Текст книги "Последняя ночь майора Виноградова"

Автор книги: Никита Филатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

– Скажите, «мерседес» был застрахован?

– Странный вопрос. Естественно. В цивилизованных странах принято страховать имущество. А у вас?

* * *

Зябко поежившись – со стороны залива основательно поддувало и, несмотря на яркое солнце, простуду можно было подхватить в пару минут, – Владимир Александрович сунул руки в карманы. За спиной, в гулкой тишине «Аквариума», остались лупоглазые глубоководные чудовища, мерное колыхание морской зелени, световые блики, блуждающие по искусственному мрамору пола. Там же, впрочем, осталось и некоторое количество крон, уплаченных за билет.

Немноголюдные в этот час дорожки острова были вымыты вчерашним дождем, пространство, свободное от наползающих друг на друга музеев, уже вовсю потрясало свежей весенней листвой.

– Эй, это вы? Я не обозналась?

– Видимо, не обознались.

– Точно! Надо же… Смотрю и думаю – он, не он? Приятная неожиданность.

Как же, неожиданность! Такая, знаете ли, из числа хорошо отрепетированных. Впрочем, к подготовке этой случайной встречи приложил кое-какие усилия сам Виноградов. Например, оставил на автоответчике семейства Геллеров сообщение, что после двенадцати будет в полиции, чтобы поделиться выводами, а до того – зайдет к рыбкам стокгольмским, попрощаться. На русском языке, причем говорил так, что если бы господин Геллер раньше всех магнитофон включил, то все равно попросил бы перевести.

– Я тоже рад. Катаетесь?

– Заезжала к подруге. Подвезти?

– Да, собственно, время есть. Но все равно спасибо.

Владимир Александрович обошел беленький «гольф» и уселся рядом с госпожой Геллер.

– Не бойтесь! – засмеялась та, перехватив настороженный взгляд Виноградова, брошенный на задние сиденья. – Нет там никакого страшного злодея. Никто удавку не накинет и шприц с ядом не вколет.

– Это бодрит, – смутился Владимир Александрович. – Значит, еще поживу.

– Некоторое время.

Госпожа Геллер произнесла это совершенно серьезно, выдержала паузу и лишь потом снова зашлась смехом:

– Эх, мужчины!

Машина свернула по набережной направо, в сторону парка Нобиля.

– Мне, вообще-то, в полицию. Нужно.

– Сам говорил, что время есть. По пиву? Я плачу, грех не угостить соотечественника.

– Ты же за рулем?

– Здесь можно.

– Уговорила!

В крохотном, стиснутом между двумя наполеоновской еще постройки домами дворике, прямо на вымощенном булыжником пятачке пестрели матерчатые зонты. Стандартные пластиковые кресла пустовали, только в углу, рядом с доской-ценником, мирно дремали над своим кофе три старушки.

Быстро принесли заказ.

– Ну?

– Что «ну»?

Так же незаметно, как произошел переход на «ты», сменились роли. Теперь не жена хозяина говорила с клерком, скорее запутавшаяся путана пришла на встречу с умудренным жизнью оперативником.

– Сколько я должна, чтоб ты не лез в мои дела?

– Деловой подход! А как ты думаешь?

– Зависит от того, как далеко ты зарылся в это дерьмо.

– Сложно спорить. Вообще-то шантаж – не мое хобби.

– Тысяча баксов!

– Это даже не смешно.

– Две?

– Зачем обижаешь?

– Слушай, у меня трудности с наличкой. Можно договориться, что часть сразу, а остальное… в виде стипендии.

– И камеру на двоих. С видом на Северный полюс.

– Да тебя убить дешевле, сволочь!

Виноградов сделал вид, что напряженно прикидывает, потом отрицательно покачал головой:

– Вряд ли.

– Хорошо. Рассказывай. Потом посмотрим. – Госпожа Геллер пригубила пиво, затем аккуратно отодвинула бокал, оставив по краю размытый отпечаток губной помады.

– Не могу отказать такому милому созданию. Слушай, детка, сказочку! Приехала ты из своей Луги, поступила учиться. Но на стипендию, как известно, не проживешь, соблазны замучат.

– При чем тут это?

– Сама знаешь. Тебя ведь за блядство выперли?

– За академическую неуспеваемость.

– В данном случае, это одно и то же. Интересно, муж твой об этом периоде жизни знал?

– Пролетаешь, дорогуша! Господин Геллер – человек благородный, полюбил и все простил.

– А я не этого, нынешнего, имею в виду.

– Что?

– Я про первого мужа. Некто, если не ошибаюсь, Ян Колосовский… Гражданин Польской Республики – везет тебе на иностранцев. Не спорь! У меня есть выписка из загса.

– Ну и что?

– Жили вы вместе недолго, но, надеюсь, счастливо.

– Это не преступление.

– Конечно! Ты путанила потихоньку, муж сбывал в Питере ворованные автомобили. Те самые, которые перегонял из Германии его приятель. Напомнить, как приятеля звали?

– Давай.

– Звали его Здислав, фамилия – Войтович. Для друзей – просто Зденек.

– Накопал ты много.

– Это только начало! Когда жареным запахло, когда наши менты вместе с таможней на супруга твоего вышли, он в темпе рванул к себе на родину, в Краков. А там – вот незадачка! – сел… Дружок, видимо, сдал или раньше пасли. Накрылась, короче, их лавочка.

– А я здесь при чем?

– Ты о том польском деле? Абсолютно ни при чем. Только вот развод был оформлен… не совсем по правилам.

– В смысле?

– Когда супруг в Польшу уезжал, никто же не думал, что все так серьезно повернется. Рассчитывали, что ненадолго. Заявление на развод от имени Колосовского было представлено в загс, когда твой бедолага уже лопал дважды в день макароны по-флотски. Или чем там в польских следственных изоляторах кормят? Интересно, подпись ты сама подделала или просила кого? Много, наверное, заплатила, чтоб тетенька с печатью не особо придиралась.

– Ну и что?

– Строго говоря, висит на тебе грех двоемужества. Впрочем, это не самый тяжкий из твоих грехов.

– Бред! Не важно как, но штамп в паспорте я получила. И свидетельство о разводе.

– Да любой суд признает их недействительными! И получается, что с первым суженым своим ты развелась по поддельному документу, а ко второму на работу поступила тоже по «липе».

– Ты про диплом?

– Конечно! Позволю себе немного пофантазировать – по возможности, без ущерба для дела. Итак, бедная Диана, снова уже не Колосовская, а Голубева, находясь под пристальным оком родной рабоче-крестьянской милиции, срочно встает на путь исправления. И возвращается в родной университет. Пока, разумеется, не студенткой, но лаборанткой – в учебный отдел заочного факультета.

– Нет там такой должности.

– Не важно. Главное, что пристроилась на работу – а заодно и «хвосты» можно сдать, чтоб восстановиться, так?

– А что плохого?

– Плохо, что платят лаборанткам гроши. И что на заочном учиться оставалось еще добрых года четыре.

– Три!

– Все равно немало. Благо у тебя имелся доступ к бланкам, а печать поставить – пара пустяков. Час работы – и высшее образование в кармане. Тут и Геллер подвернулся со своей фирмой…

– Диплом мне и не понадобился. Чисто формально, при приеме на работу.

– Тем не менее. Знакомство, начавшееся со лжи, не перерастает в крепкие браки.

– У нас переросло.

– Крепкий брак? Шутишь?

– Не твое дело! – Женщина посмотрела на свой пустой бокал, подняла скучающий взгляд на Виноградова. – Я не услышала ничего такого, чего не смогу рассказать мужу. Сама!

– Простит?

– Все в прошлом. Россия – там, здесь другая жизнь. Так что вот тебе пятьсот долларов и вали.

– Да ты что?! Я на одну только эту информацию больше потратил – справки из милицейского архива, из загса, потом человек в университет мотался. Нам с твоим мужем не рассчитаться.

– Ну и дураки! Хорошо, восемьсот. Что мужу сказать, я придумаю.

– Любит тебя?

– Любит!

Владимир Александрович тоже допил свое пиво. Очень некстати захотелось в туалет.

– А машину свою?

– Что «машину»?

– Как думаешь, любит он свой «мерседес»?

Госпожа Геллер насторожилась:

– К чему это ты?

– Да так… Продолжение слушать будем? Или разбежимся?

– Валяй.

– Может, еще закажешь пивка?

– Обойдешься.

– Ладно. Тогда я выйду на минуточку.

– Куда это?

– Угадай. – Виноградов встал и прошел к интимной деревянной дверце с мужскими и женскими силуэтами. Возвращаясь, отметил, что неподалеку от выхода маячит неприметный тип в замшевой куртке – Владимир Александрович «срисовал» его еще у «Аквариума». По логике где-то на соседней улице должны ждать остальные.

– Надеюсь, ты без меня не скучала?

Госпожа Геллер хмыкнула:

– Не надейся. Ну?

– Продолжаю. Дальше все просто. Приехала ты сюда, встретила – надеюсь, случайно – Войтовича…

– Действительно случайно!

– Верю. И что на работу ты его сначала взяла из ностальгических воспоминаний – тоже верю. Это потом уже он тебя опять с первым мужем свел.

– Мы не общались!

– Брось! У тебя что, папа в Копенгагене? Или любимый племянник? Вспомни-ка счета за телефон. Полиция ведь проверит при необходимости – когда, с кем?

– При чем тут полиция и мои отношения с мужьями?

– Видишь ли, мы с твоим первым, паном Колосовским, придерживаемся одного и того же принципа. А принцип этот очень прост: каждый должен делать то, что умеет. Я, например, неплохо копаюсь в чужих помойках и могу защитить хозяйскую помойку от посторонних любознательных носов. А Колосовский… У него когда-то неплохо шел бизнес с угонами шикарных машин у лопухов немцев, так?

– Пока не посадили.

– Что ж, издержки производства! Зато теперь он умнее стал, осторожнее. Бизнес тот же, но риска минимум.

– Неужели?

– Допустим ситуацию… Встречаются бывшие супруги. Она начинает ему плакаться – мол, новый муж, буржуа проклятый, денег не дает, ревнует почти беспричинно. И что брачный контракт так составлен, что хоть топором дражайшего супруга по голове – все без толку. И всякое другое, что может наговорить молодая, жадная до жизни девка российской выпечки.

– Любопытно.

– Еще бы! А у шляхтичей кровь горячая, они терпеть не могут, когда даму обижают. Тем более деньги всем нужны.

Виноградов сделал паузу и спустя секунду снова заговорил:

– Я думаю, вы уже давно договорились «кинуть» господина Геллера на «мерседес». Нужно было только время на подготовку.

– Какой мне смысл? Это же наша машина.

– А семейный бюджет и не страдал бы. Все равно страховку супруг получит, так что… Тот редкий случай, когда и волки сыты…

– И овцы целы? Ну-ну!

– Задумано было неплохо. Хозяин уезжает на пару недель. За это время машина успевает пересечь границу с Россией, которая, как известно, настолько похожа на «черную дыру», что в ней бесследно пропадают не только какие-то там «мерседесы», но и западные кредиты. По дороге бояться нечего, да и на самой границе тоже – тут же нет системы доверенностей, да еще и нотариально заверенных, как у нас. В полицейских компьютерах данные об угоне машины появятся только тогда, когда она уже канет навеки в безбрежных просторах СНГ. И будет мирно обитать где-нибудь в Казахстане или даже в Москве. Ведь дома-то документы чистые сделать – не проблема, согласись?

– Представления не имею.

– Ой ли? Дальше, скорее всего, было так. Ты позвонила в Копенгаген Колосовскому, что муж уехал. Оттуда прибыли исполнители. Остановились в отельчике, названия не помню, доложили. Но не тебе! А в целях безопасности – Войтовичу.

– Каким же, интересно, образом?

– На пейджер. Там звоночек зафиксирован, что-то вроде «позвони отель такой-то, телефон такой-то. Павел»… Телеграфный стиль, минимум грамматики. После этого осталось самое легкое. Ты отослала куда-нибудь по магазинам Эльзу, а шофер преспокойненько выкатил «мерседес» и средь бела дня перегнал его в укромное местечко. Проинформировал пресловутого Павла с приятелем, наверное, даже дождался их, чтоб кто другой на машину с ключами в замке зажигания не позарился. Потом встал и общественным транспортом вернулся назад. А машина покатилась на паром, в Финляндию и далее…

– Каков негодяй! Хотя Бог ему судья, покойнику.

– Это точно. Зря он в Лидинге приперся – может, еще жив бы был.

– Почему?

– Оставил бы ребятам ключи, документы, пошел бы в кино, к подружке. Нет. Обязательно надо было к тебе заявиться, отрапортовать. Ну выпили, ну денежки в уме подсчитали… Но в койку-то зачем валиться?

– Что-о?

– Да я не осуждаю – конечно, нервы, успешная операция, да еще и муж в отсутствии… Эльза ведь вас прямо в процессе застукала?

– С-сука! Лесбиянка.

– Нет, просто она русских не любит. Ты знала, что это она Геллера из командировки вызвала? С подробностями?

– Догадывалась.

– Хорошо еще, что ей в голову не пришло в гараж сунуться, а то бы… В общем, супруг твой сорвался домой, естественно, без звонка. Застукать вас не застукал, но то, что машины нет, заметил в первую очередь. В полицию сообщил. Так что друзей твоего Колосовского за задницу прихватили в последний, можно сказать, момент.

– И что, за это мужа пытались убить?

– Не-ет! Никто и не пытался его убивать. Кому он нужен?

– Как это? Вы же сами, чуть ли не…

– Ерунда. Оптический обман.

– Не понимаю.

– Очень просто все! Первый твой муж узнал про накладку со вторым, занервничал. Рано или поздно вышли бы на Войтовича, через него – на тебя. Сама понимаешь.

Женщина молча слушала.

– Так вот. Шофер оказался лишним звеном. Ненужным, неудобным таким! Сам Колосовский рисковать не стал, прислал братишку, Марека – очень удачный выбор, он ведь будущего покойника в лицо знал, еще по Кракову. Так?

– Может быть.

– Шлепнули водителя ни за грош. И концы вроде в воду. Если бы не телекамера, могло и пройти. Что же ты так прокололась, не предупредила?

– А со мной не советовались. Янек, как всегда, сам все решил, поторопился. Это все можно доказать?

– Практически все.

– А те русские?

– Кто-то внес залог. Я думаю, если покопаться, то это по каналам Колосовского. Очевидно, отработанная схема – вытаскивают своих засыпавшихся, а сумму залога списывают на убытки. При тех оборотах и прибылях, которые дает сбыт краденых автомобилей, накладные расходы неизбежны.

– Это все?

– Вопрос, сколько стоит геллеровский «мерседес»?

– Здесь или у нас?

– Есть разница?

– Конечно! Муж застраховал его на полную стоимость – около семисот тысяч крон, почти полтораста тонн баксов. Это ведь не базовая модель, там всяких «наворотов» с избытком. А в России такой, дай Боже, если удалось бы за стошку спихнуть, тем более – «темный».

– Сотня тысяч долларов! Неплохо! А твоя доля?

– О чем ты? Это же чисто теоретически. Я тебя выслушала, пивком угостила, а теперь – привет!

– Денег больше предлагать не будешь?

– Нет. Не буду. – Госпожа Геллер сосредоточенно улыбнулась, встала и бросила на блюдечко со счетом мятую купюру. – Гуд бай, пинкертон ты мой разговорчивый!

Виноградов вытянул шею: вслед за женщиной на приличном расстоянии увязалась видавшая виды колымага с темными стеклами.

* * *

С некоторых пор, еще, пожалуй, с исхода детства, отношение Виноградова к Александру Дюма и его трем мушкетерам было весьма неоднозначным. И не потому даже, что, судя по тексту, за этими обаятельными парнями числился целый букет деяний, подпадающих под статьи уголовного кодекса, – от измены родине в военное время до обычного злостного хулиганства в кабаках. Не говоря уже о систематическом сопротивлении сотрудникам тогдашних правоохранительных органов, причем вооруженном!

Просто кое-что ему в благородных дворянах не нравилось: нехорошо, например, делать четырем здоровым мужикам шоу из банального убийства женщины. Да еще обставлять все это нравоучительными монологами. Миледи, конечно, тоже не подарок, но… Убить – убей, если по-другому защититься не можешь, а высшего судью-то корчить из себя зачем?

Поэтому никакой радости от сегодняшней встречи Владимир Александрович не испытывал.

В привычном уже полицейском кабинете не без труда разместились пятеро: хозяева, господин Геллер и Виноградов с приятелем-журналистом.

Олаф переводил:

– Лэрри благодарит господина Геллера за благоразумие и сотрудничество. Он обещает со своей стороны, что деловая и личная репутация господина Геллера не пострадает.

– В прессе ничего не будет?

– Полностью перекрыть каналы информации никто не в состоянии, но… Пока не задержан Колосовский, можно будет ссылаться на тайну в интересах следствия.

– А этот, убийца?

– Он уже дает показания, скоро мы заберем его у датчан.

– В этой истории есть и положительные моменты. Например, то, что жизни самого господина Геллера ничто не угрожало. И не угрожает. Также хорошо, что отпала версия с деловыми интересами.

– Он собирается отменить в связи с этим меры безопасности?

– Только некоторые. Ты остаешься, технику в доме демонтировать не будут.

– Это радует.

– Тем более что в России возможны всякие неожиданности.

– Надеюсь, там я тоже буду полезен. А что с женщиной?

– Всерьез ей мало что грозит. Соучастие в краже у собственного мужа? Так ведь ущерб в конечном счете никто не понес. И господин Геллер, как я понял, на уголовном преследовании супруги… бывшей, прошу прощения, супруги… не настаивает.

– А что же она так рванула? Хорошо, что следили, а то бы пришлось Европол задействовать. В аэропорту взяли?

– Да. Но я думаю, что это для нее лучший вариант – Колосовский, скорее всего, бывшую супругу прикончил бы. Слабость у него такая – всех ликвидировать, кто опасен.

– А что по другим угонам в Стокгольме?

– Землячка твоя, видимо, непричастна. А ты что думаешь, кроме Колосовского, в Швеции машины воровать некому?

И, перехватив насмешливый взгляд полицейского, Густавсон несколько виновато добавил:

– К сожалению, разумеется!

Апрель 1995 года.

Блаженны миротворцы

…О, конечно, у вас тоже имеются поэты, биржи, кажется, даже парламент! Но все, что так крепко и основательно на Западе, у вас ждет не урагана, а лишь легкого дуновения, случайного вздоха, чтобы бесследно исчезнуть.

И. Эренбург, 1921 год

– Бывших оперативников не существует. Эта беда – на всю жизнь.

Виноградов нечто подобное уже слышал – то ли в кино, то ли от кого-то из знакомых. Звякнул хрусталем:

– Поехали!

Янтарное пламя послушно перетекло из рюмки и притаилось, согрев желудок.

– Хороший коньяк.

– Согласен.

До алкоголизма было еще не близко, но за последние год-полтора Владимир Александрович выпил больше, чем даже самые крутые парни из повестей старика Хемингуэя.

Так уж сложилось. Можно было назвать это бытовым пьянством, точнее – служебно-бытовым…

– Значит, без работы остался?

– Не совсем, но… Пытаюсь сам по себе.

– Как это?

– Человек – существо любопытное. Ему все про ближнего своего хочется знать: хороший ли, честный ли, есть ли деньги, а главное – не готовит ли какую пакость. Называется это по-нашему – консалтинг. В области защиты информации.

– По-русски это немного по-другому звучит.

– А что прикажешь делать? Для грузчика староват уже, в президенты банка не приглашают. Меня десять лет шпионствам всяческим учили, то на бандитов натаскивали, то на коммерсантов…

– А фирмач твой – что? Швед, кажется…

Виноградов вяло отмахнулся:

– Убыл к месту постоянной дислокации. Домой смотался, проще говоря. Начиналось-то все круто – офис на Мойке, приемы у Собчака в резиденции. Построили несколько коттеджей по супертехнологии – для «новых русских». А потом! То налоговая, то валютный контроль, таможня поставки срывает… В конце года подсчитали – дешевле было все это еще там, в Швеции, спалить.

– Может, подмазать забыли?

– Брось! Я как узнал, сколько они «зелени» кому надо и кому не надо рассовали… Плакать захотелось.

– А ты на что?

– Знаешь, пока этот господин Геллер здесь жил – можно было что-то советовать, влиять на ситуацию. Питерские компаньоны зубами скрипели, но слушались. А сейчас производство свернуто, гоняют трейлерами из Скандинавии дерьмовую тушенку и шоколад турецкий.

– Почему турецкий?

– А бес его знает! Может, и не турецкий… Главное – прибыль идет живая, и обороты мгновенные. Чистый криминал! Но не ловится.

– Конечно, с «черной» наличкой проще, чем в строительстве. Там бумажки, все через банк…

– Вот именно! Геллер вложился крупно, теперь на его валюту крутежка идет. Он в доле на прибыль плюс процент за «отмыв».

– А тебя, стало быть, выгнали?

– Сам ушел. Но к тому все двигалось.

– По-свински все-таки!

– Да нет, мы в расчете. Еще когда из Стокгольма вернулись, он что обещал – сделал. Меня всего-то пару раз к ребятам в погонах выдернули да в прокуратуру… Никаких обвинений, все в порядке!

– Сколько же ему это стоило?

– Не интересовался.

– Значит, чистый теперь?

Владимир Александрович сделал неопределенный жест:

– Видимо. Лицензию, во всяком случае, открыли – и на оружие, и на частную сыскную деятельность.

– Недурственно! Какие планы?

– Я же сказал.

– Кон-сал-тинг… – как хороший коньяк, посмаковал иностранное слово собеседник Владимира Александровича. – Частный детектив Виноградов! Звучит. Визитку заведешь – подари.

– Обязательно.

– Как с деньгами?

– Как… Живу на подкожных запасах. С клиентурой пока не густо, сам понимаешь.

– Да-а… В ментовку обратно не тянет?

Виноградов придержал наклоненную бутылку. Помешкал, потом все-таки долил до краев:

– За удачу!

– За нее, родимую!

Спешно закусили последней, поделенной пополам конфетой:

– Обратно в милицию? Если честно – тянет. Но рад бы в рай…

– Тоже мне – нашел рай! На четыреста тысяч в месяц. Не смеши, пожалуйста!

– Да знаю я все, и не хуже тебя… И про нищету, и про коррупцию! И про дебилизм служебный – майоры еще встречаются толковые, а полковники… подполковники… Эт-то что-то!

– Ну?

– Что – ну? Ты-то сам ушел. А меня выгнали! Причем за дело.

– Тебя ж подставили, все знают.

– Сам виноват! Нечего было ушами хлопать.

– Ладно. Что выросло, то выросло. Жди звонка. Может, работка найдется. Не пыльная, но денежная. Все! Пора мне.

* * *

Двери в нынешних офисах – дерьмо! Красивые, конечно, с блестящими ручками, но слышно через них, как через папиросную бумагу. Не говоря уже о том, что от приличного удара ногой вылетают к такой-то матери, да еще вместе с косяком и фурнитурой…

– Это что у вас тут?

– Представительство банка.

– Да-а…

Снаружи все выглядело вполне прилично – центр города, два шага от Большого дома. Глазок телекамеры над дверью:

– А что вам нужно?

Виноградов повернулся лицом к объекту и непроизвольно пригладил едва прорастающий ежик волос:

– К господину Тихонину. Мне назначено.

Больше никаких вопросов – ни тебе фамилии, ни цели визита. Просто брякнула глухо защелка, и в проеме возник неопределенного возраста пенсионер, прилично одетый, но почему-то в тапочках:

– Заходи!

Владимир Александрович покосился на бронзовую табличку: новенькая, не успевшая еще окислиться в беспощадной питерской атмосфере, она на совесть, пятидюймовыми шурупами, была пришпилена на уровне бельэтажа:

АКЦИОНЕРНЫЙ КОММЕРЧЕСКИЙ БАНК «ЗОЛОТАЯ ПЛОТИНА»

ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВО В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ

– Заходи, сквозняк…

Все по-свойски, по-домашнему – о существовании дверных цепочек здесь, очевидно, даже не догадывались.

– Куда?

– Прямо и направо. Там сразу же.

– Понял, дед.

Нельзя сказать, что вопросам безопасности в этой фирме внимания вообще не уделялось: в углу коридора, на столике, между полной окурками пепельницей и американским электрошоковым фонарем, возлежала резиновая милицейская дубинка. Сам милиционер также имелся в наличии – расслабленный и помятый, он проводил Виноградова равнодушными глазками, даже не пытаясь шевельнуть утопающим в кожаной утробе кресла задом.

– Что читаем? – Владимир Александрович не собирался задерживаться, но, споткнувшись о снятый сержантом за ненадобностью и уроненный на пол бронежилет, счел необходимым продемонстрировать дружелюбие. В качестве компенсации за нарушенный покой.

Страж порядка вздохнул почти беззлобно и показал обложку.

– Классно! – Прочитать название Виноградов не успел, разглядел только каких-то чудищ в доспехах и негра с конструкцией, отдаленно напоминающей пулемет.

Милиционер кивнул и вновь углубился в дебри крутой фантастики, посчитав, что уделил посетителю достаточно внимания.

– Здравствуйте, девушка!

– Здравствуйте.

В приемной все было по высшему разряду: финские обои, ковер от «Искрасофт», компьютеры… Специальный стеллаж чернел и белел разнообразными средствами связи и портативным цветным ксероксом. Конструктивные особенности стола позволяли во всем объеме созерцать потрясающие ноги секретарши, а копия глазуновского «Набега» демонстрировала, что хозяева офиса не утратили культурно-исторических корней.

– Вы Виноградов?

– Да. А вас как зовут?

– Света… Присядьте, пожалуйста. Чуть-чуть придется подождать.

– Нет проблем.

Напротив окна беззвучно голубел экран монитора, соединенный с камерой над входом.

Ожил телефон.

– Банк «Золотая плотина», добрый день! Слушаю вас? Да, господин Василевич еще не ушел. Он у господина Тихонина… Нет, они просили не соединять… Хорошо, я запишу и передам. До свидания!

– Светочка, если бы весь персонал здесь хотя бы наполовину напоминал вас… Что вы заканчивали?

– Курсы секретарей-референтов. Со знанием языка. Ну и… институт. Экономический. Давно, правда.

– Завидую вашему руководству. Надумаете уходить – дайте знать!

– А что предложите?

– А сколько вы сейчас получаете?

– Ну-у… пятьсот в месяц. Долларов, разумеется.

– Неплохо. Это можно обсудить. – Лицо терять не хотелось, но… Больше Виноградову сказать было нечего – сам он зарабатывал значительно меньше. Даже с учетом того, что с потенциальным нанимателем теперь принято завышать свой уровень реального дохода процентов на двадцать – тридцать.

Разведдопрос прошел не без пользы – теперь хоть можно ориентироваться в суммах, вокруг которых будет крутиться разговор с Тихониным.

– Кофе? – Улыбка у Светочки была под стать ногам. Все остальное, впрочем, тоже.

– Спасибо, наверное. Если не надо специально…

– Две минуты.

Но в этот момент за начальственной дверью кто-то взревел:

– Думай, что несешь!

Бас был сочный, обстоятельный. Ответная реплика принадлежала срывающемуся на фальцет баритону:

– Не смейте так со мной разговаривать!

Очевидно, собеседники остановились у порога, так что благодаря отмеченным выше особенностям современных офисов слушать их можно было практически беспрепятственно.

– Вы меня предали! Меня всегда все предают!

– Ну, наверное, вы – Иисус Христос…

– Мальчишка! Сопляк! А вы-то, Сергей Юрьевич…

– На меня зря бочку катишь, поверь. – Третий голос звучал значительно спокойнее, поэтому смысл его фраз улавливался с напряжением: – Я не обещаю, что не предам тебя… Но можешь быть уверен, что сделаю это последним из всех твоих друзей!

– Да ты уже это сделал, Иуда!

– Не стоит ругаться. Расстанемся как равные!

– А вот это видел?

Виноградов представил сопровождающий реплику красочный жест.

– Подавай в арбитраж. В суд! Можешь в милицию написать…

– Точно! Мы же в правовом государстве живем, нет?

Виноградов перевел заинтересованный взгляд с двери на секретаршу – девушка Света не знала, что делать в подобной ситуации, то ли заткнуть посетителю уши, то ли тонко намекнуть руководству… и поэтому просто ерзала на стульчике. Наконец она нашла выход – двухкассетный «Самсунг» был под рукой, оставалось только нажать на кнопочку:

– Радио «Модерн»! В этот час с вами…

Владимир Александрович мысленно поаплодировал – она, судя по всему, не только ногами работать умела. И зарплату свою получала заслуженно.

– Думаю, кофе мы попить не успеем.

И точно – врата начальственного кабинета разверзлись, выпихнув в приемную носатого, с отчетливыми залысинами крепыша в коричневом пиджаке. Все остальное, что положено, на нем тоже было надето, но прежде всего бросался в глаза пиджак – добротный, с блестящими золотистыми пуговицами. Лицо у мужчины было потное, красное и злое.

– Всего доброго! – Фигуры в дверном проеме очень напоминали Виноградову поясные мишени динамовского тира. Очевидно, это и были обладатель фальцета и второй, спокойный…

– Пошли вы… – Никак не реагируя на окружение, обладатель пиджака прорубил своим крепким телом пространство прихожей и скрылся в коридоре. Некоторое время было тихо, потом издалека, почти от самой двери, донеслось:

– До встречи!

И что-то совсем уж матерное.

– Ушел…

– Тяжелый человек! Грубый…

* * *

Чтобы называть Бориса Михайловича Тихонина по имени-отчеству, требовалось известное напряжение – слишком уж юным выглядел шеф петербургского представительства. Длинный, худой, в очках… На вид ему было лет семнадцать. Одет, конечно, безумно дорого и с безупречным вкусом – но это скорее не плоды воспитания, привитого в семье, а лишь послушное выполнение рекомендаций продавцов из салона Карла Лагерфельда.

Золотой купеческий «роллекс» на бледном запястье смотрелся трогательно и чуть-чуть провинциально. Виноградов понял, что это не просто часы – это символ, символ успеха, достигнутого недавним выпускником Финэка, семь лет назад приехавшего завоевывать мир из степного шахтерского поселка.

Его заместитель, Сергей Юрьевич, которого еще совсем недавно в среде фарцовщиков и специалистов по валюте знали как «Серегу из Гавани», выглядел постарше и посолиднее. Так оно и было – в свои тридцать господин Чайкин успел поучиться в трех высших учебных заведениях и отовсюду вылетал за академическую неуспеваемость, пока наконец не смирился, признав свою неспособность успешно совмещать приобретение научных знаний и рискованный процесс создания собственной материально-технической базы. Он был блестящим практиком, заметной фигурой на тогда еще не разрешенном, но уже процветавшем валютном рынке… Отмену восемьдесят восьмой статьи Уголовного кодекса и соответствующую амнистию Сергей Юрьевич встретил в «Крестах», в качестве подследственного.

Освободился. Осмотрелся. И снова занялся любимым делом, но теперь уже в качестве дилера, а затем и ведущего эксперта питерской валютной биржи.

Последний раз они с Виноградовым виделись осенью девяносто третьего, случайно, – господин Чайкин был совсем не похож на бывшего суетливого коробейника, скупавшего у пьяных матросов и проституток на Морском вокзале доллары и марки… Напротив, он рассуждал о необходимости жесткой кредитной политики, стабилизации рынка и по знакомству дал нищему капитану милиции несколько практических советов по вложению избыточных средств на случай грядущих катаклизмов.

Тогда Владимир Александрович пропустил его рекомендации мимо ушей, о чем и пожалел спустя некоторое время, ползая под пулеметным огнем в здании московской мэрии…

– Проходи, Саныч! Видал?

У Чайкина рука была как рука, не то что у его босса – вялая, влажная…

– Борис Михайлович.

– Владимир Александрович.

– Очень приятно. Сергей о вас рассказывал.

– Светочка, кофе и… Все будут?

Виноградов засомневался:

– Не знаю, может… Капельку.

– А нам надо! – принял за всех решение Чайкин. – Светочка, тогда три кофе, бутербродики горячие и водочки. Хорошо?

– Открыть?

– Посмотри там в холодильнике, должна была со вчерашнего дня «Финляндия» остаться. Если охрана не употребила за ночь.

– Будет сделано.

– Да проходи, не стой! Присаживайся где удобно…

– Спасибо. Неплохо у вас.

Кабинет был обставлен в том же стиле, что и приемная, – только чуть поменьше оргтехники и побольше мужского беспорядка на бескрайнем хозяйском столе. И картина – не Глазунов, а что-то сюрреалистическое, среднее между поздним Дали и ранним Нечаевским.