Текст книги "Ловчие (СИ)"

Автор книги: Никита Калинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Глава 19

Помню, я как-то врал маме, что разглядел в облаках корону. Мы летели тогда к отцу в Питер, ещё погостить – своего жилья в Северной столице не было, и переехать насовсем не получалось из-за каких-то там проблем с его работой. Я тыкал пальцем в иллюминатор и бессовестно сочинял, какой именно была корона: непременно золотой, с красными и синими камнями, зубчатой – ну прям как в мультике про царя Гороха. Мама улыбалась, слушала и делала вид, будто верит.

Единственное, что спросила она тогда, было: “а под короной кто?”.

Я выпалил первое, что пришло на детский неиспорченный ум: “ну Боженька же!”.

Ил-76 МЧС России, несший нас на родину, не был оборудован удобными креслами, вместо них тут были продольные откидные лавочки, и чтобы попытаться разглядеть за бортом корону, мне приходилось поворачиваться на девяносто градусов.

Вот интересно, а существование всех этих тварей – сказочных, мифических, демонических и прочих – подразумевает существование… Бога?.. Не каких-то там игроков, которые есть наверняка. Ведь раз есть Игра, есть и игроки, это ж ясно и ёжику. А существование именно Творца. Всеотца. Любящего и… Да хоть бы и без безграничной любви ко всякой твари. Просто: есть ли тот, на ком надета корона из моего детства?..

Гера сидел со стеклянным взглядом и, казалось, не дышал. Было не понять, то ли он внутри себя, то ли вовне. То ли в храме, который теперь заимел, бродил, то ли в воспоминаниях с ещё живыми родителями. В любом случае, я не трогал его, не заговаривал. Понимал, каково ему сейчас. Молодую девушку-психолога он заставил замолчать взглядом. Уж не знаю, что ей там привиделось, может распознала что-то чисто по-профессиональному.

Тела их так и не нашли. Ни Нины, ни Владимира, ни Андрея. Раз уж нас с Герой обнаружили вместе, то и представился я его родственником, чтобы было проще. Нас не разлучали. Опросили бережно, вписали в базу данных на восстановление документов, да и отвезли в пункт временного размещения на самой границе с Лаосом, подальше от берега. Оттуда – в аэропорт, где ждал борт в сине-оранжевых полосах МЧС. Наши спасатели работали очень грамотно и слажено. Впрочем, как и всегда.

Местные не выпускали из рук гаджеты. Улыбчивый и приветливый народ Тайланда в одночасье стал мрачным. Только по первым данным погибло больше ста тысяч человек, сильно досталось Паттайе, Пхукету и Бангкоку. Между собой нас с Герой и ещё несколько десятков человек с Ногтя Бога они называли счастливчиками. В процентном соотношении выживших этот островок оказался прямо-таки убежищем… Страшно даже представить, что в таком случае творилось в других местах.

Лихо я всё же вернул обратно на родной постамент, тем более, что не особо хорошо продумал ему условия. А что-то подсказывало, что так поступать не стоит. Выпускать “на волю” сущности, просто за стены храма, а не в подготовленный заповедник, наверняка было чревато. Чем? Узнаю у деда, когда вернусь. У него мне многое предстояло узнать, и теперь я буду точнее задавать вопросы.

Как бы я не относился к Жигулю, но в такой момент хриплые вопли точно сыграли бы с ним злую шутку. Я не спешил с собственным третьим рангом и поэтому не торопясь соорудил ему заповедник. Выдумал тот самый рухнувший в джунглях фашистский “Хейнкель-111”, но с типично американским граффити на фюзеляже в виде удивлённой пин-ап красотки, с которой ветер вот-вот сдует и без того мало что скрывающую одежду. Жигуль чуть не расплакался, когда увидел.

На постаменте гремлина блестела выпуклыми зенками змеерыба. Дух-нкои, так это чудо называлось. И характеристики его были вполне предсказуемы:

“Название: нкои.

Природа: дух водной стихии.

Классификация: обычный.

Принадлежность: Триада.

Талант 1-1. Обеспечивает ловчему возможность дышать под водой. Позволяет ощущать вибрации воды кожей (дополнительное чувство)”.

“Отрицательная сторона: обильное слюновыделение в течение суток после использования таланта”.

Уж не знаю, шутка ли это демиургов, или кто там Игрой заправлял, но плеваться приходилось чуть ли не каждые десять минут. Сглатывать слюну в какой-то момент стало просто-напросто невыносимо. И теперь я понимал, почему Андрей постоянно харкался в нашу первую встречу. Впрочем, в его случае это вероятнее всего связывалось со вторым или третьим талантом змеерыбы, ведь именно по отмеченным плевками местам пошёл смертоносный холод арктического вторжения.

В мыслях творилось черт-те что. Какое-то время я старался не думать о ритуалах. Ни о питерском, ни, тем более, о тайском. Кто их устроил, зачем – всё потом. Я косился в заиндевелый иллюминатор и пытался хоть ненадолго выветрить всю эту муть из гудящей головы. Но воображение так и рисовало облачный Инь-Ян, линии которого образуют шевелящиеся змеи-каннибалы.

Кем она была, эта Нонго? И одно ли она лицо с женой нашего деда? Она наверняка принадлежала к какому-то роду Триады, а этот змеезнак – его символ. Как пить дать. И, получается, род за неё мстит… Так что ли?.. Допустим, хотя даже Андрей сказал, что после казни она как бы переродилась маленькой девочкой под той самой скалой. Скорее всего, она жива-живёхонька, и руководит всем этим смертоубийством. Хорошая же у неё сущность, это ж почти бессмертие!.. Она ведь шипела на Андрея в телефон на Литейном. Она его Каа. Тогда почему Ноготь Бога ушёл под воду? Почему родной Тай и фиг знает где вообще расположенный Санкт-Петербург выбраны местами сражения восставших Духов? Какая между ними связь?

Дед. Партиарх рода Велес легко мог быть связью. Почему нет? А если так, то и Нонго была той самой, его единственной. Матерью девочки выродка, которую… Стоп.

Девочка… Выродок, за которую погиб весь мой род. Может, дело в ней?.. Может, это всё месть тем, кто убил её?

Неужели это из-за неё столько человеческих жертв? Да когда – спустя сотню лет! Но почему нет?.. Только вот, если ни с того ни с сего появившаяся после стольких лет мать вдруг начала мстить, то причём тут люди, ни в чём не повинные спящие? Или ловчие не считаются с такой мелочью? Вряд ли. Спящие для нас – батарейки. Без них ни один талант невозможно использовать.

С другой стороны, в том-то и могла скрываться подоплёка. В ослаблении определённых родов, чтобы было проще нанести удар. Я поёжился, подумав что случившееся ещё могло быть и не основным ударом вовсе…

Эх, был бы сейчас смартфон… Хотя, да и был бы, толку-то. Это ж не Аэрофлот, тут вай-фай не раздают.

Смертельно хотелось курить, но присматривавший за нами ди-джей запрещал. Ди-джеем я про себя прозвал офицера, что сидел за громоздким пультом или чем-то подобным почти у самой кабины пилотов, и был в больших таких наушниках с оттопыренным микрофоном. Он смотрел на нас как-то холодно-участливо, отстранённо-сочувствующе. Сколько он видел вот таких поникших кудрявых голов за свою службу?

Стоило надеяться, что до деда мы доберёмся быстрее, чем вотчинники – до нас. Я не был уверен, что поступаю правильно, так как и сам был как бы вне закона для ловчих России, ведь они соблюдали какое-то там соглашение относительно пробудившихся прирождённых. Но ничего лучше, чем отправиться прямиком к деду, придумать не получалось. Сейчас нельзя просто взять да и отпустить пацана к родным, которые наверняка у него есть. Дядьки там, тётки. Деды-бабки в конце концов. Хотя бы потому, что теперь он не совсем обычный человек. Он даже пробудившимся был не обычным. Много ли среди нам подобных Истоков? Я не знал. Но почему-то думалось, что нет, не много. И что Геру наверняка захотят заиметь всякие там Лиги. Если уж я заинтересовал их.

Ох, не надо было жать холодную руку Ганса. Это ж не шарашкина конторка, вождение их за нос добром вряд ли кончится… Да только поздно пить боржоми…

Ладно. Прорвёмся.

Жизненная сила давно восполнилась, и я позволил себе прочесать полутёмное нутро самолёта взглядом сквозь замедленную реальность. И был в этом какой-то особый… цинизм, что ли. В том, как перепуганные и уставшие люди, многие из которых только что потеряли близких и среди которых я находился в полной мере, был одним из них, вдруг разом становились безмозглыми куклами с пустыми лицами и неосмысленными взглядами.

С нами не было ни ловчих, ни сущностей, что несколько удивляло. Столько горя… Столько боли сконцентрировалось внутри нашего борта, а ни один человек не пробудился. Честно, я ждал, что увижу как минимум половину осмысленных взглядов глубже сферы спящих.

Я выдохнул и попытался уснуть, но ничего не вышло. Голова гудела в унисон двигателям Ил-76, полная разнородных мыслей и догадок, как самолёт – людей. Да ещё эта чёртова слюна! Рыбина, если присмотреться, сама испускала из беззубой пасти что-то наподобие слюны, только блестящее, слюдяное и почти сразу растворяющееся в дымку.

Ганс говорил что-то о надвигающейся войне. Возможно, он имел в виду как раз то, что сейчас и начиналось. Один род выступит против нескольких, а то и против целых культур. У меня, правда, сложилось впечатление, что речь шла конкретно о России, о её “охотничьих угодьях”. И о слабости Вотчины. Но я ведь мог и не видеть цельности картины. Почти наверняка не видел, если быть точнее.

Вдобавок этот старикан с передвижной лавки, через которого вещало… блин, даже не сформулируешь сходу, что это было-то. Единственное, что отчётливо бросалось в глаза, так это шипение, с которым тот говорил. Змеиное, чтоб меня.

Всюду, сука, змеи!..

Я всё же провалился в зыбкую дрёму. А когда очнулся, самолёт уже шёл на посадку. Нас всех будто бы кто усыпил, потому как остальные тоже тёрли глаза, раскрасневшиеся от усталости и недолгого сна. Борт разом уснул и разом же проснулся.

– Будь рядом, понял? – я потрепал Геру по плечу, и тот не поднимая глаз кивнул.

Что-то изменилось. В самолёте стало как бы тесно, что ли… Гера тоже почувствовал это – оглядывался и ёжился, будто очутился в толчее метро, хоть рядом никого и не было. В этот момент шасси визгливо шаркнули о бетонку, и самолёт подпрыгнул, махая гибкими крыльями. Кто-то сдавленно ойкнул.

Всё. Мы на родной заснеженной земле. Вдали от голодного океана и всяких там Претов. И первым делом – в деревню. Узнать, где можно восстановить документы, разжиться какой-никакой одеждой в пункте МЧС и тут же дуть к деду. Остальное потом. Всё потом.

Самолёт медленно вырулил к какому-то ангару. Судя по всему, приземлились мы где-то на военном аэродроме, и сейчас к нашему Ил-76 спешили сразу несколько карет скорой помощи и на всякий случай один экипаж МЧС на пожарном грузовике. Выживших снова ожидали психологи в синих спецовках, чай и опросы. По-другому никак, наверное…

Кто-то громко вскрикнул. Я обернулся в хвост самолёта и увидел грузную женщину, которая почему-то вскочила и пятилась, отмахиваясь руками от чего-то невидимого, но явно мельтешащего у неё прямо перед самым лицом. Ну вот и первая пробудившаяся, хмыкнул я.

Но наиболее странным было не её поведение. А то, что заметили его почти все, кто находился внутри самолёта.

– Костя… – голос Геры дребезжал, словно бы только сейчас надумал ломаться. – А… а что это?..

Самолёт сжимался. Темнел по внутренней стороне обшивки, словно его покрывала невесть откуда взявшаяся сажа, и сминался внутрь, как если бы снаружи на нас налетели полчища каких-то тварей, что сейчас всем весом скакали по фюзеляжу, пытаясь попасть внутрь.

– Что?! Что происходит?! Помогите! Помогите мне! А!!

Люди всполошились, подскочили, многие тут же попадали – самолёт всё ещё двигался. Я вытянул шею, чтобы разглядеть причину переполоха, но увидел лишь пустое место, от которого во все стороны шарахались перепуганные пассажиры. Только один худощавый мужчина стоял в центре получившегося пространства. Странно стоял. По диагонали, с перекошенным от ужаса лицом. И притом то и дело шагал вперёд, вынужденно переставляя ноги, словно бы его тянуло.

– Люди! Люди-и!.. – кричал он. – Помогите!

И я притормозил реальность.

В самолёте больше не было спящих. Ни единого. Все сорок с небольшим человек вполне осмысленно смотрели на то, как чёрная точка между откидных лавок медленно притягивала оказавшегося ближе всех пассажира. Никто и с места не двинулся. Пока чернота не коснулась кожи несчастного.

Люди бросились врассыпную, давя друг друга и вопя. Что-то вытянутое, изломанное и антрацитово-чёрное ринулось в хвост самолёта, вслед за большинством спасавшихся, и это что-то миг назад было просящим о помощи мужчиной. Фюзеляж захрустел и застонал, точка резко выросла, сминая самолёт. Это была самая настоящая чёрная дыра!

Я не входил в храм. Основной экран сам по себе выскочил перед лицом бессмысленным для меня предупреждением: “ВЫБРОС!”. Я подскочил и бросился к ничего не замечающему ди-джею, возле которого столпились шестеро. Где-то на пульте наверняка должна быть кнопка или что-то подобное, открывающее боковые двери!

А крики в хвосте уже захлебнулись и стихли. Людей там больше не было. Нельзя назвать людьми нечто чёрное и булькающее, слепляющееся в мерзкие живые смоляные комки, в которых угадывались раззявленные в предсмертном крике рты, выпученные пустые глаза и изогнутые неестественно конечности. Гера позади орал и бился в кромешной истерике, изо всех сил держась за меня. Его тащило в центр, к выросшей чёрной дыре. Остальные тоже только мешали и толкались, цепляясь то за лавки, то за друг друга; ди-джея давно уже вышибли из кресла и сбили наушники, он оказался ближе всех к черноте, сминавшей борт, но никак на неё не реагировал. Как и я. Меня тоже к ней не тянуло.

Наконец, дверь сбоку раскрылась, являя неровные плиты бетонки с пробившимися в стыках побегами каких-то неестественно больших цветов вместо снега. Мир рябил. Самолёт только-только остановился, нигде не было ни машин, ни людей, ни даже ангара, что я видел недавно. Только лес, прямо посреди которого тонула в цветущей траве в середине декабря позабытая всеми взлётная полоса.

Оказавшийся ближе всех к выходу мужик просто-напросто вывалился наружу, следом прыгнула какая-то тощая блондинка. Я шагнул было тоже, но понял, что ничего не выйдет – Гера тянул меня обратно.

Они приближались синхронно. По полу, по вогнутым стенам и потолку. Чёрные и бесформенные. Живые комки с точащими длинными руками и вывернутыми лицами. Это были не сущности. И уже не люди. Нечто иное, чуждое этой реальности. Всем её слоям.

Гера держал меня за одежду, его тащило к черноте непреодолимо. Точка росла, и самолёт уже вот-вот готов был окончательно превратиться в огромный искорёженный кусок металла. Сил шагнуть наружу не хватало, я понял, что ещё мгновение, и они меня подведут.

Но силы подвели кого-то другого. Голодное нутро самолёта проглотило полный ужаса крик, и я мгновенно ощутил лёгкость. Рванулся и очутился на бетоне, схватил за шиворот полуобморочного пацана, и побежал, даже не думая о том, чтобы оглянуться.

Глава 20

Они выросли у нас на пути ровной шеренгой: пятеро женщин и трое мужчин. Лица – серые, острые, решительные. Рябь окружающей действительности делала их как бы нарисованными, что ли, а в руках ловчих были… мечи?..

– Стоять! – рявкнул тот, что шёл по центру, и мы разом вросли в бетонку, что была даже тут, в лесу.

– Ни шагу! – следом скомандовала седая женщина слева, поигрывая саблей. – Влад! Прочти их!

На нас вышел мордоворот с квадратным лицом и истинно по-провидчески вытянул волосатые руки. За широкой армейской портупеей у него чернел ТТ, зачем-то украшенный не то рунами, не то ещё чем похожим. Мы вчетвером были перепуганы насмерть, но никто всё же не двинулся, пока этот самый Влад совершал виденные каждым на экранах телевизоров пассы.

– Чистые. Этот, – он ткнул в Геру, – особый. А этот, – волосатая рука указала на меня, – прирождённый, но уже не пустой. Давно пробудился, но большего не вижу – блокируют.

– Род? – шагнула седая, возомнив себя дознавателем в уютном прокуренном кабинетике. Она, видимо, не знала, что позади нас. Но через миг узнала.

Это было похоже на хлюпанье, будто кто-то по воде бежал. Лёгкий-лёгкий, почти невесомый, и с хорошей такой одышкой курильщика со стажем, когда задорный присвист сопровождает почти каждый вдох. Мы, четверо выживших из самолёта, одновременно обернулись и попятились, тощая блондинка задрожала и заревела в голос, зажала себе рот трясущейся рукой. Гера не отпускал меня, больно цепляясь за предплечье. А мужик, что вывалился на бетонку первым, поднял кулаки, точно решил дать тварям рукопашную.

– Пустоты!

Окружавший нас на этой глубине реальности лес был негустым, мачтовым, и мало что скрывал. Да и не успели мы особо отбежать от самолёта, когда выросли эти мечники, поэтому чёрный антрацит на опушке замелькал почти сразу.

Они оформились. Стали похожи на людей, которыми были раньше, только вот кожа… она сделалась чёрной, пульсирующей, местами в блуждающих провалах, точно под ней не находили себе места множество слабеньких чёрных дыр. Как если бы несчастные были готовы в любой момент схлопнуться внутрь себя.

– Строй! – скомандовала седая. – Влад – карауль пробудившихся! Ты! – она даже не посмотрела на меня, но я ясно ощутил, что вопрос предназначен мне. – Боевые сущности есть?

Показалось, или гнусную насмешку Жигуля я услышал даже из заповедника?..

– Нет, – выпалил я, не зная к чему готовиться.

– И не надо! Пустоты сожрут их сразу же! Назад! Их цель – пробудившиеся без сущностей! Не дать им даже пальцем их коснуться!

Пустоты и правда надвигались синхронно. То есть, они иногда без видимой причины останавливались, буквально на полсекунды, точно подгружаясь, и снова шли на нас все разом, одинаково переставляя надломленные ноги-ходули и вытягивая неимоверно длинные хваты с крючковатыми когтями. И дрожали. Мелко-мелко, иногда со “срывами”, когда их вдруг передёргивало, как от удара током. Они как бы… не вписывались в реальность, были насильно втиснуты в неё, и та сопротивлялась, пытаясь выдавить их, как нарывы чёрного гноя. Я ощущал, как шевелятся волосы на затылке и замирает иногда сердце, словно бы надеющееся, что следующий момент “подгрузки” станет для тварей последним. Место, где цеплялся за меня Гера, давно онемело, и я прямо чувствовал поднимающиеся по коже вибрации страха.

– Назад! Назад!.. – замахал волосатыми руками квадратолицый Влад и вынул ТТ.

Уговаривать не пришлось. Остальные ловчие подняли мечи и, как какие-то бывалые ролевики на третий день подмосковного фэнтези-фестиваля, неровным строем двинулись по цветущей траве навстречу чёрным тварям. Кожа одного из мечников потемнела, пошла мелкими трещинками, став вдруг похожей на каменную, на что седая презрительно фыркнула, словно бы тот перекрестился в надежде на божью помощь.

– Ни шагу от меня, – грозно предупредил Влад, хоть никто и не помышлял о побеге. Мы с Герой так точно, потому как рядом с вотчинниками всяко лучше, нежели с объятьях этих…

Влад вскинул изукрашенный пистолет и начал стрелять, когда одна из пустот вдруг выбилась из общего темпа и соло пошла вбок, по широкой дуге во фланг рубакам. Пули откалывали от неё мелкие кусочки, но даже не тормозили. Словно бы она была из угля какого-то или чёрного-пречёрного льда, который постоянно снова намерзал, громко потрескивая и шипя. А вот сабля седой на удивление оказалась куда действенней пуль.

– Во славу рода!

Я не ожидал от неё такой прыти и пустота, видимо, тоже. Сабля сверкнула росчерком, чёрный недочеловек даже не попытался увернуться, и зря. Сталь с каким-то хрустом вошла в антрацит плоти, исторгнув клубы не то пара, не то дыма. Пустота застонала и запоздало бросилась на ловчую, но тут же получила новый удар по диагонали, подкосивший её окончательно.

Что это было, не понять. В последний момент, когда тварь почти уже рассыпалась в прах, я увидел на её месте человека. Того, кем она была до превращения – грузную тётку, что пробудилась в самолёте первой. Она существовала не секунду даже, меньше. И после схлопнулась, оставив тончайший луч от неба до земли, который, и я почему-то это знал совершенно точно, пронзал все слои реальности, вплоть до самого центра.

Разномастные мечи обрушились на тварей, и те будто бы очнулись. Передумали переть напролом, и бросились врассыпную, но всё ещё стремясь добраться до Геры и оставшихся двух пробудившихся. Вотчинники закружились вихрями, кинулись в бой с решительностью защитников дома Павлова. Влад стрелял одиночными в разные пустоты попеременно, и в какую попадала пуля, в ту же следом непременно врезался чей-то клинок. Тварь будто теряла свою прыть, становилась неуклюжей, и попадала под удары мечей. Но врагов было слишком много, и вскоре лес разнёс эхо человеческого вопля – пал первый ловчий.

– Не дать коснуться особого! – кричала седая, и Гера сильнее вжался в меня. – Выброс от нас ничего не оставит! Не использовать боевые сущности – только мечи!..

Я пятился, стараясь не упустить из поля зрения ни одной твари. Одно-единственное прикосновение превращало пробудившегося в такую же хрень, а раз седая выделила среди остальных Геру, то ей стоило верить. Влад стрелял и тоже отходил, мужик и блондинка из самолёта давно уже вцепились друг в друга, как истинные супруги, беспомощно вращая головами на все триста шестьдесят. Пустоты падали одна за одной, рассыпались колкими осколками и таяли, являя мне недолгие призраки людей, но продолжали напирать. Их было слишком много. Чёрные угольные когти то и дело доставали до живой тёплой плоти, лилась кровь и слышались крики. Ловчие пятились и падали замертво.

“Пора, Котя”.

Голос – тёплый и спокойный – обволок меня умиротворением, как заботливо подбитое родительницей одеяло перед сном. Я вдруг понял, что мне, прирождённому рода Велес, есть с чем вступит в бой. И что лишняя минута промедления станет последней если не всем, то многим.

“Обнажи клинок, малец, – храм немного дрожал от голоса патриарха. – Возроди нашу честь!”.

Не было ни вопросов, ни смятения. Я просто подчинился могучему голосу живого предка. Сделал то, что он просил. Вынул родовой меч.

В моих руках вспыхнуло солнце: горячее, разящее, беспощадное, невесомое. Ярко-золотой прямой клинок всего мгновение был таким, а после сделался тёмным от времени, громоздким и увесистым. Но не настолько, чтобы рука моя не подняла его. По жилам потекло какое-то тяжёлое, ртутное тепло. Я ощутил такую силу!..

Гера вытаращил глаза, а блондинка почему-то попыталась остановить. Словно бы в каком-то трансе, я шагнул навстречу первому же сгустку дрожащей черноты, что напирал на седую предводительницу пришедших нам на выручку ловчих. И взмахнул, распарывая рябящий воздух леса прямым клинком.

Это был не крик, а полный облегчения стон. Пустота распалась пополам, а призрак человека на её месте вмиг обернулся всепронзающим чёрным лучом, мимолётным мостом между центром и окраиной мироздания.

Откуда-то слева накинулась другая пустота, вкривь вытянутой пастью готовая впиться в человеческую плоть, но я уже легко уходил вбок. Меч с хрустом врезался ей в плечо, разламывая ключицу или что там у неё было в этом месте, и во все стороны брызнули антрацитовые осколки. Не успела она до земли долететь, а я уже разворачивался, встречая нового врага ударом снизу-вверх.

Меня будто подменили. Я был лёгок. Быстр. Неуловим. Знал наперёд всякое движение приближавшихся пустот, предугадывал каждый их шаг и подлый выпад. Я будто бы помнил их повадки. И орудовал мечом, словно только для этого и был рождён! Разил неведомые пустоты, как если бы всю жизнь сражался с ними! Но необычайная лёгкость в руках и странное тепло, как если бы вместо крови сердце гнало жидкий металл какой, давали ясно понять, что это вовсе не проснувшееся вдруг умение, нет. Меня направлял патриарх. Это его чувства, и его мысли. Он бьёт неведомых тварей сейчас, а я – лишь орудие.

Вопль за спиной раздался неожиданно. Я обернулся, но поздно – меч не успел должно отразить удар. Блондинка, ещё не до конца изменившаяся, ещё почти человек, слезящимися выпученными глазами молила простить и убить её, а сама тянулась тонкими острыми пальцами к моей печени.

Полушаг и вес на одну ногу, чтобы легче было развернуться. Хруст сухожилий и пелена боли перед глазами. Взмах! Некогда белокурая голова запрокидывается назад неестественно, страшно, но только это спасает тварь от обезглавливания. Чернеющее тело содрогается, девушка падает на спину и, прогнувшись мостиком, бросается прочь жутким раненым пауком. А рядом в судорогах уже корёжит второго пробудившегося, мужика, что хотел биться в рукопашную. Влад не уследил за флангами. Да и сложно следить, когда торс отдельно от ног...

Я вдруг понял, что совершил ошибку. Что поддался адреналину и накатившей боевой дрожи, которой и не чувствовал-то в действительности никогда. Гера остался один. И угольно-чёрные хваты уже почти заключили его в смертельные объятья.

Прочернь по лицу выжившего мужика пошла блуждающими ямами, порой неотличимыми от пастей, он вскочил, развернулся рывком, свистя ложным дыханием, как заправский курильщик по утру, но я оказался быстрей. Меч сверкнул, собирая за собой шлейф ряби замедленной действительности, и не до конца почерневшее лицо застыло в удивлении. Я подскочил к Гере одним прыжком. Заслонил его, выставив вперёд тяжёлый тёмный клинок, а заражённый мужик медленно опускался в цветущую траву, рассыпаясь на дымящиеся осколки.

Они были всюду. Казалось, сорок несчастных из самолёта распались на несколько гадин каждый.

– Марина-а-а-а!..

Истошный вопль заставил меня глянуть вбок. Седая вертелась смертоносной юлой, и казалось, даже пустоты боялись приближаться к ней, дрожа и свистя на расстоянии. А под ней лежала истекающая кровью соратница.

– Марина!.. Нет, нет, нет!..

Но Марина её уже не слышала. В животе девушки зияла рваная рана, она билась в агонии, сминая крупные цветы, что настырно лезли меж стыков бетонки.

– А-а-а-а!!. Мрази! Убью, нгахнх…

Седая озверела. Одна за одной пустоты пошли прахом под её клинком, она больше не осторожничала, не пыталась во что бы то ни стало прикрыть Геру. Ей не стало дела даже до собственной жизни…

Бросок из толпы полуперерубленных седой мечницей оказался слишком быстрым – я среагировал, но только чтобы заслонить собою Геру. Меч вылетел из рук, растворяясь нитями золотого света ещё в воздухе. Я опустил взгляд и уставился на чёрные кисти пустоты, что вошли в мой живот по самые запястья.

Передо мной была она, некогда блондинка: острое лицо черно, пустые глаза плывут безобразно в разные стороны, как вишни с тающего торта, а рот медленно выворачивается наружу, являя новую чудовищно вытянутую рожу. Боль не дала даже закричать. Звон в ушах поглотил все звуки, а натужные рывки замедляющегося сердца дорисовали мачтам леса мутные пятна кроваво-красной паутины.

Пустота рвала хваты обратно, но ничего не выходило. Будто что-то не отпускало тварь, она билась и свистела, разрывая мои внутренности, но не могла отойти и на шаг. Она менялась. Чернота шелухой слезала с кожи, блуждающие ямы с шипением надувались и лопались, выпуская антрацитовую пыль, как грибы – споры. А позади что-то кричал и по-прежнему жался ко мне Гера.

Деревья начали таять. Со спины обнял холод, а небо вновь стало низким и серым, каким и должно быть зимой. Я упал в снег, зажав вспоротый живот, и неосознанно свернулся в позу эмбриона. Белые хлопья холодили лицо, а по рукам текло липкое тепло покидающей моё тело жизни.

Надо мной склонилась женщина. Она что-то говорила, я не слышал.

– Лена… Лена… – захрипел я сбивчиво, вроде бы даже потянулся, но рука безвольно упала. Это была не Лена.

Рядом со мной дрожала и навзрыд ревела голая тощая блондинка, что всего минуту назад рвала мои внутренности, будучи пустотой.