Текст книги "За чистое небо (Сборник)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

– Штаб воздушной армии срочно ждет ваши сведения, – предупредил Синьков, снимая фотоаппарат. – Не исключено, что придется повторить съемку.

Однако повторять съемку не потребовалось: снимки, доставленные разведчиками, оказались удачными.

Командир полка тогда включил их в состав группы, вылетевшей на бомбежку артиллерийских позиций противника в районе Райдепуллы, где артиллерия противника еще оказывала яростное сопротивление продвижению наших войск.

У истребителей произошла какая-то неувязка, и на этот раз сопровождения не оказалось.

Когда самолеты были уже недалеко от цели, неожиданно появилась шестерка "Фокке-Вульфов-190".

"Сейчас переколотят эскадрилью! Надо их как-то отвлечь", – подумал Лобач.

Эскадрилья тем временем сомкнула строй, ощетинилась огнем. Над кабиной Лобача пронеслась огненная полоса трассирующих пуль.

Их экипаж шел замыкающим в строю эскадрильи, имея на борту фотоаппарат для контроля за бомбометанием. Может быть, вот это положение замыкающего и подсказало Лобачу решение: принять удар "фокке-вульфов" на себя.

В ту же минуту Петр резко потянул штурвал. Машина взмыла вверх и стремительно понеслась наперерез гитлеровцам. Увидев оторвавшийся от группы одиночный самолет, "фокке-вульфы" с разных направлений кинулись к нему. Один из фашистов зашел бомбардировщику строго в хвост.

– Маневр! – одновременно крикнули штурман и стрелок-радист.

Лобач бросил машину в сторону со снижением. Сразу же открылся атакующий "фокке-вульф". Дружный огонь штурмана и стрелка-радиста отбил у фашиста охоту продолжать атаку. Второй "фокке-вульф" напал сверху. Подойдя к бомбардировщику на 50 метров, открыл огонь из пушек и пулеметов.

Маневром вниз влево Лобач опять вывел машину из-под удара. Третий гитлеровец атаковал сверху сзади, остальные наседали с боков.

Лобач по сигналам штурмана и стрелка-радиста с завидным хладнокровием бросал машину из стороны в сторону, круто уходил то вверх, то стремительно кидался вниз. Самолет, словно заколдованный, продирался сквозь разноцветную паутину трасс.

Наконец одному "фокке-вульфу" удалось поймать Пе-2 в прицел. Машину потряс сильный взрыв, и тотчас же синеватое облако пламени вырвалось из-под правого мотора.

– Командир, горит правый! – крикнул Ляхов. Пилот "фокке-вульфа", выровняв скорость, нагло ухмыляясь, летел в каких-нибудь 20 метрах от кабины Лобача. Большим пальцем в кожаной краге немец показывал вниз: догорать вам, мол, на земле.

А дальше все пошло совсем не так, как ожидали фашисты. Лобач сделал резкий разворот в сторону. Нервы гитлеровца не выдержали, и он резко бросил машину на высоту.

Горящий бомбардировщик несся в кипящем от пуль и снарядов воздухе. Осколки рвали обшивку фюзеляжа, пули впивались в плоскости, грозили разрушить протектор бензобаков. Еще какое-то промедление – и неминуем взрыв.

Но Лобач действовал с той холодной рассудочностью, на какую способен человек, решивший, что настал для него и его боевых друзей звездный час. Он понимал: раз за спиной гремит дробный перестук пулеметов Ролина и Ляхова, значит, они живы, значит, бой продолжается. В то мгновение он еще не знал, что после первой же атаки Николаю Ролину пулей раздробило ногу. Штурман ничем не мог помочь себе. Только до крови закусил губу, чтобы не закричать от боли.

Шла седьмая минута, как они вступили в бой. Враги предприняли еще одну атаку, но, наткнувшись на трассы с Пе-2, отвалили в сторону.

В ходе воздушного боя Лобачу удалось скольжением сбить пламя с правого мотора. Значит, можно идти на цель.

– Можно, конечно, сбросить бомбы в поле, никто нас за это не осудит. А можно и к цели тянуть! – советовался Лобач с экипажем. – Что будем делать?

– К цели! – тихо отозвался штурман: – Ведь за нами фотоконтроль. Не привезем снимков, эскадрилье не зачтут боевого вылета.

– К Райдепулле! – поддержал штурмана Ляхов. И они повели израненную машину к цели. "Только бы не подвел мотор, – думал Лобач. – В крайнем случае дойдем на одном. Надо добраться до цели, сфотографировать разгромленные немецкие батареи у Райдепуллы и выкрутиться из этой передряги".

"Неужели потеряю сознание? Ведь каких-нибудь две-три минуты осталось", – пронеслось в мозгу Ролина.

Он сунул руку в правую унту: там полно крови. Разорвав индивидуальный пакет, Николай крепко перетянул ногу бинтом. Холодный пот заливал глаза, и земля с высоты двух с половиной тысяч метров казалась смутной, расплывчатой, да, и, по совести говоря, ему даже не хотелось на нее смотреть.

Но тут же перед глазами вставали лица друзей. Что скажут товарищи, если они не дойдут до цели, если он не сфотографирует разметанные взрывами орудия фашистов? Тряпка ты, Ролин, а не боевой штурман, – вот что они скажут...

Неимоверным напряжением сил ему удалось поймать цель на курсовую черту. Еще через мгновение, когда появились в прицеле знакомые подковки орудийных рвов, он нажал кнопку бомбосбрасывателей, одновременно включив фотоаппарат.

Правый мотор снова загорелся. Лобач выключил зажигание, перекрыл бензиновые краны. Огонь утих. Надолго ли?

Взяли курс к самому ближнему аэродрому, где базировались морские летчики.

Оставался какой-нибудь десяток километров, когда летчик, обернувшись к Ролину, предупредил?

– Сажусь на фюзеляж. Придержи меня за ремни...

– Садись, только вряд ли я удержу тебя, Петя, – ответил штурман и только тут признался, что ранен.

Приземлились удачно. Открыв фонарь, Лобач вытащил из кабины белого как полотно Ролина, положил его на снег.

– Почему же не сказал, что ранен?

– Не хотел мешать. Да и некогда было.

Для Ролина потекли томительные дни лечения в госпитале, который находился в Ленинграде на Исаакиевской площади. Изредка навещали его друзья, чтобы сообщить полковые новости, передать скромные подарки. Часто наведывались делегаты с заводов, фабрик, институтов, школ, стремившиеся выразить благодарность защитникам ленинградского неба, поддержать их своим участием.

Здесь Николай узнал, что на средства, собранные тружениками города в фонд обороны, построена эскадрилья пикирующих бомбардировщиков "Ленинград", что самолеты будут в торжественной обстановке вручены лучшему летному подразделению Ленинградского фронта. И надо было видеть его радость, когда он узнал, что эскадрилью принял под свое командование Герой Советского Союза Николай Клочко. Отныне с надписью "Ленинград" на боргу каждого самолета будет летать его родная третья эскадрилья.

13 сентября Николай Ролин снова занял место в кабине бомбардировщика. В те дни наши войска стремительно наступали в Эстонии.

– Не боишься вылетать? – спросил Лобач. – Ведь сегодня тринадцатое число, чертова дюжина?

– Я не суеверный, – рассмеялся Ролин, – а с тобой, Петр, готов лететь хоть до Берлина.

В тот день штурман Ролин водил "девятку". Отыскав немецкий полевой штаб, он точно положил бомбы на цель. Потом были полеты к Тарту, Раквере, Тапе, Иыхви, Таллину, такие же точные, такие же результативные.

Вот и здание на Клубной улице. Не слышно шума в коридорах 97-й школы. Идет урок.

Завуч Зинаида Сергеевна Ефанова предупреждает:

– У Николая Михайловича сейчас киноурок в нашем школьном кинотеатре "Светлячок". Кстати, тема – "Ленинград в блокаде".

И вот заливисто разносится по школьным коридорам звонок. Из "Светлячка" выходит в окружении мальчишек и девчонок Ролин. Я сразу узнал знаменитого штурмана, хотя время не пощадило его.

– Давненько мы не виделись, – после взаимных приветствий произносит Николай Михайлович.

Я ему рассказываю об однополчанах, с которыми встречаюсь в Сосновке традиционном месте сбора гвардейцев 34-го полка, а он о школе, о своих учениках. В этом году он прощается со своими ребятами. Семнадцатый выпуск за послевоенные годы. Многие ребята идут в военные училища, в том числе и в авиацию.

– Завидую им, – говорит Николай Михайлович. – Жаль, что жизнь не повторяется. А эти ребята космос штурмовать пойдут. Впрочем, каждому поколению свое.

Л. Ярошенко

Помнят люди героев

...Летчик младший лейтенант Иван Сергеевич Черных и штурман лейтенант Семен Кириллович Косинов встретились в 125-м бомбардировочном полку летом 1940 года. Оба прибыли из училищ. Оба были молоды.

Вскоре Черных и Косинов, к своей радости, обнаружили, что характеры у них сходные и стремления одинаковые.

Автобиография Ивана Черных, хранящаяся в архиве Министерства обороны СССР, уместилась всего на одной странице. Родился в 1918 году в деревне Петуховке, Фокинского сельсовета, Кировской области. В 1936 году в г. Томске окончил ФЗУ. После учебы работал слесарем на машиностроительном заводе в г. Киселевске. В рабочем коллективе получил хорошую закалку, в 1937 году стал комсомольцем. Комсомол дал Ивану путевку в авиацию. Сначала Черных учился в аэроклубе, а в январе 1939 года был направлен в Новосибирскую военно-авиационную школу.

Энергичный, жизнерадостный паренек рвался в небо. Что только не делал он, чтобы заполучить "еще один полетик". Быстро росло его профессиональное мастерство. Из училища Иван Черных вышел хорошо подготовленным летчиком.

Короткая биография и у Семена Косинова. Родился он в 1917 году в деревне Белое, Успенского сельсовета, Тимского района, Курской области. Затем годы учебы в школе, работа в колхозе. Осенью 1935 года Семен поступил в Тамбовское Краснознаменное военное пехотное училище, после окончания которого стал командиром стрелкового взвода. Когда был получен приказ об отборе лучших молодых офицеров в авиацию, Косинов одним из первых пришел в отдел кадров с твердым решением стать военным летчиком. Его направили в Харьковское военно-авиационное училище. Здесь он и проходил курс штурманских наук.

Летом 1940 года молодой штурман получил направление в боевую часть, где и был зачислен в экипаж младшего лейтенанта Черных.

Третьим в экипаже был стрелок-радист сержант Федотов, человек большого мужества и отваги. Летали они в те дни много и не только быстро слетались, но и стали такими друзьями, что, как говорится, водой не разольешь.

Полк тогда базировался в Белоруссии.

В конце мая 1941 года Косинов получил очередной отпуск и поехал к родным в Курскую область.

Возвратиться из отпуска Семену пришлось раньше срока – началась война с фашистской Германией. Свой аэродром он узнал с трудом: некоторые постройки были разрушены, летное поле исковеркано.

Ивана Черных он встретил на аэродроме.

Косинов заметил, что его друг как-то посуровел, даже морщинки на лбу появились: он уже испытал бой.

Летчики 125-го бомбардировочного авиационного полка с первых дней войны начали наносить удары по вражеским войскам.

...Шел шестой день войны. После выполнения боевого задания Семен развернул только что полученную газету. В ней он прочитал заметку о подвиге экипажа самолета, которым командовал капитан Николай Гастелло. Позвал товарищей. Первым подошел Черных.

– Что пишут в газетах, секретарь? – спросил он у Семена.

– Вот, читай!

Склонившись через плечо друга, Иван стал читать.

– Да-а-а! – многозначительно проговорил он.

Они посмотрели друг другу в глаза, словно спрашивая: "А как бы поступили мы?" Именно тогда молчаливо приняли они решение, самое главное, самое важное. Позднее, в беседе с товарищами, Черных скажет:

– Если придется погибать, то постараюсь, чтобы моя жизнь обошлась фашистам как можно дороже.

В июле 1941 года Семен Косинов сообщал сестре Пелагее Кирилловне: "Я уже уничтожил не один десяток гитлеровских гадов, в бою был ранен, но рана заживает. Вернусь в часть и буду снова бить фашистов, до полного их уничтожения".

Когда Семен возвратился в полк, Иван Черных показал ему новый самолет. Это был пикирующий бомбардировщик Пе-2, поступивший на вооружение полка в августе 1941 года.

Ивану Черных и Семену Косинову новый самолет понравился, и они целыми днями пропадали на аэродроме. Дотошно изучали боевые друзья новую машину и скоро освоили ее так, что стали чувствовать себя в ней не менее уверенно, чем в СБ.

Наступила осень. Фашистские полчища рвались в глубь нашей страны. В сентябре полк был переброшен на аэродром под Ленинград. В этот период бои здесь достигли наивысшего напряжения. Фашистские войска замкнули с суши кольцо окружения Ленинграда, подошли к Пулковским высотам.

Но наши войска упорно сражались на каждом рубеже, буквально за каждый метр земли. В эти тяжелые бои включились и летчики полка.

Герой Советского Союза, бывший командир полка генерал В. А. Сандалов рассказывает:

– Не было дня, чтобы экипаж младшего лейтенанта Черных не вылетал на задания. Да у меня не было и повода не выпускать его: Черных, Косинов и Федотов рвались в бой, а воевать они умели. Много раз я летал вместе с ними и видел, что экипаж всегда действовал отважно. К декабрю 1941 года на его счету имелось более шестидесяти боевых вылетов. Все они совершались в самых сложных условиях: в двадцати двух вылетах бомбардировщик подвергался атакам истребителей, а в остальных – сильному обстрелу зениток.

Всем особенно запомнился день 6 ноября. Из показаний пленных и добытых нашей разведкой документов командование фронта узнало о намерении фашистских заправил сорвать празднование в Ленинграде годовщины Великого Октября. Сбитый фашистский летчик заявил, что Гитлер отдал приказ 7 ноября бомбежкой и артобстрелом превратить город в руины.

Наш воздушный разведчик сфотографировал два вражеских аэродрома, на которых находилось большое количество бомбардировщиков. Сведения подтвердились. Наше командование решило опередить противника.

Полк пикирующих бомбардировщиков первым наносил удар. Майор Сандалов, да и все летчики полка тот район знали хорошо. Дважды летал туда и экипаж Черных. Но на этот раз задание было особенно важным, да и условия для его выполнения сложились непростые. Совершенно естественным было предположить, что при таком сосредоточении самолетов на одном аэродроме противник постарается создать и усиленное его прикрытие. Так оно и было. А тут еще и погода ухудшилась: сплошная облачность, снежные заряды.

Майор Сандалов, возглавлявший полк, решил перехитрить врага. Он повел группу не прямо к цели через линию фронта, а сначала в сторону Финского залива, потом повернул к берегу. Таким образом, бомбардировщики оказались во вражеском тылу, к тому же они большую часть маршрута летели в облаках. Конечно, не легко выдержать такой курс, зато хитрость удалась: противник не ожидал удара советских самолетов из своего тыла. Пикировщики спокойно вышли на цель и нанесли меткий и сокрушительный удар. Даже расчеты зенитных орудий спохватились лишь тогда, когда начали рваться бомбы. Вслед за бомбардировщиками по аэродрому "прошлись" еще и штурмовики, горели десятки машин, раздавались сильные взрывы.

Наши летчики еще точно не знали, сколько самолетов они уничтожили. Но море огня, бушевавшее на аэродроме, убедительно говорило о силе удара. Когда самолеты приземлились, все летчики собрались вместе и стали поздравлять друг друга.

Поздравлять было с чем: 6 и 7 ноября фашисты не смогли бомбить Ленинград. Наоборот, гитлеровцы вынуждены были на своих аэродромах растаскивать обломки покореженных и сгоревших "юнкерсов".

Под Ленинградом фронт стабилизировался. Но все сильнее разгорались бои в районе Тихвина.

8 декабря наши части после тяжелых боев вернули Тихвин. Наступил перелом и на Волховском участке, фашисты покатились назад, неся большие потери. Однако гитлеровское командование не хотело смириться с провалом своих планов и накапливало силы, создавало "клин" для нового удара.

16 декабря 1941 года младший лейтенант Владимир Ромашевский во время воздушной разведки в районе станции Чудово обнаружил большое скопление вражеских войск. Они сосредоточивались здесь для нового удара на север. Нужно было помешать осуществлению замыслов гитлеровцев.

Командир 125-го бомбардировочного полка майор А. Свинин (неделей раньше В. А. Сандалов был назначен командиром дивизии) приказал выполнить эту задачу экипажам старшего лейтенанта В. Солдатова и младшего лейтенанта И. Черных.

Летчики встретили приказ с энтузиазмом. Они знали, что задача им поставлена сложная, и тщательно готовились к вылету. Готовился и сержант Назар Петрович Губин, заменивший в экипаже Ивана Черных раненого стрелка-радиста Федотова. Раньше Губин, работал оружейным мастером, подготавливал оружие самолета – заряжал пулеметы, подвешивал бомбы. Выполнял он свое ответственное дело исключительно добросовестно, но не был им доволен: комсомолец, бывший шахтер, он хотел лично бить фашистов, поэтому каждый день просил командира назначить его в экипаж стрелком-радистом. Эту специальность сержант давно освоил: с помощью товарищей хорошо изучил радиостанцию, а оружие знал в совершенстве, метко стрелял из пулемета. В рапорте командиру Губин писал:

"Заверяю вас, что у меня хватит сил и воли в любую минуту отразить атаки врага. Буду драться до тех пор, пока бьется мое комсомольское сердце, а если понадобится, то отдам свою жизнь за Родину".

В первом же вылете Назар проявил себя умелым и стойким воином, под стать другим членам экипажа. Теперь предстоял его пятый боевой вылет.

Серый декабрьский день был на исходе. Тяжело нагруженные бомбардировщики, взвихрив снежную пыль, поднялись с аэродрома. Путь им предстоял хотя и не очень длинный, но трудный – все время над территорией, занятой врагом, все время под прицелом вражеских зениток.

Перед станцией Чудово бомбардировщики встретили стену огня зенитной артиллерии. Командир группы старший лейтенант Солдатов позднее рассказывал товарищам, что от разрывов снарядов в глазах рябило.

Зенитки прикрывали колонну войск и техники, вытянувшуюся от станции Чудово, по которой и предстояло нанести удар.

Искусно маневрируя, Солдатов проскочил опасную зону и в этот момент увидел, что на идущем за ним самолете Ивана Черных показалось пламя. "Подбит снарядом!" – пронеслось в голове.

Впереди, на дороге, длинной лентой растянулась вражеская колонна. Экипаж Солдатова начал бомбить ее. Вслед за ним очень точно, словно во время учебного полета, а не с горящей машины, экипаж младшего лейтенанта Черных положил всю серию бомб вдоль колонны, и их разрывами разметало машины. В то же время беспрерывно, не утихая, блестели язычки пламени у ствола пулемета стрелка-радиста Губина, и ленты трассирующих пуль хлестали по колонне.

Черных еще не терял надежды сбить пламя. Командир группы истребителей, прикрывавшей бомбардировщики, капитан Пасечник видел, что Черных использовал для этого все возможности: накренял машину на крыло, резко снижался... Но огонь бушевал.

Экипаж мог еще отвернуть в сторону от скопления вражеских войск. Но советские патриоты приняли другое решение. Никто не знает, как они его обсуждали и принимали. Радио молчало, и командир группы Солдатов не слышал их голоса. Видно, сердца комсомольцев Ивана Черных и Назара Губина, коммуниста Семена Косинова бились в одном ритме, мысли работали в одном направлении. Может быть, Черных и Косинов вспомнили тот день, когда они на аэродроме у своего самолета читали сообщение о подвиге экипажа Николая Гастелло, вспомнили, о чем говорили и что решили тогда. Никто этого не знает. Фактом стало то, что все трое продолжали выполнять боевое задание.

Командир группы видел, что летчик уже с трудом управляет бомбардировщиком. Вот он увеличил скорость, обогнал ведущего и устремился к скоплению техники и войск на дороге.

Какой нужно обладать волей, чтобы так твердо держать горящий самолет на боевом курсе, на последнем боевом! Иван Черных знал, что делает, и руки его, крепко державшие штурвал самолета, не дрогнули.

Бомбардировщик шел строго над дорогой. Высота все меньше и меньше... Я а

В этот момент горящий бомбардировщик резко пошел вниз и, словно огненный метеор, на полной скорости врезался в колонну вражеских машин. Над дорогой взметнулось пламя взрыва.

Гордые советские соколы, отважные патриоты Иван Черных, Семен Косинов и Назар Губин нанесли свои последний удар по фашистским захватчикам и погибли смертью героев. Им было тогда по 23 года.

...Уже темнело, когда самолет старшего лейтенанта Солдатова приземлился на аэродроме. Солдатов вылез из кабины, его окружили сослуживцы, а он стоял и молчал, не в силах говорить о случившемся. Потом состоялся митинг.

– За Ивана Черных, за Семена Косинова и Назара Губина, за всех наших павших друзей врагу будет отплачено сполна, – говорил младший лейтенант Владимир Ромашевский. – Пока мои руки держат штурвал, пока бьется сердце, буду с лютой ненавистью беспощадно истреблять фашистских гадов. Наши друзья выполнили свой долг с честью. Выполним его и мы! Победа будет за нами!

Вскоре в полку состоялся еще один митинг. Он тоже был посвящен героическому экипажу. На митинге командир полка зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1942 года о присвоении Ивану Сергеевичу Черных, Семену Кирилловичу Косинову и Назару Петровичу Губину звания Героя Советского Союза.

От Ленинграда боевой путь бомбардировочного полка пролег на запад. И во всех боях образ героев, имена которых навечно занесены в списки части, звал однополчан на подвиги.

Память о славных героях живет в народе. В Ленинграде их именами названы улицы, пионерские дружины. Киселевскому машиностроительному заводу, с которого ушел в авиацию Иван Черных, присвоено имя отважного летчика. Герой Советского Союза Иван Черных – почетный член бригады слесарей-сборщиков этого завода. Бывший шахтер Назар Губин навечно зачислен в списки коллектива шахты "Объединенная" Читинской области.

Беспрерывным потоком идут машины по шоссе через г. Чудово. При въезде в город установлен обелиск в память совершенного здесь подвига. Там, где закончилась огненная трасса легендарного бомбардировщика, кипит жизнь.