Текст книги "Похищение из сераля (СИ)"

Автор книги: Николай Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Глава сороковая. Знакомство с принцем Сабахаддином

Во время уже традиционного завтрака в номере Максим спросил у не слишком оживленного Альбера:

– Отчего Ваш гордый галльский нос нацелен сегодня мне не в грудь, а в колени? Неужели Вы потерпели афронт у содержанки?

– До нее еще добраться надо, – пробормотал француз. – Этот жирдяй запретил ей даже танцевать со мной, а уходя по делам, стал запирать Аделин в номере!

– Предосторожность понятная, но бесполезная, – рассмеялся Макс. – Подсказываю ход: у портье обязан быть запасной ключ от каждого номера. Вы спускаетесь к нему, прибегаете к лести и, конечно, подкупу, получаете ключ на полчаса, делаете в будочке на улице дубликат и возвращаете оригинал портье. Далее идете к номеру заключенной, начинаете ее убалтывать через дверь и вдруг она узнает, что ключ от номера у Вас есть! Что она обязательно сделает?

– Макс! – сказал торжественно недотепа. – Если так все произойдет, я обязуюсь разрекламировать Ваше авто во всех редакциях Стамбула! Вы будете продавать их здесь десятками!

Вдруг зазвонил телефон. Максим, ожидавший этого, проворно взял трубку, сказал "Хэлло" и услышал по-немецки бодрый голос Паллавичини:

– Спешу сообщить, что Вы командируетесь в Париж для рандеву с известным Вам лицом. В паре с Вами будет брат великого визиря Сирья-бей, консультант султана по вопросам экономики. Он позаботится и о билетах на Восточный экспресс, который отбывает сегодня вечером.

– Шен гут. Ауфвидерзеен, – сказал еще бодрее Макс и, услышав гудки, повесил трубку и пошел к портье, от которого и позвонил Сирья-бею.

Билет на поезд ему доставил посыльный – в купе на два человека. Однако прибыв к вокзалу на извозчике (авто оставил на гостиничной стоянке), он обнаружил, что его попутчиком является вовсе не турок, а сухопарый немец. Проводник объяснил, что господин Сирья-бей едет в купе повышенной комфортности вместе с женой. "Вот как! – хмыкнул Городецкий. – Устроил прогулку для младшей, видимо, кари. Да и слава богу, меньше будет надоедать мне своей унылой физиономией" (фото Сирья-бея он добыл у Паллавичини). Немец явно был не расположен к разговорам и потому Макс завалился спать.

С турецкой четой пришлось, тем не менее, контактировать в ресторане, причем Сирья-бей сам зашел пригласить Максима на завтрак. Жена его была, как и ожидалось, молода, миниатюрна и глазаста. Более ничего понять было нельзя, так как нижнюю часть ее лица скрывала повязка, а особенности тела маскировал хиджаб – впрочем, из нежной лиловой ткани. "Как же она будет есть? – озадачился Макс. Но сев за стол, молодая женщина спокойно подвернула повязку под хиджаб и стала завтракать (под сразу устремившимися на нее взглядами) как прочие люди. Макс тоже невольно вгляделся в ранее недоступное лицо и отметил, как притягательны пухлые губы турчанки. Он ожидал, что турок ему ее представит, но Сирья-бей предпочел обойтись без ненужной ему формальности.

– Вы очень молоды для серьезной политической миссии, – вдруг сказал он по-французски. – Вам, вероятно, нет и тридцати?

– Меня подводит отсутствие усов, – пояснил Макс. – А если отпущу бороду, то смогу соперничать даже с Вами. Впрочем, я слышал, что принц тоже молод, а с ровесником всегда проще договориться.

– Неужели он посмеет отклонить приглашение султана? – желчно спросил чиновник.

– В истории были случаи, когда владыки государств выманивали своих политических противников из-за рубежа, а потом казнили их. Так что нам нужно не просто пригласить принца вернуться, а доказать ему, что султан очень нуждается в его советах и активной политической деятельности.

– Деятельности против султана? – опять скривился Сирья-бей.

– Вы наверняка изучали историю Британии, – сказал Максим. – В конце прошлого столетия двумя основными ее политиками были Дизраэли и Гладсон, которые придерживались противоположных взглядов на управление страной. При этом королева Виктория назначала премьер-министром то одного, то другого. Развитие Британии от этого только выиграло. Быть может султан пришел к выводу, что на текущем этапе Оттоманская империя нуждается в таком же стиле управления.

– Что хорошо для землепашцев, неприемлемо для чабанов, – высокомерно произнес албанец. – У нас свой путь под управлением Аллаха.

– Это бесспорно, – кивнул Макс. – Однако один путь может вести народ к процветанию, а другой – к стабильному аскетизму. Впрочем, Сократ как раз его и считал здоровым образом жизни.

– Совсем недавно (в историческом масштабе) Османская империя была одним из самых богатых государств мира, – еще высокомернее изрек турок.

– Таким же было Испанское королевство, вывозившее горы золота и серебра из Латинской Америки. – улыбнулся Городецкий. – Но народы этой Америки восстали, и Испания оказалась весьма небольшой и небогатой страной. Разве не это сейчас грозит империи османов? Абдул Хамид такую угрозу счел реальной и потому вынужден искать пути к самосохранению. Мы с Вами находимся на одном из этих путей.

– Признаю, что в словесной эквилибристике Вы, молодой эффенди, поднаторели, – кивнул Сирья-бей. – Посмотрим, переболтаете ли Вы Сабахаддина. Я помню его очень смышленым юнаком….

С Восточного вокзала гости из Стамбула поехали вместе в фиакре до гостиницы "Англетер", разместившейся неподалеку, в нижней части Монмартра – именно в ней были забронированы для них номера. Номер у Макса оказался, слава Аллаху, одноместный, а также скромный, с холодной водой в кране над раковиной и "орлиным" кюветт – но он принял его со смирением. Поскольку время было еще не позднее (около пяти часов апрельского вечера) можно было сделать пробный визит на квартиру Сабахаддина – вдруг он окажется дома? (Адрес беглого принца тайная служба султана давно раздобыла). Он и жил к тому же недалеко, в верхней части Монмартра. Макс неторопливо двинулся вверх по крутой улице, свернул пару раз в боковые и наконец вышел к весьма вальяжному дому в пять высоких этажей, который вполне можно было представить в центре Парижа – где-нибудь на улице Риволи. Вышколенный консъерж выслушал посетителя, помялся пару секунд, но снял трубку внутреннего телефона и набрал номер квартиры.

– Мсье Мехмед, – сказал он. – К Вам пришел посетитель, мсье Городецкий, из Стамбула…. Передать трубку? Хорошо мсье.

– Добрый вечер, Ваше сиятельство, – сказал Максим. – У меня для Вас есть важное сообщение, а также предложение. Позвольте мне поговорить с Вами с глазу на глаз.

– Вы посредник, мсье Городецкий? – прозвучал в трубке деликатный голос баритонального тембра. – Кого Вы представляете?

– Прежде всего самого себя. Поверьте, я обладаю уникальной информацией, касающейся судьбы Оттоманской империи.

– Хорошо, – сказал собеседник после секундной задержки. – Я сейчас спущусь к Вам.

Через пять минут в холл из лифта вышел изящный мужчина лет тридцати, которого, однако, не хотелось называть "молодым человеком" – настолько проницателен и отстранен был его взгляд. Макс тотчас вспомнил своего студенческого знакомца из Эмиратов, который был сыном шейха и держал себя с одногруппниками корректно, но на дистанции – точь-в-точь как Мехмед Сабахаддин.

– Я Максим Городецкий, гражданин Австро-Венгрии, – начал вить петли Макс. – Меня вероятно можно назвать фрилансером, так как я не ограничиваю себя рамками одной профессии и занимаюсь по ходу жизни разными занятиями. Я знаю много европейских языков (но не турецкий, к сожалению) и много занимался переводами, недавно сочинил драму, которая идет с успехом в венском Бургтеатре, перед этим увлекался автомобильным дизайном и конструированием новых летательных аппаратов, а сейчас собираю материалы для книги о будущем Европы и мира. В числе прочих материалов мне довелось читать Вашу газету "Тераккы" (в переводе, конечно) и мысли, изложенные в ней, удивительным образом совпали с некоторыми моими представлениями о том, как должно развиваться общество. Но пришел я не подискутировать на социологические темы, а сообщить о том, что известный Вам "комитет Единения и Прогресса" пытается в этом году спровоцировать революцию в Османской империи. А чем кончится революция, у руководителей которой нет четкой позитивной программы? Будет много крови, человеческих несчастий и все бестолку, так как в итоге на политической сцене появится очередной тиран. Но мне кажется, что еще не поздно эту трагедию предотвратить….

– Каким образом? И с какой стати судьбы османов стали заботить фрилансера из Австро-Венгрии? – спросил настороженно принц.

Макс набрал воздуха, чтобы разразиться очередной тирадой, но входная дверь открылась и впустила целую семью: мужа и жену значительных габаритов и двоих подвижных мальчишек – так что в холле враз стало тесно. Собеседники некоторое время смиренно пережидали это нашествие, но лифт все не шел и им эта ситуация надоела.

– Давайте выйдем наружу и переговорим во дворе, – предложил Городецкий.

– Лучше это сделать в моей квартире, – с некоторой неохотой сказал Сабахаддин.

– Придется опять ждать лифт, – возразил вторженец.

– Можно подняться по лестнице, – парировал абориген. – Мы пока люди молодые….

Глава сорок первая. Рекрутирование принца

В антишамбре большой квартиры принца лежал ковер. Макс, чьи туфли после ходьбы по весенним улицам наверняка несли частицы грязи, замешкался и в итоге решил их снять. Хозяин обувь не снимал и успел пройти в гостиную, откуда послышался смешливый женский голос:

– Ну что, спровадил докучливого визитера?

– Чшш, Камуран, – предупредил принц.

Тут на пороге гостиной появился Макс, принявший смущенный вид. Миловидная черноволосая молодая женщина в европейском платье повернулась к нему, тотчас заметила его носки и всплеснула руками:

– Зачем Вы сняли обувь, мсье?

– На улице грязновато, – объяснил гость.

– Стойте на месте, я дам Вам турецкие терлик!

Через пять минут суматоха, вызванная вторжением Макса, улеглась, хозяйка убегла на кухню варить для мужчин кофе, а принц и гость сели в кресла напротив друг друга и возобновили разговор.

– Так почему Вы озаботились нашими делами, мсье Городецкий? – спросил Сабахаддин.

– Я тоже живу в империи, состоящей из разных некогда стран и народов, – продолжил Макс. – Ее экономическое состояние, конечно, более благополучно, но центробежные устремления народов очень сильны. И если случится большая война между странами Антанты и Тройственного союза, то одним из ее непременных итогов станет распад Австро-Венгрии. Ибо я не допускаю победы Германии и ее союзников: слишком неравны силы сторон.

– Война назревает, – согласился принц, – но союзы для того и создаются, чтобы добиваться целей государств угрозой войны – не переходя грани войны и мира.

– Это опасная игра, – возразил Макс. – Семилетняя война начиналась сперва как конфликт Пруссии и Саксонии, а в итоге стала практически мировой. Война в Европе между сложившимися союзами обязательно ей станет. И Оттоманская империя в стороне не останется. Насколько мне известно, многочисленные офицеры, симпатизирующие той самой КЕП, стоят за союз с Германией. Значит и вашу страну после войны постигнет участь Австро-Венгрии. Туркам придется, видимо, жить в пределах Анатолии, Стамбул же заберет себе русский царь. Нравится ли Вам, Ваше сиятельство, такое будущее?

– В какой-то мере это справедливо за исключением аннексии Стамбула русскими, – спокойно сказал принц. – Наши предки прирастили огромные территории силой, но сила эта стала оскудевать, а других скрепов – экономических, культурных, межэтнических – не образовалось. Большие надежды возлагались на мусульманскую религию, но бывшие христианские народы ее в большинстве не приняли, арабы же полагают, что османы ее у них украли. В итоге арабский Египет вырвался из-под власти султана, а вслед за ним стали освобождаться Греция, Румыния, Сербия, Болгария – при поддержке европейских гегемонов, конечно….

– Не так страшен сам распад империи, – продолжил клевать в темечко Макс, – как то, что в условиях войны и революции он будет проходить через насилие и многие смерти. Десятки, сотни и даже миллионы смертей! Я категорически против такой платы за самоопределение и свержение султана! Куда лучше эволюционный путь к свободе и развитию нации, то есть тот путь, который пропагандируете Вы!

– При власти султана и своры его чиновников развитие свободного предпринимательства невозможно! – резко возразил Сабахаддин. – Основой этой власти является коррупция. В конце 18 века Османской империей управляли 2000 чиновников, сейчас же их насчитывается уже 35 тысяч – и все запускают руки в бюджет страны и в карманы местных предпринимателей. В итоге большая часть нашей экономики принадлежит иностранным компаниям, до которых руки чиновников почти не дотягиваются.

– Как раз султан может принять закон о коррупции, подобный тому, что утвердила королева Британии 20 лет назад, – не согласился Максим. – В нем четко прописано, что такое взятка и как факт ее получения должен наказываться. Вы знаете его подробности?

– Нет, – сказал принц. – Расскажите.

– Взяткой являются вознаграждение за хлопоты чиновника, ссуда и даже подарок. Если факт дачи взятки установлен, то на первый раз взяточник отправляется в тюрьму на небольшой срок и лишается временно права занимать публичные должности. При рецидиве этого права его лишают навсегда и тюремный срок уже больше. В случае торговли государственными должностями наказываются оба фигуранта. Статистика говорит, что уровень коррупции в Британии упал.

– Просто наглые взяточники уступили место ловчилам, – скривился Сбахаддин. – Впрочем, для нашей империи это стало бы большим достижением.

– В идеале, – озарило Макса, – на руководящие места следует направлять интеллектуалов (хотя бы на время), которым и в жизни и в творчестве свойственно поступать по совести. Для них стать взяточником все равно что вступить в грязь – омерзительно. Но где их столько взять? И тут я вновь вспоминаю Ваши предложения по воспитанию и образованию детей: да, лучше всего было бы это делать в специализированной школе, в которой учеба сочеталась бы с трудовой деятельностью в пришкольном хозяйстве – с учетом пристрастий детей. Так гарантированно можно сформировать из каждого ребенка гармоничную личность, стремящуюся именно к творческой деятельности.

– Я вижу, что Вы тщательно готовили визит ко мне, – саркастически сказал принц, но в это время в гостиную вошла его жена, держа поднос с чашками дымящегося кофе и рюмочками с ликером

– Простите меня, мужчины, – сказала она, улыбаясь, – но кофе ожидать конца вашей дискуссии не может.

– Благодарю Вас, милостивая госпожа (грасьоз мэтресс), – сказал Макс, принимая чашку и рюмочку. – Я так понимаю, что кофе и ликер надо чередовать?

– Можете влить его в кофе, – пожала плечиком дама, – но на Монмартре предпочитают чередование.

Сама она присела на софу и тоже стала попивать кофе с ликером, разглядывая из-под приопущенных век гостя. Сабахаддин, видимо, считал, что за кофе серьезные разговоры неуместны, но и молчание не вполне этично и потому задал нейтральный вопрос:

– Вы в начале нашей встречи упомянули, будто занимались конструированием принципиально новых летательных аппаратов?

– Это, собственно, не аппарат, а всего лишь подобие паруса из шелка, управляемого веревочками. Ветер его наполняет и человек летит вверх и вбок, испытывая головокружительные, но восхитительные ощущения.

– Так просто? – удивился принц. – Хотя представить это я себе могу. И постойте: я ведь читал об этом в газетах и даже видел фотографии. Это Вас они снимали?

– Меня и моих друзей, – кивнул Макс. – Мы участвовали в мотогонках в Гайоне и заодно там полетали.

– Преудивительное сочетание: спортсмен-интеллектуал! Вы настоящий уникум, мсье Городецкий!

– Да, я такой, – нескромно подтвердил Макс. – Если мы продолжим знакомство, то вы обо мне еще не то узнаете….

– Вы, вероятно, не женаты, – утвердительно сказала Камуран.

– И это верно, – со вздохом сказал гость. – Никак не решусь остановиться на конкретной женщине. Думаю: а вдруг встречу ту единственную, для которой я предназначен?

– То есть женским вниманием Вы не обделены, – опять констатировала дама.

– Обвешан как новогодняя елка игрушками. Иногда укоряю себя: зачем мне это надо? Но при виде новой дамы в своем окружении во мне вспыхивает искорка. И если в глазах той дамы я вижу такую же, то все: пламя чувств во мне разгорается, язык развязывается, и дама неотвратимо дрейфует в мои объятья.

– Как при такой насыщенной интимной жизни Вы умудряетесь находить время на спорт, техническое моделирование и литературное творчество? А теперь еще и на дипломатические игры? – спросил с неподдельным интересом Сабахаддин.

– В сутках – целых 24 часа! А я умею переключаться: сейчас вот выйду от вас, зайду по дороге в кафе, увижу девушку с искоркой и забуду до утра о проблемах османского, а также австро-венгерских народов.

Супруги дружно заулыбались и временно прекратили тестировать визитера.

Но вот кофе был выпит и расхвален Максимом, Камуран-ханум ушла в свою комнату, и принц задал вопрос в лоб:

– Так что за предложение Вы хотите мне сделать?

– Вернуться в Стамбул и заняться живой пропагандой своих очень своевременных взглядов. Если интеллигенция к Вам потянется – не все еще потеряно, сторонники Ахмет Ризы-бея получат отпор и мир в империи сохранится.

– Мир под властью Абдул Хамида?

– Да. Цицерон некогда утверждал: "Иникиссиман пасем юстиссимо белло антеферо", что означает "Самый несправедливый мир лучше хорошей войны". В условиях мира люди будут Вас слушать и воспринимать; в условиях революции к Вашим идеям останутся глухи. Результаты пропаганды могут реально проявиться лет через пять. К тому времени пожилой султан может умереть или отойти от дел. А с его преемником можно начать разговаривать уже сейчас. Это на самом деле идеальные условия для Вас.

– Мы с братом объявлены султаном персонами "нон грата" и вернуться никак не можем.

– А вот это не так. Я приехал не один, а в компании с посланцем Абдул Хамида, его консультантом по экономике Сирья-беем, братом великого визиря.

– Я его помню, – сказал Сабахаддин сумрачно. – невзрачная личность.

– Я с Вами в его оценке согласен. Но его функция будет простой: передать Вам приглашение на жительство и дождаться четкого ответа. Дискутировать с Вами он наверно не будет.

– Приглашение подписано султаном? Опять Вы постарались?

– Я имел недавно встречу с Абдул Хамидом. Он показался мне человеком умным, а главное обеспокоенным ширящейся волной недовольства в стране. И когда я предложил Вас в качестве альтернативного оппозиционера, он почти сразу согласился. Успеем ли мы все совместно сбить волну народного недовольства? Если да, то все нынешние усилия будут не напрасны.

– Я все-таки должен подумать.

– Хорошо. Думайте до половины седьмого, – сказал со смешком Макс, – так как к семи я намеревался попасть на ужин в ресторан при гостинице "Англетер".

– Может быть Вас устроит ужин в семейном кругу? Или Вы, верный своим привычкам, намереваетесь сегодня соблазнить приглянувшуюся постоялицу отеля?

– Таковой пока на горизонте нет, так что я с удовольствием поужинаю с Вами. Заодно еще поболтаем о том, о сем….

Глава сорок вторая. Встреча с русскими

Неделю спустя Макс снова оказался в Стамбуле, причем ехал в одиночестве: Сирья – бей пожелал еще чуток понежиться в роскошествах Парижа, а принц и его жена должны были организовать свой переезд. Соответственно к султану посланец пока не пошел, а решил отметить встречу с лучащимся торжеством Альбером в гостиничном ресторане. Журналиста прямо-таки распирало от желания поделиться подробностями своей победы над лионским негоциантом, но Макс его остановил, сказав:

– Куда Вы спешите, де ла Мот? Этот рассказ требует соответствующего антуража: стола, уставленного закусками, графинчика с коньяком десятилетней выдержки, приятной музыки вдали и миловидных женских лиц поблизости. Вы будете откровенничать, а я поглядывать на горделиво отстраненных дам и улыбаться, вспоминая известный русский афоризм. Как он будет по-французски-то? А, вот: – Quelle dame que ce soit, de toute facon la baiser.

– Все равно ее…? – переспросил Альбер и захохотал.

В ресторан они пришли загодя, до начала музыкальной программы, и Альбер смог вполголоса, в начертанном Максом стиле рассказать об осаде Аделин и ее бравурной сдаче в плен. Сдаче, как оказалось, весьма своевременной, так как три дня назад лионец отбыл на историческую родину вместе с втайне обесчещенной субреткой.

– Но я бываю по заданиям редакции в Лионе, – сообщил, посмеиваясь, журналист, – адрес же дома Аделин мне дала.

– Про всемирный закон подлости Вы, вероятно, слышали? – лениво поинтересовался Макс.

– Нет, вроде бы….

– Он звучит так: если какая-то пакость может случиться, она обязательно случится. Вы поняли на что я намекаю?

– Что в самый неподходящий момент в квартиру вернется муж? В таком случае мы будем встречаться в гостинице.

– Откуда не в меру заботливый портье позвонит этому мужу, и он явится тоже.

– Вы вконец меня запугали. Каков же выход?

– Я обычно ищу новое приключение, разовое. В его ходе фатум действует почему-то на стороне воспаленной парочки.

В это время в ресторан вошла новая кампания из пяти человек: двух мужчин лет сорока пяти-пятидесяти, двух женщин моложе сорока и девушки под двадцать. Одеты они были изысканно, а на шеях женщин и в ушах сверкали бриллианты. Сели они неподалеку, но за спиной Макса, так что видеть их мог только Альбер.

– Какие красавицы! – восхитился тот. – Особенно мадмуазель!

– Вот Вам и новое приключение, – улыбнулся Макс. – Обязательно приглашайте дам потанцевать – когда они покончат с ужином.

– А Вы намерены опять сидеть в стороне? Я не поверю, чтобы такой хват не умел танцевать….

– Я танцую, но под настроение. Сегодня, правда, коньяк такое настроение создал. Все будет зависеть от музыки….

Вдруг до Городецкого донесся отголосок речи соседей, и все его существо встрепенулось: они говорили явно по-русски! "Мама дорогая! Как же приятно слышать родную речь! Но как сюда занесло русских аристократов? Здесь ведь не Баден-Баден…"

– На каком языке они разговаривают? – озадачился и Альбер. – Пожалуй, похоже на русский. Мсье Городецкий, Вы в качестве поляка должны их разбирать….

– Это действительно русские, но я их слов не понимаю: далековато сижу и к тому же спиной. У Вас нет соображений, кто это может быть?

– Возможно, сотрудники русского посольства, из новых. Пришли вживаться в турецкие реалии.

– В европейской гостинице, где нет ни одного турка кроме обслуги?

Тем временем музыканты все-таки появились и минут через пять заиграли вползвука плавный вальс. Несколько засидевшихся, видимо, пар охотно вышли на танцплощадку и стали стандартно кружиться. Приятели предпочли выпить по рюмочке и закусить коньяк маслинами.

– Русские даже головами не завертели, – сообщил де ла Мот.

Но вот вальс закончился и один из музыкантов взял в руки аккордеон.

– Ага, – сказал удовлетворенно Макс, – Сейчас примутся играть танго.

И танго зазвучало, да так сладко, что сердце в груди ворохнулось. Пары в значительно большем количестве пошли в круг. Альбер заерзал на стуле.

– Рано, – сказал Макс. – Надо понять, предпочтут ли дамы в качестве кавалеров своих мужей.

– Но девушка свободна…. А! Уже нет, пошла с каким-то бошем!

– Еще не вечер, мсье де ла Мот, еще не вечер.

– Да ну Вас к дьябле, Городецкий, с Вашими поучениями!

И Альбер решительно пошел к ближайшей русской женщине. К удивлению обернувшегося назад Максима она легко поднялась из-за стола, сказала что-то его приятелю по-французски и вовлеклась в объятья незнакомца. Видя, что мужчины не собираются прекращать разговор меж собой, Макс резво подошел ко второй даме и сказал по-русски:

– Предлагаю станцевать танго. Я умею это делать.

Дама удивилась, но готовно поднялась на ноги и уже на пути к танцплощадке сказала:

– Вы не из наших, я бы знала. Кто Вы?

– Все вопросы после танго. Оно не терпит слов.

И взял статную даму за талию особым способом (чуть пережав ее нервные пути на переходе к попетте) и легко повел спиной вперед, потом на себя и опять назад. Вскоре он вошел в легкий контакт с ее небольшой грудью, но центрированно, сосок к соску – и более уже этот контакт не разрывал. И в награду ощутил, что ее соски напряжены, эрегированы, а ее бедра льнут к его уже возбужденным чреслам при каждом повороте, каждом наступлении. При этом он ее практически не прижимал, только двигался рядом очень синхронно. Чувственные волны охватывали их тела раз за разом, поднимаясь к подобию девятого вала. Но тут музыка закончилась, и они опустили свои руки – не глядя в глаза друг другу.

На обратном пути Макс все-таки опамятовался и в быстром темпе сказал:

– Меня зовут Максим Городецкий и я гражданин Австро-Венгрии. Обо мне можно спросить Иоганна Паллавичини.

– А я – Маргарита Вольская, жена торгового атташе, – шепнула дама. – Больше пока меня не приглашайте. И никого, если можно. Мне будет не по себе.