Текст книги "Ловчие (СИ)"

Автор книги: Никита Калинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Глава 17

Вид с той скалы прямо просился под кисть хорошего художника. Лены, например. Она ведь только портреты домой носила, а в мастерской у неё было всё: от натуралистических пейзажей, прописанных в мельчайших деталях, до сюрреализма, достойного усов Дали. Жаль, она не увидит этого – смеси реальности и её потаённых глубин, где обитают пожирающие незадачливых ловчих твари. Я брал камушек, бросал его и сразу тормозил вращение мира. Змеерыба так и не могла понять, откуда на неё покушаются, но и попасть пока ещё не удалось – уплывала. О жизненной энергии я не беспокоился. Я больше вообще ни о чём не беспокоился.

Вот как такое могло произойти? Не умом ли я двинулся? Я же своими ушами слышал телефонный разговор Андрея, где он фактически признался в убийстве моей семьи. Он и о Серёге, брате моём, говорил. О его принадлежности к одному из родов Вотчины. Исчезновению Андрея из полузатопленной машины нет других объяснений, кроме действия таланта какой-то водной сущности, да хоть бы и вон той, что внизу в ручье плавала. Да я ведь в самолёте ощутил, когда он использовал талант! Лихо же реагировало! Было же! И тут такое…

Камень завертелся и угодил совсем рядом с гадиной. Она даже не отреагировала – привыкла. Утерял интерес и я, закурив очередную сигарету.

Полиция и скорая приехали быстро. Тусовку пришлось разогнать. Ещё бы, такое дело – в ручье утонула одна из гостей. Правда, никто не помнил её, да это дело пятое. Андрею пришлось с полчаса объясняться со служителями закона, но убедить их удалось, и он не поехал в участок. Связи, видимо, у него было неплохие.

Ничего в жизни странней я не испытывал. Когда утихла шумиха и разъехалось большинство гостей, Андрей подошёл ко мне и заговорил. Спросил о здоровье, где брал ром, которым отравился. Поинтересовался о том, где я родился, где вырос. Учился, служил, работал, кто мои друзья и коллеги, братья и сёстры. Где моя семья спросил.

Он пытался меня… вспомнить.

Почему лихо так подвело меня? Почему Андрей вдруг перестал быть отмеченным? Дело ведь не в том, что он внезапно оказался спящим, нет. И спящие могли быть убийцами, чего уж…

Я вошёл в храм и глянул на экран одноглазого.

“Талант 1-1. Постоянная тяга к отмеченному, если отмеченный использует талант сущности, незамедлительно становится известно его точное местоположение. Придаёт против отмеченного неодолимую силу, скорость и ловкость. В качестве отмеченного может быть только совершивший убийство по своей воле человек”.

По своей воле…

Я смял сигарету и встал. Злость смолой кипела где-то глубоко-глубоко, но вот-вот была готова выплеснуться наружу, подобно вулкану. По своей воле! Вот, сука, в чём причина! Всё ж на поверхности было, а я…

Выходит, лихо тянулось к нему всё это время только потому, что отмеченным Андрея сделал патриарх! Передал, так сказать, по наследству. А когда “увидело” воочию – уснуло. Другого объяснения не было.

Андрей не выбирал подрезать наш “Опель” на Литейном мосту или нет. Это за него сделал кто-то другой. И я догадывался, кто. Та баба, с которой он скулил по телефону. Каа, мать её.

– Спускайся, ты чего там расселся? – крикнул снизу хозяин дома. – Местные не любят, когда кто-то из моих гостей на этой скале сидит. Полицию вызывают. Священное, мол, место.

Забавно, если затормозить реальность, можно было увидеть, что он стоял в каком-то метре от плотоядной рыбины, и та вообще никак не реагировала. Интересно, что это за сущность такая?.. И почему эта скала священная для тайцев?.. Хотя не, не интересно. Насрать, если быть до конца откровенным.

Я кивнул и пошёл вниз. Оставалось разве что вискаря нажраться, потому как дальнейшего пути я не видел. Не было его, дальнейшего пути. Вот что мне оставалось делать? Пытаться разговорить Андрея? Так он сам делал это за меня с завидным энтузиазмом. На моложавом лице прямо читалась мука от того, что ответ о нашем с ним знакомстве рядом, вот он – рукой подать, а не достать никак.

– Они полицию вызывают, говорю же, – дружески похлопал меня по плечу Андрей. Рука у него была неподъёмная, каменная. – Я когда тут землю брал, долго с гражданством мурыжили, мешали оформить. Потом и строить не давали всякие чудики. Тут, мол, дух какой-то обитает, представляешь? – посмеялся он не очень естественно. – Какой только херни не выдумают, лишь бы русским землю не продавать! И это я уже два года как был подданным королевства!

– А ты не веришь в это?

Андрей скосил на меня маленькие чёрные глазки, показательно усмехнулся и потёр подбородок-ледокол. Я заметил кое-что интересное в этом взгляде. Сомнение.

– Какая разница, во что я верю. Я может потому и тут, что не хочу больше ни верить ни во что, ни думать ни о чём, ни искать. Хватит. Родина? Флаг? Нахер всё! Виски, брат. Но, – он выставил палец, – только из проверенных источников.

– Угу, – рассеяно покивал я. – Правда в вине...

Мы прошли опасно близко от места, где шевелила отростками змеерыба, и я на всякий случай посторонился. Проверять, вынырнет ли она не особо хотелось. Андрей опять покосился на меня. И вдруг остановился.

– Знаешь, я раньше в мистику особо не верил. Но… – подбирая слова, он вдруг посмотрел на змеерыбу. Я готов был поклясться, что Андрей глянул прямо в остекленевшие глаза твари! – С недавних пор кажется, что тут правда обитает… что-то. Ладно, пойдём. Расскажу такую забористую хрень – не поверишь! Ты, кстати, как к травам относишься?.. После отравления самое то, поверь! Я медицинский в Питере заканчивал.

Мы устроились на террасе: хозяин дома с вискарём, я же осторожничал – пил некрепкий зелёный чай с теми самыми тайскими травами, о которых он говорил. Ежесекундно казалось, что это всё умело разыгранный спектакль, что ещё мгновение, и он прыгнет на меня и задушит, криво ухмыляясь. Я иногда перепроверял его, проваливаясь вглубь реальности, но натыкался лишь на пустой неосмысленный взгляд спящего. Делений жизненной энергии оставалось три, и я прекратил бессмысленные попытки его подловить.

– Мне иногда снится такая муть, – он отхлебнул виски. – Это если говорить про мистику. Мы же о мистике говорим? Вот. У тебя бывало ощущение, что внутри тебя есть что-то… есть кто-то… бля, как бы это…

– Посторонний?

– Во, – он ткнул в меня оттопыренным от стакана пальцем. – Точно.

– Было. Давно как-то, но было, да, – слепил на ходу я, затаив дыхание.

– А у меня такое постоянно. Во сне. Почти каждую ночь мне снится, что внутри меня какая-то холодная тварь. Ползает по нутру, скребётся о рёбра, щупает там всё какими-то отростками… Фу, сука… Но самое жуткое не это. Самое жуткое, Костя, это начало сна. То, как гадина эта во мне оказывается.

Я молчал. Ждал, пока он расскажет всё до конца, но тут ему позвонили. Андрей встал и принялся расхаживать по террасе, громогласно решая вопросы бизнеса, а я весь обернулся терпением, медленно поглощая чай. В эту минуту я целиком и полностью прочувствовал народную китайскую мудрость о том, что сидя у реки рано или поздно дождёшься проплывающих по ней трупов твоих врагов.

– Вот, смотри что читать стал, – Андрей отложил телефон и бросил передо мной на стол толстую потрёпаную книгу в мягком переплёте. Я взял её и прочёл вслух:

– “Осмысленные сновидения. Путь к прошлым и будущим жизням”. Автор Д. Нелин.

– Вот и скажи мне: разве может такое быть? Я ведь точно знаю тебя! Я даже знаю, что твоя жена художник! Но ни имени твоего я сам не вспомнил, ни места, где мы могли с тобой видеться. Я даже вижу свой портрет, а ни лица, ни имени художницы, – он помахал ладонью перед глазами, – темнота! Ну так же не бывает!

– Ты что-то про сон… – перебил я, не находя себе места от злости.

– Да… Засыпая, я вижу её сколько себя помню. Женщину. Красивую, но… холодную какую-то. Почти каждую ночь она протягивает мне вискарь. Плюёт туда и протягивает, – он поболтал бокал слишком сильно, выплеснув часть на пол. – А я и отказаться-то не могу. Знаю же, что будет дальше, а ничего не сделать. Отпиваю и…

Он сморщился и вдруг закашлялся. Перегнулся через перила и обильно, на грани рвоты, сплюнул.

– Извини. Не могу просто говорить об этом. Прям чувствую, как… – он поводил лапищей по горлу, – оно лезет внутрь… Растёт, сука, ещё в пищеводе, а внутри таким здоровым становится, аж распирает. И всё, друган. На этом приятные вещи в моих снах заканчиваются. Дальше – такая жесть! Нахер, вспоминать даже не хочется…

– Да ты говори-говори, – как можно дружелюбней подбодрил я. – Мне интересно.

– Тебе когда-нибудь убийство снилось?.. Не?.. Хорошо тебе. А мне снилось. И снится. Например, про трёх туристок из Сызрани. Аж, сука, кондрашка берёт… – он распрямил дрожащую кисть, глянул на меня, как бы удостоверяясь, что его ещё не приняли за больного. – Я как бы их привёз сюда, в Тай. И зарезал в джунглях, прикинь?.. А второй сон…

– Чёрная “Тесла”. Литейный. Руль резко вправо, и похер, что в том сраном “Опеле” четверо. Они и есть твоя цель. Верно?

Бокал виски не достиг рта. Бусины чёрных глаз блеснули, он уставился на меня не моргая. А я продолжал:

– И ритуал, после которого восстанут Духи древних финно-угорских родов, – на ходу собирал я, чувствуя что говорю если не правду, то очень близко к ней. – Что она тебе за это обещала? Кто она? Вспоминай!

Андрей медленно отставил бокал и потянулся к телефону. Он больше не сказал ни слова и не смотрел на меня. Я даже решил, что всё: ещё минута, и меня просто-напросто выкинут отсюда охранники. Но ошибся.

– Я нихера не понял, друган, но… вот, – он включил что-то на своём дорогущем телефоне и протянул мне.

Это был символ. Тот самый видоизменённый Инь-Ян, где вместо разделительных линий поглощающие друг дружку змеи. Точно такой же красовался на зелёном струящемся платье актрисы, которая играла Нонго. Он был нарисован не особо умело, в 3D-редакторе, но всё же узнаваемо.

– И?

– Ты говоришь страшные вещи, Костя. Страшные они потому, что я ощущаю их так же явно, как и наше с тобой знакомство, которого не было. Хочешь сказать, я правда кого-то убил? – я молчал. – Правильно. И не говори. Я не хочу ничего знать. Не хочу. Вискарь. Только вискарь.

– Что это за символ?

– Я его вижу всякий раз, когда пытаюсь что-то вспомнить. Во сне или вот… сейчас, – его огромный кадык сбегал вниз-вверх, как затвор на автомате Калашникова. – Это какая-то п-печать, мать её. Она причиняет такую боль, что… Это её печать. Этой… холодной бабы. Не знаю… Я ничего толком не знаю, Костя… И мне, сука, страшно.

Я откинулся на плетёном стуле, взял второй бокал, налил виски и осушил его залпом. Выдохнул. И повторил. Желудок жалобно скрючился, но стоически принял спиртное.

Получается что, он тоже был своего рода снарядом? Его тоже использовали втёмную, как и меня? А после всего взяли да и вынули сущность? Ага, и забыли её во дворе, в ручье под скалой. Это ж она, та рыбина! Её талантами он пользовался!

Чушь… Но… А что если скала эта с ручьём – её исконное место обитания?

– А что ты говорил про скалу?

– А, – он отмахнулся и тоже хлопнул стакан. – Иногда мне кажется, что вся эта хренотень из-за неё. Не надо было строиться здесь, ой не надо было. Ты знаешь, почему этот остров называется Ноготь Бога? Да ты ж был на Пхутеке, когда там Фестиваль Голодных Духов проводили. Видел представление? Вот. Супруга их этого правителя островного, она типа отсюда родом. Когда её казнили, с океана пришла волна. Местные верят, что это наказание богов. Обновление какое-то там что ли. Или очищение. И что выжили только те, кто не предал её, кто пришёл сюда, к этой вот скале, где она ждала их, живая и молодая. Будто бы девочка опять, маленькая совсем.

Я больше не слушал его, провалившись в сеть. Поисковик выдавал кучу всего, но, как всегда, только не то, что нужно.

“Нонго” называлась какая-то сомнительная сафари-фирма, без отзывов на сайте и толковых контактов. Зато с прейскурантом из ничего не говорящих постороннему обывателю названий и ошеломительными ценниками. Они могли как средства для принятия душа из жира краснокнижных животных продавать, так и запрещённые наркотики. Но что-то подсказывало, что это некое секс-турне по деревням Тайланда. Известно же, чем славится эта страна помимо экзотических фруктов.

До меня дошло не сразу, а когда дошло, я выматерился и вбил в поисковик “Нонго” на тайском. Я ж без двух минут полиглот, чтоб меня!.. И первым, что выдал поисковик, был видоизменённый символ Инь-Ян.

Но сеть внезапно пропала. Причём совсем, наглухо. Вместе с мобильным сигналом – деления антенн на экране смартфона сначала какое-то время ещё были в серой зоне, а после и вовсе накрылись жирным крестиком.

– Интернет отпал! – донеслось со второго этажа. – Па! Мам, вы тут?..

Это был голос Геры. Я поднялся, глянул в раскрытое окно над террасой. Не дошло видать до пацана. С другой стороны, ничего ещё ведь не случилось. Да и не случится уже.

– Они к морю пошли, – пожал могучими плечами Андрей, глядя на меня. – Хотели вдвоём побыть, у них там с сыном какие-то проблемы… Я и сам иногда хочу один побыть, но без этой вот шушеры, – он махнул за спину бокалом, опять разлив виски, – никуда. Каждый день тут орёт музыка и пляшут какие-то девки. Какие-то, как видишь, даже тонут в ручье… Я ведь даже не знал, кто такая. Но это обычное дело. Это… эт-то что… за… х-херня?..

Я невольно зыркнул на Андрея – настолько просел его голос. Он таращился на море раскрыв рот.

– Такси через полчаса уже! Ма! – свесился из окна Гера. – А… где вода? Мам? Мам?! Папа! Па-а-ап!!

Моря больше не было. Линия прибоя откатилась на добрую сотню метров, оголив множество ракушек и морских звёзд, явив вечернему небу всё, что обычно укрыто водной толщей. Разом стало тихо. И ни одной птицы не осталось над морем. Разве что никуда не делась несмываемая клякса буревестника, чёрного на фоне надвигающегося на остров вздыбленного горизонта.

Глава 18

Куда бежать перед лицом неотвратимой гибели?

К близким.

Нина и Владимир пронеслись мимо нас с нечеловечески вытянутыми от ужаса лицами, и – сразу на лестницу, наверх, к сыну! Мы с Андреем застыли, как два немых истукана, глядя на пришедший в движение горизонт. Эти пара секунд были самыми длинными в моей жизни. И самыми тихими.

Боже, как же тихо перед разинувшим пасть океаном!..

Я опомнился на бегу, уже на полпути к скале, меж валунов и оцепеневших в ожидании смерти деревьев. Андрей и сибиряки неслись рядом, страшно выпучив глаза. Нина и Гера спотыкались, падали, но отец подхватывал их и тащил, а в какой-то момент и вовсе сгрёб их обоих и чуть ли не понёс.

Береговая сирена опомнилась когда мы уже были на гребне скалы, да и то ненадолго – сдохла буквально сразу же. Она, старушка, помнила ещё гул японских двигателей над этими островами. Мы видели, как люди выбегают из своих белых вилл, что распластались прямо вдоль берега, точно готовые к жертве агнцы. Кто-то садился в машины и уезжал вглубь островка, на высокогорное плато, поросшее хилыми, но джунглями. А кто-то, увидев людей на остроконечной наклоненной к океану скале, делал глупость и мчался к нам – таких было две или три машины. В одной я даже разглядел женщину в купальнике, что изо всех сил держалась за кузовные дуги открытого джипа.

Вот его-то и накрыло первым.

Волна нашла на остров не ровной стеной, а клином, разом проглотив ближайшие виллы и вспоров дорогу к скале. В мутной пенистой воде закувыркались автомобили и пальмы, куски черепицы и кровельных стропил, вещи, садовая и внутренняя мебель. И пластик. Тонны пластика, который с ненавистью обрушил обратно на людей океан.

Тоненькая Нина дрожала и плакала. Но молча, рыданий себе не позволяла. Гера жался к матери изо всех сил, а Владимир заслонял их от тёмного горизонта широкой красной спиной, будто в этом мог быть хоть какой-то смысл. Андрей куда-то пропал. Я огляделся и увидел его, пытающегося подняться ещё выше по отвесному утёсу, что разрезал островок напополам и к которому примыкала наша скала. Но без снаряжения туда взобраться было очень сложно даже ему.

– Тут надо вдвоём! – заорал он мне. – Я отсюда! Вы снизу!

Только сейчас стало ясно, что это не тишина никакая. Это ровный рёв и шум стихии, кроме которых не слышно больше ничего.

Оглянувшись, я понял, что затеял Андрей. И почему.

– Мам! Пап! Ещё! Смотрите! Ещё одна!..

Гера заплакал и вжался в родителей, враз растеряв едва приобретённые мужественность и взрослость. Они стояли обнявшись, как посмертный памятник сами себе, а со стороны океана шла ревущая погибель. Первый удар был лишь репетицией, игривым дружеским тычком в плечо.

– Сюда! Сюда давайте! Костя! Вова! Подсадите их! Дава-айте!..

Андрей каким-то чудом изловчился и влез-таки на уступ, что был выше нашего нынешнего положения метра на три с половиной. Он ухватился там за что-то, свис и вытянул ручищу, готовый поднять Нину с Герой. Нас с Вовой не поднял бы к себе даже он. Да и не хватило бы там места.

– Земеля… – Владимир глянул на меня почти умоляюще.

Но мне не нужно было ничего говорить. Уже через пару секунд нашими совместными усилиями на уступе оказался Гера. Руки дрожали, колени предательски тряслись, мы чуть не уронили бедную Нину, но Андрей успел ухватить её и вытянуть. Он выпрямился и вдруг вытаращил глаза, глядя нам за спины, после чего прижал их к себе, как своих.

И в следующее мгновение океан накрыл Ноготь Бога.

Я видел, как ударился головой о камень добродушный сибиряк. Видел, как дородное обгоревшее на солнце тело давит невесть откуда взявшаяся массивная деревянная лодка, волочит его, словно добытого зверя куда-то вбок, оставляя за собой недолгий кровавый след. Меня завертело и закружило, врезало чем-то в спину, включив ниже поясницы самый настоящий электрический ток. Я не мог пошевелить ногами, а руками грёб беспорядочно, лишь бы грести.

Полторы минуты назад я ещё думал, что плыву. Минуту назад верил, что ещё немного, и вынырну на воздух. А сейчас уже понял, что просто тону.

Я затормозил вращение мира скорее от безнадёги. И не рассчитывал ни на что, но вдруг прямо передо мной мелькнула рыбья рожа с длиннющими сомьими усами. Я гарпуном выбросил руку и что было сил сжал пятерню, так до конца и не разобрав, получилось ли тварь ухватить. Меня опять закрутило, я зажмурился, повторяя про себя одно и то же слово, как спасительный сигнал SOS:

“Покорись, покорись, покорись!”

Передо мной не было больше ни реальности, ни её замедленных слоёв. Я оставался в храме, где хотя бы не так страшно. И задыхался, чувствуя тающие секунды до момента, когда не выдержу и впущу в лёгкие мутную океанскую воду.

Надпись на основном экране я даже не прочёл. Едва на нём вообще появилось что-то новое, я смёл с постамента лихо, а на его месте возникла серо-голубая длинная туша в коротких толстых отростках, свившаяся в несколько колец. Жизненная энергия с трёх делений рухнула на одно, но мне было не до неё.

Талант!

Я применил его не читая. Последнее деление жизненной энергии потухло и…

Это было похоже на калейдоскоп. Кислород ворвался в паникующий мозг невесть откуда, лёгкие совершенно точно не работали, но я дышал! Что-то опять врезалось в меня, поволокло, я забарахтался, и на этот раз уже успешно. Тело двигалось иначе, повторяло воду, понимало её, словно бы было плоть от плоти океана. Новый рефлекс не позволил мне зажмуриться, и я вовремя увернулся от кувыркающегося и почему-то не тонущего автомобиля с закрытыми наглухо стёклами, в котором был ещё кто-то живой. Я чувствовал воду, как продолжение себя.

Вынырнув, первым делом я быстро огляделся. Уже знал, что вторая волна не будет последней. И скорое приближение третьей ощущал кожей.

Слева, совсем рядом виднелось поросшее деревьями плато, на котором можно было бы переждать новый удар. Там уже сновали люди, и я знал, что они – спаслись. А справа, над скрывшейся целиком наклоненной скалой, на пронизывающем ветру к мокрому камню жались уже двое. Пацан-Исток со своей насмерть перепуганной матерью, который так и не нашёл в себе сил увести семью из-под удара. Андрея с ними не было.

Талант не будет действовать вечно.

Я решился: метнулся вправо, но сходу понял, что водное дыхание – это всё, что подарила спасительная сущность. И мало того, что скорость движения в воде особо не изменилась, так ведь и ноги по-прежнему не слушались, откликаясь на сигналы мозга через раз! Но что-то менять было уже поздно. Я чувствовал кожей – волна вот-вот накроет маленький островок, и не поздоровится даже мне.

Я трижды проклял себя за геройство и грёб в ту же сторону уже просто потому, что развернуться значило бы погибнуть наверняка. А там, на выступе утёса, вдоль камня свисало множество сухих, но всё ещё крепких лиан, за которые можно было уцепиться, чтобы переждать удар. А жить я хотел. Только сейчас я понял, насколько же я всё-таки хотел жить!

Вибрации воды сообщили нужное положение тела, чтобы без особых усилий оседлать одну из предвестниц третьей волны и оказаться на уступе. Нина таращилась на меня ошалело, в неправдоподобно больших глазах женщины уже не осталось ничего, кроме животного инстинкта. Она не заметила ничего сверхъестественного в моём появлении рядом с ними. В отличие от Геры.

– Спаси нас!.. – проорал он дребезжащим от истерики голосом. – Пожалуйста! Пожалуйста!..

Волна вдавила меня между ними, я вцепился в лиану и замер. Оставалось только одно: надеяться, что меня не убьёт каким-нибудь деревом или не стащит со скалы элементом белой крыши с вилл, ведь сил на ещё один заплыв уже не осталось. Вода накрыла нас целиком, и её вибрации сообщали мне, что это надолго. Но я был в безопасности. Имел под собой твёрдую поверхность и дышал.

Что-то неудобно-колкое и хрупкое заставило меня раскрыть глаза. Грёбаная совесть! Я плохо видел в мутной воде, но и этого с лихвой хватало, чтобы разглядеть их обоих. Мать и сын всё ещё были рядом, как и я хватаясь за лианы. Но они из последних сил удерживали в сжавшихся лёгких остатки кислорода. Они умирали. Задыхались у меня на глазах.

Я понятия не имел, поможет ли то, что пришло мне в голову, но размышлять и продумывать времени не было. Схватив Нину за затылок, я придвинул её лицо к себе и вдохнул в неё даримый сущностью кислород. От неожиданности она даже раскрыла глаза, но куда ей – что-то увидеть в такой мути! Я перехватился, и повторил то же самое с Герой. В отличие от матери, парень не сразу сообразил, что это я, и забрыкался, но сил придавить его к утёсу мне хватило.

Раз от раза я повторял и повторял дыхание рот в рот, надеясь только на то, что действие таланта не иссякнет раньше, чем схлынет волна. Перед глазами иногда мелькал основной экран храма, на котором едва-едва краснело последнее деление жизненной энергии. То оно чуть заполнялось, то опять на столько же пустело – я тратил силы на дыхание под водой, но тут же получал подпитку от спасаемых! Иногда женщина глупо брыкалась, вроде как жертвуя свою долю Гере, но я вдыхал в неё насильно.

В очередной раз я держал Нину за затылок, как вдруг она дёрнулась, больно зарядив мне зубами. Я продолжил вдыхать кислород, пока не почувствовал вкус крови во рту. Отстранился и посмотрел. Я не разглядел, что конкретно угодило в неё, но этого явно хватило, чтобы насмерть раздавить тонюсенькую женщину. Нижняя часть тела, начиная от живота, выглядела кровавым месивом, половины уступа больше не было, а мне повезло едва-едва! Её большие раскрытые глаза даже после смерти сохранили тот животный инстинкт, который я увидел перед последней волной. Стремление во что бы то ни стало защитить своего ребёнка.

Я вдыхал Гере живительный воздух до последнего. Пока не понял, что всё, дальше некуда. Вода сходила слишком медленно, талант иссякал, и предчувствие говорило, что если я продолжу, то останусь тут вместе с ним. Паника взметнула меня наверх оторванным от рыбацкой сети поплавком. Что оставалось сил я заскрёб руками, хватаясь то за камень, то за лиану, то ещё за что-то. Вечернее солнце казалось таким далёким, я уже не надеялся ни на что, как вдруг достиг поверхности. Вовремя. Ещё бы пару ударов глохнущего сердца и всё. Конец.

Я с трудом взобрался на какой-то камень, ухватился за покорёженный ствол пальмы и обнял его как ноги Спасителя в Судный день. Меня трясло. Казалось, в теле не осталось ни одной мышцы, которая бы не пыталась согреться постоянными мелкими сокращениями. Я сплюнул и посмотрел вниз…

Гера! Пацан барахтался прямо подо мной, всё ещё думая, что он под водой: глаза крепко зажмурены, лицо синее от натуги и холода. Я вытянул руку, но чуть не упал сам. Попробовал ещё раз, и ухватил его за мокрые кудри. Потянул наверх, и тот даже не пискнул. Перехватил за одежду, поднял, усадил рядом и прижал.

– Дыши.

Тот послушал и захрипел. Завращал мутными глазами, вяло попытался подняться, но я его удержал. Вокруг буйствовал мародёр-ветер, а сытый теперь океан откатывался восвояси. То там, то тут на скалах утёса виднелись вещи, которых быть там не должно, чернели вспоротыми брюхами белоснежные яхты и катера, а кое-где висели и целые фрагменты домов. Иногда в неестественным позах виднелись мёртвые люди. Реже взгляд натыкался на людей живых.

Я сплюнул соль.

– Ма… Ма… Ма!.. – Гера бился в моих руках всё сильней. – Оте… Оте-е-ец!!!

Внезапно мне захотелось… сжать его шею. Задушить парня, пока его горе ещё не выросло до размеров опустевшего в одночасье мира. Избавить от всего, что пережил когда-то сам. Помочь ему… и миру.

Я отпрянул от пацана, поднялся и встрепенулся, прогоняя наваждение. Что за нахер?! Что происходит?!

Меня опять охватило чувство, будто я принимаю судьбоносное решение, как тогда, когда я пожал протянутую руку Владимира, знакомясь с семьёй сибиряков. И ладно бы только для себя самого или этого вот кричащего в никуда бедолаги.

Я ощутил, как только что изменились судьбы многих тысяч, как обесценились одни союзы и вознеслись другие. Как лопнули хитросплетения планов и интриг где-то в небесной сфере, как задрожало от грядущего нутро пожирающего само себя мироздания.

Гера вопил нечеловечески. Он менялся. Умирал, но только чтобы родиться иначе. Прямо на моих глазах Исток, силой творческой мысли способный порождать сущности, становился одним из нас.

Ловчим.

Но не это запускало движение тектонических плит Извечной Игры. А то, что я не стал убивать его.

Пока мог.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ