Текст книги "Шемячичъ (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая

Курск. Апрель 2013 года

1

Если зима в прошлом году запаздывала вступать в свои права, то и весна в этом также явно не спешила. То ли в салки с зимой играла, то ли в пятнашки: с полудня вроде оттепель, с крыш капель, а на асфальте лужицы, в которых небо, подрагивая, купается; но за ночь так завьюжит, что утром вновь все белым-бело. Солнышко людей не балует. Даже в оттепель не всегда теплом одаривает. Впрочем, природу не обмануть: по утрам, если снежком не сыплет, воробышки так весело и звонко чирикают, что на душе теплеет. И не только воробышки, самые верные пернатые друзья городских жителей, но и голуби любовно воркуют, и синички радостно поцвенькивают. А бездомные собаки, собравшись в стаю до десятка разномастных голов и хвостов, добросовестно прочесывают квартал за кварталом в поисках еды, не забывая при этом о своих собачьих свадьбах. По отношению к людям особой агрессивности не проявляют, чего не скажешь о людях. Так и норовят чем-нибудь стегануть беззащитных братьев младших. Если палки или камня под рукой нет, то непременно матом обложат. И ничего не поделаешь – цари природы… Правда, не все. Находятся и сердобольные горожане, которые не пинают и не бьют «первых друзей человека», не бранят и не матерят, а стараются хоть как-то подкормить. То косточку бросят, то кусочек купленной в магазине колбаски, то корочку хлебца. Правда, и тут случается казус: даже полуголодные собачки не всегда подбирают кусочки колбаски. Понюхают-понюхают – и отвернутся с виноватым видом умных собачьих глаз. Мол, извини, добрый человек, но эту гадость есть не стану – одна химия. От нее недолго и заворот кишок получить или совсем околеть. Ешь уж сам!.. Сердобольный горожанин, точнее, сердобольные горожанки, ибо они куда гуманнее мужчин, подбирать брошенный кусок колбаски, конечно, не будут. Смешно и несолидно! Но то, что осталось у них в хозяйственной сумке, домой отнесут. И там уплетут за милую душу. Со всей семьей! Не бродячие же собаки, чтобы добром разбрасываться… Потом – куда уж денешься – станут ходить по больницам, создавая работу врачам. Словом, прогресс налицо!

Далекие предки курян, несмотря на скудность жизни, умели веселиться даже зимой. Не страшились ни морозов трескучих, ни ветров студеных ни снегов глубоких да колючих. Кроме важных церковных праздников: Рождества Христова, Крещения и Сретения Господня, отмечали народные. 16 января – Петра-полукорма; 18 – Афанасия-ломоноса, 22 – Тимофея-полузимника, 24 – Аксинью-полухлебницу. Это в январе, чаще величаемом сечнем и изображаемом хищным волком с острыми зубами. В феврале, называемом лютым, 11 – праздновали день Власия – сшиби рог с зимы! А 28 – Василия-капельника.

В марте же, с началом весны, праздников было еще больше. И отмечались они не так чинно и благостно, как зимние. Оживление природы требовало энергичной отдачи и большего веселья. И отдача была. Так, до середины века, новый год на Руси начинался с 1-го марта. И, конечно, отмечался бурно, яро и яростно, как требовало того языческое божество весеннего солнца – Ярилы.

Но потом начало года было перенесено на 1-е сентября. На время сбора урожая и заполнением яровым зерном закромов. Однако отмечать начало марта и в XIV, и в XV, и в XVI, и в более поздних веках не забыли. На первое число гуляли праздник Евдокии-плюшнихи. Той самой, что с сосулек-плюшин капелью течет, плюхает, звенит, звенькает. На 4-е – отмечали Герасима-грачевника, прилет первых грачей, крикливыми стаями мечущихся по еще голым вершинам деревьев. А с 11 по 17 – целую седмицу, всем миром гуляли Масленицу. Тут уж блинами со сметаной да медом, чаями крепкими да киселями сладкими не обходились. Даже квас, самый любимый и доступный напиток славян, цену прежнюю терял. Тут уж зелье заморское подавай, и калачи из печи на стол мечи, и сбитни медовые по ендовам да жбанам разливай! Для веселья песен, хороводов да танцев было маловато – требовалась иная потеха: катания с гор на санках и кулачные бои. Чтобы визг, крик, шум, гам! Иначе, как силушку молодецкую парням да мужам перед девицами краснощекими и женками степенными показать?. Никак! Вот и охаживали друг дружку со всего маху по мордасам да сопаткам, пока юшка красная не потечет, пятная снег не алостью зорь, а человеческим естеством.

Не успели отгулять широкую Масленицу, отметить Прощеное воскресенье, как подошли Сороки. Это 22 числа. И хотя начался Великий пост, но куличи пекут с румяной корочкой. А детвора с ними прямо по утренней зорьке спешит на взгорки зиму провожать, весну закликать.

Не стоит забывать, что 17 марта – еще Алексей – с гор потоки, а 19-го – Дарья – загрязни проруби.

Вот так умели отмечать праздники наши далекие предки. Ныне все иначе. О многих народных праздниках и слыхом не слыхано. Вроде бы и не отмерли, но и не празднуются. Впрочем, Новый год и Старый новый год (под 14 января), а также церковно-православные нынче в почете. И Рождество, и Крещение, и Сретение Господнее, и Масленица, и Сороки-кулики.

Отмечали шумно, весело. А, главное, с зельем хмельным. Ныне без хмельного – и праздник не праздник, а так – суета сует… И хотя ныне кулачных боев не проводится – культура и цивилизация побеждают, но с разбитыми сопатками, с подбитыми глазами, с выбитыми зубами некоторые бывают… Как же иначе, ведь на Руси живем!.. Не где-нибудь…

Не забыли отдать дань уважения 23 февраля – Дню защитника Отечества. Потом 8 марта – Международному женскому дню. Нашлись и такие, что вспомнили и 19 марта – День Парижской коммуны. Грех было не отметить. Отметили. А вот 21 марта – Всемирный день поэзии прошел как-то тихо и незаметно. То ли поэты настоящие перевелись, то ли дерзости не хватило…

Впрочем, достаточно лирических отступлений. Пора вернуться к делам насущным. И начнем с того, что как бы ни капризничала и ни куксилась весна, а миновать славного города Курска ей не удалось. Однажды утром заглянула вместе с солнечными лучами, да и осталась на радость курянам.

2

– Привет. Как дела? – увидев сочинителя, грузновато да одышливо поднимающегося по порожкам лестничного марша, поздоровавшись, поинтересовался заместитель начальника отдела Дремов Алексей Иванович.

– Дела – как сажа бела, – переводя дух, останавливаясь на площадке, отозвался тот. – Привет! – протянул щупловатую, с пожухлой, как трава по осени, и в синевато-бугристых извилинах вен руку.

– В Совет ветеранов?

– А куда еще… На тот свет пока рано…

– Да мало ли… Может, кто обидел, вот и спешишь добавить нам головной боли… Ветераны – они такие… – повел иронично-язвительно черными цыганистыми глазами. – Один уже приходил, жаловался на соседку. Мол, украла пенсию, бесстыжая…

Сочинитель не поинтересовался именем жалобщика-ветерана, слушал молча. Дремов, отметив это обстоятельство быстрым легким прищуром (опер – он и в Африке опер), продолжал:

– Заявление приняли, провели проверку – оказалась самая настоящая туфта. Сам пропил. Да за пьянкой и забыл, что пропил… Теперь хоть в отношении самого дело возбуждай за ложный донос…

– Сразу видать: полиция, – пошутил сочинитель. – И ложный донос… и дело возбуждать… А может, человек искренне заблуждался?.. Ну, возраст… Ну, выпил лишку… Ну, померещилось… А вы – сразу дело шить! Подумать – дел не хватает других…

– Да хватает, черт бы их побрал, – посерьезнев, сердито передернул широченными плечами Дремов. – Этого добра или все же дерьма?.. – подмигнул сочинителю, – всегда с избытком. И в ваше, и в наше время. А в отношении того ветерана никакого дела не возбуждали, – пояснил на всякий случай. – Не дураки, понимаем, что к чему… Да и сам скоро к вашим рядам примкну, – добавил после небольшой паузы. – Осточертела работа – спасу нет. Каждый день в одно место, – жестом руки указал на крепкую, черноволосую, но уже начавшую покрываться изморозью седины голову, – то «пистон» вставляют, то «болт»… вместе со шляпкой…

Он хотел еще что-то добавить, но сочинитель перебил:

– А сам подчиненным разве «гайки» не закручиваешь до самого упора?

– Приходится, – оскалился весело. – Иначе с самого семь шкур снимут и пинка под зад дадут.

– Слышал, что увольняться собирался… Так чего лютовать, нервы рвать и себе и сотрудникам?

– Было дело, – вновь посерьезнел заместитель начальника отдела полиции. – Вожжа под хвост попала – собирался увольняться… Но руководство тормознуло: еще, мол, не всю кровь из жил моих высосали… А тебя самого разве не тормозили?

– Да тормозили… – развел руками сочинитель. – Раза три или четыре…

– Вот видишь?.. А если серьезно, то сотрудников не хватает, некому преступления раскрывать. Попросили подождать до лета.

– При такой зарплате – и вакансии? – удивился сочинитель. – А по телеку «поют», что в ментовские кадры очередь, как при советах за дефицитным товаром…

– Брешут! – взъярился Дремов. – Брешут почище Троцкого и полицейских собак в вольерах, когда их забывают покормить неделю.

– Так уж и брешут?! – сделал вид, что не верит в искренность последних слов заместителя начальника сочинитель.

– Посуди сам, – стал заводиться тот, – на зоне КТК, вместо четырех оперов, три (и то один из них приболел), на Магистральном – двое, вместо трех, а про зону РТИ вообще говорить не хочется: вместо четырех, один зеленый. Как работать?.. Вот седьмого марта…

Но сочинитель перебил:

– И куда же подевались опера?

– Трое от «хорошей» жизни сбежали в другие службы, – стал перечислять Дремов, загибая пальцы. – Один – в Чечне, один – в Сочи, один – в отпуске, один – на переподготовке… Штаты большие, а работать некому… Да и загружают всякой хренью так, что и знаменитый владимирский тяжеловоз не потянул бы…

– В мое время один умный начальник про участковых говорил, что это «лошадь, которую все погоняют, но никто не кормит», – ввернул сочинитель. – Слушая вас, можно подумать, что вектор нагрузки изменился с участковых на оперов? И теперь опера – не просто лошади, которых все погоняют и никто не кормит, но и лошади-тяжеловозы, перегруженные сверх меры…

– Еще как изменился! – тут же подхватил заместитель начальника отдела. – Опера – в конвой, опера – в наряды, опера – в засады, опера – в рейды, опера – в усиления, опера – на перехваты, опера – на спортивные мероприятия! Словом, куда ни кинь – всюду клин. А во главе его сотрудники уголовного розыска. Без оперов ни одно мероприятие в городе не обходится.

– И если продолжать ассоциативный ряд сравнения с лошадью, то на память приходит анекдот о свадебной, у которой перед в цветах, а зад – в мыле. Только у оперов не только зад в мыле, но и перед в поту.

– Хорошо поговорили, душевно, – улыбнулся сочинитель. – Давно так ни с кем не разговаривал. Кстати, что ты хотел про седьмое марта рассказать? А то я тебя перебил…

– Я и говорю, что оперов не хватает. Приходится всему руководству отдела за оперативников отдуваться…

– Надеюсь, что оперскую хватку еще не забыли? – поддел сочинитель незлобиво.

– Забудешь тут… – усмехнулся с полынной горечью Дремов. – И седьмого, и восьмого, и девятого почти без сна… Как ужики на сковородке…

– Что так?

– Время есть? – взглянул остро.

– Раз не за компьютером, значит, есть.

– Тогда пойдем ко мне в кабинет. Нечего тут стоять-распинаться… Расскажу в спокойной обстановке. Может, сюжет понравится и в какой-нибудь рассказ вставишь…

В словах Дремова был резон: мимо сочинителя и заместителя начальника отдела полиции то и дело пробегали сотрудники. Одни летели стремглав, чуть не задевая собеседников. Другие, наоборот, останавливались, мельком взглянув на ветерана, признавали в нем «своего» и, не стесняясь, что-то спрашивали. Тут Дремову приходилось делать «грозное» лицо и отмахиваться, чтобы не прерывали беседу.

– Пойдем, коли зовете. Но предупреждаю, пить спиртное не буду – сердце шалит… – похлопал сочинитель себя по груди.

– И не надейся на спиртное, – усмехнулся Дремов. – Прошли те времена, когда в сейфе рядом с секретными делами стояла бутылка водки или коньяка. Ныне с этим шутки плохи… Могу чай предложить.

– Это подходит.

В кабинете заместителя начальника отдела не только лакированная мебель, но и оргтехника, и плазменный экран в добрую половину стены – материальные символы нового времени. У стены офисные стулья – сочетание металла и синтетического заменителя кожи. А на стене, что за креслом полицейского начальника, где раньше красовался портрет Феликса Дзержинского, писаный масляными красками, скромно висела в небольшой деревянной рамочке цветная фотография президента Путина.

– Присаживайся, – совсем по-ментовски жестом руки указал Дремов на стул у приставного стола, сам плюхнувшись в высокоспинное вращающее вокруг свой оси и катающееся по полу кожаное кресло. Это тоже признак современного полицейского кабинета начальников средней руки. – В ногах правды нет…

– Можно подумать, правда в заднице?.. – съязвил сочинитель.

– Ха! – сдавленным смешком и острым взглядом отреагировал хозяин кабинета на реплику собеседника. – Есть, есть порох в старых пороховницах! Не один песок…

Да, зам начальника отдела полиции за словом в карман не лазал.

– Пошутили – и к делу, – оценил встречную шутку сочинитель. – Так что там случилось в преддверии Международного женского дня?

– Начну по порядку, – поладнее угнездившись в кресле, приступил к рассказу Дремов. – В середине февраля текущего года на поселке КТК неизвестными была обчищена квартира. Среди похищенного имущества был мобильный телефон. Раскрыть преступление по «горячим следам», как понимаешь, не удалось. Поэтому одна надежда была на то, что мобильник «засветится». Ну, опера сделали ряд заданий в нужные технические службы…

– Это Винокуров что ли?.. – перебил сочинитель. – Тот самый, который громче всех кричит, что один за весь отдел «пашет»?

– И Винокуров в том числе… – поморщившись, что прерван, не стал вдаваться в подробности заместитель начальника отдела. – Так вот, – продолжил он, – до седьмого марта – ни слуху, ни духу. А седьмого, рано утречком, коллеги из смежной службы засекли «выход в эфир», как говорится в книгах о шпионах и разведчиках, похищенного из той квартиры телефона. И что поразительно – выход был зафиксирован на границе Курской и Воронежской областей.

– Значит, подцепили на «крючок»…

– Да, на электронный «крючок», – кивнул Дремов. – Подцепили и ведут в сторону Курска. Мы уже с начальником отдела стали готовиться к встрече. Но сигнал перестал поступать, а еще через какое-то время дежурный докладывает, что у нас на все том же поселке КТК квартирная кража. Делать нечего, надо выезжать на квартирную… Выехал со следственно-оперативной группой. На месте происшествия выясняется, что пока чета супругов-стоматологов спала сном праведников, кто-то проник к ним в квартиру и как следует «похозяйничал». И золотишко на десятки тысяч, и ноутбук навороченный, и мобильники по двадцать-тридцать тысяч… А замок на входной двери не нарушен!

По мере того, как разворачивалась динамика повествования, эмоции все больше и больше овладевали Дремовым Алексеем Ивановичем, начавшим вновь переживать уже пропущенные им через себя события и действия. И вот глаза его загорелись черным азартным огнем охотника, идущего по следу. Обе ручищи, которым и подкову согнуть, и кочережку в узел завязать – пара пустяков, пришли в движение, усиливая эмоциональный фон рассказа.

– Как всегда в таких случаях стандартные версии: квартиру обчистили родственники, знакомые, имевшие доступ к ключам… – делился заместитель начальника мыслями вслух. – Ну, соседи там… наводка… судимые…

– Само собой, – поддакнул сочинитель, сам некогда начинавший расследование с аналогичных версий.

– Но не успели мы с этой бодягой разобраться, как оперативный дежурный еще об одной квартирной краже сообщает. И опять на поселке КТК.

– По закону подлости, – вновь встрял с репликой сочинитель, начавший заряжаться эмоциональностью собеседника.

– Вот именно! – сверкнул глазищами Дремов. – И тут, не поверишь, ожил затихший было мобильный телефон с первой кражи. И где ты думаешь?

– Наверное, в Курске…

– Мало того, что в Курске, на поселке КТК!

– Надо же!

– Начальник подтягивает техническую службу, чтобы не перезванивались с нами, а были рядом. И тут выясняется, что наш фигурант сообщает своему абоненту о краже в квартире стоматологов. А через некоторое время и о том, какие вещи похитил по только что заявленной в отдел полиции другой краже.

– Ну, это вообще из области фантастики! – искренне удивился сочинитель.

– Это еще не фантастика и даже не сказка, – усмехнулся Дремов снисходительно, – это, как в песне, «только присказка, сказка впереди»!

Словом, заявления о квартирных кражах в этот злополучный день посыпались как из рога изобилия. И все с поселка КТК. Оперативный дежурный не успевал их вносить в книгу сообщений о преступлениях. Работала уже не одна следственно-оперативная группа, а несколько. По указанию начальника их собирали на скорую руку из тех следователей, оперов и экспертов-криминалистов, которых удалось «выловить» в отделе. И уже без технарей с их прехитрыми электронными устройствами мы понимали, что «работает» наш фигурант. «По-видимому, обдолбанный наркотической дрянью, – был наш вывод о фигуранте, – раз ему все нипочем». Но от этого легче не становилось. Особенно, когда фигурант отключал мобильник, и поиски его продолжались «в потемках». Раза два или три наши сотрудники буквально на одну-две минуты с ним разминулись. В том числе и начальник розыска Демин. Он в один момент почти за руку вора схватил, но тут местный пьянчуга, как по закону подлости, под руку подвернулся – и всю малину перегадил.

Сочинитель, захваченный остротой сюжета, уже не перебивал. Слушал внимательно, как говорится, затаив дыхание, чтобы что-то не упустить. А Дремов, распаляясь пережитыми эмоциями, продолжал:

– К этому времени руководство города уже было в курсе происходящего. По его приказу со всех отделов и служб к нам спешили новые силы, в том числе и патрульно-постовая служба. Исходя из первичного анализа перехвата телефонных переговоров фигуранта с абонентом, все думали, что надо искать автомобиль с воронежскими государственными номерными знаками. И его искали, методично прочесывая улицу за улицей, квартал за кварталом, двор за двором. Это позже узнали, что прикатили они на такси. А тогда… – сделал паузу Алексей Иванович, глубоко вздохнув. – Словом, действовали так, как подсказывал опыт и интуиция.

И тут было повезло постовым. Недалеко от ресторана «Встреча» на улице Гагарина двое постовых, фамилии даже не хочется называть, – поморщился Дремов и, встав с кресла, ссутулившись, артистически изобразил то ли полусонных, то ли вальяжных, но в тоже время дебиловатых стражей порядка, – увидели двух мужчин, озирающихся по сторонам. Это их насторожило, и они решили проверить документы у мужчин. А вот на большее ума не хватило. Ибо упустили именно того, который бомбил квартиры и имел на кармане кучу золота.

– Как так? – не утерпел сочинитель, заерзав на стуле.

– А вот так, мать их, козлов косолапых, побери! – забористо плеснул через край эмоциями Дремов. – Схватили жулика за куртку, но он из нее ужом выскользнул и убежал в одном свитере.

– А постовые?

– А постовые от неожиданности хлебальники пораскрывали и время упустили, – вновь эмоционально разрядился зам начальника отдела в адрес коллег-постовых. – Жулик успел скрыться во дворах.

– А второй мужчина?

– Второй-то был всего лишь таксист, который видел у жулика кучу золотых изделий, когда тот на поселке «Волокно» пытался сбыть это «рыжевье» в ломбард, но получил от ворот поворот. Таксист сам подошел к постовым и вместе с ними добрался до отдела, где стал давать показания. Оказывается, он-то был не при делах! Его использовали «в темную».

– Я не поверю, чтобы вы повелись на его басни, не прокачав на «слабо», – подпустил сарказма сочинитель.

– Ну, это само собой! – хмыкнул снисходительно и самодовольно опытный оперативник. – Однако из его показаний мы поняли, что жулики, прибыв в Курск, каким-то образом разделились. Потому и поддерживали между собой связь по телефону.

– Ну и чем закончилась эта криминальная эпопея? – решил ускорить финал рассказа сочинитель.

– А тем, что один подельник, понимая, что полиция села им на хвост и вот-вот возьмет, решил слинять из Курска в Воронеж.

– Из переговоров просекли?

– Из них самых.

– И что?

– А то, что оперативников не хватало. Пришлось мне и начальнику отдела на его авто, прихватив сотрудника технического подразделения с его портативным чудо-пеленгатором, начать преследование. В Тиму вроде бы настигли. С тамошними полицейскими перекрыли движение и шерстили все автомобили. Но он, козел, обхитрил и прорвался на рейсовом автобусе. Автобус-то ни мы, ни местные опера не догадались тормознуть, – смущенно поморщился Дремов, сообщая о своем проколе». – Все авто искали, будь оно неладно…

Увидев смущение на крупном смуглом лице заместителя начальника отдела полиции от собственного промаха, кто-то бы позубоскалил: «Мол, и на старуху бывает проруха». Но сочинитель, знавший цену и успехам, и промашкам в сыскном деле, злорадничить и злословить не собирался. Лишь про себя отметил, что «проколами» никто хвастаться не любит. Принято или умалчивать о них, или обставлять дело так, словно этого и не было. А вот Дремов не побоялся признаться в собственном промахе – значит, настоящий мужик. А «мужик» между тем продолжал:

– Уже подумали, что упустили, но тут беглец наш вышел на связь с подельником в Курске. И мы узнаем, что он «залег» у какого-то родственника в селе Быково. Оно на трассе Курск-Воронеж, недалеко от административной границы с Воронежской областью, – пояснил Алексей Иванович, поискав глазами карту, но вместо нее на этой стене ныне красовался плазменный экран. – А еще то, что его друг, сбежавший от постовых, продолжает бомбить на поселке КТК квартиры.

– Ну, это уже ни в какие ворота, – развел руками сочинитель. – Точно «обдолбанный» или сумасшедший. Такого раньше отродясь не случалось!

– Раньше много чего не случалось, – снисходительно-назидательным тоном произнес Дремов, после минутного смущения уже обретший прежний уверенный тон. И продолжил: – Оказывается, вор, упущенный постовыми, взобравшись на крышу одной из высоток, полтора часа наблюдал оттуда, посмеиваясь, за полицейской беготней. Когда наряды полиции, устав гоняться за призраком, покинули поселок КТК, он спустился на один из этажей и проник в квартиру, где дремал хозяин-пенсионер. В коридоре нашел куртку и сумку с документами на автомобиль и ключи от этого автомобиля. Неспешно спустился вниз, отыскал у подъезда по электронному сигналу нужное авто, сел в него и укатил на территорию первого отдела полиции. И там не залег на «дно», как стоило ожидать, а снова начал бомбить квартиры.

– Точно – сумасшедший! – вновь не сдержал эмоций сочинитель. – А ваш бегун? Что с ним? – вернул он разговор к первому подозреваемому.

– Нашли мы его. В подвале. Правда, не сразу, но нашли. Сначала вышли на дедка одного, приютившего вора. Потом этого дедка пришлось колоть по всем ментовско-полицейским нормам и статьям, чтобы добиться от него правдивого слова. Похлестче партизана на «раскол» был дедок. Тугой был… ох, тугой, – в голосе Алексея Ивановича поневоле прозвучало уважение к дедку. – Только когда я на него, осерчав «до невозможности», как говаривал Жиглов в известном фильме, наехал, заявив, что он убийцу прячет, поддался: «Ну, тады ладно…».

Тут Дремов вновь, как заядлый артист, в лицах показал, как он «колол» дедка. И как тот, будучи «прижат к стенке» научно-техническими достижениями, согласился, наконец, показать схрон. Это вызвало едва ли не гомерический смех сочинителя.

– Тебе вот смешно, – нисколько не обиделся рассказчик. – А мне тогда было не до смеха. Весь день на ногах, куча нераскрытых преступлений, неудача за неудачей, а тут еще старый сморчок, возомнивший себя партизаном…

– Извините уж великодушно, – сгоняя остатки смеха, покаялся сочинитель. – Но если бы видели себя со стороны, Алексей Иванович, честное слово, тоже бы не удержались…

– Ладно, проехали, – сделал отмашку Дремов. – И хорош выкать! Мы тут вдвоем, а не перед личным составом… Нечего гнилых интеллигентов, как говорил Ленин, корчить.

– Извините, привычка, – смутился сочинитель. – Но мне так удобнее…

– Ну, как хочешь, – хмыкнул Алексей Иванович и продолжил: – Когда нашли и доставили в отдел нашего «бегунка» Степана, стали «колоть». Только «колоться» он и не думал. Уперся, как бык: «Я – не я, и хата не моя». Раньше бы его по рогам – и поплыл бы как миленький! Нынче – это себе дороже… Потому нервами исходим, а он, гад, ни подельника не называет, ни собственной вины не признает. А, главное, ни одной зацепки, чтобы его прижать! Электронный маячок к делу-то не приложишь… Ни одной вещи с обчищенных квартир! И мобильник успел в последний момент разобрать по запчастям и куда-то забросить – допер, видать, что по нему следили. Телек на досуге тоже смотрит… – дернул нервно тугими желваками.

– Телек – это как водка: все морщатся, но никто не отказывается, – ввернул сочинитель, соглашаясь с рассказчиком. Тот взглянул с интересом, видно фраза понравилась, и снова за суть дела:

– Ситуация – хуже не придумаешь. Час-другой – и надо задержанного отпускать да еще и извиняться. Предъявить-то ему фактически нечего…

– Да… – посочувствовал ветеран-слушатель.

– И тут, на наше счастье, на территории первого отдела, куда были стянуты после первой квартирной кражи все полицейские наряды, на очередной квартире задерживают подельника доставленного нами «молчуна»…

Заметив, что сочинитель ждет пояснений по факту задержания второго фигуранта криминальной эпопеи, Дремов мгновенно перестраивается.

– Второй, назовем его Романом для ясности, угнав с КТК «Жигуленка», как я уже говорил, прорвался на территорию первого отдела и с ходу «замочил» квартирную кражу. Когда убегал из квартиры, то в дверях столкнулся с хозяйкой. Та, опомнившись, заяву полицию. Так, мол, и так… В отделе полиции опера не пальцем ляпанные… Прикинули, что к чему – поняли, что тот самый злодей, который квартиры на КТК бомбил. Операцию «Сирена» ввели. Правда она ничего не дала, хотя сил туда нагнали – мама, не горюй! Но вор Рома в это время ломится в следующую квартиру. И тут счастье его бандитское кончилось… – расцвел в довольной улыбке Дремов. – От соседки домой вернулась хозяйка, которая, почувствовав в своей квартире чужого, соображала быстрее других: ключ из кармана – и дверь на замок. Потом за мобильник – и в полицию. Словом, Рому взяли без лишней пыли…

– Колонулся? – перебив, поинтересовался сочинитель.

– Еще бы не колонуться, когда на нем куртка ворованная. А в ней – документы, ключи от угнанной машины… – самодовольно ухмыльнулся заместитель начальника отдела. – Так зароманил, что тебе и не снилось.

– А ваш бегунок… Степан? – улыбнулся дремовскому каламбуру ветеран.

– И наш Степа – заноза в попе, – подпустил тот очередную руладу, нажимая на шипящие, – узнав, что Рома, у которого не все дома, взят, потек, как ржавый дуршлаг. Только успевай записывать… Наперегонки показывали, где прятали похищенное имущество: и в подвалах, и в металлических контейнерах на свалках, и даже на крышах киосков. У продавцов, когда мы с крыш их киосков снимали пакеты с золотишком, глаза на лоб лезли! Более десятка квартир пробомбили…

Заместитель начальника отдела с такой легкостью выдавал словесные перлы, подтверждая сложившееся о нем мнение ходячего острослова и зубоскала, что сочинитель поневоле заулыбался им. Ему, сочинителю, до такого мастерства шагать и шагать…

– А знаешь, что самое поразительное во всей этой криминальной свистопляске? – вдруг посерьезнел опер.

– Что? – не стал мудрить с вопросом ветеран-слушатель.

– А то, что и Рома, и Степа – дети воронежских оперов… Я Рому спрашиваю: «Как же ты, имея отца-мента, до такой жизни докатился?» А он мне: «У тебя сын есть?» – «Есть», – отвечаю. – «А ты его много видишь?!» Тут я задумался: сына действительно не вижу, пропадая целыми днями, а то и сутками на работе. А он мне: «Вот то-то…»

В голосе Дремова звучали уже не ирония, не сарказм, не насмешка, а грусть и тревога. Ибо, спасая и оберегая от бед чужих, при такой бешеной, изматывающей работе, как у оперов, как бы своих близких не утерять…

Повисшую паузу нарушил сочинитель, решивший поставить последнюю точку в этом криминальном сюжете:

– Наверное, приказ о поощрении был?

И лукаво прищурился, зная, как любят «верхи» поощрять сотрудников на «земле».

– Конечно, – тут же вернулся Дремов к прежнему насмешливому тону. – Шефу и начальнику розыска прежние выговора сняли. А обо мне, слава богу, даже не вспомнили. И хорошо: а то бы сначала взыскание вкатили, о котором прямо намекали, а потом бы его и сняли. Чтобы и волки были сыты, и овцы целы…

– Разве такое бывает? – усомнился ветеран уже не понарошку, а всерьез.

В его времена такого, чтобы в один день и приказ о наказании, и приказ о снятии наказания сотруднику, не практиковалось. Но все течет, все изменяется…

– Сейчас все бывает, – заверил Дремов, взглянув на часы. – Однако мы заговорились…

– Что ж, спасибо за интересную беседу, – встал сочинитель. – Может быть, где-то использую… Правда, сейчас я пишу все больше на исторические темы… О князьях курских да воеводах…

– Что-то слышал… – придержал его репликой заместитель начальника. – Опера говорили, что из-за этого даже розыскника Письменного достаешь…

– Есть малость, – в тон полицейскому начальнику отозвался сочинитель. – Думаю опять к нему зайти…

– Не стоит.

– Почему?

– Да укатил он в Воронеж других подельников Ромы-истомы и Степана-басурмана задерживать.

– Жаль.

– Да ты не жалей, а в другой раз приходи. А сегодня, раз имеешь желание общаться с операми, лучше к заместителю начальник отделения уголовного розыска, Кутыкину, загляни. Ему присвоено звание «подполковника полиции». Вот и поздравь его.

– Обязательно, – направился к дверям сочинитель. – Хоть одно светлое пятно на сером безрадостном фоне вашей службы.

– Ничего не поделаешь, – снимая трубку с телефонного аппарата, отозвался Дремов, – служба у нас такая… Днем и ночью… Алло, дежурный…

3

Кабинет заместителя начальника ОУР Кутыкина Дениса Владиславовича, теперь уже подполковника полиции, находился на том же втором этаже, что и кабинет заместителя начальника отдела. Только в другом крыле. Был он, конечно, победнее обставлен и без портретов вождей и президентов. Но тоже ничего. Вполне современный офисный кабинет. Только папками всевозможных оперативных дел да бумагами со штампами и броскими резолюциями завален под потолок. И на столах, и на сейфах, и на полках деревянных шкафов – везде красовались эти бумажные носители тайн и полутайн, а чаще всего засекреченной «пустоты» и бесконечных забот ежедневной деятельности оперативного сотрудника.