Текст книги "Трагические судьбы"

Автор книги: Николай Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Как выбрать место для тайника

Полковник не только из идеологических разногласий с режимом взялся служить Западу. Он при первой же встрече ставит условие: «У меня просьба: определить мне определенный материальный базис. Человек я состоятельный. Я полковник уже 11 лет. Раньше я получал 500 рублей (автомобиль «Москвич» стоил тогда 2000 рублей. – Н.А.), теперь – 450. У меня есть квартира, где у каждого члена семьи своя комната. Я имею возможность выезжать за границу. Я женат на дочери генерала, который после смерти оставил много денег. То есть мой стандарт жизни довольно высокий. Однако я хотел бы жить намного лучше и обеспечить роскошный уровень жизни для моей семьи». Дальше он попросил некоторую сумму на руки, объяснив, что подумывает о приобретении дачи. Ее стоимость – около 10 тысяч рублей. Не настаивал на определенном жалованье, сказав, что он солдат демократии, потому как бы стыдно ему за службу получать деньги, но совсем бесплатно заниматься фотографированием секретных документов было бы неразумно. Только сказал: «Сколько положите мне, столько и хорошо». Попросил, правда, деньги на подарки и сувениры сослуживцам. Сумма была тут же выделена. Расписку не попросили.

Пеньковский не терял времени даром. Он был и с делегацией, и встречался ночами со своими новыми друзьями. Успел пройти курс обучения тайнам связи. Ему вручили крошечный фотоаппарат «Минокс», научили им пользоваться. (Позже, на суде над Пеньковским фигурировала эта торговая марка фототехники и получила бешеную рекламу во всем мире). Его снабдили также транзисторным радиоприемником для односторонней связи и подробными инструкциями, как им пользоваться.

Связь в Москве уговорились поддерживать через Винна. В случае экстренной необходимости информацию передадут ему по радио. Очень много времени потратили на определение мест для тайников. Сотрудники спецслужб в Москве рыскали по городу в поисках подходящих точек. Сотрудник ЦРУ в Москве получил задание подыскать место для тайника в центре, неподалеку от Госкомитета по науке и технике, где формально числился Пеньковский. Задание формулировалось так:

«1. Быстрым шагом прогуляться по правой стороне Пушкинской улицы по направлению к Садовому кольцу и внимательно изучить дом номер два, расположенный между магазином женской обуви и магазином «Мясо» (см. карту).

2. Во время прогулки провести визуальную инспекцию дома номер 2 и ближайших окрестностей. Необходима детальная информация по следующим вопросам: a. Какой тип зданий возле дома номер 2? Жилой, магазин, ресторан, универмаг и т. д. b. Может иностранец, не привлекая внимания, войти в подъезд, чтобы позвонить из телефона-автомата? c. Видна ли телефонная будка с улицы? d. Есть ли окно сбоку от входа, через которое могли бы заглянуть прохожие? e. Не привлекая внимания, определить, есть ли какое-либо наблюдение за этим зданием? f. Что за здание расположено прямо напротив здания номер 2?»

Интересные вопросы, не правда ли? Но это еще не все. Нужно забежать в подъезд, осмотреться, чтобы получить представление о следующем:

– можно ли перед входом замешкаться? – где расположена лестница? – какой цвет стен, тип пола? – чем освещается подъезд, насколько ярко? – освещена ли телефонная будка? – есть ли другой вход и выход?

И это не все – на девяти страницах мелкого печатного текста еще много задано животрепещущих вопросов. Речь идет о подготовке только одного тайника. А было их больше тридцати. И не случайно на обслуживании Пеньковского в Москве было занято 22 агента ЦРУ и МИ-6.

В итоге на Пушкинской для закладки тайника был выбран подъезд дома 5/6. Так совпало, что слушатель школы разведчиков КГБ Анатолий Максимов проводил учебную тайную операцию и выбрал место для закладки тайника как раз в этом подъезде. Как позже Пеньковский, он повесил за батареей на крючке спичечный коробок с учебными материалами. Мой друг Медхад Шилов, тогда еще школьник, жил неподалеку – на углу Тверской и Камергерского переулка, и, когда на суде над Пеньковским был озвучен адрес на Пушкинской, бегал с друзьями в тот подъезд, чтобы проверить, действительно ли там можно заложить тайник.

В свою очередь, Пеньковский получил следующую инструкцию:

«Пройти вниз по Кузнецкому мосту, резко свернуть на Пушкинскую улицу, быстро проследовать к условленному месту и заполнить тайник. Как альтернативный вариант: спускаться по Кузнецкому мосту, дойти до магазина «Мясо», свернуть на Пушкинскую улицу, выдержать паузу в 15 секунд, проскользнуть в здание, оставить послание в тайнике, затем зайти в телефонную будку, сделать телефонный звонок жене: не нужно ли купить мясо или колбасу? Нужно учитывать, что наблюдение может быть плотное, потому звонок должен убедить наблюдающих, что он пришел за мясом».

Все и произошло, как по-писаному: Пеньковский спустился по Кузнецкому, завернул на Пушкинскую, положил в тайник микропленку, затем позвонил жене, она попросила купить докторской колбасы. К несчастью для полковника, наблюдение КГБ не купилось на эту уловку. Позже этот эпизод фигурировал на суде.

Но продолжим читать инструкцию для Пеньковского дальше: «После закладки тайника, следует выждать сутки и поставить условный сигнал, что тайник заложен». Перед тем как отправиться на Пушкинскую, он должен был на фонарном столбе № 35 на Кутузовском проспекте поставить отметку черного цвета. После загрузки тайника нужно было дважды набрать номера телефонов Г3-2687 и Г3-2694 и, услышав ответ, сразу же положить трубку. Это означало, что все в порядке.

А на чью, собственно, сторону работал полковник?

Но это все потом, потом, а пока Пеньковский в Лондоне. У него нашлось время, чтобы побывать на Хайгетском кладбище, где похоронен основоположник системы, против которой он начал бороться, – Карл Маркс. Могила представляла собой печальное зрелище – запущенная, беспризорная, разбитая мраморная плита с неразборчивыми буквами на осколках. Когда Пеньковский вернется в Москву, он напишет письмо лично Хрущеву, в котором сообщит: он, как член КПСС с 20-летним стажем, как преданный делу коммунизма гражданин, не может понять, почему так небрежно относятся к месту захоронения основоположника научного коммунизма. Хрущев даст соответствующие указания, и через некоторое время на могиле Маркса появится памятник. Пеньковскому будет вынесена благодарность. Естественно, это поднимет его акции в глазах руководства ГРУ. И потом долгие годы любая группа советских граждан – официальные лица или просто туристы – в обязательном порядке должна будет посещать Хайгетское кладбище и возлагать на могилу Маркса цветы.

Как это ни покажется удивительным, но он умудрился выполнить и задание, которое ему дали в ГРУ. Выполнить втайне от своих новых друзей. Под предлогом того, что ему хочется посмотреть Англию, он совершил две поездки по стране. Ему посчастливилось обнаружить некоторые военные объекты. После возвращения в Москву он составил два подробных отчета о поездке, один сдал в ГРУ, другой – в Комитет по науке и технике. Его работа была признана успешной.

В отчете в ГРУ он подробно описал, как, проезжая из Лондона в Шеффилд по магистрали А-1, наблюдал за южными окраинами города военный аэродром, на котором базируются самолеты военно-воздушных сил, рядом с ним он отметил систему противовоздушной обороны. Пеньковский внимательно изучил эти объекты, их местоположение, определил координаты, сделал рисунки. Кроме того, он завязал знакомство с некоторыми сотрудниками британских фирм с целью вербовки, в отчете указал, кто перспективен, а кто нет. Позже сотрудники ГРУ провели успешную вербовку указанных Пеньковским лиц. В отчете он также подробно осветил методы, к которым прибегает британская контрразведка в работе с членами советской делегации, перечислил провокационные вопросы, которые им задавали, и пересказал антисоветские разговоры, в которые их пытались вовлечь.

Невольно задаешься вопросом: а кому, собственно, служил полковник? Он, кстати, специализировался на получении зарубежной технологической информации, связанной с разработкой и производством высокоточных приборов наведения ракет – гироскопов и акселерометров. Во время своих зарубежных командировок (всего их было три) он раздобыл много чего секретного и важного по этой тематике. Особенную ценность представляли чертежи акселерометра – это точный гироскоп, определяющий ускорение ракеты, по его данным компьютер точно рассчитывает ее местонахождение и скорость. Что чрезвычайно важно для определения момента отделения боеголовок от ракеты.

Пеньковский был поражен, насколько открыто идут на контакт европейцы. Он заносит в дневник свои впечатления: «Меня не переставало удивлять то, как легко и непринужденно люди общались с нами. В Турции же – единственной стране, в которой мне довелось до этого побывать, – я постоянно ощущал, мягко выражаясь, весьма сдержанное отношение местных жителей к советским людям…»

Прервем на секунду чтение дневника, чтобы воскликнуть: как меняются времена! Сегодня в Турции русские – желанные гости. Останавливаешься в отеле, персонал не знает, чем тебе угодить, чтобы ты и в следующий раз приехал именно к ним. Пеньковский ощутил другое: «Местная полиция следовала за мной по пятам. Англичане же и французы свободно общались со мной, приглашали к себе домой, в рестораны или в конторы фирм. Этим я был буквально поражен, поскольку в военно-дипломатической академии нам много рассказывали о спецслужбах этих стран. Но, оказавшись наконец там, я увидел собственными глазами, как естественно и непринужденно ведут себя иностранцы. К тому же ни в Англии, ни во Франции я ни разу не заметил за собой слежки».

Вот это он зря, друзья за ним внимательно приглядывали. Все-таки он был малоопытен в работе в поле, не умел вычислить наблюдение. Когда его деятельностью займется КГБ и установит за ним слежку, он тоже ее не заметит, будет вести себя беззаботно. Но пока Пеньковский забавляется вопросом: «А может, в СССР специально насаждалось мнение, что все иностранцы – шпионы, а жизнь простого человека на Западе – сущее мучение? Ответа на этот вопрос я так и не нашел. Он мучает меня по-прежнему». Удивительно, до чего же простые вещи ставили его в тупик.

Предложил взорвать Лубянку ядерной минибомбой

Во время первой встречи в гостинице «Маунт Ройал» Пеньковский в разговоре обронил, что запросто может взорвать Генеральный штаб на Арбате. Гарольд Хазливуд, составлявший отчет ЦРУ, поставил ремарку: «Сказано было шутливо». Но Пеньковский не шутил. На встрече в Лидсе – четвертой по счету – он вновь возвращается к этой теме: «Ваши ученые должны подсчитать, какой мощности должна быть бомба, чтобы подорвать Генеральный штаб». Предлагал он также снести до основания здание КГБ на Лубянке: «Рядом жилые дома с темными подъездами. Можно оставить бомбу в чемодане или положить ее в урну – никто не обратит внимания». Он даже высчитал, что для верности нужно подложить три бомбы, чтобы и следа не осталось от штаба чекистов. Пеньковский определил и самое выгодное время для взрывов: «Между 10 и 11 часами, в это время весь персонал на своем рабочем месте. Мы никудышные работники, и хотя рабочий день начинается в 9, но люди подтягиваются к 10». Он предупреждает: «Помните, что здание КГБ имеет семь подземных этажей».

Не собирается он щадить и своих коллег по Главному разведывательному управлению. Предлагает изящный вариант. Рядом с ГРУ находится поликлиника Министерства обороны, когда идешь к врачу, обычно на проходной сдаешь сумки, портфели, свертки в камеру хранения, покидаешь поликлинику – забираешь. Поэтому удобно заложить бомбу в объемистую сумку, сдать ее в камеру хранения поликлиники, пройти к врачу, а потом как бы забыть свои вещи – это часто случается. «Очень удачное место, чтобы заложить заряд», – убеждает Пеньковский своих новых друзей.

Он показал на плане Москвы двадцать девять мест, где располагались военные, политические и государственные учреждения страны, и вызвался в день «Х» по сигналу ЦРУ и МИ-6 заложить атомные минибомбы (он был уверен, что умные американцы располагают таким оружием) с часовым механизмом. Взрывы должны прогреметь в тот момент, когда он с семьей будет далеко от Москвы.

Не знаю, что подумали его новые друзья, когда поняли, что Пеньковский не шутит, в отчете никаких пометок на сей счет. Один из высокопоставленных чинов ЦРУ, Энглтон, прочитав отчет своих сотрудников о встречах с Пеньковским в Англии, назвал его «анархистом и человеком с причудами, который по какой-то причине пытается втянуть нас в войну с Россией». Не соблазнило американцев предложение Пеньковского совершить серию терактов.

И опять в Лондон!

Пеньковский, окрыленный, возвращается 6 мая в Москву: Свершилось! Есть контакт! 16 мая 1961 года он записывает в дневнике: «В течение шестнадцати дней мы создали новый Союз, Союз дружбы и борьбы за наши общие цели. Я уверен, что этот Союз будет вечен. Да поможет нам Бог в нашем великом и важном деле». Напыщенно, но искренне. Только не угадал со сроками: Союз оказался не вечным, просуществовал чуть больше года.

Шпион Пеньковский приступил к активным действиям. Нашел укромное место в квартире, спрятал там фотоаппарат, фотопленку и инструкцию к радиоприемнику. Идя на работу, брал с собой «Минокс». В Министерстве обороны, в Главном разведывательном управлении, в Комитете по науке и технике он имел доступ к секретной документации. Фотографировал документы, выбирая преимущественно с грифом «Совершенно секретно». Когда не имел времени отбирать информацию, фотографировал все подряд – техническую документацию, засекреченные инструкции и руководства для персонала, материалы, раскрывающие методы работы КГБ и ГРУ, привычки и поступки высоких должностных лиц, политические и военные цели. Как было признано на суде над Пеньковским, с апреля 1961 по осень 1962 года полковник отснял и передал противнику 110 кассет фотопленки – более 5 тысяч снимков документации плюс более 7,5 тысячи страниц секретнейших материалов…

Через 20 дней в Москву прилетел Винн. Когда он прошел паспортный контроль, в таможенной зоне увидел Пеньковского. Полковник к тому времени уже почувствовал себя всемогущим: таможеннику, подошедшему, чтобы проверить багаж англичанина, бросил свысока: «Не стой, как человекообразная обезьяна. Это гость Советского Союза. Помоги дотащить вещи». Вы не поверите, но таможенник действительно схватил чемодан Винна и донес его до машины. Просто чудеса. Сегодня они уже не случаются. На пути из Шереметьева Пеньковский передал Винну пакет с двадцатью пленками. А Винн ему – фотопленку и очередные инструкции от сотрудников британской разведслужбы.

У себя в ГРУ Пеньковский не скрывал, что поддерживает контакты с британским бизнесменом: дескать, есть надежда, что удастся его завербовать. При очередном докладе руководству заметил, что Винн пока отговаривается, будто бы его кроме дела ничего не интересует, но если еще поднажать, для чего неплохо снова посетить туманный Альбион, то операция по вербовке завершится успехом. Руководство ГРУ, оценив таланты Пеньковского во время первой поездки, включило его в состав делегации, направлявшейся в Лондон для участия в советской промышленной выставке.

Делегация прибывает в Лондон 15 июля 1961 года, а 18 июля прилетает и Пеньковский. В аэропорту его встретил Винн, привез к себе домой, где Пеньковский принял душ, побрился. Он передал англичанину 15 катушек пленки с материалами и кипу секретной документации. После чего Винн подвез Пеньковского к гостинице «Кенсингтон Клоуз», где для него был забронирован номер.

Советская делегация была большая – больше сорока человек, из которых 11 – сотрудники КГБ и ГРУ. Они были разбиты на три группы, каждая получила особое задание, а Пеньковский осуществлял общее руководство. Что позволяло ему располагать своим временем, которое он проводил в приятной компании представителей ЦРУ и МИ-6. Встречи происходили на явочной квартире. Днем он часа два – три крутился на выставке, после чего под предлогом выполнения спецзадания линял из павильона и отправлялся на встречу со своими новыми друзьями. Иногда встречи длились по 10 часов с коротким перерывом на обед. Подробно обсуждали присланные донесения, уточняли, что еще нужно разузнать, давали полковнику новые задания. В ЦРУ уже разобрались, что Пеньковский в силах добыть, а что нет, потому составляли ему подробную разработку для выяснения тех или иных вопросов.

Когда Пеньковский вернулся 10 августа в Москву, он представил отчет, который начальство приняло «на ура». Полковник Павлов, резидент КГБ в Лондоне, в письме на имя заместителя председателя Комитета по науке и технике Джермена Гвишиани, непосредственного начальника Пеньковского, высоко оценил деятельность его подчиненного в Англии. Более того, о нем доложили Хрущеву. Председатель КГБ Серов в докладе Первому секретарю подчеркнул высокий профессионализм своего сотрудника. И председатель Госкомитета по науке и технике Руднев, до этого руководивший одной из ракетных программ, тоже высоко отозвался о своем сотруднике.

То, что одновременно Пеньковским были безумно довольны также в ЦРУ и МИ-6, само собой разумеется. Через год с небольшим во время обыска на квартире Пеньковского были найдены две фотографии – на одной Пеньковский в форме полковника британской армии, на другой – в форме полковника армии США. Да, да, в один из вечеров Пеньковский попросил друзей сфотографировать его в форме вероятного противника и – просто в голове не укладывается! – привез фотографии в Москву. Зачем? – вот загадка не для слабонервных. Никому в Москве этими фотографиями он, разумеется, похвастаться не мог. Любоваться на самого себя в форме полковника США? Просто какое-то детское тщеславие…

Но, с другой стороны, невозможно понять и объяснить также поступок Олдрича Эймса, руководителя восточно-европейского отдела ЦРУ, который девять лет работал на Кремль. В средствах массовой информации США его назвали «самым вредоносным предателем Америки». Так вот, КГБ прислал Эймсу фотографию огромного участка земли в Подмосковье, отведенного ему под будущую дачу, пожелай он перебраться в Россию. И Эймс зачем-то хранил дома эту опасную карточку с соответствующими пояснениями. Хранил он и письмо из КГБ на девяти страницах, в котором среди прочего содержалась и такая фраза: «Дорогой друг… в общем и целом на ваше имя переведено 2705 тысяч долларов США». Зачем хранил – шпион потом сам не мог объяснить. Когда его спросил об этом адвокат, он впал в истерику: «Я сохранил эту чертову записку и снимки… Не спрашивайте почему…» А не будь этих документов, вряд ли удалось бы доказать, что Эймс работал на Москву, в уголовном деле только косвенные улики и догадки, которые в американском суде могли и не принять за доказательство преступления.

Полковник кляузничает в ЦРУ

Много необъяснимого и нелогичного в поступках таких людей, как Эймс или Пеньковский. Может, двойная жизнь формирует особый тип характера – бесшабашный и рисковый? Как упоительно звучат строки из дневника полковника:

«Я вступаю в ряды активных борцов с прогнившим, двуликим режимом, который именуется «диктатурой пролетариата» или советской властью. Да, это диктатура, но только не пролетариата, а небольшой кучки людей. Они обманывают мой народ, который по незнанию и наивности гнет на них спину. Простые люди, возможно, никогда не узнают правды, если я со своими единомышленниками не раскроем им глаза. Я хочу быть со своим народом и делить с ним радость и горе. Хочу, чтобы старые мои друзья остались со мной, а не сторонились меня. Хочу служить моим простым согражданам, а не кучке высокопоставленных лиц. Отныне я становлюсь солдатом другой армии, истинно народной».

Что ж, звучит красиво, прямо по-юношески максималистски. Понятно негодование. И понятны чувства. Но сосредоточимся на фразе: хочу, чтобы старые мои друзья остались со мной, а не сторонились меня. В этой связи удивляет, с какой легкостью он сдавал своих друзей, приятелей, хороших знакомых.

Скажем, понятно, когда он предложил людям из ЦРУ идентифицировать советских разведчиков за рубежом: дайте мне фотографии всех посольских работников во всех странах, сказал Пеньковский, и я назову вам, кто из КГБ, кто из ГРУ, а кто – настоящий дипломат. Материалы по ГРУ он начал подбирать с 1959 года. В его распоряжении к моменту прямых контактов с сотрудниками ЦРУ и CIS было 546 страниц записей и 704 имени офицеров и гражданских лиц, либо непосредственно работающих в Главном разведуправлении Советской армии, либо сотрудничающих с ним. Так что он мог опытным глазом оценить, кто есть кто в советских учреждениях за рубежом.

Для Пеньковского подобрали 7132 фотографии из досье ЦРУ, а также подразделений М-16 и М-15 британской разведки. Пеньковский внимательно их просмотрел и указал на тысячу агентов ГРУ и три сотни представителей КГБ. Он сдал всю шпионскую сеть в Турции, которую знал как свои пять пальцев, а также всех агентов в Индии, Пакистане, на Цейлоне, в Иране и Египте. Это он сделал еще в первую поездку в Лондон. В отчете встречавшегося с ним Гарольда Хазливуда читаем: «Это было очень, очень важно. С точки зрения ЦРУ, это громадный вклад в обеспечение безопасности Соединенных Штатов».

Это все понятно. Но как понять то, что Пеньковский сдавал своих закадычных друзей? С которыми немало выпито. А сколько было откровенных задушевных разговоров… Неужели не понимал, что ломал их судьбы, ставил крест на профессиональной карьере? Вы только почитайте его донесения:

«Мой друг Щербаков на нелегальной работе восемь лет. Ко времени возвращения в Россию он почти забыл родной язык, поскольку за восемь лет не произнес ни одного слова по-русски, так что в Москве к нему пришлось приставлять переводчика».

«Руководитель советского госпиталя в Иране полковник Макаров – офицер разведслужбы… Другой мой приятель, полковник Янченко, отправился в Гвинею в роли корреспондента. Всегда работающий под прикрытием ТАСС, он является офицером стратегической разведки ГРУ».

«От своего приятеля Шаповалова из лондонской резидентуры в Индии я был наслышан о тамошних условиях работы… Он работал в группе научной разведки, примерно такой же, какая находилась в моем подчинении».

«Полковник Павлов – хороший мой приятель, женился на дочери Ворошилова. Сейчас он заместитель резидента ГРУ в Лондоне».

«Мой хороший приятель Василий Васильевич Петроченко долгое время находился на нелегальной работе в Австрии, Швейцарии и Франции. Он окончил две академии: Военно-воздушную инженерную академию имени Жуковского и Военно-дипломатическую академию. Во Франции ему грозил арест, но его вовремя отозвали в Москву. Затем его собирались послать в Лондон, где он должен был сменить Павлова на посту резидента, но руководство побоялось, что англичане не дадут ему въездную визу. Петроченко говорит на французском, немецком и английском. После возращения в Москву он работал в школе, где готовил нелегалов. Я снял копию с его удостоверения сотрудника ГРУ и его трудовой книжки, из которой ясно, чем он занимался во Франции».

«Иван Владимирович Купин – мой хороший приятель, с которым я познакомился через Варенцова. Он – его протеже и дальний родственник (дочь Варенцова Елена замужем за племянником Купина). Купин – командующий артиллерией и ракетными войсками Московского военного округа… У него было много проблем на амурной почве. Находясь в Германии, он сожительствовал со своей шифровальщицей по фамилии Зайцева. После его отъезда из ГДР, она, будучи от него беременно, повесилась. При расследовании дела о самоубийстве шифровальщицы в ее вещах обнаружили фотографию ее начальника» И Пеньковский делает вывод: «Вот какие дела творятся у нас в стране».

Чем дальше я знакомился с донесениями Пеньковского, тем больше они напоминали мне кляузы. Ну, к чему он, скажите на милость, сообщает: «Генерал-лейтенант Бирюков женат на еврейке»? Просто интересно, как отнеслись к этому донесению в ЦРУ, какие стратегические цели поменяли. Или: «Купчинский – начальник Венного медицинского училища, друг генерала Смоликова. Они вместе выпивают и участвуют в одних и тех же оргиях с курсантками медицинского училища. Кроме того, Купчинский поставляет будущих медсестер другим генштабовским генералам». И далее:

«Мамсуров – заместитель Серова. На встрече Нового года он чуть было не умер от сердечного приступа – слишком много танцевал…»

«Константинов, сотрудник ГРУ, – большой любитель выпить…»

«Капитан-лейтенант Иванов, сотрудник ГРУ, помощник военно-морского атташе в Великобритании… Любит посещать лондонские ночные клубы…»

Не доживет Пеньковский до скандала в британской столице, в котором будет фигурировать Евгений Иванов. Его портреты вместе с фотографиями военного министра Порфьюмо украсят первые страницы всех британских газет. Оба пользовались услугами одной и той же высококлассной проститутки Кристин Килер. Благодаря этой связи Иванов с Порфьюмо и подружились. А уж о чем они разговаривали – известно только ГРУ и SIC. Премьер-министр Гарольд Макмиллан был вынужден по этому случаю подать в отставку.

«Генерал Позовной – начальник Политического управления войск противовоздушной обороны… Позовной женат, имеет двоих детей. Когда его сын поступал в Артиллерийскую академию, я доставал для него экзаменационные билеты. В нашей стране стало обыденным делом, когда абитуриенты поступают в учебные заведения, средние или высшие, с помощью своих влиятельных друзей или за деньги».

«Маршал Москаленко – главнокомандующий ракетными войсками… Страдает язвой желудка и даже на работе порой сидит с грелкой. Когда ему присвоили звание маршала, Варенцов негодующе заметил: «Представляешь, этого тупого быка они сделали маршалом».

«Работающий в нашем комитете Евгений Ильич Левин, сотрудник КГБ и заместитель Гвишиани, – пьяница и распутник».

«Все наши генералы имеют любовниц, а некоторые из них – по две или даже больше. Семейные драки и разводы стали обыденным явлением, и никто не пытается этого даже скрывать».

«Наш военно-морской атташе сожительствовал с машинисткой, работавшей в посольстве…»

«Что касается вопросов морали, то в этом смысле сотрудники ЦК и сами далеко небезгрешны. Пьянство и интимные связи с женщинами, в частности с секретаршами, в этой среде не редкость. То же самое творится во всех министерствах и управлениях, а отношения между Хрущевым и Фурцевой наглядный тому пример».

«Федор Федорович Соломатин окончил Академию имени Фрунзе, а в 1950 году – Военно-дипломатическую академию. Он – сотрудник КГБ, работал в Соединенных Штатах. А до этого Соломатин работал в отделе Великобритании. Его жена, Катя, закупила за границей несколько шуб из натурального меха, а затем, вернувшись домой, продала их в Москве. Она тоже работала в КГБ, но за спекуляцию из Комитета была уволена. Теперь, используя связи, пытается устроиться в Главное разведывательное управление. И ей это, несомненно, удастся – среди нас много таких, кто не прочь подзаработать на импортных тряпках».

Нечего и говорить, важная информация поступала в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли близ Вашингтона. Интересно, как там распорядились всем этим богатством?

Хрущев: «Что за дураки у нас в разведке!»

Вообще кляузность, мелочность, мстительность в натуре Пеньковского. Проявились эти черты характера еще во время его первой командировки за рубеж – в Турцию. В первое время он исполнял в Анкаре обязанности резидента военной разведки, что ему нравилось. Радость была, правда, смазана конфликтом с подчиненным по фамилии Ионченко. Тот изучал турецкий в Военно-дипломатической академии и был недоволен, что Пеньковского со знанием английского назначили исполняющим обязанности резидента, а его, знатока Турции, простым сотрудником. Да тут еще Пеньковский начал учить его, как правильно вербовать турок. «Он подходил к приглянувшемуся ему турку на улице, приглашал его в ресторан и едва ли не сразу предлагал за хорошее вознаграждение стать советским агентом. Кто же так делает?» – недоумевал Пеньковский. Раз сделал Ионченко замечание, чтобы тот прекратил работать по-топорному, два сделал, а на третий раз пригрозил, что оправит его на Родину.

Тут некстати обострились отношения с Вавиловым, резидентом КГБ, тот предложил Вере, жене Пеньковского, переспать с ним – полковник чуть не пристрелил его. Мало этого, на место военного атташе и резидента ГРУ прислали генерала Рубенко. Это был еще тот солдафон – грубый, самодуристый, не терпевший возражений. И как будто назло Пеньковскому у генерала сложились прекрасные отношения именно с Ионченко, а Пеньковского он невзлюбил, и крепко невзлюбил. Начались трения. Во время визита иранского шаха в Турцию местные спецслужбы предприняли повышенные меры безопасности. Поэтому из Центра пришло указание: оперативные мероприятия свернуть. Но генерал Рубенко проигнорировал указание, послал сотрудника на встречу с агентом. Пеньковский высказал свое негативное мнение по этому поводу, на что генерал в грубой форме приказал полковнику заниматься собственными делами и не совать свой нос в чужие.

Любопытно, что через десять лет в Турцию попадет начинающий сотрудник ЦРУ Олдрич Эймс. И он тоже придет к выводу, что его коллега неправильно занимается вербовкой турок. «Никого это не беспокоило, – обижался Эймс. – Дело заключалось в том, что резидентура ЦРУ в Турции сможет доложить, что ею произведена попытка вербовки, и все получат поздравления». Так же как и Пеньковский, Эймс не сработается со своим руководителем Клэриджем, который напишет в характеристике, что не верит, что Эймс когда-либо станет хорошим оперативником. И даже такой штрих: к жене Эймса тоже будет приставать с грязными предложениями его приятель. Как скучна история шпионажа: все в ней повторяется, где ни работай – в ГРУ или в ЦРУ.

Пеньковский затаил обиду на генерала Рубенко. И начал подыскивать повод отомстить. Он, кстати, не скрыл от своих западных друзей эту черту своего характера: «По натуре я мстительный, особенно если речь идет о справедливости. Пусть даже несправедливо поступают по отношению ко мне. Именно тогда я решил перейти на вашу сторону». С Ионченко было проще. Пеньковский из телефона-автомата позвонил в турецкую контрразведку и проинформировал ее о деятельности туповатого коллеги. Ионченко взяли с поличным при передаче инструкций турецкому офицеру. Он был объявлен персоной нон грата. Рубенко сообщил в Центр, что Ионченко пал жертвой провокации турок и американцев.

А за своим начальником Пеньковский начал следить, дожидаясь удобного момента для удара. И подловил-таки его на финансовых злоупотреблениях. Резидент тратил казенные деньги, мягко говоря, не по назначению, списывая их на оперативные мероприятия. Пеньковский прямо заявил ему об этом. Пришел в кабинет Рубенко и сказал: «Товарищ генерал, так делать нельзя». Товарищ генерал даже растерялся поначалу, начал уверять, что деньги пошли на оплату услуг агентов. Пеньковский ему вопрос в лоб: «Вы коммунист?» Генерал опешил: «Да» – «Тогда почему вы лжете?» – «Вон из моего кабинета! – заорал генерал. – Это не твоего ума дело!»