Текст книги "Трагические судьбы"

Автор книги: Николай Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

После этого визита докторов экономических наук из Эстонии в Чечню доставили самолетами 18 тонн старых советских денег. На какие цели? Как можно использовать вышедшие из употребления банкноты? Куда они делись? «Ими занимался министр юстиции Чечни Имаев, впоследствии генеральный прокурор Чечни, – рассказывает Гантамиров. – Куда они делись, сказать точно не могу. Ясно – ушли на дело. В кострах их никто не жег».

Деньги в Чечню возили самолетами. Шарипутдин Ларсанов, бывший министр внутренних дел в правительстве Дудаева, рассказал мне удивительную историю: «Мне ночью докладывают: в аэропорту Грозный совершил посадку самолет из Тбилиси с правительственной делегацией, но ее никто не встречает. Сообщают также, что самолет не подает никаких признаков жизни. Я посылаю туда группу, чтобы разузнать, что за самолет и зачем он прибыл. Группа через полчаса возвращается с поразительной информацией: никакой правительственной делегации в самолете нет, а он под завязку забит российскими рублями. Сопровождает эти деньги один человек, а кому они предназначаются, он не знает. Я отдал указание разгрузить мешки с деньгами и привезти их в министерство. Привезли, сосчитали, стали думать, что делать? Принял решение: раздать сотрудникам в виде зарплаты, мы почти год ее не получали. Так и поступили. Составили ведомость, вызвали срочно всех работников, в том числе и из районов, и раздали деньги. Радости не было пределов. На другой день поднялся страшный шум, меня чуть не расстреляли, но обошлось».

В беседе с украинской журналисткой Дудаев обозначил главное связующее звено для экономик двух республик – нефтепроводы. Это же золотая жила! «Через Украину проходят нефтепровод, продуктопровод, жизненно важный энергоноситель. Это существенный фактор!» – делает важное открытие генерал. И не имеет значения, что по нефте– или газопроводу перекачиваются энергоносители, принадлежащие иным собственникам. Поэтому в нефтепроводе Баку – Новороссийск сверлятся дырки, и сырье отводится на многочисленные нефтеперегонные заводики примитивного типа. А Украина из газопровода берет газ, но платить не желает. Зато братья по духу – украинские националисты – сражаются в частях дудаевской армии с москалями.

В Грозном было несколько нефтеперерабатывающих заводов, которые в советское время приносили 80 процентов прибыли, получаемой на всем Северном Кавказе. В республике перерабатывали 18–20 миллионов тонн нефти, хотя сами добывали только 4,8 миллиона тонн, а при Дудаеве – значительно меньше. Туда поступала и тюменская нефть, и поволжская, она перерабатывалась в бензин, дизтопливо и масла, которые строго по графику куда-то отправлялись. Куда? Тайна. Известно лишь, что за три года из Грозного было продано нефтепродуктов на 10 миллиардов долларов. Часть этих миллиардов, вне всякого сомнения, досталась и влиятельным людям в Москве, а официально Грозный России ничего не платил. Егор Гайдар попытался было ограничить перекачку нефти в Чечню, но на него было оказано такое давление, что он отступился.

Непросто было сформировать правительство Чечни. Собрал Дудаев у себя самых авторитетных, самых уважаемых людей, чтобы обсудить, кого включить в кабинет министров. Три часа они высказывались по принципам формирования правительства. Дудаев выслушивает их внимательно, потом называет кандидатов и получает в ответ: этого нельзя – он завгаевец, этот – из плохого тейпа, тот – из Урус-Мартана и так далее. Каждый продвигал своего. «Вся система управления налажена так, – говорил Дудаев на одном из совещаний, – что, если кто-то один приходит к власти, за ним тянется шланг из тейповых, клановых, мафиозных, то есть партийных структур. Они давно определились и ждут своего часа, а потом придется опять делать революцию». Как поступить – он не знал. Прежний опыт командира дивизии ему не помогал.

И в итоге правительство сформировалось по принципу: каждому тейпу – по должности. В результате министры исходили из интересов – чаще всего материальных – своего тейпа. Дудаев это прекрасно осознавал. Жаловался доверенной журналистке: «Каждый в отдельности и опытен, и благороден, а вместе – образуют систему. Взятки, воровство, круговая порука… Изображают, что озабочены делами республики, а на самом деле ищут свою выгоду. Вот я их спрашиваю: «Где сахар?». 25 тысяч тонн пришли с Украины, 3 тысячи тонн из другого места, не спрашивайте из какого – секрет, 9 тысяч тонн – из Турции. На каждого жителя республики по четверти центнера! А сахара нет!» Просто ужас, с кем приходилось управлять республикой.

Почему не режут головы в Мари-Эл?

Дудаев отдыхал в разговорах с журналистами, для них его дверь всегда была открыта. «При входе в здание Совета министров, где находится его кабинет, меня остановили вооруженные люди: «К кому?» – «К президенту». Беглого взгляда гвардейца на редакционное удостоверение оказалось достаточно, чтобы я, обходя людей в полувоенной, а чаще в цивильной одежде, с «калашниковыми» за спиной через плечо и наперевес, дошел до приемной», – делится наблюдениями корреспондент «Огонька» Геннадий Жуковец.

Дудаев блестяще использовал пиар, хотя тогда еще это понятие не вошло в широкий обиход. Генерал явно актерствовал перед телекамерой. Внешний образ был детально продуман: одет в защитную форму, на голове, как правило, пилотка. Интервью дает на фоне флага Чеченской республики. За правым плечом мощная фигура телохранителя с автоматом в руках.

Пилотка для Дудаева – все равно что шинель и сапоги для Сталина. Солдатская шинель генералиссимуса – далеко не случайный наряд: она скрывала его тщедушную фигуру, а сапоги на толстенной подошве увеличивали рост. Пилотка добавила образу Джохара четкости, мужественности, без нее он был похож на измученного марафонца после забега. После того как он стал президентом, его внешний облик трансформировался: «Дудаев выглядел совсем другим, чем в сентябре, – черное длинное кожаное пальто, белоснежный воротничок, галстук, походка уверенная, глаза блестят», – не узнала его поначалу знакомая журналистка.

Вы помните улыбку Дудаева? Она давалась ему нелегко. Все, кто служили с ним в армии, отмечают: Джохар – человек малоулыбчивый. Его однополчанин Андрей Воробьев свидетельствует: «Помню Дудаева в окружении седовласых генералов. Он как бы олицетворял собой целеустремленность, порыв вперед, они – довольство, степенность и полное удовлетворение сегодняшним положением. Тогда он мало улыбался. Сейчас смотрю на фотографии в газетах и глазам своим не верю: налево и направо он расточает улыбки. Видимо, это необходимо после того, как он занялся политической деятельностью».

Однако когда генерал начинает давать интервью, улыбка сразу пропадает, слова падают безапелляционно, тон стальной, это речь пророка, это истина в последней инстанции. Фразы четкие, короткие, выражения хлесткие. Приведу наблюдение журналистов еженедельника «Голос»: «Генералу нравится давать интервью. Удобно расположившись в кресле, он даже не пытается внятно отвечать на наши вопросы, постепенно превращая интервью в монолог. Это был монолог человека, захватившего власть в одной отдельно взятой автономии и не желающего с ней расстаться».

Я прочитал множество его интервью, просмотрел массу записей на видеокассетах. Дудаев однообразен. Какие бы вопросы ему ни задавали, сначала расскажет, как героически продекларировал независимость Чечни, потом обратится к злобным проискам России, растолкует, в чем проявляется имперский дух русских, третья обязательная тема – какой он выдающийся демократ и какие замечательные демократические преобразования происходят в подведомственном ему государстве, затем обязательно затронет тему ислама, затем поведает про успешную борьбу с преступностью, и, наконец, закончит интервью угрозами в адрес России.

Тем не менее он пользовался симпатией прессы, особенно зарубежной. Журналистов привлекал этот смелый человек, бросивший вызов огромной империи. Да и сам образ генерала, предводителя народно-освободительного движения, броско вылепленный его главным идеологическим советником Мовлади Удуговым, так и просился на телеэкран, о нем легко было писать.

Журналисты – как российские, так и зарубежные – с любовью относились к Чечне, чеченскому народу вообще и конкретно к Дудаеву. Можно даже сказать, что средства массовой информации воевали на его стороне. Общественное мнение тоже было в окопах чеченцев. А как защищал их Сергей Адамович Ковалев – неустанно и ежечасно, обвиняя российские власти в провокациях и агрессивных устремлениях. И то и другое имело место – спорить нечего. Но я вот никак не могу понять одного: почему головы режут, берут заложников для продажи именно в Чечне, а не, скажем, в республике Мари-Эл или Коми-Пермяцком национальном округе? Уж как ненавидят русских в Прибалтике, а что-то я не слышал, чтобы там держали в ямах людей и демонстрировали отрезанные головы оккупантов.

С чего начинается война? Если война – зло, если война бессмысленна по своей сути, если силой никому ничего не докажешь, если люди знают, что война несет горы трупов, лишения, голод, потоки беженцев, то к чему вообще начинать стрелять? Не я первый ставлю эти вопросы, великие умы искали ответы – не находили. А человеку с автоматом мыслить и совсем вроде бы ни к чему.

Чеченская компания привела к страшной вещи: мы боимся войны и в то же время привыкли к ней. Война на экране телевизора стала приложением к чаю, к ужину. Смерть, разрушения, измученные люди не трогают наши души. Война стала изысканным жанром телеискусства. Помню Елену Масюк с НТВ: как же вдохновенно она рассказывала про доблестных чеченских борцов за свободу, какие умные вопросы задавала Дудаеву и его соратникам, как мужественно смотрелся генерал на экране телевизора. Вспоминала ли Лена свои эмоциональные репортажи, сидя в яме, куда ее бесцеремонно бросили те, о ком она вдохновенно рассказывала нам?

Телевизионный оператор Дмитрий Синецкий в своей книге «Чужая война», вспоминая о съемках в Карабахе, пишет: «Мы с Кириллом развили идею: какая-нибудь мощная компания вроде Эн-Би-Си покупает время у армян и все права на телесъемку с этой стороны, а, скажем, Ай-Ти-Эн – с азербайджанской. Журналисты участвуют в планировании боевых операций, определяя наряду с направлением главного удара и сектором обстрела свои точки съемки, координируют время атаки с условиями освещенности… И бойцы, паля из автоматов, бегут мимо красивых рекламных щитов «Спонсор наступления – Межрегиональная коммерческая ассоциация…», – на этом мы остановились, потому что круг абсурда замкнулся, мы снова ткнулись носом в то, зачем и кому нужна эта война».

Фантазия операторов воплотилась в ходе боевых действий в Чечне. Все помнят кровавую акцию Басаева в Буденновске. Заключительный ее этап: бандиты вместе с заложниками усаживаются в автобусы и направляются в сторону Чечни. Масса операторов всех телекомпаний мира снимают героический отъезд. Нет только телекамер самой оперативной в мире телекомпании – Си-Эн-Эн. Все журналисты в недоумении: быть такого не может, чтобы сиэнэновцы проспали такой момент. Нет, не проспали самые оперативные в мире телерепортеры, они тем временем грамотно выстраивали кадр. Автобусы с басаевцами уже в темноте выезжают за пределы Буденновска – и вдруг на них с холмов обрушиваются потоки мощного света: это включили софиты сиэнэновцы и начали передачу в прямом эфире на всю планету. Я потом смотрел кадры: впечатляет. И реклама пепси-колы эффектно смотрится.

Власть Дудаева простиралась не дальше президентского дворца

Но мы забежали далеко вперед – до настоящей войны еще два года. А пока у нас сентябрь 1991-го. Дудаев хочет быть легитимным правителем Чечни. На 27 октября назначаются выборы президента и в парламент Чеченской республики. У Дудаева три конкурента, но не им тягаться с ним силой. Верховный Совет России постановляет: выборы – незаконны. Джохар Дудаев в ответ: «Не знаю, что они решили, но право чеченского народа на свободные выборы неотъемлемо. Мы не отдадим его никому и ни под каким предлогом».

Выборы состоялись. Вооруженное меньшинство грубо навязало свою волю остальным гражданам. Выборы прошли под дулами автоматов. В Старопромысловском районе мало кто пришел на избирательные участки, тогда туда нагрянули гвардейцы с автоматами, заходили в каждый дом, в каждую квартиру и отправляли людей голосовать. На юге республики в выборах не участвовали целые районы. Устранились от выборов ингуши, а они составляли более четверти населения республики. По некоторым подсчетам, участвовало в выборах не более 12 процентов избирателей, голосование прошло только в 6 из 14 районов республики.

Асламбек Аслаханов комментирует: «У нас в Чечне испокон веков выборы проходят, как говорил Сталин: неважно, какая предвыборная кампания – важно, как подсчитать. По такому принципу и прошли выборы Дудаева, его не выбрали, а подсчитали. Мне лично Мамодаев и Мораев, которые организовывали выборы, говорили: «Выборы президента прошли так, как мы хотели».

Вот что насчитала центральная избирательная комиссия Чечни: в выборах приняло участие 72 процента избирателей, за Дудаева проголосовало 90 процентов из них. Дружественные наблюдатели из Грузии и Эстонии, естественно, никаких нарушений не заметили. Как только в четыре часа ночи были объявлены результаты, в Грозном поднялась беспорядочная пальба в воздух: сторонники Дудаева салютовали победе 47-летнего генерала. «Мы будем стрелять три дня», – обещали победившие. Как не стрелять, кровь-то горячая. Блажен, кто наблюдал звездный час народа, вырвавшегося на свободу и захмелевшего от ощущения всемогущества и счастья. Горы может свернуть такой народ.

И все-таки даже подтасованные 90 процентов, тысячи автоматов в руках сторонников еще не означали, что Дудаев – абсолютный повелитель Чечни. Султыгов считает: «Власть Дудаева простиралась не дальше президентского дворца». Все могло повернуться и по-иному.

Верховный Совет России выборы не признал. И не только в Москве не согласились с тем, что генерал объявил себя президентом. В Грозном, в других населенных пунктах проходят массовые митинги против Дудаева. О чем первый указ президента Дудаева? Конечно же, о независимости! Но чеченцы не так уж и жаждали выйти из состава России. Да, в прошлом веке они храбро, долго и упорно сражались с русскими войсками, но не столько за независимость, сколько в силу своего независимого характера. Это был их образ жизни – воевать. И, кстати, в царской армии потом нашли применение этой черте характера чеченцев: их ставили на младшие офицерские должности, и они умело держали солдат в подчинении, неукоснительно поддерживали дисциплину, были надежны и преданны. Но не дай Бог их обмануть или подставить – тут они разъяряются и превращаются в лютых врагов.

Захватив власть, Дудаев оказался в сложном положении. Опасность исходила от его же соплеменников. Тейповая структура общества препятствовала созданию унитарного военно-полицейского режима, к чему он стремился. Парламент и городское собрание Грозного, оплот тейповой демократии, он разогнал. Государственной идеологией Дудаев объявил чеченский национализм и исламский интегризм, духовными отцами этого режима – Шамиля и шейха Мансура… Сулигов делает вывод: «С осени 1991 года режим Дудаева обрел видимую легитимность. Но говорить о том, что в Чечне установилось его правление, было бы неверно. Треть районов не признали генерала как президента и сохранили не подчинявшуюся ему администрацию. В остальных районах власть существовала сама по себе, люди – сами по себе».

Мог Ельцин по-отечески с генералом поговорить? Мог. Дудаев страстно искал контакта с президентом России. Как свидетельствует сотрудник кремлевского пресс-центра Дмитрий Шевченко, Дудаев бомбардировал факсами приемные всех президентских помощников и советников: с отменной учтивостью просил президента о встрече, чтобы обсудить создавшееся в республике положение. «Пусть только рыпнется, – сказал на одном из застолий близкий к президенту сановник, – одной «Альфы» будет достаточно». Павел Грачев, как помним, более трезво оценивал противника: по его расчетам, мог понадобиться полк.

У Геннадия Мусалимова оптимистичные прогнозы Грачева вызывали крайнее удивление: «Дудаев прекрасно понимал, что Россия долго мириться с беспределом в Чечне не будет. Поэтому с первых же дней «чеченской независимости» он стал готовиться к войне. Была создана могучая военная инфраструктура, под ружье встали почти двадцать тысяч прекрасно обученных, экипированных и вооруженных солдат. Откуда Грачев взял, что справится с чеченцами одним десантным полком, – ума не приложу!»

Но Дудаев, несмотря на военные приготовления, все же неустанно искал контакта с Ельциным. Глава президентской администрации Сергей Филатов приезжал в Северную Осетию на инаугурацию ее президента. Там к нему подошли представители Дудаева, сказали, что Дудаев очень хочет встретиться с Ельциным, и просили Филатова этому посодействовать. Филатов, выезжая в Осетию, обсуждал с Ельциным вероятность выхода на него чеченской стороны с подобной просьбой. Ельцин решил так: он не сядет за стол переговоров, если напротив будет находиться человек, считающий себя президентом независимой Чечни, а вот если это будет просто генерал Дудаев, лидер чеченского народа, тогда…

Филатов изложил посланникам Дудаева условия встречи, те покивали головами и исчезли. Больше на Филатова с подобными просьбами не выходили. К военному столкновению был сделан еще один шаг.

Горбачев возмущен Ельциным: «Что делает, что делает! Это же – сотни убитых»

Первая проба сил происходит в ноябре 1991 года. Россия попыталась объявить чрезвычайное положение на территории Чечни. Инициатор – вице-президент Александр Руцкой. Отваги ему вроде бы не занимать, однако вот что странно: в экстремальных ситуациях теряется. То есть он бурлит эмоциями, энергии – через край, а как нужно начинать действовать – полная беспомощность. Гайдар его так охарактеризовал: «за бравой внешностью усатого рубахи-парня скрывается мечущаяся, неуверенная в себе натура».

После посещения Грозного Руцкой затаил на Дудаева злобу. К тому моменту вице-президент стал осознавать, что он вроде как мальчик на побегушках у президента, что его удел – принимать верительные грамоты от послов. А он жаждал действовать. Жаждал показать, что способен на великие свершения. И такой удобный повод – поставить на место зарвавшегося генерала Дудаева. Что, если провести блицкриг?

6 ноября 1991 года Руцкой собирает у себя солидных людей. Утром того предпраздничного дня Генпрокурор России Валентин Степанков находился дома. Звонок от Руцкого: срочно ко мне. Прибывает Степанков в кабинет вице-президента, застает там представительное собрание важных персон: министра обороны России Грачева, министра внутренних дел СССР Баранникова, российского министра внутренних дел Дунаева, руководителя российского КГБ Иваненко, министра юстиции Федорова, помощника президента Шахрая. Шахрай подает Степанкову бумагу: «Прочти. Это указ президента. Будем объявлять чрезвычайное положение в Чечне». Генпрокурор ознакомился с документом: в указе масса несуразностей. Говорит Шахраю: «Сережа, это не то!» Показывает: этот пункт расходится с Конституцией, тот – противоречит такому-то закону. Шахрай сразу же соглашается: сейчас все переделаем. И выходит из кабинета.

На совещании обсуждали, что все-таки делать с Чечней? Было ясно, что терпеть творящийся там беспредел больше невозможно. Нужно разоружать незаконные вооруженные образования. Но как действовать, какими силами – неясно. Заседали часа четыре. Совещание было крайне неподготовленным, отсутствовала ясная картина того, что все-таки творится в Грозном, на кого можно там опереться. Степанков вспоминает: «Грачев тогда произвел на меня угнетающее впечатление: такое впечатление, что он с должности командира полка так и не вырос. Баранников молчал. Удивил и Дунаев, который предлагал: будем вводить войска. А ведь он работал в Чечне, знал заморочки кавказские, знал, во что может вылиться».

С самого начала резко отрицательно к операции отнеслись два влиятельных представителя силовых структур – Баранников и Иваненко. Баранников не скрывал, что не будет участвовать в реализации чрезвычайного положения, и это было воспринято как косвенное выражение общей позиции политического руководства СССР. Иваненко открыто выступил на совещании у Руцкого с предупреждением о возможных крайне тяжелых последствиях принятого решения. Его не послушали.

Свое особое мнение Иваненко выразил в записке Ельцину. Руководитель российского КГБ дал резкую оценку некоторым высказываниям и действиям Дудаева, однако считал, что в республике идет «сложный и противоречивый, но революционный процесс отторжения прежней антинародной власти… Значительная часть населения, прежде всего чеченской национальности, поддерживает смещение Верховного Совета Чечено-Ингушетии. В этих условиях, на наш взгляд, выход из кризиса возможен только на путях политических решений, поскольку силовые методы неминуемо приведут к эскалации насилия, большим жертвам, дискредитации политики РСФСР и ее руководства». Иваненко предлагает: «Поручить Государственному Совету РСФСР выработать концепцию национальной политики на Северном Кавказе и проводить эту политику на основе тщательного, всестороннего обсуждения каждого решения».

Записка затерялась среди бумаг Ельцина, у него так и не дошли руки прочитать ее.

В ситуацию пытается вмешаться Горбачев. Его помощник А. С. Черняев заносит в дневник 10 ноября: «Вчера вызвал М. С. Прихожу – он на телефонах: Баранников, Шапошников, Бакатин… Договаривается не накапливать и не пускать в ход войска в Чечне, то есть блокировать исполнение указа Ельцина о чрезвычайном положении. В перерывах между звонками кроет матом Б. Н.’а: «Что делает, что делает! Это же – сотни убитых, если началось бы. Мне сообщают, что губернатор, которого он назначил туда (Исламов), отказался выполнять свою роль… Парламент (антидудаевский) – тоже. Все фракции и группировки, которые там дискутировали, дрались между собой, объединились против русских. Боевики уже собирают женщин и детей, чтобы пустить их вперед себя при подходе войск!»

Горбачева указ Ельцина напугал, а у Дудаева он вызвал восторг: это ж надо, какая удача! Теперь вся нация сплотится вокруг него! Теперь о нем узнает весь мир! В Чечне действительно в те дни было редкое воодушевление и – единство. Любой кавказский народ прекращает внутренние распри при появлении неприятеля извне. Как только в аэропорту Грозного стали высаживаться российские войска, участники антидудаевского митинга немедленно присоединились к сторонникам генерала и вместе с ними двинулись блокировать аэропорт. Воевать готовы были все. На центральной площади море народа. Этот народ кричит: «Свобода или смерть!» Вчерашние противники братались со слезами на глазах. Готовились противотанковые спецсредства в виде женщин и детей. Молодые парни рвались в бой. Ну, где же, где же противник!

Да вот он – майор внутренних войск Олег Кудлин. Кудлин был заместителем командира отряда специального назначения «Витязь» дивизии имени Дзержинского. Задача – борьба с террористами. С 1988 года пошли командировки в горячие точки, а горячие точки тогда были связаны с межнациональными столкновениями – Сумгаит, Карабах, Фергана, Узень. Из командировок Кудлин не вылезал. 7 ноября его срочно вызывают в часть. Команда – переодеться в милицейскую форму. Выдали все новенькое, ему достались погоны рядового. Мчатся в аэропорт «Чкаловский». Погружаются в транспортный самолет ИЛ-76. Берут курс на Грозный.

Кудлин вспоминает: «Командировка в Грозный была из рубежных. Летим. Задачу получаем в полете. Владели ситуацией. Сели в аэропорту ночью. Утром нам сказали: группе в 30 человек отправиться для охраны МВД и находиться там до получения дальнейших указаний. Спокойно доехали на автобусе. В МВД застали кого-то из руководства, там находился местный ОМОН. Перед нами ставят задачу: охранять здание. Распределились по позициям. У здания начали возникать вооруженные люди, угрожающе кричат, наводят автоматы на окна, но не стреляют. Рядом здание КГБ. Там тоже вооруженные люди. На нас направлены стволы пулеметов, снайперы целятся в оптические прицелы. Неуютно. Знаю, что с дудаевцами велись переговоры, но о чем и как, нам не сообщали. 8 ноября здание покинул их ОМОН. Неприятно. Мы узнали, что наша часть в аэропорту, остальным ребятам не удалось никуда двинуться – их заблокировали».

Я интересуюсь у Кудлина: «По силам ли было придавить дудаевцев?»

Кудлин уверен, что такая возможность была: «Если бы мы вошли в город, когда еще не были разгромлены военные склады. Все возможности тогда были, не было только команды. Будь команда, без труда взяли бы дворец Дудаева, обстановка позволяла, мы и не такие задания выполняли. Но команды не было. 9 ноября чеченцы принялись выдавливать самосвалом ворота. Подошли белобородые старцы, стали отгонять разгоряченных людей от ворот. Мы поняли, что нас бросили, ни с кем связаться не удается. Вступили в переговоры с этими стариками. Договорились: нас выпустят. Уехали на автобусе в аэропорт. Там переждали ночь, со стороны города слышалась стрельба, но кто с кем перестреливался – неясно. На другой день подогнали автобусы, мы в них погрузились и выехали в Северную Осетию. Мы понимали, что к власти приходит Дудаев. Но мы выполнили приказ и покинули Чечню».

Войска поразил тбилисский синдром

В это время в Москве царили хаос и неопределенность. Я встретился с Андреем Федоровичем Дунаевым, ныне он руководитель солидного банка. Для него, прав Степанков, Чечня действительно не случайная территория, он проработал в Грозном шесть лет начальником уголовного розыска, потому знает, что за публика рвалась к независимости. Мы откровенно поговорили о тех событиях. В конце встречи Дунаев вручил мне свои воспоминания о тех днях. Мне остается только воспроизвести несколько фрагментов из них:

«В Грозный немедленно была направлена мобильная группа в составе 80 человек во главе с моим первым заместителем Комиссаровым и заместителем командующего внутренними войсками Гафаровым. Внутренние войска в то время подчинялись МВД СССР. К этому времени мы столкнулись с явным предательством министра внутренних дел Чечено-Ингушской республики Умлата Алсултанова. Срочно заменили его полковником Вахой Ибрагимовым. Создалась критическая обстановка, а в нашем руководстве не было единого мнения по наведению порядка в Чечне. Часть так называемых демократов буквально требовали не вмешиваться в дела в Грозном, пусть добьют коммуниста Завгаева. Решением собрания у Руцкого в Беслан была переброшена мобильная группа внутренних войск для введения их в Грозный. Командовал ими генерал-полковник Савинов. В то время в войсках действовал так называемый тбилисский синдром, означавший: армию бросали на подавление массовых выступлений в Тбилиси, Баку, Вильнюсе – и она всякий раз оказывалась крайней. Политики делали вид, что они не при чем. Потому в данном случае войска действовали робко. Военные колонны дошли только до Назрани, там ингуши на дороге Грозный – Назрань свалили две автомашины гравия, и на дороге встало десятка два женщин – противотанковое спецсредство. Это сопротивление народа послужило причиной остановки операции. Полковник Савинов побоялся взять на себя ответственность за выполнение задания руководства России. Войска вернулись в Беслан».

Тут требуются некоторые разъяснения. В чем состояло предательство Умлата Алсултанова? 8 ноября в 8 часов 45 минут утра в Чечню ушла шифрограмма:

«Секретно. Грозный. МВД. Комиссарову, Орлову, Гафарову. Вами не выполнены решения, принятые на совещании у вице-президента Руцкого А. В. по выполнению указа президента РСФСР от 7 ноября 1991 г. Приказываем немедленно приступить к освобождению зданий бывшего КГБ, бывшего ГК КПСС и др. объектов… Задержите Дудаева и других членов ОКЧН. Информируйте ежечасно.

Степанков, Иваненко, Дунаев».

В первоначальном тексте шифрограммы стояло: арестуйте Дудаева. Степанков аккуратно исправил на задержите. Разница существенная.

Эту и другие шифрограммы, поступавшие в МВД, Алсултанов исправно доставлял Дудаеву.

Дунаев шлет отчаянную шифрограмму: «Предупреждаю о персональной ответственности за организацию точного и безусловного выполнения указа президента о введении ЧП в Чечено-Ингушетии. Примите срочно меры для предотвращения захвата МВД. Его сдачу считаю недопустимой. Необходимая помощь будет оказана. Невыполнение моего и т. Баранникова приказа Гафаровым считаю преступлением».

Это вопль отчаяния. Какую помощь мог оказать Дунаев, если под его началом никаких воинских подразделений. Внутренние войска в союзном подчинении, у Горбачева, а он ни за что не поможет Ельцину. По телефону из Грозного заместитель Дунаева Комиссаров пытался объяснить, что без серьезных сил справиться с дудаевцами невозможно. Руцкой обозвал его паникером.

Как раз в те дни Егор Гайдар был назначен главой российского правительства. И сразу – чрезвычайное положение в Чечне. Событие это мгновенно показало ему всю слабость государства, за которое он теперь отвечал: «Выполнить указ о чрезвычайном положении оказалось невозможным. Ельцин подписал указ по инициативе своего вице-президента Руцкого, который вызвался лично руководить операцией и приказал войскам начать движение. Приказ союзного руководства: войскам оставаться на месте. Министр внутренних дел Баранников мечется между высшим начальством. Какие-то подразделения идут, но не туда, куда нужно, другие – куда нужно, но без оружия. Если до этой истории у меня еще оставалась доля иллюзии, что в руках правительства есть организованные силовые структуры, то после этой унизительной неудачи она рассеялась окончательно».

Сергей Филатов вспоминает те часы 8 ноября: «К ночи в Белый дом приехал Хасбулатов, мы вместе с ним спустились к Руцкому, который взял на себя руководство по организации ЧП в Грозном. Ждали пяти часов утра, а в пять или немного раньше выяснилось, что внутренние войска, на действиях которых и строился весь расчет, с места не сдвинулись: таков был приказ Баранникова, бывшего тогда министром внутренних дел СССР, полученный от Горбачева. Думаю, если бы Горбачев не сделал этого шага, события в Чечне развивались бы по другому, менее драматичному сценарию, ибо каждое нарушение закона должно быть наказуемо».

Операция была не продумана, план введения ЧП дилетантский. Собрали курсантов милицейских училищ – по сути, мальчишкам предстояло устанавливать и поддерживать режим чрезвычайного положения, пленить Дудаева. На совещании у Руцкого приняли решение: двинуться на Грозный двумя колоннами: одна из Беслана, другая из Владикавказа. Степанкову даже показалось, что проявился саботаж: людей послали в Беслан, а технику и вооружение во Владикавказ. Одни оказались без средств передвижения, БТРы – без экипажей.