Текст книги "Последняя ночь майора Виноградова"

Автор книги: Никита Филатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– За счет того, что фактически делалось не пятьдесят, а пять тысяч экземпляров. Пять! Таллиннскому представительству «Первопечатника» переводилась сумма за полный тираж, там ее конвертировали и уже валютным эквивалентом отправляли в Финляндию, на счета фиктивных фирм. С этих счетов «чистые» денежки расползались дальше по свету, а на остатки крохотная эстонская типография печатала реальный тираж. Ясно?

– А потом эти пять тысяч привозили обратно в Россию.

– Совершенно верно. На случай проверки у них были документы, что это просто транзитный довоз по претензии получателя. А основное якобы шло через российско-финскую границу, прямо от «изготовителей».

– Но как же…

– Пока господин Удальцов «честно» платил все таможенные пошлины на ввоз обратно якобы изготовленных за рубежом книг и налоги от «реализации» тиражей, у органов валютного и внешнеэкономического контроля вопросов возникнуть не могло. По бумагам все красиво: «паспорт сделки», перевод денег за рубеж, возврат товара, его продажа, новая сделка… И так – три-четыре раза в месяц!

Владимир Александрович понимал механизм аферы, но масштабы его впечатляли:

– Да, в отличие от операций с «воздухом» и обыкновенной перекачки денег туда-сюда, товар можно было потрогать – вот они, книги! Реальные, красивые, с картинками…

– Да, за счет этих экземпляров, продававшихся через лоточников и мелкие магазины, создавалась иллюзия присутствия товара на книжном рынке. А реально, на каждом тираже, затратив со всеми накладными расходами миллионов восемьдесят, они получали пятьсот. Но – за что? Если финны ничего не печатали, в страну ввозилась одна десятая часть, а значит, и продавать было нечего?

Владимир Александрович сам знал, что из ничего ничего и не бывает, но версию решил выслушать.

Сейчас они со спутником уже были на оживленной улице, и до метро оставалось не так далеко.

– Через фирмы, которые считаются якобы постоянными оптовыми покупателями тиражей господина Удальцова, легализовывались криминальные доходы ряда российских организованных преступных сообществ.

– Мафия? – хмыкнул Виноградов.

– Наличные деньги приходовались через кассу, как выручка от якобы проданных книг. Затем, в виде безналичных платежей по договорам, они поступали на счет «Первопечатника». Оттуда – далее по схеме.

– Постоянная оптовая сеть… – Владимир Александрович припомнил список Студента: – Но ведь были и другие организации, от которых приходил «безнал»?

– Да, вы имеете в виду «Науку-девять»?

– Допустим.

– Это все жадность Андрея Марковича… Осторожнее! – Пономаренко схватил зазевавшегося адвоката за локоть и резко отдернул его от края проезжей части.

В тот же момент мимо пронеслось ярко-желтое такси, едва не обдав обоих мужчин веером выбитой из-под колес грязной воды.

– Спасибо. – Виноградов стряхнул с брючин мелкие брызги.

– Так вот, насчет посторонних фирм… Все очень просто – банальная обналичка за небольшой процент! Составлялся фиктивный договор, господину Удальцову переводились на счет деньги за якобы проданную литературу. А он вычитал себе небольшие комиссионные и отдавал «черную» наличность, благо ее было полно.

В целом, такая ситуация вполне соответствовала догадкам Виноградова:

– Вообще-то, можно значительно дешевле. Терять чуть ли не четверть…

– Зато так было – надежнее! При относительно невеликих накладных расходах, процентов семьдесят «отмытой» по каждой такой операции суммы оставалось на Западе в виде абсолютно легальных капиталов! Происхождение которых не вызовет сомнения ни у одного банка, ни у одной полиции мира. Ясно?

– Допустим. А ваш интерес?

– Опять об этом!

Виноградов не рассчитывал на ответ, но инициативу из рук выпускать не хотелось:

– Сколько с каждой сделки имела «контора»?

Михаил Михайлович рассердился и довольно натурально сплюнул себе под ноги:

– Я не знаю, что там вам наплел господин Тоом! Но ФСБ об этом узнало только после того, как была отфиксирована активность их экономической разведки вокруг «Первопечатника». Мы, естественно, начали разбираться, что к чему, уяснили происхождение денег и схему их оборота, но… – Пономаренко остановился, заставив то же самое сделать и Владимира Александровича. – Не отдавайте ничего эстонцам. Прошу вас!

– Почему? – сделал удивленные глаза Виноградов.

– Они не собираются никого разоблачать, они просто хотят перехватить контроль за этим каналом нелегальной перекачки денег!

– У кого перехватить? У вас? – Адвокат продемонстрировал полное непонимание.

– Господи, опять двадцать пять! – Отчаявшись видимо, собеседник заговорил значительно жестче: – Послушайте, ведь по новому Кодексу государственная измена – это не только шпионаж или выдача государственной тайны. Это еще и, простите за цитату, «иное оказание помощи иностранному государству, иностранной организации или их представителям…». Припоминаете?

– Разумеется! Но и дальше помню: «…или их представителям в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности Российской Федерации».

Верно? Так что, не надо насчет государственной измены, а то обижусь.

– Да, конечно, – после довольно-таки продолжительной паузы вынужден был согласиться Михаил Михайлович.

Как-то незаметно они оказались у самого входа в метро и встали в сторонке, чтобы не мешать пассажирам.

– Состава преступления нет. Но…

– Раньше это называлось – гражданская позиция! – любезно подсказал Виноградов.

– Вот именно.

– А что, собственно, так уж не устраивает контрразведку в моей гражданской позиции? Каким образом удар по бандитской кассе наносит ущерб внешней безопасности государства? Вы же ведь не станете утверждать, что основой конституционного строя, суверенитета и территориальной целостности России являются доходы от организованной преступности?

– Однако эстонские спецслужбы…

– Да пропади они пропадом, эти прибалты! Вместе со Средней Азией и всеми республиками солнечного Закавказья. Но я – адвокат. И привык выполнять обязательства перед клиентами. – Под сердцем у Виноградова зашевелилось нечто, похожее на сомнение в собственной правоте: – Впрочем, все равно слишком поздно… Хотите верьте, хотите – нет, но материалы по «Первопечатнику» уже переданы людям Уго Тоома. И они эту информацию используют как надо! В отличие от вашего начальства.

Михаил Михайлович покачал головой:

– Почему вы нас так не любите?

– Ребята, а за что вас любить? – искренне удивился Владимир Александрович.

– И не боитесь?

– Боюсь. Но на свете есть столько причин для страха, что ваша «контора» находится только где-то в середине списка.

– Неужели?

– Знаете, Михаил Михайлович, в России порядочному человеку даже неприлично как-то хоть разок не посидеть в тюрьме. Вот лет через двадцать спросят, почему не сидел, – что ответишь?

Собеседники помолчали, переглядываясь с некоторым сожалением. Наконец Михаил Михайлович покачал головой:

– Зря! Честное слово – жаль, что вы мне так и не поверили.

– Ничего не поделаешь. – Владимир Александрович пожал протянутую для прощального пожатия руку и, прежде чем скрыться за стеклянной дверью, обернулся: – Может, как-нибудь в следующий раз?

– Да не пошел бы ты! – вздохнул Пономаренко. – Доживи сначала до следующего раза…

Эпилог

Господин Тоом всегда и во всем следовал древнему правилу: в полной безопасности можно будет почувствовать себя, только лежа в гробу.

Его неторопливая осторожность давным-давно стала притчей во языцех и обросла легендами… Коллеги по Министерству внутренних дел даже подшучивали за спиной, что, прежде чем удалиться вечером в супружескую опочивальню, шеф Департамента полиции безопасности непременно какое-то время ходит туда-сюда по квартире – «проверяется», нет ли наружного наблюдения.

Впрочем, эстонская контрразведка по праву считалась одной из лучших среди специальных служб прибалтийских государств…

За несколько минут до полудня господин Уго Тоом вышел из Художественного музея Синебрюхова. Прелестно! Пиво с фамильной маркой русской купеческой династии принесло Финляндии заслуженную славу, а городу Хельсинки – коллекцию живописи XVII–XVIII веков, старинных миниатюр, графики и мебели.

Площадь Хиеталахдентори оказалась на удивление немноголюдной – «блошиный рынок» переживал далеко не лучшие времена. Овощи, фрукты, рыба…

Несколько продавцов поношенной одежды и какого-то копеечного барахла без особой надежды хлюпали носами на холодном ветру – среди них были араб, двое негров и несколько россиян.

Поодаль, у красной кирпичной стены, молча грустила о чем-то своем стайка местных алкоголиков.

Где-то на середине пути румяная проститутка по-фински поинтересовалась у господина Тоома, который час.

– Не понимаю! – брезгливо пожал он плечами и двинулся дальше. Уже на ходу поправил шляпу, поднял воротник добротного шерстяного пальто… Потом сунул руки в карманы – и сразу же стал удивительно похож на телевизионное воплощение комиссара Мегрэ.

Женский голос сзади не очень замысловато послал удаляющегося господина Тоома по матери.

Реагировать было глупо. Контрразведчик в очередной раз убедил себя в том, что его миссия более чем своевременна – «русское влияние» в Финляндии ощущается с каждым годом все сильнее. Еще немного, и криминальная буря с Востока окончательно и неукротимо выплеснется на оперативный простор беззащитной Европы.

…Туристические справочники относят «Сисайд отель» к категории четырехзвездных. Наверное, это действительно так, но с точки зрения избалованного комфортом туриста располагается гостиница не слишком удачно – вроде и в центре Хельсинки, но на самом краю этого центра. Прямо на берегу – но на берегу довольно ветреном и отнюдь не самом живописном.

Конечно, от того, что некогда было портово-промышленной окраиной финской столицы, сейчас осталось немного. Однако… К тому же перед фасадом отеля дугой выгибалась высокоскоростная автомобильная магистраль.

Впрочем, для той встречи, на которую сегодня шел представитель эстонской спецслужбы, все вышеперечисленное являлось неоспоримыми достоинствами.

…Девушка за стойкой с дежурной улыбкой оторвалась от компьютера:

– Добрый день!

Языкового барьера для господина Тоома не существовало – он родился и вырос на севере Эстонии, а потому финское телевидение с детства смотрел даже чаще, чем московские программы. Однако произношение могло девушке запомниться, поэтому он ограничился коротким ответом на приветствие:

– Здравствуйте.

После чего с уверенным видом завсегдатая направился прямиком в сторону бара и ресторана.

– Разрешите? – Он подошел к ожидающему его человеку как раз в тот момент, когда сигналы точного времени по радио сообщили: в городе Хельсинки наступил очередной полдень.

– Пожалуйста. – Андрей Маркович Удальцов посмотрел снизу вверх и сделал приглашающий жест: – Значит, вы и есть тот самый господин Тоом?

– Можете называть меня просто по имени – Уго! – Эстонец приветственно приподнял шляпу, потом положил ее на свободный стул. Расстегнул пальто и передал его на руки подошедшему с вешалкой молодому человеку в гостиничной униформе. Присел напротив Андрея Марковича: – Вы уже заказали?

– Нет. – На скатерти перед господином Удальцовым чернела только одинокая чашка с недопитым кофе.

– Я, пожалуй, тоже пообедаю потом. – Представитель эстонской спецслужбы жестом отослал приближающегося с папкой-меню официанта: – Время – деньги! Верно?

Собеседник кивнул:

– Я вас внимательно слушаю.

– Вы ознакомились с документами?

– Разумеется.

– И нам, надеюсь, есть о чем поговорить?

– Иначе меня бы здесь не было.

Очередную реплику следовало произнести господину Тоому, но он теперь пребывал в некотором затруднении. Продуманный и просчитанный до мелочей сценарий беседы с самого начала не сработал – Удальцов повел себя до неприличия по-деловому.

Ни угроз, ни истерик, ни принятия поз оскорбленной невинности… Контрразведчик настроился на беспощадный поединок интеллектов, а их встреча больше походила на какие-то рутинные коммерческие переговоры.

На всякий случай он уточнил:

– Вы понимаете, чем лично вам грозит ликвидация банка и «книжной» схемы?

– Да, господин Тоом. Даже если мне удалось бы в конце концов разобраться с полицией, то в нашем… в наших кругах подобных провалов не прощают.

– И что скажете?

Андрей Маркович допил свой кофе и нехорошо, одними губами, улыбнулся:

– Вы легко и сразу могли бы нас прихлопнуть. Но наоборот – вместо этого раскрываете передо мной карты! Зачем? На банальный шантаж не похоже… Значит, имеете свой резон.

– Хотите поторговаться? Не советую.

– Прежде всего я хотел бы выслушать предлагаемые условия.

– Условия?

Господин Удальцов пожал плечами:

– Согласитесь – даже если речь идет о безоговорочной капитуляции, следует все-таки знать, что конкретно имеется в виду.

– Логично… Только предлагать вам я ничего не буду. Просто – расскажу, как станут развиваться события дальше. – Уго Тоом уже выбрал тон для дальнейшего разговора: – С вашим липовым банком все равно придется покончить. Ничего не поделаешь – надо отчитываться перед Интерполом! Арестуем имущество, заблокируем движение по счетам… Сколько вам нужно времени для минимизации потерь?

Андрей Маркович на секунду задумался:

– Три недели!

– Две. Даже чуть меньше.

– Спасибо, – кивнул господин Удальцов.

В лексиконе разведок всего мира для подобного мероприятия существует специальный термин – «локализация провала». Необходимо было как можно быстрее перебросить в надежные места часть активов и кое-какие депозитные вклады, ликвидировать потенциально опасные документы и вообще… позаботиться о ненужных свидетелях.

Да мало ли проблем?

Предстояла колоссальная работа, но видно было, что Андрей Маркович сумеет справиться и в такие сроки. Когда человек трудится за очень большие деньги, он способен на многое. Но если речь к тому же идет о его собственной шкуре!

– Что я вам за это должен?

– Пустяки! Несколько мелких услуг. – Господин Тоом посмотрел в глаза собеседнику: – Кстати, как вы объясните руководству свою «прозорливость»?

– Придумаю. Может быть, сошлюсь на какой-нибудь из наших источников в эстонской полиции…

– У вас их много?

– Имеются! – Не секрет, что с некоторых пор помимо потрепанной агентурной сети КГБ СССР на территории бывших союзных республик действует мощная негласная инфраструктура нового поколения.

– Хотелось бы получить сведения об этих людях.

Андрей Маркович и не возражал:

– Хорошо… Что еще?

– Вы ведь будете организовывать новое «окно» для перекачки теневых капиталов в Европу?

– Да, скорее всего. Если, конечно, вывернусь из этой передряги!

– Вывернетесь! Поможем… – пообещал господин Тоом и перешел к главному: – «Окно» должно функционировать под нашим контролем.

– Если вы перекроете…

– Зачем? Пусть российские коллеги продолжают решать свои сугубо специфические задачи. А мы просто будем за ними присматривать – с вашей помощью.

– Если не ошибаюсь, это называется – вербовка?

– Не ошибаетесь.

Андрей Маркович нервно потер переносицу – выбор оказывался до смешного невелик… В конце концов, высоких идеалов много, а есть мнение, что жизнь человеку дается один раз.

– Я согласен.

– Ну и хорошо! Хотелось бы попросить вас о незначительной личной услуге… В Петербурге есть такой адвокат – Владимир Александрович Виноградов. Знакомы?

– Допустим. Так это ваш человек?

Господин Тоом пропустил вопрос мимо ушей:

– Не хочется, чтобы с господином Виноградовым что-то плохое случилось. Ладно? Очень не хочется! В отношении него есть определенные планы.

Удальцов выдержал паузу и не спеша потянулся в карман – за мобильным радиотелефоном. Вытянул антенну, нажал на кнопку… Цифровая панель осветилась изнутри изумрудно-болотными огоньками:

– Алло! Это ты? – Соединение с абонентом в России произошло почти сразу же после набора номера. – Я насчет адвоката… Действительно? Ну и хорошо. Дай ребятам отбой… Что? Да, пока отменяется… Все, до связи!

Убирая «мобильник», Андрей Маркович посчитал необходимым продемонстрировать собеседнику искреннее разочарование:

– Вам повезло. И ему тоже… Успели!

– Спасибо.

Господин Уго Тоом ощупал глазами пустой, полутемный зальчик ресторана:

– Теперь можно перейти к делу. Вы готовы?

– Да, конечно.

– Тогда – слушайте и постарайтесь запомнить. В качестве способа экстренной связи, в дальнейшем мы с вами будем использовать…

Февраль 1997 года.

Санкт-Петербург – Таллинн – Хельсинки.

Оптический обман

Если на клетке слона прочтешь надпись «Буйвол», не верь глазам своим.

Козьма Прутков. Афоризмы

Протухшие яйца всегда смердят одинаково – и в Стокгольме запах их ничуть не приятнее, чем, скажем, в городе Клинцы Брянской области.

– От-т, мать его! Это же надо, чтоб именно последнее!

Омлет, гвоздь программы, на приготовление которого ушло не менее четверти часа, был загублен – окончательно и навеки.

– Выбрасывай это, Владимир!

– Окно открой!

Кое-как в суете и в ругани последствия продовольственной катастрофы были ликвидированы.

– Все равно воняет.

– Да-а… Пошли в комнату, что ли?

– Придется.

– Хватай тарелки, вилки. Банку держи! Я пока клеенку какую-нибудь поищу. Или скатерть.

– Водка в холодильнике, не забудь.

– Знаю.

Мужская трапеза редко бывает изысканной. Сегодняшняя не отличалась и обилием, поэтому процесс эвакуации отнял не слишком много времени.

– Все?

– Вроде. Соус здесь. Открывашка, нож… Давай действуй! Прислуги нет, не обзавелся.

– Наливай, Володя!

Холодный сырой ветер с побережья уже вовсю хозяйничал на опустевшей кухоньке – теребя забытые на столе салфетки, он катал по полу нечаянные крошки, равнодушно обтекая мебель и прочие неинтересные в своей тяжелой неподвижности предметы. Следовало закрыть окно.

– Будь здоров!

– Дин скооль!

Мужчин было двое. Хозяин, Владимир Александрович Виноградов, русский, тридцати пяти лет, в Швеции поселился недавно и отчасти не по своей воле. Гость же, Олаф Густавсон, напротив, являлся уроженцем Стокгольма.

В принципе сначала Густавсон поставил не на ту лошадь. Единственный сын не слишком состоятельных родителей, он увлекся было модной в восьмидесятых наукой – советологией. Закончил университет, получил степень, два года кормил собой ленинградских клопов в общаге на Мытнинской… А потом тихо скончался Советский Союз, вспыхнул и угас интерес скандинавов к суматошной и бестолковой политической жизни на его развалинах: военный потенциал некогда грозного соседа и загадочная русская душа перестали на какое-то время тревожить сон среднеевропейского обывателя. России было отведено место вечно голодного географического пространства, куда в обмен на нефть и металлы можно отправить консервы из просроченных армейских запасов да поношенные штаны.

Олаф оказался творческой личностью и порядочным человеком, поэтому вежливо отклонил предложения нескольких солидных шведских фирм поучаствовать в грабеже и колонизации восточного соседа, предпочтя высокооплачиваемой, но скучноватой работе чьего-то клерка должность специального корреспондента ведущей шведской телекомпании по Санкт-Петербургу и Прибалтике. Он вовремя нащупал жилу: российская преступность еще находилась в стадии самоорганизации, расстреливая собственных неуправляемых авторитетов и потихоньку скупая властные структуры, а на экранах Скандинавии уже мелькали леденящие душу кадры кровавых проделок разнообразных «малышевских» и «пермских» с еще более жуткими комментариями Олафа о грядущей интервенции русской мафии.

Познакомились они с Виноградовым еще там, в Питере, – ГУВД организовало «показуху» для иностранных журналистов перед Играми доброй воли, и Владимира Александровича заинтересовал веселый парень с микрофоном, почти без заминки давший в камеру перевод монолога одного из задержанных карманников. Речь вора была, надо отметить, весьма специфической, и капитану Виноградову очень захотелось узнать, в каком виде дойдет до широких зрительских масс Королевства Швеции такая, например, фраза: «А тогда мы тут с Кирюхой в доле левую поганку выкрутили…»

Потом они познакомились ближе, почти подружились на почве взаимных, порой достаточно опасных и деликатных услуг. Созванивались, когда Олаф вернулся домой, и вновь встретились уже в Швеции. Густавсон пробил Владимиру Александровичу семестровый контракт с университетом, несколько заказов на газетные статьи. Стартовое ускорение было достаточным, остальное зависело от самого Виноградова.

– Итак?

– Ерунда. Опять угрожают, требуют, чтоб убрался.

– Второе письмо уже?

– Третье. Про одно я тебе не говорил.

– Не ясно кто? Почему?

Владимир Александрович положил вилку, пожал плечами:

– Нет.

– Может быть, бандиты? Или те… которые в погонах?

– Вряд ли. Они бы время на бумажки не тратили.

– Тоже верно.

Оба знали – если бы Виноградов всерьез помешал спецслужбам или затронул интересы активно осваивающей Европу «братвы»…

– Что сказали в полиции?

– А как ты думаешь?

– Догадываюсь.

– Вот именно. Что ваши, что наши – один хрен!

– Не волнуйся, есть каналы. Попробуем накрутить им хвост.

– Ладно…

– Я думал, что будут проблемы после тех твоих комментариев по Чечне, насчет Дудаева, Грачева и прочих. Обошлось!

– Естественно. Большим чинам плевать, что там по их поводу думает бывший милицейский капитанишка. Вряд ли командируют сюда спецназ ГРУ, чтоб проломить мне голову ледорубом. А местные кавказцы заняты бизнесом или проблемой, как не попасть под облаву иммиграционных властей. Им сейчас – что Умар, что Джохар! – Владимир Александрович потянулся к бутылке. – Нет, это не они.

– А кто?

– Я думаю… Я думаю, это с другой стороны – прогрессивная, так сказать, общественность.

– Брось! Конечно, когда я прочитал твою статью после убийства Влада Листьева…

– Пойми! Нельзя делать из смерти шоу! Причем шоу политическое, по чужому сценарию. Это же надо придумать – на целый день телевизионщики не вышли на работу!

– Это символ. Жест.

– А если убили сантехника? Что, все сантехники страны не должны водопровод чинить? Мы же в дерьме утонем. А если постового зарежут? Всю милицию на день по домам распустить?

– Это другое дело – особый человек…

– Все люди – особые! Мне Листьева жаль, он был талантлив. А мальчишки-солдаты под Грозным? Их в тот день сколько полегло? Женщин? Детей? Может, среди них Моцарты были будущие, Циолковские, Павловы?

– Не горячись!

– Да если бы из-за каждого убитого водопроводчика такой шум поднимался, может, не пришлось бы и журналистов хоронить!

– Я читал твой комментарий в газете. – Олаф поднял рюмку. – Давай выпьем. За твоих – жену, детей…

– Давай!

Морщась, швед торопливо захрустел маринованным огурчиком:

– Хорошо прошла.

– Ну так!

– Как они?

– Нормально. – Виноградов пожал плечами: последнее время этот жест стал для него наиболее характерным. – Звоню через день.

– Здесь не захотели остаться? Пожить?

– Нет. Там родные, подружки у девчонок. Там дом наш! Мы ведь, русские, так устроены: «И дым Отечества…»

– Патриотизм?

– Не знаю, как это называется. Дураки мы, наверное, все!

– И ругать сами себя любите.

– Вот именно – сами! Пусть кто чужой попробует. Знаешь, когда крестьянин, отпахав от зари до зари, до пота кровавого, хватанет вечером стакан и начинает причитать, какие мы все ленивые да сирые, – он имеет право! Или когда офицер боевой, израненный, в орденах, матерится, что воевать не умеем, что трупами врага заваливаем… Ему – можно! Другим нельзя.

– Давай за твою Россию!

– Давай!

– На, заешь скоренько.

– Спас-сибо… У, зараза! Крепкая.

Помолчали.

– Швеция – тоже страна хорошая.

Олаф хмыкнул:

– И водка наша не хуже!

– Спасибо. Извини! За твою гостеприимную родину!

– Наливай.

– Сейчас прикончим остатки – пойду кофе сварю. Омлет наш, падла, соскочил с дистанции, придется без горячего.

Допивали почему-то на кухне – ежась от холода и радуясь отсутствию посторонних запахов.

– Что делать будешь?

– Возвращаться надо. Контракт закончен, виза тоже скоро…

– Визу можно продлить. Оформить вид на жительство…

– Не в этом дело.

– Не боишься?

– Боюсь. – Виноградов вздохнул и убрал пустую бутылку.

– Есть вариант…

– Излагай.

– Один серьезный бизнесмен… Строительство, материалы… Он сейчас входит на русский рынок.

– Не поздновато?

– У него давно представительство в Петербурге. Какие-то договоры, контракты… Так что не ровное место.

– Ну и?

– Этот господин перебирается жить к вам. Он не очень доверяет своим русским партнерам. В общем, так, нужен человек, абсолютно порядочный, с опытом, твоими профессиональными качествами и контактами… в определенных кругах. Хорошая зарплата!

– Но ты же знаешь…

– Решение всех проблем с ребятами в погонах этот господин берет на себя. И финансовую сторону, и другие…

– Мне уже нравится этот парень!

* * *

– Ты машину водишь… не по-шведски!

– С кем поведешься, от того и…

Только что под желтый сигнал изумленного светофора они проскочили Валхаллавеген, и теперь Олаф, пижонски опустив стекло, гнал свою двухдверную «тойоту» на северо-восток:

– …от того и наберешься!

Позади осталась скучная громада стадиона, комплекс всемирно известного радио. В окружении чистенькой, ровной зелени замелькали всевозможные корты, площадки, причудливые павильоны из стекла и каких-то космических материалов.

– Это что?

– Не узнал? Терминалы!

– То-очно…

Стиснутая со всех сторон портовыми сооружениями, поверхность воды лениво перекатывала с волны на волну россыпь солнечных бликов. У дальней причальной стенки застенчиво белел питерский паром «Ильич».

– Да-а… Мы опаздываем? – Виноградов покосился на стрелку спидометра, упорно не желавшую отползать влево.

– Нет, собственно.

Олаф перехватил взгляд пассажира и хмыкнул:

– А еще говорят, что русские…

– Не надо давить меня классикой! Кстати, Гоголь был украинцем. А Пушкин – негром.

Въехали в Лидинге.

– Сейчас, сориентируюсь… Сюда!

Этот пригород, как понял Виноградов, считался весьма престижным: коттеджи, не повторяющиеся, но вместе с тем явственно схожие той нарочитой неприметностью, которая достигается очень большими деньгами и генетической привычкой к богатству. Шикарные автомобили среди газонов, клумб и холеных деревьев, чистота, поразительная даже для скандинавской столицы…

– Нравится?

– Естественно.

Странный народ шведы – знает ведь, что ни в кои веки, став даже самым-распросамым преуспевающим журналистом, не сможет он себе позволить купить здесь дом. И все равно в голосе гордость, пусть не за себя, пусть за соотечественника, которому повезло в жизни больше, который сумел распорядиться привалившей удачей. Не зависть…

Это было очень похоже на Беверли-Хиллз из голливудских боевиков. Владимир Александрович с любопытством вглядывался в новый дня него Стокгольм – раньше ни разу здесь не был: днем – метро, университет, вечером – безликие муниципальные новостройки. Воскресные прогулки по старому городу, набережные, залив, так похожий в сумерки на Неву.

Вслед машине улыбнулась девушка на велосипеде.

– Неплохо быть богатым!

– Лучше быть здоровым, но богатым, чем больным, но бедным. – Олаф, переполненный русским фольклором, не преминул это продемонстрировать.

– Не проехали?

– О, мать его… – Репортер в сердцах крутанул миниатюрную баранку спортивного руля, «тойота» обиженно просела и, описав протекторами замысловатую траекторию, ушла с перекрестка направо.

– Кажется, здесь.

Двухэтажный, красного кирпича коттедж белел приоткрытыми рамами узких готических окон. Отделенный от тротуара символической решеткой забора и крохотным тенистым сквером, он казался элементом классической декорации к похождениям Эркюля Пуаро или мисс Марпл. Несколько нарушали целостность образа яркая сателлитная антенна «Суперскан» да металлическая плита гаражной двери за краем присыпанной гравием дорожки.

– Может, уточнить? – Виноградов показал приятелю на подростка, с виду лет четырнадцати. Повесив на рогоподобный выступ мотоциклетного руля шлем и сумку, парень возился с чем-то в утробе своего двухколесного монстра: худая спина, джинсы вымазаны напрочь. Даже неопытный русский вряд ли обманулся бы по поводу материального положения бедолаги – такой, как у него, «харлей-дэвидсон» стоил ненамного дешевле густавсоновской машины.

Так что мотоциклист вполне мог оказаться местным наследником папиных миллионов.

– Не надо, тут не принято. К тому же… – Олаф разглядел наконец прикрытую непокорной кленовой веткой табличку с номером дома. – Точно! Вылезай.

К калитке Виноградов подошел первым:

– Здесь должен быть, как его… домофон?

– Селектор? Да. Вот.

– Подожди.

По ступенькам крыльца навстречу гостям уже семенила увесистая блондинка в шерстяном, до колен, платье полувоенного образца.

– Смотри-ка, встречают… Ждали?

– Дело техники! – Олаф аккуратно показал русскому приятелю на матово-черный глазок телекамеры, упрятанной под крышей гаража.

– Хелло!

– Хэй!

Густавсон представился, обменялся с женщиной парой коротких фраз по-шведски. Перевел:

– Господин Геллер будет с минуты на минуту. Нас просят в дом, поскольку…

Виноградов вместе с приятелем обернулся на шум – в переулок, сосредоточенно урча, вкатилось серебристое туловище «мерседеса».

– А вот и господин Геллер!

Автомобиль с безупречной фацией обогнул оказавшуюся на пути «тойоту» и корректно припарковался перед входом в дом.

– Очень кстати!

Густо тонированные стекла сливались с металлом кузова, поэтому, когда именно открылась передняя левая дверь, Владимир Александрович не увидел – просто над крышей показалась сначала кожаная кепка, затем откормленный стриженый затылок и борцовские плечи.

Водитель повернулся лицом, обозначил вежливый кивок горничным и гостям. Двинулся в обход машины: очевидно, в его обязанности входило и открывание двери перед хозяином, расположившимся сзади…

Четыре хлопка – сначала один за другим, а последний с небольшим опозданием… Не то чтобы громко. И уж совсем не страшно. Виноградов даже не успел в сторону отпрянуть – шальная пуля влепилась в кирпичный столбик калитки между ним и Олафом, вырвав фонтан рыжеватых осколков.

– Ложись!

На противоположной стороне «мерседеса» медленно сползал вниз водитель, выстрелом отброшенный на куцый багажник: как при обратной перемотке видеокассеты, из поля зрения исчезли сначала плечи, потом голова. Последней скатилась на асфальт кепка.

– А-а-а!

Пронзительно-интернациональный крик горничной прервался ревом мотоцикла: отшвырнув за ближайшую изгородь снабженный черным фаллическим глушителем пистолет, парень уже трогался с места. Солнце в последний раз отразилось в пластиковом затылке шлема – и стрелок скрылся за поворотом.

– Номер?

– Не успел! Не было, кажется…

Олаф уже кричал что-то по-шведски, запихивая обратно в салон «мерседеса», в непроницаемую для света иллюзию безопасности, полноватого мужчину с кейсом.

– Да-а…

Водитель лежал, неестественно закинув уже начавший покрываться щетиной подбородок. Ноги его были неловко подмяты, на рубашке расплывалось красное пятно.