Текст книги "Шемячичъ (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– Ты привел. С тебя и спрос будет…

– Почему с меня? – завертелся ужом Януш. – С хозяина постоялого двора, с трактирщика спрос. Он позволил обидеть гостей… если не сам руку приложил.

– Так тащите сюда чертова трактирщика, – отпустив толмача, топнул в гневе ногой рыльский наместник. – Да поживее!

Бояре и вои толпой рванули за хозяином постоялого двора и трактира. Януш – впереди всех, спешил оправдаться. Притащили, награждая тумаками, забыв, что они не у себя в Рыльске, а в чужом граде, в чужой земле, где со своими уставами и ходу-то нет.

– Вот! – передали князю.

Тот с разворота сразу кулаком в ухо:

– Где кони, прохвост?

– Какие кони? – упал на колени трактирщик, вспомнив враз русскую речь.

– Наши! – дал пинка ему Василий Иванович, чтобы стал понятливее.

– А разве ваши не все на месте? – ожег черным глазом русских бояр и воев трактирщик.

– Не все. Двух коней нет, – стал успокаиваться князь, перестав пинать негодяя.

– Пан, возможно, шутит? – встал с карачек трактирщик. – Или хочет за счет бедного Иосифа Кактуся двумя новыми конями разжиться?.. Ведь все ваши кони целы, Маткой Боской клянусь!

– Как целы? – опешил от такой наглости Василий Иванович.

– Целы, – видя, как вокруг собираются заспанные челядинцы, осмелел хозяин постоялого двора. – Кого угодно спросите – целы. Любой вам скажет, что сколько вчера у вас коней было, столько и нынче имеется. Верно? – обратился он к своим слугам.

– Да! Да! Верно! – согласно закивав кудластыми головами, весенним вороньем загалдели те.

– Они это, – указал трактирщик пальцем на слуг, – и под присягой на королевском суде подтвердят. А ты, пан москаль, не дерись, а то враз стражу кликну – и окажешься в королевском замке. Причем под замком, – хищно ощерился он желтыми, как у старого жеребца, зубами.

– Да я тебя… – побелев от злости, потянулся рыльский князь-наместник дланью за саблей.

– Эй, слуги! – заорал прохвост. – Немедля стражу зовите. Убивают! Грабят!

Кто-то из слуг тут же метнулся на улицу, громко крича что-то по-польски. Другие схватились за колы и невесть откуда взявшиеся оглобли. Рыльские бояре и вои тоже столбами не стояли – потянулись за саблями. Дело грозило нешуточным оборотом.

– Княже, – подскочил Януш Кислинский к Василию Ивановичу, – мы не у себя в Рыльске. Тут иные законы. Нам лучше уйти подобру-поздорову, пока в узилище действительно не посадили.

– Я на тебя, негодяй, найду управу, – пообещал Василий Иванович трактирщику, вгоняя клинок в ножны и направляясь к оседланному коню. – Знай, не сносить тебе головы. Или на виселице висеть, или плахе кланяться… Вот только увижу короля, так и обскажу ему, как в его столице русского князя встречали-привечали. А уж он-то распорядится…

Вскочив на коня, Василий Иванович махнул дланью – остальным следовать за ним.

– Этих, – указал он на Фомшу и Прошку, – забрать с собой. Я позже с ними разберусь. Слуг, коли станут препятствовать, плетьми попотчевать. Да погорячее ожечь!

Рылян долго просить не пришлось. Быстро разобрали уже оседланных коней, в том числе и заводных. Потом взвалили на свободных, награждая тумаками, так и не протрезвевших горе-стражей, и поспешили покинуть негостеприимный постоялый двор. Погони, слава Богу, не оказалось. То ли слуга трактирщика Иосифа был не столь расторопным, что стражников не нашел, то ли вообще не искал, а только делал вид, то ли нашел, да стражники не спешили исполнять свои обязанности. Как бы там ни было, но Василий Иванович и сопровождавшие его люди беспрепятственно покинули городские ворота Кракова.

Когда град оказался за спиной, и кони с рыси перешли на трусцу, рыльские всадники долго плевались, проклиная хитрюгу-трактирщика и весь польско-еврейский люд. Словно забыли, что и у самих всяких хитрецов да татей разбойных на путях-дорогах тоже хватает. Погони из Кракова по-прежнему не было, и это успокаивало. Когда же нерадивцы Фомша и Прошка протрезвели, то с сальными ухмылочками повинились, как приятно провели ночь с полногрудыми польками-служанками. Те-то их и подпоили вином с сонным зельем.

– Прости, княже, бес попутал, – винились хмуро.

– Что ж, сладенькое вы, служивые, уже попробовали, теперь не обессудьте опробовать и кисленькое, – выслушав несвязные оправдания, сказал Василий Иванович и приказал всыпать им плетей. – Заодно и бесам перепадет, чтобы в другой раз не путали христианские души… И стоимость двух коней не забудьте возместить. А помощником вам будет пан Кислинсий, так опрометчиво нашедший разбойничий вертеп для нас.

Тут уж Фомше и Прошке было не до ухмылок, но назначенное количество ударов вынесли стоически. Ни единым стоном не осрамились. Только губы изрядно покусали, пока держали боль в себе.

Хмур был и Януш Кислинский: княжьи кони-то стоили немалых денег. Сразу и не наскребешь… Придется отрабатывать. А это постоянная зависимость от рыльского князя.

3

Киев – мать городов русских – встретил рыльских всадников колокольным перезвоном и людским гамом. Здесь тоже было немало каменных зданий, особенно светлых Христовых храмов. И первая церковь – Десятинная, и Софийский собор, и церковь Спаса на Берестове, и храм святой Ирины, построенный некогда самим Ярославом Мудрым, и Кирилловская церковь, и храмы Выдубецкого да Печерского монастырей. А еще их колокольни. Но все это было каким-то теплым, близким, родным. Притягивало к себе, манило.

Как ни спешил Василий Иванович Шемячич на прием к королю Казимиру Ягелловичу, который, слава Богу, действительно оказался в Киеве, но пройти мимо Десятинной церкви, Софийского собора и Печерского монастыря не мог. Везде побывал, везде свечки за здравие родителя поставил, везде горячую молитву о даровании помощи в его начинаниях сотворил.

Не прошло и трех дней, как был он принят Казимиром. Король, которому шел пятьдесят пятый год, но который был свеж и крепок, помнил о просьбе князя Ивана Дмитриевича Шемякина не оставить своей милостью сына, ежели случится беда. Поэтому без лишних хлопот и проволочек оставил за ним весь удел: и Новгород Северский с присудом, и Рыльск с окрестными волостями. Узнав о том, как юный рыльский князь лишился двух коней на постоялом дворе, Казимир от души посмеялся: «Не зевай!» Но потом распорядился дать Василию Ивановичу трех коней с полной сбруей в качестве подарка: «Только верно служи». А вот на злотые для выкупа родителя не расщедрился. То ли прижимист был без меры, то ли в казне королевской одни мыши и шуршали…

Домой князь рыльский и северский Василий Иванович Шемячич возвращался в приподнятом настроении. «Если с уделом удалось, то и с выкупом удастся. Господь не оставит своей милостью», – мыслил, покачиваясь в седле в такт неспешной рыси.

Стояло ясное летнее утро. Солнышко, легонько оттолкнувшись от курчавых верхушек деревьев темневшего вдали леса, веселым, улыбчивым колобком катилось по лазоревому своду небес. Иногда, словно играя в прятки, забегало за невесомые перышки облаков, но, побыв там краткое время, подмигивая лучиками, вновь спешило приветствовать все живое на земле.

Степь, по которой неспешно рысил отряд рыльского князя, играла разноцветным травостоем, брызгала из-под копыт изумрудно-жемчужной росой. Радуясь ясному дню, щебетали птахи, натужно жужжали шмели, с едва уловимым дзиньканьем проносились трудолюбивые пчелки, с нудным писком зависали оводы и комары. Яркими огоньками мелькали бесчисленные бабочки. Неумолчно стрекотали кузнечики. Казалось, вся степь – не только бескрайний простор, но и бесконечный звон, где даже воздух вибрирует и звенит. Жизнь бурлила.

Кони, почти не понукаемые седоками, шли ходко, спеша покрыть как можно больше расстояния по утренней свежести. Иногда коротко всхрапывали. Но не от устали, а от озорства и собственной мощи. Чутко прядали ушами – нет ли какой опасности впереди… Опасность могли представлять волки и люди. Но волки были сыты и держались подальше от людей по лесам и буеракам. А люди?.. Из людей были опасны крымцы и ордынцы. Но крымчаки после прошлогоднего похода дуванили награбленное и о новых набегах на русские окраины Литвы и Польши не помышляли. Ордынцы же были заняты междоусобной борьбой за ханский трон после смерти хана Ахмата, и им было не до походов в земли русов. Не было опасности и со стороны Московского государства. Иоанн Васильевич, избавившись от орд Ахмата, о собственных походах на Литву еще не помышлял.

Словом, жизнь в утренней степи была прекрасна. Но стоит золотому обручу солнца докатиться до зенита, стоит дохнуть полуденному зною, как и степь померкнет да поблекнет, и жизнь в ней замрет до самого вечера. Все живое: и птицы, и жучки-паучки, и пчелки-хлопотуньи – постарается спрятаться в тень поникшей травы. Только беззаботные бабочки да шумливые стрекозы и будут порхать с травинки на травинку. И, конечно же, – слепни да оводы проклятые. Этим кровососам любая жара нипочем. Не пропадет и звон. Но это будет другой звон – звон зноя. Удушливый и нестерпимый.

Обратный путь для рыльской дружины был куда короче: день-другой неспешной езды от Киева до Чернигова, день-другой от Чернигова до Путивля. Ну, и день от Путивля до Рыльска. Куда спешить, когда вокруг своя русская земля…

На радостях от успешно разрешенного дела юный князь Василий Иванович одарил деньгами служивых: бояр – золотыми, дворовых служивых – серебряными. Простил долг нерадивым дворовым людям Фомше и Прошке.

– Впредь не блудите и верно служите.

Те божились и крестились, призывая в свидетели всех святых и саму Богородицу, что больше князя не подведут, хмельных напитков даже не пригубят, а от баб, как черт от ладана, подальше держаться будут.

– Тогда вам не в дружину, а в монастырь, – смеялись над их клятвами служивые, как и князь, не очень-то верившие в искренность сказанного. – Только на монахов вы что-то мало похожи: рожи-то разбойные… Да и длани привычны не к кресту, а к рукояти сабли.

Был прощен князем да одарен золотым ефимком и толмач Януш Кислинский, в котором и впредь имелась нужда:

– Считай, что квиты.

– Благодарствую, – принимая золотой, поклонился толмач. – Рад и впредь служить вашей светлости.

– Рад слышать такое, – улыбнулся открыто и искренне князь. – Думаю, что послужить еще придется. Предстоят переговоры о выкупе родителя… Кому, как не тебе их вести.

Добравшись до Рыльска, князь Василий Иванович Шемячич тут же известил матушку, а также князя Андрея Ивановича Стародубского, что поездка к королю увенчалась успехом. И в посланной им грамотке попросил оказать помощь в сборе выкупа. Еще раньше, когда был в Чернигове, о том же имел беседу и с князем Семеном Ивановичем. Тот обещал, но как-то без видимой радости. Скорее, чтобы избавиться от просителя. Оставалась надежда на мать-княгиню и ее отца – князя Андрея Стародубского. Одному, как понимал Василий Иванович, выкуп было не потянуть. За плененного князя крымцы заломят такую цену, что хоть частым гребнем прочеши удел, злата не собрать.

Как ни торопился рыльский князь начать переговоры с крымским ханом Менгли-Гиреем о выкупе родителя, но раньше осени хода делу не было. Никакой оказии не подворачивалось, да и людей, способных к переговорам, не находилось. Одного толмача Януша, как бы предан и хорош он ни был, в Крым не пошлешь. Кислинский, если и доберется живым до ханского дворца, то вряд ли хан захочет видеть его пред своими очами. А уж вести переговоры… тут даже и мыслить не стоит. А вот с купцами, как известно, и встречается, и беседы ведет. К тому же купцам и передвигаться проще: каждый государь, если он не глуп, конечно, заботится о безопасности их передвижения.

По осени, как только первые купеческие струги, наполненные до краев золотом рыльских полей – житом, двинулись вниз по Сейму, с одним из известных купцов отбыл и Януш. Возвращение его ожидалось не ранее весны следующего года. И то при условии, что все будет благополучно.

Глава пятая

Курск. Февраль 2013 года

1

Февраль в Курске начался с того, что вновь небо, как и в январе, куксилось, хмурилось, разрождалось мокрым снегом, а чаще дождями. Впрочем, по ночам случались и заморозки. И тогда огромные сосульки свисали с крыш домов, настораживая обитателей. Треснут по голове – и уже не искрами из глаз попахивает, маршем Шопена. Но тот, кого треснут, марша не услышит.

Начиная с лета, синоптики предупреждали о необычайно холодной и снежной зиме. Однако бог миловал, ни рождественских, ни крещенских морозов и холодов на Курщине не задалось. На Крещение в водную купель забирались под небесную капель.

Выпавший в середине декабря снег, пушистый и хрусткий, радовавший детвору и взрослых своей чистотой и искристостью, давно потерял пышность и привлекательность. И если не раздражал, то и добрых эмоций не вызывал. Гололед покрыл тротуары. Да не ровным слоем, а колдобинами и ухабинами. И люди, даже спеша на работу, не шагали размашисто, а семенили мелкими шажками, опустив взгляд под ноги, чтобы, не дай Бог, не оскользнуться и не покалечиться. И если на дворе с вечера шел снежок, а с утра погода вновь куксилась, как избалованный ребенок, то на тротуарах к прежним рытвинам и неровностям с звучным чавканьем перенасыщенного водой снега под ногами неминуемо добавлялись новые. А стоило только морозцу чуть-чуть схватить это желе, изрядно сдобренное песком, как на вершине слоеного пирога гололеда появлялись новые ямы и ямочки, рытвины и рытвиночки – словом, ухабины.

И вот уже сведения из травмпунктов больниц, передаваемые по радио и местному телевидению, как сводки с полей военных действий, говорят о сотнях раненых и госпитализированных человеческих особях. Как ни береглись люди, но избежать травм удавалось не всем. Таковы были особенности этой зимы в Курске. Кто-то бранил синоптиков за ошибки в прогнозе, кто-то – правительство, а кто-то и того выше. Однако были и те, кто говорил «спасибо» небесной канцелярии, что не уподобила курян некоторым городам Сибири, в которых при сорока – и пятидесятиградусных морозах из-за холодов вышли из строя теплоцентрали и котельные. Вранье и головотяпство властей и подведомственных им коммунальных служб выплыло налицо, но разве «вымороженным» жителям этих городов от этого стало лучше?.. Нисколько!

Не в лучшем состоянии были и курские дороги. В центре, перед городскими и областными властными структурами, коммунальные службы еще что-то делали, чтобы гололед не бросался в глаза. На периферии же – даже и не думали. Потому информцентр ГИБДД УМВД по Курской области каждый вечер «радовал» курян десятками, а в иные дни и сотнями ДТП – дорожно-транспортными происшествиями. Нередко они заканчивались смертельными результатами. А уж сколько искореженных автомашин оставалось на обочинах дорог, такого, возможно, и в годы войны было не увидеть. Впрочем, ДТП стали бичом не только Курска и Курской области, но и всей страны – России. Об этом сам Президент с возмущением и болью вещал из ящиков телевизоров, призывая региональные власти навести порядок. «Двадцать восемь тысяч – погибших, сто пятьдесят – раненых… – возмущался он, подводя итог «урожая» ДТП за прошедший год. – Да это же сравнимо со сводками боевых действий! Так нельзя! Необходимо навести порядок!»

Но так как эти речи изливались с экранов телевизоров, то, естественно, услышать ответ чиновников регионов, губернаторов и прочих, не удавалось. Возможно, они и слышали, и видели это, но «оставляли без последствий». Или, в лучшем случае, разводили руками: «Зима, господин Президент. Зима… Тут ничего не поделаешь. Слаб человек перед природой… Слаб».

Трудно гадать, чтобы говорили чиновники, обратись к ним Президент не через телевидение, а напрямую, вызвав к себе в кабинет на президентский ковер. Судя по всему, это был бы диалог Повара и Кота Васьки из басни Крылова: один говорит, другой слушает, да сметану кушает. Сколько раз уже было такое. Правда, по другим поводам. Например, последний, в феврале текущего года, когда он инспектировал стройку олимпийских объектов в Сочи.

Стоит в окружении государственных мужей из ближнего окружения у трамплинов. Все такие важные, солидные. Глянул Президент на этот олимпийский комплекс, а там и конь не валялся. Хотя по графику они, трамплины эти, должны были функционировать более года. «Кто, – спрашивает вельмож да сановников, – за объект отвечает?» Те переглядываются смущенно, друг за друга прячутся. Наконец Мутко, министр, отвечающий за состояние отечественного спорта, мутно так, едва шевеля губами, мямлит: «Белалов». «А он кто?» – морщит недовольно нос, чем-то смахивающий на утиный, Президент. Опять все мнутся, опять с ноги на ногу переступают, друг на друга, не стесняясь телекамер, поглядывают. «Ну?! – понукает Президент. – Я жду». И начинает обводить чекистским взглядом одного за другим свою «верную дружину». Но и в «дружине» бывших чекистов немало. Да что чекистов, там даже бывший генеральный прокурор топчется. Потому молчат, как комсомолка Зоя Космодемьянская на допросе у фашистов. Наконец, кто-то слабым голоском нарушает затянувшуюся паузу: «Заместитель председателя олимпийского оргкомитета!». – «Да, да!» – прорвало чиновников-сановников. «Да, да!» – тут уж вспомнил и сам председатель, стоявший рядом с Президентом. И ладонью себя по лбу: «Вот, мол, балда, голова садовая да дырявая, и как я это забыл…» Впрочем, возможно, он этим жестом убирал выступивший пот. То ли от стыда, во что верится с трудом, то ли от испуга быть отлученным от свиты, во что тоже почти не верится… Меж тем Президент добившись некоторых подвижек в расследовании «мутного» дела, продолжает: «А кто он такой… по жизни?» И опять чекистским, с легким прищуром, взглядом по рядам свиты. «Да дагестанец… Ахмед Белалов». – «А еще – предприниматель… какую-то строительную фирмочку имеет…» – вставляет кто-то тихонько, словно наушничая, из свиты. «И?..» – следует очередной лишенный слов, из одних эмоций вопрос Президента. «Да форменный негодяй, – поясняет окончательно излечившийся от временной амнезии председатель олимпийского оргкомитета. – Смету в семь раз превысил…» – «Как так?» – «А вот так: по проекту трамплины должны были обойтись казне в один миллиард двести миллионов рублей, а уже в них вложено восемь миллиардов. Вот такой прыжок без лыж, но с кульбитами!» – «Да неужто?!» – ахнул Президент. И телеоператор меняет кадр.

Дорогой читатель, если тебе когда-либо предстоит увидеть эти строки, то знай, что тут не вымысел. Тут горькая правда капиталистической действительности России двадцать первого века. Правда России, обнищавшей духовно, обворованной, обобранной олигархами – порождением Ельцина, его команды и западных спецслужб. Правда России, оставшейся без собственной промышленности и военной мощи, без идеалов и идеологии, без национальной гордости, великой истории и культуры; правда России, раздираемой чудовищной коррупцией и бесконечной гражданской войной на Кавказе. Правда России, постоянно находящейся в больших и малых реформах и модернизациях, но в большей степени – в пустой болтовне правителей и полной прострации большинства народа.

Я не представляю, как среагируешь ты, читатель на описанную выше телевизионную мизансцену, но мне было стыдно за Президента и гадко смотреть на его свиту, охамевшую от вседозволенности и безнаказанности. Первый, в соответствии с Конституцией, обладает неограниченной, считай, самодержавной властью. Но раз за разом терпит и сносит оскорбительные «подставы» зажравшихся и завравшихся друзей-чиновников, бесстыдно эксплуатирующих свою дружбу и прочие тесные связи с ним. Вторые шкодят по-взрослому, рвя и меча все, что плохо лежит, и даже то, что хорошо. Но, поймавшись на воровстве или мошенничестве, ведут себя, как школьники, прячась друг за дружку: «Я не я и хата не моя». Это от них, видимо, и пословица об офицерской чести стала в воинских кругах гулять: «Пять минут стыда – и снова офицер». Подумаешь, помялись немного перед телевизионными камерами, но съемки закончились, и все при своих интересах и кормушках остались. А Президент? А что Президент?.. Ну, похмурился малость… ну, погрозил взглядом… ну, поморщился носом, словно от дурно пахнущего… И ничего. Простил всех. Да и как не простить – ведь не чужие… Если не родственники, то сподвижники – люди из одной команды! Виновного-то нашли. Вот виновный пусть и отдувается, хотя бы своей репутацией. Денег-то уже не воротить. Вбуханы они в трамплины, а эти гиганты сверху донизу снегом запорошены – пойди поищи! Год будешь искать, не найдешь… И строительную фирму не отберешь – частная собственность. А частная собственность – дело святое. Не из-за нее ли в девяностых годах старый социалистический строй на слом пустили?.. То-то же…

И вообще Президент на то и Президент, чтобы умные речи время от времени с экрана телевизора произносить. Вот, к примеру, дошли до него слухи, что учителя мало зарабатывают, едва концы с концами сводят. Он сразу раз и поставил задачу перед губернаторами: «Обеспечить к 2013 году среднюю заработную плату учителей не ниже рыночной по экономике». Те под козырек: «Есть!» И давай на словах обеспечивать. Да и экономика в регионах, где газа и нефти нет, – тоже не ахти. На бумаге вроде бы и есть, а как до рублей дело доходит, особенно по зарплате, то и нет. Все те же десять-двенадцать тысяч.

Потом были слухи о медиках. И опять: «Исправить». А в ответ «Есть, исправить». А далее хоть петух не кукарекай. Утро как-нибудь да наступит…

За медиками пожаловались и ученые. «Извините, но мы в задней части общества потому, что ни на науку, ни на зарплату научным деятелям денег выделяется мало, сущие гроши». – «А сколько вас в РАН – Российской Академии Наук, господа? – нахмурился от такой социальной несправедливости Президент. – О! – удивился он, услышав ответ. – Ну, на полторы тысячи денег в госбюджете найдем». – «А остальным?» – заикнулись академики да члены-корреспонденты. «Остальным прикажу довести до средней по экономике региона, а к 2018 году увеличить в два раза, по сравнению со средней по экономике. Довольны?» – «Еще бы! – обрадовались академики. – Весьма рады за младших коллег».

Президент распорядился. И зарплата рядовых ученых в периферийных вузах увеличилась аж… на пятьсот рублей. Была у курских, к примеру, одиннадцать тысяч, стала одиннадцать пятьсот. Хотя до этого губернатор что-то вещал про восемнадцать тысяч. Но речь-то шла о средних показателях… А средние – они и в Африке средние…

Тут вроде и Президент России ни в чем не виноват, и курский губернатор как бы ни при чем, и ректора вузов своих многих нулей после цифири в зарплате не лишились, даже кое-что прибавили. Но это так, по мелочам. Правда, ученые при своих интересах остались. К тому же их новый министр как-то заявил, что работать в современных рыночных условиях они не умеют, раз такие низкие зарплаты. «Перестраиваться надо! На двух-трех ставках пахать».

Министру, возможно, и по трем ставкам не привыкать блохой прыгать. Но специалисту, если это уважающий себя специалист и профессионал, трудиться необходимо на одной. Тогда от его работы будет толк. А если он станет раздваиваться да на большее число делиться, то точно ни на какой взятой им стезе толку не будет. Будет одна сплошная халтура. Вывод напрашивается сам: не очень умный министр может халтурить, а уважающий себя специалист нет.

Порочная система, некогда порожденная Ельциным и его присными под звонкими лозунгами о демократии и свободе частного предпринимательства, не только обескровила Россию, сделав ее сырьевым придатком развитых стран и посмешищем для всего мира, но и растлила сверху донизу. Все смотрят, где бы что урвать. Врать начинают сразу же с рождения, а взятки берут уже в детских садах.

В стране реконструируются старые храмы и возводятся новые (особенно мусульманские да еврейские), но духовность падает. Созданы органы представительной власти на всех уровнях, но даже депутаты Государственной Думы время от времени ловятся на воровстве и мошенничестве. Про исполнительную власть и говорить не стоит. Только под крылом экс-министра обороны, красноликого, лоснящегося жиром красавца, прозванного «фельдмаршалом Табуреткиным», такой спрут образовался, что итальянской мафии даже и не снилось. Четырнадцать миллиарда бюджетных рублей по карманам рассовали, воинские части из боеспособных в небоеспособные превратили. Мало того, всю отечественную военную промышленность к нулю свели, решив закупить западную технику. Мол, она совершеннее и надежнее. Забыли, как такая супернадежная техника, нашпигованная компьютерами да электронными чипами, во время американо-иракской войны даже с аэродромов в воздух не взлетела и в море из доков выйти не смогла. Забыли или не знали. Скорее второе. Откуда знать-то, когда экс-министр свой бизнес на изготовлении и продаже табуреток да прочей мебели поднимал… И что? Отстранен от занимай должности. И все! А экс-полковник ГРУ Квачков, надумавший народное ополчение на случай иностранной интервенции создавать – сразу же на тринадцать лет загремел. Его же друг и бывший капитан милиции – на одиннадцать. Оказывается, «старый армейский сапог и зеленый человечек» не те мысли вынашивали и не те слова говорили. Поделом тебе, Ква-чков, не квакай, где не след. Стань лучше Квочковым – и квокчи курочкой-наседкой у себя на даче, копайся, как все, в землице, коли имеешь. Целее будешь.

Впрочем, лучше вернуться к февральской погоде и гололеду. Больше шансов не поскользнуться и не упасть, чем при рассуждениях о высоких материях, экс-полковниках ГРУ, экс-капитанах МВД, экс-министрах и экс-генпрокурорах. Да и ближе это к реальной жизни, о налаживании которой двадцать лет твердят демократы-рыночники, так и не наладившейся. В охаянной ими социалистической за двадцать лет после Октябрьской революции не только разрушенное за годы Первой мировой и Гражданской войн восстановили, но и значительно перешагнули довоенный уровень развития. Эти же за двадцать лет без всякой войны в такое дерьмо страну погрузили, что никакого просвета ни в какой сфере экономики не видать. Все, что было построено за годы советской власти, разрушили, продали, на металлолом сдали, вывезли за границу. Зато миллиардеров долларовых только за прошедший год, как сообщают СМИ, на двенадцать персон увеличилось. Было сто пятнадцать, стало сто двадцать семь. И плевать, что около тридцати миллионов соотечественников живут на рубеже нищеты или за этим рубежом. Плевать! Плевать, что миллиардами воруют. Страна-то большая, богатая.

Советскую власть в последние годы клеймят за то, что осенью 1922 года из страны были высланы представители творческой интеллигенции, в том числе выдающиеся деятели науки, культуры, искусства. По разным источникам – от 160 до 200 человек.

Конечно, изгонять «соль русской земли» дело постыдное, и оно не украшает правительство Ленина. Но вот в СМИ в январе 2013 года прошли сообщения, что за годы демократии и рыночных реформ Россию навсегда покинуло 25 тысяч одних только ученых, а еще 40 тысяч временно трудятся на предприятиях и в научных лабораториях иностранных государств. Трудятся по контрактам-то, понятно, временно, а вот мощь этих государств укрепляют постоянно. И на все времена. Встает вопрос, так какое правительство принесло больше вреда отечественной науке: советское или рыночное?.. Там 160–200 человек, тут 25 тысяч плюс 40 тысяч… Впечатляет или не очень? Мне, уважаемый читатель, кажется, что впечатляет.

2

В один из таких хмурых февральских дней в отдел полиции номер семь, преодолев гололед и неохоту, пришел ветеран МВД и по совместительству сочинитель всякой чепухи. Прежде чем сочинителю преодолеть турникет ограждения и проследовать далее, между ним и помощником дежурного оперативной части в звании сержанта полиции состоялся диалог:

– Гражданин, вам к кому?

– Да в Совет ветеранов… К Воробьеву Михаилу Егоровичу.

– Ветеран что ли? – бдит страж порядка и внутреннего спокойствия отдела.

– Он самый.

– Тогда ступай. На зеленый глазок. Сейчас включу.

– Спасибо, служивый.

– Спасибо на хлеб не намажешь и в карман не положишь, – шутит, весело скаля зубы.

– Да, это точно. Спасибо-то побольше куска хлеба будет… И в карман точно не поместится.

– Шуткуем, что ли?.. – перестает скалить зубы сержант, наливаясь начальственной важностью.

– А что делать? Только и остается, что шутить да в Совет ветеранов ходить…

– И не сидится же вам дома… – сменяет гнев на милость «служивый», чувствуя мирный настрой ветерана. – Я бы на вашем месте сейчас так даванул на массу, что о-е-ёй!

– Ты, сержант, на наше место не спеши, оно от тебя не уйдет. Ты на своем будь достойно. И радуйся…

– Чему? Работе что ли?..

– Молодости. Молодости, сержант, радуйся. Ну и работе тоже, если она по душе…

– Ладно, идите уж… – вспомнил помощник оперативного дежурного о вежливом отношении к гражданам. – Вам бы все лясы точить, а мне службу нести…

– Спасибо на добром слове, – улыбнулся ветеран и потопал на второй этаж.

Там, почти напротив секретариата и руководства отдела, располагался кабинет Совета ветеранов. Председатель Совета, подполковник милиции в отставке – Воробьев, на месте, за небольшим канцелярским столом. В окружении стендов с фотографиями бывших сотрудников милиции. В полиции – детище экс-президента Медведева – своих ветеранов еще не имеется. Впрочем, скоро появятся.

– Привет!

– Привет!

Обменявшись приветствиями, усаживаются напротив друг друга.

– Что привело? – интересуется председатель Совета.

– Решил проведать… – следует неопределенный ответ.

– И правильно сделал, – приступает к деловому разговору Воробьев. – Начальник УМВД области выделил деньги на материальную помощь. Пиши заявление – получишь тысячу рублей. Но надо членские взносы уплатить. Надеюсь, сотня имеется в наличии?

– Имеется, – лезет в нагрудный карман за требуемой купюрой ветеран.

– Вноси и в ведомости распишись, – пододвигает бланки председатель Совета.

Внес, написал, расписался. Возвратил заполненные бланки.

– Что-нибудь новенькое сочиняешь? – весело заглядывает сочинителю в лицо Воробьев.

Полковнику в отставке и участнику Великой Отечественной войны Михаилу Егоровичу Воробьеву восемьдесят шесть. Но он крепок телом, духом и памятью. Строевая закалка до сих пор видна. Будучи героем многих опусов сочинителя, он прочел почти все его книги. Некоторые, особо понравившиеся, даже разослал по своим родственникам и друзьям. Потому не только в курсе того, что ветеран-сочинитель что-то «художествует» на досуге, но и того, над чем в последнее время работает.

– Роман о генералиссимусе Шеине закончил?

– Вроде бы… Даже издал… целых двадцать экземпляров, – винится за литературную несостоятельность ветеран.