Текст книги "Молодость века"
Автор книги: Николай Равич
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)
ДЖЕМАЛЬ-ПАША
В Кабуле находилась большая группа турецких офицеров под руководством Ахмеда Джемаль-паши, бывшего морского министра, командовавшего турецкой армией в Сирии и на Арабском Востоке во время первой мировой войны.
Он был генерал-инспектором афганской армии и в значительной степени помог ее реорганизации. К Советскому правительству, так же как и к национально-освободительному движению, поднятому Кемаль-пашой в Анатолии, Джемаль-паша относился тогда вполне лояльно. Перед окончанием первой мировой войны и выездом Кемаль-паши в Анатолию он даже помог ему деньгами.
Почти одновременно с отъездом из Афганистана нашего посла Сурица Джемаль-паша со своими офицерами выехал из Кабула в Герат, чтобы через Советскую Россию проехать в восточные провинции Турции.
«Льва ислама» встречал весь город во главе с наместником и военным губернатором, со всеми высшими чиновниками и муллами. На огромной площади перед крепостью были выстроены войска для парада. В соответствии с полученными инструкциями выехал и я с несколькими сотрудниками. Кстати говоря, лошади нашей конюшни, участвовавшие в скачках, которые происходили в период «байрама», считались одними из лучших в городе. Это может, на первый взгляд, показаться странным. Афганца без лошади представить себе нельзя. Это – его лучшее достояние и гордость. Но страстная любовь к лошадям имела и обратную сторону. Обычно зажиточный афганец имел две лошади. Одну – обыкновенную, на которой он ездил каждый день, и другую – породистую, стоявшую в конюшне для парадных и праздничных выездов. Такая лошадь жирела в конюшне и постепенно теряла свои качества и выносливость. Вырвавшись вперед в начале скачек, она потом задыхалась и отставала от других. А наши лошади ежедневно проходили выездку на разных аллюрах. Приучались они также не пугаться выстрелов. Лошадь, на которой ездил я, называлась «кушкинская». Она выросла в крепости Кушка и настолько привыкла к орудийной и ружейной стрельбе, что совершенно на нее не реагировала.
Скороходы, дервиши и толпы фанатиков бежали впереди лошади, на которой ехал Джемаль-паша. За ним следовали его свита и целый кавалерийский полк. Поздоровавшись с ним, я, по его приглашению, поехал с левой стороны; с правой его сопровождал военный губернатор. Как только он объехал войска, выстроенные на площади буквой «П», мы вместе с ним стали около ворот крепости, и части начали проходить мимо церемониальным маршем. Одновременно, прямо над нашими головами, раздался артиллерийский салют со стен крепости, и площадь заволокло дымом. Когда дым рассеялся, мы увидели, что «Лев ислама» исчез. Военный губернатор растерянно оглядывался вокруг. Войска под звуки оркестра и барабанного боя продолжали маршировать. Моя кушкинская лошадь стояла как вкопанная. Через несколько минут в воротах показался Джемаль-паша. Его коня вели под уздцы. Выяснилось, что этот великолепный карабаирский конь при первом же пушечном выстреле закусил удила и понесся в ворота крепости, чуть не сбросив всадника.
В тот же день Джемаль-паша приехал с визитом в генеральное консульство, сопровождаемый своими офицерами.
Это был человек среднего роста, широкоплечий, с крупным носом, небольшими карими, очень умными глазами, каштановой бородой и подстриженными усами, на вид лет пятидесяти. На нем были барашковая папаха и русская гимнастерка из тонкого сукна, с простым поясом, галифе из той же материи и черные сапоги. Он превосходно говорил по-французски. После нескольких общих фраз Джемаль обратил внимание на вошедшего по какому-то делу коменданта генерального консульства Петрова.
Петров, который раньше служил в Ташкентской школе красных командиров, имел без малого два метра росту, около ста килограммов веса, широченные плечи, румянец во всю щеку и такие усы и бороду, что все афганцы без исключения называли его, независимо от действительного его звания, «Джернель-саиб», то есть «господин генерал». Правда, на лошадь его приходилось подсаживать, но верхом он производил впечатление живого памятника.
– Какой красивый человек! – сказал Джемаль-паша и несколько отвел руку в сторону. Моментально его адъютант полковник Исмет-бей щелкнул золотым портсигаром, и сигарета как будто сама оказалась между пальцами паши. Другой адъютант поднес горящую спичку.
– Он не только красивый человек, но и прекрасный командир, – ответил я.
Демократизм Джемаля был демократизмом аристократа, привыкшего к большой власти.
Паша затянулся сигаретой «Вестминстер», посмотрел на голубые колечки дыма, тянувшиеся кверху, и сказал:
– Можно вам задать один вопрос?
– Прошу вас.
– Я беседовал с местным генерал-губернатором Мухаммед Сервар-ханом. Это человек прошлого века – эпохи Абдурахман-хана. Между тем он о вас отзывается с большой похвалой. Как же это вы, человек с коммунистическим мировоззрением, находите с ним общий язык?
– Очень просто. Мухаммед Сервар-хан имеет характер истинного афганца. Он бесконечно любит свою родину. Как-то он сказал, что, если бы ему пришлось уехать из Афганистана, он не прожил бы и нескольких часов. Далее, он никогда не хитрит, он прямолинеен, ясно отвечает на любой вопрос и выполняет обещания, если их дает. Наконец, Мухаммед Сервар очень хорошо понимает, что два таких соседних государства, как Афганистан и Советская Россия, должны поддерживать дружеские отношения – это обеспечивает его родине независимость. Все остальное меня не интересует. Внутренние дела Афганистана меня не касаются, и я имею на этот счет строгие инструкции: уважать строй государства, в котором нахожусь…
Джемаль-паша улыбнулся:
– Но реформы? Неужели вы не понимаете, что стране нужны реформы? Здесь же, в Гератской провинции, к ним даже не приступали.
– Видите ли, афганцы – трудолюбивый и талантливый народ. В жизни человека двадцать, тридцать, пятьдесят лет – большой срок, в истории государства это не так много. Я убежден, что лет через пятьдесят Афганистан в смысле благосостояния и прогресса догонит Турцию…
Он посмотрел на меня удивленными глазами.
– Вы говорите серьезно?
– Я в этом убежден…
Тогда Джемаль-паша перешел на другие темы и будто невзначай спросил, где сейчас находится Энвер-паша, заметив, что едва ли Кемаль-паше захочется, чтобы он вернулся назад в Турцию.
Я ответил, что не имею об этом ни малейшего представления.
ПОДГОТОВКА АНГЛИЧАНАМИ АВАНТЮРЫ ЭНВЕР-ПАШИ
Я действительно не имел тогда ни малейшего представления о том, где находится Энвер-паша. У нас были сведения о многих турецких офицерах. Большая часть тех, что находились в тот момент с Джемаль-пашой, была настроена просоветски, и Лев Вениаминович Никулин, который по своей должности в нашем Кабульском полпредстве общался с ними, составил о них такое мнение. Впоследствии некоторые из них, как, например, полковник Исмет-бей, хотя он и был родственником последнего султана, продолжали, прибыв в Турцию, поддерживать хорошие отношения с советскими представителями.
Но были и другие турецкие офицеры, еще до Октябрьской революции бежавшие из Туркестана к эмиру бухарскому и в Афганистан. Некоторые из них сразу примкнули к басмачам и стали их военными руководителями. Турецкие офицеры Али-бей, Риза-бей, Хасан-бей и другие пытались создать из басмачей ударные отряды.
Что касается Энвер-паши, то из триумвиров, правивших Турцией во время войны (Энвер-паша, Талаат-паша, Джемаль-паша) и возглавлявших партию «Единение и прогресс», он отличался самым безудержным авантюризмом. Ворвавшись 23 января 1913 года в Порту, Энвер-паша убил военного министра Назым-пашу, что привело к окончательному захвату власти Иттихадом. Во время войны, будучи главнокомандующим турецкими войсками и, кроме того, зятем султана и халифа [11]11
Турецкий султан был одновременно халифом, то есть главой всех мусульман мира.
[Закрыть], он выдвигал смелые, но нелепые проекты, вроде рейда на Сарыкамыш или создания армии Иылдырым («молния»), которая должна была занять Ирак и Палестину. Проекты эти всегда кончались крахом. После военного разгрома Оттоманской империи Энвер-паша бежал в Советскую Россию и попросил убежища. Оно было ему предоставлено, но при условии отказа от политической деятельности.
Во время конгресса народов Востока в Баку он попросил огласить его воззвание к народам Востока. Ему разрешили это. Он обратился ко всем мусульманам с призывом бороться против колониального рабства, отметив при этом, что Советская Россия освободила народы на своей азиатской территории. Приблизительно в то же время Энвер-паша создал вместе с Назымом в Берлине «Мусульманское революционное общество», ставившее своей задачей панисламистскую пропаганду. Энверисты заявляли, будто они ограничивают свою деятельность Афганистаном и Индией и не будут препятствовать Кемаль-паше в его борьбе с Англией и Антантой. Но ни название общества, ни его задачи нисколько не испугали англичан, ибо они уже давно научились использовать панисламистов для своих целей. Тогда же Энвер-паша выдвигал и другие планы вполне фантастического характера, вроде захвата Константинополя силами врангелевской армии или возведения Кемаль-паши на султанский престол. Его попытки проникнуть в Анатолию были признаны Ангорой нежелательными. И после этого след его на короткое время потерялся.
Хотя наша жизнь в Герате шла размеренным темпом, это вовсе не означало, что она была спокойной. Каждую неделю происходили какие-нибудь события.
Каджарская династия в Персии доживала последние дни. Хотя статья 6-я договора 1921 года предоставляла Советской России право ввести свои войска в Персию, если другая держава превратит ее в свою военную базу, но все-таки при слабости персидского правительства трудно было ожидать, что оно окажется в состоянии выполнить свои обязательства.
В Хоросане, граничащем с Гератской провинцией, вспыхнуло большое восстание под руководством полковника Мамед Таги-хана. После упорных боев его части, разбитые правительственными войсками, откатились к Герату и могли просочиться на нашу территорию. Вскоре затем целое арабское племя, совершив огромный переход, прорвалось в Гератскую провинцию из Ирака Бежавший в Кабул бухарский эмир Саид-Алим-Тюря-Джан с некоторого времени стал проявлять особую активность. Появились признаки того, что англичане всерьез принялись за организацию басмачей в Туркестане. Они решили создать из них «армию ислама», разработали «инструкцию по тактике», «по строевой и боевой подготовке». Из отдельных отрядов составлялись эскадроны, полки и бригады. В этих частях вводились форма и знаки различия по образцу турецкой армии. Для каждого района были поставлены определенные задачи.
В Афганистане, на базарах, в мечетях и чайханах, началась пропаганда «священной войны». Появились агенты, которые вербовали добровольцев-фанатиков, снабжали их деньгами и переправляли через границу. Обстановка осложнялась тем, что к концу 1921 года советские войска совсем были выведены из Восточной Бухары.
Важно отметить, что всю эту кампанию по подготовке контрреволюционного восстания в Бухаре вели те же самые элементы, которые втайне агитировали против афганского правительства и проводимых им реформ, а впоследствии участвовали в мятеже, поднятом Бачис Сакао.
В Герате, как и в других афганских городах, существовали тайные притоны, где курили анашу [12]12
Гашиш из листьев конопли.
[Закрыть]. Это, конечно, преследовалось, но как торговцы наркотиками, так и наркоманы умели скрываться от полиции.
В одном из таких притонов бухарец, проезжавший через Герат и сильно накурившийся анаши, уронил пакет. Что упало, то пропало. В пакете находилась записка, адресованная Ибрагим-беку, которого, убегая из Бухары, эмир назначил своим главнокомандующим.
В записке, между прочим, говорилось:
«Готовьтесь и ждите. Скоро прибудет великий вождь, который возглавит армию ислама».
Один из турецких офицеров, работавших в Афганистане еще с немцами, был задержан при переходе советско-афганской границы. Он оказался членом «Союза установления халифата в Туркестане» – организации, состоявшей из турецких офицеров и имевшей отделения в Мерве, Ташкенте, Самарканде, Бухаре, Коканде.
Мы знали, что дружественное афганское правительство поможет нам при всех обстоятельствах. Но обстановка складывалась так, что нельзя было не принять в соответствии с ней серьезных деловых решений. Во-первых, нужно было принять меры к тому, чтобы в случае прекращения дипкурьерской связи необходимая информация безотказно и быстро поступала в Кушку, через нее в Ташкент и Москву, а также и в полпредство в Кабуле. Во-вторых, в случае развертывания военных действий в Бухаре и других районах надо было обеспечить наши войска сведениями о местонахождении противника и его силах. В-третьих, следовало сделать так, чтобы открытие военных действий на границах не повлияло на наши дружеские отношения с Афганистаном.
ПЕРВЫЙ КИНООПЕРАТОР В АФГАНИСТАНЕ
В эти довольно тревожные дни разнеслись слухи, что наместник Мухаммед Сервар-хан будет смещен и на его место назначен министр полиции. Надо сказать, что на Востоке слухи значительно опережают события и, как правило, всегда соответствуют действительности. В последние недели правления Мухаммед Сервар-хана произошел комический эпизод, имеющий отношение к кинематографии или, вернее, к ее истории, поскольку это случилось почти сорок лет назад.
Дворец «Баги-Шахи», находившийся в нескольких верстах от города, был очень легкой конструкции: резные двери-окна придавали ему вид прозрачного сооружения; с его башен, балконов и крыши открывался незабываемый вид на рисовые поля, вода которых по ночам отражала лунный свет, на длинное шоссе, терявшееся между неясными силуэтами крепостных башен и стен, на дальние горы, где вечно белели снега. Все, что происходило на дороге, было видно издали. Всадник, мчавшийся быстро на арабском коне, человек, медленно подвигавшийся на ленивом осле, прохожий, шагавший в тени деревьев, длинной линией растянувшихся вдоль арыков, – все это, как в перископе, попадало в поле зрения всякого, кто смотрел из окна «Баги-Шахи» на длинную ленту шоссе.
Однажды заметили на дороге странную группу приближавшихся всадников.
Впереди на громадном карабаирском коне ехал очень маленький человек. За ним конвой окружал вьючную лошадь. Из вьюка торчали ножки какого-то аппарата. Человек оказался оператором Госкино товарищем Налетным и приехал делать съемки в Афганистане.
Никто никогда до него ничего не снимал в Афганистане. Не существует такой кинохроники, которая отражала бы природу, жизнь и быт тогдашнего Афганистана. Естественно, что там, где обычный карманный кодак вызывал расспросы и общее недоумение, в высшей степени непонятной и даже опасной должна была показаться машина на длинных ножках, у которой вертятся две ручки, издающие при этом странный звук, и не видно, для чего это, собственно, делается.
Товарищ Налетный был типичным боевым советским кинооператором, который привык снимать на фронтах гражданской войны, действуя в самой разнообразной обстановке. И в Афганистане он чувствовал себя так же, как в любом пункте Советской России, где нужно что-то снимать.
Его не удивляли ни странности афганского быта, ни тридцать пять дней езды верхом под палящим солнцем.
Ему отвели в саду маленький домик из одной комнаты. Там он и расположился со своим аппаратом, пленкой и маленьким багажом.
Прежде всего было заснято консульство. Затем Налетный отправился на базар. Его сопровождала громадная толпа, с изумлением следившая за этим нервным и крикливым человечком, неутомимо вертевшим две ручки у странного ящика. О таком удивительном явлении немедленно донесли начальнику полиции. А он с величайшим испугом сообщил о происшествии, последствия которого никто не мог предвидеть, Мухаммед Сервар-хану.
Наместник, выслушав подробный доклад «полис-реиси», призвал своего секретаря «мунши», имевшего славу умного и опытного человека, умевшего читать даже куфические надписи, и поручил ему выяснить все дело, узнав, «чего хочет человек с машиной».
Так как даже самые исполнительные чиновники не решались близко подходить к таинственному аппарату, то разговоры велись преимущественно тогда, когда оператор оставлял его в своем домике, превращаясь, таким образом, в простого смертного.
Усердно производя съемки, насколько позволяло небольшое количество пленки, которое находилось в распоряжении оператора, он как-то спрятал часть заснятой пленки в круглую металлическую коробку и положил ее между прочими вещами в своей комнате на пол, неподалеку от жестяного бидона с керосином. Дверь оставалась открытой.
При «Баги-Шахи» был громадный сад, вернее парк, с многочисленными цветочными полями, бассейнами и аллеями. В нем жили всякие дикие и полудикие твари: змеи, джейраны, очень большой горный орел-кондор с подрезанными крыльями. Он имел скверный, драчливый характер, и особенное бешенство вызывали в нем белые и блестящие цвета. Мы часто садились завтракать в саду. Если на ком-нибудь из нас были надеты белые брюки, то кондор очень ловко и бесшумно подбирался сзади к сидевшему и одним ударом крепкого кривого клюва разрывал брюки сверху донизу. Тогда пускались в ход стулья, палки и всякие другие предметы. Обращенный в бегство кондор удирал, смешно переваливаясь на ходу и взмахивая подрезанными крыльями.
Обычно он бродил весь день по саду и двору, а к ночи взбирался на свою любимую горку, выделяясь зловещим профилем на фоне белой стены.
Когда же случилось ему забрести в домик оператора, он сразу наткнулся на блестящий предмет – бидон с керосином. Усердно продолбив его в нескольких местах и устроив в комнате керосиновый потоп, кондор принялся за жестянку с пленкой и прорезал ее своим клювом, как ножом. Пленка была изорвана и, кроме того, вымочена в керосине.
Горю оператора не было предела: пропали его труд, его удачные снимки и пленка, которой было так мало. Приходилось начинать все снова.
Между тем возникли серьезные осложнения и с Мухаммед Серваром: он никак не хотел поверить, что мертвые, несуществующие люди могут двигаться на экране, как мы ни старались подробнейшим образом объяснить ему суть дела. Лучшим разъяснением послужил бы киносеанс. Но как его устроить? Электричества, конечно, в Герате не было. Доставить из Кушки по вьючным тропам кинопередвижку с мотором было очень нелегко. Однако мы решили сделать именно это.
С величайшими трудностями нам удалось достать и привезти по частям принадлежавшую какому-то политотделу кинопередвижку. С еще большими трудностями мы ее собрали, установили и устроили сеанс – первый в Афганистане. Следует отметить, что произошло это в такой момент, когда советская кинематография собственно еще и не родилась, а существовала лишь революционная кинохроника.
Вскоре оператор уехал в Кабул, заснял там ряд интереснейших эпизодов из жизни афганской столицы, в частности, торжества по случаю национального освобождения и, наконец, вернулся в Москву.
Крайне интересно, сохранились ли эти хроники 1921 года в архивах и демонстрировались ли они у нас?
КОНТРРЕВОЛЮЦИОННОЕ ВОССТАНИЕ ЭНВЕР-ПАШИ И ЕГО ГИБЕЛЬ
Новый генерал-губернатор прибыл в сопровождении пышной свиты, состоявшей почти исключительно из молодых офицеров. Это был вполне цивилизованный человек. Но не так-то легко оказалось ему войти в курс дела огромной пограничной провинции, в которой исторически (со времен Эюб-хана) сложилась некоторая оппозиционность к Кабулу и где с давних пор правил по древним обычаям Мухаммед Сервар-хан. Надо сказать: если Мухаммед Сервар-хан и не имел европейского образования, то обладал большим опытом и природным умом.
Одновременно со сменой генерал-губернатора в ноябре 1921 года появились первые сведения о том, что «великий вождь ислама» находится в Восточной Бухаре. Им оказался Энвер-паша. Очень быстро стало известно, что Энвер-паша объявил себя «верховным главнокомандующим всеми войсками Ислама, зятем халифа и наместником Магомета». Этот титул признал за ним в специальном фирмане, разосланном всем курбашам, находившийся в Кабуле эмир бухарский Саид-Алим-Тюря-Джан. В чем заключались планы Энвер-паши? Они были грандиозны и совершенно наивны. Ему казалось, что он сумеет создать султанат, который объединит мусульман Средней Азии и Кавказа в одно самостоятельное государство. Но, во-первых, трудящиеся мусульмане поддерживали Советскую власть, а, во-вторых, на страже их интересов стояла Красная Армия. Только сумасшедший мог поставить перед собой такую задачу.
Энвер-пашу, конечно, поддерживали англичане, которые уже испытали на себе силу Красной Армии. Чем же они руководствовались? Их соображения понятны из письма одного английского резидента другому:
«Восточная Бухара представляет собой географически замкнутую, высокогорную местность, с очень узкими входными воротами, граничащую с Афганистаном, Индией и Кашгаром. Если Энверу удастся закрыть туда вход, объединить всех мусульман и организовать хорошую армию, то его легко будет снабжать извне. Вторым шагом может быть завоевание всей Бухары и Ферганы. Возникновение такого государства весьма повлияет на Афганистан. Турецкие офицеры, ханы и мусульманское духовенство несомненно окажут ему содействие. В Бухаре еще осталось много чиновников бывшего эмира, которые восстановят администрацию…»
И вот была пущена в ход вся английская агентура. Конечно, англичане имели большой опыт в организации междоусобных войн и заговоров на Востоке. Но у Советской власти был не меньший опыт в раскрытии вражеских замыслов и подавлении контрреволюционных мятежей.
Вследствие того, что большая часть населения в пограничных афганских провинциях была неграмотна, бороться с разнузданной пропагандой английских агентов, распространявших самые дикие небылицы о том, что происходит в Бухаре и Советском Туркестане, было трудно. Помимо этого, английская агентура пыталась оказать давление на сотрудников советского генерального консульства, прибегая к довольно разбойничьим приемам.
Все мы совершали ежедневную прогулку верхом и по городу, и по окрестным дорогам. Иногда жены сотрудников ездили в экипаже. Однажды я и Аркадий Баратов ехали верхом по Кандагарской дороге. Она была довольно оживлена днем и пустела к вечеру. Мы попали на нее уже после заката солнца. Вдоль дороги тянулись сады и огороды, отделенные от нее глиняной стеной в метр или полтора высотой; то и дело встречались мелкие предприятия по окраске шелка – материи разных цветов висели на веревках в несколько рядов.
Мы ехали о чем-то разговаривая. Вдруг грянул выстрел, и ухо «кушкинской» лошади окрасилось кровью. Под Баратовым шел великолепный карабаирский конь Ширин. Мы живо повернули лошадей и увидели человека в белой одежде и чалме, державшего в руках еще дымившееся ружье.
Перескочив через стену, мы помчались по довольно длинному огороду. Но на нем были разбросаны шалаши и хибарки. В вечерних сумерках человек с ружьем пропал, точно сквозь землю провалился.
Случаи, подобные этому, имели место и в дальнейшем. Но мы не придавали им никакого значения и никому о них не заявляли.
Дипкурьерская связь с Кушкой почти прервалась. Между тем Энвер-паша из афганских перебежчиков создал ударный полк под командованием турецкого офицера Хасан-бея, полностью вооруженный английскими одиннадцатизарядными винтовками.
В Кара Су он созвал съезд мулл, ишанов и курбашей. Съезд вынес несколько постановлений. Правоверным было запрещено принимать красноармейцев в свои дома, а также продавать им продукты или фураж. В каждый район направлялся главнокомандующий. Все способные носить оружие подлежали включению в басмаческие шайки. Непокорных ожидало наказание смертной казнью. Бывшие хакимы, беки и чиновники эмирата назначались на различные посты.
Поначалу Энвер-паша всерьез думал, что дело у него идет на лад. В письме, написанном на английском языке, он сообщал одному британскому агенту:
«Сражения с русскими войсками продолжаются успешно для нас. Локайские дела к востоку от реки Вахш по справедливости хороши очень. Я прошу вас прислать мне этих 500 человек с некоторым количеством пулеметов… Пришлите мне, пожалуйста, патронов к винтовкам Дисермент (английские одиннадцатизарядные) и для новых русских ружей (трехлинейных). Я думаю, что русские не будут мне скоро помехой. Ваш Энвер».
Английские агенты снабжали Энвера оружием, обмундированием. Сам он располагал большими деньгами в русском золоте, в афганских рупиях и персидских туманах, выплачивая жалованье своим аскерам, подкупая нужных людей и закупая необходимое.
Английский агент писал ему:
«Я получил ваше письмо и 30 тысяч рублей для того, чтобы заготовить одежду на 1200 солдат и 50 офицеров, и приложу все усилия для выполнения этого. Сообщите мне положение русских и вас самих».
Для вскрытия нарыва надо, чтобы он созрел.
В деле с Энвером требовалась некоторая выдержка. Следовало установить местоположение его главных сил, а также и основные направления, по которым они будут двигаться. Необходимо было взять на учет всех людей, от руководителей до рядовых, которые его поддерживали. Лихорадочная деятельность английской агентуры мешала ей соблюдать обычные правила конспирации. Это давало возможность выявить ее лучше.
Весной 1922 года командование Туркестанского фронта создало Бухарскую группу войск в составе 5-го Туркестанского стрелкового полка, 1-го Алайского и 2-го Гиссарского краснознаменных кавалерийских полков, 1-й Отдельной Туркестанской кавалерийской бригады, 12-го Туркестанского стрелкового полка, Сводного мусульманского кавалерийского полка. Был усилен гарнизон крепости Кушка, приняты некоторые другие меры вдоль границы, чтобы не допускать перехода крупных банд с территории Афганистана.
Главнокомандующий вооруженными силами Советской республики Сергей Сергеевич Каменев посетил Кушку. После этого он выехал в Бухару для общего руководства военными действиями.
Афганское правительство сделало в свою очередь все возможное, чтобы энверовская авантюра не повлияла на его дружеские отношения с Советским государством. В частности, оно направило афганским гражданам, которых обманул и втянул в свои предприятия Энвер, следующее обращение:
«Нам стало известно, что вы тайно переправились в некоторых местах через Дарью и присоединились к басмачам… Так как великие государства Россия, Афганистан, Бухара имеют старинную дружбу, то вам настоящим объявляется, что в течение 20 дней все переправившиеся через Дарью должны возвратиться в Афганистан, и тогда они получат прощение, имущество и жизни их будут им оставлены. Если же в течение 20 дней не явятся, то имущество, которое находится здесь, будет отобрано в казну, и жизни их будет грозить опасность, так как они будут судиться, как солдаты, за неисполнение приказа.
Подлинное настоящее объявление украшено благословенной подписью господина военного министра Афганистана».
В итоге двухмесячных боев, в которых советские войска проявили удивительное мужество и высокое мастерство, все отряды Энвер-паши были разбиты, а сам он с остатками своих главных сил укрылся восточнее Бальджуана, в долине горной реки между Вахшским и Дарвазским хребтами.
Специальная маневренная группа наших войск окружила его в этом районе, и 4 августа Энвер-паша был убит в бою.