костюмах, навстречу под дулами автоматов черных, непонятным образом оказавшихся уже внутри, скатывались летчики сменяемого экипажа. Майор-десантник, что встречал Инну и рыжего Хватова у обстреливаемых стен с колючей проволокой, мотнул головой своим в автобусе:

– Уходим!

Двое из черных заскочили на их место.

– Старцева вы? Прошу вас.

Ей даже подали руку. На трапе она обернулась на шум еще одной подъехавшей машины. Из "УАЗа" вывалился Хватов в сопровождении двоих, которых тут же оттеснили. Одного рукава куртки у Хватова не было. Так вышло, что коричневый с военными проходил к своим машинам в двух шагах. Инна увидела, как мелькнул кулак Хватова. Остальное скрыли спины в черном, а саму Инну быстро втолкнули в дверь самолета. Моторы одного крыла чихнули, выплюнули дым, завыли. Лопасти винтов тронулись.

Илне предложили сесть на длинное сиденье вдоль борта. Влетел, видимо, от тычка в спину, Хватов.

– Видала? – проорал он. – Я ему, паскудине!..

Губа у Хватова была разбита, отвисала. Один рыжий глаз запух, но это явно не от потасовки только что. Если там вообще была потасовка. Его посадили в транспортник слишком быстро.

– Это шеф! – проорал Мишка. – Понятно? Он всегда выручит!

Самолет рулил на взлет, грохот двигателей усилился. Хватов трогал губу, весело и неслышно для Инны матерился. Кроме них, в длинном ребристом чреве никого не было. Самолет оторвался, моторы ныли, пол перекосился вверх. Инна зябко повела плечом. Мишка накинул на плечи ей свою куртку, пошел в нос, вернулся с несколькими теплыми одеялами.

– Сервис, блин!

– Что?

– Я говорю, выпить бы!

– Куда других денут? Ну, в автобусе? Как думаешь?

– Чего? – Рыжий тезка-Мишка до того удивился, что оставил губу, вытаращился на Инну. – Тебе-то они что?

Через три дня в сводку происшествий по Москве попало сообщение об одной из трех – за сутки – насильственных смертей: на собственных колготках повесилась у себя в квартире одна из девушек массажного салона "Мерилин" Люсьена Шапорина, 27, основное занятие – проституция, основные места работы – венок центральных отелей: "Интурист", "Националь", "Москва". Наркотики употребляла, но в момент смерти в "приходе" не была. Сутенер по кличке Гиви клянется, что с девчонкой все было в порядке. В оставленной записке три слова: "Больше не могу". Вещи и ценности не тронуты, среди последних антикварный аграф с сапфиром с чернотой в обрамлении бриллиантов, общий вес бриллиантов – семь каратов. По некоторым сведениям, драгоценность могла быть подарком одного из клиентов. Попытка выявить возможного дарителя результатов не принесла.

На следующий день в небольшом поселке за триста пятьдесят километров от Москвы случился пожар жилого дома. Расследование назвало стандартную причину: хозяева крепко выпили, заснули, загорелось от сигареты. Выбраться из огня не удалось ни хозяину, ни хозяйке. За пятьдесят, неработающие. Дом стоял крайним, кроме надворных построек, ничто не пострадало. В сарае обнаружена сильно обгоревшая иномарка "Опель-Меридиан", хозяевам не принадлежащая. Соседи показали, что держал машину то ли дальний родственник, то ли просто знакомый. Появлялся редко. Поселок стоял в трех километрах от крупного военного аэродрома.

(Я думаю, этих смертей, уборки контактов инфильтранта Гордеева в нашем Мире, происходило еще немало. Рука у Присматривающих оказалась длинной. Не стоит искать в их действиях на данном этапе никаких эзотерических приемов и мистики. Обычная работа спецподразделений тайных служб. Может быть, более тонкая, только лишь. Впрочем, и тонкости особенной не требовалось, ведь эти люди были незащищены перед ними, не подозревали ни о чем, опасности для себя не ожидали. Ни в чем, кроме того, что с ними общалось потустороннее существо, а некие здешние решили, что оставлять их после этого в живых опасно, следует ликвидировать на всякий случай, эти совершенно посторонние люди невиновны... осудишь после этого Стражей Миров и Перевозчика Миров? Сможешь, сумеешь сказать им: почему? на каком основании? кто решает, кому оставаться, а кому уйти из этого Мира во имя иных Миров спокойствия? кто свой, кто чужой?.. Впрочем, ни к чему сейчас. Да и то ведь – сумел, сказал, спросил...

Я только подчеркнуть хотел, что к этому, что перечисляю сейчас, Перевозчик уж точно отношения не имел.)

Находящаяся под контролем Предприятия-81 сеть – остались четыре специально охраняемых зоны – под общим обозначением "Объект..." изменений не претерпела, однако два из них, "Объект-4" и "Объект-7", подверглись в последующую неделю нападению с попыткой прорыва. На "Четвертом" попытка пресечена силами охраны, на "Седьмом" сработали спецсредства периметра. Принадлежность нападавших выясняется.

Шоу-фирма "Экзотика ЛИС'С" пригласила на тур по трем городам России, а также прибалтийским столицам "Вуду Мэгик Трууп", затмившую в недавних гастролях по США великого Дэвида Копперфильда. Потомки "настоящих жрецов вуду" покажут магическое искусство жителям Москвы, Санкт-Петербурга и Екатеринбурга. Лидер "Эм-Ти" (под этим сокращенным именем труппа гремела в Штатах) – Джазбо Третий, пигмей из Конго, и у него, как и у Второго, и у легендарного Первого Джазбо, все передние зубы из чистого золота и в середину каждого вставлен бриллиант.

Спустя одиннадцать дней после разблокирования периметра "Объекта-36", или Территории-3, "Боинг" компании Люфтганза доставил в Шереметьево группу американских туристов. Встретивший их гид, непринужденно улыбаясь, сказал, что восхищен американской любознательностью и интересом к России, которая переживает сейчас отнюдь не лучшие времена. "Вы имели времена и похуже!" выкрикнул кто-то. Группа дружно захохотала. Гид продолжал непринужденно улыбаться. В отличие от подавляющего большинства путешествующих американцев, занимающихся этим на пенсии, здесь были пышущие здоровьем мужчины и женщины всех возрастов и даже молодежь. Расовый состав тоже самый разный. Все цвета кожи, интернациональная Америка. Возле старого индейца все время держались двое латиноамериканской наружности. "Это мой отец! гордо сказал один – И его, – указал на другого. – Мы братья, но у нас разные матери. Отец хочет посмотреть все страны мира. Очередь дошла до России. Он глухонемой, он будет только смотреть". На взгляд гида, оба брата выглядели боксерами-профессионалами. Он ошибался совсем чуть-чуть: это были гориллы – профессионалы-охранники.

Инну Старцеву после двух недель содержания в помещении, которое казалось ей то гостиничным номером, похожим на тюремную камеру, то камерой, замаскированной под номер отеля, вывели, провезли какое-то время в машине без окон и ввели в дом, стоящий среди вековых елей. И воду она недальнюю почувствовала. Обращались, надо сказать, отменно вежливо.

Обойдя круглый обеденный стол под старомодным бахромчатым абажуром, Инна уселась в кожаное кресло и закурила. "Дача академика", – подумала Инна В каком-то старом советском фильме она видела нечто похожее. Очень старом.

Словно подкрепляя впечатление, вошел седой человек в чопорном костюме с галстуком. Расположился напротив и посмотрел на Инну внимательно и долго Она тоже не спешила говорить. В тюремном номере она передумала многое. В отличие от Мишки Хватова Инне не приходило в голову надеяться на чью-либо помощь. Даже ТЕХ. За две недели заточения она даже ни одного сна-приказания не получила от НИХ. Словно ОНИ забыли об Инне. Словно она не служила ИМ верно, и ее выбросили, как ненужную тряпку, занятые более важными делами. А с ней решили подождать, как выкрутится сама.

Такие примерно у Инны были мысли дню к десятому. Поэтому сейчас она молчала Курила свои любимые сигареты, тонкие, черные. И кормили так, будто долго изучали ее, Инны, вкусы. Она почти не сомневалась, что так и было.

А первые слова старика напротив были неожиданны:

– Плохо. Для всех плохо, Инна Аркадьевна, для вас, для меня. Не дождались мы. Не вернулся он. Не захотел больше, видно.

Марат Сергеевич Богомолов переложил протез с колен на край стола. Он очень плохо себя чувствовал. Сказывалось остаточное воздействие встреч с Гордеевым, зачастую весьма продолжительных, и, хотя меры он принимал, накопленное дало о себе знать одномоментно, разом. Богомолова Перевозчик не предупреждал.

– Вы, может быть, думаете, что я начну как-то на вас давить. Требовать объяснений вашего образа жизни по возвращении из Штатов. Его восстановили по дням, если не по часам уже не я. Другие со мной любезно, – усмехнулся, поделились Многое вызывает вопросы. Ваши частые поездки и встречи, представляющиеся на первый взгляд совершенно бессистемными. Последующие судьбы тех, кого вы находили. Ваши открытые счета в четырех МКБ, в Швейцарии в "Кредит Сюисс". Муж, который вас звонками и письмами до сих пор закидывает, не имеет о них никакого представления. У него спрашивали. На днях. Да. Вызывающего недоумение много. У тех, кто это все выяснял. Но не у меня. Дело в том, Инна Аркадьевна, что для меня все это несущественно. Потому что я хорошо знаком с тем, к кому вас вез Хватов и кого мы с вами в итоге так и не дождались.

Инна медленно донесла столбик пепла, раздавила сигарету. Но не сказала ничего.

– Для меня существенно то, что в ваших действиях скрыто от посторонних глаз. Что лежит за видимыми пределами. Как для вас самой, там, внутри, выглядит общение с тем... с теми... вы понимаете? Опишите мне. Даю слово, что это единственное, о чем я вас попрошу. Не бойтесь выдать тайну, ведь вы видите, я знаю и так. Меня интересуют только подробности. В вашем изложении. И расстанемся; обещаю, что больше не побеспокою вас. Продолжайте заниматься тем же, чем занимались, это от вас не зависит, я понимаю.

– То есть вы хотите сказать, что меня привлекать не станут? – начала Инна с самого малого. – Ну, за оружие, например?

– Шалости. Они забыты.

– С чего вы взяли, что я занимаюсь чем-то там незаконным?

– А кто это говорил?

– Тогда почему меня задержали? Без всяких объяснений в тюрьму бросили.

– Инна, ну перестаньте, а? В тюрьме разве так? Поймите вы, все плохо. Мы его не дождались. И если вы расскажете, что вас прошу, то – может быть...

– Откуда вы его знаете? Кто вы?

– Это несущественно.

Инна снова потянулась к пачке, но рука замерла на полдороге.

– Как же несущественно, Марат Сергеевич? – произнесли у нее за спиной. – Простым смертным разве дозволено знать эти тайны? Инна так просто сказать не может. Доверие за доверие. Вы – ей, она – вам. Только так бывает в этом Мире, Присматривающий. Кстати, за Хватова спасибо. Что сохранили. Ну, и всех других. Его вам придется мне вернуть теперь. Да и остальные вам не нужны. Что они вам?

Старик с протезом резко выпрямился, уставился над головой Инны.

– Я ждал вас, – сказал наконец.

– Вот и дождались. Теперь вам хорошо?

Инна ломала сигарету и отчего-то боялась обернуться. Она не узнавала голоса. Не узнавала, не узнавала!

...И они уезжали потом, и она сидела с ним рядом. Как бывало уже здесь, в этом Мире. И как не узнала его голос, так не узнавала сейчас его самого. Он изменился. Он уже был не тот Михаил. Как и она тоже.

– Почему он нас выпустил? Народу у нет много, я видела вокруг дома.

– Ты всего не видела. Отпустил – ну, я же пообещал не пропадать, не уведомив. А сейчас он был не готов. Ни черта он меня не ждал.

– Зачем ты звал меня?

– Это не получилось.

– Но я все равно рада тебя увидеть, Зверь.

– Я уже не Зверь. Да и тем, кто я есть, быть осталось немного.

– За нами идут две машины.

– Это несущественно. Вижу.

– Я могу помочь?

– Может быть.

– Ты собираешься выполнять свое обещание?

– Какое?

– Не исчезать, не уведомив.

– Обязательно.

– Дай такое же обещание мне. Он может навредить? Тебе или мне?

– Еще как. Но это несущественно, – повторил Михаил голосом Марата Сергеевича. Получилось смешно, но Инна не улыбнулась.

(Перевозчик мог удалить меня из Мира, открывшись и убедив меня, и раньше. Мог бы вообще не спрашивать согласия. К этому обращению меня в нашем Мире, слава Богу, приучили. Но он выбрал момент, когда Присматривающие вынесли свое Решение и стали его осуществлять. И все, что происходило, происходило для меня именно "одновременно", ведь меня не было здесь.

Момент обратного моего прихода из-за Реки, конечно же, получился самый неподходящий. Вечное мое свойство, которое даже Перевозчику изменить не по силам.)

– ...Напомни еще раз, как звучало обращение к тебе в последнем приказании с паролем. Как говорилось обо мне.

– "Ты сделаешь то, что ОН тебе скажет. Потому что ОН – теперь один из НАС". Дословно.

– Именно так – ОН один из НАС?

– Именно так. Что ты? Что-нибудь не то?

– Нет, ничего. Один из НАС... Из НИХ, понимаешь?

– Это означает...

– Это означает, что меня приняли. Что мне уже ничего не надо добиваться ни в этом Мире, ни в каком другом. Что я выполнил и заслужил. Все получилось, как должно было быть, как предопределено. Что ты можешь остаться Стражем или перестать быть им. Что тот, кого я отправлял отсюда, может вернуться или не возвращаться, а меня это уже совершенно не касается. Что я уже не буду спасать этот Мир и все остальные. Не имею личной заинтересованности, а то и возможностей. Что вы остаетесь так, как есть! Ты поняла?!

Инна Аркадьевна Старцева холодно смотрела перед собой, на асфальт, который несся под машину, все ускоряясь.

– Я поняла, Миша. Не жми так, ты разобьешь меня. И вообще останови. Но прежде чем я выйду, ответь мне: все-таки, как теперь мы? Ты можешь ответить: как же мы?

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Из последнего разговора с Перевозчиком:

– Понятно, тебе не слишком повезло. Тебя взяли в оборот сразу, хотя ваш Володя-саламандра не так уж был и не прав, что – только по шерстке гладили. Предварительную информацию о тебе – помнишь, с этого начал? – я скачал с Богомолова, пока он как-то разливался, до чего ошеломлен одним фактом моего существования, якобы таким для него неожиданным. Они за тобой все это время хорошо смотрели.

– Почему раньше не вытащили?

– Я знаю? Политика – вещь, предсказуемая слабо. Главным образом поэтому Певцы во все века с ней плохо уживались. Ах, извините...

– Улыбаетесь. Мой файл действительно назывался "Предсказатель"?

– Понятия не имею. Я, знаешь ли, без файла обошелся. По старинке. Колдовством.

– Ну, не надо...

– Мне тогда просто требовалось найти с тобой какой-то общий язык, а что ты за человек, я не представлял. Не волшебник же я в самом деле. И между прочим, не такая уж коммуникабельная личность. Ты даже подумал, будто я тебя гипнотизирую, а я просто проверял бредовую мысль – а не причастен ли ты как-то...

– А я, вы совершенно точно убеждены, что я... И... и Женя? Что она с Реки возвратилась... А не так, как у вас. Извините.

– Да. Убежден. И она. И не спрашивай меня больше об этом.

– А о чем можно?

– Не представляю я, например, до сих пор, откуда в Крольчатнике узнали о тебе. Думали, что все прямо узнали. По чьей наводке Красавина тебя провоцировала. Вот она-то психолог профессиональный, за вами всеми в Крольчатнике смотрела. Володенька с Ароном у нее так, на подхвате были, ничего толком не понимая. Их обоих вообще только сам знаешь что интересовало. А вот кто через нее осмеливался подталкивать тебя – не представляю. Уж не Миша Хватов – это точно.

– Может, Богомолов тот же? Не как директор НИИТоВ, а как Присматривающий?

– Присматривающим феномены не требуются. У них собственных сколько угодно, ты видел. И боюсь, еще увидишь. Богомолов жизнь положил на дело Присмотра, ему тоже непредсказуемого не надо. Он, кстати, был на редкость искренним в своих идеях человеком. За то и ценили. Преданные лучше всего служат. По себе знаю.

– Значит, был кто-то еще. Неужели это трудно выяснить?

– Мне ничего не трудно сделать, и тебе это хорошо известно.

– Я помню, чьи это слова.

– Уж и пошутить нельзя с тобой, Певец. А ты не собираешься? В смысле начать?..

– Разве что-то изменилось? Впрочем, да... Нет, не собираюсь. Теперь тем более.

– Тебе не повезло, потому что тобой занялись власти. Знаешь, такая изнанка официальных, а не совсем уж тайных, о которых ты теперь имеешь представление, как никто в твоем Мире. А изнанка всегда пахнет... понимаешь чем. При первом знакомстве я сказал тебе, что ты начнешь и что это нетрудно. Смотри, я редко ошибаюсь.

– Я даже думать об этом не могу. Особенно про всех этих тайных, и явных, и сверхтайных, и вообще несущественных, но властвующих. Тошнит и голова кружится, как от сотрясения мозга. Я бы с удовольствием написал про них пародию. Если бы только...