Судьба драконов в послевоенной галактике

Текст добавлен: 19 сентября 2016, 12:31

Текст книги "Судьба драконов в послевоенной галактике"

Автор книги: Никита Елисеев

Жанр:

Научная фантастика

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Назад к карточке книги

Я насухо вытерся, вышел из ванной.

– Я готов, облачайте.

– Зла, – спросил "пес", – вы на меня не держите?

– Зла, – помолчав, ответил я, – не держу. Испытываю благодарность.

Старший из "псов" засмеялся:

– С юмором у вас...

– Я серьезно.

Я стал надевать поножи, шнуровать их. Железка к железке – плотно, и еще прихватить шнурками...Так, так ...

"Пес" прыгнул ко мне, пал на колени, схватился сам шнуровать.

Я изумился.

"Пес" развел руками:

– Так принято... Обычай, традиция... Спрашиваем для проформы, мол, согласны? нет? А на самом деле, согласен, нет ли, а облачаем сами. Понимаете? Может быть, обыкновенный обдриставшийся "вонючий", а может быть, и...

Он помолчал.

Меня одевали умело и быстро.

Потом вели по коридору. В коридор высыпали все наши. Я впервые увидел их всех в сборе...

Георгий Алоисович держал за плечи свою жену. Глафира всхлипывала.

Я испугался: "Как бы ее не заколотило..." И этот испуг, несоизмеримый с ужасом, схватившим мою душу, и с ожиданием удачи – насмешил меня.

Меня посадили в грузовик. Я мог бы влезть и сам даже в этом допотопном тяжеленном облачении, но меня подсаживали и подпихивали "псы" с предупредительностью слуг выжившего из ума господина.

Я вспомнил взгляд дракона и то, как бежал, оскальзаясь, воя, бывший "отпетый", просто "вонючий". Я чуть было не подумал: "Вот я", но смирил себя, запретил думать об этом – так.

"На самом деле еще ничего не решено. Еще ничего, ничего не решено".

Я поднял забрало.

Грузовик мчался пока знакомыми улицами.

– Я гремлю, как лавка скобяного товара, – повторил я читанную где-то шутку.

"Псы" молчали – и я понял, что здесь не нужно шутить, лучше молчать.

Молчать, впрочем, всегда лучше...

Грузовик затормозил, остановился.

Я увидел пальцы, схватившиеся за борт грузовика, а потом я увидел начальника школ. Он стоял на колесе и заглядывал в кузов.

– Джекки, – сказал он, – вот какое дело. Я знал, что этим закончится... Не скажу, что тогда знал, когда настоял на том, чтобы исполнили твое мальчишеское желание, но уж когда ты вышел от русалколовов целым, – знал точно.

Он замолчал, и я спросил:

– Ну и что?

Поскольку он все еще молчал, а время шло и "псы" нервничали, то я спросил второй раз:

– Ну и что?

Я был благодарен начальнику школ за его молчание.

Я – боялся. Сколько бы ты ни убил драконов, страх остается... Не такой, как в первый раз, другой... И от этого он еще "страшнее". Его нельзя объяснить одним незнанием. Ты знаешь, что такое дракон и что такое его убийство, но тебе все равно страшно...

И этот устоявшийся обычный страх, страх, как не в первый раз, соединяется со страхом, как в первый раз... ведь самый главный, самый, самый. Один удар – и все... И все решено, выяснено...

Может, оно и к лучшему, что здесь поражение – не смерть или калечество, но жизнь позора, вонючая стыдная жизнь труса... Хоть и в говне, а живой.

Все это надламывало душу, ныло страхом, готово было слиться в мольбу, молитву – на черта мне это сдалось? Лучше жить, просто жить...

Поэтому я был рад, что начальник школ медлит. Мне хотелось бы так и стоять, так и не ехать никуда, а просто ждать ответа...

Но "псы" нервничали, и... Мэлори, Мэлори, Мэ... (ее-то везли так же, в грузовике, только на ней не было теплой фуфайки, стеганых штанов, а поверх всего этого железного одеяния, лат – всего этого на ней не было... она ехала в пасть к чудищу в одной накидке... За всю планету – одна. Все, все были перед ней виноваты. Все. Вся планета трудилась для того, чтобы "вылепить" Мэлори, сделать ее... а после – сделанную, образованную, живую, чувствующую боль и холод – всунуть, впихнуть в пасть к жабе... Заменитель, заместитель. Она для того и жила, чтобы быть сожранной, она для того и училась петь и плясать, декламировать стихи и читать прозу, чтобы быть растерзанной, а я?..)

Поэтому я в третий раз спросил начальника школ:

– Ну и что?

Он вздрогнул:

– Ничего, Джекки, ей-ей, ни-че-го... Я не знаю, успокоит тебя это или нет... но если... если ты останешься жить... Я попрошу, я распоряжусь... Словом, ты будешь в девятом болоте... В принципе, там... хорошие парни.

– Не такие "вонючие"? – спросил я, нарушая неписаное правило. Чхать я хотел на все правила теперь, сейчас, и в особенности – на неписаные...

"Псы" занервничали. Один из них положил руку мне на плечо. Начальник школ покраснел, покачал головой.

– Ничего не боишься... Ладно. Словом, запомни... К девятому я буду приходить, Глафира... Еду принесем. Там дерутся. Ты отдавай, – начальник школ всхлипнул, – мы еще принесем...

Тут только я заметил, что он – без стека и чуточку больше чуточки под шофе.

– А где ваш стек? – спросил я.

– Э... – начальник школ махнул рукой, – Джекки, ты был самый мой любимый ученик, самый, самый... Я не знал, на что надеяться. На твою смерть? На то, что тебя ранят? На то, что ты переберешься в Контору, в "псы", в "превращенцы"? Не знаю.

Он заплакал.

Я тронул его железной перчаткой.

– А вы не спешите меня хоронить в болоте... номер девять... Я вернусь со шкурой старика!

Начальник школ спрыгнул с колеса, оступился, упал (он был хорошо пьян, а не чуточку, как мне показалось вначале), поднялся, завопил:

– Удааачи!

Грузовик рванул с места.

Я второй раз нарушил неписаное правило, и от этого мне стало...

– Стареет, – крикнул старший из "псов", – стареет начальничек...

Он набивался ко мне в друзья, а когда я обделаюсь, пинками погонит в болото. Будет гоготать, сдирать латы, радоваться, что ему-то, "псу", никогда не быть "вонючим": спасся, выскользнул, а пока он набивается ко мне в друзья...

– Заткнись, старшой, лучше покажи мозги...

– Все-то вы помните, – изумился "пес" и покорно снял шлем, старый танкистский шлем.

Я увидел гигантский живой, чуть подрагивающий грецкий орех.

– Достаточно, – поблагодарил я, – стриптиз завершен. Прикройтесь.

"Псы" заржали. Они радуются моей грубости, тем грубее, отвратительнее, страшнее будут они со мной тогда, когда... когда... Как страшно, страшно сбросить с себя все это железо и бежать, бежать, бежать не в холод и сверкающую белизну, а туда где тепло, где чавкает вонючая жаркая живая уютная жижа, но Мэлори, Мэлори, Мэ... Я вспомнил Степана – урода, рептилию с душой лучше, чем человеческая. Я вспомнил Степана растерзанного, Степана, вздрагивающего всем своим растоптанным телом, телом, жизнь которого – боль, я вспомнил и понял, что... что... что... Мэлори, Мэлори...

Я закрыл глаза: что я не видел в этом подземелье? Лучше и вовсе не глядеть.

– Бензина совсем не стало, – слышал я разговор "псов", – в коридорчиках-то хорошо: троллейбусы, электромобили, а наверху? Поди-ка угонись за каким-нибудь охламоном...

– Да, но и вызовов меньше стало.

– Ага, старичок перешел на манку, говорят, ему теперь студень возят. Медуз таких жрет. В прежние времена фыркал, а теперь жрет... Гуманист.

– Очеловечился... – и "псы" заржали.

"Старичок", "коридорчики" – вот у них какой жаргон... Я с этими ребятами почти не общался. Почему "почти"? Вообще не общался. "Отпетые", которые вырвались сначала о "столовой", а потом от казарм. Славные ребята, славные. им уже не бывать ни "превращенцами", ни "вонючами". У "вонючих" есть одна привилегия: их не схавает дракон. Они гибнут в самом болоте. Хлюпающее дно болота (или болот?) выстлано телами тех, кто хотел убить дракона и кого дракон посчитал достойным своего взгляда. Взгляда, гляда... гяда... Взгляда гада... Просто – взгляд гада... Что может быть ужаснее? А если еще гад размером с дом!.. с гору! с...)

– Старичок, – "псы" все разговаривали, они словно не замечали меня, да и я их не видел, я видел тьму за веками – красноватую подглазную тьму, наверное, сдохнет сам, а трупешник его съедят "вонючие".

– Нет, – сказал я и открыл глаза (мы неслись по пещере под нависшими, словно клыки, сталактитами, я успел заметить извивающиеся щупальца, уверенные, бесстрашные, они вырастали из сводов пещеры), – нет, – повторил я.

– Что нет? – лениво переспросил старший из "псов". – Побрезгуют?

Он подмигнул мне.

Меня охватил ужас. Вот когда меня охватил ужас. Они уже не стеснялись говорить со мной фамильярно, насмешливо. Они уже видели во мне обделавшегося "вонючего", с которого сдирают латы, пинками под зад гонят в болото – тоже мне выискался: победитель! спаситель! Марш – в теплое дерьмо и к таким же, как и ты...

Я ударил старшего "пса" легонько, легонько, но он все же свалился, утирая кровь, поднялся, не стал спрашивать: "За что?", а я ему все равно объяснил:

– Извини, брат, но мне показалось, что ты очень вольно себя ведешь... без малейших на то оснований. Я еще жив и я еще в железе, а не в дерьме. Потерпи – немного осталось...

"Псы" молчали. Если я превращусь в "вонючего" – уж они натешатся. Они вытопчут душу мне... Не убьют. "Вонючих" убивать нельзя, но потопчут всласть.

Пещеры, по которым мчал грузовик, делались все сиятельнее, все холоднее и оскаленней. Дорога шла под уклон. Она была вымощена белыми плитками. Так везли Мэлори, голую Мэлори, Мэлори, понравившуюся дракону.

Так я-то тоже понравился дракону... И еще как... он давно за мной следил. Я улыбнулся. Мы любили одну и ту же девушку и погубили одну и ту же девушку... Он же не виноват, что он ест тех, кого любит. Его любовь – жжет и губит. он раздирает на части любимую. Он слишком силен и любвеобилен.

– Нет, – повторил я, – "старичок" не сдохнет... "Старичка" убью я... И вы всласть натешитесь, пиная его труп ногами. Можете даже попробовать, какой он был на вкус.

Шофер дал по тормозам, высунулся из кабины.

– Все, – сказал он, – тропа Джорджи... По прямой...

Мне помогли спуститься из кузова. Дали меч.

– А девочек из орфеанума, – спросил я у шофера, – возят другой тропой?

Шофер вылез из машины, потоптался, согреваясь:

– Точно. Девонек, чтобы свеженькие и чтобы не заиндевели, а прямо так... с морозцу, – он засмеялся, – с ветерком под ясны очи и остры зубики...

– Орфеанум, – хмыкнул один из "псов", – их там воспитывают... – ух. Долг... осанка, все – ради вскормившей, воспитавшей их планеты...

– Я пошел, – сказал я.

– Давай, – вздохнул старший из "псов" и, спохватившись, исправился: Давайте.

Передо мной был узкий округлый проход, ощеренный белыми сталактитами.

Снизу было черно и как-то... вздуто.

Я наступил на черный пол прохода под ощеренными, ряд за рядом, белыми сталактитами – и едва не отдернул ногу, во всяком случае, изумленно оглянулся.

Пол пружинил, словно батут, слоно резина, наполненная воздухом, или плоть живого существа.

Белые клыки сверху чуть задвигались, словно угрожали проткнуть меня, любого, кто рискнет пройти под ними.

– Иди, иди, – уже не таясь, насмешливо произнес старший "пес".

Видимо, я нарушил еще какой-то неписаный закон, видимо, еще какая-то примета предвещала мне несчастье, иначе он не был бы так нагл.

– Иди, иди, – повторил он, – и помни: плох тот "отпетый", кто, вступив в царский коридор, оглядывается назад.

Кажется, я это уже слышал – от Мэлори? от Степана? Он тоже был очень начитан... Впрочем, все равно. Не обязательно вычитать: все хорошо придуманное, хорошо сформулированное уже было когда-то и кем-то сказано, написано... все равно... думаем, что говорим свое, а повторяем наизусть чужое...

Я шел под волнующимися клыками по прогибающемуся полу. Что-то детское, подпрыгивающее было в этом проходе... (Когда-то в детстве я прыгал на батуте на пружинящей кровати. Вверх – вниз, вверх – вниз – меня подбросило, и я с силой бровью приложился об угол, нависший над кроватью опасным утесом.) Сейчас мне захотелось потрогать, попробовать, какие они – клыки, нависшие над царским коридором. Я подпрыгнул, протягивая руку вверх, но не допрыгнул, не дотянулся. Зато когда я приземлился, пол вспучился и клык опустился до самой моей вытянутой руки. Я сжал его. Он тоже был мягок... Вот когда меня зашвыряло на черных, словно резиновых, волнах, вверх – вниз, вверх – вниз. Я потерял равновесие и, бренча, словно самовар, брошенный под откос, покатился вниз? вверх? под ясные очи того, кого мечтал убить всю жизнь. Я сжимал меч, я старался не напороться на него. Я старался не потерять его... Меня выбросило, выдавило из царского коридора на твердые плиты зала... "Наверное, – подумал я, – я выгляжу смешно".

Я поднялся, сжимая меч. Я увидел расширенное от удивления око дракона. Оно было больше меня. Оно было огромно, и веки его чуть подрагивали и помаргивали.

"Он, действительно, стар, – подумал я, – он – стар и изумлен, он не успел собраться, он не ожидал такого... Он погиб".

И я дважды ударил дракона в сочленения шеи, гигантской шеи, словно бы уходящей, врастающей в землю. Я услышал не просто взрыв, я услышал, как разламывается планета, и потерял сознание.

Эпилог

Было холодно. Очень холодно. Я открыл глаза. Я увидел бледное небо и замерзающую землю. Я увидел прозрачное пламя костра, и очень скоро, боком-боком, подгребая клешнями, вынырнул Тарас. На его плоской полупрозрачной спине лежала вязанка хвороста. Сноровисто и ловко он швырнул ее в костер. Искры полетели к небу.

– Тарас, – тихо сказал я.

– Ага, – подтвердил он и пощелкал клешнями, – сейчас вся нечисть из пещер и коридорчиков на божий свет выползла, такие монстры ходят – мое почтение. От Джорджи, – Тарас развел клешнями, – к Джекки. И то... умирать, так всем вместе.

– Что случилось? – спросил я и попытался приподняться. Мне это не удалось. – Что произошло?

– Да то и произошло, – хмыкнул Тарас, – что в лабораториях сплошь халтурщики, бракоделы... Наверх тебя швырнуло – ай-ай-ай, – Тарас завращал буркалами, – я думал, цел не будешь. Ничто... Оклемался. В отличие от планеты.

– Я убил дракона, – тихо сказал я.

– Умница, – я услышал смех Тараса, я увидел, как трясется его приплюснутое тело, – ты планету убил. Планета-то и была драконом. Они срослись, слились, сцепились... Вот какое дело.

Я закрыл глаза. Остывающий шар, шар, когда-то теплокровный, живой, ныне мертвый... мертвый.

– Извержения часто бывают, – услышал я сквозь тьму голос Тараса, может, и оклемаемся. Агония длится долго. Будем надеяться.

Оглавление

Часть первая. "Отпетые"

Глава первая. Скандал в благородном семействе.................... 1

Глава вторая. Маму надо слушаться..............................10

Глава третья. "Сынок"........................................ 17

Глава четвертая. Человек со стеком ..................... .......30

Глава пятая. Карантин ........................................35

Глава шестая. У русалок ......................................41

Глава седьмая. Возвращение ... .................................52

Глава восьмая. Наталья Алексеевна и ее квартира.................60