355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николас Шэффнер » Блюдце, полное секретов. Одиссея «Пинк Флойд» » Текст книги (страница 12)
Блюдце, полное секретов. Одиссея «Пинк Флойд»
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 19:32

Текст книги "Блюдце, полное секретов. Одиссея «Пинк Флойд»"


Автор книги: Николас Шэффнер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Через пень колоду смены звукозаписи тянулись три дня, в течение которых Барретг часто терял всякий интерес к работе и выходил на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Звукоинженер заметил одну особенность: если, выходя из студии, Сид поворачивал направо, то быстро возвращался, если же Барретт сворачивал в другую сторону – возвращения его в тот день можно было не ждать. «Все это было очень угнетающе и обескураживающе, и очень-очень печально. – говорит Дженнер, – крохотные осколки вещей иногда пробивались сквозь хаос и неразбериху: обрывки мелодий или набросок текста. Из каких-то рваных схем, которые выдавал больной мозг, вдруг выскальзывала необычайно яркая и чистая искра. В подлесье по-прежнему цвели цветы, но он не мог до них добраться». Несмотря на то, что до прекращения смен звукозаписи как безнадежной затеи Дженнер зафиксировал на пленке не до конца аранжированный аккомпанемент, компании EMI спасать больше было нечего – вокал вообще не был записан. Практически третьего сольного барреттовского альбома не существовало.

«Он – великий артист, необычайно талантливый художник. Трагично, что шоу-бизнес приложил руку к тому, чтобы убить его, – впоследствии заявил Дженнер в интервью на канадском радио, добавив, что ему и «всем, кто с ним работал, есть за что отвечать». Альбом ПИНК ФЛОЙД 1975 года «Wish You Were Here» продемонстрирует, что бывшая группа Барретта продолжала мыслить в том же направлении.

Помимо появления Сида, словно ведомого шестым чувством, в студии, где ФЛОЙД микшировали ставшую данью таланту Барретта композицию «Shine On You Crazy Diamond», единственным контактом Волынщика с миром рок-музыки оставались визиты в офис Брайана Моррисона, где он получал денежные чеки. По словам Марка Пэтреса (Mark Patress), архивариуса Сида, «было ясно, что взрослый мир предстал слишком отвратительным, слишком испорченным и совершенно нереальным для Барретта, и эта ясность была наполнена щемящей болью».

В конце десятилетия Роджер Барретт – он настаивал, чтобы его называли именно так, – навсегда вернулся в Кембридж, казалось бы, себе во благо. Сюзи Уинн Уилсон последний раз видела его там в начале 80-х, когда она прихватила его с собой на службу секты Сант Мат Сат-Сан. Однако надежда на исцеление в рядах единоверцев пропала, как только высокомерный молодой послушник воскликнул: «Посмотрите, кто пришел – да это же Сид Барретт!». Сид немедленно покинул службу, а Сюзи пришлось догонять его и отвозить домой.

К тому времени посвященные ему публикации в прессе стали появляться все реже и реже. В 1982 году два репортера из французского журнала «Actuel» ухитрились встретиться с ним под тем предлогом , что они хотят вернуть забытое им в Челси Клойстерс белье (во время встречи его матушка постоянно маячила за спиной Сида). В статье они процитировали барреттовское высказывание, что он желал бы вернуться в Лондон, но не смог сделать это «из-за забастовки железнодорожников» (на самом деле она закончилась несколько недель назад). А в ответ на вопрос, чем он теперь занимается, Сид сообщил: «Смотрю телевизор, больше ничего…». На фотографии, снятой якобы в то время, – не поддающийся описанию человек с редеющими волосами, который выглядит гораздо старше своих 36 лет. Статья заканчивалась язвительной эпитафией – словами Дэвида Гилмора: «В этом нет ничего романтичного. Это – грустная история. Теперь все кончено».

Три года спустя «Sounds» писала, что, «по сведениям, полученным из достоверных источников», Барретт «в прошлом году был обнаружен мертвым у дверей магазина». На самом деле Сид Барретт угас примерно за десять лет до появления этого сообщения. А вот РОДЖЕР Барретт продолжает существовать, если не здравствовать, на тупиковой улочке в пригороде, где и живет в свое удовольствие.

Дейв Гилмор говорит, что его общение с Сидом в 80-е сводилось к тому, чтобы «проверить, исправно ли к нему поступают деньги, ну и все такое. Я поинтересовался у его сестры Роуз, могу ли я заглянуть к нему. Но эта идея не показалась ей слишком удачной, поскольку все, что напоминает Сиду о прошлом, вгоняет его в депрессию. Если он встречается со мной или другими людьми, знакомыми ему по той эпохе, он пребывает в подавленном состоянии недели две. Беспокоить его действительно не стоит».

Но, похоже, интерес к Сиду не исчезнет никогда. После того как «новая волна», родившаяся на волне панка, переросла в «неопсиходелию», Сид Барретт был чуть ли не канонизирован как личность, которой необходимо воздать почести за то, что он благословил оба эти музыкальные течения.

Основательно чокнутый певец и автор песен Робин Хичкок (Robyn Hitchcock), живший в Кембридже в конце 70-х, придумал себе фирменный отличительный знак – звучание а-ля «настоящий Сид Барретт». Первая группа Робина THE SOFT BOYS (Подобно THE JESUS AND MARY CHAIN) дошла до того, что поместила «Vegetable Man» на официально изданном виниле. Хичкок также написал посвященную Сиду композицию «The Man Who Invented Himself». Помимо этого, в концертные выступления группы входила обработка «Dark Globe», хотя Робин и заявляет, что «находился под впечатлением от Барретта не больше, чем другие, например Боуи. Просто ЗВУЧАНИЕ моей музыки больше походит на барреттовское. Я не скрываю моих музыкальных пристрастий». Известная группа LOVE AND ROCKETS отдала дань Сиду, записав его песню «Lucifer Sam».

В 1987 году целая плеяда более поздних последователей Сида Барретта – THE SHAMEN, THE MOCK TURTLES, THE GREEN TELESCOPE и DEATH OF SAMANTHA – объединила свои усилия на одном альбоме «За девственным лесом» («Beyond The Wildwood») (фраза из той же книги «Ветер в ивах»), выпущенном в Британии. Их кавер-версии 7 композиций, включая «Arnold Layne» и «Baby Lemonade», часто нарочито подражательны. Однако в интерпретациях молодых FIT AND LIMO, совершенно точно передавших стиль ранних ФЛОЙД в «Long Cold Look» (восстановленной неудачной песне с барреттовского альбома «The Madcap Laughs»), или в собственной вещи группы OPAL, построенной на теме «Jugband Blues», так же, как в обработке гениальной «See Emily Play» коллективом THE CHEMISTRY SET, во всей красе предстает неувядаемое наследие Безумного Бриллианта.

Некоторые из попавших на альбом ансамблей могут похвастать давней историей обращения к барретто-флойдовскому материалу. Так, THE T.V. PERSONALITIES, чья обработка «Apples And Oranges» спета еще больше «по соседям», чем оригинал, были лишены статуса «разогревающей» команды на концертах Дэвида Гилмора в 1984 году, после того как во время исполнения «Emily» они прочитали со сцены домашний адрес Сида. A PLASTICLAND, исполнившие на сборнике «Octopus», работали с Твинком, соратником «самого» Сида.

В постпанковской Америке группа Ричарда Бэрона (Richard Barone) THE BONGOS сделала «See Emily Play» кульминационным моментом своих концертов, а музыканты из THE FEELIES, выступавшие по совместительству как группа из клуба Одиноких сердец GATES OF DAWN, составили свой репертуар исключительно из композиций Барретга и ранних ПИНК ФЛОЙД. Широко известная R.E.M. записала оригинальную обработку «Dark Globe», а представители французской общины в Канаде – металлическая группа VOIVOID порадовала удивительно правдивой и заслуживающей доверия версией «Astronomy Domine», попавшей на их пятый альбом «Nothingface».

В 80-е также появилось и новое поколение барреттовских фэнзинов – «Opel», «Dark Globe» и «Clowns A nd Jugglers». Биографии Сида – книги в мягких обложках – были изданы во Франции и Германии, где он всегда был очень популярен. На британском независимом лейбле «Strange Fruit» в свет вышел ЕР с материалом передач Джона Пила (John Peel) с Radio One Би-Би-Си, где помимо Сида играют Гилмор и Джерри Ширли (это и была ранее не издававшаяся «Two of a Kind»). Наконец, в 1988 году мгновенно распространился слух о выпуске фирмой EMI «новой» коллекции Сида – «Opel». Эта коллекция представляла собой смесь композиций, отобранных с предыдущих пластинок, слушать которые было не столь приятно (за исключением нескольких неотлакированных и невылизанных демо), как этого хотелось бы поклонникам Сида на протяжении предыдущих пятнадцати лет (составители надеялись включить «Vegetable Man» и «Scream Thy Last Scream», но не смогли получить разрешение от остальных музыкантов ФЛОЙД).

Все это время Волынщик не появлялся на публике, хотя в 1989 году Мик Рок, составлявший предназначенный для коллекционеров сборник из лучших портретов рок-н-ролльных знаменитостей, был удивлен, когда получил от Барретта собственноручно им подписанное разрешение на публикацию своего изображения. Контакт с семьей Барретта возобновился и стал более тесным в октябре 1988 года, когда сотрудник Radio One Ник Кэмпбелл (Nicky Campbell) обратился к представителю барреттовского клана с просьбой сказать несколько слов по поводу выхода в свет альбома «Opel». Пол Брин (Paul Breen), муж Роуз и менеджер гостиницы в Кембридже, поведал, что Сид «живет жизнью самого обычного человека», не поддерживая никаких отношений с внешним миром. Исключение составляют походы по магазинам с матерью, и к тому же Сид «больше не играет ни на каких музыкальных инструментах».

О музыкальной карьере Сида было сказано, что «это – та часть его жизни, которую сегодня он предпочитает не вспоминать. Он пережил несколько неприятных моментов, слава богу, прошел через худшие из них и, к счастью, способен вести нормальную жизнь здесь, в Кембридже».

Часть II. Герои вместо призраков

Глава 11. Пылающие мосты

Итак, Сид Барретт исчез из поля зрения… ПИНК ФЛОЙД лишились не только певца, соло-гитариста и источника необычного творческого видения, но потеряли и единственную личность, в которой так ярко воплощалось бы представление любого из нас о рок-идоле. Постепенно становилось очевидным: группа без Барретта это совершенно другой коллектив, и, несмотря на то, что только годы спустя фирма EMI и музыкальная пресса окончательно решат отказаться от определенного артикля перед названием ансамбля, это был подходящий момент, чтобы начать называть их просто PINK FLOYD. Изменился состав и репертуар группы, изменился и менеджмент. Питер Дженнер, признававший, что агентство Брайана Моррисона могло лучше него вести дела коллектива, заподозрил неладное, когда затишье в организации концертов вдруг сменилось бурным ажиотажем – стоило только их бывшему агенту принять дела у Blackhill. По словам Дженнера, «Моррисон все просчитал заранее. Он увел у нас группу. Тот еще мошенник». Но для Джона Марша, и сейчас заправляющего световым шоу группы, «переход от Blackhill к Моррисону четче наметил то направление, в котором продолжалось движение: они верили, что Моррисон сможет раскрутить их до уровня весомых поп-звезд, а не контркультурных милашек».

Если у Роджера Уотерса была возможность понаблюдать психоделические методы управления на Blackhill, то вскоре ему представилась возможность сравнить их с модус операнди традиционного шоу-бизнеса. В интервью в 1987 году он признал, что Моррисон, с которым у них не было подписано официального соглашения, подбил их заключить контракт до того, как группа должна была отправиться на гастроли по Америке летом 1968 года. «Ребята, это всего лишь соблюдение законности: в противном случае мы не сможем легально организовать концерты в Америке, и вы не поедете в турне по Штатам». На следующий день он продал агентство. Век живи – век учись». Покупателем оказалась «NEMS Enterprises».

Моррисон и его более интеллигентный и начитанный компаньон Тони Ховард в конце концов оказались вытесненными их младшим партнером Стивом О'Рурком (Steve O'Rourke), наибольший успех которого до этого заключался в съемках эпизода документального фильма о Бобе Дилане «Не оглядывайся» («Don't Look Back»), – он поучаствовал в сцене перебранки с официантом. «NEMS заполучили «комплект» в виде О'Рурка и ФЛОЙД, которые вынуждены были забрать его с собой, когда решили уйти с этой фирмы». По словам Дженнера, «Стив О'Рурк уехал с ними на концерты в Европе или куда-то еще, чтобы собирать деньги и все такое прочее, в офисе прекрасно обходились и без него, т.к. по деловой части он был слабоват. Вот он стал их менеджером, потому что все время с ними болтался» (и продолжает болтаться и сейчас – Стив поставил перед собой цель присутствовать практически на каждом концерте ФЛОЙД в течение двадцати лет).

Как и подобает менеджеру, Стив О'Рурк был осмотрительным, приземленным и осторожным в финансовых вопросах, в отличие от других парней с Blackhill. Роджер называл его «эффективным толкачом», «мужчиной в жестком мужском мире», не говоря уже о высказываниях вроде «в десять раз дешевле Роберта Стигвуда (Robert Stigwood)». Дэвид Гилмор в разговоре с друзьями назвал его «великим бизнесменом», чье отсутствие интереса к творческой стороне дела позволило ФЛОЙД самим полностью заниматься разработкой их музыкальной стилистики.

По словам Ника Мейсона, невозмутимый О'Рурк к тому же умело гасил бесконечные конфликты внутри группы, которые, не будь такого амортизатора, до добра не довели бы. Другой близкий знакомый утверждает, однако, что Уотерс «всегда расценивал его скорее как преуспевшего агента, нежели как настоящего менеджера, пекущегося о карьере группы. Он полагает, что Стиву О'Рурку не стоит воздавать хвалу за успех ФЛОЙД, а его музыкальная проницательность фактически равна нулю».

Весьма неуверенному в себе Гилмору приходилось выбирать «между ритм-гитарой и «если быть честным, попытками добиться такого звучания, как у Сида. Но композиции, которые они исполняли, все еще в большинстве своем были старыми, написанными Барреттом. Следовательно, в голове у человека складывается четкий стереотип их исполнения, а это чертовски затрудняет попытки выработать свой собственный стиль».

Давние знакомые и наблюдатели почти все были скептически настроены в отношении возможности флойдовцев добиться вообще какого-либо прогресса в творчестве. «Без Сида едва ли что-нибудь получится, – говорит Питер Дженнер, – эта история преподала мне великолепный урок в шоу-бизнесе и показала, насколько здесь весомо и значимо ИМЯ». Однако Пит тут же спешит добавить: «Я и сейчас так думаю. Мне кажется, что без Сида группа уже не представляла собой особого интереса. Былого дикого завода или каких-либо нововведений у них не было».

Пит Браун говорит, что он просто «потерял всякий интерес (к группе) после исчезновения Сида», и сравнивает «очарование и скромность песен Барретта с последовавшим за ними потаканием своим слабостям Роджера Уотерса, выступавшего в образе непонятого артиста, почти такого, каким был Сид». А вот как высказался Дэвид Боуи: «После ухода Сида ПИНК ФЛОЙД для меня существовать перестал».

Среди знакомых и друзей, коллег и сочувствующих Джун Болан была одной из немногих, принявших сторону новых ФЛОЙД: «После двух-трех лет работы бок о бок в группе один из них вдруг выходит из игры. Почему должен быть уничтожен источник жизненной силы и средств к существованию? Роджер точно знал, что коллектив не развалится только из-за того, что с ними больше не было Сида, он собирался доказать всем, на что они способны. И он правильно делал, черт возьми, разве не так?».

«А Роджер совершил это вопреки всем напастям, ведь никто не верил в него как в творческую личность. Все смотрели только на Сида. Все только и твердили: «О, без Сида они распадутся». Наоборот! Роджер заставил их выстоять. На самом деле это он, во многом, представлял собой серьезную движущую силу ансамбля».

«От Роджера потребовались НЕИМОВЕРНЫЕ усилия, чтобы удержать группу на плаву, – соглашается Суми Дженнер, – и за это он заслуживает уважения. С того самого момента он заботился о группе как о СОБСТВЕННОМ ребенке». Но даже Джун не может «относиться к Дэвиду так, как я относилась к Сиду. Я не чувствую в нем той изюминки, той индивидуальности, которая была присуща Барретту. Он – замечательный, приятный, но у него нет характера ЯРКОЙ ЛИЧНОСТИ».

Как и многие известные представители андеграунда, Майлз испытывал особое духовное родство с Барреттом, чего нельзя сказать о его отношениях с остальными участниками группы. «Сид был настроен на одну волну со всем, что происходило с «International Times» и с музыкой, которой я занимался. Он действительно был заводилой. Насколько мне известно, остальные «травкой» даже не баловались. Они действительно были очень, очень, очень правильными ребятами. Просто-напросто студентами-архитекторами».

«Я всегда считал, что в их музыке прослеживается огромное влияние архитектуры. Переход от сотрудничества с Сидом Барреттом к музыке, которую сочиняют студенты-архитекторы, был поистине драматичным». Майлз развивает эту тему в предисловии к изданию песен ПИНК ФЛОЙД: «И Мейсон, и Райт, и Уотерс долгое время изучали архитектуру, и их восприятие музыки именно как архитектуры привело к созданию огромных конструкций, сродни кафедральным соборам: они выстроены во всех альбомах, и ими заполнены огромные амфитеатры».

Однако Райт утверждает, что его архитектурное прошлое «никак не влияло на ту музыку, которую Я хотел исполнять или сочинять. Может быть, в плане компоновки альбома и чувствовалось нечто большее, он не казался простым набором песен. Я пытался добиться того, чтобы расположение композиций привносило какой-то смысл, – возможно, пожалуй, в этом и есть кое-что от архитектуры. Но лично я не желал становиться архитектором, я хотел быть музыкантом. Я точно не знаю, мечтали ли Ник и Роджер о карьере музыкантов, – думаю, ОНИ-то как раз и хотели стать архитекторами».

Эндрю Кинг заметил, что, разительно контрастируя с Сидом, «Роджер всегда стремился создать стержень, каркас произведения. А это, как мне кажется, диктуется навыками, приобретенными в процессе изучения архитектуры, и вообще является одной из черт его характера. Он очень педантичен». В любом случае, все это происходило незадолго до того, как ПИНК ФЛОЙД совершили разворот на 180 градусов, переходя от анархичной спонтанности барреттовской эпохи к выверенным и тщательно продуманным построениям, в которых не оставалось места случайностям и неожиданностям.

Такая метаморфоза, как говорит Ник Мейсон, «началась с того момента, когда мы приступили к записи. В студии импровизация нас совершенно не интересовала. Очень быстро мы поняли, что наша цель – пытаться создавать произведения, доводить их до совершенства, как будто мы возводили некие здания. Особенно остро это настроение чувствовалось, когда мы работали с четырех– и восьмидорожечными магнитофонами. Необходимо было выстраивать этаж за этажом, заниматься каменной кладкой – мы же постоянно должны были заниматься наложением трэков. Так что с каждым разом мы все больше убеждались в необходимости действовать с ювелирной точностью – все получалось проще, но гораздо точнее, чем тогда, когда шли всякие навороты и фантазии. Как только ты начинаешь как бы накладывать один пласт на другой, любой непредвиденный срыв или неполадка может испортить всю работу. Например, подумаешь «а запишем здесь гитарку» – и каждый раз, именно в этом месте, наложенная гитара с vibratto будет все сильнее и сильнее подчеркивать неудачный пассаж и акцентировать на нем внимание».

«Полагаю, это такое понимание подтолкнуло нас на дальнейшие действия. А позже, когда мы стали исполнять эти композиции на «живых» концертах, со светом, с постановкой и прочей атрибутикой, отсутствие излишней раскрепощенности значительно облегчило и улучшило нашу жизнь». Даже Пит Браун признает, что «ФЛОЙД одними из первых научились правильно распоряжаться студией. Им пришлось этому научиться, иначе они бы пропали, испарились. Ведь они не были исполнителями в обычном смысле слова, скорее, они являлись (и это действительно было именно так!) концептуальными артистами».

Первым постбарреттовским синглом ФЛОЙД стал «It Would Be So Nice» – вероятно, самый заштатный (и безумно скучный) в дискографии группы. С точки зрения Мейсона, «Nice» стал результатом «спешки с выпуском хит-синглов. Так много людей твердят тебе о важности этого мероприятия, что ты сам начинаешь думать: «О, как это важно-то!»…».

Песня Рика Райта – реминисценция хитов эпохи «власти цветов» с вкраплениями музыки таких групп мейнстрима, как THE HOLLIES и THE BEE GEES, – провалилась. Она оказалась тщетной попыткой повторить успех прежних сочинений, ей не помогло и вызвавшее споры упоминание в тексте песни газеты «Evening Standard». Когда Би-Би-Си отказалась бесплатно рекламировать это издание, ФЛОЙД дополнительно потратили 750 фунтов стерлингов на оплату студийного времени, чтобы изменить на предназначенных для диск-жокеев копиях слово «Evening» на «Daily» (забавно, конечно, но никто, похоже, не возражал против упоминания конкурирующей с ней «Daily Mail» в песне THE BEATLES «Paperback Writer»).

Мейсон не соглашался с тем, что таким образом ансамбль как бы продается: «Если вы – рок-н-ролльная группа и хотите, чтобы ваша песня попала на первое место в хит-параде, нужно, чтобы ее крутили в эфире, а если вам говорят: «Выбросьте вот это» или что-нибудь в этом роде, то вы так и делаете. По правде говоря, вы делаете именно то, что уже делали, – выжимаете из прессы все, что только можно. Звоните в «Evening Standard» и спрашиваете: «А вы знаете, что Би-Би-Си не будет передавать нашу песню по радио из-за того, что в ней упоминается название вашей газеты?». Тем не менее, даже такой шаг не спас «It Would Be So Nice». О ней быстро забыли.

На стороне «В» был представлен еще один образчик пути, выбранного ФЛОЙД после ухода Сида. В «Julia Dream» Уотерс сделал все, что было в его силах, чтобы повторить стиль психоделических сказок Барретта, где загадочные чудовища нападают на «королеву всех моих мечтаний». «Сможет ли ключ отпереть мой разум?» («Will the key unlock my mind?») – голос Роджера Уотерса дрожит в лабиринте отражающих эхо огромных комнат. «Умираю ли я на самом деле?» («Am I really dying?») – некоторые поклонники ФЛОЙД утверждали, что в конце песни шепотом произносится: «С-с-сид».

На вышедшем 29 июня 1968 года «A Saucerful Of Secrets» группа попыталась исследовать направления, которые казались более жизнеспособными. Этот второй альбом ФЛОЙД представлял, в основном, смесь из того, что могли бы являть собой флойдовцы: от невротической песни Барретта «Jugband Blues» до заглавной композиции – длинной инструментальной сюиты, весьма далекой по духу и решению от прежнего материала, сочиненного Сидом. Невозможно не заметить одну особенность пластинки (так же, как и последовавших за ней дисков вплоть до «Dark Side Of The Moon») – вместе с Сидом из ФЛОЙД ушла поэзия и мелодика ФЛОЙД, но этот дефект, к чести группы, был ею ликвидирован довольно неожиданным образом.

Прежде чем поставить точку на диске – в виде завершающей «Jugband Blues» с ее захватывающей финальной строчкой «А что именно есть шутка?» («And what exactly is a joke?»), – Сид заявил о себе, сыграв на слайд-гитаре на оставшейся со времени записи «Волынщика» песне Райта «Remember a Day», ностальгическом воспоминании о днях детства, а также добавил несколько сумасшедших аккордов на композиции Роджера Уотерса «Corporal Clegg». Эта песня с необычным ритмом предвосхищает ставшую для Уотерса своего рода наваждением саркастически решенную тему контуженного ветерана войны.

Два других сочинения Уотерса больше соответствовали космическому имиджу группы, получившему развитие в последующие годы. Название магической «Set The Controls For The Heart Of The Sun» Уотерс позаимствовал из романа Уильяма Берроуза, а ее шепотом пропетые строфы почерпнуты из сборника китайской поэзии (ходили слухи, что при миксе этой длинной флойдовской концертной вещи «похоронили» гитару Барретта, а позднее поверх нее наложили партию Гилмора). Как и на «Set The Conrols», так и на открывающей пластинку «Let There Be More Light» на смену стихам Уотерса приходят монотонные, задвинутые галактические джем-сейшены, ставшие фирменным знаком ФЛОЙД.

Песни Рика Райта «Remember A Day» и почти гипнотически вялая «See Saw» (рабочее название: «Самая нудная песня из всех, когда-либо слышанных мною, болванка №2» – «The Most Boring Song I've Ever Heard, Bar Two») – запечатленная квинтэссенция пика хипповой эпохи, которая лучше всего воспринималась при воскуривании благовоний и выкуривании косяков. «Remember A Day», с ее пространственной «отрывной» связкой (bridge) и отбивкой, ранее взятой на вооружение Чарли Уотсом (Charlie Watts) на альбоме «Their Satanic Majesties», созданном в краткий период увлечения РОЛЛИНГОВ психоделией, перекликается с песней THE ROLLING STONES «Dandelion».

«Они несколько запутаны, – плачется их автор десятилетие спустя, – думаю, я их с тех пор не слушал. Это был процесс обучения. Работая над ними, я понял, например, что из меня не получится текстовика. Но для того, чтобы это понять, нужно было попробовать. Слова – ужасны, но такими были большинство текстов того времени».

Фамилия Гилмора упоминается на пластинке один-единственный раз – в длинной инструментальной сюите «A Saucerful Of Secrets» (оригинальное название – «The Massed Gadgets Of Hercules»), которая, несомненно, является коллективным сочинением, выросшим из студийного наброска. Гилмор отдает все лавры «студентам-архитекторам в группе… рисующим пики и впадины и тому подобное на схеме, разрабатывая дальнейшие повороты композиции».

Дейву показалось, что его коллеги придумали энергетический эквивалент военных действий. «Первая часть – напряжение, возведение укреплений, страх, – рассказывает он. – Середина, со всем треском и грохотом – это военные действия. Заключительная часть – что-то вроде реквиема».

Главным инструментом в первой части, названной «Something Else», были, как признался Гилмор, тарелки, вплотную придвинутые к микрофону. По ним «очень нежно постукивали мягкими молоточками», так что получался звук, не совсем такой, как обычно издают тарелки. Вся первая часть – по сути дела, набор этих тонов, на которые много чего наложено». Для средней части – «Syncopated Pandemonium» – пленка с записью отбивки Мейсона была обрезана с двух сторон и закольцована петлей. На этот рисунок была наложена гитара Гилмора, «включенная по-настоящему громко, вверх и вниз по грифу которой водили металлической микрофонной стойкой».

«Помню, как я сидел там и думал: «Бог ты мой, это же не музыка ВООБЩЕ». Тогда я только пришел из группы, адаптировавшей для странной французской публики ранние вещи Джими Хендрикса. Угодить после всего сюда было для меня настоящим культурным шоком».

Гилмор, тем не менее, оказался большим приспособленцем, чем продюсер ансамбля. Рик Райт вспоминает, что Норман Смит «въезжал» во все песни, но просто не мог понять «Saucerful Of Secrets». Он сказал: «Думаю, это – чушь… но продолжайте, если вам нравится, можете продолжать». С того момента доверие к Смиту как к продюсеру сошло практически на нет. Все только из вежливости делали вид, что прислушиваются к его мнению. По словам Райта, «не было неожиданного разрыва и не было каких-либо разногласий. Не так, что если бы однажды мы указали ему на дверь со словами: «Все, Норман, ты – уволен!». Мы все отдавали себе отчет в том, что происходит, поскольку именно он на раннем этапе учил нас, как нужно работать в студии». После «Saucerful…», саунд которого был не столь ясен и чист, как на последующих работах, стало очевидно: ученики переплюнули своего учителя.

Смит был неисправимо «уравновешенным» и, по словам Гилмора, «время от времени что-то изобретавшим. Раз или два он поставил меня на место, когда я пытался сделать что-то, по моему мнению, гениальное, но не вписывавшееся в кодекс наших правил» (в любом случае, Смит-«Ураган» вскоре сам стал записывать – как только его душа пожелает – такие поп-хиты в стиле «middle-of-the-road», как «Oh, Babe, What Would You Say?»).

Ник Мейсон, в свою очередь, расценивает «Saucerful» как краеугольный камень в истории группы – «с точки зрения выбора направления, в котором мы собирались двигаться. Сама композиция насыщена идеями, слишком передовыми для того времени, и демонстрирует то, к чему мы то подходили вплотную, то вновь отдалялись. Она показала, что это такое – звучать профессионально, не пользуясь высококлассной техникой, или, не имея выдающихся способностей, находить то, что можем сделать лично мы и до чего еще не додумались или что еще не пытались делать другие. Мы не устраиваем соревнование типа: кто из нас быстрее всех играет на гитаре. Скорее, это выяснение того, какие необычные звуки можно извлечь из фортепиано, скрежеща чем-нибудь по струнам этого инструмента или делая что-нибудь в этом духе».

В результате совершенно случайно получается электронная музыка, которую тогда сочиняли получившие высшее музыкальное образование композиторы, вооруженные целыми арсеналами инструментов и теоретической базой. Так, например, один фрагмент «Saucerful Of Secrets» очень напоминает «Animus» Джекоба Дракмэна из Колумбийского университета (Jacob Druckman, в прошлом – композитор, сочинявший специально для Нью-Йоркского Филармонического Оркестра).

«Saucerful Of Secrets» в течение почти трех лет оставалась основной, центральной композицией концертных выступлений ФЛОЙД. Журнал «Rolling Stone» так прокомментировал этот факт: «Они достигли значительного прогресса с момента выпуска концертника «Ummagumma». Группа, и особенно Райт, добились сложности и глубины, придавая основной теме массу нюансов, которые совсем не похожи на то, что появляется при студийной или концертной записи».

«Заглавную вещь на «Saucerful Of Secrets» я по-прежнему считаю великой, – говорит Гилмор, – я по-настоящему люблю ее, она получилась просто великолепной. Это были первые наметки направления, которого мы впоследствии станем придерживаться. Если взять «Saucerful Of Secrets», композицию «Atom Heart Mother», затем -«Echoes», то все они очень логично выстраиваются в цепочку, которая ведет к «Dark Side Of The Moon» и всему тому, что было написано после нее».

Тем не менее, рецензии на «Saucerful Of Secrets» как в альтернативной, так и в обычной поп-прессе оказались отнюдь не восторженными. «New Musical Express» сетовала на то, что «в целом хорошие композиции были разрушены перебором обязательных на сегодняшний день приемов электронной психоделии». Майлз, в свою очередь, отметил в «International Times», что «здесь мало нового», особенно нападая на заглавную вещь за то, что она «слишком длинна, чрезвычайно скучна и абсолютно лишена изобретательности, особенно по сравнению с аналогичной электронной композицией «Метаморфозы» («Metamorphosis») Владимира Усачевского, написанной в 1957 году… Точно так же, как плохая ситарная музыка поначалу кажется интересной, так и электронная музыка обращает на себя внимание в первые моменты, но, по мере привыкания, слушатель требует, чтобы с этими «новыми» звуками что-то было сделано, – нечто большее, нежели психоделическая музыка настроения». После чего эрудированный мудрец из «IT» завершает свой опус словами: «Эта пластинка заслуживает того, чтобы ее купили!».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю