Текст книги "Последняя ночь майора Виноградова"

Автор книги: Никита Филатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

По вывезенной из России манере Владимир Александрович дотронулся до его запястья – пульс не прощупывался.

– Готов!

Олаф тем временем уже завладел геллеровским радиотелефоном. Нависая над автомашиной, он темпераментно, но по-деловому сообщал о случившемся, надо полагать, полиции, хотя, прекрасно зная приятеля-журналиста, Виноградов вполне мог допустить, что в данный момент надиктовывается последний выпуск новостей.

* * *

– Все-таки это не был профессионал.

– Да, пожалуй.

Патрульные наряды уже давно разъехались, оставив на вновь опустевшей улочке меланхоличного парня в форме – не столько для реального обеспечения безопасности, сколько для душевного спокойствия обитателей Лидинге. Появись сейчас здесь случайный посторонний, он ни за что бы не поверил, что вот так вот, бесследно, не оставив потоптанной травы, битых стекол и всякого дрянного мусора, может исчезнуть недавнее скопище мигающих разноцветьем полицейских и санитарных машин, замысловатых телевизионных фургонов, газетной братии и просто зевак.

Только что распрощались с последним инспектором в штатском.

– Выпьете что-нибудь?

– С удовольствием…

С некоторым запозданием Виноградов сообразил, что хозяйка обращается к нему по-русски:

– О!

– Сюрприз? – Олаф ухмылялся, довольный произведенным эффектом. Это было настолько искренне и беззлобно, что, несмотря на напряженность ситуации, заулыбались и остальные присутствующие.

Зазвенел, но на половине мелодии оборвал трель аппарат в соседней комнате.

– Я велела Эльзе заняться телефоном. Можно не волноваться, она сообразит, что сказать – и, главное, кому!

Господин Геллер, уловив, очевидно, смысл фразы, утвердительно кивнул. Он по-прежнему был в строгом сером костюме, только ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговку на рубашке.

Хозяйка, Виноградов и Густавсон предпочли джин-тоник, сам господин Геллер выбрал виски:

– Скооль!

– Чин-чин!

Владимир Александрович скептически посмотрел на едва прикрытые донышки бокалов: семья была смешанной, но дозы – явно не русские. На приглашение на ужин тоже можно было особо не рассчитывать, тем более что и обеденное время утекло напрочь.

– Дом, в котором побывали полицейские… брр! – Хозяйка поморщилась и передернула ароматным плечом. – Как будто кто-то поносил твой лифчик. Просто пытка – дожидаться, когда уберутся чужие!

Виноградов дипломатично кивнул, и женщина, поняв некоторую двусмысленность последней своей фразы, поспешила расплыться в улыбке:

– Слава Богу, что теперь здесь только мы вчетвером!

Мужчины тоже заулыбались – хозяин несколько рассеянно, журналист – от души:

– Предки господина Геллера – немцы, они переселились в Стокгольм в шестнадцатом веке, после расторжения Кальмарской унии. Очаровательная фру Диана – твоя соотечественница, бывшая, разумеется…

– Вы из Питера?

– Практически. Из Луги.

– …Прислуга – эстонка, а бедняга покойник… Он, кажется, был из Венгрии?

– Поляк. Зденек Войтович. – Фру Геллер с достоинством промокнула платочком условную слезу.

– Просто пятый Интернационал! Не удивлюсь, если и кошка у них, к примеру, еврейка.

Реплика Виноградова предназначалась Олафу, хозяйка ее расслышать не могла, поэтому, когда после некоторой паузы холл огласился хрипловатым смехом господина Геллера, Владимир Александрович даже вздрогнул.

– Ха! Корошо… – Очевидно, познаний шведа в русском языке хватило, чтобы уловить смысл сказанного.

– Извините.

– Норма-ально! – перевел Густавсон реакцию хозяина. – Господин Геллер говорит, что сегодняшний инцидент еще раз подтвердил правильность принятого им решения – пригласить для обеспечения своей безопасности такого видного специалиста по российской преступности, как ты…

– Благодарю.

– Что ты думаешь по поводу покушения?

– У меня слишком мало информации, чтобы делать даже предварительные выводы.

– А что бы вы хотели узнать?

– Для начала… Характер, сферу вашего бизнеса… Точки возможного пересечения интересов фирмы и преступных сообществ. Планы, в том числе и касающиеся российского рынка. Возможно, были какие-то угрозы, сомнительные коммерческие предложения? Сразу все не перечислишь. Например, я хотел бы узнать о некоторых аспектах вашей личной жизни… вы понимаете?

– Ну, ответы на вопросы о личной жизни моего мужа интересны и мне тоже! – Госпожа Геллер тут же повторила эту фразу по-шведски специально для супруга. Погрузившись в огромное бархатное кресло, она непринужденно вытянула скрещенные ноги и в рассеянности поигрывала носком туфельки.

– Ряд этих сведений составляет коммерческую тайну.

– Я понимаю.

– Хорошо… И все-таки господин Геллер хотел бы услышать мнение специалиста, которого он собирается взять на работу.

– Хм-м… Извольте! Действовал не профессионал – первое. Второе – те, кто заказывал ему ваше убийство, или слишком торопились, или также не имеют опыта в подобных делах.

– Почему?

– Парень выстрелил четыре раза. Первой же пулей убило оказавшегося на линии огня водителя. Вторая прошла выше, чем надо, третья почти попала в цель…

– Да! Пуля просвистела прямо перед носом господина Геллера, прошила стекло и застряла в стойке! – Несостоявшаяся вдова чувствовала себя героиней модного телесериала.

– …Последний выстрел должен был быть на поражение, но достался тоже бедняге водителю, уже умиравшему.

– Он знал, на каком месте господин Геллер сидит в машине?

– Тоже мне секрет! У вас девяносто девять процентов тех, кто может позволить себе личного шофера, ездят обычно не рядом с ним, а сзади, справа… Так что эта информация недорого бы стоила.

– А почему он не дождался, пока господин Геллер выйдет из автомобиля?

– Мы помешали, судя по всему. Точнее, Олаф.

– Действительно? – Журналист даже забыл перевести фразу.

– Ты поставил свою «тойоту» так, что перекрыл сектор. Я посмотрел: на пути к дому объект постоянно оказывался бы загорожен от стрелка твоей машиной. Видимо, первоначально так и планировалось – дождаться, прицелиться как следует, потом уже…

– Господи!

– Профессионал бы сыграл отбой, но паренек оказался хоть и не блестящим исполнителем, но по крайней мере добросовестным – решил играть при мизерных шансах, да еще и втемную.

– Как?

– Это из преферанса.

– A-а! Но почему ты думаешь, что заказчики…

– Обычно террористические акты готовятся намного тщательнее. Хотя бы обследуется предстоящее место действия. Составляется не просто схема, а прикидываются возможные пути отхода, потенциально опасные участки, собираются данные о технических средствах защиты.

– Ты телекамеру имеешь в виду?

– Да. Это надо или полным лохом быть, или заведомо подставить крайнего, чтоб не засечь, что подъезды просматриваются «широкоугольником»!

– Полиция изъяла кассету с видеомагнитофона. Качество не идеальное, я даже не успел просмотреть, но, по словам господина Геллера, полиция была очень обрадована.

– Завтра об этом раструбят все газеты.

– Уже сегодняшние, вечерние. А теленовости уже дали информацию, пока коротко, но…

– Очень некстати, господин Геллер не заинтересован в шумихе. Здесь респектабельный район, определенные традиции…

– Надеюсь, что ваши сыщики умеют дозировать сведения прессы.

– Это, кажется, единственное, что они умеют! – в сердцах хмыкнул Олаф. Антагонизм между репортерами и полицией – штука, не зависящая от климата и политического устройства страны.

– Господин Виноградов, я хотел бы предложить вам должность консультанта по вопросам безопасности фирмы… и моим лично. Как здесь, в Швеции, так и там, в России, когда я туда перееду.

Владимир Александрович дождался конца перевода:

– Проблемы с иммиграционными властями?

– Господин Геллер берет на себя.

– Там, в России?

– Тоже. Есть возможности. Господин Геллер сам не заинтересован в том, чтобы с его доверенным сотрудником случилось что-нибудь вроде уголовного преследования или случайной драки в подъезде.

– Условия оплаты?

– Они вас устроят. Завтра в офисе получите экземпляры контракта, там указаны суммы.

– Это всяко лучше, чем улицы подметать… – Фру Диана Геллер уже превратилась из гостеприимной собеседницы в супругу работодателя.

– Да, но далеко не так безопасно! Разрешите откланяться?

– Всего доброго. До завтра! Адрес на визитке, десять ноль-ноль…

* * *

Первый рабочий день в новой фирме Виноградов решил отметить по-настоящему – обедом во французском ресторане на Сторгатан.

– Ну и что? Довольно дорого, хотя и вкусно…

– Денег жалко? – отреагировал Олаф, искушенно поводя носом над бокалом какого-то коллекционного вина. Сняв уже все журналистские пенки со своего непосредственного участия во вчерашних кровавых событиях, Густавсон не собирался выпускать удачу из рук и на некоторое время превратился в сиамского близнеца Владимира Александровича. Даже господину Геллеру пришлось с этим смириться – хотя бы из тех соображений, что разоряться на переводчика было накладно.

– Сам дурак! Хотя, конечно, спасибо тебе за работу.

– Приятно сделать приятное приятелю! – Чувствовалось, что этот каламбур был заготовлен шведом заранее и он только ждал повода, чтобы блеснуть.

– Нет, кроме шуток… спасибо!

– Контракт устраивает? По-моему, неплохо.

– Все отлично. Судя по тому, что ты мне перевел…

– Там никаких особых нюансов.

– Главное, как говаривал один мой еще милицейский приятель, «знать свои права и обязанности начальника». Несколько неожиданная, понимаешь, перемена, снова вся эта каша, приключения на свою голову!

– Брось! Если долго сидеть на одном месте, обязательно заработаешь геморрой. Тоже, между прочим, цитата. Не сам придумал. Вино очень хорошее.

– Я не слишком разбираюсь.

– Привыкай. Не все же водку трескать.

– Ладно. Что там полиция?

Густавсон понимающе кивнул, отодвинул бокал и покосился на свой дипломат – там, насколько было известно Виноградову, лежали ксерокопии всей прессы по вчерашнему происшествию.

– Пистолет идентифицирован – «Астра», до этого в Швеции не наследил. По Интерполу тоже пока ничего. Глушитель предположительно кустарного производства, во всяком случае не штатный. Про пальцевые отпечатки – ничего.

– И не будет! – Виноградов вспомнил перчатки юного стрелка, то ли резиновые, то ли нитяные. Вполне естественно для молодого человека, возящегося с грязными, промасленными агрегатами. Здесь даже автослесари на станциях предпочитают руки не пачкать.

– Да, понимаю. Найдены отвертка и гаечный ключ, видимо, забыл впопыхах.

– Какие-нибудь особенные?

– Не понял?

– Ну, может быть, на них инициалы владельца или еще там что-нибудь?

– Кажется, нет. – Олаф наморщил лоб, сунулся было в портфель. – Нет! Стандартные инструменты. Иначе бы об этом уже разнюхали.

– Могли ведь и скрыть в интересах следствия.

– Я бы знал, пусть неофициально.

Владимир Александрович удовлетворенно кивнул – уж что-что, а получать конфиденциальную информацию Густавсон умел.

– Ты говорил про мотоцикл.

– Чтоб идентифицировать след протектора и конкретный «харлей», сначала нужно этот «харлей» найти. Сам понимаешь.

– Понимаю. Хорошо. Больше фактуры никакой?

– Остальное – лирика.

– Какие выдвигаются версии?

– В основном – русская мафия, предстоящая деятельность Петербургского представительства. Не исключают и каких-то прошлых заморочек… – Сленговое словечко слетело с губ Олафа настолько легко, что Виноградов даже непроизвольно улыбнулся.

– Я неправильно сказал?

– Нет, все верно!

– Но в целом все считают, что так или иначе это связано с бизнесом. Один парень предположил, что господина Геллера хотели подстрелить по ошибке. Про личные мотивы пока только на уровне туманных гипотез, большей частью просто для придания пикантности.

– Ты постарался?

– Отчасти. Но, Володя, упустить такой поворот сюжета, такой национальный коктейль под крышей одного дома… Это выше моих профессиональных сил, редактор и читатели меня бы не поняли.

– Набьет тебе морду господин Геллер. И мне заодно.

– Скорее уж твоя соотечественница.

– Не понравилась?

– А тебе?

Виноградов вздохнул:

– Красивая баба… Но стерва.

– Мне показалось, ты тоже на нее особо положительного впечатления не произвел.

– Тем хуже для меня.

– Почему?

– Потому что если тебя невзлюбила жена хозяина, долго на работе не продержишься. Как у нас говорят, ночная кукушка дневную всегда перекукует.

– Как-как?

Владимир Александрович понял, что Олаф впитал в себя эту русскую народную мудрость и при случае не преминет ею где-нибудь козырнуть, подтверждая репутацию неформального языковеда.

Пришлось повторить.

– Здорово!

– Значит, определились. Преступника пусть ищут те, кому положено, – у них все равно лучше получится.

– Полиция?

– Да. Это только у Агаты Кристи иностранец в чужой стране лучше местных преступления раскрывает. Но Пуаро хоть языкового барьера не испытывал!

– А мы?

– Во-первых, займемся профилактикой. Потому что в таком деле, как наемные убийства, принято доводить порученное до конца. Они наверняка еще попробуют.

– Так.

– И попробуем покопаться в ближайшем окружении…

– Жена? Друзья, прислуга?

– Если я правильно понял из утреннего разговора с боссом, соответствующие полномочия мне предоставлены?

– Да. Можешь смело копаться в грязном белье семейства Геллеров.

– Завидуешь? Мечта репортера!

– Интересно, а как ты собираешься общаться с прислугой и соседями, ни слова не понимая по-шведски?

– Ну-у… У вас цивилизованная европейская страна, каждый говорит или на английском, или на немецком. А ты же знаешь, что в определенной степени я…

– Как это называется? Ты меня… это… кидаешь?

– Господи! Успокойся. Куда же я без тебя? Уж и пошутить нельзя.

– Дать бы тебе по ушам за такие шуточки! – Густавсон, кажется, по-настоящему обиделся.

– Ну извини. Серьезно – извини! Мир?

– Ладно. Мир, свинья неблагодарная.

– Только одно… Не условие даже – просьба.

– Ну?

– Если мы что-нибудь накопаем… Не сливай все сразу в редакцию, а?

– Видишь ли…

– Один прокол – и господин Геллер вышвырнет тебя вон. И меня, соответственно. Не говоря уже о том, что это может серьезно помешать нам самим… мне самому.

– Я журналист!

– А я пытаюсь быть профессионалом. В своем деле. Репортерский интерес будет соблюден – кроме тебя, никто полученной информацией владеть не будет, в свое время ты ее и так выдашь. Да и в конце концов… Ладно, пусть твоя редакция все, что можно, получает, но хотя бы согласовывай со мной тексты.

– У нас даже полицейские не занимаются цензурой!

– При чем тут цензура? Мы же джентльмены. Партнеры.

Олаф согласно кивнул и жестом подозвал официанта:

– Платишь ты?

– Как договаривались! Угощаю по случаю аванса.

С учетом чаевых получилась весьма значительная сумма.

– Можем себе позволить.

– Изредка – да. Володя, я сам здесь всего третий раз, для среднего шведа это дороговато.

– Ладно, будем собираться.

– Какие планы на сегодня, начальник?

– Надо бы опять туда поехать. Побеседовать с хозяйкой, и вообще… У тебя есть на примете какая-нибудь приличная охранная фирма? По части всяких технических средств, эскорта?

– Если посмотреть… Найдем, конечно.

– Понадобится. Поехали?

– А служебный транспорт тебе хозяин не предоставил?

– Нет, мой язвительный друг! Придется тебе немного поработать шофером. Но если возражаешь…

– Что ты, что ты! Кто же откажется от возможности пообщаться с симпатичной молодой женщиной в отсутствие ее мужа?

– Там еще я буду, не забывай.

– Втроем? Это очень по-нашему, по-шведски.

На улице было солнечно и не слишком людно. Цепочка белобрысых дисциплинированных школьников проследовала в сторону Исторического музея.

Обеденный перерыв закончился.

* * *

– Господин Геллер говорит, что вчерашний вечер был не самым идиллическим в его супружеской жизни. Он, конечно, понимает, что господин Виноградов делает свое дело, но так ли уж обязательно вторгаться в вопросы сугубо частные? Вряд ли вывернутое наизнанку грязное белье поможет устранить грозящую господину Геллеру опасность.

Олаф переводил без особого энтузиазма. Да и по выражению лица босса было ясно, что он лишь формально реагирует на устроенную фру Геллер сцену.

– Прошу прощения, если был бестактен. Готов извиниться и перед вашей супругой.

– В этом нет необходимости. Узнали что-нибудь полезное?

– Ценность полученной информации покажет время.

Геллер хмыкнул:

– Чтобы у вас не было иллюзий… В случае моей смерти жена ничего не выигрывает. Оставшись одна, она получит право распоряжаться суммой, которой вряд ли будет достаточно для удовлетворения даже самых скромных потребностей. На билет бизнес-классом до Петербурга, конечно, хватит, но… Так составлен брачный контракт.

– Весьма предусмотрительно.

– Я некоторое время работал в России. Среди ваших девушек встречаются очень разные.

– Разные встречаются везде.

– Это верно.

– Кстати, по поводу этого бедняги шофера… Откуда он появился?

– Сначала он обслуживал хозяйку, госпожа Геллер сама нашла его, кажется, через бюро по найму. А может, и нет. Потом, когда она получила права и сама села за руль…

– У нее своя машина?

– Да, «фольксваген-гольф». Шофер ей стал не нужен, а мой как раз уволился.

– Кроме того, это выгодно, – прокомментировал в тон переводу Олаф, – иностранцу можно платить меньше, чем соотечественнику. Разумная экономия.

– Что вы можете сказать о нем?

– А что можно сказать о человеке, принявшем на себя предназначенные тебе пули? – Олаф перевел дословно и с некоторым удивлением посмотрел на Виноградова. – Господин Геллер не понял вопроса.

– Я разделяю чувства господина Геллера. – Владимир Александрович уже хотел уйти от деликатной темы, но собеседник заговорил сам:

– Он был хорошим водителем. Может быть, несколько резковатым, но… Кажется, он сидел в тюрьме, там, у себя на родине, в Польше. При диктатуре.

– Когда?

– Во времена подпольной «Солидарности».

– Это интересно!

– К сожалению, господин Геллер мало общался со своим шофером на отвлеченные темы. Он совсем не говорил по-шведски и очень плохо по-английски. В пределах необходимого минимума.

И эта тема была исчерпана. Виноградов сверился с планом в своем неизменном блокноте:

– У вас лично, господин Геллер… Были ли у вас лично какие-то столкновения с законом здесь? Или в России? Контакты с преступным миром?

– Нет. Господин Геллер в высшей степени законопослушен. Нарушать уголовный кодекс в Швеции глупо, это просто невыгодно, считает он. Что же касается вашей страны… Нет, к счастью, господину Геллеру не приходилось встречаться с русскими полицейскими. Даже с постовыми на дорогах объяснялись его местные коллеги, сотрудники представительства. Он полагает, что в случае каких-либо претензий к нему со стороны властей, они не стали бы так активно содействовать расширению его бизнеса и интересов фирмы в Петербурге.

– Вовсе не обязательно, – буркнул про себя Владимир Александрович. Уж он-то знал, что за приличную взятку в период бурного построения демократии можно отмыться не просто добела, а до ангельского сияния. – Проверим.

– Что же касается преступного мира… Единственным и самым ужасным проявлением разгула преступности в королевстве, коснувшимся господина Геллера, была кража его машины.

– Ее вернули? Ваша экономка… или горничная, не знаю даже, как назвать, фрекен Эльза, говорила нам, что…

– Да, вы же видели «мерседес».

– Очень дорогая модель.

– Вы правы – очень. И достаточно редкая, даже здесь. Господину Геллеру вернули ее буквально на второй день после угона. Практически нетронутой.

– Воры арестованы?

– Да, насколько известно.

– Поздравляю. Вам повезло.

– Это нормальная ситуация. Всякий налогоплательщик вправе рассчитывать на хорошую работу полиции.

Переводя эту фразу, Олаф откровенно наслаждался – он даже непроизвольно скопировал неколебимо уверенную мину добропорядочного шведского гражданина.

– Хорошо. Господин Геллер, вы приготовили то, о чем я просил?

– Да. Можете забрать у секретаря.

– Спасибо, это был значительный объем работы.

– При наличии компьютера… Правда, не совсем понятно, что вы хотите почерпнуть из этих документов.

– Ну, мало ли… Например, список российских фирм, с которыми вы вели совместную деятельность: можно залезть в массив данных о том, кто из них, по информации наших спецслужб, контролируется организованной преступностью.

– Мафией?

– Мы предпочитаем не пользоваться этим термином. По ряду причин.

– Название – вопрос не слишком принципиальный.

– Да, конечно. Главное, что, например, решив подобную же задачу относительно второго списка – перечня фирм и частных лиц, с которыми вы по каким-то причинам не стали сотрудничать, – можно попытаться определить, чьи интересы были затронуты. Каких преступных сообществ, криминально-финансовых групп… Насчет перспективных контрактов и протоколов о намерениях пояснять не надо?

– Спасибо. Господин Геллер удовлетворен.

– Я думал, что у него вызовут истерику те приблизительные суммы, которые я назвал по организации охраны.

– Нет, как это ни странно. – Олаф спросил о чем-то шведа, выслушал пространный ответ. С улыбкой покачал головой: – Господин Геллер сказал, что, конечно, превращение собственного дома в нечто среднее между осажденной крепостью и межгалактическим кораблем-разведчиком вовсе его не радует. Но после того, что случилось… Похороны вряд ли встанут дешевле.

– Хорошо, когда понимание этого приходит до, а не после. А относительно организационной стороны?

– Некоторое ограничение свободы передвижения и… прочего господина Геллера не смущает. Он понимает, что меры это временные и продиктованы вовсе не стремлением господина Виноградова беспричинно осложнить ему жизнь.

– Благодарю.

– Господин Геллер был рад побеседовать.

– До свидания.

– Всего хорошего. Ваши бумаги у секретаря.

Приемная была на удивление безликой – такой интерьер, абсолютно не отражая индивидуальности владельца, с одинаковым успехом мог принадлежать кому угодно.

Секретарь, правда, была высший класс – по тактико-техническим данным она ни в чем не уступала госпоже Геллер. А на вкус Виноградова, так и вообще… Впрочем, скорее всего, сказывается второй месяц холостятства. Тут и на фрекен Эльзу соблазнишься.

– Хэй до! Бай-бай.

– Пока! – Владимир Александрович уже сунул под мышку синюю пластиковую папку с эмблемой фирмы, но задержался, прислушиваясь к обмену репликами между Олафом и прекрасной брюнеткой. – Что она говорит? Если приглашает вечерком к себе – я согласен.

– Приглашает. Только не она. И не к себе.

– Да?

Журналист протянул Владимиру Александровичу узкую полоску с машинописным текстом:

– Нужно быть завтра с утра в полиции. Для допроса.

– Мне?

– Мой вызов, очевидно, ждет меня дома. Или в редакции, – резонно отметил Густавсон.

Виноградов почувствовал почти забытый, привычный еще с питерских времен холодок под сердцем – это была, конечно, не руоповская повестка и даже не «малява» с бандитским смертным приговором, но все равно неприятно.

– Надо идти?

– А почему нет?

– Тоже верно.

Секретарь что-то коротко сказала и улыбнулась. Владимир Александрович внезапно почувствовал, что вот эта всеобщая улыбчивость, эта вежливость тотальная и поголовное дружелюбие начинают его раздражать.

– Она говорит, что впервые видит русского телохранителя. Ты ей очень понравился, похож на Кевина Костнера.

– Я, собственно, не в полном смысле слова телохранитель. Скорее консультант, теоретик.

– Не будем разочаровывать девушку! Я сказал ей, что на Кавказе ты голыми руками задушил пятнадцать партизан.

– Трепло! Извините, фрекен…

* * *

Физиономии полицейских не блистали особенным интеллектом, но к сотрудничеству располагали.

– Здравствуйте!

Оба молодые, спортивные, одеты прилично. Только вот коллективного творчества вызванных не любят. Предпочитают в кабинет запускать по одному.

– Они говорят, что в качестве переводчика я сегодня не нужен. – Олаф виновато моргнул и тронул Виноградова за рукав. – Просят подождать в коридоре.

– Нет проблем. Хозяин – барин.

– Если что, я буду здесь, рядом. Я предупредил, что пресса…

– Спасибо, но не думаю… Иди!

Дождавшись, когда дверь за Густавсоном закроется, один из полицейских сделал приглашающий жест.

– Да, конечно! – Владимир Александрович сел на предложенный стул.

– Мы ведь встречались, господин Виноградов.

Действительно, лицо парня у окна показалось Владимиру Александровичу знакомым. Упругая челюсть, акцент, заставляющий концентрировать внимание не на смысле фразы, а на ее грамматическом построении…

– Не вспоминаете?

– Извините.

– Университет. Семинар по русской организованной преступности…

Точно! Только тогда он был одет во все джинсовое, и прическа меньше напоминала о годах срочной армейской службы.

– Вы, кажется… Вы, кажется, задавали тогда вопрос о коррупции?

– Да. И среди милицейских сотрудников.

– Вы студент?

– Нет, я работаю в полиции. Моей профессией является восточноевропейская и особенно русская преступность в Швеции.

Сказано было небезупречно, но Виноградов понял:

– Очень приятно!

– Вы очень интересно тогда рассказывали. Много полезного!

Владимир Александрович выжидающе замолчал. Возникла пауза. Шведа можно было понять – доверительный контакт установлен, пора переходить к делу:

– Ах, извините… Это мой коллега, он занимается делом об убийстве… о попытке убийства!., господина Геллера. По своему направлению и компетенции.

Где-где, а во владении русской разговорной речью полицейский намного уступал репортеру. Хотя сам Виноградов по-шведски вообще ничего, кроме «здрасьте-спасибо», не знал:

– Добрый день!

– Ларе… Лэрри! – Сыщик дружелюбно оскалился, дохнув ментоловой жвачкой, и крепко пожал протянутую Владимиром Александровичем руку. Очевидно, он придерживался голливудского стиля общения.

– Вы тоже говорите по-русски?

Напарник перевел, и Ларе жизнерадостно помотал головой.

– Нет, он не говорит по-русски.

– Чем могу помочь?

– Вы ведь работали в криминальной милиции там, в Петербурге?

– Больше десяти лет.

– И в специальных подразделениях?

– Последние два года.

– Занимались расследованием преступлений?

– В основном – оперативной работой. Если вы понимаете, что я имею в виду.

– Мы понимаем. Мы запросили Европол, финские коллеги отозвались о вас очень положительно. Вы ведь участвовали в нескольких шумных международных операциях?

– Последняя закончилась для меня увольнением.

– Вас уволили за сотрудничество с финнами?

– Нет. Я с удовольствием изобразил бы из себя мученика за идею, но… Там и без того причин хватало.

Виноградов сказал это так, что собеседник понял – продолжения не последует. Действительно, не рассказывать же первому попавшемуся парню в штатском про Кавказ, войну в Приречье, валютный скандал в пароходстве… Или о том, как невезучий милицейский офицер сдуру встал поперек дороги у сил, которые…

– Подставили. И выгнали вон.

– Что, простите?

Да, это был не Олаф, знаток и любитель ненормативной лексики…

– Поводом для увольнения послужило грубое нарушение служебной дисциплины.

– Ваше последнее звание?

– Капитан.

– Ого! – Слово «капитан» полицейский понял без перевода и уважительно поднял брови.

– Я был неплохим офицером. Имел медали, знаки отличия. К сожалению, не судьба![1]1
  Эти события описаны в сборнике «Тебе это нужно?» («Квадрат», 1995), в выпусках серии «Петербургский детектив» («Библиополис», 1993–1994).


[Закрыть]

– У вас контракт с университетом? Теперь?

– Нет.

– Вы утратили работу? Когда истекает срок вашей визы?

– Насчет визы… Не думаю, что вы не справились в иммиграционной картотеке. А что касается работы – я являюсь консультантом господина Геллера и его фирмы по вопросам безопасности.

– Название фирмы?

– «Геллер и Теплицки».

– Профиль? Специализация?

– Вряд ли это имеет отношение к делу. Поинтересуйтесь у самого хозяина.

– Вы не хотите сотрудничать? Помогать полиции?

– Это долг любого добропорядочного гражданина.

– Финские коллеги отзывались…

– Я вам что, переходящее Красное знамя?

– Простите?

Переводчик хренов!

– Я сказал, что готов помогать всякому, кто борется с организованной преступностью. Всегда! Везде! Но заставить меня сотрудничать… Это вряд ли.

– Очевидно, мы не поняли друг друга. Я не слишком хорошо владею русским языком. Извините.

– Ерунда. Спрашивайте дальше.

– В фирме до этого был консультант по безопасности?

– Насколько мне известно – нет. Кто-то ведал вопросами охраны офисов, производственных объектов, но всерьез безопасностью никто не занимался.

– И как объяснить, что приняли на работу вас? Именно в день, когда…

– Где блины – там и мы! – развел руками Виноградов.

– Что? Простите, я…

– Это народная поговорка. Более распространенный вариант: «Свинья везде грязи найдет».

Полицейский понял и перевел.

– И все-таки?

– Полагаю, что этот вопрос будет уместнее задать самому господину Геллеру. Со своей же стороны предположу, что основной причиной являлись перспективы активизации деятельности фирмы на российском рынке. А без более-менее опытного поводыря по этому минному полю вряд ли удастся пройти без потерь.

– Мы с ним побеседуем. Не могу не отметить, что лучшего сотрудника, специалиста в этой области, ему подобрать было бы сложно. Это не комплимент. Даже те, кто не посещал ваш семинар в университете, прекрасно знают, что без вашего активного содействия не могла бы появиться сенсационная книга господина Густавсона.

– Он, кстати, дожидается в коридоре.

– Ничего. Это не унижает. Что вы думаете по поводу случившегося?

– Полагаю, что пока рано делать выводы.

– Это русская мафия?

– Может быть… Но не думаю. Слишком низкое качество исполнения. Есть что-нибудь на видеозаписи?

– Да. – Очевидно, решение поделиться информацией было принято заранее. Полицейский вытянул из конверта несколько снимков. – Это пригодно для идентификации.

– Относительно, – вздохнул Владимир Александрович, разглядывая черно-белые глянцевые прямоугольники.

Отобрал два, где лицо стрелка получилось почетче, почти анфас.

– Как я понимаю, учеты иммиграционной службы помочь не могут? Какая-нибудь фототека…

– Только на нежелательных иностранцев.

– Знаете что… По логике он должен в темпе смотаться из страны – в прессе отметили, что его рожа засвечена. Скорее всего, парень вообще в Швеции не живет.

– Как это… гастролер? Так?

– Да. Послушайте, я видел телекамеры в порту, на пассажирских терминалах. В аэропорту. На вокзалах тоже, наверное?

– Это не полицейская аппаратура. Другого ведомства.

– Таможня?

– Это аппаратура другого ведомства, не криминальной полиции, – не счел целесообразным вдаваться в детали переводчик.

– Хорошо. Мне ваших тайн не надо. Но попробуйте прокрутить через компьютер, что ли, или так, визуально, пленки с видеомагнитофонов. Их ведь хранят некоторое время.

– Вы переоцениваете наши технические возможности. Впрочем, работа в этом направлении ведется.

– Я воспользовался бы паромом. Куда-нибудь в Финляндию, в Данию… В Германию? Регистрация попроще, чем в самолет, досмотр минимальный.

– Это ценное замечание. Спасибо.

– Нескромный вопрос – по оружию что-нибудь есть?

– Испанская «Астра». Баллистическую экспертизу еще не закончили, но номера… Как это? В картотеке по розыску нет!