Текст книги "Побратимы
(Партизанская быль)"

Автор книги: Николай Луговой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

Отважные действуют

Счастье всегда на стороне отважного.

П. Багратион

Канун праздника Великого Октября партизанский лес ознаменовал приказом.

«Боевой приказ № 33 по отрядам 1-й партизанской бригады Крыма от 6 ноября 1943 года.

§ 1.

Немецко-фашистские бандиты, чувствуя, что дни их бандитского хозяйничания в Крыму уже сочтены, спешат расправиться с мирным населением. Они расстреливают сотни и тысячи мирных граждан, минируют и взрывают города и предприятия, сжигают села и склады с крестьянским зерном, чинят дикий грабеж населения. А непокоренные советские патриоты все сильнее вступают на путь смертельной борьбы с оккупантами.

§ 2.

Приказываю:

3-му, 6-му, 17-му, 18-му, 19-му и 22-му партизанским отрядам занять указанные ниже населенные пункты, взять население под защиту, восстановить в этих населенных пунктах Советскую власть, вывесить красные советские флаги и провести среди населения митинги и политбеседы, посвященные 26-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции и началу освобождения Крыма.

(Ниже в приказе перечислялись шестнадцать населенных пунктов и устанавливался порядок: силами какого отряда каждый из них будет освобождаться. – Н. Л).

Об исполнении настоящего приказа донести… 7 ноября к 16.00.

Командир 1-й партизанской бригады

батальонный комиссар

Н. Луговой

Комиссар… старший политрук

М. Егоров».

…По холмистому предгорью движутся десять грузовиков немецких марок. Таких много сейчас на дорогах Крыма. Но эта автоколонна необычная. Ее не прикрывают немецкие танки. Она не простреливает прилегающие к дороге кустарники. Из кузовов не высовываются головы в немецких касках. Наоборот. Над каждой машиной полощутся красные флаги. А по бортам – алые полотнища с крупными белыми буквами:

«ДА ЗДРАВСТВУЕТ 26-я ГОДОВЩИНА ОКТЯБРЯ!»

«ЗА СОВЕТСКУЮ РОДИНУ!»

«КРАСНОЙ АРМИИ-ОСВОБОДИТЕЛЬНИЦЕ СЛАВА!»

То выскакивая на холмы, то скрываясь в низинах, пылающая кумачом колонна движется к селам, отрывается все дальше от леса. Вот она влетела в притихшую Барабановку.

И люди, хоронившиеся при виде немецких машин, высыпали на улицы.

– Наши! Наши приехали! – радостная весть понеслась по селу.

Из погребов, сараев, огородных зарослей выползают стар и млад. Они сходятся на площадь.

– Господи! Дождались, наконец!

– Сынок, родной! Дай взглянуть на тебя!

Из машины в толпу спрыгивает парень с винтовкой.

– Здравствуй, мама! Ну, как ты? – прижимает он к груди щуплые материнские плечи.

– Ой, сынок! – дрожит хрупкий старушечий голос. – Два года – будто два века. Сами в погребах, а души один бог знает где. Машина в село – мы дрожим, в дверь постучат – не дышим. Натерпелись, сколько людей потеряли – не рассказать…

Бледные лица женщин, детей, стариков, ветхие одежонки. Да, горе тут в каждой семье, в каждом доме.

– Товарищи! – раздается вдруг гордое, с детства родное, но отнятое врагом слово. Взлетев над толпой, оно перекрывает многоголосый людской гомон, заставляет учащенно биться сердце. А тот, кто возвратил это слово людям, стоит в кузове грузовика, рядом со знаменем. На шапке – косая ленточка и алая пятиконечная звезда.

– Товарищи! – призывно кричит партизанский командир Федор Федоренко. – Мы, крымские партизаны, от души поздравляем вас с двадцать шестой годовщиной Октябрьской революции, с новыми победами Красной Армии, с началом освобождения нашего родного края!..

Радостные голоса и рукоплескания, раздавшиеся в ответ, – тоже новое в жизни этих людей. Два года они не только не аплодировали, но и не улыбались, ходили украдкой, говорили тусклыми приглушенными голосами. Все эти годы они слышали только одно – расстрел. За неодобрительное слово или оскорбление немца – расстрел, за несдачу продуктов – расстрел, за читку советских газет – расстрел! Расстрел, расстрел, расстрел…

С жадностью ловят теперь люди долгожданные слова.

– Перекоп, товарищи, наш! Пройден и Сиваш! И Керченский пролив форсирован. Наши за Днепром. Освобожден Киев!.. Близок час освобождения и Крыма! Оссовины, Маяк, Жуковка, Опасная, Еникале, Баксы, Эльтиген – все эти села близ Керчи уже заняты Красной Армией. Там уже развеваются советские красные знамена.

– Ура!

– Слава Красной Армии!

– Ура!

Площадь ликует.

– Давайте и мы с вами восстанавливать Советскую власть! Выбирайте уполномоченного Совета. Создавайте боевые группы и отряды. Нападайте на оккупантов. Добывайте оружие. Помните, товарищи: спасение каждого из вас от угона на каторгу и от истребления в борьбе. Бейте оккупантов! Пусть горит земля под их ногами!.. А мы вам поможем – дадим командиров, научим, как действовать.

Затаив дыхание, слушают крестьяне партизанского командира. Да и сами партизаны взволнованы не меньше этой встречей. Огромная радость охватила и Юрая Жака, и Иозефа Белко, и Виталия Карамана. Словно оказались они вдруг в своих словацких и румынских селах, освобожденных от оккупантов.

Будто почувствовав это, Федоренко добавил:

– И отбирайте, товарищи, солдат у Гитлера! Вот глядите: с нами словаки, румыны, поляки. Партизанят и испанцы. И живем мы с ними душа в душу.

С этими словами Федор обнимает Жака, Белко, Карамана, а митинг взрывается бурей радостных возгласов, долгим шумом аплодисментов…

…А в лесу формируются новые отряды. Дни и ночи все мы, обкомовцы, командиры и комиссары, заняты этим важным делом. В шестой день ноября мне выпало побывать у ангарцев.

…Склон горы Дедов Курень обставлен островерхими шалашами. Сделаны они мастерски: правильная пирамида из жердей обложена толстым и плотным слоем сухой листвы, вверху дымоходное отверстие, вход затянут куском парусины. В стороне, метрах в ста, еще группа таких же шалашей, только обвешаны они выстиранным бельем и другой одеждой – это гражданский лагерь. Видны хлопочущие у костров женщины, детишки.

Тут, вблизи гражданского лагеря, встречаемся с Евгением Степановым и командиром Ангарского отряда Козиным.

Отряд сформирован. Народ хороший. Все рвутся в бои. Только оружия маловато.

Вместе идем на митинг в седловину. Сгрудившаяся масса разновозрастных людей, скала вместо сцены, на ней мужчина и широкоплечая средних лет женщина. Строгое, чуть скуластое лицо, широкое темное платье, поношенный ватник, по-деревенски туго повязан серый шерстяной платок.

– Это наша тетя Катя Халилеенко, – поясняет Степанов. – Задумала звать в лес всех жителей Крыма. Обратилась к ним с письмом. Это письмо отпечатали, получилась листовка. Видит она плохо, и потому читает письмо Петр Шпорт.

«Уходите из фашистской неволи!..Мы не покорились. Всеми доступными нам средствами сопротивлялись фашистам, боролись против них. Никогда советский народ не стоял на коленях перед гитлеровцами и никогда не будет рабом… Немцы издали приказ о так называемой эвакуации населения. Но мы подумали всем миром и решили избежать неволи. Все мы поднялись и, как один, ушли из деревни в леса и горы, к нашим родным людям, отважным и героическим партизанам. Они помогли нам спастись от немцев… Все, кто способен носить оружие, влились в ряды боевых отрядов, и мы поклялись, что будем беспощадно мстить врагу за все его преступления. Это единственно правильный путь спасения.

Друзья, товарищи! Мы призываем вас последовать нашему примеру. Присоединяйтесь к нам. Не выполняйте приказов немцев! Поднимайтесь всем миром и уходите в горы и леса под защиту крымских партизан. Забирайте с собой продовольствие, скот, добро. Уходите немедля! Смелее, друзья!»[73]73
  Партархив Крымского обкома Компартии Украины, ф. 156, ед. хр. 5032, л. 19, 19 об; ед. хр. 5033, л. 23. Открытое письмо жителей, ушедших из немецкой неволи, к населению Крыма было принято на митингах и подписано представителями сел Ангара, Чавке, Шумхай, Ивановка, Мамак, Тернаир, Соловьевка, Фриденталь, Барабановка, Петрово, Баланово, Зуя и др. Размноженное типографским способом в виде листовки, оно было распространено партизанами и подпольщиками по всем городам и селам Крыма.


[Закрыть]

Козин дает мне клочок серой измятой бумаги.

– Это «нота» тети Катина, – говорит он. – Прочитайте.

С трудом разбираю нестройные буквы, написанные рукой не очень грамотного человека:

«Господин жандармский начальник!

Мы отбыли к партизанам. Ненадолго. Не обессудь, собака, что без спросу отлучились. Старосту и полицейских не ищите – мы прихватили их с собой. Так лучше, с пустого села и взятки гладки. Не гневайся, сучий сын. Скоро свидимся, сочтемся с тобой, паскуда!

Тетя Катя».

– Это наш разведчик Василий Савопуло принес, – говорит Козин. – Ангарцы, когда уходили в лес, у села в кустарнике оставили наблюдателей. Те все видели. Гитлеровцы, обнаружив пустые хаты, всполошились, забегали по селу. Из конюшен вытащили связанных солдат-конюхов с кляпами во рту. Жандармский майор построил солдат и допрашивал их, куда девались жители. А кто-то из вестовых принес и прямо перед строем вручил майору вот эту записку. Тот прочитал, позеленел от злости и затоптал «ноту» в землю.

…Отряд ангарцев выстроен в две шеренги. В основном молодежь и старики. Лишь изредка заметишь человека среднего возраста. Самодельные овчинные шапки и кепки, видавшие виды ватники и полушубки домашней обработки, разносортная обувь: стоптанные опорки, побитые полуботинки и постолы из сыромятной кожи. Но глядит каждый уверенно, с достоинством. Винтовок – одна на пятерых, пулемет и противотанковое ружье – на весь отряд. У остальных либо топор, либо самая обыкновенная палка – метра полтора-два длиной и в руку толщиной.

С противотанковым ружьем стоит смуглолицый паренек. Ружье почти вдвое выше его.

– А где бронебойщик?

– Я бронебойщик!

– Как фамилия?

– Расторгуев Александр Емельянович.

– Специалист, говоришь?

– Да. Надеюсь, не подведу.

Иду вдоль строя. Рослый седобородый старик. В его руке увесистая кизиловая палка.

– Скажу, отец, откровенно. Чувствуем себя виноватыми за такое вооружение. Но выхода другого нет: в боях будем добывать.

– А вы не терзайтесь, – спокойно отвечает старик. У меня, кроме дубины, еще кое-что есть.

– Что?

– Злость на фашистов! К тому же хорошо знаю местность, повадки врага. Знаю, где он, негодник, спит и куда ходит до ветру. Под слежу, протяну этой палочкой – и не пикнет, гадина.

Отряд Козина уходит на боевую операцию в предгорное село Чавке[74]74
  Ныне с. Сорокине.


[Закрыть]. Там стоит гарнизон противника. Он невелик – две сотни. На него и должны напасть партизаны нового отряда. У них мало оружия, совсем нет боевого опыта. Но есть знание местности и расположения врага и, самое главное, есть неукротимое желание сразиться с ненавистными оккупантами. Их провожает в бой и будет ждать с победой население гражданского лагеря – матери и жены, отцы и дети. И еще одна сила на их стороне – отряд Колотилина, тот, который привел Кутищев. Севернее и южнее Чавке он должен стать заслонами. И тогда ни по Алуштинской автомагистрали, ни по другим дорогам не сможет подойти подкрепление чавкинскому гарнизону.

Ночью, когда партизанский лагерь спал, из долины Салгира донесся огромной силы взрыв. Люди выскочили из шалашей, но перестрелки в районе Чавке не слышно: то ли отвоевались ангарцы, то ли еще собираются?

А севернее, в той же Салгирской долине, где-то под Симферополем, тоже неспокойно. Раз за разом вспыхивает перестрелка. Бухают взрывы гранат. Наступает минутная тяжкая пауза – и опять бой. Там, в Эски-сарае[75]75
  Ныне с. Пионерское.


[Закрыть] действует отряд Федора Федоренко. С ним и словаки, которых повел Юрай Жак.

Ранним утром в лагерь прискакали на лошадях оживленные и довольные Козин, Колотилин и Шпорт. Докладывают, что операция в Чавке удалась. Партизаны окружили село. В штабное помещение и во все дома, где стояли жандармы, забросили по гранате. Насчитали семьдесят трупов немецких солдат. Остальные гитлеровцы разбежались, подняли тревогу в соседних селах, но наступать ночью побоялись. Отрядом взяты штабные документы и полмешка вражеских орденов и медалей.

– А что за взрыв был ночью в вашем районе?

– То мы склад боеприпасов взорвали. Взлетело несколько тысяч дорожных мин и вагона два тола.

– А взорвали-то как, – говорит комиссар Шпорт. – Из противотанкового ружья. Склад обнаружили, а подрывников и техники нет. Тогда установили на бугре противотанковое ружье, выждали, пока отряд удалится, пропустили группу прикрытия. Выстрелил Расторгуев первый раз – ничего, еще выстрелил – как рва-нет, аж земля вздрогнула!..

Да, хорошо провели операцию ангарцы.

– А знаете, зачем тут появилось столько взрывчатки? – задает вопрос Шпорт. – Немцы думали после своего отхода дорогу минировать. И приготовились взорвать плотину Аянского водохранилища, чтоб оставить без воды Симферополь.

Появляются вестники из 21-го отряда – Иван Сырьев и Эммануил Грабовецкий.

– Отряд при одном пулемете и десяти винтовках совершил нападение на кавалерийский гарнизон села Розенталь [76]76
  Ныне с. Ароматное.


[Закрыть]. Исходные позиции заняли успешно. Проводниками были местные жители. Помогла и румынская группа нашего отряда во главе с Виталием Караманом. Бой длился два часа. Южная часть села и его центр, помещение штаба полка, оружейный склад были нами заняты. Уничтожено более сорока гитлеровцев. Отряд полностью вооружился. Взято тридцать лошадей. Боезапас доставлен в лес и забазирован.

Наконец появляется и Федоренко. Идет он, как всегда, энергично, но лицо почему-то скорбное.

– Задание выполнено, – скупо рапортует он и добавляет: – Ранен Юрай Жак. Может, даже смертельно.

Сначала все шло хорошо. Без шума обложили село. Пробрались к исходным позициям. Однако полной внезапности удара не получилось: то ли патрульные заметили, то ли встревожил шум стрельбы, донесшийся из Чавке. Но едва начав атаку, партизаны встретили дружный отпор.

Завязался бой – жаркий и суматошный, полный неожиданностей и неразберихи. Длился он больше часа. Лишь после того, как группа Колотаева, ведомая отрядным командиром, разгромила главный очаг сопротивления в казарме, немцы стали разбегаться. А у табачного сарая бой кипел с прежним напряжением.

Стучали пулеметы, то и дело вспыхивала автоматная перестрелка. Гитлеровцы обороняли склад оружия и боеприпасов.

Цирил Зоранчик и Венделин Новак с пулеметом пробрались под защитой каменной стенки к сараю и вывели немецкий пулемет из строя. Другое пулеметное гнездо забросали гранатами Фус, Шмид и Слобода. Но вражеские автоматчики, засевшие в двух окопах, бешено сопротивлялись. Нужен был последний натиск, и Жак рванулся вперед:

– До утоку! До утоку, словаци!

Все поднялись в атаку. Завязалась короткая рукопашная схватка. И тут, в запале, никто не заметил, что Жак уже не командует…

…Когда кончился бой, партизаны построились на сборном пункте. А где же Юрай Жак?

Вспомнили, что последний раз слышали его команду возле склада. Бросились к складу, обыскали улицы, дворы. Уже близился рассвет, а до леса не близкий путь – пятнадцать километров, и все – в гору. Каждому ясно: если к утру не оторвешься от Симферополя, не выйдешь из тесного окружения – погибнут два отряда. Но партизаны не из тех, кто бросает друзей на поле боя! Жака нашли в противотанковом рву, за селом. Медсестра Рыбовалова услышала стон, вытащила изо рва раненого и привела на сборный пункт.

У санитарной палатки многолюдно, но тихо. Безмолвной группой стоят словаки. Здесь и бойцы отряда Федоренко. Возле медиков неотступно Николай Сорока и Вася Буряк.

Жак лежит на животе. Шея подперта лубками. Плечо, грудь и спина обложены ватой и забинтованы. Но и сквозь повязку выступили пятна крови.

Врач спешит нам навстречу:

– Товарищи, к нему нельзя. Каждое движение может стать последним.

– А что у него, доктор?

– Разрывной. В плечо. Выходное отверстие в спине. Разворочена лопатка. Осколки, видно, попали и в легкие.

– Доктор! Надежда есть?

Врач пожимает плечами, глаза его смотрят в землю.

– Надежда? Почти никакой, – перейдя на полушепот, отвечает он, – после разрыва пули в груди не живут. Большая потеря крови. Внутренние кровоизлияния. Очаги поражения в области сердца. Сами понимаете…

Утром у села Толбаш партизаны 2-го и 6-го отрядов, под общим командованием Федора Федоренко, на голову разбили румынский батальон карателей, явившихся сюда для разведки леса боем. В этой жестокой схватке погиб Франтишек Бабиц. Его нашли после боя. Вокруг валялись семь вражеских трупов. Дорогой ценой заплатили враги за попытку взять партизана. В уже застывшей руке Франтишека крепко зажат пистолет. В виске пулевая рана – сам добил себя последней пулей, но не сдался…

А в штаб поступают все новые донесения.

Отряды Ивана Урсола и Ивана Крапивного разбили полицейские гарнизоны в селах Бодрак и Курцы. Около двухсот юношей и девушек, схваченных фашистами для угона в Германию, освобождены.

8-й, 10-й и 11-й отряды под командованием Владимира Кузнецова разгромили гарнизон противника в селе Шахмурза[77]77
  Ныне – Высокое.


[Закрыть]. Взорваны два моста на шоссе, пять грузовиков. Убито более ста гитлеровцев.

В ногу с партизанами шагают и подпольщики.

«Муся» – Александра Андреевна Волошинова сообщает:

«Первая пятидневка этого месяца сложилась в нашей группе так: первого ноября в районе полустанка Кара-Кият взорван железнодорожный состав с артиллерийскими снарядами. В нем более девятнадцати вагонов боезапаса, восемь вагонов с теплым обмундированием и двадцать других вагонов. Второго ноября возле Богдановки, вблизи Симферополя, взорван штабель снарядов. Четвертого ноября на евпаторийской железнодорожной ветке уничтожено четыре вагона с солдатами. Пятого ноября взорван грузовик с немецкими солдатами… Открылась возможность смелее работать на железной дороге силами группы Хрена (В. К. Ефремова), но мин не хватает. Третьего дня последние пять мин отнесли Хрену…»

А вот еще три записки.

«Положение в Симферополе немного стабилизируется. Фашисты вовсю распинаются, что немецкая армия имеет „успехи на фронтах“, что скоро наступит перелом в пользу немцев. Очень много пишут и говорят о партизанах. Порочат. Моя работа налаживается. Писать не стану – Павлик расскажет. Давайте мины, газеты, листовки. Пришлите пистолеты. Крепко жму руку. Андрей»[78]78
  И. А. Козлов.


[Закрыть].

«Подпольному центру.

Донесение.

14 октября 1943 года. Взорван склад горючего на нефтебазе ж. д. станции Симферополь. Бабий, Енджеяк.

23 октября. Взорван склад горючего в районе улицы Битакской. Косухин, Бабий, Стауэр.

27 октября. Взорван штабной автобус на улице Карла Либкнехта. Семняков.

5 ноября. Взорван гусеничный тягач в районе сельхозинститута. Ееннадий Гуляев.

СПО»[79]79
  СПО – Симферопольская подпольная организация, руководимая Анатолием Косухиным, Борисом Хохловым.


[Закрыть].

«Т.т. Ямпольскому, Луговому.

За последнее время сделано меньше, чем надо. Штепсель перешел на новую работу сцепщиком. Он столкнул два паровоза, взорвал дрезину, в буксы пятнадцати вагонов засыпал песок. Курская взорвала вагон с посылками и почтой. Жбанов минировал путь – разбилось только три вагона. Я продолжаю работать на хлебозаводе. Испортил около ста тонн хлеба. Фунель и Валя силами своих групп распространили всю литературу. Пока все.

Дядя Юра.

Вот еще что. Черти вы этакие! Кто же так нападает? Вы шумите под живкомбинатом, в городе немцы паникуют, а мы ничего не знаем. Послушайте старика, в другой раз так не делайте. Загодя предупредите нас. И ударим разом: вы из лесу, а мы отсюда. Получится.

Д. Ю.»[80]80
  Дядя Юра – Павел Павлович Топалов, руководитель Симферопольской подпольной организации. Приписка объясняется тем, что нападение 4 ноября, совершенное группами Ивана Семашко и Юрая Жака, и вызванная им паника в городе были истолкованы подпольщиками как неудавшаяся попытка партизан захватить город.


[Закрыть]

На Большую землю летят наши скупые радиодонесения:

«…8 ноября 2-й отряд при поддержке группы 6-го отряда напал на… противника, численностью до 250 румын в районе деревни Толбаш. Отряд противника разбит. Уничтожено 70 румынских солдат. Захвачено 30 винтовок, 2 пулемета, 20 повозок, 39 лошадей… Ямпольский, Луговой».

«…8 ноября… 6-й отряд в результате столкновения с противником уничтожил 38 солдат и офицеров. Взяты трофеи: 18 винтовок, 1 ручной пулемет, 16 лошадей, 6 повозок…»[81]81
  Партархив Крымского обкома Компартии Украины, ф. 156.


[Закрыть].

«…8 ноября 19-й отряд уничтожил 5 вражеских солдат, ранил 3. Захвачено 2 винтовки, 1 пулемет, одна лошадь.

С нашей стороны потерь не было».

Занятые заботами и тревогами, партизаны все же нашли время отметить 26-ю годовщину Октябрьской социалистической революции.

Зал торжественного собрания – поляна близ сосняка. Вперемежку с бойцами сидят старики, женщины, дети. В центре огромного круга – костры.

Докладчик – комиссар Буряк выступает по-партизански: не с трибуны и без тезисов:

– В сорок первом году мы сдавали Одессу. И Перекоп. И Крым. А сегодня Перекоп наш. И здесь – лес наш. И вокруг, в селах – красные знамена!

Оратор перечисляет освобожденные села: Барабаковка и Петровка, Соловьевка и Баланово, Тернаир и Новоивановка, Нейзац и Фриденталь. «Зал» оживает. Лица людей светлеют, сияют гордостью. Вот поднимается словак Александр Пухер. Он взволнованно обращается к партизанам.

– Драги приятели! Приймить од словаци горюче благожелание з святом революции. Од нас приймить. Од тех, аки ще в «Рыхла дивизии», в неволе. И од тех, аки живут на Словатчине, а точуть ножи проти фашистов.

– И од тех словацив, аки на легионе Людвика Свободы! – выкрикивает кто-то из словаков. А Пухер продолжает:

– В цей великий день мы дякуем вас, русских, за вашу революцию. Она допомогла чехам и словакам развалить Австро-Венгерску монархию. А ще бильш дякуемо за разбитие фашистив.

Его с жаром поддерживает Александр Гира:

– Вы, русски, допомагаете нам. А ак мы вызволимось од фашистов, зробим социализм в Словакии и будемо жить с Советским Союзом, ако зараз живемо з вами на лесе – в великому приятельстве…

После собрания нас окружают словаки.

– Скажите, будь ласка: аки висти з Великой земли о самолете Юраю Жаку? Ака погода?

Несколько суток раненый Жак ждал самолета, а летной погоды все не было.

Наконец, получили радиограмму:

«Погода трассе улучшилась. Встречайте самолет для Жака».

Провожать Юрая Жака пришли бойцы словацкого и федоренковского отрядов. Собрались возле него и представители всей бригады. От раненого не отходят Зоранчик и Федоренко, Сорока и медсестры Шура и Наташа. Их заботливые руки то поправляют подушки, которыми он обложен, то кормят больного.

Прибегает и Николай Плетнев.

– Ты вот что, Юра, – с ходу присаживается он Жаку. – Не падай духом. Гони от себя плохие думки, Это самое главное.

Николай не взбадривает и не внушает, а просто из сердца в сердце передает пережитое им самим. У него тоже позади три раны, проводы и дружеские наказы.

– Ночью или, самое позднее, завтра попадешь в наш партизанский госпиталь, в Пашковскую. Там так: если до операционного стола Полины Васильевны Михайленко дотянул, значит, считай, выжил. Она самых разбитых сшивает. Потом кровь перельет, прикажет носа не вешать… Я был в ее руках – знаю.

Жак, усаженный заботливыми руками друзей в самолет, улетел, но незримо продолжает жить в нашем партизанском кругу. По сердцу пришлись партизанам и несгибаемая воля Жака-антифашиста, мужество, с каким он переправлял словаков на сторону Красной Армии и вел группу из Больших Копаней в крымские леса; и отвага, проявленная в дерзких набегах на фашистов. А теперь он, вслед за Николаем Горным, Иозефом Грманом и Павлом Лилко своей кровью скрепил нашу дружбу. Такое не забывается!