Текст книги "Высший генералитет в годы потрясений Мировая история"
Автор книги: Николай Зенькович
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 53 (всего у книги 74 страниц)
Часть 11. Несносный характер
Глава 1. Снятие с постаВысадив министра обороны СССР, Маршала Советского Союза Г. К. Жукова на югославском берегу, командир крейсера «Куйбышев» капитан первого ранга В. Михайлин взял курс на Сплит. Министр распорядился ждать его там – оттуда он намеревался идти в Албанию, как и предусматривалось программой визита.
Едва крейсер отчалил от берега, радист вручил командиру только что полученный приказ из Москвы – немедленно следовать в Албанию. «Без министра?» – удивился Михайлин.
В открытом море он получил новый приказ: возвращаться в Севастополь. Оставив своего министра в чужой стране, недоумевающие военные моряки послушно повернули домой.
Шел октябрь 1957 года.
Хитроумная ловушка
О срочно отозванных в Севастополь крейсере «Куйбышев» и других кораблях сопровождения Жуков, конечно же, не знал. В Югославию он прибыл с дипломатической миссией для налаживания контактов с маршалом Тито. Посылая Жукова в Белград, Хрущев сказал на Президиуме ЦК: «Тито на нас в крепкой обиде. Точнее, на Сталина, записавшего Иосипа в фашисты. Тито маршал, и Жуков маршал. Оба выдающиеся полководцы Второй мировой и, уверен, найдут общий язык. Думаю, что лучшей кандидатуры для этой миссии мы не найдем».
Члены Президиума поддержали первого секретаря. Жуков, а он тоже был членом Президиума ЦК, никакого подвоха в этом предложении не узрел.
В Югославию шли с комфортом. На лучшем крейсере Черноморского флота гордо развевался штандарт министра обороны СССР. «Куйбышев» шел в сопровождении надежного эскорта надводных кораблей. Бесперебойно работала радиосвязь с субмаринами, обеспечивавшими безопасность кортежа с морских глубин. В безоблачном небе, покачивая крыльями, проносились звенья краснозвездных истребителей.
Встречные порты откликались залпами приветственных салютов. Эскадра с флагом прославленного полководца победно закончившейся войны собирала на рейдах десятки тысяч восторженных жителей. Фотоснимки и репортажи о радушных встречах публиковались в «Красной звезде» и других центральных газетах.
Только потом, снятый со своего поста, он понял, почему инициаторы визита отправили его морем, а скажем, не самолетом. Морем дольше. Потому и предусмотрели заход в крупные порты, чтобы растянуть время. Самолетом от Москвы до Белграда пара часов лету. Морем – несколько суток ходу. И вот, когда он пожимал руки приветствовавших его радостно улыбавшихся людей, с восторгом скандировавших его имя, в кремлевских кабинетах зазвучали по его адресу совсем иные слова.
Как только Хрущеву доложили, что крейсер с Жуковым на борту вышел из Севастополя, Никита Сергеевич, не теряя зря времени, приступил ко второй части задуманной хитроумной операции. Срочно было созвано внеочередное заседание Президиума ЦК. Слово для важного сообщения Хрущев предоставил начальнику Главного политического управления Желтову. По его сообщению Президиум принял решение провести по всей стране собрания партийного актива военного ведомства, на которых развенчать Жукова как нарушителя партийных норм, узурпировавшего власть в войсках, насаждавшего в армии культ своей личности, принижающего значение партийно-политической работы.
Многое зависело от того, какую позицию займут центральные органы армии и войска Московского гарнизона, и потому собрание их партактива решили проводить не как обычно в Доме Советской Армии, а в Кремле. Докладчиком утвердили начальника ГлавПУРа Желтова, хотя на таких мероприятиях, как правило, выступал секретарь МГК. На партактив Московского гарнизона пришел – небывалый случай! – сам Хрущев и произнес речь вслед за Желтовым, значительно превосходящую докладчика по продолжительности. Сидящие в зале должны знать, что думает о зарвавшемся министре обороны первый секретарь ЦК!
Аналогичные собрания с участием местных первых лиц и эмиссаров из Москвы прошли во всех республиках, краях и областях, в военных округах и на флотах. Портреты полководца снимались в домах офицеров и солдатских клубах. Газета «Красная звезда», до того широко освещавшая визит министра обороны в Югославию, внезапно утратила интерес к этой теме.
Находясь в Югославии, Жуков не подозревал о начавшейся над ним на родине тайной расправе. Иностранные дипломаты первыми заметили, что московские газеты неожиданно прекратили освещение визита советского министра обороны. Представители принимающей стороны тоже как-то странно начали поглядывать на высокого гостя. Среди окружения маршала прошелестел слух, будто крейсер «Куйбышев» отбыл в Севастополь, оставив их на чужой земле.
Слухи достигли ушей Жукова. Он попытался связаться с Москвой, но безуспешно. На его недоуменные вопросы никто толком не мог ответить. Министр обороны с небольшой группой сопровождавших его лиц оказался отрезанным от родины, в полнейшей изоляции. Связь с Москвой отсутствовала. Она прервалась с уходом «Куйбышева», на котором был оборудован узел связи министра. Ни в Югославии, ни в Албании советских посольств тогда не было.
И все же Жукову стало известно о том, что происходило в Кремле. Каким образом? Он не раскрыл свой источник информации даже на пленуме ЦК в октябре:
– Всего три недели назад, перед тем, как мне было поручено поехать в Югославию и Албанию, я со всеми членами ЦК, вернее, с большинством, распрощался как с близкими друзьями. Не было мне ни одного слова сказано в претензию… 23-го, 24-го или 22-го, я сейчас не помню точно, мне кто-то сказал, что происходит совещание актива в Москве, было заседание Президиума, разбираются такие-то и такие-то вопросы. Я полагал, что меня немедленно вызовут, все-таки я вроде бы как главный обвиняемый, должен дать объяснения…
«Мне кто-то сказал…» Взбешенный Хрущев приказал хоть из-под земли достать ему того, кто допустил утечку секретной информации и предупредил находившегося в Югославии Жукова о начавшейся против него кампании. Этим человеком оказался генерал-лейтенант Штеменко, начальник Главного разведывательного управления Генштаба. Четыре года назад он был снят с поста начальника Генерального штаба и снижен в воинском звании с генерала армии до генерал-лейтенанта. Штеменко оказался единственным военачальником, сохранившим преданность Жукову. Об этом больно говорить, но даже Рокоссовский не щадил поверженного полководца. Штеменко сохранил верность, и по каналам военной разведки предупредил Жукова о том, что происходило в Москве. За это снова поплатился должностью – разгневанный Хрущев приказал снять Штеменко с поста начальника ГРУ и назначить на другую работу с понижением.
Получив по линии военной разведки тревожное сообщение от Штеменко, озабоченный Жуков сразу же вылетел в Москву.
Георгий, спасай!
На аэродроме в Москве Жукова встречали… Да, сегодня с полной уверенностью можно применить глагол во множественном числе. Распространенная версия, что министра встречал только один его адъютант, возникла из-за отсутствия достоверных сведений. Далеки от истины и утверждения многих «знатоков», рассказывающих о будто бы отключенных телефонах в кабинете Жукова, куда он приехал прямо с аэродрома.
Все происходило не так. И мы расскажем как. Но ведь Жуков пока в воздухе! И покуда он преодолевает пространство от Балкан до Москвы, пытаясь понять, что же произошло за время его отсутствия, рассмотрим, в каких отношениях он находился с Хрущевым.
Полководец оказал ему как минимум две крупные услуги, благодаря чему звезда Хрущева, которая, казалось, вот-вот закатится, снова ярко вспыхивала на кремлевском небосводе.
Первая услуга относится к июню 1953 года, когда Жуков, три месяца назад возвращенный в Москву с должности командующего Уральским военным округом и назначенный первым заместителем министра обороны, решительно встал на сторону Хрущева и Маленкова в их борьбе за власть с Берией. После семилетнего отсутствия в столице Жуков несколько отстал от кремлевских интриг, но почему-то сразу согласился играть ключевую роль в аресте Берии.
Отрабатывал за возвращение в Москву? Жуков прекрасно знал, что этим он обязан Хрущеву с Маленковым. Булганин, возглавлявший тогда Министерство обороны, был против назначения Жукова своим заместителем. Так и заявил: с Жуковым работать будет трудно, он не признает меня как военного деятеля. Однако Хрущев с Маленковым настояли на своем.
Жуков возглавил группу генералов, которым предстояло обезвредить Берию, и лично объявил Лаврентию Павловичу об аресте. Операция была очень рискованная, и авторитет Жукова, безусловно, обеспечил ей успех. Хрущев, таким образом, вышел победителем из групповой схватки и, окончательно укрепив свои позиции в Кремле, не забыл того, кто привел его на трон. В 1955 году Жуков становится министром обороны вместо Булганина, который возглавил Совет Министров.
Второй раз Жуков спас Хрущева в 1957 году. К июню некогда «монолитный» Президиум ЦК окончательно раскололся на два лагеря. Против Хрущева и небольшой группы его сторонников выступила старая гвардия – Молотов, Маленков, Каганович, Булганин. Оба противостоящих лагеря, конечно же, старались привлечь на свою сторону министра обороны, от позиции которого во многом зависел исход схватки.
Позднее Жуков вспоминал, что неоднократные попытки прозондировать его точку зрения предпринимал Маленков. Против Хрущева старая гвардия решила выступить 19 июня. Утром Маленков снова пригласил Жукова для обработки: Хрущев крайне груб, никого не слушает, с Президиумом не считается, руководит страной неправильно.
Жуков, по его словам, предложил Маленкову уладить взаимоотношения с Хрущевым мирным путем, по-товарищески. Но дело зашло слишком далеко. Через несколько часов после разговора с Маленковым Жукова, в ту пору кандидата в члены Президиума ЦК, пригласили на заседание Президиума. Старая гвардия пошла ва-банк: потребовала рассмотреть вопрос о Хрущеве немедленно. По предложению Маленкова председательское кресло занял Булганин. Растерявшийся Хрущев безропотно уступил ему свое место. Маленков, которому Булганин предоставил первое слово, произнес: есть мнение освободить Хрущева от обязанностей первого секретаря. Выступившие Молотов и Каганович поддержали Маленкова, предложив перевести Хрущева на другую работу.
Против высказались Микоян, Фурцева. Но силы были явно не равны. Хрущев воскликнул: если хотите меня снимать, то собирайте пленум, пусть он и решает. На что старая гвардия ответила: пленум соберем, но только после твоего снятия.
Поднялся молчавший Жуков:
– Я категорически настаиваю на срочном созыве пленума ЦК… И, если сегодня группой будет принято решение о смещении Хрущева, я не подчинюсь этому решению и…
Окончание фразы имеет два варианта. По одной версии, Жуков сказал, что он обратится к армии. По другой, которой он придерживался позднее, было сказано: «…и обращусь немедленно к партии через парторганизации Вооруженных Сил».
Стало тихо. Впечатление от слов министра обороны было сильнейшее. У Хрущева вырвался вздох облегчения.
В перерыве он подошел к Жукову:
– Георгий, спасай положение! Я тебе этого никогда не забуду. Делай все, что считаешь нужным.
Жуков отдал приказ ВВС выделить военные самолеты для срочной доставки в Москву членов ЦК – на пленум. Многие стали прибывать уже в тот самый день. Их встречали люди Хрущева, объясняли, что происходит в Кремле. Расстановка сил складывалась теперь уже не в пользу группы Маленкова – Молотова.
На случай непредвиденных действий со стороны старой гвардии Жуков отдал необходимое распоряжение командующему войсками Московского гарнизона. Танки не на шутку испугали заговорщиков. Когда растерянный Сабуров спросил, не намеревается ли Хрущев производить аресты, вон и танки к Москве выдвигаются, Жуков произнес свои многократно цитировавшиеся слова о том, что танки не могут не только подойти к Москве, но и сдвинуться с места без приказа министра обороны.
Дорого обойдется маршалу эта опрометчивая фраза!
Но именно она спасла тогда ситуацию. Все поняли: Жуков на стороне Хрущева. Он и выступил первым на открывшемся 22 июня пленуме ЦК, где поведал такие вещи об оппозиционерах, что вопрос о смещении Хрущева не затрагивал ни один оратор. Разоблачали, клеймили, обвиняли Маленкова, Молотова и всю их антипартийную группу, которую и вывели из состава Президиума и ЦК.
Хрущев не забыл своего спасителя: из кандидатов перевел в члены Президиума. Как оказалось, всего на четыре месяца.
Вопреки досужим вымыслам об одинокой фигуре адъютанта на безлюдном аэродроме и отключенных телефонах в кабинете по прибытии в Москву Жукова встречали все его замы, главкомы видов вооруженных сил. Зал ожидания был битком набит маршалами и четырехзвездными генералами.
– Меня, разумеется, на аэродроме в тот момент не было, – рассказывает один знакомый отставник-генштабист, – но я слышал, что Жукова встречал только его порученец. Именно он и сообщил Жукову о его смещении с поста министра обороны. «Кого назначили?» – спросил Жуков. «Маршала Малиновского», – ответил порученец. «Ну, это еще куда ни шло, – сказал Жуков, – а то я подумал – Фурцеву».
Произносил эту фразу Жуков в действительности или народная молва приписала своему любимцу разлетевшийся по всей стране афоризм? Наверное, можно было бы принять остроумную реакцию Жукова за плод народного творчества, если бы не свидетельство доктора исторических наук А. Пономарева, рассказавшего о разговоре с маршалом И. С. Коневым, который в ту пору был первым заместителем Жукова.
«На другой день прилетает Жуков, еду его встречать, – рассказывал Конев историку. – Подхожу к нему, рядом с ним – жена. До него, видимо, слухи о пленуме уже дошли. Поздоровались, направляюсь к своей машине, а он мне вслед: «Что, уже брезгуешь со мной в одной машине ехать?»
Отвечаю: «Ну что вы, товарищ маршал. Ведь так положено, мы всегда так ездили». Но состояние его понимаю. Преодолев себя, спрашивает: «А кого вместо меня назначают?» – «Говорят, Малиновского». – «Ну, слава Богу, я боялся – Фурцеву».
Сам Жуков, вспоминая возвращение из Югославии, утверждал, что на аэродроме его встречали все замы – главкомы видов вооруженных сил. Если присутствовал Конев, значит, был не один порученец, как настаивают некоторые.
Когда встречавшие обменялись рукопожатием с прибывшим, к нему подошел незаметный человек в штатском. Жуков его знал. Это был Чернуха, работник Общего отдела ЦК. Он всегда присутствовал на заседаниях Президиума и, кажется, отвечал за составление стенограммы.
– Георгий Константинович, – сказал он Жукову. – Вас ждут на Президиуме. Все уже в сборе.
– Прямо сейчас? – удивился Жуков и почувствовал, как напряглись окружавшие его маршалы. – Может, я все-таки заскочу домой, переоденусь?
Маршалы растерянно переглянулись. Что у Жукова на уме? Никому не хотелось брать ответственность на себя. Отпустить домой – значит, упустить. Не отпускать? Все знают крутой нрав министра – сдерет погоны с мясом. Тут же.
Ответственность взял на себя тихий Чернуха:
– Хорошо, Георгий Константинович, переоденьтесь. Только, пожалуйста, не задерживайтесь – Президиум ждет.
У маршалов отлегло на сердце:
– Конечно, Георгий Константинович, переоденьтесь.
Когда спустя час Жуков приехал в Кремль и вошел в зал заседаний Президиума, то увидел за столом не только тех, кому здесь положено было сидеть по рангу, но и всех встречавших его на аэродроме маршалов. Это не сулило ничего хорошего.
Однако начало заседания вроде беды не предвещало. Хрущев, сидевший в председательском кресле, попросил коротко доложить о поездке.
У Жукова словно камень с души свалился. Если бы задумали арестовать, кто стал бы слушать его отчет?
Слушали в полной тишине. Ни одного уточняющего вопроса, ни одного замечания. По всему было видно, что югославские проблемы никого не интересуют, что главное, ради чего собрались, впереди.
Худшие предчувствия сбылись. Без всякого обсуждения Хрущев предложил утвердить отчет, внеся пару формальных поправок.
– За время вашего отсутствия Президиум ЦК провел партполитактив Министерства обороны… Вот оно, главное.
– По этому вопросу доложит товарищ Суслов…
Суслов доложил. Вслед за ним выступили Микоян, Брежнев, другие члены Президиума. Люди разные, а обвинения одни: зазнался, игнорирует Хрущева и Президиум, недооценивает ГлавПУР и военные советы. Свертывает военно-политическую работу в войсках. То есть, говоря современным языком, осуществляет деполитизацию армии.
Итоги короткого обсуждения подвел Хрущев: есть мнение освободить Жукова от поста министра обороны и вместо него назначить маршала Малиновского. А также провести пленум ЦК, на котором рассмотреть деятельность товарища Жукова.
«За» проголосовали все. Единогласно.
Пленум состоялся через день. Тот самый октябрьский (1957 г.) Пленум ЦК КПСС, материалы которого были недоступны в течение нескольких десятилетий даже для исследователей истории партии. Поэтому и обходились общими формулировками: пленум рассмотрел вопросы укрепления партийно-политической работы в армии.
Рассекреченная ныне девяностостраничная стенограмма позволяет наконец составить представление об обвинениях, предъявленных выдающемуся полководцу. Не по слухам и рассказам второстепенных лиц, а по первоисточникам.
Итак, открываем стенограмму. В повестке дня пленума один вопрос: «Об улучшении партийно-политической работы в Советской Армии и Флоте». Докладчик М. А. Суслов. Что инкриминируется Жукову?
Огульное избиение командных и политических кадров. Любимые слова министра: снять, списать, уволить, выгнать, содрать лампасы, содрать погоны. О политработниках: привыкли болтать, потеряли всякий нюх, как старые коты.
Потеря чувства скромности. «Министр поручил купить и в целях личной рекламы поставить в Музей Советской Армии написанную художником картину, представляющую такой вид: общий фон – горящий Берлин и Бранденбургские ворота, на этом фоне вздыбленный конь топчет знамена побежденных государств, а на коне величественно восседает товарищ Жуков. Картина очень похожа на известную икону «Георгий Победоносец».
Бонапартизм и тенденция к неограниченной власти. «Без ведома ЦК принял решение организовать школу диверсантов в две с половиной тысячи слушателей… Товарищ Жуков не счел нужным информировать ЦК об этой школе. Об ее организации должны были знать только три человека: Жуков, Штеменко и генерал Мамсуров, который был назначен начальником этой школы. Но генерал Мамсуров, как коммунист, счел своим долгом информировать ЦК об этом незаконном действии министра».
Это все из доклада Суслова. Небывалый по сравнению со сталинскими временами случай: после доклада Суслова и содоклада начальника ГлавПУРа Желтова слово предоставляется… Жукову. Вроде бы демократия… Маршал с негодованием отвергает большую часть приписываемых ему прегрешений. Для него главное – конечная цель. Неужели не видно, что армия под его руководством стала сильнее? – обращается к присутствующим оратор.
Он надеется, что сидящие в зале маршалы – главкомы видов войск и командующие округами – как никто другой знают, что такое Жуков для вооруженных сил. Укрепилась дисциплина, организованность, порядок. Резко сократились чрезвычайные происшествия. Ну давайте же смелее к трибуне, дорогие товарищи по оружию, внесите ясность, выручайте своего облыжно обвиненного министра.
На трибуне маршал Бирюзов. «С момента прихода тов. Жукова на пост министра обороны в министерстве создались невыносимые условия… У Жукова был метод – подавлять…» Примеры? Пожалуйста. Министр зарубил подготовленный Генштабом проект наставления по проведению крупных операций. Он заявил, что это несерьезно, что крупному военачальнику, а ими могут быть только единицы, не нужно никакого наставления, так как такой полководец является гениальным, а если это так, то всякие наставления могут ему мешать, вырабатывая у него шаблон.
Маршал Соколовский. «Я присоединяюсь к решению ЦК о снятии тов. Жукова с поста министра обороны, и вся армия поддерживает это решение. Поддерживаю я и те предложения, которые вносились здесь, чтобы исключить Жукова из членов Президиума и членов Центрального Комитета». Оратор произносит невероятные вещи: Жуков прибрал армию к рукам, чтобы через нее воздействовать на руководство партии, чтобы оно все делало по его, Жукова, желанию.
Маршал Тимошенко. У Жукова всегда как бы в крови тенденция к неограниченной власти и чувство личной непогрешимости. Это проявлялось и прежде в должностях командира полка, дивизии, корпуса. Глушил всячески политические организации в армии и во флоте.
Маршалы Конев, Еременко, Чуйков, Захаров, генерал Казаков… Ни одного доброго слова, сплошные обвинения.
Рокоссовский. Жуков проводил неправильную линию, несмотря на то, что еще в 1946 году, когда его снимали с поста главкома сухопутных войск и замминистра Вооруженных сил и отправили в Одессу командовать округом, признался в зазнайстве, тщеславии, честолюбии и дал слово, что исправит эти ошибки. Неужели это говорит Рокоссовский, тот самый Костя, друг? Жуков уговорил Сталина в 1941 году выпустить Костю из тюрьмы и направить в свое распоряжение, где сразу дал ему мехкорпус…
Выступления военачальников потрясли Жукова. Он не верил собственным ушам. А затем наступило новое потрясение, когда Хрущев обратился к приглашенным на пленум командующим округами, армиями, флотами, членам военных советов, не являвшихся членами ЦК:
– Спросим и ваше мнение. Кто за то, чтобы вывести товарища Жукова из состава Президиума ЦК, прошу поднять руки.
Жуков закрыл глаза, чтобы ничего не видеть, хотел зажать уши, чтобы ничего не слышать, но от торжествующего голоса Хрущева некуда было спрятаться:
– Прошу опустить. Кто против? Нет. Кто воздержался? Нет. Принимается единогласно.
Такого позора он не мог перенести. Маршал встал и под молчаливыми взглядами предавших своего полководца маршалов и генералов покинул зал.
От слащавости приторно
О маршале Жукове сказано и написано далеко не все. Всплывают новые подробности, обрастают легендами старые факты. Когда-то на вопрос, что составляет главную гордость его жизни, состарившийся полководец сказал:
– То, что свою родную столицу защищал, а чужую, вражескую, взял!
Недавно вышло новое издание мемуаров генерала Дуайта Эйзенхауэра, командовавшего в годы Второй мировой войны союзными войсками в Европе. Первое издание на русском языке у нас было выпущено Воениздатом еще в 1980 году. Сравнив оба издания, легко заметить, что в первом были значительные купюры в той части книги, где речь шла о встрече двух полководцев летом 1945 года в Москве. Почему были сделаны изъятия, станет ясно по прочтении опущенных в русском переводе 1980 года эпизодов. Вот один из них:
«Маршал был изумлен, когда я сказал ему, что каждая наша дивизия состоит из 17000 человек. Он сказал, что пытался поддержать состав своих дивизий приблизительно на уровне 8000 человек, но во время длительной кампании их численность часто истощалась до 3000–4000.
Но в наибольшей степени объясняющим этот факт для меня стало его описание русского метода наступления через минные поля. Немецкие минные поля, прикрытые оборонительным огнем, являлись боевыми препятствиями, ставшими причиной наших многочисленных потерь и задержек. Всегда было тяжким делом прорываться через них, невзирая даже на то, что наши специалисты изобретали все мыслимые разновидности механических приспособлений для безопасного обезвреживания мин. Маршал Жуков сделал мне сухое изложение своей практики. Оно звучало приблизительно так: “Существует два типа мин – противопехотная мина и противотанковая. Когда мы наталкивались на минное поле, то наша пехота атаковала точно так же, как будто бы его там не было. Потери, которые мы несем от противопехотных мин, мы считаем равными только тем, которые понесли от пулеметного огня и артиллерии, если бы немцы вместо минных полей решили защищать этот участок сильным войсковым соединением. Но атакующая пехота не подрывает мины противотанковые. И после того, как она проникает вглубь минного поля и создает плацдарм, подходят саперы и проделывают проходы, через которые может пройти наша боевая техника''».
Я живо представил себе яркую картину того, что произошло бы с любым американским или британским командующим, если бы он следовал подобной тактике».
Да, принцип «любой ценой» сегодня у нас, поумневших и прозревших, вызывает неприятие. Но этим порочным правилом руководствовался не только один Жуков. Он ведь был сыном своего жестокого времени, безжалостного ко всем: что к рядовому, что к заместителю Верховного Главнокомандующего.
Жуков изображается вторым лицом после Сталина в высшем военном руководстве СССР. Это бесспорное утверждение. Однако заметили ли вы, как порой искусственно разделяют эти две фигуры – Сталина и Жукова? На Сталина сваливают все поражения в войне, а все победы связывают исключительно с именем Жукова. Одного сбросили с пьедестала (в буквальном смысле), а второго возводят (тоже буквально). Не может наш народ обойтись без идолов, без кумиров. Каждый новый правитель копается в прошлом и извлекает из тьмы времен те исторические личности, которые по характеру напоминают его самого. Мягкотелый либерал Горбачев реанимировал Бухарина и Рыкова – таких же безвольных интеллигентов, как он сам. Ельцинская власть, грубая и малоинтеллигентная, произносившая «нептонов» вместо «невтонов», возводила памятники Жукову. Давно уже замечено, что памятники – это прежде всего образ правителя того времени, в какое ставится бронзовая фигура героя прошлого.
– Будучи писарем в штабе армии, – рассказывал один отставник, – оказался свидетелем вот такой сцены. Перед наступлением к нам приехал маршал Жуков. Увидел группу генералов, пальцем поманил одного из них. «Кто такой?» – спрашивает у рослого генерал-майора, командира дивизии, одной из лучших в армии. Тот докладывает: генерал-майор такой-то. «Ты не генерал, а мешок с дерьмом!» – гаркнул на него маршал. Ни за что ни про что оскорбил боевого командира на глазах у всех. Был в плохом настроении, надо было на ком-то сорвать досаду. Сорвал на первом попавшемся…
Один мой знакомый москвич, Денисенко Иван Васильевич, собрал внушительную коллекцию баек и прочих жанров солдатского фольклора о маршале Жукове.
Некий генерал-лейтенант встречает Жукова и бодро докладывает ему об обстановке на своем участке фронта. Маршал слушает. Потом задает пару-тройку вопросов и, раздосадованный, произносит:
Уезжаю к соседям. Прощайте, полковник!
Иван Васильевич уверяет, что слышал эту историю от шести человек, и каждый клялся, что она имела место именно в их армии.
А вот еще байка, на этот раз из послевоенной жизни. Жуков – главком Сухопутными войсками – прибыл в один из округов для инспектирования. Собрал офицерский состав.
– Какие будут претензии, жалобы, просьбы?
– Непорядок, товарищ маршал, – высунулся какой-то полковник. – Всем офицерам выдают плащи бесплатно, а у нас, полковников, вычитают полную стоимость.
– Фамилия! – резко произнес маршал. Полковник назвался. Жуков повернулся к командующему округом:
– Выдать подполковнику плащ бесплатно!
Около десятка человек из разных военных округов уверяли Денисенко в том, что данный случай имел место в их округе, и называли фамилию незадачливого полковника, в мгновение ока ставшего подполковником.
О Жукове сложено много легенд, и порой трудно отличить, реальное это событие или плод устного народного творчества. Отставной полковник Виктор Иванович Филатов, служивший в конце сороковых годов в одном из управлений Министерства обороны, рассказывал, что по их кабинетам гулял тогда такой вот слух. Будто бы во время первой опалы Жукова в 1946 году, когда его снимали с поста главкома Сухопутными войсками и отправляли в Одессу командовать округом, военачальники, завидовавшие его славе, набросились на него на заседании Политбюро с обвинениями в бонапартизме, заявляли, что он стал изображать из себя Наполеона.
– Наполеона? – возмутился Жуков. – Наполеон проиграл войну, а я выиграл!
Эта фраза, по мнению В. И. Филатова, запущенная в оборот высокопоставленными работниками ГлавПУРа, должна была представить Жукова в не выгодном для него свете, подчеркнуть манию величия, отсутствие скромности. А получилось вопреки замыслу: офицеры, собираясь в курилках, восхищались смелостью маршала, его остроумием. Старые наркоматовские работники вспоминают, как один генштабист, готовивший проект приказа Жукова, подписал его так: «Первый заместитель Верховного Главнокомандующего». Надеялся неприкрытой лестью заполучить расположение всемогущего Жукова. Однако маршал рассердился: «Я не первый заместитель товарища Сталина, я – единственный заместитель!»
– Виктор Иванович, – спросил я у Филатова, – годы минули, страсти улеглись. Как вы считаете, правильно снимали Жукова?
– Жуков не годился для командования вооруженными силами в мирное время. Война – вот стихия, для которой он был рожден. В мирное время нужны иные качества – больше дипломатичности, политеса, что ли. А какой из него политик – с двумя классами образования? В том, что он крупный полководец, сомнений нет. А вот политик из него не получился. Проявил близорукость, не помог Молотову и Маленкову тогда, когда те хотели свалить Хрущева, а потом, когда через несколько месяцев Хрущев отправил его в отставку, кусал локти, каялся, что дожил до седых волос, а в людях разбираться не научился. Я неплохо знавал Молотова в его последние годы, так вот, он как-то сказал: у Жукова в политике ничего не вышло, хотя он в нее и рвался, но не для нее, мол, был рожден.
– А вы не можете допустить, что Молотовым двигала обида на Жукова, не поддержавшего старую гвардию в пятьдесят седьмом, отсюда и негативные оценки дипломатических способностей полководца?
Отчего не допускаю? Однако Жуков при всех его полководческих талантах все же не Суворов и не Кутузов. Те были искусными политиками, поднаторевшими в придворных интригах. Вон Ворошилов после неудачи под Ленинградом и на других фронтах не пропал, даже в Председатели Президиума Верховного Совета СССР вылез. А Жуков, Ленинград и всю страну спасавший, пал жертвой кремлевских козней.
Только в феврале 1958 года, спустя четыре месяца после снятия Жукова, Совет Министров СССР принял постановление об его увольнении в отставку и материальном обеспечении. Маршалу предоставлялось право ношения военной формы одежды, устанавливалось денежное содержание в сумме 5500 рублей плюс оклад по воинскому званию и процентная надбавка за выслугу лет. За опальным маршалом сохранялись медицинское обслуживание и лечение, оплата и содержание занимаемой квартиры на равных основаниях с маршалами Советского Союза, состоявшими на службе в кадрах Вооруженных Сил СССР, закреплялась легковая машина для личного пользования и дача за счет Министерства обороны СССР.