Текст книги "Трагические судьбы"

Автор книги: Николай Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

Другие гости, из военных, тоже много чего интересного наговорили Пеньковскому, после юбилея маршала было что сообщить друзьям на Западе.

Контур женской стопы в блокноте шпиона

И наконец кульминационный момент юбилейных торжеств – Пеньковский открыл стол заказов. Дело в том, что после его первой командировки за границу появился стойкий слух, что Пеньковский все может, что ему можно заказать любую вещь и он привезет. Первым подъехал с просьбой заметно поддатый Чураев, он попросил из следующей командировки за рубеж привезти для его супруги «Шанель № 5», «Арпеж» и другие французские духи. Прочие гости заказывали купить для них бритвы, транзисторные батарейки, рубашки, зажигалки. Генералы просили привезти атташе-кейсы. (После ареста Пеньковского многих принудили сдать подарки.)

Пеньковский записывал в блокнот аккуратным почерком, что кому нужно купить. Юбиляр отвел друга в сторону и попросил посмотреть для него в Лондоне нечто особенное, читаем в дневнике: «Варенцов заметно стареет. Перед моей командировкой в Лондон он попросил меня привезти ему какое-нибудь средство для повышения потенции. По крайней мере, желание у него еще не пропало, и это уже хорошо».

Сейчас уже начало забываться, что в советское время каждого, кто отъезжал в командировку за границу, сослуживцы, знакомые, не говоря уж о родных, одолевали просьбами привезти что-нибудь оттуда. Любая вещь была желанной и приносила радость. В Москве, не говоря уже об остальном СССР, редко можно было приобрести что-нибудь приличное, да и то всегда – по блату. Командированные составляли список, с которым потом рыскали по буржуазным магазинам. Надо было еще поискать такую торговую точку, где товары распродавались по бросовым ценам. Смешно, но в 1989 году я вез из Будапешта майонез, сыр, колбасу, кофе и прочие продукты, не считая, естественно, шмоток. В дневнике Валерия Золотухина, артиста Театра на Таганке, запись от 25 мая 1973 года: «Вернулся Высоцкий из Парижа, привез мне джинсы». Всё! Ни о том, что рассказывал Высоцкий о лучшем городе Земли, что там видел и с кем встречался, что нового сочинил… Всё затмило Событие: привезли джинсы!

Пеньковский, когда прибудет в Лондон, обратится за помощью к своим новым друзьям, он предъявит им список заказанных вещей и скажет: это все надо обязательно купить, чтобы легче было добывать информацию. Агента ЦРУ поразило, что это был не лист с перечнем товаров, а толстая тетрадь, в которой на каждой странице было написано, что нужно купить и для кого. Многие дамы заказывали обувь. На развороте тетради контуры женских ступней. Пеньковский знал, что у англичан свои размеры обуви, а как они соотносятся с советскими, не представлял и поэтому, чтобы не ошибиться, снял с ног мерки. Некоторые были 42-го размера.

Хрущев, между прочим, был уверен, что уж с чем-с чем, а с туфлями и ботинками в его стране полный порядок. Во время его поездки по Америке в 1959 году один американский бизнесмен предложил экспортировать в Советский Союз обувь. Хрущев поразился такой наглости: «Что?! Обувь?! Посмотрите на мои ботинки! Мы делаем лучшие ботинки в мире!» И разговор был закончен.

Светлана Серова без ума от Лондона и полковника

Прекрасные отношения сложились у Пеньковского с руководителем ГРУ генералом Серовым. Помог случай. Когда Пеньковский собирался в Лондон в первую поездку, его вызвал Серов и сообщил: этим же рейсом летят в Лондон туристами жена и дочь, вы уже там помогите им. Просьба начальства – приказ для подчиненного. В Шереметьево Серов познакомил Пеньковского с женой и дочерью Светланой. Пеньковского удивило, как Серов растрогался, прощаясь с ними: «Трудно было поверить, что этот суровый человек, чьи руки обагрены кровью, мог испытывать такую нежную привязанность к своим близким». Серов действительно был не из тех, кто работал в белых перчатках. Как уже говорилось, именно под его руководством были жестоко выселены чеченцы и ингуши в 1944 году за якобы поголовную предрасположенность к предательству. Браво участвовал Серов и в подавлении восстания в Будапеште в 1956 году. Но с чего Пеньковский решил, что жестокость Серова мешает ему испытывать нежные чувства к жене и дочери? Гитлер, к примеру, очень любил детей…

В Лондоне Пеньковского и Серовых никто из посольских почему-то не встретил, хотя генерал Серов специально позвонил послу, чтобы сообщить об их прилете. Пеньковский взял такси, довез мать и дочь до гостиницы и сказал, что через час заедет и покажет им город. Он устроил им фантастическое пребывание в Лондоне. Возил по достопримечательным местам, поражал великолепием магазинов, водил в шикарные рестораны. Мать и дочь были без ума от поездки и бесконечно благодарны своему сопровождающему.

Между Пеньковским и Светланой Серовой завязалось нечто вроде флирта, они быстро перешли на ты. Она была студенткой, привлекательной и неглупой. Однажды вечером он взял посольскую машину и показал ей лондонские ночные клубы и Пикадилли. У девчонки голова закружилась от великолепия и шика ночных заведений. Светлана и Пеньковский даже танцевали рок-н-ролл, за что в Советском Союзе их запросто могли отволочь в кутузку. От буржуазных развлечений Светлана пришла в неописуемый восторг, так что бездыханную от счастья студентку Пеньковский доставил к матери только в 6 утра.

За их разудалым весельем с неудовольствием следили американские и британские друзья Пеньковского. Им не понравилось, что их подопечный слишком прижимается к Светлане и что, судя по всему, он испытывает к ней явно не платонические чувства. В отчете ЦРУ Гарольд Хазливуд отметил: «Пеньковский начал заигрывать со Светланой, и мне при встрече пришлось умолять его почти на коленях: «Эта девушка не для тебя. Не осложняй нам жизнь». – «Но почему? Ей нравятся развлечения», – упорствовал влюбленный полковник. «Просим, Пеньковский, пожалуйста, (в отчете это слово написано так: pozhalusta. – Н. А.) есть масса других девиц, но только не эта».

Вот так же парень из охраны Ельцина году в 1988 влюбился в его дочь Татьяну, она тоже с интересом посматривала на него. Александр Коржаков рассказывает о проведенной воспитательной работе: «Любые близкие отношения с родственниками охраняемых лиц категорически возбранялись. За чистотой морального облика чекистов наблюдал специальный отдел 9-го управления КГБ. Мы все убеждали влюбленного парня не ломать себе карьеру и выбрать другую девушку». Охранник послушался совета, Пеньковский не обратил внимания на просьбу друзей.

Удалось сохранить в тайне от британской прессы, что за птицы посетили Лондон. Иначе бы все газеты на первых полосах полоскали подробности пребывания Серовых в Англии. Дело в том, что Серов – фамилия в тех краях одиозная. Когда Хрущев в 1959 году посетил Британию на крейсере «Орджоникидзе», в составе делегации должен был быть Иван Серов, тогда глава КГБ. В группе, готовившей визит, действовал дипломат Олег Трояновский. Он вспоминает, что в ходе согласования графика и программы визита возникло несколько спорных моментов, вот один из них: англичане убеждали наших, что пребывание в Англии главы советского репрессивного ведомства может спровоцировать враждебные демонстрации, которые испортят дружественную атмосферу при приеме высокого гостя. Тем не менее Серов был включен в состав делегации. Когда «Орджоникидзе» отшвартовался (пришвартовался?) в Портсмуте, в прессе поднялась шумная кампания, Серова иначе, как «кровавым мясником», не называли. Пришлось ему скучать в своей каюте на крейсере. А если б журналисты проведали, что в Лондоне наслаждаются его жена и дочь! То-то была бы сенсация. Не случилось. Проморгали.

Как водится, глаза у советских дам разбежались и от изобилия товаров: и то хочется купить, и от этого слюнки текут. Но даже у них, людей в Советской Союзе далеко не бедных, валюты было кот наплакал. Помнится, не работали тогда в Москве обменные пункты на каждому углу. И как-то быстро валюта у матери с дочерью закончилась. Пеньковский одолжил им сначала 20 фунтов, потом еще 30 – смешные по нынешним временам суммы. Но для них это были огромные деньги.

Вообще, надо сказать, что советские руководители были ограничены в валюте. Даже высокопоставленные. Вот что вспоминает Виктор Суходрев, переводчик министра иностранных дел СССР Андрея Андреевича Громыко: «Покупками для своих многочисленных домочадцев занималась в основном Лидия Дмитриевна Громыко, сопровождавшая мужа почти во всех поездках за границу. При этом материальные возможности четы Громыко были не безграничны, во всяком случае, до той поры, пока сам не стал членом Политбюро. А до этого во время командировок он получал суточные, пусть даже самые высокие, с определенными надбавками, но все равно это были не слишком большие деньги. Поэтому Лидия Дмитриевна целыми днями колесила по Нью-Йорку с женой какого-нибудь из наших дипломатов… А ездили они за покупками в самые дешевые районы, например в Даунтаун, где все продавалось по бросовым ценам».

На то, что Пеньковский одолжил деньги Серовым, обратили внимание агенты ЦРУ и МИ-6, в отчете читаем: «Он сделал ужасную вещь: дал взаймы денег миссис и мисс Серовым». Друзья понимали: на то, что Пеньковский располагает валютой, может обратить внимание КГБ.

Мария Петровна Серова присмотрела в магазине чудесные качели для внуков, но купить – не по карману. Пеньковский предлагает: давайте я подарю их вашему внуку! Она отказалась, потом подумала-подумала и сделала встречное предложение: ну, если у вас есть свободные фунты, купите мужу электробритву. А с качелями нашли простой выход: Серова попросила Пеньковского раздобыть их чертежи. С заданием Пеньковский, благодаря связям в британской разведке, блестяще справился. Когда они вернулись домой, глава ГРУ сделал заказ оборонному заводу по этим чертежам изготовить качели. Это был, наверное, первый пример конверсии в нашей стране.

Отоварились Серовы в Англии знатно, это отмечается и в отчете сотрудника ЦРУ: «Они купили очень много вещей, когда грузились на корабль, то их багаж составлял 6 чемоданов». Как все-таки меняются времена! Жена другого главы госбезопасности, уже российской, – Виктора Баранникова – в 1992 году приволокла из Цюриха в Москву 21 чемодан с покупками! Потратила свыше 300 тысяч долларов!

Пеньковский тоже не налегке возвращался в Москву. «Трудно поверить, но с ним было четыре чемодана, и каждый весил не меньше 70 килограммов, – отмечает в отчете сотрудник ЦРУ и добавляет для убедительности: «70!» После чего меланхолично задает вопрос: «Интересно, как он дотащит их до дома?» Да, трудно понять советского человека даже прожженному сотруднику ЦРУ.

Из Лондона Пеньковский привез горы подарков. В десятках московских квартир они вызвали вопли восторга. Несколько объемных упаковок заставили охать и ахать семью Варенцовых. Генералу Смольникову, начальнику отдела кадров ГРУ, Пеньковский вручил авторучку, бумажник и карты – тот был большой любитель преферанса. Людмиле Гвишиани, жене Джермена Гвишиани, привез духи, губную помаду, пудру, сигареты и массу других полезных вещей. А ведь Людмила была дочерью Косыгина, на тот момент заместителя председателя Совета министров. Пеньковский выполнил и поразительный заказ руководителя Комитета по науке и технике Руднева – доставил ему батарейки для транзисторного приемника.

Пеньковский стал желанным гостем в доме Серовых, занимавших роскошную квартиру в роскошном доме на улице Грановского. Бывал у них и на даче. Генерал держал там даже пасеку: он страдал ревматизмом и лечился укусами пчел. Глава ГРУ с благодарностью принял в подарок электробритву. И пришел в восторг от пластинок с записями Вертинского и Лещенко, которые были тогда весьма популярны, но их пластинок в Союзе вообще не было в продаже.

Кстати, именно Серов, когда возглавлял КГБ, запрещал Александру Вертинскому выступать с концертами в Москве и других крупных городах. Видимо, от большой любви к его творчеству. С какой горечью певец обращался к заместителю министра культуры СССР Кафтанову: «Где-то там… наверху все еще делают вид, что я не вернулся, что меня нет в стране. Обо мне не пишут и не говорят ни слова, как будто меня нет в стране. Газетчики и журналисты говорят «нет сигнала»… А между тем я есть! И очень «есть»! Меня любит народ (простите мне эту смелость). 13 лет на меня нельзя достать билета!.. В рудниках, на шахтах, где из-под земли вылезают черные, пропитанные углем люди, – ко мне приходят за кулисы совсем простые рабочие, жмут мне руку и говорят: «Спасибо, что вы приехали!.. Вы открыли нам форточку в какой-то иной мир…»

И Вертинский ставит четыре вопроса заместителю министра:

«1. Почему я не пою по радио? Разве Ив Монтан, языка которого никто не понимает, ближе и нужнее, чем я?

2. Почему нет моих пластинок? Разве песни, скажем, Бернеса, Утесова выше моих по содержанию и качеству?

3. Почему нет моих нот, моих стихов?

4. Почему за 13 лет нет ни одной рецензии на мои концерты? Сигнала нет? Я получаю тысячи писем, где меня спрашивают об этом. Я молчу».

Серов был в числе тех, кто замолчал Вертинского, хотя сам же млел от его романсов. Пластинки Вертинского в Советском Союзе вышли только в 1972 году.

Итак, полковник не вылезал от Серовых и совершенно покорил генерала ненавязчивой услужливостью. Пеньковский регулярно встречался со Светланой. Ей льстило, что у нее такой щедрый поклонник: на каждую встречу является с цветами и обязательно вручает подарок. Светлана не знала, какого мнения Пеньковский был о ее отце: «С поста председателя КГБ Серова сняли в 1958 году и направили в ГРУ. Сейчас он – заместитель начальника Генерального штаба и одновременно – начальник Главного разведывательного управления. Все в ГРУ недовольны его назначением. Его следовало бы расстрелять вместе с Берией, а не присваивать ему генеральский ранг. Но такое у нас в стране трудно себе представить. У нас рука руку моет… Я тесно общаюсь с генералами и маршалами. Они не перестают удивляться: «Зачем нам этот Серов? Если расстреляли Берию, то почему этого типа не повесили?» В открытую мы такие вещи не говорим, но иногда, вместе выпив, обсуждаем эту тему». Серов нужен был Пеньковскому как прикрытие, чтобы другие начальники ГРУ не приставали с разными глупостями.

Перед следующей зарубежной поездкой Пеньковского Серовы уже как своему вручили ему список того, что им привезти. Генерал вызвал Пеньковского к себе в кабинет и, заговорщицки подмигнув, сказал: «Ты бы зашел к моим, у них для тебя специальное задание». Задание было внушительным: список содержал более ста позиций. Светлана просила привезти ей нижнее белье, ей не хотелось демонстрировать избраннику убогие советские трусы и бюстгальтеры. Мария Петровна попросила привезти колготки, чулки, записные книжки, одеколон, парфюм, электрбритвы, батарейки для транзисторов, авторучки, свитера, рубашки, шарфы – все, все, все!

«С заданием ознакомился. Приступаю к его выполнению», – и в Париж!

Пеньковский жалуется в дневнике: «Для членов Центрального Комитета, маршалов и генералов, а также для их семей все закупается за рубежом, причем действительно самое лучшее».

Однако насчет того, что для высокопоставленных лиц закупалось за рубежом самое лучшее, Пеньковский ошибается, двухсотая секция ГУМа, где могли отовариваться избранные, была открыта позже. По инициативе семьи Брежнева. А пока членам Центрального Комитета, маршалам и генералам, а также членам их семей приходилось надеяться на полковника Пеньковского. Командировки у него были захватывающие: Лондон, опять Лондон и наконец Париж!

12 сентября 1961 года в Управлении ему вручили документ следующего содержания:

«ЗАДАНИЕ

Полковнику О. В. Пеньковскому, выезжающему в краткосрочную командировку во Францию на период с 13 сентября по 8 октября 1961 года.

По линии Государственного комитета по координации научно-исследовательских работы вы направляетесь во Францию на период работы советской промышленной выставки в Париже в качестве руководителя группы советских научных работников для ознакомления с некоторыми французскими предприятиями и поддержания контактов с деловыми кругами.

Во время пребывания во Франции вам надлежит выполнить следующие разведзадания:

1. В случае интереса со стороны местной резидентуры найти возможность передать своих знакомых ее сотрудникам. Желательно завербовать двух – трех человек из числа французских ученых.

2. Сообщить о мерах, предпринятых в отношении членов советской делегации.

3. Во время поездок по стране с целью посещения французских предприятий обратить внимание на все попадающиеся на глаза военные объекты (ракетные пусковые установки, аэропорты, воинские части и т. д.) При возможности эти объекты сфотографировать, а также установить их координаты.

4. Аккумулировать информацию об оборудовании, производимом фирмами для военных целей.

По прибытии в Париж установить контакт с нашим резидентом и сообщить о порученном вам задании.

При выполнении порученных вам заданий действовать строго в соответствии с вашим официальным статусом.

По окончании визита во Францию доложить резиденту о проделанной вами работе и ее результатах. По возвращении из командировки представить отчет о выполнении задания.

Полковник инженерной службы

Н. Хлебников. 12 сентября 1961 года».

Пеньковский написал под этими строчками: «С заданием ознакомился. Приступаю к его выполнению». Поставил дату и расписался.

Нагруженный списком товаров, оперативными заданиями ГРУ и кассетами с микропленкой, на которых громадный объем секретной информации, Пеньковский вылетел 20 сентября из Шереметьева в Париж. Как окажется, это будет последняя зарубежная поездка в его жизни. В аэропорту Орли его встретил Винн и отвез в гостинцу. Англичанин не знал точной даты прилета Пеньковского, поэтому в течение недели ездил встречать каждый рейс «Аэрофлота».

На другой день Пеньковский встретился с цэрэушниками и передал им 16 катушек фотопленки. Когда их проявили, американцы не могли сдержать ликования: это была редкой ценности добыча! Техническая документация, описание секретных технологий, чертежи ракет, сверхсекретные служебные документы, научно-техническая документация… Пеньковский порозовел от похвал, только и сказал: «Я солдат свободы и демократии».

Месяц провел Пеньковский в Париже. То были счастливейшие дни его жизни. Он почти ежедневно общался со своими друзьями из ЦРУ и МИ-6, они вели упоительные беседы. Друзья задавали ему вопросы, он, радуясь, что может им быть полезен, отвечал. Полковник осмелился спросить: может ли он рассчитывать на негласную аудиенцию у президента Кеннеди, а также у английской королевы Елизаветы II? Через несколько дней в этом ему было вежливо, но твердо отказано. Полковник расстроился.

Уговаривались, как будут проходить встречи в Москве. Составляли список, что секретного ему нужно раздобыть и сфотографировать. Как раз во время этих встреч ему предъявили свыше 7 тысяч фотографий сотрудников посольств СССР по всему миру, он указал на снимках тех, кто из ГРУ, а кто из КГБ.

Потом советский суд юридическим языком так охарактеризует эти встречи: «Пеньковский на явочных квартирах регулярно встречался с представителями английской и американской разведок. На этих встречах он сообщал им о заданиях московского начальства, которые ему предстояло выполнить во время пребывания в Париже, сообщал сведения о сотрудниках советского посольства во Франции, представляющих для западных спецслужб особый интерес… Изучал приемы разведработы иностранных спецслужб и получал от них задания…»

На одной из встреч Пеньковского познакомили с Джанет Эн Чизолм, женой английского дипломата. Через нее он должен был передавать материалы в Москве. Как выяснится позже, это был глупейший просчет английской разведки. Ежу понятно, что за иностранными дипломатами в Москве сверхпристально наблюдает КГБ: куда бы они ни двинулись, их плотно сопровождают. Англичане, собственно, подставили Пеньковского: Чизолм пользовалась дипломатическим иммунитетом, и ее попросту попросили покинуть Москву, а он, естественно, оказался в подвалах Лубянки…

Александр Коржаков: «Париж меня покорил»

Но пока что Пеньковский в Париже, лучшем городе Земли. Уж на что несентиментальная натура Александр Коржаков, бывший телохранитель Ельцина, и того во время первой служебной поездки в столицу Франции проняло, обронил фразу в воспоминаниях: «Париж меня покорил».

Правда, Коржаков не имел возможности проводить так сладко время, как Пеньковский. Каждый вечер полковник обязательно встречался с Винном. Винн так описывает эти встречи: «Он ежедневно ходил на выставку или в посольство на какой-нибудь официальный прием. А в условленное время и в условленном месте я всегда ждал его в машине, поскольку в Париже ничего не стоит заблудиться. Мы, как и подобает туристам, много времени уделяли разного рода развлечениям, с огромным удовольствием осматривали достопримечательности французской столицы».

Посмотреть в Париже есть на что. И есть где славно повеселиться. И оторваться в ресторане. Конечно же, они посетили кабаре «Лидо» и «Мулен Руж». Пеньковский пришел в неистовство, когда на сцену выскочили длинноногие красавицы, груди нараспашку, и принялись такое вытворять, что у полковника мозги затуманились. Он задумчиво спросил Винна: «Почему бы и русским не создать нечто подобное? Красивое радостное искусство, и не столь серьезное, как балет».

Обращаю ваше внимание в этой фразе на слово русским. Оно означает, что наш герой уже утратил своею национальную принадлежность, уже как бы находится по другую сторону рубежей. Помните, как начинаются «Мертвые души»? «В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки… Въезд… не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным; только два русские мужика, стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сделали кое-какие замечания…» Некоторые исследователи указывают, что, написав два русские мужика, Гоголь тем самым вычеркнул себя из русской жизни. Похожее произошло и с Пеньковским.

Он врос в Париж. Днем, если был свободен, просто бродил по улицам. Разглядывал дома, останавливался перед витринами магазинов. Он был очарован западным миром. Ярко освещенные улицы. Экстравагантные ночные клубы. Он уже считал Париж своим.

Никита Сергеевич Хрущев, когда приехал в Париж в 1960 году, решил лично посмотреть, как живут французы, да чтобы без обмана, без потемкинских деревень. В сопровождении минимума охраны Хрущев вышел из ворот посольства в полвосьмого утра. На улицах тихо, спокойно, советского премьера никто не замечает. Зашел Хрущев в супермаркет, прошелся вдоль полок, заваленных продуктами. Покупателей почти нет, нет и очередей за дефицитом. Вышел с презрительной ухмылкой: «Цены высокие, не по карману простому французу».

Пеньковскому в отличие от ненавистного ему Хрущева все было по карману. Даже местные красавицы. Какие изумительные девушки разгуливали по парижским улицам и бульварам – свежие, прекрасно одетые, с ласковым зовущим взглядом! Он даже любимую жену Веру забыл. В Париже полковник познакомился коротко с несколькими приятными дамами – Даниель, Ани, Мариам. Деньги у него водились, и немалые, поэтому он весьма приятно проводил время. Когда дамы узнавали, что он – советский, они сначала пугались, потом ими овладевало любопытство, и наконец они проникались к нему огромной симпатией: они и не подозревали, что человек из-за железного занавеса может быть таким обольстительным, обаятельным, щедрым. И очень рекомендовали ему остаться в Париже навсегда.

Почему коммунистов не сажают сразу в тюрьму?

Но все-таки Пеньковский был разведчиком до мозга костей. Потому профессиональным взглядом всматривался в Париж. Позже изложит в отчете западным друзьям: «Все обожают Париж, там есть что посмотреть. Он очень удобен для работы разведчиков. Там много аллей, внутренних дворов, подворотен, через которые легко уйти от слежки. Резидент сообщил мне, что во Франции очень просто организовать встречу с агентом, передать ему или получить от него материалы и т. д. Он даже сказал, что они редко пользуются тайниками, так как значительно проще устроиться встречу непосредственно с самим агентом».

Не все, однако, ему нравилось на Западе. Он пришел в отчаяние, когда обнаружил, что здесь коммунистов не сажают в тюрьмы. Он же точно знал, что все они агенты КГБ. «Никак не могу понять, почему коммунистам в Англии и Франции разрешено так свободно действовать? – недоумевал он в разговорах с Винном. – Почему им не покажут, кто в их доме хозяин? Где же службы контрразведки западных государств? Чем они занимаются? У них же буквально под носом крадут любые секретные данные, а они ничего не делают, чтобы положить этому конец». Винн бубнил что-то о демократии, о свободе выбора, о праве исповедовать любую идеологию. Пеньковского эти доводы не убеждали: «Ведь запретили же Западная Германия и США деятельность своих компартий. Так почему же Англия, Франция, Италия и другие страны не сделают то же самое? Их коммунисты – это пятая колонна, работающая на советскую разведку». Винн опять заводит песню про демократию. Это был один из немногих моментов, по которому они не находили взаимопонимания.

В 1959 году в Сокольниках проходила американская выставка. Актер Театра юного зрителя Владимир Гусаров рассказывал мне, что услышал там интересный диалог: «В другом павильоне стоял румяный жизнерадостный американец, видимо, учитель русского языка, но говорил он с сильным акцентом и с трудом подбирая слова: «Я зарабатываю 450 долларов в месяц, моя работа мне нравится, когда я женюсь, жена, если захочет, тоже будет работать…» – «Почему у вас коммунистов преследуют?» – попытался срезать его идеологически подкованный посетитель. «Потому что они шпионы», – не растерялся учитель».

Парадоксально, но требование немедленно запретить компартии подчеркивает сталинистский оттенок натуры нашего героя. Принцип сталинизма: человек не должен иметь выбора. Абсолютно никакого. Принцип демократии: абсолютная свобода выбора, что поддерживает свободу личности. Пеньковский не понимал смысла свободного мира, в который стремился. Он считал, что коммунисты на Западе под носом у спецслужб крадут любые секретные данные. Но сам он чем занимался? Тем же самым, только под носом у советских спецслужб! Ему, стало быть, можно, а другим нельзя?

Мысль о подлом участии коммунистов Запада в работе против Запада же не давала ему покоя. Вернулся его друг Ананьев из Парижа, где выполнял задание ГРУ. Много чего порассказал, в том числе и как используют коммунистов в сборе разведданных. Пеньковский шлет в донесении: «По словам Ананьева и Прохорова, во Франции, и особенно в Париже, стало очень легко проводить нелегальные операции… Французский коммунист чаще всего готов работать на нас. Он спросит только, как и что ему предстоит делать».

Где должен быть солдат, сражающийся за свободу и демократию в тревожное для мира время? На передовой. Где передовая? В Москве.

Чтобы выветрились мысли о подлых коммунистах, любил Пеньковский сидеть на скамейке в саду Тюильри и рассматривать прохожих, думать, кто они, чем занимаются и способны ли на такой подвиг, который совершает он. И по их довольному виду, жизнерадостному смеху судил: нет, не могут. Они и без того все имеют. И он утверждался во мнении, что избрал верный путь.

Ему оставалось решить: оставаться здесь, под каштанами Парижа, наслаждаться этим вечным праздником жизни или опять возвращаться в мрачный мир? Он обсуждает с Винном все за и против своего возвращения домой, но так и не склоняется к определенному решению. Как утверждает Винн, представители ЦРУ не советовали Пеньковскому возвращаться, слишком опасно, долго безнаказанно он не мог действовать. Англичане соглашались, что опасно, но желательно, чтобы он еще год продержался по ту сторону фронта. Его новая парижская знакомая Мари и слышать нее хотела о том, чтобы он вернулся в страшную Москву.

Он принял доводы SIC. По возвращении в Москву занесет в дневник: «Считаю, что еще год или два я обязан продолжить работу в Генеральном штабе СССР. Это позволит мне вскрывать все злодейские планы и преступные заговоры нашего общего врага. Я, как солдат, сражающийся за истинную свободу и демократию, в это тревожное для мира время должен находиться на передовой, служа вашими «ушами и глазами», поскольку возможности у меня для этого очень большие. Молю Бога, чтобы мои скромные усилия оказались полезными в нашей общей борьбе за идеалы человечества».

Все-таки никак он не может обойтись без возвышенных слов и выражений – злодейские планы и преступные заговоры… солдат, сражающийся за истинную свободу и демократию… борьба за идеалы человечества... Знал бы Пеньковский, что, когда через четверть века после его казни Россию действительно посетят свобода и некоторое подобие демократии, народ, за счастье которого он воевал на передовой, не будет знать, что с этой свободой делать, а некоторые даже будут мечтать, как и он, о пришествии нового Сталина.

Объективности ради отметим, что и у Пеньковского зарождались сомнения в подготовленности соотечественников к восприятию западных ценностей. Он размышляет: «Русский народ глупый. Он хороший, добрый, но глупый. Наши люди легко дают себя связать по рукам и ногам. Они не могут организоваться. Если бы они смогли создать условия, при которых КГБ не стрелял бы им в спины, то непременно стали бы кричать, что их слишком долго обманывали и что такая власть им уже осточертела». Прозорлив он был, однако.

Еще одно его мучило, когда он колебался между остаться и вернуться: в Москве мать, беременная жена, дочь. Как вспоминает Винн: «Мог ли он раз и навсегда вычеркнуть их из своей жизни? Хоть он и ненавидел советский режим, но оставить тех, кто ему так дорог, было мучительно больно». Дело и в другом: судьба семьи изменника была в Советском Союзе страшна. Это прекрасно знал, например, разведчик Орлов. Когда Орлов оставил свой пост резидента советской разведки в республиканской Испании, он написал Сталину письмо, в котором предупредил: тронете мою семью – раскрою такие секреты, что мало вам, дорогой Иосиф Виссарионович, не покажется. Сталин приказал: семью Орлова не трогать.

Пеньковский тоже думал о семье, строил планы, как бы и родных перебросить на Запад. Еще во время первых встреч в Лондоне он говорил своим новым друзьям: «Все, о чем я вас прошу, это защитить мою жизнь. У меня только три близких человека – жена, мать, дочь. Я был бы счастлив остаться в Англии, но я не могу покинуть их». Он предложил такой вариант: они семьей едут отдыхать в Прибалтику, где их подхватит подводная лодка или какая-нибудь яхта. Его собеседники посчитали, что это слишком сложный вариант. Предложили более реальный: как туристы Пеньковские едут в ГДР, откуда их переправят в Западный Берлин, где им уже ничто не будет угрожать. Но план реализовать не успели – Пеньковского повязали контрразведчики из КГБ.