Текст книги "Судьба драконов в послевоенной галактике"

Автор книги: Никита Елисеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Ну и прекрасно, – сказал я, – я для того только сюда и вползал, для того только из меня здесь...

Начальник школ похлопал меня по плечу:

– Джекки, ты не ерепенься: к старику – это значит в "вонючие". Другого-то пути нет! И Джорджи сгинул в "вонючих"...

– А, – я стукнул себя по лбу, – как же я не догадался, столько книг прочел, и каждый раз такая патетика, такой пафос – исчезновение, растворение.

– Да, да, – невесело посмеялся начальник школ, – ты подумай, Джекки... Когда ты по младости, по юности сюда сорвался – это одно, а нынче-то совсем другое.

– Что вы хотите мне сказать? – я остановился у двери кафе. – Что вы мне предложить хотите? Мне скоро экзамен сдавать...

– Дракон для рыцаря? – быстро спросил начальник школ.

– Да, – ответил я, – именно так... Язык, нравы, обычаи...

– Счастье еще, – улыбнулся начальник школ, – что такие, как ты, Джекки, идут в "отпетые": кого посылать к дракону для рыцаря? Не этих же... бандитов...

Я поморщился. Мне не нравилось, когда при мне ругали "отпетых".

– Они не виноваты, – сказал я, – это все – дракон. Если бы не он...

– Это конечно, – кивнул начальник школ, – конечно и разумеется. Но предложить я тебе вот что хотел – не пошел бы ты поработать немного сержантом в карантине?

– Ой нет, – засмеялся я. – только не это...

– Гляди, – покачал головой начальник школ, – гляди... Мне бы очень хотелось, чтобы ты стал после меня начальником школ. Дракон начальников школ не любит.

– Или любит? – уточнил я.

Из кафе вышел Куродо, небрежно отдал честь начальнику школ, мне бросил:

– Джекки, ты скажи Жанне, чтобы она перестала цепляться – не помыт пол, не помыт пол: я кто – поломой или "отпетый"?

Я покраснел:

– Сам и скажи...

Куродо сопнул носом:

– Виноват, у вас, я вижу, беседа.

Начальник школ проводил взглядом Куродо и сказал:

– Так вот, я хотел бы, чтобы вы поработали сержантом в карантине, я хотел бы, чтобы поменьше совсем уж зверского... вы понимаете? – (я промолчал), – я хотел бы, чтобы вы меня заменили. Это очень важно. Сейчас, когда старик стареет...

– А я хотел бы, – прервал я, – убить старика, и тогда сами собой исчезнут все проблемы с школами и карантинами, озверением людей, их превращением в скотов, в убийц.

– Глядите, – вздохнул начальник школ, – глядите.

Он махнул рукой.

Я спросил:

– Вы только за этим сюда приехали?

– Да, – ответил он, повернулся и пошел прочь. Я глядел ему вслед и изумлялся тому, как здорово он сдал, как он поста...

_____________________________________________________________

Главное было выучить язык. Остально шло как по маслу. Рыцарь и должен быть немножко чурбаком. К тому же я был уже седьмым, кого зашвыривали на эту планету.

Координатор молча выслушивал все доводы.

– Какого черта, – волновался Эрик, – ни хрена с их психикой не будет подумаешь, цацы какие, взрывов они не видали и огнеметов испужаются. Да на некоторых планетах драконов не видели. Мало ли кто чего не видел? приноравливаться? Ребят из-за этого губить? Пускай привыкают. Привыкли к драконам – к огнемету еще быстрее привыкнут...

День спустя я стоял в тяжеленном рыцарском облачении посреди залы и слушал, что говорят обо мне советники короля, и смотрел на каменные худые колонны, поддерживающие высокие своды.

Колонны казались окаменевшим лесом, вздрогнувшим от волчьего воя и застывшим в сером камне навеки...

Потом я кое-как отговорил на ломаном языке, советники разошлись – и король легко-легко, по-мальчишески сбежал, слетел, спрыгнул с трона, бесшумно и молниеносно пронесся по залу, давая диковинные кругаля вокруг колонн и наконец остановился подле меня.

– Дорогой мой, золотой и серебряный, – обратился он ко мне, – ну просто невозможно! Рубишь головы, а они все равно подслушивают. Я знаю, что они ничего не поймут, но – сам факт!

Я не сразу понял, что король обращается ко мне на моем языке, а когда понял, то попросил, чтобы он говорил на местном наречии.

– Ах, понимаю, понимаю, – замахал руками король, – языковая практика, но мне так легче, уверяю вас, – ну что, какое принято решение? Там, – король глазами повел к потолку, – наверху?

Я был сбит с толку, огорошен... Почему меня не предупредили, что король, так сказать, в курсе?..

Видя мое изумление, король невесело усмехнулся:

– Ну, все это – секрет Полишинеля. Один, второй, третий – еще возможно скрыть, но шестеро!..

Я молчал, и король прошел обратно к трону, уселся.

Он расположился на троне так по-простецки, словно это был не трон, а садовая скамеечка...

– Дорогой мой, золотой и серебряный, – повторил король печально, – с вашим предшественником мы все обговорили, он был значительно способнее, чем вы. О, нет, – король прижал руки к груди, – нет! К языкам, только к языкам во всем остальном не мне судить.

Я снял нагрудник, достал из него передатчик и стал настраиваться на волну Конторы.

– Что, – забеспокоился король, – кого вы собираетесь предупреждать и о чем? Я умоляю вас – только не взрывы, я тогда народ не утихомирю вовек. Только мечом, только... Ничего сверхъестественного, молю вас, у меня и так маг, колдун и смутьян в каждом втором селе, а тут еще взрывы.

Я наконец набрел на позывные Конторы.

– Кто? – поинтересовались, как обычно.

Я попросил вызвать ответственного за операцию Жака.

Жак появился не сразу, и каменная зала покуда полнилась шорохами и потрескиванием черной светящейся острыми колющими иглами тьмы.

– Мм, – услышал я из передатчика, – Эрик?

– Джек, – поправил я его.

– Джек, – поразился Жак, – что так скоро? И сразу в бой?.. Как погода?

– Погода, – озлился я, – прекрасная. Солнышко светит не то, что в наших норах – лампы, в бой завтра, но мне вот что интересно: ты знаешь, что король все знает?

– Король? – снова изумился Жак. – А там что, король? Вот так, так, так. Я и не знал.

– А ну вас, конторских... Что вы вообще знаете... Завтра хоть не спи, жди приема.

– Вас много, – обиделся Жак, – а я один. Всех не упомнишь; если бы мне ноги не отгрызли, я бы тоже летал и гавкал, как ты сейчас. Ну, знает и знает, подумаешь – проблема. Нашел из-за чего космос буровить. Пока.

– Отбой, – сказал я, отключил передатчик, вложил его в нагрудник и стал приторачивать нагрудник к латам.

– Вам помочь? – обратился ко мне король. Казалось, он был несколько напуган тем, что знает мой язык.

– Да, если можно, – согласился я.

Король довольно ловко затянул ремешки и сказал:

– Теперь еще одно. Вам предстоит встреча с девушкой, которую завтра поведут к дракону...

(Мэлори, Мэлори, Мэ...) Я кивнул:

– Понимаю...

– Я вас прошу: никаких Кэт-Кэт-Кэт, – король завертел руками в воздухе, – никаких пополз... понимаете? новений.

– За кого вы меня принимаете? – возмутился я и тут же подумал, что получается нехорошо, если предшествующие шесть...

– О господи, – король присел на ступеньки, ведущие к трону, и пригорюнился, – я понимаю – это выглядит оскорбительно для вас, но тут такое дело, – король посмотрел на меня, – это – моя дочь...

– Какая разница, – ответил я довольно грубо.

Король пальцем поковырял ступеньку:

– Разница, – он усмехнулся, – я просто удивляюсь, как дракон ее выбрал. Честно говоря, я надеялся, что все обойдется, мало ли честных, хороших, девственных, – король поднял голову, – как-то принято, чтобы дракон выбирал хороших, честных, девственных...

– Любовь зла, – несколько ошарашенно произнес я.

– Да, да, – король в прострации потер подбородок, снял корону, положил ее рядом с собой на ступень, – это вы верно заметили, но я не думал, что до такой степени... зла. Понимаете, ведь моя дочь попросту говоря... – король подбирал слово, а после, решившись, выговорил, – бладь.

– Блядь, – поправил я.

– Да, да, – горестно подтвердил король, – я знаю, что у вас есть масса других... синонимов: куртизанка, гетера, проститутка, гулящая, но... мне более всего понравилсь это.

– Может, блудница? – осторожно предположил я, а про себя подумал, что пора бы свертывать эту тему.

– О, – вздохнул король, – если бы...

Я молчал. Чем я мог помочь королю в его отцовском горе?

Глядя в пол, король забубнил свое:

– И главное! Ведь как требует!..Три села огнем сжег... Волнуется. Прежде таких волнений никогда не было.

Я вспомнил, что у Мэлори я был не первый (хотя она была моей первой), вспомнил, как это меня мучило, и, присев к королю чуть ближе, на ступеньку пониже (а над нами высился пустой трон, хороший стул с резной деревянной спинкой), я объяснил:

– Вы знаете, доступность привлекает и возбуждает так же, как и недоступность, а иной раз еще и больше.

Король хмыкнул:

– Это, конечно, утешает, но, – и тут король стал почти грозен, – у нас обычай: рыцарь ночует с девушкой в одном зале... так вот я...

– А, – радостно выкрикнул я, – так вот в чем дело!.. но если для вас это важно, я обещаю держаться, чего бы мне это не стоило... Хотя, наверное, все-таки лучше я, чем...

Король вжал голову в плечи. Какое там "грозен", какое там "почти"...

– Я прошу вас... – почти прошептал он, – мало мне дракона.

...И мы вошли в малую залу замка. Я увидел две узкие, застеленные очень белым кровати, стоявшие одна – у одной стены, другая – у другой... И еще я увидел два узких стрельчатых окна и в них – звездное небо, еще факелы, освещавшие зал. Они торчали из серых шершавых стен, точно мощные ветви, на которых распустились трепетные, истаивающие в воздухе и вновь вырастающие из ветвей цветы... и еще, еще, еще – я увидел – Мэлори... она сидела на кровати, постланной для нее. Она улыбалась мне. Что на ней было? Белый какой-то балахон, такой, какой Мэлори отродясь не носила... Он был перехвачен на поясе золоченой витой веревкой, а белые волосы, длинные, прямые волосы Мэлори... она засмеялась и заговорила со своим отцом. Она говорила на местном наречии, на одном из местных наречий – его я вовсе не знал, или наоборот? знал, но позабыл... Вылетело все, высвистело все из головы, едва лишь я увидел Мэлори, мою Мэлори.

(Как это могло случиться? Собственно, как, по каким образцам ее выполнили в орфеануме? И почему они совпали – эта королевская дочь, обреченная закланию, и та, обреченная дракону с самого своего рождения? Рождения?)

Я стал снимать латы, развязал ремни на поножах, присел на кровать напротив Мэлори – Мэлори – Мэ...

(Вот так – прямо напротив друг друга... и она так же смеется, как и Мэлори тогда, и так же заговаривает со мной, и так же бьет меня по руке... Все это было, было, но мне нипочем не вспомнить тот язык, на котором обращается ко мне Мэлори. И еще не было тогда изумленно смотрящего то на меня, то на нее человека – пожилого, но не слишком, в длиннющей горностаевой мантии, прихватившего свою корону по-простецки, под мышку... И Мэлори, эта далекая, не та, а эта Мэлори обходится со мной так, точно давным-давно со мной знакома. Но нужно вспомнить местное наречие... Я же учил... Учил и хорошо сдал экзамены... Так, так... Король смотрит на нас, точно хочет сказать: "А... так вы – знакомы?" – или он хочет крикнуть: "Стража!"? Вот что я понимаю сразу, сразу же... Это то же, то же самое, что и тогда у полуразрушенной стены орфеанума: я и Мэлори, только сверху одели вот этот замок, эти окна с небом, исколотым звездами, и поставили рядом удивленного короля... и еще одели другой язык, а так... Все было то же, то же самое...)

– Мэлори, – громко сказал я, и в ту же секунду я начал понимать... Мэлори? Мэлори?

Она закатилась смехом, таким замечательным смехом... редко кто так смеется. Мало кто хорошо, заразительно смеется; улыбаются все хорошо, а смеяться... Люди или выдавливают из себя смешок, или гогочут отвратительно, бочкообразно, или хихикают, мерзко растягивая губы, словно боясь разорвать их широкой улыбкой. Словом, хорошо смеяться могут немногие.

– Па, – Мэлори тронула короля за рукав мантии, – па, он совсем тронутый. Мэлори какую-то зовет и глазами хлопает, как филин, ты его откуда выкопал?

– Я обратился к вам, – вежливо сказал я, – я почему-то решил, что вас зовут Мэлори...

– Ни фига подобного, – она затрясла своими длинными, длииинными волосами, – какая я тебе Мэлори? Я – Кэтрин. Кэт. Катюша, Катерина.

Я смотрел во все глаза на Кэтрин – Кэт – Катюшу, я вбирал всю ее, зрением ощупывал то, что скоро (а я это знал) буду ласкать руками.

– Очень приятно, – я привстал и поклонился, – Джек.

– Па, – Кэтрин посмотрела на короля, – и ты что думаешь?.. ты погляди он совсем дернутый. Ты стоишь – он сидит, нет бы титул назвать, а он – йек, – передразнила она мой выговор, – а ты меня нивесть в чем подозреваешь, чтобы я с этам?..Фу, фу... – принцесса замахала руками.

– Да, – подтвердил король, – я знаю, у тебя вкусы другие, но мне показалось...

– Да это бред, что тебе показалось, – быстро перебила его Кэт, – откуда мне его знать, треснутого – дернутого – малохольного...

– Да я-то, – усмехнулся король, – точно знаю, что прежде познакомиться ты с ним не могла...

– Ну и? – оборвала свой вопрос принцесаа.

Король резко нахлобучил себе на голову корону ("больно, наверное", подумал я), повернулся и вышел.

– Во дурак, – сказала Кэт, и я поразился тому, как я здорово ее стал понимать, – обезьяна старая, ходит и смотрит, смотрит и ходит...

Она шмыгнула носом, развязала пояс...

Я аккуратно сложил латы в углу и вежливо предупредил:

– Принцесса, я чту местные обычаи, но не искушайте меня.

(Куда все делось? Куда все исчезло? Никакая не Мэлори, а просто наглая девка, развратная сука... Они и внешне-то непохожи...)

– Ты чего? – удивилась принцесса, – папу боишься? Да он и не сунется, я ему один раз такой скандалец закатила, он с той поры зарекся мне мешать получать удовольствие. Чего ради они меня с мамой в этот мир выпихнули? Чтобы меня дракон – мня-мня-мня? Выпихнули в мир – ну и получайте...

Принцесса поднялась, легко сдернула с себя балахон, потом опустилась на четвереньки и сказала:

– Ты чего? За это дело, конечно, сжигают, но кто узнает? Завтра нас все равно дракоша слапает, слопает, сцапает...

– Ну, – я снял рубаху, – это мы еще поглядим, кто кого сцапает.

Принцесса взвизгнула и кинулась на кровать.

Я сначала не понял, в чем дело, а после сообразил: плитки... не человеческая кожа, а плитки, сходящие на нет к животу, но прикрывающие грудь лучше любого панциря.

Странно, но этот заполошный взвизг подхлестнул меня, разбередил во мне желание.

Принцесса сжалась, съежилась в комочек на кровати.

Я подошел к ней и взял за плечи.

– Ва-ва, – услышал я ее голос, – ничего себе, кавалера подсунули, где тебя откопали? Из какого болота ты выполз?

Я усмехнулся:

– Сразу и из болота... скажешь...

Принцесса немного успокоилась, протянула руку и потрогала пластины.

– А они, наверное, царапаются, да?

– Наверное, нет, – ответил я, целуя ее руку от плеча до локтя, губами и языком пробуя гладкость кожи.

–

...Принцесса зевнула и отодвинулась:

– Мужик как мужик, даром что пластинки зеленые...

Я все еще обнимал ее и все еще думал, все еще чувствовал, что это Мэлори, Мэлори, а замок, острые, узкие окна, ночь, исколотая звездами, шипение факелов и их тугой смоляной запах, все это – наваждение, морок...

– Джекки? Рыцарь, рыцарь, – Кэт затормошила меня, – ты что, уснул, а?

– Нет, – я провел по лбу рукой, – нет, я не уснул...Я...

Я не мог сказать Кэт, что некоторое время я полагал, что передо мной Мэлори, Мэлори, и потому я ждал, когда заговорит Мэлори, и не понимал ни слова из того, что говорила Кэт.

– Ты... ты, – передразнила меня Кэт, – послушай лучше, что я тебе скажу.

Я все еще с трудом понимал Кэт, потому приподнялся на локте и сказал:

– Говори...

– Говорю, – хмыкнула Кэт. – Этот зеленый, прежде чем съесть, когтем или что у него там? – ковыряется в неприличном, так вот ты, – принцесса уперлась в меня пальцем, – прежде чем зеленый это не сделает, оружием не бряцай... Потерпи...

Я приоткрыл рот:

– Но он ведь... убьет...

– Убьет, – согласилась принцесса, – но прежде хоть удовольствие получу настоящее, а не эту... щекотку...

– И потом, – меня интересовала технология, – в какой именно момент выскакивать? В какой – бряцать оружием?.. Мне даже легче в таком случае убить дракона, чем спасти вас...

– О! – обрадовалась принцесса, – так и отлично! Получится... это... спасительница наших девушек, жертва, принесенная другим... Погибла сама, чтобы другие могли жить спокойно и счастливо, рыцарь, – принцесса паясничала, – сделаем, а?

Я перебрался на свою кровать. Улегся, уставился в высокий потолок. Он был так высок, что, казалось, под ним вполне могли поместиться ангелы и птицы.

"Мэлори, – подумал я, закрывая глаза, – конечно, Мэлори, – и не удивился этой мысли: когда летаешь на другие планеты, привыкаешь не удивляться, – вот так же Мэлори смеялась и, казалось, думать не думала о предстоящем у разваленной стены орфеанума... И еще там пахла трава..."

– Вставайте, рыцарь, вставайте, – меня трясут за плечо, и я открываю глаза.

Кэтрин – Кэт – Мэлори стояла в белом подвенечном платое – красивая, гордая, неприступная, с небольшой короной на голове.

Холод. Царственность. Девственность. Невинность.

Мэлори... "Постой, царевич, наконец..." Вот так она читала? Нет, не так, там было и лукавство, и хитрость, а здесь?..

– Я выйду, – сказала принцесса, – а вы помогите рыцарю облачиться в доспехи.

Четверо здоровенных мужиков и король склонили головы.

Принцесса вышла из зала. Было зябко, как бывает зябко ранними утрами... Два узких высоких окна сияли ослепительно белым светом.

Я встал, прикрываясь простыней, и поклонился королю:

– Ваше величество, я оденусь сам. Благодарю вас, но помощь мне не требуется.

Король уселся на кровать напротив, поглядел с печалью мудрого всевидящего отца. Четыре здоровенных мужика стояли наготове, чуть напружив руки, словно не облачать меня в латы собрались, а вздергивать на дыбу.

Я решил не ждать окончательного королевского слова и принялся одеваться сам.

Когда я натянул фуфайку, король с упреком сказал:

– Я ведь вас просил...

Я промолчал. Мне было не до королевских просьб... и даже не до Мэлори, и уж тем более не до Кэт.

Мне становилось страшно. Страх накатывал душной темной волной..."Ведь убьет. Просто... убьет... был – и нету тебя. Дракон для рыцаря – таких и тренажеров-то нет. Так только... на экранах... порадовались, побаловались. Вот это место – затылок и шея – вот туда и врезать копьем. Его парализует. Сволочи, – внезапно разозлился я, – они об этих дикарях думают... А обо мне... Их уберегаю от шока, ах, у них "баланс" нарушится, ах... ах... такой надлом психики, а то, что у меня может быть надлом хребта с разрывом кожного покрова и кишок – это им – тьфу!.."

Король повторил:

– Я ведь вас просил... А вы... Я вот думаю... все равно дракон вас съест, так, может, сразу?

Я посмотрел на четырех здоровенных мужиков и сразу успокоился.

Я даже рассмеялся. Король, видимо, прикинул все возможные последствия такого шага и тоже рассмеялся.

Четверо мужиков смущенно улыбались.

Король хлопнул в ладоши.

– Пажи! Помогите рыцарю затянуть ремни на латах.

Я хотел было уверить короля, что в этом нет никакой необходимости, но пажи с внешностью настоящих молотобойцев взялись за дело столь ретиво и умело, нежно, сильно и ненавязчиво, что я не стал возражать.

Король опять хлопнул в ладоши:

– Кончено!

Пажи, пятясь, вышли и притворили за собой дверь.

Король критически осмотрел меня:

– Ммм.

Это было совершенно непонятное "ммм", и бог знает, что оно означало.

Узкие высокие окна, казалось, были вырезаны из белой блестящей бумаги. Лучи солнца нитевидно и мощно, застывшим потоком вонзались в пол возле моих и королевских ног.

Дверь скрипнула. В зал заглянула принцесса.

– Папа, – просто сказала она, – долго мы будем ждать?

Король ответил через плечо, не поворачиваясь:

– Как только затявкает, так мы сразу и поедем...

– Ох, – расстроилась (или сделала вид, что расстроилась) принцесса, так он, может быть, вообще не затявкает – нам что в этом случае делать?

И стыдная, малодушная радость теплой волной чаемого уюта, покоя захлестнула меня...

"Неужели? – подумал я с постыдной надеждой. – А вдруг?.. Вдруг... не затявкает? и мы – позавтракаем, как люди, пообедаем... поживем... Целый день мне будет подарен... А может быть, и то... Может быть, просто сдохнет, такие случаи бывали – Куродо мне рассказывал. Дракон издыхает сам... Только честный отчет в Контору...

Тут-то и раздался рев, будто я своими мыслями, мечтами раздразнил, разозлил невидимого мне, далекого...

– Пожалуйста, – удовлетворенно сказала принцесса, когда рев затих, требует даму, а у нас еще не оседланы...

– Оседлаем, – горестно вздохнул король.

–"Мэлори, – подумал я, – Мэлори".

Дорога вилась серпантином вдоль горы, потом спускалась в долину. День обещал быть жарким.

Там, где дорога стала пошире, принцесса попридержала коня и поехала рядом со мной.

– Значит, как договорились? – спросила она.

Я разозлился:

– Как получится.

– Но вы будете стараться?

– Буду, – буркнул я, – но жизнь я вам в таком случае не гарантирую.

– А и не надо, – чуть ли не весело выкрикнула принцесса, – потому что разве это жизнь? Это дрема, скука, а никакая не жизнь. Я, если хотите знать, даже благодарна дракону, он придает остроты нашим пресным будням, принцесса засмеялась и натянула поводья. – Поэт! – закричала принцесса. Глядите! Поэт! Поэт!

По дороге навстречу кавалькаде шел странный человек. Он был встрепан, взъерошен, одет в какой-то красно-синий линялый плащ, кроме того, он размахивал руками и вопил нечто совершенно невообразимое.

Принцесса закусила губу:

– Очень плохая примета, – сказала она, – хуже быть не может. Если бы он молчал или пел, другое дело, а он... Вопит...

Я придержал коня. Конь недовольно раздул розовые лунки ноздрей, фыркнул, топнул копытом, но остановился. Кавалькада за моей спиной остановилась тоже... К нам подъехал король. Я несколько успокоился, не так нервничал, и теперь просто жалел короля. "Дочка-шлюха – само по себе неприятно, дочка-шлюха, которую съест дракон, – неприятно вдвойне..."

– Поэт, – объяснил мне король, плетью указывая на вопящего человека.

– Я знаю, – вежливо ответил я, – мне уже объяснили.

Я смотрел вверх, в небо, и видел, как чуть ниже неба, в пустом распахнутом вширь и настежь воздухе, ныряет, то складывая крылья, то вновь раскрывая, какая-то серая птица.

– Бил уток влет, – орал Поэт,

– но попадал в людей, тогда, – он набрал полные легкие воздуха и завопил так, что я еле удержал коня:

– стал бить в людей

и попадаю в уток!

– Это что, – осторожно спросил я у короля, – стихи?

Король то ли не успел ответить, то ли почел за лучшее не отвечать; тем временем Поэт попритих и забормотал:

– Свободное падение плавно переходит

В вынужденный полет. Вынужденный

полет плавно переходит в свободное

падение. Свободное падение плавно переходит в вынужденный полет.

Вынужденный полет...

Поэт уставился на меня и вдруг завопил отчаянно истошно:

– И так продолжается до тех пор, покуда!.. покуда!.. покуда!..

Поэт отскочил в сторону, и лошади, будто подстегнутые его криком, рванули вперед, так что я не расслышал выкрикнутых Поэтом последних слов его дикого стихотворения. Грохот копыт потопил, затопил одинокий визжащий диким фальцетом человеческий голос. Впрочем, спустя некоторое время я не услышал даже, а будто бы прочел спокойные слова финала. Они словно впечатались в широкий, счастливо дышащий, распахнутый, как дверь из тюрьмы на волю, небосвод:

– Покуда не случается мягкая

посадка или

– столкновение с землей, тогда-то

и выяснится, что это было?

Свободное падение или вынужденный полет.

В конце-то концов.

А потом мы задержали коней у пещеры. Мы натянули поводья, и кони встали, роя копытами землю.

Мне нужно было переговорить с Жаком, и потому я сказал королю:

– Ваше величество, прикажите вашей свите удалиться... Для настоящего убийства, как и для настоящей любви, – не нужна толпа; толпа нужна для казни или для изнасилования...

– Папа, – недовольно сказала принцесса, – ну тебя же просят!

Король дернул щекой, поворотил коня и резко, царственно махнул свите, мол, проваливайте! дескать, вон! Вон!

Принцесса проводила взглядом умчавшуюся кавалькаду (это облако пыли, пронизанное лучами солнца и затихающим грохотом копыт), поглядела на меня, снимающего нагрудник, и заметила:

– Папочка очень зол... Я и не знала, что он это так воспримет.

– Что это? – переспросил я, настраивая датчик.

– Ну, что мы с тобой переспали...

– Аа... – я на удивление скоро нашел Контору. Рокотание, шип, стозмейный, отвратительный, становились все ближе, все явственнее – и я одновременно слышал болтовню принцессы, шип дракона, потрескивание космических пустот и развеселый голос Жака. Мне было трудно сосредоточиться, и потому, наверное, я был так груб с той, другим, третьими и четвертым.

– Жоан! – радостно вопросил Жак.

– Джек, – рассердился я, – когда ты разбираться начнешь?

– Ах, Джек. – недовольно протянул Жак и тут же добавил: – Много вас...

Принцесса наблюдала за моими манипуляциями с интересом, но без страха.

– Папочка, – сказала она, – тебя, наверное, прикончит, ты ему не понравился.

– Заткнись, – сказал я принцессе по-нашему и испугался, что она не поймет, зато поймет Жак.

Принцесса поняла интонацию и обиженно замолчала.

– Ты чего? – поразился Жак.

– Извини, – сказал я, – я не с тобой. Просто я уже у пещеры...

– Быстро, – Жак покашлял, – я вношу в реестр... Ставлю галочку. Удачи...

Он дал отбой.

Я приторочил нагрудник и подумал: "Ну до чего же конторские – хамы. "Галочку" он поставил! Чтоб потом сто раз не справляться... был да сплыл. Осталась галочка. Можно посылать нового".

Покуда я приторачивал нагрудник, принцесса раздевалась. Делала она это с истинным удовольствием.

Дракон полз откуда-то издали, чуть ли не из "сердца" планеты, и в его невидимом, но слышном ходе тоже читалось сдерживаемое, предвкушаемое наслаждение.

Принцесса стояла голая и счастливо щурилась на солнце.

"Хороша", – хотел сказать я и не успел, ибо...

Из норы высунулась огромная драконья харя с таким видом, словно хотела спросить: "А что это вы тут поделываете, добрые люди?"

Принцесса чуть отступила на шаг, прикрылась лодочкой ладони и позвала:

– Иди, иди сюда, лапонька, ну же, ну же...

Дракон выкарабкался весь. Бугристый, крокодилистый – он напоминал ожившую гору, вздумавшую притвориться ящерицей.

Для начала дракон ахнул хвостом, и я едва успел отскочить и вытащить меч.

– Рыцарь, – чуть не взвизгнула принцесса, – мы договаривались!

Змеиный раздвоенный язык выстрелил из пасти дракона.

Я чуть не выронил меч. Я все это видел, видел на экране – в день окончания карантина.

Только Мэлори, моя Мэлори не выла в предсмертной последней муке, а запрокинув голвоу, стонала в унизительном наслаждении. Я увидел, как глаза дракона налились кровью, как весь он, от когтей на корявых растопыренных лапах до острого гребня вдоль мощного хребта, напрягся, выгнулся...

Принцесса взмахнула руками.

– Аах, – этот вздох сдернул меня с места, и вовремя сдернул: еще секунда, и Кэт была бы разорвана – снизу доверху.

Меч вонзился в то самое место, какое мне столько раз снилось – меж шеей и затылком.

Но дракон не погиб, он зашипел, роя лапами землю, исходя пеной.

Он был полупарализован. Я пригвоздил его к земле, как прикалывают бабочку в альбом энтомолога...Она трепыхается так же нелепо и беспомощно.

– Не убивай, – выкрикнула принцесса.

Она лежала на земле, опрокинутая навзничь.

Две наших лошади, привычные ко многому, невозмутимо пощипывали травку чуть поодаль.

– И то верно, – сказал я, – а ну-ка в сумке, притороченной к седлу, обнаружь-ка клещи.

– Клещи? – принцесса отползла по земле прочь от места, где хрипел дракон, пригвожденный, пришпиленный моим мечом, как пришпиливают бабочек... ну, и вы знаете.

– Клещи, Кэт, клещи, – подтвердил я, – и поживее. В противном случае я проколю, продавлю ему кожу, а его смерть не входит в мои... кажется, и в ваши планы...

Принцесса вскрикнула, вскочила на ноги и уже через мгновение распутывала сумку.

"Она меня спасла, – думал я, то налегая всем телом на меч, то ослабляя нажим, – если бы я полез защищать ее честь, этот зеленый гад разнес бы меня с моим допотопным вооружением по кусочкам по всем близлежащим полям и долам, горам и низинам..."

Принцесса протянула мне блистающие на солнце серебряные огромные клещи.

– Вот, – сказала она, – вот клещи.

Сейчас она походила на перепуганную, перемазанную в грязи и крови несчастную голую униженную девчонку. Клещи были царственнее, королевственнее ее. Клещи больше походили на голую принцессу, чем она на самое себя.

Я налег на рукоять меча грудью, освободил обе руки...

Дракон чуть вздрагивал, точно интеллигентный человек, сдерживающий рыдания.

"Она спасла меня, – думал я, – если бы я прикончил этого гада, я бы лег рядом с ним".

Я уже видел вдали цепь конников, наставивших копья.

"По мою душу, – подумал я, – или... по мое тело..."

Я примерился, изогнулся и вцепился клещами в изогнутый драконов клык.

("Значит, так, – объясняли нам еще в карантине, – если уж не кокнули дракона для рыцаря, если пришпилили бедняжку, то, главное, – выдрать клык... Семь потов сойдет, но...)

Я расшатывал, тянул... Дракон, обессиленный болью, уже не корябал землю лапами, только выл. И вой его вонзался в широкое пустое небо.

Принцесса стояла поодаль, тряслась от страха, от жалости – почем я знаю?

– Ну что ты стоишь? Что стоишь? Хоть помоги, возьмись за ручки и тяни вниз. Я же придавлю, проколю... Ну же!

Принцессу трясло; ладошкой, испачканной в земле, она утирала слезы и размазывала по лицу грязь.

Я увидел снова, какая она – маленькая еще девчушка, но не пожалел ее... Я ругнулся:

– Тяни, тяни же! Человеческим языком тебе говорю...

Принцесса сквозь всхлипы спросила:

– Это ты что, творишь заклинания? Да? Ты колдун?

Только тогда я понял, что говорил и ругался на незнакомом для нее языке. Я стал подбирать слова, мучительно припоминать все, что знал, все, что учил, но... о, удивленье! – я прекрасно понимал все то, что она говорила мне, но сам не мог выговорить ни слова.

Дракон уже и не выл – хрипел. Красноватые глазки его начали подергиваться белесой птичьей пленкой.

"Кончается, – подумал я, – финал... И мне – финал... Если верить принцессе. А почему бы ей и не поверить?"

Поэт появился совершенно неожиданно. Он вдруг возник рядом с принцессой, словно вынырнул из-под земли, и сообщил, вытянув руку вперед:

Эклога на смерть великана

Великан был велик,

а карлик – мал,

великан был добр, а карлик – зол,

великан был силен,

а карлик – слаб,

великан был убит,

а карлик – убийцей,

великан...

Покуда Поэт дундел свое, декламировал свою эклогу, бесконечную, как коридор подземелья, я все вспоминал, вспоминал и на "...был мал" – вспомнил.