Текст книги "Государево око. Тайная дипломатия и разведка на службе России"

Автор книги: Николай Кудрявцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 45 страниц)

Либеральные реформы, проводимые Александром II в 60-70-е гг. XIX в., привели к необычайному росту политической активности населения страны. На почве этого общественного подъема активно заявило о себе революционное движение, получившее название народничество. В 1879 г. из различных народнических групп была образована партия «Народная воля», которая ставила своей целью убийство царя. С цареубийством народовольцы связывали свои надежды на народное восстание и захват власти. В период с 1879–1880 гг. на Александра II было совершено несколько попыток покушения. В целях борьбы с политическим террором в феврале 1880 г. в Министерстве внутренних дел была создана Верховная распорядительная комиссия по охранению государственного порядка и общественного спокойствия. Ее главной задачей было объединение усилий всех жандармских и полицейских органов для борьбы с революционным движением. В августе этого же года Верховная распорядительная комиссия была ликвидирована. Вместо нее был организован Департамент государственной полиции МВД (в 1883 г. переименован в Департамент полиции).

Департамент полиции входил в состав министерства. По своей внутренней структуре он состоял из нескольких делопроизводств, из которых 3-е до конца XIX в. заведовало делами политического розыска, надзором за политическими организациями и партиями, а также борьбой с ними. Кроме того, в обязанности отделения входила охрана царя и руководство всей внутренней и заграничной агентурой. С января 1898 г. важнейшие дела 3-го делопроизводства были переданы в специально учрежденный Особый отдел. Особому отделу была подчинена и деятельность новых, специально созданных секретных органов политического сыска – Отделений по охранению порядка и общественной безопасности. Так называемая охранка часто использовала в своей работе внутреннюю негласную агентуру. Вопрос о создании собственной постоянной зарубежной агентуры был впервые поставлен Департаментом полиции после убийства императора Александра II 1-го марта 1881 г. Постоянная заграничная агентура департамента начинает действовать только с 1883 г.

К концу XIX в. в Департаменте полиции была учреждена должность заведующего заграничной агентурой департамента со штаб-квартирой в Париже в помещении русского посольства. Заведующий заграничной агентурой иногда назывался политическим агентом. Руководители заграничной агентуры Департамента полиции получали интересующие их сведения как от полиции иностранных государств, так и от привлеченной к сотрудничеству тайной агентуры, состоящей из русских подданных и иностранцев. Деятельность Департамента полиции не ограничивалась только функциями политического сыска. В ряде случаев этот орган оказывал помощь военному ведомству, сотрудничая с военными при решении конкретных разведывательных задач. Практиковался также взаимный обмен информацией, а при возникновении особых обстоятельств, например, при внезапном откомандировании военного агента из страны, – даже передача агентуры для сохранения источников информации и обеспечения возможности продолжения получения Россией разведывательных сведений.

В 1880 г. после упразднения Третьего отделения его функции взял на себя Департамент полиции. Жандармы не были переданы в подчинение директору Департамента полиции. Они сохранили свой особый статус и отдельную корпусную структуру. Заведование корпусом жандармов было возложено на министра внутренних дел. Товарищ министра внутренних дел являлся командиром Отдельного корпуса жандармов. Согласно указу императора Александра II, жандармы также подчинялись губернаторам. Отдельный корпус жандармов состоял из штаба (на должность начальника штаба назначался генерал, который продолжал числиться по Генеральному штабу), окружных, губернских, городских и уездных жандармских управлений, жандармских полицейских управлений на железных дорогах, жандармских дивизионов и городских конных команд. Кроме того, существовали еще крепостные жандармские команды (так назывались жандармы, охранявшие крепости) и полевые жандармские эскадроны, которые несли военно-полицейскую службу в районах расположения войск, как в мирное, так и в военное время. Главной задачей жандармов было подавление возможных бунтов.

Выполнение Отдельным корпусом жандармов своих обязанностей иногда сопровождалось сбором разведывательной информации, включая военную. В первую очередь это относилось к жандармским управлениям в приграничных районах и жандармским полицейским управлениям железных дорог, в зону ответственности которых входили и пограничные пункты. Жандармские полицейские управления железных дорог в отдельных случаях привлекались периферийными органами военной разведки для организации связи и руководства имеющейся у штабов военных округов негласной агентуры. Решению разведывательных задач жандармскими чинами в немалой степени способствовали подписанные соглашения с правительствами Австро-Венгрии и Германии в 90-х гг. XIX в. В соглашениях речь шла о том, чтобы установить сотрудничество офицеров Отдельного корпуса жандармов с австрийскими и германскими властями в пограничных пунктах. Однако сотрудничество военного ведомства с Отдельным корпусом жандармов в части сбора разведывательной информации наметилось только в начале XX в.

Поражение в Крымской войне заметно снизило внешнеполитическую активность России во второй половине XIX в. и привело к падению международного престижа страны. В то же время Россия получила благоприятную возможность сосредоточить все усилия на проведении насущных экономических, политических и социальных реформ. В числе важнейших государственных реформ была военная. Проведенная в 60–70-е гг. военная реформа коснулась и органов разведки. Военная разведка получила более четкую структуру и организацию, расширила сферу своей деятельности и способы ведения. В то же время ею продолжали заниматься, дипломаты, представители Министерства финансов за рубежом, Департамент полиции и другие государственные структуры, не связанные напрямую с военным ведомством. Вся эта разведывательная работа велась бессистемно, при отсутствии общего руководства и необходимого взаимодействия. В период снижения внешнеполитической активности Российского государства недостатки в организации разведки были не так заметны. В полной мере они проявились в Русско-японской войне.

Глава 3
Войны тайные и явные

Политическая активность России на Дальнем Востоке начинает расти только со второй половины XIX в. До этого времени внешнеполитическое ведомство России основное внимание уделяло европейским делам. Поражение в Крымской войне ограничило участие России в европейской политике и переключило внимание правительства на Дальний Восток. Петербург особенно беспокоило стремление Англии, Франции и США укрепиться на Дальнем Востоке. Во второй половине XIX в. Россия стремилась к достижению следующих целей на Дальнем Востоке: присоединение земель в Приамурье и в Приморье; установление фиксированных границ с Китаем и Японией, налаживание с этими государствами дипломатических и торговых отношений, а также обеспечение выхода российского флота в Тихий океан. Все эти цели были в основном достигнуты преимущественно дипломатическими методами.

В начале 1890-х гг. Россия стремилась приобрести в Желтом или Японском морях незамерзающий порт для создания там военной базы будущего Тихоокеанского флота. Однако оккупация Японией Кореи и захват Ляодунского полуострова в ходе японо-китайской войны 1894–1895 гг. не позволили осуществить это намерение. В апреле 1893 г. между Японией и Китаем был подписан Симоносекский мирный договор, который закрепил за Японией все ее территориальные завоевания. Это существенно изменило соотношение сил на Дальнем Востоке в пользу Японии, на что незамедлительно отреагировали все великие державы. Россия, чтобы уменьшить риск военного конфликта с Японией, обратилась за поддержкой к Германии и союзной Франции.

В апреле 1895 г. дипломатические представители трех стран сделали совместное заявление Японии, «дружески порекомендовав» отказаться от Ляодунского полуострова. Заявление было подкреплено совместной военно-морской демонстрацией, что в конечном счете вынудило Японию отступить. В подписанный и даже ратифицированный договор были внесены изменения. Японское правительство официально объявило о своем решении вернуть Китаю Ляодун. Во время пересмотра Симоносекского договора Россия заняла самую активную позицию. Ее участие в противодействии японским притязаниям на материке способствовало росту российского влияния в Китае и Корее, но в то же время обострило отношения с Японией, начавшей подготовку к войне с Россией.

Реальная военная угроза со стороны Японии заставила военное ведомство России принять ответные меры. В 1895 г. Главный штаб приступил к организации агентурной разведки в Тихоокеанском регионе. В ее задачу входило составление топографических карт, сбор оперативной информации о состоянии вооруженных сил Кореи, Китая и Японии, наблюдение за действиями в регионе политических противников России и др. До 1896 г. единственным официальным представителем российского военного министерства в Китае и Японии был полковник К. И. Вогак. Он одновременно состоял в качестве военного агента при посольствах России в Токио и Тяньцзине. В период японо-китайской войны 1894–1895 гг. полковник Вогак был командирован в японскую действующую армию. Туда же на время кампании из штаба Приамурского военного округа был направлен капитан М. А. Соковнин. В своих выводах оба военных агента были единодушны не только в оценках низкой боеспособности Китая, но и в своих заключениях о высоком качестве вооруженных сил Японии. В 1895 г. полковник Вогак и капитан Соковнин первыми среди профессиональных военных заявили о появлении в лице Японии опаснейшего противника России на Дальнем Востоке. Летом 1895 г., по окончании боевых действий между Китаем и Японией оба офицера вернулись к исполнению своих прежних обязанностей [618]618
  Добычина E. В.Русская агентурная разведка на Дальнем Востоке в 1895–1897 годах // Отечественная история. 2000. № 4. С. 161–170.


[Закрыть].

От полковника Вогака продолжала поступать информация по Корее, Китаю и Японии. Наибольшую ценность представляли сведения по Китаю и Японии, где у русского военного агента были свои секретные осведомители. Среди привлеченных осведомителей Вогак особо отмечал немецкого подданного Карла Эмиля Маукиша, занимавшего должность секретаря-драгомана (переводчика) китайского адмиралтейства в Тяньцзине. С его помощью он регулярно получал данные из секретной сигнальной книги, информацию о военных портах Китая, о судах японской Северной эскадры и их вооружении, комплектации, заказах. В 1895 г. Вогак направил в Главный штаб важные сведения о крепостях Ляодунского полуострова, о попытках иностранных держав начать поставки оружия в Китай и участвовать в реформировании его армии. В том же году от него в штаб поступили сведения о планах усиления японских сухопутных сил, полученные от французского военного агента в Токио капитана виконта де Сабри. Весной 1896 г. полковник Вогак отправил в Петербург полученные им в Главном штабе Японии секретные маршрутные карты всей Кореи и трех провинций Китая (Мукден, Чжили, Шаньдун). Этот материал после дополнительной работы по переводу всех названий на русский язык послужил основой для составления Военно-топографическим отделом российского Главного штаба 10-верстной карты Дальнего Востока.

В начале 1896 г. в российских представительствах в Чифу (ныне Янькоу, Китай), Сеуле и Токио были учреждены дополнительные должности военных агентов. Тогда же правительством было принято решение увеличить ежегодные ассигнования военному министерству на ведение разведки до 30 600 рублей. Это позволило расширить сеть секретных агентов в Китае, Корее и Японии. Кроме того, часть выделенных средств была направлена в Приамурский военный округ для организации командировок офицеров с разведывательными целями на территорию Китая и Монголии. На должность негласного агента в Чифу был назначен бывший делопроизводитель канцелярии ВУК Главного штаба полковник К. Н. Десино. Он направлялся в Чифу под видом секретаря вице-консула в чине коллежского советника. На него возлагалась задача вести наблюдение за китайскими вооруженными силами в провинции Шаньдун и производство под разными предлогами рекогносцировок важных в военном отношении местностей.

По ходатайству командующего войсками Приамурского военного округа российским военным атташе в Сеуле стал полковник генерального штаба И. И. Стрельбицкий. До этого назначения он в течение трех лет служил штаб-офицером 2-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады и производил разведку на территории Маньчжурии и Кореи. В январе 1896 г. в качестве российского военного атташе в Японии начал работу полковник Генерального штаба Н. И. Янжул, бывший начальник штаба 13-й пехотной дивизии. До конца марта 1896 г. сообщения из Токио Главный штаб получал от Вогака, а после его отъезда в Китай от находившегося в Японии капитана Соковнина. Янжул должен был всесторонне изучить военно-политическую ситуацию в стране, добыть последние данные о военной реформе в Японии, а также дать анализ состояния японских вооруженных сил.

Организация и ведение военной разведки в Японии потребовали колоссальных усилий. Русские военные агенты, включая Янжула, не знали японского языка. (В академии Генерального штаба его стали преподавать только после войны 1904–1905 гг.) У них не было своих надежных переводчиков, а переводчики, предоставляемые в распоряжение военного агента местными властями, все были информаторами японской контрразведки. Кроме того, ведение разведки в Японии затруднялось спецификой этой страны. Если в европейских государствах военный агент, помимо негласных источников, мог почерпнуть большое количество информации из прессы и военной литературы, а в Китае продажные чиновники чуть ли не сами предлагали свои услуги, то в Японии все было иначе. Официальные издания, доступные иностранцам, содержали лишь тонко подобранную дезинформацию. Императорские чиновники, спаянные железной дисциплиной и проникнутые фанатичной преданностью «божественному микадо», не проявляли никакого желания сотрудничать с иностранными разведками. Осенью 1896 г. к Янжулу был направлен в качестве помощника капитан В. К. Самойлов, командированный штабом Приамурского военного округа. Этот офицер свободно владел французским и английским языками, хорошо изъяснялся по-японски. В результате многочисленных разъездов по стране Самойлов не только приобрел ценные для разведки знакомства, но и составил военные описания изученных им японских территорий.

Весной 1897 г. Главный штаб получил от военных агентов ценные сведения о военных арсеналах Токио и Осаки. В штаб поступили секретные дополнения к программе усиления японских вооруженных сил, план фортификационной обороны страны. Кроме того, в сообщениях из Японии приводились описания укреплений Токийского залива и портов на побережье Внутреннего Японского моря. В материалах давалась характеристика состояния крепостных укреплений Японии, сопровождаемая таблицами и фотографиями. В конце того же года Янжул проинформировал российское военное руководство о прошедших осенью больших маневрах японских войск и флота на острове Кюсю. В своем отчете он обратил внимание военного ведомства на высокую степень организованности совместных действий сухопутных и морских сил страны при проведении десантных операций.

Менее успешной была деятельность военного агента в Корее Стрельбицкого. В его задачу входило наблюдение за развитием внутриполитической обстановки в стране и исследование корейской территории как возможного театра военных действий для составления еще не имевшихся в России карт и военных описаний Кореи. Стрельбицкий работал в исключительно сложных условиях. В Корее отсутствовала официальная статистика, не было каких-либо военных или экономических публикаций, серьезно осведомленной прессы. Предоставляемые корейским правительством материалы содержали либо устаревшие на полвека данные, либо заведомо фиктивные сведения. Находившиеся в распоряжении Стрельбицкого императорские эдикты, сведения о государственном бюджете, таможенные отчеты нуждались в тщательном анализе и проверке. Добывать необходимую информацию приходилось буквально по крупицам. Для Стрельбицкого это было трудно вдвойне, так как он не знал корейского языка.

В целом оперативные сообщения агентурной разведки из Китая, Японии и Кореи помогали ориентироваться Петербургу в тех процессах, которые происходили на Дальнем Востоке. Собранные военными агентами секретные данные о военном потенциале трех государств, военно-статистические сведения и картографический материал имели особую ценность для Главного штаба, который только приступил в эти годы к организации военной разведки в странах Тихоокеанского региона.

Накануне войны с Японией организацией и ведением разведки на Дальнем Востоке помимо Главного штаба занимались штаб наместника на Дальнем Востоке, штабы Приморского военного округа и Заамурского округа пограничной стражи. Зарубежные силы русской военной агентурной разведки составляли военные агенты в Токио (Япония), Чифу и Шанхае (Китай), а также в Сеуле (Корея). Военно-морское ведомство имело в Токио морского агента капитана 2-го ранга А. И. Русина, который затем был переподчинен наместнику. Разведывательные задачи на Дальнем Востоке возлагались и на военных комиссаров – представителей России во время русской оккупации Маньчжурии в городах Цицикаре, Гирине и Мукдене, которые также подчинялись наместнику на Дальнем Востоке. Институт военных комиссаров в Китае просуществовал с 1900 по 1907 г.

В 1898 г. с целью активизации разведки в Японию в Токио был направлен полковник Генерального штаба Б. П. Вановский, который сменил военного агента генерал-майора Н. И. Янжула. В 1902 г. Главный штаб потребовал от Вановского и военного агента в Корее полковника Стрельбицкого активизировать свою работу и ежемесячно докладывать обо всем происходящем в Японии и Корее. Но справиться с поставленными задачами агенты не смогли. В начале 1903 г. полковники Б. П. Вановский и И. И. Стрельбицкий были заменены подполковниками В. К. Самойловым и Л. Р. фон Раабеном, которые стали работать значительно активней. Подполковнику Раабену удалось в короткий срок создать в Корее негласную агентурную сеть из числа иностранцев. Однако летом 1903 г. Раабен был отстранен от должности за дуэль с чрезвычайным посланником и полномочным министром в Корее А. И. Павловым. Вместо него в Корею был командирован капитан H. М. Потапов.

Подполковник В. К. Самойлов, в отличие от своего предшественника, обладал незаурядным даром разведчика. Блестящий аналитик, Самойлов установил широкий круг знакомств как среди японцев, так и среди иностранных военных агентов. Он сблизился с французским военным атташе в Японии бароном Корвизаром и установил с ним тесный контакт. О результатах этого сотрудничества свидетельствует тот факт, что уже в июне 1903 г. по ходатайству Самойлова барон Корвизар был представлен к награждению орденом Св. Станислава 2-й степени. Сведения, которые получал В. К. Самойлов на доверительной основе от знакомых, из личного наблюдения, прессы, создавали основу для последующих обобщений и выводов. Во второй половине 1903 г. Самойлов, теперь уже полковник, регулярно направлял информацию в Главный штаб обо всех более или менее заметных изменениях, касающихся японской армии и, в значительной части, военно-морского флота. Одновременно от него поступали ценные сведения о внутриполитическом положении в стране и внешнеполитических шагах японского правительства.

Сведения, поступавшие от Самойлова, свидетельствовали об интенсивной подготовке Японии к войне. 27 ноября 1903 г. Самойлов направил командованию рапорт, в котором сообщал, что из разговоров с иностранными военными агентами он вынес следующее: «Произведя приблизительно верный подсчет сил, они (военные агенты) того убеждения, что мы будем разбиты до подхода подкреплений. Правда, они берут за основание несколько другие данные, а именно: флот наш считают, безусловно, слабее японского, высадку первых четырех дивизий предполагают в Чемульпо через две-три недели после объявления мобилизации, когда, прибавляют они, флот наш уже будет разбит; высадку следующих четырех дивизий – еще через две недели и последних двух – еще через неделю; в общем, считают, что через два месяца после объявления мобилизации на реке Ялу будет сосредоточено десять дивизий, тыл которых будет прикрываться резервными (территориальными) войсками. Они не предполагают, чтобы до решительного боя японцы послали бы на материк все двенадцать дивизий, а только десять и часть территориальных войск. Силы наши они считают в 6 дивизий (72 батальона) и полагают, что против 120 батальонов этого недостаточно».Эти выводы Самойлова полностью подтвердились с началом боевых действий, но В 1903 г. они не были приняты во внимание российским командованием.

От В. К. Самойлова поступала и другая, более конкретная информация. В частности, он сообщал о степени боеготовности японских дивизий, перевооружении отдельных частей, призыве запасного состава для переобучения. В донесениях содержались сведения о состоянии транспортных средств и их подготовке к войне, о подготовке военно-медицинских учреждений, закупках военной техники за рубежом, особенно для военно-морского флота, и др.

В конце декабря 1903 г. в Главном штабе на основании последних, разведывательных донесений из Японии, Кореи и Китая была подготовлена записка царю о боевой готовности японской армии и о военных приготовлениях японцев в Корее и Северном Китае. Эта записка была доложена Николаю II примерно за месяц до начала войны. Из нее совершенно отчетливо было видно, что Япония в самое ближайшее время начнет военные действия. Однако каких-либо экстренных мер со стороны русского командования принято не было. Не было проведено сосредоточение военно-морского флота, не проводилась ускоренная переброска войск в районы предполагаемого театра военных действий.

3 января 1904 г. полковник Самойлов доложил шифровкой по телеграфу: «Через три дня в 13-й дивизии призыв резервистов».4 января: «Прекращен прием телеграмм Цусима».5 января: «Еще 4 парохода в 20 тыс. тонн».7 января: «По сведениям, 2 января в Куре стояло 6 транспортов, 10 ушли на запад».11 января: «Транспорты стоят в Екосоо, Куре, Удзина и Сасебо. Много воинских грузов перевозится в Удзине. Нанимают много кули. По-видимому, в Сасебо ставят мины».13 января: «Опасный признак: в армии сильное возбуждение, открыто говорят о близкой войне».Но в России этим сообщениям не придали значения, считая действия Японии простой демонстрацией.

В ночь на 27 января десять японских эсминцев внезапно атаковали русскую эскадру, стоявшую без должных мер охранения на внешнем рейде Порт-Артура, и вывели из строя два броненосца и один крейсер. В тот же день шесть японских крейсеров и восемь миноносцев напали на русский крейсер «Варяг» и канонерскую лодку «Кореец», находившихся в корейском порту Чемульпо. В неравном бою героически сражавшийся «Варяг» получил серьезные повреждения. Чтобы не стать добычей врага, крейсер был затоплен экипажем, а канонерская лодка взорвана. 28 января 1904 г. Япония объявила войну России.

К 1904 г. военные силы России в целом были значительно больше, чем у Японии. Россия имела 1135-тысячную армию и 3,5 млн. человек запасных и ополченцев. Япония имела под ружьем 143 тыс. солдат и 8 тыс. офицеров, а вместе с флотом и резервом 200 тыс. человек. Но у России на Дальнем Востоке к 1904 г. было разбросано по разным местам всего около 100 тыс. солдат. Подвоз резервных войск затруднялся тем, что Сибирская магистраль, которую начали строить в 1897 г., на Кругобайкальском участке еще не была достроена. Пропускная способность дороги у Байкала составляла в 1903 г. 2 пары поездов в сутки, а перевозка одной дивизии занимала 20 эшелонов.

Военные действия на суше начались в середине апреля 1904 г. наступлением 1-й японской 45-тысячной армии Куроки у Тюренчэна. Главнокомандующим русскими войсками на Дальнем Востоке был адмирал Е. И. Алексеев, командующим сухопутными войсками генерал А. Н. Куропаткин. Обстановка на фронте с самого начала складывалась неблагоприятно для русской армии. Пользуясь своим превосходством на море, Япония в апреле-июле 1904 г. осуществила высадку десанта в Южной Маньчжурии и приступила к наступательным операциям сразу в двух направлениях – против основной маньчжурской группировки русских войск и против Порт-Артура. Она получила возможность сосредоточивать силы в Маньчжурии быстрее, чем могла перебрасывать войска из европейской части страны Россия. Японской армии удалось разгромить отряд генерала М. И. Засулича на реке Ялу и отрезать, а затем и блокировать Порт-Артур.

В неблагоприятных условиях с началом военных действий оказалась и русская разведка. Она лишилась и тех немногих агентов из числа иностранцев, которые были в Японии и в Корее. Наспех созданная отдельными штабами агентурная разведка давала сбивчивые и противоречивые сведения, которые никого не могли удовлетворить. В этой обстановке на Маньчжурском театре военных действий пришлось заново организовывать разведку. Для этого вся деятельность разведки была организационно разграничена по глубине и направлениям ее ведения, а также по использовавшимся силам и средствам.

С учетом «линейной стратегии» ведения войны разведка делилась на три ветви: дальнюю разведку, ближнюю и разведку флангов. Дальнюю разведку организовывали и вели штабы главнокомандующего, 1-й, 2-й и 3-й маньчжурских армий тыла, сформированных в октябре 1904 г., а также Приамурского военного округа. Разведку флангов и ближнюю разведку, помимо вышеперечисленных штабов, вели штабы Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи, Забайкальской области, тыла маньчжурских армий, корпусов и отдельных отрядов.

Все три вида разведки организовывались и велись агентурным способом, а два последних велись еще и путем организации войсковой разведки. Кроме того, разведывательная информация о Японии поступала из Европы, где разведку вели агенты Главного штаба и Главного морского штаба. Дальняя разведка предназначалась для сбора сведений о противнике в Японии, Корее и Китае. Круг вопросов, которые она должна была освещать, включал мобилизацию и призыв резервистов в Японии, формирование новых резервов, учет отплывающих из Японии подкреплений, места их высадки и назначения и др.

С начала войны организацией дальней разведки в штабе Маньчжурской армии генерала Куропаткина занимался полковник Генерального штаба А. Д. Нечволодов, который был назначен накануне войны агентом в Корею и не успел доехать до нового места службы. Возможности у него были весьма ограниченные. В конце апреля 1904 г. он командировал в Японию и Корею трех тайных агентов из иностранных подданных – Шаффанжона, Барбье и Мейера. Передача сведений, добытых агентами, производилась следующим образом: агенты телеграфировали «условным языком» доверенным лицам в Европу, эти лица, в свою очередь, передавали телеграммы по условным адресам в Петербург, а оттуда телеграммы немедленно передавались в штаб Маньчжурской армии. Поступавшая от агентов кружным путем информация чаще всего была фрагментарна, нерегулярна и утрачивала оперативную ценность к моменту попадания в штаб Маньчжурской армии.

Вскоре Нечволодова в штабе Маньчжурской армии сменил генерал-майор Генерального штаба В. А. Косаговский.

В распоряжение генерал-майора Косаговского были назначены офицеры Генерального штаба (в том числе полковник А. Д. Нечволодов) и переводчик с европейских языков Барбье. Косаговский действовал независимо от разведывательного отделения армии и передавал добываемую информацию непосредственно Куропаткину. Кроме него вербовку тайной агентуры осуществляли разведывательное отделение армии и военные агенты за рубежом.

С первых дней войны эффективно вели разведку в Японии, Корее и Китае некоторые русские гражданские подданные, находившиеся в этих странах. Они, используя свои личные связи, привлекали к сотрудничеству с русской военной разведкой иностранцев и руководили их разведывательной деятельностью. Наиболее крупными организаторами агентурной разведки из числа русских граждан, добровольно предложивших свои услуги разведке, были: действительный статский советник А. И. Павлов, член Правления Русско-китайского банка статский советник Давыдов, российский консул в Тяньцзине коллежский советник Лаптев, консул в Чифу надворный советник Тидеман.

Русский дипломат Павлов, например, на протяжении всей войны доставлял важные разведывательные сведения о противнике благодаря обширным связям, которые он имел в Японии и Корее вследствие своей долголетней дипломатической службы на Дальнем Востоке. Павлов завербовал состоявшего при российской миссии в Сеуле корейца М. И. Кима. Киму было дано задание «установить непрерывные секретные сношения с местными корейскими властями и с тайными корейскими агентами, которые, согласно заранее сделанному в Сеуле условию, имеют быть посылаемы к Маньчжурской границе, как от корейского императора, так и от некоторых расположенных к нам влиятельных корейских сановников».Донесения тайной агентуры Павлова были весьма точны. Так, дата высадки японских войск на Сахалине, проведенной противником в июле 1905 г., была сообщена Павловым русскому командованию более чем за месяц с ошибкой всего на один день.

Член Правления Русско-китайского банка Давыдов сообщал некоторые заслуживающие внимания сведения военного характера о противнике и выполнял отдельные специальные поручения. Главным его помощником в организации разведки был служащий Русско-китайского банка Фридберг, который получал информацию от секретаря японского военного агента в Чифу. Давыдов также посылал китайцев-разведчиков в Маньчжурию, которым поручалось «сверх сбора сведений о противнике наносить вред в тылу неприятеля посредством поджогов его складов, порчи железных дорог», то есть выполнять задания диверсионного характера. Давыдов, служивший до войны в Японии, продолжал и в Пекине поддерживать связь с некоторыми иностранцами, в том числе и японцами, от которых ему удавалось получать порой ценные сведения.

Число тайных агентов России на Дальнем Востоке постоянно увеличивалось. В документах военного ведомства они известны под именами Бале, Эшар, Колинз, Дори, Гидис и т. д. Тайные агенты прикреплялись к определенным военным атташе или дипломатам, через которых передавали информацию и получали вознаграждение. Так, например, тайный агент в Иокагаме Бале был связан с военным атташе в Тяньцзине полковником Ф. Е. Огородниковым, Дори – с атташе в Париже полковником Лазаревым и т. д.