Текст книги "Последняя ночь майора Виноградова"

Автор книги: Никита Филатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Вот тут-то бедняга и сломался – окончательно и бесповоротно:

«– Хорошо… Насчет той истории я готов признаться.

– Под запись?

– Как будет угодно. Но могу я быть уверен, что сегодняшняя… неприятная ситуация… нигде и никогда…

– Вот ваши документы. Лежат на столе, задержание не фиксировалось. Как договоримся. Даже видеосъемку сделаем на отдельную кассету, без привязки к месту.

– Придется положиться на вашу порядочность.

– Теперь насчет денег…»

Господи, какое мерзкое понимание засветилось тогда в его глазах:

«– Я должен вам денег заплатить? Что же вы сразу не сказали?! Сколько?

– Не мне. Тем, у кого брали.

– Ах, бросьте! Допустим… Говорите, тридцать тысяч?

– Разве нет?

– Допустим…

– Вы ведь эту сумму должны?

– Многовато. Хотя, конечно… Оригинально задумано. И выполнено блестяще! Поздравляю! Передайте тем, кто вас послал, я согласен. Готов заплатить.

– Звать оператора?

– Зачем? Я же согласен!

– На всякий случай.

– Страхуетесь? Что же, логично. Зовите! Да, вот еще… Там валюта в конверте – ее ведь тоже не фиксировали?

– Да.

– Вы ее заберете?

– Не знаю…

– Бросьте! Знаю ведь, что заберете. Только уговор – не себе, ладно? Пусть это пойдет в зачет долга!

– Как хотите. Я, собственно, не планировал, но… Вася! Иди сюда, Михалков ты наш, Кончаловский… Кино надо снять.

– А штаны? Одеться позвольте?

– Естественно! Кто же раньше не давал? Хотя вот уже товарищ оператор подошел… Да ладно, не волнуйтесь! Он только до пояса захватит».

«Да он же меня просто за шантажиста принял, – подумал Виноградов. – И решил заплатить… А почему? Ага! Ни центика он больше не отдаст. И запись эту долбаную можно спокойно свернуть в трубочку и засунуть себе в… короче, куда угодно можно эту запись засунуть – только показывать ее никому нельзя!»

Владимир Александрович метнулся к ближайшему телефону-автомату, рванул трубку. Не работает! Почти побежал обратно, через дорогу, отчаянно лавируя во встречном людском потоке.

Город реагировал на его суету с корректным петербургским равнодушием – только пьяная нищенка в дождевике да меланхоличный постовой на углу знаменитых проспектов ненадолго удержали Владимира Александровича в поле зрения.

Еще три телефона рядком – новомодные, полукнопочные… И естественно, без признаков жизни!

Наконец очередная трубка отозвалась приветливым гудением. Нервно, дважды сбиваясь и нажимая на рычаг отбоя, Виноградов набрал нужный номер: занято! Еще раз – опять занято!

– Мать их всех… Что делать-то?

К остановке привалился редкий в этот час троллейбус.

– Молодой человек, вы что, заснули? Заходить будете?

Незаметно для себя оказавшись в толпе жаждущих стать пассажирами, Владимир Александрович вмялся в пропахшую потом и слякотью утробу.

– Пробейте, пожалуйста!

– Выходите?

– Я сел только что.

– Пешком надо ходить в вашем-то возрасте…

– Выпущу я вас, не волнуйтесь!

Троллейбус тащился нехотя – усталый, разочарованный, со стоном открывая на остановках двери и тыкаясь в светофоры.

– Давай же, блин! – Последние метры до банка Виноградов преодолел строевой рысью. – Тихонин с Чайкиным здесь?

– Минут десять как уехали, – навешивая обратно цепочку, охранник чихнул и извинился. – Попрощались до завтра. А что?

* * *

– Значит, опять без работы?

– Да оба мы друг без друга остались: я без нее, она без меня. Накрылось представительство.

– Не жалеешь?

– Какой смысл? Красивое название – «Золотая плотина»! И все, ничего больше. Обидно, конечно, в профессиональном плане, только разворачиваться начал…

– Не переживай! Постой минуточку. – Собеседник Виноградова исчез в заполнившей все пространство до стойки мужской толчее и вскоре вернулся: – По последней?

– Давай. Чтоб не мешать…

Сегодня решили ограничиться пивом – по причинам, конечно, не финансовым, а скорее исходя из тревоги за собственное здоровье: водка в заведении была явно подвально-подпольного производства, коньяк источал аромат пригорелых покрышек, а до синтетических польских ликеров приятели не опускались даже в худшие периоды жизни…

Вообще, подвальчик был сугубо пролетарским – низкие цены, стаканы, среди которых могли, если повезет, попасться и относительно чистые, распластанные по вчерашним бутербродам трупы килек. Густая смесь матерщины и табачного дыма, половой – вечно пьяный и с явственным криминальным прошлым.

Туалет отсутствовал – желающие справляли нужду прямо в Фонтанку, что, впрочем, даже здесь считалось верхом экстравагантности, или, если сил не хватало даже на то, чтобы преодолеть дюжину метров до гранитного спуска, пристраивались прямо в прилегающей подворотне. Редкая интеллигенция отправлялась, в зависимости от политической и национальной ориентации, налево, в туалет патриотического театра, или направо, в Дом дружбы с зарубежными странами.

Как и во всех подобных заведениях, в шалманчике царил дух братства и суровой мужской приязни, изредка нарушавшийся недолгими и не слишком кровавыми драками.

– Это наша забытая молодость, Саныч, – объяснял Виноградову свое пристрастие к заведению собеседник. – Это, наверное, последний осколок России ерофеевской, довлатовской. Когда еще пивные бары были не на валюту – а для всех! Когда на ходу рюмочку да кусочек хлебца с рыбкой… И милиционеры без дубинок.

– Плоть ты от плоти народной! Припадаешь, значит, к истокам?

– Напрасно подкалываешь, Саныч! Я здесь душой отдыхаю, понял? Тут все по-честному…

Да уж, где виноградовский собеседник обитает постоянно – не расслабишься, не отдохнешь. Сожрут – и косточки не выплюнут! А здесь и в душу к тебе никто не полезет, и выворачиваться наизнанку мешать не будут. Ножом пырнут, но зла держать не станут.

– Сам туда лез! Забыл, что с высоты больнее падать?

– Забудешь, как же… Я ведь твоего клиента знал – того, из Центробанка.

– Догадываюсь.

– Объясни все-таки, почему ты так уверен, что он тогда врал? Насчет взятки тихонинской?

Пиво было хорошее, свежее, с плотной шапкой белой пены.

– «Чурбановский» вариант, в чистом виде.

– А-а-а…

Любой профессионал знает эту расхожую историю о первом допросе бывшего зятя Брежнева. Рассказывают, что Чурбанов буквально утопил в нагромождениях правдоподобного бреда и самооговоров слабенькие, с трудом и скрипом собранные следствием эпизоды. А впоследствии со спокойной душой заявил о запрещенных методах воздействия, применявшихся к нему при задержании, о том, что вынужден был подписывать все не читая. По идее, имелись основания для смены всей следственной бригады и возвращении дела из суда на доследование. Но это тогда! А при нынешней ситуации в правоохранительной системе можно было бы считать обвиняемого невинной жертвой после первой же прокурорской проверки.

– Но конкретно-то?

– Очень просто – я позвонил потом, проверил. Главное – мужик действительно больной, еле с инвалидности соскочил. Гипертоник, инфарктник – поздняя стадия. Постоянно на клофелине и прочих понижающих. Эффект, когда ампулку в водке растворяют, знаешь?

– Наслышан.

– Тут то же самое, только наоборот – ему стоило только пятьдесят граммов, стопочку принять и на тот свет, без пересадки. Капли в рот не брал!

– Бедняга.

– И потом… С десятого по двадцать пятое февраля он в больнице лежал, довольно далеко отсюда.

– Где?

– В горах. Есть такие горы – Швейцарские Альпы. Масса частных клиник, лучшие кардиологи…

– Неплохо! Кто скажет, что слуги народа у нас бедствуют?

– Тебе-то грех возмущаться.

– Тоже верно! Но это точно?

– Абсолютно. Поэтому и ухватился он так охотно за дату, которую я подсунул.

– Хитер мужик! А за что его все-таки забрали?

– Не знаю.

– А кто?

– Чекисты. Он сейчас в их изоляторе.

– Взятки?

– Да, говорят… И что-то там с незаконным вывозом валюты в Испанию. Его захватили дня через два-три после нашей встречи.

– Тебя не выложит?

– Вряд ли. Во-первых, он не знает, даже кто я и откуда. Во-вторых, и без сценки в борделе у парня забот достаточно, зачем еще в нестандартных половых пристрастиях расписываться? Проще знать, что кто-то с носом остался.

– Он думает, на зоне его не отыщут? Я, сам понимаешь, о бандитах, не только о ментах.

– И что? Что предъявят, пленку? Так ей грош цена, а то и меньше. Если запись у ребят в погонах, еще и лучше, лишний рассыпавшийся эпизод. А если по бандитскому варианту… Знаешь, я думаю, он догадался, кто все это затеял. В камере хорошо думается.

– Тихонин?

– Я до сих пор не уверен, брал он деньги или нет. Скорее всего, брал, но сумму меньшую, чем Боря с Василевича получил, да и попозже, уже после того как валюта «налево» покрутилась. А пацаны испугались, что отвечать придется, вот и решили подставить.

– И как ты думаешь, что теперь?

– Теперь? Всякое может случиться. Допустим, шепнет он через своего адвоката «михайловским», которые Василевича опекают, что их, бандитов, пара сопляков за нос водит… И что если вдруг попала к ним кассетка с некой записью, то вот это вот на ней – полная лажа, а этому вообще верить нельзя.

– И далее по «чурбановскому» варианту?

– Наверное. Только бандитам для правосудия ни прокурор, ни присяжные не требуются.

– А Тихонин-то с Чайкиным в курсе?

– Я обрисовал перспективу… когда увольнялся.

– Остаться не просили?

– Просили. Чайкин даже потом домой звонил, уверял, что не знал ничего до последнего. Предлагал отдельно, без Тихонина работать.

– Сдаст он его при первом же наезде.

– Это точно! – Виноградов наклонил стакан, и по мутноватому донышку лениво перекатились остатки пены. – Вот такие дела…

– Извини, Саныч, я же не знал, что они совсем говно! Думал, выручу тебя с работой.

– Да ладно, брось!

– Время такое… Страна, чтоб ее!

– Нет. Это мы такие.

Собеседник кивнул и подправил под курткой нагретый телесным теплом черный пластик служебного диктофона.

Апрель 1995 года.

Интерференция

…Если камень на камень кладет дурак,

Он не строит, о разрушает.

Ф. Кривин

Наблюдать отсюда было удобно – противоположный тротуар, движение в меру оживленное. Как раз то, что требуется, – и объект постоянно в поле зрения, и не настолько пустынно, чтобы машина могла привлечь внимание.

От места парковки получалось до входа метров тридцать, не более.

– Выезжать-то как будем, Егорыч?

Вперед не получалось – прямо в бампер уперся скошенный багажник невесть откуда взявшейся иномарки. Сзади, почти вплотную, притирался носатый «Москвич».

– Как-нибудь… Авось расползутся!

Виноградов, посмотрев на часы, кивнул: за оставшееся время соседи еще успеют смениться. Здесь, в некотором удалении от метро, обычно назначались короткие деловые встречи. Случайные парочки влюбленных тоже надолго не задерживались, предпочитая световое изобилие и всегдашнюю суматоху Невского.

– Егорыч, ты с какого года?

– С пятьдесят первого.

– Надо же. Я думал – моложе. Лет сорок. А за рулем?

– С армии. Считай, всю жизнь…

– Не надоело?

– А что я еще умею? Двадцать пять календарных системе отдал! И под зад ногой…

Водитель рассказывал привычно, не повышая голоса, – и только очень внимательный слушатель мог уловить в его интонациях отголоски незарубцевавшейся смертельной обиды:

– Пенсия – как у врага народа… Себе на литровку да внуку конфет купить. Старуха в драных трусах ходит.

– Егорыч, не гневи Бога! У половины Питера зарплата меньше, чем тебе начислено, да и ту еле-еле платят.

– Сами себе власть такую выбрали! Дерь-мо-кра-тия… Пусть теперь расхлебывают.

– Ладно. Чай будешь? – Виноградов нагнулся, достал термос и начал свинчивать крышку: пить не хотелось, но это представлялось куда более приятным, чем выслушивать в сотый раз одно и то же. Поразительно, но Егорыч был способен практически любой разговор свести к изложению своего политического кредо.

– Налей. И бутерброды… Доедать надо, не везти же домой.

Если не считать споров по двум весьма болезненным пунктикам – личной нищеты и трагических судеб России, – Виноградов с напарником ладил великолепно. И тот тоже, во всяком случае, замены не требовал.

– Но здесь хоть прилично получаем, согласись.

– Тоже как сказать… Можно и побольше.

– Да уж это конечно! Я в милиции, капитаном, последний оклад с разными накрутками около сотни в месяц получил…

– В долларах?

– Естественно! А сейчас мужиков встретил – и того меньше выходит, да и халтуры прижали.

– Бегут из ментовки?

– Нет вроде…

– Значит, кой-чего сверху имеют, не беспокойся!

– Вероятно, – не стал спорить Виноградов. – Хорошо, хоть стрельбы поменьше стало, разборок.

– А чего делить-то? Между собой бандюганы в основном договорились, с ребятами в погонах – тоже…

– В смысле? – Суждения Егорыча бывали подчас неожиданны и довольно метки.

– Преступность сама по себе, государство – само по себе. Доят страну, как корову. Раньше вымя друг у дружки вырывали, а теперь все по уму – одни со своего боку за соски дергают, другие со своего…

– Ну ты уж прямо!

– А что? Сейчас все эти милиции-полиции, журналисты… Все делают вид, что что-то делают, а сами – только на свой карман, суки! Игры играют.

– Егорыч, но есть же опера честные, не продажные…

– Есть! Кто спорит? А знаешь почему? Потому что их никто не покупает – невыгодно.

– Как это?

– Очень просто. Лучше сразу одного начальника Главка на корню купить, чем с десятью лейтенантами возиться. Дешевле выходит. И не так хлопотно…

Возразить Виноградову было нечего, оставалось слушать.

– Почему профи уходят? Из вашей системы, из нашей… Не из-за денег, хотя, конечно, и в них тоже дело. Просто настоящий мужик вхолостую, на ветер, зная, что все, что он наработал, заранее на корню продано, работать не может!

– А как же патриотизм элементарный, чувство долга?

– Что? Брось, Виноградов! Мы с тобой сейчас на кого работаем? Только честно?

Владимир Александрович представил себе физиономию шефа:

– На жуликов, видимо. Все они…

– Вот именно. А ребята в погонах? Они на кого? Чем эти ваши Ельцин с Грачевым лучше, чем наш хозяин? То же ворье и бандиты, только покрупнее да понахальнее!

– Хватит, Егорыч, перестань. Знаешь ведь, что не люблю я на эти темы.

– И еще неизвестно, кто России опаснее – Малышев с Кумариным или сволочь кремлевская. Понял?

– Все, хватит. Может, подеремся?

– Ладно. Закончили. Ого! Двенадцатый час.

– Скоро уже. Смотри! Опять.

Напротив, через улицу, на фоне мягко подсвеченных витражей притормозила асфальтово-серая «девятка».

– Номер тот же?

– Ага!

Как и в предыдущие вечера, первым из автомобиля вышел гориллообразный охранник. Хмуро обвел взглядом прилегающее пространство. Вслед за ним хлопнул дверцей очкарик с потрепанной спортивной сумкой через плечо: сумка было довольно туго набита чем-то достаточно тяжелым. Не осматриваясь, очкарик быстрыми шагами преодолел расстояние, отделявшее его от входа, и скрылся за распахнутой кем-то невидимым дверью.

Хмурый остался снаружи, развернувшись спиной к матово-зеркальным створкам и неоновой вывеске на английском – «ГОЛДЕН ДАЙК».

– Ресторан «Золотая плотина»… Егорыч, я тебе говорил, что хозяина знаю?

– Говорил.

– Чайкин такой… Некто Сергей Юрьевич! Работал когда-то на него.

– Я помню. Банк вроде такой был или что-то в этом роде?

– Что-то вроде.

– Зайди тогда, может, покормит на халяву, по старому знакомству?

– Дождешься от таких.

– Выходит!

Створки двери раздвинулись – беззвучно для наблюдающих, но не для охранника. Не оборачиваясь, он немного отодвинулся в сторону, пропуская обратно в машину своего напарника с сумкой. Только теперь сумка больше походила на сморщенный, побывавший в деле презерватив, липкою своей пустотой ерзая вдоль бедра очкастого.

«Девятка» стремительно оторвалась от тротуара.

– Я все же думаю, что это «левак».

– Вряд ли. Перед закрытием? Каждый вечер?

– Продукты неучтенные.

– Егорыч, сосиски так не возят. С такой охраной…

– Тогда наркотики. Или оружие.

– Или трупы младенцев, расчлененные. Для пересадки органов или изготовления котлеток.

– Тьфу! Каких котлеток?

– По-киевски. Или полтавских.

– Пошел бы ты… Как язык-то поворачивается?

– Ага, а ты почитай на ночь наши детективы современные – еще и не то в башку полезет.

– Стоп!

Оба замерли: из ресторана вышел объект наблюдения.

Женщина была красивой, холеной и неисправимо стандартной. Все как положено: ноги чуть ли не от плеча, длинные светлые волосы, острые грудки модного в этом сезоне размера. Платье, жакет, немыслимо элегантные туфельки – униформа богатой, действительно богатой, но еще не привыкшей к этому состоянию представительницы «новых русских».

– Время – двадцать три двадцать одна. Снимать будешь?

– Надо бы пару раз.

Егорыч потянулся к стеклу – на нем в смешной позе крепилась присосками плюшевая обезьянка-сувенир. Чуть вывернув ее широко распахнутые глаза-объективы в нужном направлении, напарник Виноградова нажал на упрятанную за плюшевым ухом кнопку:

– Готово!

– Поехали тогда.

Пришлось податься немного назад, потом медленно, не разгоняясь, пристроиться в хвост туристическому автобусу.

– Потерял ее, кажется.

– Нет, вон – правее! Рядом с ателье.

– Ага, вижу…

Было сыро и холодно, даже привычные ко всему трудящиеся старались побыстрее шмыгнуть из метро в общественный транспорт – что уж говорить об «объекте»! Дамочка, одетая скорее для уютного салона иномарки, чем для пеших прогулок по улице, неслась со скоростью, вполне сопоставимой с движением автомобильного потока.

Водитель был доволен – не приходилось насиловать двигатель на первой-второй передачах, от светофора к светофору катились нормально, как все. «Объект» сам нагонял наблюдателей на перекрестках, то и дело вырываясь вперед.

– Припаркуйся. Заказчика видишь?

– Конечно.

– Смотри кино.

Дамочка свернула на Садовую, но теперь ее можно было и не контролировать.

– Спорим, что, как всегда, сзади обойдет?

– А что тут спорить? Тоже мне!

Все случилось с точностью до секунды – дамочка резвым шагом подскочила к «Пассажу» со стороны Итальянской.

– Вон!

Седоватый мужчина с цветами отрывает взгляд от туманной дали и встречает ее, величественно плывущую навстречу ему. Короткий поцелуй, немного укоризны в мимике – и приглашающий жест.

– Все! Поехали на базу?

– Подожди, время отмечу.

Виноградов в очередной раз чиркнул ручкой в блокноте:

– Поехали!

Как раз зажегся зеленый – и машина рванула по Невскому в сторону Адмиралтейства.

– Горяченького бы похлебать. Или пельмешек.

– Угу.

Такая лаконичность удивила Виноградова – обычно гастрономические темы его напарник поддерживал охотно.

– Что-то случилось?

– За нами хвост, Владимир Александрович.

– Что? – Виноградов чуть было не завертел башкой, но вовремя опомнился. – Точно?

Случается, что у старых работников на профессиональной почве «башню клинит» – они начинают видеть опасности там, где их нет.

– Глядите, юноша! – На мосту через Мойку Егорыч резко вывернул руль направо и скатился на набережную. Выжал педаль газа. – Сто процентов.

Преследователи явно проигрывали в мастерстве: проскочив было поворот, они сначала тормознули, потом, напугав до полусмерти водителя троллейбуса, сдали назад.

– «Форд санни». Сейчас номерок срисую.

– Кустарщина! Наши бы со стороны Дворцовой перехватили. – Егорыч был доволен собой, и не без оснований. – Что прикажешь?

– Отрывайся. Шефа порадуем, пусть разбирается.

В комитетском «девятом управлении» кадры готовили на совесть – нынешний напарник Виноградова не только машину водить умел. В центральной части города он знал все сквозные подворотни, все проходные дворы и щели.

Краешком миновав оставшееся слева пространство Дворцовой, он проскользнул по густо заставленному машинами Певческому мосту.

– Ч-черт! – Из-под колес метнулась пожилая парочка.

– Едут?

– Сзади.

Набережная с этой стороны была узкая, в яминах и неровных шрамах постоянных заплат. Чуть ли не на середину проезжей части нахально выпирали зады припаркованных автомобилей.

– Дер-жись!

Здесь и на велосипеде-то как следует не развернешься, но Егорыч, не касаясь тормозов, вывернул вправо руль – и с точностью загнанного в патронник патрона вогнал машину под неприметные своды арки.

– Бля-а…

На этом слалом не кончился: поворот, стена, опять поворот в миллиметре от обшарпанной кирпичной кладки. Выезд на Конюшенную преграждал опрокинутый навзничь борт грузовика. Несколько утомленного вида мужичков деловито перекидывали из него в черный провал подвального окошка нескончаемый поток пестро размалеванных коробок.

– Приехали, мать их!

Кто же мог ожидать – различные склады, магазинчики и всяческие мелкооптовые базы плодились в этом году быстрее, чем прославленные питерские тараканы…

– Дуй пешком!

– Понял. Держись, Егорыч!

Это только в кино есть время на взаимный выпендреж и игру в благородство. Бессмысленный героизм, как правило, причиной своей имеет элементарную растерянность и низкую профессиональную подготовку.

– Быстро вылезай. – Водитель уже воткнул заднюю передачу, медленно отпуская сцепление и заставляя машину пятиться – чуть вбок, между мусорными бачками.

Виноградов почти поравнялся с грузчиками, когда во дворик, не сбрасывая скорость, влетел «форд»: разбитая фара на смятом крыле, левое зеркало снесено напрочь. Вдоль борта – свежая, грязно-кирпичная полоса.

– Извиняюсь, мужики. – Виноградов быстренько миновал замершую с коробками цепочку: трудящиеся вряд ли станут вмешиваться, но искушать судьбу никогда не следует.

Он был уже почти на улице, когда сзади громыхнуло, и кто-то завопил истошно:

– Стоять, сука, не двигаться!

Что-то стеклянно осыпалось, и выстелили второй раз.

– Руки, блядь! На капот!

– Лежать!

Владимир Александрович решил это на свой счет не принимать – мало ли у кого какие проблемы?

Тем более что и другие прохожие, оказавшиеся случайно в этот момент на Конюшенной, на шум во дворе реагировали слабо – Питер вообще город нелюбопытный…

* * *

– Вот такие дела, шеф! Он так и не отзванивался?

– Нет.

– И больше… ничего?

– Ничего!

Теперешний начальник Виноградова был тучен, желтозуб, много курил и имел отвратительную привычку во время разговора ковырять в ухе. Четверть века службы в ОБХСС шарма ему не прибавили, превратив, однако, в осторожного циника и коллекционера людских пороков.

На ниве частного сыска потенциал его проявился в масштабах поразительных.

– Может, послать кого-нибудь?

– Куда?

– Туда.

– Надо бы, конечно… Сколько прошло?

– Минут сорок. Чуть поменьше.

– Скоро метро закроют.

Шеф потянулся к телефонной трубке. Вздохнул:

– Дернуло же меня засидеться! Давно бы дома был, спать ложился.

– Не расстраивайтесь. Я все равно разбудил бы, верно?

– Верно. Начинай ребят обзванивать – общий сбор.

– Всех?

– По схеме оповещения. Смирнову скажи – пусть сначала туда сходит, на Конюшенную. У него как раз «ксива» корреспондента, пусть под легендой прощупает людишек насчет чего интересного. И доложить немедленно!

– Понял!

– Ленку не дергай, скажи, чтобы дома сидела, на телефоне.

– Может, ей справочные службы обзвонить?

– Пускай. Для очистки совести.

– Домой к Егорычу?..

– Хорошо-о… Это ты хорошо придумал. Звякни аккуратненько, чтоб зазря панику не поднимать. И в адрес кого-нибудь пошли, присмотреть.

– От вашего имени?

– Ну, от своего тебе пока еще рано!

– То-то и оно. А если они вдруг…

– Будут проблемы – позовешь к трубке! Я пока кофейку поставлю. И подумаю…

Минут пятнадцать ушло на рабочую суету.

– Эй, Владимир Александрович! Закончил?

– В общем, да.

– Иди хлебни горяченького.

– Да я, собственно, нахлебался… за сегодня.

– Хе-хе-хе! А ты, оказывается, с юмором.

– Ну, если это юмор… Спасибо.

Помимо кофе предлагалась еще яичница с салатом и остатки маринованного чеснока.

– Уважаешь?

– Всегда с удовольствием.

– А мне уже нельзя. Желудок! И печень. Расскажи-ка еще раз, поподробнее.

Виноградов отложил вилку и поискал что-нибудь, чтобы вытереть губы.

– Нет, нет, кушай! И рассказывай.

– Мы работали по этой дамочке. Третий день. У вас есть вчерашняя и позавчерашняя сводки?

– Да, вот они.

Владимир Александрович узнал заполненные на машинке листки с собственной подписью, кивнул и продолжил:

– В принципе ничего особенного…

Действительно, вполне рутинная работа: Виноградова приняли в штат буквально только что и поручать что-либо серьезное просто не стали бы.

Заказчик – ревнивый муж – торгует чем-то или просто вор. Почувствовал, видать, под шляпой признаки ороговения, решил убедиться. А почему нет, если с деньгами все в порядке? Фирма «Бастион-секьюрити» – надежно, конфиденциально… хотя и не совсем законно. Присмотреть за супругой? Нет проблем! Парочку фотографий? За отдельную плату в лучшем виде. А если вдруг подтвердится, что… Можно рассчитывать? Ни в коем случае! Никакого физического насилия – бить морды любовникам в пределы компетенции не входит. Наймите других, а еще лучше – сами: как-то благороднее, верно?

Кредо «Бастиона» – информация может вонять сколь угодно противно, но руки должны быть чистыми!

– Так что эта баба? В двух словах?

– Водит, конечно, мужа за нос. Два вечера якобы к массажистке ходила, сегодня – по магазинам в центре.

– А сама?

– Хахаль у нее в «Голден дайке» трудится. Администратором.

– Установили? Я пропустил, наверное.

– Нет, все в порядке. Это в сегодняшнюю сводку пойдет.

– Почему?

– Не хотелось светиться, а там охрана на входе. Пока сделали снимки, пока проявили.

– Они что, прямо в зале?

– Нет, конечно. Встречались, потом сразу же к нему в кабинет – там диван огромный, времен царизма. Как положено, винца бутылочку обычно, фруктиков – и понеслась!

– Неужто?

– Народ же не без глаз. И не без ушей. Я официантика там разговорчивого надыбал, потом бабуська-уборщица…

– Где-нибудь прокололись? Только честно! – На месте одного, обгоревшего почти до губ окурка почти мгновенно возник другой, свежий. – Всякое ведь бывает…

– Не знаю. Теперь не уверен. – Времени для анализа ситуации у Виноградова было предостаточно, но однозначного ответа он не нашел. – Повод уж больно мелкий – для стрельбы-то!

– Да-а… Смотри, Владимир Александрович, если что-то недоговариваешь… Жаль будет.

– Я знаю. Как говаривал один хлопчик: «Гамлет тоже мог заболеть дизентерией!»

– Хе-хе! Рад, что шутишь. Егорыч, значит, решил, что это не профи?

– Нет, он только сказал, что это кустарщина и что «наши бы до Дворцовой перехватили». Очевидно, комитет имел в виду. Хотя мне кажется…

– Что?

– Мне кажется, что сейчас настолько упал в целом уровень профессионалов… Так, как Егорыч, даже нынешние чекисты работать не могут, тем более МВД!

– Вероятно. Он специалист был, конечно, классный.

– Был?

Шеф снова хмыкнул и прищурился:

– Не цепляйся! Доктор Ватсон… Уйти-то все равно не смогли?

– Случайность. Прикуп – два туза на мизере.

– Играешь в преферанс?

– Люблю.

– Я тоже. Мысли есть какие?

– Толковых нет. Разве что за кого-то другого приняли?

– Хорошо бы. Сними трубочку.

Виноградов откашлялся:

– Алло?

– Это ты, Владимир Александрович?

– Егорыч? Ты где? Все в порядке?

Голос звучал напряженно и торопливо:

– Потом расскажу! Шеф на месте?

– Да, сидим тут, переживаем.

– Я буду скоро. Прямо сейчас!

– Дуй! На колесах?

Собеседник замялся:

– Д-да… Не уходите!

– Ждем, Егорыч. Давай!

– Не нравится мне что-то… Пойдемте, Виноградов, на всякий случай подготовимся!

Владимир Александрович положил трубку на рычажок.

– Что делать?

– Я скажу. Дверь заперта? Проверь!

Свет горел только на кухне – одинокая лампочка под матерчатым абажуром. Поэтому в конце коридора, у входа, пришлось ориентироваться на ощупь.

Сыскное агентство «Бастион» арендовало для своих нужд самую обыкновенную двухкомнатную квартирку полуподвальной системы: окна во двор-колодец, газовая колонка и тараканы, неистребимые обитатели коммунального жилого фонда. Никакого особого ремонта не делали, ограничивались поддержанием в чистоте мест общего пользования и кухни; мебель тоже была ненамного приличнее среднемилицейской.

Если «Бастион» и находился на пути к процветанию, то пребывал сейчас только в самом его начале. Основными расходными статьями были всевозможные взятки и выплата вполне приличной зарплаты сотрудникам.

Также в наличии имелись: бронированная дверь со встроенным широкоугольным объективом и разными хитрыми запорами, скрытая телекамера на противоположном фасаде, отлично укрепленные и защищенные окна. Внутри: компьютер, бежевый факс в расколотом корпусе, восемь разнокалиберных сейфов, раскладушка… и неприметный выход на черную лестницу, к мусорным ведрам.

В комнате поменьше что-то постоянно мигало, жужжало и тикало – это была вотчина ребят из группы электронных средств зашиты. Вторую, некогда служившую гостиной, занимал лично шеф – впрочем, здесь же стояли еще два редко пустовавших стола, за которыми кропали отчеты или просто ковыряли в носу свободные от задания оперативники.

– Все в порядке, шеф! Закрыто!

– Сюда возвращайся. На ключ – откроешь сейф, достанешь синюю папку и такую… я покажу! Потом вот этот откроешь – из него все давай.

Работали быстро и слаженно:

– Молодец!

– Да чего там. Сколько раз в милиции перед приездом всяческих комиссий закрома подчищали! «Отказные» материалы, всякие заявы замыленные… Ну и по агентуре неучтенку. Слышали?

Дважды всхлипнул звонок.

– Посмотри!

Виноградов подскочил к глазку, вгляделся – благо оптика позволяла, невзирая на ночь…

– Это Аскаев!

– Запускай!

Втроем дело пошло еще веселее – заместитель шефа по всяким техническим негодяйствам без лишних вопросов принялся упаковывать то, что посторонним здесь видеть не следовало бы: какие-то невинные с виду авторучки, куклу Барби в замызганном платье, брелки…

– Готово?

– У меня – все.

– Я, кажется, тоже закончил.

Получилось два полиэтиленовых пакета – стандартных, из универмага «Менахем». Даже, пожалуй, меньше.

– Виноградов, отнеси это туда, к выходу.

– Шеф, объясните, в чем дело-то? – счел наконец уместным поинтересоваться Аскаев.

– Сейчас Владимир Александрович поделится. А пока в двух словах…

Закончить фразу он не успел – офис заполнили настойчивые переливы дверного звонка.

– Гости?

– Кажется.

Виноградов опять вернулся в прихожую:

– И кто это там?

– Я!

– Егорыч? Во здорово! Подожди минутку, сейчас открою.

На мониторе – крупным планом лицо водителя. Чуть отвернувшись в сторону, глядя туда, где прятался объектив, Егорыч что-то пытался сообщить беззвучным ртом – незаметно для посторонних.

– Дай панорамку. – Шеф подпихнул языком измочаленный окурок.

– Момент! – Аскаев переключился на дальнюю телекамеру.

– Да-а…

Вдоль стен, по обе стороны от входа, притаились настороженные силуэты. Повинуясь жесту одного из них, Егорыч заторопил:

– Ну что ты там? Помер, что ли?

– Сейчас, подожди! Сковородку поставлю.

– Какую сковородку? – удивленно поднял брови Аскаев.

– Какую сковородку? – донеслось из-за двери.

– Сейчас, сейчас… уже открываю.

Звякнул засов – глухо, в противоположном конце коридора.

– Все? Открывать?

– С Богом! Побеседуем сначала. – Шеф невозмутимо приблизился к выходу. – Ты, что ли, Егорыч?