Текст книги "Блюдце, полное секретов. Одиссея «Пинк Флойд»"

Автор книги: Николас Шэффнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Глава 21. Арктический холод

2 апреля 1982 года кичливый аргентинский военный диктатор по имени Леопольдо Галтьери (Leopoldo Galtieri), пытаясь найти способ отвлечь внимание от чинимого его хунтой беззакония, приказал своим военно-морским силам вторгнуться на Фолклендские острова и оккупировать их. Находящаяся в двухстах пятидесяти милях от южной оконечности Аргентины британская колония являла собой пустынный, продуваемый всеми ветрами архипелаг. Там не было ни одного деревца, паслось более миллиона овец, а численность населения не дотягивала и до 2000 человек. Галтьери надеялся на то, что Великобритания находилась слишком далеко, переживала трудные времена и была слишком ослаблена и, стало быть, не могла достойно ответить ударом на удар. Однако тогдашний английский премьер-министр Маргарет Тэтчер (Margaret Thatcher) отправила эскадру британских военных кораблей, которая установила полную морскую и воздушную блокаду архипелага.

После шести недель сражений на этом участке 14 июня Аргентина капитулировала, оставив спорную территорию под защитой британских солдат, число которых в несколько раз превышало численность прежнего населения Фолклендов. Дома распнувшие Аргентину средства массовой информации устроили оргию ура-патриотизма, в которой Маргарет Тэтчер отводилась роль человека, вернувшего Британии ее величие (Железная Леди таким образом заполучила приличный политический капитал, позволивший ей справиться с пережитками правления социалистов, доставшимися в наследство со времен второй мировой войны). Посрамленный Галтьери подал в отставку, опустив Занавес в международном кризисе, который известный аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес (Jorge Luis Borges) назвал «дракой двух лысых из-за расчески».

Сюжет этого конфликта можно было бы использовать для написания замечательной комической оперы на военную тематику, наподобие восхитительно смешной «Мыши, которая породила гору», если бы не одна деталь: столкновение тщеславия генерала Галтьери и патриотических принципов «Железной Леди» было оплачено жизнями более 1000 молодых английских и аргентинских солдат. Как пел Роджер в припеве своего следующего (и последнего) альбома ПИНК ФЛОЙД: «О, Мэгги, Мэгги, что же мы натворили?» («Oh Maggie Maggie what have we done?»).

Нетрудно понять, как сильно подействовала эта война на Уотерса. Пять лет своей жизни он отдал строительству «Стены» – памятника отчуждению, первым кирпичиком в фундаменте которого стала смерть его отца на фронте. В фильме (вышедшем в разгар Фолклендского конфликта) эта душевная травма описывается более детально, чем на пластинке или в концертном шоу; в единственной специально написанной песне «When The Tigers Broke Free» подробно запечатлена хроника безвременной кончины Эрика Флетчера Уотерса.

Эта впечатляющая (хотя и чересчур личная) элегия вышла в виде сингла ПИНК ФЛОЙД в июле 1982 года вместе с расширенной композицией с «The Wall» «Bring The Boys Back Home». Первоначально флойдовцы собирались подготовить альбомную версию саундтрэка (из-за истощившегося бюджета фильма эту версию можно было услышать на пластинках и кассетах CBS Records). Если такой вариант с изданием звуковой дорожки к фильму не срабатывал, тогда музыканты выпустили бы на одном LP специально написанный или перезаписанный для картины материал и назвали бы его «Запасные кирпичики» («Spare Bricks»).

Но на пути в студию что-то произошло… Ах, да – маленькая победоносная война в южной Атлантике, которую оплатили своими жизнями молодые люди, очень похожие на Эрика Флетчера Уотерса. Началась самостоятельная жизнь запасных кирпичиков, воплотившаяся в «Последнем ударе» («The Final Cut»). Название эрудит Уотерс позаимствовал у Шекспира, вернее у шекспировского Юлия Цезаря, который так сказал Бруту, ударившему его ножом в спину: «Из всех ударов твой был самым злым, немилосердным…».

«Я подсел на эту тему и начал писать об отце, – вспоминает Роджер, – меня буквально понесло. Дело в том, что я сделал ЭТУ пластинку. А Дейву такой поворот дел не понравился. Он так и сказал».

Гилмор признает, что сначала его возражения были связаны не с тем, что «он думал, будто мы не должны критиковать действия Правительства консерваторов в южной Атлантике» (как утверждал Уотерс в 1986 году в статье в лондонской «Sunday Times»»), a, скорее, потому, что новый цикл песен Роджера («Your Possible Pasts» и «Hero's Return») звучал до боли знакомо. «Те песни, которые мы отвергли, создавая «Стену», всплыли на «Последнем ударе», во всяком случае – некоторые из них. Никто не думал, что они были хороши тогда, с какой стати они сейчас стали хорошими? Бьюсь об заклад, он думал, что я так поступаю только из чувства противоречия». Дейв хотел взять месяц отпуска, чтобы заняться кое-какими собственными музыкальными идеями, но Роджер был непреклонен: сначала ФЛОЙД должны записать то, что уже сочинил ОН.

Если Уотерс казался более одержимым своими вещами, чем прежде, то происходило это частично из-за того, что «реквием послевоенной мечте» («requiem for the post war dream») – таков подзаголовок пластинки – был так близок и понятен ему, был одновременно криком боли, причиненной жертвоприношением его отца, и воплем ярости против генералов и политиков, которые ПО-ПРЕЖНЕМУ посылали парней на смерть. На этот раз между Уотерсом и Гилмором не было Боба Эзрина, миротворца… Не было никого, кто мог бы убедить Роджера в том, что часть материала была «не на уровне». Да и Бог что-то не очень спешил помочь придать форму роджеровским творениям.

«Думаю, Роджер превращался в деспота, ему хотелось контролировать буквально все, – вспоминает давний друг Дейва барабанщик Клайв Вэлем, – теперь Гилмор был уже не тем человеком, который станет с этим мириться, а если и станет, то не очень долго. Должен был наступить момент, когда Гилмор начнет до конца отстаивать свою позицию. Дэвид и Роджер ОБА любят верховодить».

Во время работы над «Последним ударом» такие настроения привели к тому, что Уотерс применил маневр, уже сработавший по отношению к Рику Райту, и пригрозил похоронить проект, если Дейв не сложит с себя полномочия сопродюсера. Дейв в конце концов сдался, но настоял на сохранении продюсерских отчислений от гонорара. Уотерса оставили (по его словам) «создавать пластинку более или менее в одиночку, работая с Майклом Каменом», выступившим теперь в роли сопродюсера, пианиста, аранжировщика и дирижера специально приглашенных Роджером звезд Национального филармонического оркестра. Даже обложка пластинки была разработана самим Уотерсом с использованием фотографий брата его жены Кэролайн – фотографа из журнала «Vogue» Вилли Кристи (Willie Christie).

Двое остальных флойдовцев участвовали в проекте в качестве «людей на подхвате» вместе с известными сейшенменами – перкуссионистом Рэем Купером (Ray Cooper) и басистом из вспомогательного состава «The Wall» Энди Бауном, в этот раз игравшим на органе. По словам Гилмора, «дошло до того, что мне пришлось сказать: «Если тебе понадобится гитарист, звякни – я приеду и сыграю». В услугах Дейва как певца нуждались еще меньше – за исключением похожей на «Money» песни «Not Now John» (которую CBS выбрала как материал для сингла, бесследно канувшего в Лету). На «The Final Cut» остро ощущается отсутствие гилморовского вокала.

Ник Мейсон, разделявший политические взгляды Роджера Уотерса, внес существенный вклад, предложив несколько реприз припева открывающей пластинку песни: хор, исполнявший «Maggie Maggie what have we done?», должен был повторять эти строки снова и снова, но уже без слов, что придало бы им еще больший вес. Когда, казалось, ни одно из предложений Ника не устраивало Уотерса, в минорном финале пластинки «Two Sun In The Sunset» -«предостережении» о гибели мира в ядерном апокалипсисе – Мейсона заменил виртуозный студийный барабанщик Энди Ньюмарк (Andy Newmark) (позднее работавший с ROXY MUSIC). To ли для того чтобы польстить разыгравшемуся самолюбию, то ли чтобы доказать, что это НА САМОМ ДЕЛЕ был сольный альбом, официально он считался «написанным Роджером Уотерсом и исполненным ПИНК ФЛОЙД».

Несмотря на близкую и долгую дружбу Уотерса и Мейсона (недавно Роджер даже выбрал Ника крестным одного из своих сыновей), в творческих и личных вопросах барабанщик постепенно переходил на позиции Дейва Гилмора. «Думаю, «The Wall», а уж тем более «The Final Cut», – говорит Мейсон, – наглядно продемонстрировали все более возрастающий интерес к текстам песен и усиление контроля со стороны Роджера. Я никогда не сомневался, что это – самая сильная его сторона. Он очень серьезно над ними работает, и сдается мне, что музыка как таковая интересует его меньше»…».

«Роджер со спокойной душой может использовать один и тот же музыкальный отрывок четыре раза с новым текстом, чтобы по-новому повернуть сюжетную линию, а это, в известной степени, халтура, но в качестве оправдания прозвучит: «Это необходимо сказать, мы легко можем впихнуть в репризу что-нибудь ИЗ ТОГО и Не думать о музыке». В то время как Дейв, наверное, помучился бы и нашел бы какие-нибудь четыре разных музыкальных фрагмента – и добавил бы к ним один и тот же текст».

Но поскольку за Гилмором в настоящее время присматривали, мелодических находок на «The Final Cut» было меньше, чем на любом другом альбоме. Такое случилось впервые с тех пор, как Уотерс и К° принялись за сочинение песен на актуальные темы. Только теперь это жужжание трудолюбивых пчел имело отношение не к фантазийным космическим сферам, а к прямолинейным антивоенным лозунгам. Напыщенную манеру пения не смягчали звучащие «на задворках» стенания гитары. Даже Роджер признавал, что его вокальные способности оставляют желать лучшего: «Любой может почувствовать напряжение, сквозящее буквально во всем». Процесс создания «The Final Cut» стал «абсолютно мистическим» и «отвратительным» периодом их жизни.

Он, тем не менее, гордится альбомом, записанным в течение шести месяцев второй половины 1982 года в ВОСЬМИ (!) различных английских студиях (в их число Britannia Row не попала: так же, как и Райт, Уотерс продал свою долю Гилмору и Мейсону, а в итоге единственным владельцем студии стал Ник). Некоторым образом «Последний удар» напоминает горячо принятый критикой «первородный крик» Джона Леннона, выпущенный по горячим следам после распада THE BEATLES в 1970 году.

Уотерс называл «Isolation» с этой пластинки одной из своих самых любимых композиций, добавляя, что «если бы мне пришлось составить список из 50 песен, которые я жалею, что не написал сам, то лишь несколько из них не принадлежали бы Дилану или Леннону».

«John Lennon/Plastic Ono Band» также состоял из горького, передающего острую боль и подкрепленного политикой обряда изгнания самых злых духов, из числа завладевших душой (только в случае с Ленноном это была смерть его матери), и был предназначен для чего угодно, только не для спокойного прослушивания. На «Последнем ударе» Уотерс предстает перед нами готовым «выставить напоказ мои обнаженные нервы» и «разорвать занавес в клочья» (как он сам написал в заглавной песне). В песне «The Gunner's Dream» Роджер даже позволяет первородному крику вырваться из его собственных легких. Этот крик таинственным образом превращается в стонущее соло тенор-саксофона Рафаэля Рейвнскрофта (Raphael Ravenscroft) – человека, который исполнил знаменитое саксофонное облигато в композиции Джерри Рафферти «Baker Street».

Однако «Plastic Ono Band» – несмотря на присутствие Ринго Старра за ударной установкой – никто не выдавал за альбом THE BEATLES. Уотерс утверждал, что он искренне хотел убрать вывеску ПИНК ФЛОЙД с пластинки, но «Мейсон и Гилмор воспротивились, потому что они знали, что «песни на деревьях не растут». Они хотели, чтобы это был альбом ФЛОЙД».

Более того, в отличие от сырой, минималистской декларации Леннона, работа над «The Final Cut» довела его до уровня произведения искусства ( так оно было и на самом деле!). Выпустив на волю целый парад звуковых эффектов, Уотерс применил новую экспериментальную технологию «Holophonies», разработанную аргентинским физиологом Хьюго Зуккарели (Hugo Zuccareli). Например кажется, что ракета в «Get Your Filthy Hands Off My Desert» взлетает перед слушателем, пролетает над головой, взрывается сзади. В крайнем случае, создается впечатление, что подобные эффекты как бы выпрыгивают, наскакивают на тебя из наушников. До Уотерса такой технологией воспользовалась для записи своего альбома только группа PSYCHIC TV.

Помимо нескольких коротких соло Гилмора, именно эти звуковые эффекты являются самым узнаваемым отличительным знаком, напоминающим о былых победах ФЛОЙД в области звука. Ветер с «Meddle», звук шагов, работающих часов и дурацкого смеха с «Dark Side Of The Moon», треск радио и болтовня на вечеринке с «Wish You Were Here», воющие гончие с «Animals», вопли из ночных кошмаров и усиленные мегафоном военные команды с «The Wall» – все они вновь заняли свое место на «The Final Cut». Однако теперь они служили не для передачи ощущения сюрреалистичной атмосферы, а для ничем не прикрытого жестокого клаустрофобного реализма.

Многое на «Final Cut» рассказывается – неестественно звучащим голосом, который Уотерс представил на «Стене», – от лица военнослужащего, который, в отличие от отца Роджера, пережил ужасы второй мировой войны и теперь, будучи милым алкоголиком средних лет, работает школьным учителем, тщетно пытаясь «собрать… осколки в нечто целое» и избавиться от воспоминаний о фронте (этот сложный и вызывающий сочувствие портрет, конечно, представляет в ином свете учителей, которые в «Стене» показаны безжалостными садистами). С наступлением темноты, однако, пока жена у него под боком мирно спит, его «пуленепробиваемая маска» соскальзывает, и ветеран остается один на один со своими кошмарами, воскрешающими фронтовые будни.

«Последний удар» изобилует сценами из жизни середины 40-х (когда Великобритания, США и СССР и все остальные, «положа руку на сердце, согласились поднять меч возмездия») и начала 80-х (когда, по меньшей мере, три войны финансировались или благословлялись теми же державами). Именно на основании этих фактов Уотерс выводит свою теорию о том, что не только смерть его отца, но также и «послевоенная мечта» людей, в ней выживших, предана (обратите внимание на фотографию, сделанную Кристи для обратной стороны обложки и изображающую военнослужащего времен второй мировой войны с коробкой кинопленки под мышкой и ножом в спине. Поговаривают, что это также комментарий Роджера факта «предательства» его кинорежиссером).

В интервью, данном в 1984 году, Уотерс назвал паранойю «бессилия» второй главной темой «Последнего удара»: «Неожиданно открывается дверь, и обнаруживаешь, что находишься лицом к лицу с тупицами в сапогах в одной из стран Латинской Америки или в Алжире, или во Франции во время оккупации. Ты кричишь: «Нет, вы не можете так со мной поступить. Я вызову полицию!». А они отвечают: «Мы и ЕСТЬ полиция». Твоя жизнь превращается в кошмар. Самая драгоценная вещь в мире – если никто другой не контролирует твою собственную жизнь».

С каждой новой песней альбом становится все более личным. В песне «The Fletcher Memorial Home» Уотерс описывает свою фантазию – собрать в одном детском манеже таких «колоссальных транжир человеческих жизней и тел», как русский Леонид Брежнев и израильтянин Менахем Бегин (которые совсем недавно начали свои собственные кровавые и неумелые вторжения в Афганистан и Ливан), вместе с «Железной Леди» и «различными латиноамериканскими знаменитостями, питающимися мясом», и пустить газ. В самой вещи «The Final Cut» Роджер со всей искренностью демонстрирует свои собственные сокровенные страхи и уязвимые места.

В финале все сливается воедино с вечными темами: Роджер сопоставляет въевшийся в наши души страх с размышлениями о результатах политики обитателей Флетчеровского мемориала. Однажды вечером он впервые задумался о «Two Suns In The Sunset», когда возвращался домой, представив, что было бы, если бы какой-то сумасшедший нажал красную кнопку, – как расплавляется лобовое стекло его автомобиля, как испаряются его слезы, и все превращается в застывшую лаву:

 
«Ashes and diamonds,
foe and friend,
We were all equal in the
end».
(«Бриллианты и пепел,
друг или враг,
В конечном счете мы все равны»).
 

Мало-помалу получилась довольно стройная композиция – не обычная чушь из Top Forty или то, что отлично слушается под «кислотой». Едва ли это пришлось бы по вкусу большинству случайных поклонников ФЛОЙД или Дейву Гилмору, который никогда не делал секрета из своего недовольства «Последним ударом». Меньше чем через год после выхода альбома он называл его содержание «дешевым наполнителем того типа, который мы годами не пропускали на пластинки ПИНК ФЛОЙД».

Последующие годы не смягчили гилморовской антипатии к пластинке. В турне 1988 года, когда я по ошибке назвал «Animals» единственным пocт-«Dark Side»-вским альбомом ФЛОЙД, исключенным из репертуара лишившейся Уотерса группы, он добавил:

– И «Последний удар».

– О, да. Я забыл о нем.

– НАМ хотелось бы того же», – отпарировал Дейв. Немного подумав, он сказал, что три песни – «The Gunner's Dream», «The Fletcher Memorial Hotel» и сама «The Final Cut» (в каждой из которых . блистает оригинальное гитарное соло) – были «действительно великими. Не хочу ругать то, что на самом деле хорошо сделано, кем бы оно ни было написано. Я не поступал так и в свое время из-за личных проблем, с которыми столкнулся один из нас».

«Этот альбом мог бы стать потрясающим, но он – очень неровный. Слишком много наполнителя, бессмысленной ерунды между песнями».

Хотя, по флойдовским меркам, количество проданных экземпляров оставляло желать лучшего, некоторые считали, что «Последний удар» СТАЛ-таки великим альбомом (с литературной точки зрения, это – самая зрелая работа Уотерса, если не принимать в расчет иные аспекты). В то время журнал «Rolling Stone» поставил ему максимальную оценку в пять звездочек, а критик Курт Лодер, специализировавшийся на ФЛОЙД, назвал его величайшей «вершиной рок-искусства». «Со времен «Хозяев войны»(«Маsters Of War») двадцатилетней давности Боба Дилана, – заявил обозреватель, – ни один популярный исполнитель не обрушивался на политическое устройство мира так убедительно, никто с тех пор так блестяще не Демонстрировал ненависть к жизнелюбию» (если все было именно так, почему же, интересно, в конце десятилетия журнал не включил Достойнейший «шедевр» в список «100 лучших альбомов 80-х»?).

Редакторы флойдовского фэнзина «Amazing Pudding» посчитали «Последний удар» лучшим из всех дисков ПИНК ФЛОЙД, а вот их читатели признали его худшим-на-все-времена.

Сам Уотерс любил отвечать на критику пластинки рассказом о том, как в лавке зеленщика к нему подошла хорошо одетая сорокалетняя женщина и сказала, что «The Final Cut» «довел ее до слез» и является «самой трогательной пластинкой, которую она когда-либо слышала». Она объяснила, что ее отец тоже погиб во второй мировой войне. А я вернулся к своей машине с тремя фунтами картошки в руках и поехал домой, думая по дороге об альбоме: «Довольно приличный диск»…».

За каждым новым альбомом ФЛОЙД следовало новое сценическое шоу, и поначалу все думали, что «Удар» продолжит эту традицию. Даже были назначены пробные концерты на ноябрь 1983 года. По иронии судьбы, полубезработные Гилмор и Мейсон с большим энтузиазмом отнеслись к этой идее, а Уотерс спешно комкал все планы и все больше отравлял им жизнь.

Роджер спродюсировал относительно скромное (и малобюджетное) «video-EP». Режиссером выступил его родственник Вилли Кристи; был снят видеоряд к песням «The Gunner's Dream», «The Final Cut», «Not Now John» и «The Fletcher Memorial Hotel». Роджера показали выворачивающим душу наизнанку перед психиатром по имени А. Паркер-Маршалл (A. Parker-Marshall) (еще один хорошо продуманный удар по режиссеру и продюсеру «Стены»), а роль его отца исполнил Алекс Макавой (Alex McAvoy), сыгравший в ленте Паркера злого учителя. Участия Дейва не требовалось, да оно, собственно, и не предусматривалось. К тому времени противостояние этих двух джентльменов стало настолько явным, что никто из окружения ПИНК ФЛОЙД и мысли не мог допустить об их дальнейшей совместной работе.

Еще до того как пластинка «Final Cut» поступила в продажу, Гилмор и Уотерс уже снова засели в студиях, но по разным сторонам пролива Ла-Манш, напряженно работая над своими проектами вне ФЛОЙД. Фиксируя накопившиеся мелодии на пленках нового сольного альбома, Дейв, должно быть, чувствовал себя этаким Джорджем Харрисоном, который после распада БИТЛЗ буквально выплеснул на мир потоки своей вечно подавляемой творческой активности. «Очень приятно, – сказал тогда Гилмор, – работать, когда нет нужды спорить до хрипоты, отстаивая свою точку зрения (и так этого и НЕ добиться)». Тем временем Роджер Уотерс с помощью других музыкантов, задействованных на «The Final Cut», приступил к работе над «The Pros And Cons Of Hitch Hiking» – циклом песен, который Гилмор и Мейсон имели когда-то смелость «завернуть» как непригодный для ПИНК ФЛОЙД.

Что касается Уотерса, он в любом случае мог прекрасно обойтись и без ФЛОЙД, не говоря уже о надоедливом гитаристе группы. Само название ПИНК ФЛОЙД превратилось в анахронизм, вводящий в заблуждение: группы как таковой не существовало с момента выхода «Animals» или даже «Wish You Were Here». Между этими людьми не оставалось больше ничего общего – в музыкальном, философском, политическом или личном отношении – пришло время Роджеру Уотерсу подтвердить свое право на сольную карьеру не только своим «раскрученным именем», но и делом. В конце концов, все знали, что ОН и есть ПИНК ФЛОЙД. Была готова и версия для широкой публики – в статье о фильме «The Wall», появившейся в журнале «Rolling Stone» в 1982 году. «Мы притворялись единым целым еще в начале 70-х, – отмечал Уотерс, – меня это задевало уже тогда, потому что я делал гораздо больше других, а мы продолжали делать вид, что мы делали это ВСЕ ВМЕСТЕ».

«Больше мы не притворяемся. Я легко могу работать с другим барабанщиком и клавишником и, скорее всего, я так и сделаю». «Будущее ПИНК ФЛОЙД, – добавил он, – зависит почти исключительно от меня».

У Дэвида Гилмора, однако, была своя точка зрения на все разногласия с Уотерсом и на его отказ унизиться до бессловесного слуги Роджера: лично ОН никогда не хотел бы видеть динозавра по имени Пинк, смиренно пасущимся на пастбище. Сегодня Дейв настаивает на том, что «давал абсолютно ясно Роджеру понять, что ему нравилось быть в составе ФЛОЙД и он желал таковым и оставаться впредь. Еще задолго до его ухода я говорил ему: «Если ты, парень, линяешь, не сомневайся, МЫ БУДЕМ ПРОДОЛЖАТЬ»…».

Уотерс только засмеялся в ответ: «Черта с два!».