355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Нэнси Холдер » Крестовый поход » Текст книги (страница 15)
Крестовый поход
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 01:10

Текст книги "Крестовый поход"


Автор книги: Нэнси Холдер


Соавторы: Дебби Виге
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

– И ты притащилась сюда… зачем? – подозрительно спросила вампирша и быстро кивнула Нику.

После небольшой паузы тугая повязка на глазах Скай ослабла. Она посмотрела прямо в пылающие красным пламенем глаза и на длинные, острые клыки вампирши, которая, в свою очередь, испытующе глядела на нее. Ник сорвался с места и с невероятной скоростью встал рядом с клыкастой кровопийцей. Никакая магия не могла помочь Скай проделать то же самое, зато она знала заклинания, вызывающие провалы во времени и дающие иллюзию, будто она передвигается с большой скоростью, как настоящий вампир. Разумеется, все это стоило ей огромных усилий и крайней собранности всего организма, поэтому силы надо было расходовать как можно экономнее.

– Я разыскиваю Десмонда, – ответила она, скрестив пальцы, чтобы слова ее звучали убедительно. – Я нашла еще одного вампира, которого он «обратил» по Интернету, его зовут Иона, и он сказал, что Десмонда видели где-то здесь.

– Никогда не слышала ни про какого Десмонда. У тебя есть разрешение находиться во Французском квартале? Надо заранее спрашивать, можно ли заходить в чужие владения. Этой частью города владеет Христиан Годе. Это мой «крестный отец».

Вампирша горделиво откинула волосы назад и расправила плечи.

И вдруг она выпучила глаза и издала какой-то сдавленный звук, словно рыгнула. Ник раскрыл рот и рванул обратно через порог на лестницу, а клыкастая девица рассыпалась облаком праха, окутавшим Скай, и, закашлявшись, она вцепилась в Ника.

В проеме двери показалась еще одна, очень красивая вампирша; резкие черты ее лица усиливались лоснящейся, крепко стянутой в пучок черной шевелюрой и массивными, свисающими до самых скул серьгами. Изо рта торчали острые клыки, и глаза светились малиновокрасным огнем. На ней был облегающий алый свитер, черные кожаные брюки и черные сапоги на каблуке высотой в четыре дюйма. На правом безымянном пальце у нее было надето простое золотое кольцо, украшенное единственным рубином; Скай показалось, что где-то она все это уже видела.

– Христиан Годе больше не владеет Французским кварталом, – заявила вампирша.

Она посмотрела на Ника, и тот рухнул на колени. Потом перевела взгляд на Скай; та была так напугана, что колени ее сами собой подкосились, и она изобразила некое подобие реверанса.

– В-вы, наверное… Аврора? – Скай сама не знала, как ей удалось выговорить эту фразу.

– Ну, да, – вампирша гордо вскинула голову.

Скай готовилась к этой минуте, когда она лицом к лицу встретиться с самой Авророй, но теперь оказалось, что она не готова. От Авроры, как некий экзотический аромат, явно исходила угроза. Скай показалось, что она сейчас задохнется, ее снова охватило желание прокашляться как следует. Она поднесла ладонь ко рту, делая вид, будто стряхивает с лица и одежды прах, который только что был юной кровосоской.

Аврора отступила в тень, от нее остались лишь горящие в темноте глаза. Скай ждала, когда ее пригласят в помещение, хотя, по правде говоря, вампиры не нуждаются в особом приглашении, они свободно заходят куда хотят. Просто Скай не хотела так скоро заканчивать свою миссию с колом в груди.

– Давай ее сюда, – раздался голос Авроры, и Скай чуть не вскрикнула, когда Ник схватил ее за руку и, желая продемонстрировать свою крутизну, потащил вперед; видно было, что он готов исполнять любое приказание своей госпожи. Он грубо втолкнул Скай в темную комнату. Заклинание, дающее ей возможность видеть в темноте, иссякло, и она очень боялась, что в этом кромешном мраке случайно на что-нибудь натолкнется, на стол или на стул, а то, не дай господи, на саму Аврору.

Впереди послышался какой-то шорох, и, чтобы дать себе время привыкнуть к темноте, она сделала вид, что споткнулась. Надо бы обновить силу заклинания, но, с другой стороны, надо и поберечь резервы на всякий случай. Жизнь ее теперь зависит от того, насколько эффективно будут работать чары, дающие ей облик вампира.

– Так значит, ты ищешь своего «крестного отца», который покинул тебя, – игриво сказала Аврора. – Ты считаешь, что у него есть по отношению к тебе обязательства?

Как отвечать, чтобы Авроре понравилось? Сердце Скай сжалось, и она облизала губы, чуть не порезав язык, когда он прошелся по острым клыкам.

– Я… я не знаю, – ответила она. – Я знаю только одно: трудно жить одной среди людей без родных и близких.

– А где же твой дружок, этот, как его… Иона? – строго спросила Аврора. – Почему он с тобой не пришел?

– Он боится, – ответила она. – Не так-то просто его уговорить.

Аврора внимательно разглядывала ее. Скай изо всех сил старалась не выдать своих чувств.

– Ты лжешь, – после паузы заявила вампирша.

Новый Орлеан

Отец Хуан, Дженн, Антонио, Эрико, Джеми и Холгар

«Что это?» – Дженн вздрогнула и остановилась.

Она шла по коридору, направляясь к крохотной монашеской келье, которую занимал Антонио. Уже была совсем рядом, как вдруг ей показалось, будто что-то легко коснулось ее щеки, словно чьи-то губы.

Но здесь же никого нет, не должно быть.

С легким криком она отпрянула и направила в темноту дрожащий луч фонаря. Дрожала ее рука, держащая фонарь. Дрожало и все ее тело, будто ее окунули в ледяную реку.

– Антонио, – прошептала она, но голос ее был сух, как костяная мука.

В воздухе прямо перед ней висела чья-то темная фигура… или померещилось? Она чувствовала угрозу, волнами окатывающую ее с ног до головы, холодную и жирную, словно чьи-то руки ощупывали ей лицо и грудь.

– А-а-а-а, – раздался шепот… или это ее собственный шепот, зовущий Антонио?

– Дженн!

Вот где Антонио, он приотворил дверь и высунул голову в коридор. Она перевела взгляд с коридорного пространства на его лицо; нахмурившись, он вышел из комнаты и в темноте заторопился ей навстречу.

– Пойдем отсюда, – быстро сказала она, схватив его за руку.

Он крепко сжал ее руку и потянул за собой к своей келье, но она уперлась каблуками в пол, не желая идти дальше по коридору. Вопросительно глядя на нее, он остановился.

– Que tienes?[63]63
  В чем дело, что случилось? (исп.)


[Закрыть]
– спросил он ее по-испански.

– Не знаю. Мне показалось, что что-то ко мне прикоснулось. К щеке.

Дженн не стала говорить, что это было похоже на поцелуй. Сама не знала почему, не сказала, и все. Она облизнула губы и медленно вздохнула.

– Мне страшно дальше идти, – призналась она.

– Где это случилось? – озираясь, спросил он.

– Там, где ты стоишь, – ответила она.

– Да это же был я.

Он взял ее за обе руки, крепко сжал их и повел к себе в комнату. Закрыл за собой дверь, прижался к ней спиной и смотрел, как она, обхватив себя руками, пыталась согреться.

– Расскажи, как это было.

– Ну, как… сначала я что-то такое услышала, а потом и почувствовала. Мне кажется, здесь и вправду есть привидения.

Дженн села к нему на кровать с тощим матрасом, покрытым тоненьким одеялом. Она стащила одеяло, накинула его себе на плечи и вздрогнула, когда Антонио снова открыл дверь и вышел в коридор.

– Я ничего не вижу… ты меня слышишь, Дженн? – сказал он.

Она заставила себя посмотреть в проем двери; луч ее фонаря поймал Антонио, он выделялся в темноте четким рельефом, она видела, как он осенил себя крестным знамением и произнес несколько слов на латыни. Потом вернулся в келью и закрыл дверь.

– Nada,[64]64
  Ничего (исп.).


[Закрыть]
– сказал он, садясь рядом с ней на кровать и обнимая ее одной рукой. – Тебя это напугало?

– Да, – ответила она, прижавшись головой к его плечу.

Вот Эрико, та бы не испугалась. Она бы сразу бросилась в бой, криком зовя «своих».

– Все хорошо. Я с тобой, – сказал Антонио.

Дженн крепко зажмурила глаза, чтобы сдержать накипающие слезы. Она была напугана до смерти. В последние дни Дженн только и делала, что плакала.

– Антонио, – начала она, но он прижал ее голову к плечу, и она замолчала; ей очень хотелось, чтобы ее сейчас утешали.

– Расскажем об этом отцу Хуану, – сказал он.

Если бы Антонио в самом деле был уверен, что в коридоре что-то такое было, он немедленно бросился бы предупреждать остальных. Он ей не верил. Скорей всего, думал, что ей почудилось.

Может, и вправду почудилось.

«Нет, – яростно подумала она, – не почудилось. Там что-то было».

– Пойдем, расскажем прямо сейчас, – сказала она.

Антонио не знал, что делать.

– Отец Хуан сейчас отдыхает, – отозвался он. – Подожди несколько минут, отнесешь ему ужин, заодно и расскажешь.

У нее сжалось сердце. Отец Хуан отдыхает, потому что поделился с Антонио своей кровью. Порой у нее появлялось сильное искушение не думать о том, что Антонио вампир, но ужасная правда постоянно зудела в ее голове, не давая покоя. Он вампир. Он должен пить кровь, но не кровь животного и не кровь из холодильника или консервной банки, а свежую кровь из вен живого человека. И если ему не давать ее, он умрет.

– Ладно, – тихо сказала она.

Что-то в нем изменилось; он пошевелился, и пальцы его крепче сжали ее руку. Бедро его, прижатое к ее бедру, заерзало. Тело напряглось, словно по нему пробежал электрический ток.

– Знаешь, – начал он, – меня «обратили», когда я учился в семинарии. Учился на священника. И я еще никогда… я никогда еще ни с кем… не был.

Она тоже.

– Но если бы я мог, Дженн…

Он поцеловал ее волосы, и губы ее раскрылись. Трепет пробежал по ее телу, щеки запылали.

Оба замолчали. Пальцы его гладили ее руку, ласкали кожу, и, возможно, он и сам не знал, насколько глубоко эта ласка трогала ее. Почему Антонио? Этот вопрос не давал ей покоя все два года совместных занятий. Живя в тесных квартирках, перенося суровые, порой жестокие тренировки, студенты Саламанки переносили тяжелое бремя учебы по-разному: сходились, расходились, снова сходились, уже с другими. Все, кроме Дженн. Она всегда желала одного Антонио, но догадывалась, что он на ее чувства никак не отвечал. Оставался холодным, холодно-дружелюбным, вежливым, чуть ли не изысканно-учтивым в отношениях с ней.

В вечер выпускного испытания отец Хуан разбил их на бойцовские пары, и только тогда все узнали его тайну: он был во всех отношениях врагом. За исключением одного: он был один из них. Охотник.

Когда Антонио понял, что она, зная, кто он такой, продолжает его любить, он сделал шаг навстречу. Но потом снова отдалился, убежденный, что преданность Деве Марии и всем святым не позволяет ему вести себя, как чудовищный, ненасытный зверь. Что, исполняя святые обеты церкви – бедность, целомудрие и послушание, – он должен стремиться к святости, к чистоте.

Она понимала, что его влечет к ней, а поскольку она отнюдь не была девушкой религиозной, то не верила в то, что близость с ней может изменить его.

А если и верила, то совсем мало.

Но в такие ночи, как эта, когда в темных коридорах бродили привидения, а Хеда была далеко, Дженн понимала только одно: что она вообще ничего не понимает.

– У тебя когда-нибудь была девушка? – спросила она и сразу покраснела: такие вопросы задают только школьницы.

– Нет, но я знаю, что одна девушка любила меня, – ответил он.

Его охватила отчаянная, глубокая, невыносимая печаль, которая всегда жила у него в душе.

– И что с ней стало? – она нежно пожала ему руку. – Может быть, если ты расскажешь…

– Я еще никому об этом не рассказывал, – ответил он. – Один Господь знает, что я натворил.

Она попыталась поднять голову, но он ласково положил ей на макушку руку, чтоб она этого не делала.

– Но если ты католик, а отец Хуан – твой исповедник, ты должен ему исповедаться. И он даст тебе прощение. Разве не так все у вас происходит?

Он долго молчал. Если б она сидела сейчас с другим парнем, прижав вот так голову к его груди, было бы слышно, как бьется его сердце. Молчание между ними было таким долгим, что грозило превратиться в пропасть. И если только что Дженн боялась темноты, то сейчас испугалась еще больше.

– Я не знаю, кто такой отец Хуан, – сказал он наконец. – И не в его власти давать прощение. Он может лишь отпускать грехи. Прощает один только Бог.

– И ты в это веришь?

– Я верю в то, что существует божественный промысел, – тихо сказал Антонио.

– Но ты не знаешь этого наверняка.

Голос Дженн прозвучал громко, почти резко.

– Я знаю, что, если понадобится, я умру за тебя.

Антонио обернулся к ней и заглянул ей в глаза; его глаза, исполненные темно-красного сияния, светились любовью.

Клыки его стали расти, Антонио охватила жажда крови.

– Если что-нибудь случится с тобой, я умру первый.

Новый Орлеан

Аврора, Скай и Хеда

– Все, что ты мне тут наговорила – сплошная ложь, – проговорила Аврора. – Ты все подслушала. Ты знаешь о нашем плане. И хочешь быть на стороне победителей.

– Я… я… – заикаясь, проговорила Скай.

«О каком плане? О плане использовать Хеду в качестве живца?»

– Что ж, это правильный шаг. Мудрый. Я тронута.

– Благодарю вас, – Скай заставила себя улыбнуться. – Я вам признаюсь. Я услышала о вашем прибытии. И сказала себе, что мы должны быть вместе, я должна просить вашего позволения быть с вами. Мой «крестный отец» боится вас.

– Тоже благоразумный шаг, – Аврора вздернула голову. – И что ты мне можешь предложить?

– Свою преданность.

– А ты хороший охотник?

Этот вопрос чуть не сбил ее с ног. Неужели Аврора знает? Неужели она дразнит ее?

– Да, – ответила она, твердо глядя вампирше в глаза.

– Так… я хочу, чтобы кто-нибудь за ним поохотился. Не могу ждать, пока сам умрет. Он выполнил свою задачу. Война прекрасно всех развлекла. Впрочем, этот так называемый «мир» тоже, – она с издевкой произнесла последнее слово. – А мы тем временем занимаемся настоящей работой.

Скай сразу поняла, что услышала нечто чрезвычайно важное. Она мгновенно уловила момент: теперь надо использовать умение вести себя во время допроса как в качестве допрашиваемого, так и допрашивающего. Надо дать понять Авроре, что ей кое-что известно про эту «настоящую работу», а может, даже и больше, чем просто кое-что.

– Соломон, – сказала она.

– Бедный Соломон, – ухмыльнулась Аврора; по лицу ее было видно, что ей его нисколько не жалко. – Подойди, – сказала Аврора, вероятно, обращаясь к Нику.

Пальцы вампира вонзились в руку Скай, и он повел ее вперед и без предупреждения повернул направо. И она снова сделала вид, что запнулась.

– Что это с тобой? Ты больна? – спросила Аврора.

Бывают ли больные вампиры? Она никогда не слышала об этом. «Нет, это не сейчас», – подумала Скай и прокашлялась.

– Просто голодна.

О, Великая Богиня, зачем она это сказала? Что, если Аврора…

– Ну, так закуси, mi dulce, [65]65
  Милая моя (исп.).


[Закрыть]
– сказала Аврора.

Раздалось шипение, и пахнуло серой; в свете зажженной спички она увидела лицо Авроры. Та подносила зажженную спичку к длинной белой свече. И в ее теплом пламени Скай вдруг почуяла страшную, смердящую вонь. Аврора высоко подняла свечу, и свет ее упал на ржавую клетку, стоящую у дальней стенки восьмиугольного помещения, обставленного старинной мебелью викторианской эпохи. В клетке что-то шевелилось.

Аврора подошла к клетке. Свеча осветила прутья, и Скай увидела за ними глаза. Огромные, голубые человеческие глаза.

У Хеды Лейтнер тоже голубые глаза.

Скай сделала над собой усилие, чтобы оставаться совершенно спокойной. «Это она. Должна быть она».

Она услышала тяжелое дыхание и тихие всхлипывания. Вдруг клетка пошатнулась: человек, сидящий внутри, бросился назад, в темноту. Раздался странный хрип, словно Хеде трудно дышать. Может быть, она больна. А может быть, умирает.

– Ты знаешь, кто это? – спросила Аврора, и в голосе ее послышалось ликование.

Пятно пыли на ее щеке было единственным свидетельством того, что она только что проткнула колом хвастливую соплячку-вампиршу. Рядом с Авророй, как заведенная игрушка, дергался и суетился Ник, словно он растерялся и ничего не понимал. Скай не знала, что и думать, глядя, как змеиным движением Аврора скользнула поближе. Скай почувствовала, что в ней растет поистине волчий аппетит, что все ее колдовские защитные инстинкты вступили в острое противоречие с чувством самосохранения.

– Это сестра Великого Охотника, – объявила Аврора. – Пальчики оближешь.

И она действительно облизала кончики своих пальцев, словно это были не пальцы, а леденцы на палочке, а потом протянула их Скай, глядя ей прямо в глаза с лукавой улыбочкой.

– Хочешь попробовать? – спросила она густым, низким голосом.

КНИГА ТРЕТЬЯ
БАРОН САМДИ

 
Благою тьмой хранима,
В ночи я никого не повстречала.
И я была незрима,
А путь мне освещала
Любовь, что в сердце у меня пылала. [66]66
  Перевод Ларисы Винаровой.


[Закрыть]

 
Сан-Хуан де ла Крус, мистик шестнадцатого века из Саламанки

ГЛАВА 13

Устав саламанкийского охотника:

Великий Охотник.

Великий Охотник – существо особенное и неизменное, вся жизнь его подчинена единой цели: смерть врага. Весь мир течет и изменяется, но только не ты. Словно ангел мщения, ты не должен отклоняться от прямых путей, смущаться или предаваться сомнениям. Охотник должен вести с вампиром яростную битву до тех пор, пока последний демон не будет стерт с лица земли. Это твой долг и твое бремя. Его никто не может снять с тебя, и, если ты настоящий охотник, то не пожелаешь этого сам.

Перевод с испанского

Новый Орлеан

Скай и Хеда

Когда Хеда поняла, что Аврора предлагает ее какой-то незнакомой вампирше с соломенными косичками, у нее перехватило горло. Дрожа от страха, она забилась в самый дальний угол клетки. Хеда слышала собственный хрип, но не осмеливалась достать ингалятор. Его наверняка у нее сразу отберут. К тому же прибор почти иссяк, надо было экономить на крайний случай.

Незнакомая вампирша подошла к клетке: изо рта торчали длинные клыки, глаза горели жаждой крови. Хеда захныкала. Вампирша приблизила лицо к прутьям и в упор посмотрела на нее.

И Хеда узнала ее.

Это она приходила к ней в ночных кошмарах.

Хеда закричала. Уже десятки раз она видела во сне лицо этой девицы, ее фигуру в окружении мертвых тел и покрытую кровью.

Живое воплощение ночного кошмара, вампирша сморщила нос от отвращения и повернулась к Авроре.

– Противно пахнет. Благодарю вас, я пока потерплю.

В душе Хеды проснулся лучик надежды. И за меньшие проступки Аврора убивала себе подобных. Может, и эту убьет, и ее кошмар больше никогда не повторится.

Но Аврора улыбнулась.

– Ну хорошо. Ты права, она больна. Ник, возьми-ка ее с собой на охоту.

Молодой вампир кивнул, подхватил новенькую за локоть и вывел из комнаты.

Новый Орлеан

Отец Хуан, Антонио и Дженн

Антонио привел Дженн в комнату отца Хуана. Учитель был полностью одет, он лежал на узенькой кровати, подложив под голову две подушки и подперев затылок ладонями. На левом запястье повязка из марли: это Антонио перевязал рану, которую оставил учителю.

На придвинутом к кровати стуле мерцали три свечки в красных стаканчиках. Рядом с тарелкой с недоеденным, посахаренным пончиком и бокалом напитка, от которого шел запах яблочного сока, змейкой свернулись четки из палисандрового дерева. После потери крови отец Хуан восстанавливал в организме содержание сахара.

– Дженн сказала, что видела в коридоре что-то странное, – сообщил Антонио. – Что-то вроде, – он подумал секунду, – fantasma. [67]67
  Привидение (исп.).


[Закрыть]

– Привидения? – Отец Хуан сел на кровати. – Ты можешь описать, что это было, Дженн?

И снова ее охватил жуткий страх. Учитель ей поверил. Значит, он все-таки верит в привидения.

– Темное. Мне показалось, что оно коснулось меня здесь, – она поднесла палец к щеке. – Холодное.

– Падре… – сказал Антонио, подняв брови.

– Здесь, должно быть, замешана магия, – сказал отец Хуан, свесив ноги с кровати. – Что-то вроде видения.

Он полез в карман и достал грязноватый, розовато-белый кусок какого-то кристалла в форме неправильного параллелепипеда.

– Я надеялся, что Скай пошлет нам кое-какие картинки. Но пока ничего нет.

В кристалле вдруг заплясал свет, и все трое склонились к нему поближе. Антонио сжал руку Дженн; в кристалле мелькали какие-то мутные, искаженные фигуры, но они постепенно прояснялись и обретали четкую форму.

На поверхности призмы появилось лицо Авроры. Антонио вздрогнул, а Дженн инстинктивно отпрянула, но отец Хуан поднял руку.

– Она нас не видит, – напомнил он.

Лицо Авроры сдвинулось вправо, и они увидели клетку. Было слишком темно, нельзя было разглядеть, кто внутри, но Дженн все сразу поняла.

Она взяла из рук отца Хуана кристалл и стала пристально вглядываться, стараясь понять, жива ли Хеда. Но картинка потускнела и скоро совсем погасла.

– О, Господи, – прошептала Дженн. – Помоги, помоги, Господи!

– Аминь, – в унисон возгласили Антонио с отцом Хуаном и перекрестились.

Эрико, Мэтт, Бернар и отец Хуан исследовали коридор, а остальные сидели за потрескавшимся и шелушащимся овальным столом в трапезной. На стенах висели мозаичные изображения, потускневшие, как картинки в старой детской книжке-раскраске, и местами выщербленные. Изображения святых с нимбами вокруг головы, агнцев, пылающих сердец.

Католические образы напомнили Дженн родительскую коллекцию старых виниловых пластинок с рок-музыкой в раскрашенных бредовыми, психоделическими рисунками конвертах. Интересно, что наврал ее отец бабушке о том, куда пропали две ее внучки? Неужели он думал, что бабушка не узнает правды? Хотелось бы знать, куда скрылись бабушка с мамой.

Взгляд ее упал на рыцаря с мечом в руке и с нимбом вокруг головы, готового напасть на дракона, и глаза ее на секунду затуманились. Ходили слухи, будто отец Хуан, перед тем как стать директором Академии и учителем саламанкийцев, был экзорцистом, заклинателем, изгоняющим бесов. Ее ужасно пугала мысль о том, что Антонио не вполне доверяет учителю. Но, с другой стороны, она сама если доверяла кому-то, то без оглядки. И это всегда кончалось плохо.

Пламя свечи освещало напряженные, усталые лица; охотники и подпольная группа повстанцев за бокалом вина знакомились ближе. Дженн совсем изнемогала от усталости; она притулилась в уголке и, несмотря на все попытки не спать, клевала носом. Плевать на привидения, она сейчас пойдет и ляжет в постель, зажжет все свечи и фонари и будет спать… Подошли еще трое членов новоорлеанского Сопротивления: две женщины и молодой парень. Они очень устали и едва держались на ногах. Их застукал полицейский патруль Нового Орлеана, в них стреляли, но им удалось удрать, и, сделав большой крюк, чуть ли не в две мили, они выбрались в безопасное место. Ребята принесли новость: Аврора заключила союз с Христианом Годе, королем вампиров Французского квартала. В городе чувствовалось какое-то движение, возбуждение. Они стояли на пороге больших событий, и здесь не обошлось без Авроры.

– Что ты имеешь в виду, Тина? – спросил Марк.

Ага, ее зовут Тина, кажется, они уже успели познакомиться. Дженн так устала, что плохо разбиралась в происходящем.

– Каких «больших событий»? – продолжил Марк.

– Вампиры начинают делить территории, – ответила Тина. – Мы считаем, что у них пошли серьезные разборки. В общем, нас они победили, теперь будут воевать друг с другом.

– Так для нас тем лучше, – заявил Холгар. – Они разделятся, и нам будет легче их победить.

– Дерьмо непобедимо, – пробурчал Джеми.

Щеки Тины вспыхнули.

– Не удалось определить точное местонахождение Авроры, но она где-то в пределах Французского квартала.

– Исчерпывающая информация, – снова проворчал Джеми.

Остальные заерзали: наверное, им тоже, как и Дженн, до чертиков надоело его брюзжание. Тина продолжала докладывать. Про Хеду ничего не было известно, Скай тоже никто не видел. Антонио показал магический кристалл, и они принялись обсуждать, что может произойти в определенный Авророй срок: в Жирный вторник.

– Не слышно, почему именно Жирный вторник? – спросил Марк.

– Почему вообще она это все устроила? – снова встрял в разговор Джеми и, не вставая со стула, отодвинулся к стенке; кажется, он довольно много выпил. – Почему сразу не убила охотника – хотя какой там из Дженн охотник, – но все-таки, почему она не убила ее в Сан-Франциско? Может, девчонка – подарок на день рождения Христиану Годе? Или еще что-нибудь в этом роде…

– Ее зовут Хеда, – сквозь зубы заметила Дженн.

У нее руки чесались влепить ему пощечину. Самонадеянный мерзавец.

– А я не о ней говорю, а о тебе, – отпарировал Джеми, с вызовом глядя на нее. – Она ведь ждет, что ты придешь спасать ее. И мы все вместе с тобой. Доставим ей такое удовольствие. Разве не ясно, что вместо одной она хочет получить сразу шесть голов? Простите, не шесть, а семь, считая твою сестренку.

– Может быть, срок устанавливал кто-то другой, – сделал предположение Холгар. – Какой-нибудь там ее начальник, вождь или кто у них там бывает.

– Они не викинги, – резко возразил Джеми.

– Ну, ее хозяин или повелитель, царь. В общем, тот, кто рулит. Может быть, Аврора должна как-то проявить себя, доказать что-то, – продолжал Холгар. – Ты же знаешь, как это бывает, Джеми.

Джеми бросил на него яростный взгляд. Со стуком отбросив стул, он подошел к столу и налил себе полный бокал красного вина.

– Сомневаюсь, что Аврора должна что-то кому-то доказывать, эта сучка сама любит всеми командовать.

Он залпом опрокинул бокал и слегка отрыгнул.

– Хватит пить. Если сегодня ночью на нас нападут, от тебя не будет толку, – раздраженно заметил Антонио.

– Не ссы в трусы, испашка, – огрызнулся Джеми, нетвердо ставя бокал на стол. – Ты меня знаешь. Я всегда в форме.

Ирландец сощурился, глядя на Антонио.

– Как и ты, – добавил он.

Марк прочистил горло.

– Если позволите мне сказать , mes amis,для сплоченной группы вы как-то не очень… сгруппированы.

– Мы вместе еще совсем недавно, – объяснил ему Холгар.

– И нас уже тошнит друг от друга, – проворчал Джеми, доставая из кармана черной кожаной куртки пачку сигарет. – Закуришь, Антонио?

Дженн с тревогой смотрела, как бойцы Сопротивления наблюдают за поведением саламанкийцев. На лицах их читалось недоверие. И беспокойство. Зачем Джеми старается задеть Антонию? Неужели хочет, чтобы они поняли, что он вампир? Неужели он так ненавидит его, что готов подвергнуть риску возможность спасти Хеду?

Джеми ухватил губами сигарету и вытащил ее из пачки. Потом взял со стола свечу и прикурил. В комнате висело неловкое молчание. Дженн уронила голову на грудь. Она уже погружалась в сон, слушая звуки как сквозь пелену. Вдруг Дженн увидела перед собой Сан-Хуана де ла Круса; он молился один в своей темной келье.

 
Куда же ты схоронилась,
Покинула меня с моими стенаниями, о, Возлюбленная моя?
Ты бежала, как олень,
Ранив меня,
Я бросился за тобой с плачем, но ты пропала.
Антонио де ла Крус, где же душа твоя?
 
* * *

Антонио проводил Дженн в монашескую келью, которую для нее отвела Сюзи. На столике возле койки горел светильник на батарейке; Сюзи протерла от пыли и паутины белые оштукатуренные стены. Матрас на кровати был застелен свежими простынями с цветочным узором (на нижней простыне пурпурные фиалки, на верхней алые розы) и накрыт мягким белым одеялом; в головах лежали взбитые подушки в белоснежных наволочках. Над кроватью висел простой крест. Ему нравился скромный и опрятный вид их нового жилища. Антонио вообще любил аскетическую простоту во всем, он в ней вырос. И ему не пришлось ломать себя, когда, поступив в семинарию Саламанки, он давал обет бедности.

Но вот целибат – обет безбрачия – это другое дело. Он с вожделением посмотрел на юную девушку в своих объятиях, тряхнул головой и осторожно уложил ее на кровать. Она вздохнула, но не проснулась. Он убрал с ее лба пряди темно-рыжих волос и не поддался искушению поцелуем расправить морщинки тревоги вокруг ее глубоко запавших глаз. Слепому видно, как она переутомилась, бедняжка. Он смотрел на нее и вспоминал, как он уходил из дома поступать в семинарию, мать его так им гордилась, она давала ему свое благословение, и в глазах ее светилась радость, смешанная с печалью расставания. Ее сын уже совсем взрослый. Испанию терзала гражданская война, и молодые люди покидали родные селения, чтобы воевать.

Все, кроме Антонио де ла Круса, призванного Духом Святым в Саламанку учиться и стать священником. Многие осуждали его: отец его умер, и теперь он был глава семьи. Как может он бросить мать и младших сестренок в такое время, когда рушится весь мир?

Антонио боролся, как мог. По ночам молился, просил Бога наставить его на путь истинный. И каждую ночь получал один и тот же ответ. Он должен ехать в Саламанку и стать священником.

– Господь призывает тебя, – сказала мать, осеняя его крестом и поднимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать его щеки.

Шестеро сестренок стояли возле двери и смотрели на него широко раскрытыми глазами. Самая старшая, Беатрис, держала на руках единственного братишку Эмилио, названного в честь отца. Волосы Беатрис были прикрыты черным платком: жених ее погиб во время перестрелки в горах. Она поклялась не выходить замуж, и, если позволят семейные обстоятельства, после похорон уйти в монастырь. Но семье отчаянно нужны деньги, которые она зарабатывала шитьем. В семье работали все, кроме разве Эмилио. Рашель, например, самая младшая, собирала сухие ветки деревьев и продавала, как дрова.

Все говорили, что он должен ехать. Все, за исключением Розалиты Фернандес.

Роза недавно приехала из Мексики; на голове у нее были две иссиня-черные, блестящие косички, петельками приколотые к голове, прическу украшали огромные цветы из сатина; платье с потрясающей мексиканской вышивкой, было украшено множеством кружев и ленточек. Роза. Розалита. Лита.

А какая у нее была походка! Она шла, приплясывая на ходу, кружилась и что-то постоянно напевала; ей было всего шестнадцать лет, она была так красива, так обольстительна. Лита была племянница их соседей, никто не знал, зачем она приехала в Испанию, ведь все, у кого были родственники в Мексике, наоборот, старались поскорее уехать подальше от ужасов гражданской войны в Новый Свет. Но Лита приехала одна. Сначала она была пуглива, но ей очень хотелось, чтобы ее здесь приняли, как свою.

Все мужчины сходили по ней с ума. И он в том числе. А Лита – только он один называл ее Литой – утащила его однажды за сарай и поцеловала, взяла его за обе руки, положила их себе на талию и хихикала, глядя, как он смущается. Он был страшно смущен. Никто из его знакомых девушек не вел себя так, как она. Он был для них как запретный плод, сын селения, обещанный Богу. Они относились к нему, как к евнуху.

А она дразнила его, шептала на ухо, как будет это приятно, как сладко, хотя они не делали ничего из того, что она ему нашептывала.

– Как ты можешь, как ты можешь уехать, какой из тебя священник, mi amor? – жарко прошептала она, когда он пришел к ней попрощаться наедине. – Бог хочет, чтобы ты был со мной. Он хочет, чтобы ты наслаждался своей законной женой, вкусил радости брака.

– Ay, nina,[68]68
  Ах, девочка (исп.).


[Закрыть]
перестань! – умолял он.

Хихикая, она принялась нежно покусывать мочку его уха, и он почувствовал возбуждение.

– Ах, ты еще совсем невинный, carinoso, [69]69
  Любимый (исп.).


[Закрыть]
дорогой мой, любимый. Слушай, давай я лишу тебя невинности, немного испачкаю твою чистоту, чтобы Бог не был столь настойчив и не похитил тебя у меня.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю