Текст книги "Провал гитлеровского наступления на Москву"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

Долго не удается поджечь фашистские танки. Первым выкатывает свою пушку для стрельбы прямой наводкой командир орудия старшина I статьи Виктор Макеенко, в прошлом комендор на минном заградителе. Он становится к прицелу и первыми тремя снарядами поджигает передний танк. Командир другого расчета сержант Исаев с дистанции примерно в 200 метров поджег второй. Два танка подожгли пэтээровцы. Отсеченные огнем от своей пехоты, вражеские танки повернули назад. За ними стали отползать прижатые к земле пехотинцы.

Через некоторое время озлобленные неудачей немцы бросились во вторую атаку, но и она была отбита. К роте подошло подкрепление – взвод лейтенанта Мишакова. Чувствуется, что резервов у Тулупова немного, вот он и бережет людей – ведь неизвестно, сколько еще придется отражать атак.

После ожесточенного артобстрела Борносова зажигательными снарядами и налета Ю-88 загораются дома, сараи. Кое-где бойцы успевают тушить пожар. И началась новая, еще более ожесточенная атака, за ней – третья, четвертая. Все минометы бригады под командованием лейтенанта Кириллова используются для отражения атак противника. Теперь уже вся наша артиллерия оставила свои укрытия и бьет прямой наводкой.

Вот что рассказал мне об этом бое артиллерии с танками командир батареи лейтенант Николай Бородин, бывший курсант Тихоокеанского высшего военно-морского училища.

– Захватив Борносово, мы ждали танковой атаки немцев. Моя батарея взаимодействовала с ротой лейтенанта Исаева из 1-го батальона. Было раннее зимнее утро, расчеты только успели позавтракать, как из-за холма у села Ольгово показались два фашистских танка. Они развернулись и поползли вдоль увала. Прошли метров 300 и скрылись. Это разведка! – заметил комиссар батареи политрук Шаповалов. – Ну, командир, теперь держись, гитлеровцы попрут! Мы замерли в ожидании. Первый танк появился на горке как-то внезапно, за ним второй, третий... Я насчитал их более десятка. Головные машины, выстроившись фронтом, ринулись в нашу сторону. Мы открыли огонь с дальней дистанции всей батареей. Снаряды рвались впереди танков и между ними. Столбы снега и земли, поднимаемые разрывами, засыпали их, но танки все шли и шли, наращивая скорость. Орудийные расчеты состояли из хорошо обученных комендоров береговой артиллерии, но по танкам они стреляли впервые. Наши промахи, видимо, ободряли врага. Еще несколько минут – и танки раздавят нас. Что делать?

Тут оборвалась связь. Проваливаясь по колено в снегу, я бросился по открытому полю к первому орудию. Подбежал к командиру расчета коммунисту Григорию Петрову (до войны он был наводчиком на батарее, неоднократно бравшей призы). Срывающимся голосом выкрикнул: Прямой наводкой! Старшина прицелился, вздрогнула пушка. Первый танк подбит. Это воодушевило бойцов. Остальные расчеты тоже открыли огонь прямой наводкой. Четыре танка запылали у нас на виду, остальные повернули назад.

В начале второй атаки было повреждено орудие старшины I статьи Туезова, а фашистский танк вырвался вперед и устремился к этому орудию. Наводчик Сергей Кичигин первым оценил опасность. Он схватил бутылку с горючей жидкостью, связку гранат и побежал навстречу вражеской машине. Метнул бутылку и... промахнулся. Танк дал очередь из пулемета. Смертельно раненный Кричигин упал в снег. Однако комсомолец собрал последние силы, приподнялся и бросил связку гранат под танк. Все увидели фонтан огня и снега. После боя тело героя нашли под гусеницами догоравшей машины.

Из взвода главного старшины Пономарева уцелело только восемь бойцов. А работали они своеобразным конвейером: четверо стреляли, а четверо заряжали диски к немецким автоматам. У бойцов раскалилось оружие, стало обжигать руки, но фашистские автоматчики продолжали засыпать моряков пулями. Без стона и крика гибнут в неравной схватке боевые друзья старшины. Вот уже осталось лишь трое: командир взвода и автоматчики Ошурков и Пирогов. Они ранены, но с яростью продолжают драться. Расстреляны последние патроны. Вражеские лыжники обтекают левый фланг, хотят окружить и взять героев живыми.

Одновременно с фронта поднялась цепь автоматчиков во весь рост и с криком бросилась на наш почти пустой окоп. Снежный вал уже не спасает: он изгрызай и исхлестан вражескими пулями и осколками.

– Гранаты к бою! – крикнул старшина. Взрывы гранат разметали фашистов и снова прижали их к земле.

Лобовая атака сорвалась. Некоторые автоматчики отползают, но в целом противник продолжает упорствовать. Дальние цепи немцев обходят деревню с фланга по лощине реки Волгуши и оказываются в тылу у моряков.

К окопу, где залегли бойцы главного старшины Лебедева, прорвалась группа гитлеровцев. Пулеметчик Окунев не растерялся и меткой очередью скосил первых поднявшихся фашистов, но остальные зашли с тыла. Всего метров 50 отделяло атакующих от окопа. Лебедев скомандовал: В штыки! Он взял винтовку убитого бойца, поднялся во весь рост, за ним мгновенно вскочили все. С винтовками наперевес и с криками ура! они бросились на врага. Увлеченная примером отделения Лебедева, устремилась в контратаку вся рота Исаева. Началась рукопашная схватка. Гитлеровцы не выдержали натиска и пустились наутек.

Но слишком неравны были силы: немецкое командование посылало все новые и новые подкрепления, а бригада их не имела. Свежие группы врагов охватывали фланги обороны в Борносово. Только в сумерках комбриг Безверхов отдал приказ оставить деревню. Поодиночке и группами, отстреливаясь, моряки отходили, скрываясь в дыму горящих строений.

Здесь вновь проявил мужество, отвагу и боевое умение краснофлотец Григорий Маничев, который после смерти командира отделения Никитина во время разгрома штаба фашистов в Языкове был назначен командиром отделения пулеметчиков. Во время танковой атаки немцев он скрытно занял позицию у околицы Борносово в яме. Находясь со своим расчетом на фланге наступающих фашистов, смелый воин хладнокровно пропустил вражеские танки к деревне, а потом с короткой дистанции открыл огонь из пулемета, отсек неприятельскую пехоту и прижал ее к земле.

Через некоторое время фашисты обнаружили позицию пулеметчиков и открыли огонь из автоматов, пулеметов и минометов. В течение часа сдерживал Маничев наступление целого взвода. Несколько бойцов из его отделения было ранено и убито. Да и он сам дважды получил ранение, но не покинул позиции. Сознание и долг подсказывали – нужно держаться, пока товарищи, засевшие в домах, не уничтожат прорвавшиеся немецкие танки.

В этом бою Маничев из своего пулемета расстрелял не один десяток вражеских солдат и офицеров. Немецкая пехота так и не прорвалась к своим машинам... Танки были уничтожены, и атака захлебнулась.

Быстро распространилась по всей бригаде весть о подвиге сержанта-дальневосточника Василия Ивановича Рогова. В бою за Борносово он стрелял по вражеской пехоте с открытой позиции и заметил, что на него из-за сарая идет немецкий танк. Смелый воин не дрогнул и принял бой. Первый снаряд Рогова угодил в гусеницу, танк завертелся на месте. Но танковым снарядом в расчете нашего орудия были убиты два артиллериста. Заменив наводчика, Рогов стал к пушке и продолжал поединок. От прямого попадания следующих снарядов танк загорелся. Наша пушка тоже вышла из строя. Все оставшиеся в живых бойцы были тяжело ранены...

Рогов, будучи ранен, схватил автомат, гранаты и смело вступил в бой с группой автоматчиков противника. Он все время менял свои позиции. Выстрелы из автомата перемежались с разрывами гранат, которые бросал Рогов, когда фашисты подбирались совсем близко к снежному окопу, где укрывался сержант. Все новые и новые группы гитлеровцев ползком, глубоко зарываясь в снег, окружали отважного тихоокеанца. Василий Рогов понимал, что ему отсюда уже не уйти, гранаты и патроны подходили к концу...

Вспомнил моряк торжественные слова военной присяги: До последнего дыхания быть преданным своему народу, своей Советской Родине, Советскому правительству. Он поднялся во весь рост и громко крикнул:

– Советские моряки в плен не сдаются! – и брошенной гранатой заставил врагов снова залечь.

Время шло. Еще слышались из окопа короткие очереди автомата, но Рогов чувствовал, что силы покидают его. Вот он уже выронил из рук оружие и, как сквозь сон, услыхал родное русское ура!. Это подоспели бойцы подкрепления из взвода лейтенанта М. В. Молодцова. Услышав стрельбу и разрывы гранат в тылу у фашистов, они перешли в контратаку и вернули потерянную позицию.

Комбриг и комиссар находились главным образом на передовой, а я – в штабе бригады. Полковник Безверхов всегда появлялся там, где было наиболее трудно и опасно. Матросы и офицеры любили своего отважного командира, безгранично верили ему и смело шли за ним. Эту любовь Яков Петрович заслужил не только постоянной заботой о своих подчиненных, сочетавшейся с высокой требовательностью к ним, но и личной храбростью и бесстрашием в бою.

Однажды в полдень в Дьяково прискакал комбриг на неоседланной крестьянской лошади. Вбежав в штабную избу, он скомандовал:

– Штаб, в ружье! Примкнуть штыки!

Через несколько минут весь наличный состав штаба, политотдела и тыла бригады был построен перед домом. Полковник сказал:

– На участке Тулупова гитлеровцы прорвались к Языкову, резервов нет. Нужно спасать положение. По машинам!

Полсотни людей быстро взобрались на немецкие грузовики, стоявшие уже с заведенными моторами. Этот наш импровизированный отряд под энергичным руководством комбрига сделал свое дело, не дал гитлеровцам прорваться на фланге. В этот день Безверхова легко ранило.

Дорого обошлись гитлеровцам бои в районе Языкова. Два батальона 4-го полка 6-й танковой дивизии противника были полностью уничтожены. Около 600 трупов оставил неприятель на поле боя. Трофеи частей бригады были весьма солидны. Следуя указанию комбрига вооружаться за счет противника, почти все моряки за дни боев обзавелись различным оружием врага.

Бригада и взаимодействовавшие с ней части с честью выполнили поставленную перед ними задачу. План гитлеровского командования – форсировать канал крупными силами – был сорван. Другие части 1-й ударной армии, подошедшие к этому времени, укрепили нашу оборону на канале. А 6 декабря началось решительное контрнаступление по всему фронту. В третий раз выбив немецко-фашистские войска из деревень Борносово и Гончарово, бригада вместе с частями армии погнала врага на запад.

Вскоре в разгаре сражения на реке Ламе бригада была преобразована во 2-ю гвардейскую стрелковую. Во многих боях приняла участие наша бригада в ходе контрнаступления под Москвой. Последним был бой за Спас-Помазкино. Вскоре после этого бригада была выведена на отдых и пополнение в город Клин, где получила гвардейское знамя. Я возвратился в Москву, а оттуда – на Тихоокеанский флот.

В непрерывных боях моряки прошли путь от канала имени Москвы до границ Калининской области. Они освободили 75 населенных пунктов, захватили большие трофеи.

Вот что сообщало Совинформбюро в сводке от 5 февраля 1942 года, как бы подытоживая боевую деятельность бригады:

За последние дни боев на одном из участков Западного фронта гвардейская часть командира Безверхова разгромила три полка вражеской пехоты и захватила 15 немецких танков, 460 автомашин, 5 броневиков, 15 транспортеров, 20 орудий, 50 пулеметов, 30 минометов, 200 автоматов и большое количество снарядов, патронов и гранат{103}.

За успешные боевые действия, храбрость, мужество и отвагу 51 человек из состава бригады были награждены орденами. Я. П. Безверхову и комиссару бригады Е. В. Боброву были вручены ордена Красного Знамени.

Бои 71-й морской стрелковой бригады, – отмечается в отчете штаба 1-й ударной армии, – которые она вела за Языково, Борносово, Тимоново и на реке Ламе, были самыми ожесточенными и самыми успешными из всех боев, какие вели части армии в битве за Москву. Бригада дралась дерзко и умело. Моряки штыковыми атаками выбивали гитлеровцев из деревень и наводили ужас на фашистских солдат{104}.

После короткого отдыха Клину бригада была переброшена на Северо-Западный фронт в район Старой Руссы. Здесь собирались силы для уничтожения окруженной в демяновском котле 16-й фашистской армии. В течение двух месяцев она вела ожесточенные бои с фашистскими войсками. Здесь бригада понесла тяжелые потери, много командиров пало смертью храбрых и было тяжело ранено. Гвардии полковник Я. П. Безверхов был убит.

В начале мая бригаду вывели из боя и на ее базе была сформирована 25-я гвардейская стрелковая дивизия, которая с победными боями прошла путь от Воронежа до Будапешта. В 1944 году дивизия стала именоваться Чапаевской.

Тыл в Московской битве

Н. А. Антипенко{105}

Трудная обстановка сложилась для работы военно-тыловых органов осенью и зимой 1941 года под Москвой. Враг бросил максимум сил для захвата советской столицы, непрерывно наносил мощные авиационные удары по глубоким тылам.

В это время наряду с эвакуацией на восток промышленных предприятий, совхозов и колхозов продолжался перевод всего народного хозяйства на военные рельсы. Военно-тыловые органы, от центральных до войсковых, принимали в этом непосредственное участие: одни были заняты демонтажем оборудования, другие производили эвакуацию этого оборудования по железной дороге и речным транспортом, третьи помогали монтажу и пуску этих предприятий в новых районах размещения.

Шла и организационная перестройка самой системы тылового обеспечения Красной Армии в соответствии с решением Государственного Комитета Обороны при одновременном выполнении всех основных задач военно-тыловых органов по обеспечению войск боеприпасами, горючим, продовольствием, медицинскому, ветеринарному, дорожно-транспортному обслуживанию.

Заводы и фабрики, переброшенные на восток, быстро вступали в строй, наращивая производственные мощности по изготовлению оружия, боеприпасов, всего необходимого для войск. Кажется совершенно непостижимым тот факт, что уже в сентябре 1941 года оружия производилось у нас в 2,5 раза больше сравнительно со среднемесячным выпуском его в первом (довоенном) полугодии того же года. Но потребности численно увеличивавшейся с каждым днем Красной Армии обгоняли рост производства.

Мобилизационные запасы боеприпасов и вооружения быстро расходовались, и главной заботой планирующих органов в эти тяжелые месяцы было правильное и своевременное распределение по фронтам того, что давала промышленность.

Несмотря на близость линии фронта, значительная часть предприятий Москвы и Московской области продолжала работать, и среди них не было ни одного, которое не выполняло бы того или иного военного заказа. Многие предприятия целиком перешли на производство боеприпасов. Полным ходом шел ремонт стрелкового вооружения и транспортных средств, а также капитальный и средний ремонт танков, орудий, самолетов и другой военной техники.

По заданию Центрального Комитета партии труженики Подмосковья заготовили для фронта сотни миллионов пудов хлеба, картофеля, овощей.

Москва и Московская область превратились в мощную базу материально-технического обеспечения войск Западного фронта. Большую признательность Красной Армии заслужили также туляки. Они участвовали в боях за свой родной город и в то же время делали очень многое для нужд фронта, в том числе минометы, лыжи для вновь формируемых лыжных батальонов, ремонтировали оружие, помогали госпиталям и медсанбатам 50-й армии, оборонявшей Тулу. За счет добровольного труда и взносов гражданского населения туляки построили поезд-баню – неоценимый подарок фронтовикам. Население районов Тульской области, не подвергшихся оккупации, собрало войскам 2 тыс. полушубков, 4 тыс. овчин, 3 тыс. пар валенок, 10 тыс. тапок, более 5 тыс. телогреек, 18 тыс. пар теплых перчаток и многое другое.

Строительство оборонительных рубежей составляло тогда одну из самых важных и неотложных задач. На всех дорогах, ведущих к Москве, были установлены тысячи металлических ежей, прорыты десятки километров противотанковых рвов. В самой Москве на каждой магистральной улице возвышались баррикады. Москва мобилизовала все свои ресурсы для обороны. Даже артели, которые вырабатывали стеклянные игрушки, бусы и другие елочные украшения, и те занялись производством бутылок с противотанковой зажигательной смесью.

По существу, между фронтом и тылом стерлись грани, их уничтожили народный гнев и ненависть к фашизму.

Каждый советский человек стремился сделать что-нибудь полезное для фронта. Мне памятен самоотверженный труд женщин-надомниц в Серпухове, где одно время стоял штаб тыла 49-й армии. Каждая женщина этого города взяла на себя добровольное обязательство изготовить определенное количество ватных курток, шаровар, теплого белья. Мы им давали материалы, керосин и лампы, а в некоторых случаях помогали продовольствием и топливом.

Особенно ценны были изготовленные серпуховскими и коломенскими рабочими бидоны и ведра из нержавеющего листа с ватными утеплителями для доставки горячей пищи и чая на передний край. В то время в войсках было очень мало походных кухонь и термосов, что вынуждало питаться всухомятку. Положение с доставкой пищи ухудшилось, когда наступила пора морозов и снегопадов. К тому же на переднем крае было трудно подогревать пищу, так как вражеские наблюдатели внимательно следили за появлением дыма, чтобы обрушить на это место минометный огонь. Позже, когда появились банки с сухим спиртом и можно было разогревать пищу без дыма, обеспечивать войска горячей пищей стало значительно легче. Но в первую военную зиму этого еще не было, и от длительного отсутствия горячей пищи и кипятка на передовых позициях участились желудочно-кишечные заболевания.

Помню, в середине ноября 1941 года в Перхушково, где стоял штаб Западного фронта, было созвано совещание начальников тыла армий этого фронта. Главным вопросом было обеспечение войск переднего края горячей пищей. Член Военного совета фронта сказал начальникам тыла армий: Если вы не решите никаких других задач, а обеспечите регулярную подачу горячей пищи на передовую, то за одно это мы вас будем благодарить.

Мы обратились за помощью к серпуховским и коломенским рабочим. И буквально за недельный срок были изготовлены тысячи ведер с крышками и чехлами, а также несколько сот ручных саней. На этих санях боец, одетый в белый маскхалат, доставлял горячую пищу к передовым позициям.

Большую пользу принесли также изготовленные серпуховскими женщинами матерчатые маски против обморожения. Они нужны были многим воинам, особенно кавалеристам корпуса П. А. Белова, вынужденным находиться на ветру и морозе. Возможно, серпуховские женщины и забыли теперь об этой мелочи, а я и теперь живо помню, как трудящиеся Серпухова и Коломны помогали нашей 49-й армии.

В период тяжелых оборонительных боев 1941 года на отдельных направлениях значительно возросло число раненых. В те дни, когда противник стремился во что бы то ни стало прорвать нашу оборону, военно-медицинский персонал таких армий, как 49-я и 50-я, мог справиться со своим делом лишь с помощью гражданского населения. Женщины и девушки охотно стали донорами, многие из них работали санитарками и не отходили сутками от тяжелораненых, спасая их жизнь. Местные власти предоставили под военные медицинские учреждения все сколько-нибудь пригодные для этого помещения, в первую очередь школы и больницы, оборудовав их койками и другим инвентарем. Одна лишь Москва развернула за счет своих резервов 57 госпиталей более чем на 25 тыс. коек.

В дни боев большой моральной и материальной поддержкой для солдат были посещения фронта рабочими и колхозными делегациями, привозившими подарки воинам. Эти делегации всегда стремились лично вручить подарки бойцам переднего края; рискуя жизнью, они нередко пробирались к позициям под ружейно-пулеметным огнем противника.

Вспоминаю, как председатель исполкома Серпуховского городского совета Соколов и секретарь городского комитета партии Гусев, следуя на передовую, вынуждены были чуть ли не целый километр ползти по-пластунски до передовых окопов, откуда хорошо были видны фигуры немецких солдат. Я рекомендовал товарищу Гусеву вести беседу с солдатами в блиндаже, но он предпочел собрать их под открытым небом за обратным скатом этого блиндажа. Когда беседа закончилась и воодушевленные воины разошлись по своим позициям, гитлеровцы устроили такой мощный огневой налет, что нам все же пришлось уйти в блиндаж. Лишь с наступлением темноты товарищи Гусев и Соколов благополучно возвратились домой.

Еще труднее пришлось монгольской делегации, которая также пожелала посетить один из полков на переднем крае. Вероятно, случайно, ибо все меры для маскировки были приняты, противник обрушил на этот полк сильный артиллерийский огонь в тот момент, когда делегация (в ней было много женщин) пробиралась в обратном направлении. Хотя жертв и не было, но командованию армии здорово всыпали за то, что не отговорило монгольских, друзей от такого визита.

Главой упомянутой делегации был товарищ Лувсан. Он, наверное, сохранил в памяти те теплые чувства, которые были проявлены нашими воинами к своим братьям-монголам.

Мы отметили лишь отдельные факты внимания и помощи фронту – все их, конечно, не перечтешь. Это было поистине неразрывное единство народа и армии. В те дни войска нуждались в боеприпасах, горючем, продовольствии, острой была нужда в теплых вещах. Уже к концу ноября морозы достигали 25 – 30 градусов. Угроза массовых обморожений стала исключительно серьезной.

Благодаря героическим усилиям нашей Коммунистической партии и всего советского народа, отдававших все для фронта, буквально за одну-две недели почти все бойцы получили добротное теплое обмундирование и валенки.

Немецкие историки склонны относить поражение гитлеровских войск под Москвой главным образом за счет русских морозов.

Дело, конечно, не в климате. Климатические и погодные условия были для всех одинаковы. Но всякий объективный историк должен признать, что прежде всего тыл гитлеровской армии оказался далеко не на высоте. Зачастую основным методом тылового обеспечения вермахта являлся самый неприкрытый грабеж населения подвергшихся оккупации территорий. Чем беззастенчивее грабили, тем лучше работала интендантская служба. Но этот пиратский метод не мог оправдать себя в условиях войны с таким сильным противником, каким была наша армия.

В первую военную зиму наш народ и его армия оказались в весьма нелегких условиях. Но, несмотря на то что мы многое потеряли в первые месяцы войны, советский рабочий класс и колхозное крестьянство обеспечили своих воинов всем необходимым, чтобы успешно сражаться в суровые зимние месяцы.

У гитлеровцев же было плохо не только с теплым обмундированием – и с продовольствием у них было не лучше. В декабре 1941 года на московском направлении наблюдалось массовое истощение среди солдат вермахта. Во всем этом также проявился авантюризм высшего германского командования и генерального штаба.

Пленные гитлеровцы в декабре 1941 года рассказывали, что получили зимнее обмундирование. Оно состояло из бумажных рукавиц и тонкого платка для защиты головы от холода. Некоторым солдатам выдали шинели с подкладкой, которая, однако, не грела. На зимний сезон рота получала всего две пары валенок и два полушубка для несения караульной службы. Пленные из танковой армии Гудериана говорили, что им в связи с холодами разрешили надеть то парадное обмундирование, которое они везли с собой для запланированного в Москве парада.

Попытки фальсификаторов истории доказать, что урон от обморожения превосходил боевые потери, несостоятельны.

Обмороженных было больше, чем пострадавших от огня противника, – жалуется, например, Типпельскирх{106}.

В западногерманской историографии приводятся цифры обмороженных на отдельных участках, достигавшие иногда 500 – 800 человек. Возможно, что их наберется даже несколько тысяч. Но всего-то под Москвой погибло более полумиллиона немецких солдат, о чем свидетельствуют немецкие источники.

Разгром гитлеровцев под Москвой не серьезно объяснять тем, что они голодали и мерзли. Слабость же тыла гитлеровской армии, ориентировавшегося не на регулярное снабжение, а на разбой и грабеж, – проявление авантюризма германских милитаристов.

Одной из особенностей в работе тыла советских войск под Москвой было то, что одновременно решались две задачи: обеспечивались оборонительные действия войск и создавались запасы для перехода в контрнаступление. Материальных средств было немного. Во всем проводилась жесточайшая экономия, расходы строго планировались.

На каждом фронте (Калининском, Западном, Брянском) с учетом фронтовых и армейских запасов насчитывалось всего лишь 1,5 – 2 артиллерийских боевых комплекта для орудий калибра 76 мм и выше. С целью накопления боеприпасов к предстоявшему контрнаступлению в дни затишья разрешалось делать не более трех-четырех выстрелов из одного орудия. Артиллеристы иногда жаловались: Видим перед собой гитлеровцев, а стрелять по ним не можем!

Однажды мне случилось быть в деревне, половину которой занимал противник. На ее окраине стояла наша полковая батарея. Командир отдал мне рапорт и доложил о наблюдаемом передвижении войск противника группами на противоположном конце деревни, примерно в 2 километрах. Я спросил: Почему же вы не накроете их огнем? – Не имею права, – огорченно ответил он, – суточную норму уже израсходовали. Хотя это и не входило в мою компетенцию, но я пообещал командиру батареи в виде исключения пополнить боезапас, если он не упустит благоприятного момента. Обрадованный таким случаем командир немедленно подал команду: Открыть огонь! После нескольких залпов по видимой цели на стороне противника воцарилась длительная тишина. Наши артиллеристы отвели душу. Разумеется, данное им обещание я выполнил без промедления.

В результате жесткой экономии и усиления подвоза с центральных баз количество боеприпасов в армиях ко времени перехода войск в контрнаступление увеличилось до двух боевых комплектов. Это было достаточно для прорыва боевых порядков противника, уже утратившего прежнюю силу сопротивления.

Замечу, что в последующих боевых операциях, когда нам приходилось прорывать оборону противника, мы старались к началу наступления иметь не менее четырех боевых комплектов боеприпасов. Но в 1941 году пришлось ограничиться двумя боекомплектами.

Однако некоторые армии, действовавшие на особенно важных участках, обеспечивались по более высокой норме. Расход боеприпасов в дни оборонительного сражения под Москвой достигал примерно 0,3 боекомплекта в сутки. При переходе же в контрнаступление в первые два дня расходовали по 0,3 – 0,5 боекомплекта в сутки, а затем среднесуточный расход не превышал 0,1 боекомплекта. Практически это означало для Западного фронта 700 – 1000 тонн в сутки. В то время такая цифра считалась внушительной. Но в последующие годы войны наша артиллерия на таких фронтах, как 1-й Белорусский или 1-й Украинский, часто обрушивала на головы врага в период наступления по 20 – 30 тыс. тонн металла в сутки.

В ходе контрнаступления дорога была каждая минута, необходимо было обеспечить безостановочное преследование противника и не дать ему возможности закрепиться. С этой целью боеприпасы подвозились автотранспортом резерва Главного Командования с центральных баз до стрелковых дивизий и полков, минуя фронтовые и армейские склады, без промежуточных перегрузок.

Помогло нам и то, что наступающие советские войска отбили у немцев немало боеприпасов. Так, 10-я армия 12 января 1942 года захватила на станции Барятинское 19 тыс. мин, около 20 тыс. снарядов различных калибров; 20-я армия также взяла богатые трофеи боеприпасов. Однако трудности с боеприпасами имели место в ходе всего наступления: речь идет как об ограниченном поступлении с центральных баз, так и о тяжелых транспортных и дорожных условиях. Снежный покров достигал местами метровой толщины. Это явилось одной из причин снижения темпов наступления советских войск. По всей вероятности, положение могло быть намного лучшим, если бы одновременно с Калининским, Западным и Брянским не было начато наступление также и на других фронтах, для которых потребовалось много боеприпасов.

Снабжение горючим войск московского направления за период наступления в целом было удовлетворительным, если не считать отдельных случаев несвоевременной доставки его в войска из-за плохих дорожных условий.

В продовольственном обеспечении войск под Москвой, как уже говорилось выше, в октябре-ноябре 1941 года имелись недостатки: не везде была налажена доставка горячей пищи на передний край; сухих продуктов хватало, но в доставке их в войска были перебои из-за трудностей транспортировки. К концу ноября, однако, и в ходе контрнаступления горячая пища стала поступать на фронт регулярно, она была достаточно разнообразной и высококалорийной.

Трудно было с фуражом. Потребовались большие усилия военных хозяйственников, чтобы вывезти из глубинок запасы сена и зерна. Сложной задачей было продовольственное, особенно фуражное, обеспечение конной группы генерала Белова, уходившей в тыл врага. Фронтовые органы снабжения с трудом справлялись с этой задачей, и лишь благодаря наличию местных ресурсов удалось избежать серьезных перебоев в снабжении фуражом.

Материальное обеспечение войск Западного, Калининского и Брянского фронтов хотя и проходило с большим напряжением, но в целом было удовлетворительным.

Следует остановиться и на медицинском обслуживании фронта. Бросается в глаза разная организация этого дела на Калининском и Западном фронтах. Находясь в обороне, каждый фронт глубоко эшелонировал армейские и фронтовые лечебные учреждения. На Западном фронте в течение всего ноября 1941 года происходил процесс все большего приближения фронтовых медучреждений к линии фронта, хотя войска и вели оборонительные бои.

На Калининском фронте на темпы эвакуации раненых до начала контрнаступления отрицательно влияли перегруженность железных дорог и недостаток автотранспорта. Поэтому после 6 декабря 1941 года, когда началось контрнаступление, фронтовые и армейские госпитали Калининского фронта и лечебные учреждения входивших в него соединений оказались перегруженными. На Западном фронте с приемом и обработкой раненых справились более успешно, так как Москва и подмосковные города приняли в гражданские медучреждения значительную часть пострадавших. Уже упоминалось, что органы здравоохранения Москвы развернули для приема раненых 25 тыс. коек. Всего, таким образом, в распоряжении медуправления Западного фронта к 5 декабря 1941 года числилось более 100 тыс. лечебных коек. Это позволило принимать также раненых с левого крыла Калининского фронта.