Текст книги "Побратимы
(Партизанская быль)"

Автор книги: Николай Луговой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

Подготовка контрудара

Подушка, на которой спит полководец, не должна знать его мыслей.

Кутузов

После побега словаков фельдмаршал фон Клейст пришел к выводу, что словацкая дивизия рядом с партизанским лесом – все равно, что пороховой погреб вблизи большого пожара. Словаков и партизан надо разлучить, «Рыхла дивизию» из Крыма убрать, а по партизанам нанести новый сокрушительный удар. Иначе взрыв в словацком соединении станет неминуем.

Эта же мысль была высказана генералом Енекке на совещании офицеров штаба, а затем появился и соответствующий приказ командующего.

Части «Рыхла дивизии» вновь передислоцировались. Их снимали с Азовского побережья, чтобы спрятать в глухие районы левого берега Днепра.

Об этом сразу узнала партизанская разведка. Виктор Хренко с друзьями, направляясь в «Рыхла дивизию», завернул в Симферополь, чтобы выяснить у словацких солдат обстановку. Тут он узнал тревожные новости и послал Беллу сообщить нам об этом.

– На том приказе, – рассказывал Белла, – Клейст и Енекке поставили задачу: партизанов, имеющих аэродромы, уничтожить. Аэродромы, аки есть на лесе, блокировать. Задача ставится строго. На цей раз она должна быть исполнена. Для этого на лес кидается восемь тысяч горных стрельцов.

Словак рассказал и о важных тактических замыслах новой карательной экспедиции.

Удар по партизанам гитлеровцы планировали нанести внезапно. В течение одной ночи усаженная на машины дивизия будет выброшена в горы, скрытно займет исходные рубежи. Силы экспедиции разделены на три части. Тесно взаимодействуя между собой, каждая из этих частей будет выполнять свою задачу. Блокировщики плотно окружат лесной массив. Прочесывать лес не станут. Небольшие, но хорошо вооруженные отряды поисковиков составят вторую часть экспедиционных сил. Чтобы лишить партизан возможности маневрировать, эти отряды будут занимать и удерживать участок за участком. Их задача: обнаруживать партизан и завязывать с ними бой. В это время в места блокировки партизан устремится третья, ударная часть экспедиции, сосредоточенная вместе с блокировщиками на ближних подступах к лесу. Она и должна завершить уничтожение партизан.

Карательным войскам выделяется достаточное количество горной артиллерии, корректировочной авиации и средств связи.

– А кто-нибудь из наших разведчиков читал тот приказ? – спрашиваем Беллу.

– Читав Эм-эм.

В таком случае сомнения отпадают. Михаил Михайлеску, действующий под кличкой Эм-эм, – человек серьезный и надежный. В узком кругу симферопольских подпольщиков он известен с осени 1942 года, а с начала этого лета связан и с нашим областным партийным центром. Знаем о нем еще немного, но в том, что он работает на нас честно и бескорыстно, уже удостоверились. Очень важно и то, что Михайлеску обладает большими возможностями – он служит в штабе 30-го румынского корпуса и имеет доступ в штаб главного немецкого командования.

– У Эм-эм приключився неполадок со связными, – говорит Белла, – он сам найшов меня на Феодосийской, 30 и все рассказав. Я передав Виктору Хренко, а той повернув меня на лес.

– А что приключилось со связными?

– Не ведаю. Он сказав, что не може послать на лес свою связь и потому обратився до нас.

– На какой срок назначена операция?

– Срок на приказе не поставлен. Эм-эм сказав, что срок буде дан додатково и он буде сообщать на лес. На отправку «Рыхла дивизии» срок тоже не поставлен. Але приказ уже есть.

Отпускаем Беллу. Передохнув, он вновь отправится в тот рейд, который был прерван в Симферополе тревожными новостями. А мы зовем Николая Котельникова вместе с начальниками отрядных штабов, сообщаем им полученные сведения и ставим задачу: немедленно приступить к разработке плана противодействия карателям, начав с определения деталей карательной операции – в каких местах гитлеровцы будут концентрировать силы, откуда и куда двинутся поисковые отряды противника, где станут резервные ударные силы экспедиции и ее огневые средства. Только при этом условии мы сможем противопоставить свои продуманные действия удару врага.

Исходные данные для выработки нашего плана ясны. В немецком приказе говорится об уничтожении тех партизан, которые имеют аэродромы. Речь идет, конечно, не о той посадочной площадке в Заповеднике, на которой с лета 1942 года партизаны самолетов не принимают. Тем более не станут Клейст и Енекке отвлекать силы в карасубазарские и старокрымские леса, где площадок вовсе нет. Следовательно, за отряды Македонского и Кузнецова опасаться не приходится. Но предупредить их необходимо сейчас же. Удар врага силами всей экспедиции будет наноситься по зуйским лесам, то есть по нашей бригаде. Ясен и характер двух главных тактических замыслов врага: внезапность удара и занятие всех участков леса. Это опасно. Особенно настораживает новизна вражеской тактики. С нею надо ознакомить всех командиров отрядов и групп; пусть это не будет неожиданностью. Замыслу врага надо противопоставить свой план.

Над лесом нависли тучи. Партизанское пристанище окутали плотные сумерки. В палатке, сделанной из парашюта, медленно разгорается костер. К нему вновь собрались члены подпольного центра: Евгений Степанов, Емельян Колодяжный.

Расположились, как обычно, кругом. Тут же, поджав под себя ноги, сидят комиссар Мирон Егоров и командир первого сектора Даниил Ермаков. Вместе со Степаном Муковниным, Леонидом Вихманом и другими командирами он пришел из Заповедника для эвакуации на Большую землю после двухлетних партизанских трудов.

Допоздна обсуждаем предложения штаба, что-то принимаем, что-то отвергаем, пока не вырисовывается окончательный план противодействия карательной экспедиции. Раздумья над новой сложной задачей невольно возвращают к пережитому, к тем крупным операциям, которые предпринимались против нас раньше, и мы анализируем и сопоставляем все, что уже испытали.

Наш двухлетний боевой опыт богат и поучителен. Когда полумиллионная орда – 11-я немецкая и 3-я румынская армии – ворвалась в Крым и втянулась в горную часть полуострова, ее командующий Манштейн приказал уничтожить не только красноармейцев, попавших в окружение в горах и лесах Крыма, но и партизан. Эта задача казалась Манштейну несложной. «Партизанские отряды Крыма разбиты. Опасность ударов с тыла миновала», – кричали оперативные сводки главного немецкого командования.

Однако вскоре немецкие генералы заговорили о Крыме и о партизанах совсем другим языком. Вот документальные свидетельства (они стали нам известны позднее): 14 ноября 1941 года (спустя две недели после вторжения в предгорье): «…В южной части Крыма действует хорошо организованная партизанская организация». (Памятная записка контрразведки 11-й армии).

Январь – март 1942 года: «Район Кикенеиза в последние ночи систематически подвергался налетам партизан», «В районе Карасубазара на немецкие грузовики было совершено четыре внезапных нападения», «В ночь с 7 на 8 февраля 150 партизан… ворвались в село Шлия… Несколькими днями раньше партизанами было занято село Казанлы», «500 партизан атаковали Баксан и 200 партизан совершили налет на деревню Бешуй…», «Деятельность партизан в Крыму достигла огромных масштабов». (Донесения штаба 11-й немецкой армии)[44]44
  Ч. О. Диксон, О. Гейльбрунн. Коммунистические партизанские действия. М. Изд-во иностранной литературы, 1957, стр. 61, 67, 69.


[Закрыть].

«Партизаны стали реальной угрозой с того момента, когда мы захватили Крым (в октябре – ноябре 1941 г.)…», «В Крыму такие (т. е. партизанские. – Н. Л.) налеты совершались каждый день». (Заявление Манштейна)[45]45
  Там же, стр. 81.


[Закрыть].

На пути армии Манштейна в Крыму оказались два камня преткновения: Севастополь и партизаны. Разбить и убрать их с пути – такой была задача задач 11-й немецкой армии. Выполнял ее Манштейн с большим рвением. Сотни тысяч солдат с массой техники собрал он под Севастополем. Не обижал невниманием и партизан.

Документы свидетельствуют об этом.

29 ноября 1941 года Манштейн приказал: «Ликвидировать уже обнаруженные многочисленные партизанские отряды, не допустить образования новых вооруженных отрядов и таким образом обеспечить безопасность тыловых коммуникаций. Решение этих задач является важным предварительным условием окончательной оккупации Крыма…»[46]46
  Там же, стр. 154.


[Закрыть]

5 декабря 1941 г. Манштейн доложил главнокомандующему группой армий «Юг», что «в действиях против партизан принимают участие:

а) штаб по борьбе с партизанами;

б) румынский горнострелковый корпус с 8-й кавалерийской и 4-й горнострелковой бригадами;

в) 24-й, 52-й и 240-й истребительно-противотанковые дивизионы;

г) румынский моторизованный полк и подразделения 1-й горнострелковой бригады;

д) саперный батальон и подразделения пехотных полков 46-й пехотной дивизии;

е) на различных горных дорогах выставляются кордоны и используются эскортные команды».[47]47
  Ч. О. Диксон, О. Гейльбрунн. Коммунистические партизанские действия, стр. 61.


[Закрыть]

Партизанский лес оказался крепким орешком. Почти год пытался разгрызть его Манштейн механизированными зубами армейского корпуса, подкрепленного целым рядом других частей и подразделений 11-й армии и полицейскими батальонами. Покидая Крым, Манштейн передал своему преемнику генералу Матенклотту большой опыт противопартизанских действий, инструкции и наставления по борьбе с партизанами; передал он и… самих партизан, об уничтожении которых много раз сообщал, но в конце концов вынужден был расписаться в собственном бессилии: «Все время, что я был в Крыму (до августа 1942 года), мы не могли справиться с опасностью со стороны партизан. Когда я покинул Крым, борьба с ними еще не закончилась».[48]48
  Там же.


[Закрыть]

Борьбу с партизанами продолжал Матенклотт, теперь ее ведет Енекке. Он держит карательный корпус в прилесной зоне и на коммуникациях.

Какие только способы борьбы с партизанами не были испробованы! Окружение плотным кольцом с последующим сужением этого кольца. Расчленение партизанских отрядов мощными клиньями и вытаптывание каждого метра леса. Внезапные атаки и преследования. Изматывание частыми нападениями мелких подвижных отрядов…

Многое видели партизаны. Теперь предстояло отразить очередной удар врага. Мы сообщили на Большую землю:

«Против нас готовится восьмитысячная карательная экспедиция. Намечаем меры противодействия. Но от диверсионной и разведывательной работы не отступаем. Для действия на ж. д. нужны магнитные мины, МЗД-5,[49]49
  Мина замедленного действия.


[Закрыть] колесные замыкатели, в. в. сильнее тола…»

Большая земля ответила:

«С ближайшей посадкой то, что просите, пришлем. Сбрасывать на парашютах пока не будем. Тем более магнитные. Срок проведения операции „Сбор фруктов“[50]50
  «Сбор фруктов» – условное наименование рельсовой операции.


[Закрыть] будет сообщен радиограммой за семь-восемь дней».

Лес: «Против нас стоит вторая румынская горнострелковая дивизия с приданными ей полицейскими батальонами. Тут и две группы немецких войск… „Рыхла дивизия“ для немцев неблагонадежна. Немцы усиленно пытаются привести ее в порядок и бросить на фронт. Назначалось несколько сроков отправки. Мы осуществляем ряд быстрых и смелых действий по разложению дивизии словаков и усилению перехода их на нашу сторону».

Большая земля: «Все ясно. Усиливайте разведку. Не допустите внезапности вражеского удара. Действия по работе в „Рыхла дивизии“ одобряем!»

В радиоразговор Большой земли с партизанским лесом вплелась и новая тема.

Большая земля: «По нашим сведениям в Крыму находится фельдмаршал фон Клейст. Разведайте, донесите».

Лес: «Клейст в Симферополе».

Большая земля: «Установите наблюдение. Проследите, куда выезжает, чем занимается».

Лес: «Клейст остановился у Енекке, в особняке на улице Южной. По утрам прогуливается в экипаже по городу и окрестностям. Выезжал в Севастополь. Сейчас на Перекопе. По непроверенным данным, инспектирует инженерные сооружения рубежей обороны».

Большая земля: «За Клейстом усильте наблюдение. Используйте несколько каналов».

Лес: «Дворником в особняке Енекке устроили нашего человека „Штепселя“[51]51
  «Штепсель» – Василий Никанорович Брезицкий, автомеханик из Симферополя.


[Закрыть]. Уборщицей в комнатах Енекке работает женщина, представляющая интерес. Поручили „Штепселю“ установить с нею контакт».

Большая земля: «Усильте наблюдение за главным штабом. Подумайте о более активном использовании Эм-эм. Предупреждаем о строжайшей предосторожности».

Лес: «Все понятно. Гриша, Женя и Белла устанавливают более тесный контакт и новые каналы связи с Эм-эм…»

Утром из Симферополя возвратились Гузий, Женя Островская и Белла. Не торопясь, Григорий докладывал:

– Фельдмаршал фон Клейст совершил инспекционную поездку в Керчь и Феодосию.

Главный штаб начал разрабатывать дополнительные мероприятия по укреплению восточных рубежей обороны. Если помните, так же было и после возвращения Клейста из Севастополя и с Перекопа. На мой взгляд, из этого можно заключить, что фельдмаршал прибыл укреплять Крым.

– Да, – соглашается Колодяжный, – похоже на то, что Гитлер заставляет армию Енекке изо всех сил цепляться за Крым и не намерен его отдавать.

– Еще вот что, – продолжает Григорий. – Эм-эм передал, что главный штаб по распоряжению Енекке закончил разработку подробных схем к приказу о нападении на партизан.

– Когда и куда наносится удар?

– Срок не назначен. Клейст и Енекке держат его в секрете. А направление удара известно – зуйские леса. Это точно. К размножению схем был привлечен и Эм-эм.

Склоняемся над картой, и Григорий показывает исходные позиции противника, расположение блокировщиков, расстановку резервных сил.

Кроме предстоящей схватки с карателями, перед нами стоит еще более важная задача: нанести тот контрудар по врагу, который готовится под условным названием «Сбор фруктов».

По приказу П. К. Пономаренко, начальника Центрального штаба партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования, партизанские минеры всех временно оккупированных врагом районов страны в одну ночь подорвут десятки тысяч рельсов.

Для восстановления путей гитлеровцы вынуждены будут доставлять новые рельсы из своих промышленных баз. А до этого прифронтовые дороги противника будут бездействовать. В этом суть рельсовой войны. Но как парировать вражеский удар, если не знаешь ни времени начала наступления противника, ни срока выхода партизан на «Сбор фруктов»? А что, если карательная экспедиция совпадет по времени с нашей рельсовой операцией?

Принимаем принципиальное решение: рельсовую операцию ни при каких обстоятельствах не откладывать. Для борьбы с карательной экспедицией иметь два плана: если наши диверсанты еще не уйдут в степь, то будет выполняться первый план (силами всей бригады), другой план должен содержать наши контрмеры на случай, если обе операции развернутся одновременно и наши силы в лесу будут незначительны.

Время далеко за полночь. Все стали расходиться. В нашей палатке задержался лишь Григорий Гузий.

– Гриша, ты почему не идешь спать?

– У меня еще одно дело, – говорит он спокойно. – К Енекке и Клейсту у нас есть прямой доступ. Во дворе особняка работает наш человек – «Штепсель», вы о нем знаете. Там же работает уборщицей Мария Михайловна. Мы с Женей собрали о ней сведения. Муж убит немцами на фронте. Восемнадцатилетняя дочь угнана в Германию. В Джанкое фашисты расстреляли ее двоюродного брата. Отсюда – ее настроение… Так вот, прошу поручить мне, совместно со «Штепселем» и Марией Михайловной, подготовить и совершить диверсию в генеральском особняке.

Наступает длительная пауза. Новая задача, новые раздумья.

– Хорошо, Гриша. Готовь. Но об этом никому ни полслова.

– Есть!..

Подгоняемые напряженной жизнью леса, бегут за часом час, за днем день. Наша радиосвязь продолжает разговор с Большой землей.

Лес: «Виктор Хренко разведал систему немецкой обороны Керчи и Феодосии, где в последние дни был Клейст. Нанесли на карту. Составили описание. Пересылаем самолетом. Этой же связью шлем шифровку новых важных сведений от Эм-эм».

Большая земля: «Ваши материалы получены. Командование благодарит. Меры противодействия карательной экспедиции проводите не за счет „Сбора фруктов“, который обеспечьте в ночь на десятое сентября. Продолжайте наблюдать дополнительные объекты обороны по Клейсту».

Лес: «Новые объекты обороны под наблюдением. На укрепительные работы враг сгоняет население. Грише поручен визит в особняк».

Большая земля: «Срочно доложите план визита в особняк. Почему поручено Грише? Зачем рискуете одним из организаторов симферопольского подполья?»

Лес: «Подарок генералам преподносит в генеральской автомашине „Штепсель“. Гриша только организует».

Большая земля: «С планом визита согласны».

Лес: «Завтра генеральский автомобиль направляется в Севастополь. „Штепсель“ подарок получил. Сегодня преподнесет. Шлем шифровку новых объектов обороны Перекопа. Весь боевой состав бригады отправлен на „Сбор фруктов“».

Большая земля: «Шифровку получили. Эта работа остро нужна. Усиливайте».

Лес: «Сообщаем результаты „визита в особняк“. Подарок генералам в их машину „Штепсель“ поставил. Дороге Севастополь подарок сработал, машина разбита. Убиты офицер по особым поручениям, второй немецкий офицер, шофер. Клейста в машине не оказалось».

Большая земля: «Сожалеем. За особняком продолжать наблюдение. Продумайте новый визит. Следите за ходом „Сбора фруктов“. Что нового подготовке карательной экспедиции?».

Лес: «Карательная операция против нас началась».

Ударом на удар

Кто приготовился к бою, тот его наполовину выиграл.

М. Сервантес

Ночные донесения разведчиков на рассвете дополнились новыми. Разведчики Владимир Сидоров и Наташа Деулина сообщили: выход гитлеровцев на Долгоруковскую закончен. Работало двести сорок грузовиков. Насчитано тысячи три солдат.

Несколькими минутами позже появляются дозорные Георгий Свиридов с группой разведчиков и словаки Александр Гира со Штефаном Маликом.

– Под Барабановкой и Петровкой, – сообщают они, – фронтом к лесу расположились два батальона противника. Еще один батальон, численностью до пятисот солдат находится возле Фриденталя.

Прибегает Тася Щербанова. Она из района пещеры Ходжи-Хоба, где в секрете группа наших разведчиков. Они прислали записку:

«На Караби-яйлу за ночь вышло более двух тысяч пехоты, три эскадрона кавалерии. Замечено девять артиллерийских и минометных батарей. Работает примерно двести автомобилей. Силантий».

– Все точно, – подводит итог Котельников, глядя на карту. – И численность сходится – более восьми тысяч, и исходные позиции те, что обозначены на их схемах.

– Стало быть, сведения Эм-эм верны, – говорит Мироныч.

Итак, окружены. Операция началась. И хотя ее ждали, в лесу тревожно. Видимо, привыкнуть к схваткам с врагом, да еще к неравным, человеку трудно.

Хорошо, что удар врага так удачно совпал с нашей рельсовой операцией. Пожалуй, лучше и не придумать. Минеры ушли седьмого – за сутки до немецкого наступления. Опоздай они хоть на день – не прошли бы сквозь кольцо окружения, которым опоясан сейчас лес.

В сроках повезло. Но это не значит, что нам, оставшимся в лесу, стало легче. Все боевые силы, сформированные в четверки диверсантов, ушли из бригады; а у нас осталось менее сотни человек – обкомовцы, штабисты, спецгруппы. В отрядах по три-четыре бойца – вот и все наше войско. С восьмитысячной экспедицией такими силами не повоюешь. Остается единственный выход – сманеврировать, скрыться. Пусть бьют в пустоту. Но… вся сложность нашей задачи и состоит в этом самом «но».

Сквозь полицейский заслон наши минеры проникли успешно, без единого столкновения. Расчет на то, что, собрав силы для наступления на лес, немцы ослабят охранную службу, видно, удался. Однако этого мало. Десятки групп минеров, ушедших из бригады и из автономно действующих отрядов, должны пробраться к железной дороге, взорвать ее и вернуться в лес. На это потребуется трое-четверо суток. Облегчить им обстановку можно, только задержав в лесу карателей подольше, хотя бы до ночи десятого сентября, когда на железные дороги Крыма обрушится удар партизан. А еще лучше – привлечь сюда новые силы фашистов. Следовательно, надо вступить в бой и показать немцам, что партизаны на месте, в лесу.

Мы стоим вблизи западных опушек лесного массива, близ иваненковской казармы. Вокруг выставлены наши дозоры. В каждом – два бойца. Какой-то из дозоров будет обнаружен первым и первым примет удар. Обнаружить себя в этом районе мы преднамеренно помогаем противнику и рацией: несмотря на плотное окружение, рация работает, и немцы могут ее пеленговать. Будто решив напомнить об этом, Степан Выскубов подает радиограмму.

Лес зловеще молчит. Но гробовая тишина его может взорваться в любой миг.

Мирон подносит спичку к бумажной ленте радиограммы, и в этот же момент рядом гремит выстрел, другой, затем длинная пулеметная очередь.

– Огонь!

Крики команд, треск, стрельба. Немцы откатываются. Залегают в низине. Бесприцельно стреляют. Подбегает Ильин.

– Немцы наступают с Долгоруковской! Политрук Казачков убит! – сообщает он и тут же падает раненый.

Прекратив огонь, ждем атаки. К нам долетают немецкие команды, но немцы не поднимаются. А шум стрельбы возрастает. Автоматы стучат восточнее, слышна перестрелка и в северном секторе, и на северо-западе.

В небо взлетают ракеты. Зеленые огни падают в район нашей стоянки. Это поисковые отряды противника указывают своим ударным силам: «Здесь партизаны». Им помогают наши дозорные. Расставленные в разных секторах, они шумят и стреляют: «Да, мы тут, и нас много».

Сейчас враг введет в действие главные силы. Они устремятся сюда.

– Пора! – говорит Николай Котельников, подползая.

Да. Надо переходить к маневру. Но враг вносит поправку.

– «Вперед! Вперед!» – вновь кричат немцы, кидаясь в атаку; они бегут на нас.

– Прицельным… Огонь! – Голоса тут же глохнут в шуме стрельбы.

Отряд, наткнувшийся на нас, невелик. В нем нет и сотни. Понеся потери, он вновь отступает. Огневая схватка глохнет.

– Пора отходить! – настоятельно повторяет начштаба.

Оставляем Федора Федоренко с его штабом: пять минут стрелять и создавать шум.

Выполнив эту задачу, он снимается с обороны и догоняет нас. Сбегаются и все дозорные. Теперь стреляют только с немецкой стороны…

Вступает в действие вторая часть нашего плана. Нашим оружием становится маневр и тишина. Нужно не обнаружить себя. Иначе, заметив направление нашего движения, немцы смогут определить и то место, куда мы стремимся.

В главном дозоре группа Костюка. Зоркие из зорких, ребята должны видеть и слышать все, что впереди. Однако даже на них полностью надеяться нельзя. От стычки в лесу уберечься трудно. Поэтому мы движемся в южном направлении, хотя место нашего укрытия находится на востоке: если враги заметят нас, то истинного направления не разгадают.

– Слева отряд. Движется навстречу, – передает Костюк по колонне.

– Ложись! К бою! Без сигнала не стрелять! – передаются команды. Напряженная тишина. Кажется, никто не дышит. Отряд проходит мимо. Там, где он движется, слышен шум шагов, хруст веток, редкие голоса.

После этого мы продвинулись к югу еще на километр.

И вот вся наша группа уже соседствует с фашистскими блокировщиками. Они – на Долгоруковской яйле, в двухстах метрах от опушки; тут же находимся и мы, только со стороны леса.

Обходим с Егоровым наше войско. Говорим вполголоса – больше глазами да жестами: не шуметь, глядеть в оба, быть готовыми к броску.

Задерживаемся возле матери с ребенком. Ксения Антоновна Братко – симферопольская подпольщица. Предупрежденная о готовящемся аресте, она пришла к нам вместе с малолетней дочкой.

– Зина! – берет девочку Мироныч. – Я все забываю, сколько тебе лет?

– Тли годика.

– О, уже большая. Фашистов, конечно, не боишься.

– Боюсь. Мама боится, и я боюсь.

Зина тянет ручонки к матери и, очутившись на ее руках, жмется к ней худеньким тельцем.

– Мама не боится, – успокаивает комиссар ребенка. – Ксения Антоновна, правда, вы не боитесь?

– Нет, конечно.

– Ну, а тебе, Зина, дадим защитника. А ты не шуми, чтоб фашисты не нашли нас. Ладно?

«Защитником» назначаем Васю Буряка. Снимаем его с обороны и поручаем носить ребенка при переходах, беречь в случае боя.

Возле Пети Ильина хлопочут медики.

– Три тяжелые раны, – сообщает врач. – Много крови потерял. Стрелял, говорит, после ранения. Потом, отходя, нес убитого Казачкова, пока хватило сил…

Густым мелколесьем пробираемся к краю опушки. С пригорка яйла видна, как на ладони. Прямо перед нами, совсем близко – немцы. Стоят колонны грузовиков. Вокруг машин толпы солдат.

Беспокойное соседство. Двинутся эти резервы в лес или пойдет сюда кто-нибудь – столкновения не избежать. Но вражеские стрелки жмутся к машинам: лес пугает их.

К горе Колан-Баир то и дело подлетают самолеты связи. Они сбрасывают вымпел за вымпелом. Туда же, к горной вершине, торопливо шагают пешие связные, тянутся провода полевых телефонов. Сомнения нет: на вершине Колан-Баира вражеский командный пункт.

А над Бурмой взлетают ракеты. Видны они и над Бурульчой. Поисковиков в лесу становится все больше. В этой обстановке к облюбованному тайнику спроста не проберешься.

– А что, если прижаться к немецкому капэ! – шепчет Мирон. – Искать партизан под носом у командующего никому и в голову не взбредет.

Эта дерзкая мысль не выходит из головы.

Дождались темноты. Немцы выставили заставы, и те, как всегда, стали беспорядочно стрелять и пускать ракеты. Обходим шумных охранников и проникаем к подножию Колан– Баира. До немецкого командного пункта рукой подать – полкилометра, не больше. Теперь он «охраняет» нас с запада. С востока таким «прикрытием» служит крупный подвижной отряд врага, расположившийся на ночевку на берегах Бурульчи. С севера и юга мы тоже имеем подобную «защиту». Чем не ночлег? Только бы не шуметь. Но с полной тишиной у нас не получается.

– Товарищ комиссар, поздравляем! – слышится в темноте с трудом сдерживаемый голос радиста Николая Григорьяна. Егоров бросается к нему:

– Ты что, у тещи в гостях? Наступи на язык!

Григорьян переключается на шепот:

– Простите, на радостях забыл.

– Какие радости? – смягчается Мироныч.

– Ваша родная Макеевка освобождена!

Взволнованный комиссар стиснул в объятиях радиста.

С этой минуты до самого рассвета никто не сомкнул глаз и не нарушил тишины. Огромная радость, прилетевшая с Большой земли, переживается молча.

С рассветом враг возобновил передвижение, занимая все новые рубежи. Дозорные сообщили, что отряд гитлеровцев, ночевавший в Бурульче, поднимается к Колан-Баиру. Это хорошо. Нам открывается путь к партизанскому тайнику.

Подбегает Федоренко:

– Давайте стукнем? – глаза Федора, красные от бессонницы, горят нетерпением.

– Я тебе стукну! Иди лучше вперед. А как только противник пройдет мимо, спустимся к месту ночевки вражеской колонны у Бурульчи. Понял?

Движемся к Бурульче по дороге, только что протоптанной неприятельской колонной.

Бурульча, как всегда, шумит. Тянет прохладой. На берегах речки среди камней еще тлеют костры. Повсюду консервные банки, обрывки бумаг, окурки.

Не задерживаясь, идем к цели. И через полчаса, достигнув скрытого места, располагаемся на отдых. Подкрепляемся всухомятку. Пусть каратели собирают силы туда, где вчера был бой, пусть ищут там партизан. Мы же отдыхаем у себя дома. Нас надежно укрывают густые заросли могучего леса и резко пересеченная местность. Чувствуем себя еще увереннее, чем вчера.

Пригревает солнце. Дрема прямо-таки одолевает. Но спать никому нельзя. И я, проверив посты, достаю из планшета дневник.

«Происходящее сейчас в блокированном врагами лесу удивляет. Офицеры Енекке и Клейста обрушивают на головы своих горных стрелков тысячи проклятий, но поднять их в атаку против горстки партизан не могут. А мы с Миронычем с трудом сдерживаем нашу горстку людей от схватки с восьмитысячной оравой»…

Этой же мыслью делюсь и с присевшим рядом комиссаром Егоровым.

– Что, Мироныч, политико-моральное состояние личного состава на уровне?!

– Выше всякого уровня, – с серьезной озабоченностью отвечает он. – Федоренко наш маневр окрестил «перемирием с немцами».

Собираем командиров и комиссаров отрядов. Обсуждаем вместе: ввязываться в бой с врагами или нет?

– В чем состоит задача противника? Обнаружить партизан, зажать и разгромить их. И если в лесу находится только командное ядро бригады, то уничтожить это ядро. Так?

Молчание.

– А в чем, в таком случае, состоит наша задача? Очевидно, никак не в том, чтобы подставить это ядро под удар. Вчера мы пошумели, привлекли силы противника, а сами переметнулись в противоположный сектор. А что дальше? Обнаружить себя и тут? Дать еще бой и затем вновь маневрировать? Или строго придерживаться принятого нами плана: на день-два исчезнуть, потом, когда каратели обшарят район аэродрома и расползутся вновь по всему массиву, второй раз обнаружить себя в том же месте, где дали им первый бой? Пусть опять стягивают туда силы и переворачивают там землю.

Кажется, подействовало. Разошлись. О «перемирии с немцами» ничего не слышно. Но утром вновь является Федор.

– Я не помню, как там по вашему плану, когда опять нам шуметь, но думаю, что сегодня уже пора. Поручите мне, – просит он.

Сдержать его невозможно. Принимаем предложение и разрабатываем задачи. Первое: вывести из леса Гузия с Островской, Владимира Сидорова и других разведчиков, идущих в города и села. Второе. Наступает время возвращения минеров с рельсовой операции. А в лесу прочес. Поэтому надо расставить по тайникам парные посты – «маяки», которые будут встречать наших минеров.

Третье. В «почтовых ящиках» оставить новые задания и пачки листовок для подпольщиков, чтобы те разъяснили населению, что партизаны не разбиты. Только после этого дать новый бой противнику в районе аэродрома.

Силы, которыми будут выполняться эти задачи, стоят в одной шеренге. Малы они до невероятности. В дневнике появляется новая запись: «Пришлось досрочно посылать второй отряд. В его составе: командир отряда Федор Федоренко, комиссар Сергей Черкез, начальник штаба Николай Сорока, начальник разведки Николай Колпаков, политруки групп Дмитрий Косушко и Николай Клемпарский, пулеметчик Михаил Капшук и бойцы: Василий Тоцкий, Григорий Чебота, Петр Помощник. Шесть начальников и четыре бойца. Седьмым начальником пошел Семен Осовский, новый заместитель командира бригады по разведке».

В полдень они уходят. А у нас, в тайнике, который еще больше обезлюдел, время проходит в томительной неизвестности.

Похоже, что нас не найдут. Но как обойдется у минеров? Беспокоит и судьба отряда Федоренко, разведчиков и «маяков». Ведь лес запружен войсками противника.

Но время мы даром не теряем. Комиссар Егоров, редактор Степанов и его помощник Грабовецкий закончили составление текста двух новых листовок.

«Друзья! – читает Степанов первую. – Начался распад искусственно созданного Гитлером союза – Италия вышла из войны…»

– Тс-с! – останавливает его Егоров. – Слышите?

Напрягаем слух. Оттуда, где в лесах затерялся наш аэродром, доносится перестук партизанских автоматов.

– Федя сцепился! – отмечает комиссар. – Не зарвался бы…

В предвечернюю пору мы услышали шум еще двух огневых схваток. А ночью отряд возвратился к нам. Усталый, но довольный Федоренко скупо доложил: