Текст книги "Удивительные истории нашего времени и древности "

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

Скромная и незаметная должность начальника уголовного следствия была в то же время очень ответственной и важной. Начальник уголовного следствия лично вел дознание о разбоях, грабежах, и вообще все уголовные дела, как правило, поступали к нему. Люди, занимавшие этот пост, обычно были жестокими чиновниками и часто прибегали к самым страшным и изощренным пыткам, вроде тех, которые в свое время вводили *Чжоу Син, *Лай Цзинчэнь, *Со Юаньли. Пытками и истязаниями эти безжалостные чиновники хотели, с одной стороны, внушить людям страх, а с другой – вызвать к себе уважение. Часто начальники уголовного следствия вели дела по поручению высшего начальства или людей власть имущих и, чтобы добиться нужных им показаний, каждый раз применяли жестокие пытки, меньше всего думая о том, где правда, где ложь. Будь ты бесстрашным молодцом, будь у тебя жилы из стали и тело из железа, все равно, раз попал к ним в лапы, душу твою вгонят в пятки и вытравят из тебя всю смелость и отвагу. Не счесть, сколько честных и благородных людей, справедливых и верных долгу чиновников ни за что ни про что отправили они на тот свет! Только один Ли Мянь отличался в этом отношении от своих собратьев. Он придерживался справедливости и человечности, никогда не прибегал к жестоким пыткам; пытаясь вынести решение, он изучал самую суть вопроса, и потому никогда не было за ним несправедливо решенных дел.

Рано утром, когда в ямэне только началось присутствие, к Ли Мяню по приказу губернатора привели более десяти бандитов и человек пять-шесть раненых охранников; они опустились перед начальником на колени; тут же положили отнятое у разбойников оружие. Ли Мянь обвел всех взглядом и заметил, что среди разбойников один выделяется величественной и весьма благородной внешностью. «Такой мужчина! Неужели и он разбойник?» – подумал Ли Мянь, и у него невольно зародилась жалость к этому человеку. Начав с караульных и стражников из дома Ван Юаньбао, которых Ли Мянь опросил по поводу обстоятельств бандитского налета, он затем обратился к разбойникам – узнал фамилию и имя каждого и стал их допрашивать.

К пыткам прибегать не пришлось – пойманные на месте преступления бандиты признались во всем и даже выдали свое логово. Ли Мянь тут же послал людей с приказом схватить и арестовать остальных.

Когда очередь дошла до Фан Дэ, тот на коленях подполз к столу начальника и со слезами на глазах стал рассказывать:

– Я с детства учился, изучал *классические книги, и вовсе я не разбойник. Живу я бедно... Вчера нужда заставила меня пойти по знакомым и родственникам одалживать деньги. И вот, когда я скрывался от дождя в Буддийском храме заоблачного сияния, меня заманили к себе разбойники и угрозами заставили вступить в их шайку. Мне волей-неволей пришлось согласиться... – И Фан Дэ подробно рассказал о том, как он подрисовал голову птице и что произошло потом.

Ли Мянь, который с первого взгляда сочувственно отнесся к Фан Дэ, теперь, после его искреннего признания, проникся к нему жалостью и был склонен отпустить его. Но он подумал: «Все они в равной степени виновны, отпустить его одного – значит вызвать справедливые упреки. К тому же дело это поручено мне губернатором, и если я так поступлю, что доложу тогда начальству? Нет, придется действовать иначе», – решил он и тут же умышленно стал распекать бандитов, приказал, чтобы на каждого надели *кангу, всех отвели в тюрьму и держали там до тех пор, пока не будут пойманы и допрошены остальные из этой банды. Раненых охранников он отпустил, приказав оказать им помощь, а отличившихся стражников занес в список для представления к награде. Покончив со всем этим, он вызвал к себе в ямэнь тюремщика Ван Тая.

Заметим здесь, что Ван Тай когда-то навлек на себя гнев начальника, на него состряпали дело, и он был приговорен к смерти; только благодаря Ли Мяню, который расследовал его дело, Ван Тай был освобожден и остался служить при ямэне. Признательный Ли Мяню, он всегда с большим усердием выполнял любые его поручения, поэтому Ли Мянь назначил его старшим надзирателем.

Когда Ван Тай явился, Ли Мянь сказал ему:

– Среди разбойников, которых сейчас привели, есть некий Фан Дэ. Внешность у него благородная, говорит он честно, искренне. Он произвел на меня впечатление достойного человека, которому просто не представился случай выдвинуться. Я намерен был его освободить, но у всех на глазах неудобно было это сделать. Поручаю это тебе – улучи подходящий момент и дай ему возможность бежать. – При этом Ли Мянь вынул слиток серебра в три *лана, велел Ван Таю передать его Фан Дэ и предупредить того, чтобы он бежал куда-нибудь подальше, иначе в этих краях его снова схватят.

– Не осмелюсь не выполнить вашего распоряжения, – сказал Ван Тай, – боюсь только, что этим подведу остальных надзирателей. Как тут быть?

– Когда отпустишь его, переберешься с женой и детьми ко мне и спрячешься у меня в ямэне, а в донесении я свалю все на тебя. Тогда другие не будут за это в ответе. Ты останешься со мной и служить будешь лично мне. Это, пожалуй, лучше, чем находиться здесь на таком незавидном посту. Как на это посмотришь?

– Если господин возьмет меня к себе в услужение, то лучшего я и желать не могу, – ответил Ван Тай и, спрятав серебро, поспешил в тюрьму. Там он сказал надзирателю:

– Преступников, которых сейчас доставили к нам, не пытали, так что сил у них хватает. А ждать от этих верзил можно чего угодно, поэтому нельзя держать их вместе.

Надзиратели тут же развели арестованных по разным камерам. Ван Тай сам повел Фан Дэ и поместил его в наиболее отдаленной и безлюдной части тюрьмы. Тут он рассказал Фан Дэ о добром намерении начальника и отдал ему серебро. Фан Дэ был тронут до глубины души.

– Передайте, пожалуйста, начальнику мою искреннюю признательность, – сказал он Ван Таю, – и заверьте его, что если я не смогу отплатить ему за добро в этой жизни, то после смерти превращусь хоть в коня, хоть в пса, но буду служить ему, чтобы отблагодарить за все.

– Разве начальник спасает тебя, рассчитывая на какую-то благодарность? Он делает это, следуя собственным добрым побуждениям, – заметил Ван Тай. – Хотелось бы только, – продолжал он, – чтобы ты после этого случая бросил подобные дела и стал порядочным человеком, иначе добродетельный поступок начальника пропадет даром.

– Благодарю вас за наставление, – сказал Фан Дэ, – я непременно последую ему.

Вечером Ван Тай наблюдал за тем, как надзиратели разводили преступников по камерам. Начали они с Фан Дэ, затем по очереди развели и приковали к постелям всех остальных и ушли. Улучив момент, когда надзиратели суетились, каждый занятый каким-то своим делом, Ван Тай вернулся в камеру Фан Дэ, освободил его от оков, снял с него кангу, надел на Фан Дэ свою старую куртку и шапку и повел его за собой к выходу. К счастью, по дороге им никто не встретился, и, быстро открыв ворота, Ван Тай выпустил Фан Дэ из тюрьмы.

Чуть ли не бегом, не разбирая дороги, мчался Фан Дэ по улицам. Домой заходить он не решился. Вскоре Фан Дэ оказался за городом и шел дальше всю ночь.

«Начальник спас мне жизнь, – думал он, – но куда же мне теперь направиться?» Тут он вспомнил об *Ань Лушане, который пользовался большой благосклонностью и доверием императора и держал двери своего дома широко открытыми для смелых и талантливых людей. «Почему бы не попытаться найти прибежище у него?» И Фан Дэ направился прямо в *Фаньян.

Там очень кстати он встретил своего старого друга Янь Чжуана, который служил секретарем правителя округа. Янь Чжуан представил его Ань Лушаню. Надо сказать, что Ань Лушань уже давно замышлял серьезное дело против царствовавшего дома и охотно принимал всяких беглецов и недовольных. Он обратил внимание на внушительную внешность Фан Дэ, поговорил с ним, рассуждения и высказывания Фан Дэ пришлись ему по душе, и он оставил его у себя. Прожив там несколько дней, Фан Дэ тайно послал людей за женой, и она приехала в Фаньян. Поистине:

 
Наконец он сквозь сети прорвался
      и ушел от всего – от небес,
            от земли, от тяжелых цепей,
                  печали, лишений, забот.
В достатке живя, на покое,
      он доволен сегодняшним днем
            и только при случае вспомнит
                  о прошлой жизни своей.
 

Но вернемся к Ван Таю. В тот вечер, когда Ван Тай освободил Фан Дэ, он, сославшись на дела, которые якобы ожидали его дома, и, распорядившись, чтобы как следует присматривали за арестованными, отдал надзирателям ключи и ушел из тюрьмы. Дома он собрал свои пожитки и в ту же ночь вместе женой переехал в ямэнь к Ли Мяню.

На следующее утро, когда надзиратели выводили арестованных во двор, они обнаружили, что канга Фан Дэ валяется на полу, и не могли понять, когда он успел удрать.

– Так крепко его заковали!.. Как этот бандит сумел высвободиться из канги и убежать! – без конца повторяли насмерть перепуганные надзиратели. – Отвечать-то за него нам придется. И все-таки как же ему удалось отсюда выбраться?

Стали осматривать кругом стены, пол, но нигде ничего не обнаружили – ни кирпича, ни даже какого-нибудь осколочка.

– Мерзавец этакий! – ругались они. – Еще врал вчера начальнику, что это его первое дело, а сам, оказывается, из бывалых да умелых.

– Пойду сообщу старшему надзирателю, пусть доложит начальству, чтобы немедленно послали людей на розыски, – сказал один из тюремщиков и бегом бросился к дому Ван Тая. Но двери оказались запертыми, сколько он ни барабанил, – все безрезультатно. На стук, посмотреть, в чем дело, вышел сосед Ван Тая.

– Они всю эту ночь без конца возились, – сказал он. – Наверное, переехали.

– Старший надзиратель не говорил, что собирается переселяться. Не должно этого быть! – усомнился надзиратель.

– Как же он может не слышать шума? – говорил сосед. – Не спит же мертвым сном!

Надзиратель решил, что сосед прав. Тогда он приналег плечом на дверь, и дверь сразу же поддалась – оказывается, она просто была подперта изнутри палкой. В комнате Ван Тая стояло только несколько громоздких вещей, и ни живой души в ней, конечно, не было.

«Странно! Почему же и он исчез? – недоумевал надзиратель. – Тот сбежавший арестант – уж не его ли рук это дело? Ладно, черт с ним, он или не он. Но свалить надо будет все на него».

Надзиратель закрыл дверь и, не возвращаясь в тюрьму, направился прямо в ямэнь к начальнику. Ли Мянь как раз в это время вел утреннее присутствие. Когда надзиратель доложил о случившемся, начальник сделал вид, что крайне поражен.

– Я всегда считал Ван Тая осторожным человеком, – проговорил он. – Никогда не думал, что он решится за взятку отпустить такого важного преступника. Полагаю, что он скрывается где-нибудь поблизости. Ищите повсюду! Найдете – будете награждены.

Надзиратель поклонился и вышел.

Ли Мянь составил донесение и послал его в область Ван Хуну. А тот написал императору донесение, в котором обвинил Ли Мяня в нерадении по отношению к своим служебным обязанностям, в том, что он по халатности не принял надлежащих мер предосторожности. В результате Ли Мяня лишили должности, чина, и он был низведен в простолюдины. Одновременно вывесили указ о повсеместном розыске Фан Дэ и Ван Тая. Не медля, Ли Мянь *сдал дела и грамоту, собрал вещи и отправился на родину. Ван Тая он повез с собой, спрятав его среди женщин.

 
Если б не ради того,
      чтоб в беде человеку помочь,
Мог бы устроить побег
      тому, кто свершил преступленье?!
 

Надо заметить, что семья Ли Мяня жила бедно. За годы своей службы Ли Мянь никогда ни у кого не взял ни гроша, и поэтому теперь, покидая ямэнь, он оставался таким же бедняком, как и прежде.

Возвратившись на родину, он сам со своими слугами обрабатывал землю и этим кормился. Два с чем-то года Ли Мянь провел в деревне. С каждым днем жить становилось все труднее. В конце концов он простился с женой, взял с собой Ван Тая и еще двоих слуг и отправился в путь, с тем чтобы разыскать и навестить старых друзей.

Из Дунду он поехал прямо в Хэбэй и там узнал, что его старый приятель Янь Гаоцин недавно получил должность правителя области Чаншань. Ли Мянь направился прямо туда, чтобы нанести ему визит. Он уже добрался до Босяни, местности, которая находилась в двухстах с чем-то ли от Чаншани и, когда проезжал по городу, навстречу ему попалась какая-то процессия. Впереди шли служащие ямэня с белыми палками в руках, освобождая дорогу следующему за ними чиновнику.

– Едет начальник уезда, а ну-ка, слезайте с лошадей! – закричали они Ли Мяню и его спутникам.

Ли Мянь спешился и стал в стороне. Между тем Ван Тай еще издали обратил внимание на начальника уезда – он ехал верхом на белом коне, над головой колыхался черный зонт, вид у начальника был величественный, внешность благородная, внушительная. Ван Таю показалось невероятным: начальник был очень похож на того самого разбойника Фан Дэ, которого он выпустил из тюрьмы.

– Господин! – обратился он тут же к Ли Мяню. – Этот начальник уезда ни дать ни взять Фан Дэ, которого мы тогда выпустили из тюрьмы.

Ли Мяню лицо начальника уезда тоже показалось знакомым, и, когда Ван Тай сказал ему об этом, он сразу все вспомнил.

– Действительно, похож на него, – согласился Ли Мянь. – Я ведь говорил, – продолжал он, обрадованный, – что это талантливый и выдающийся человек, которому просто не повезло в жизни. Так оно и оказалось. Непонятно только, как ему удалось получить должность.

Ли Мянь хотел было подойти к начальнику уезда и расспросить его, но подумал: «Если это действительно Фан Дэ, то решит, что я разузнал, что он здесь на должности и приехал сюда в расчете на благодарность. Нет, лучше не надо». Ли Мянь предупредил Ван Тая, чтобы тот молчал, а сам отвернулся, дожидаясь, пока начальник проедет мимо. Между тем, поравнявшись с ними, начальник сразу признал в человеке, стоящем спиной к дороге, Ли Мяня; заметил и находившегося рядом Ван Тая. Радость и удивление изобразились на его лице. Приказав свите остановиться, он спрыгнул с коня и подошел к Ли Мяню.

– Благодетель! – обратился он к Ли Мяню. – Почему же вы не захотели окликнуть меня и даже отвернулись? Ведь я чуть было не проехал мимо.

– Я не знал, что вы здесь, – с поклоном ответил Ли Мянь, – боялся, что отвлеку начальника от важного дела, и потому не решился подойти.

– Ну что вы! – воскликнул Фан Дэ. – Я рад, что мой благодетель приехал сюда, мне просто повезло... Прошу вас ко мне в ямэнь – посидим, поговорим.

Ли Мянь устал с дороги и, поскольку приглашение Фан Дэ казалось ему вполне искренним, ответил:

– Вы очень любезны. Я, конечно, с удовольствием зайду к вам поговорить. – И, сев на коня, он поехал рядом с Фан Дэ. За ними следовали Ван Тай и слуги Ли Мяня. Вскоре они подъехали к ямэню, сошли возле самых ворот, и Фан Дэ пригласил Ли Мяня пройти во внутренние покои. Свернув налево, они оказались в кабинете. Тут Фан Дэ отослал сопровождавших его слуг, оставив при себе лишь управляющего Чэнь Яня, которому велел находиться у входа, и распорядился, чтобы приготовили торжественный обед. Всех четырех коней Ли Мяня он велел поставить в стойло и задать им корм, Ван Таю и другим слугам приказал внести багаж. Кроме того, Фан Дэ распорядился, чтобы двое людей из ямэня были отданы в услужение Ли Мяню. Эти двое были Лу Синь и Чжи Чэн. Обоих Фан Дэ купил во время пребывания на должности в этом уезде.

Почему же Фан Дэ не пожелал, чтобы слуги вошли в кабинет? Дело в том, что в уезде он выдавал себя за родственника министра Фан Сюаньлина и хвастал перед другими своей родословной; никто в этих краях подлинной его биографии не знал, все верили ему и очень уважали. И вот нынче, когда произошла эта встреча и предстояла беседа с Ли Мянем, Фан Дэ опасался, что в разговоре речь может зайти об истории с разбойничьей шайкой, и не хотел, конечно, чтобы другие об этом услышали. Он понимал, что если люди узнают о его прошлом, начнут об этом болтать, станут издеваться над ним – и тогда прощай должность. Потому-то он и удалил слуг.

Покои, в которых оказался Ли Мянь, состояли из трех комнат, обращенных на юг; по бокам к ним прилегали два флигеля. Комнаты были просторными, с большими светлыми окнами. Здесь обычно начальник отдыхал, проводил свой досуг, и потому все было обставлено умело, со вкусом: аккуратные и опрятные столики и диваны, чистая, изящная утварь, красивые безделушки, на полках – книги; дворик благоухал цветами.

Итак, Фан Дэ, Ли Мянь и Ван Тай вошли в кабинет. Фан Дэ взял кресло, поставил его в центре комнаты на почетном месте, предложил Ли Мяню сесть, а сам опустился перед ним на колени. Ли Мянь поспешил поднять его.

– Что вы? Зачем такие торжественные церемонии?

– Я был преступником, которого ожидала смертная казнь, – говорил Фан Дэ. – Вы, благодетель, спасли меня, даже денег дали на дорогу, я очутился здесь и своим нынешним положением обязан вам. Вы мой второй отец, вы дали мне новую жизнь, и вы должны разрешить мне земно поклониться вам.

Ли Мянь был человеком прямым, в котором всегда преобладало чувство справедливости и долга, и, понимая, что Фан Дэ прав, принял от него два земных поклона. Затем Фан Дэ поблагодарил Ван Тая и провел гостей в боковой флигель. На ходу он предупреждал Ван Тая:

– Если мои служащие будут расспрашивать вас о чем-нибудь, не говорите им о том, что было когда-то.

– Не стоило предупреждать, я сам это прекрасно понимаю, – ответил Ван Тай.

Фан Дэ усадил Ли Мяня на почетное место, а сам взял кресло и сел в стороне, как подобает хозяину.

– Я денно и нощно с благодарностью думал о вас, о том, что вы спасли меня, – заговорил он. – Но не довелось мне отблагодарить вас. Никак не ожидал, что небо дарует мне эту встречу!

– Вы случайно попали в беду, – говорил ему Ли Мянь, – и если я вам чем-то помог, в этом нет особой добродетели – просто выказал таким образом добрые чувства.

– Позвольте осведомиться, какое высокое назначение вы теперь получили, что путь ваш лежит через наш уезд? – спросил Фан Дэ, предлагая гостю чай.

– После того как я отпустил вас, губернатор столичного округа обвинил меня в нерадивом отношении к службе, и меня отставили от должности. Я вернулся на родину, но дома мне было тоскливо, не по себе, и я решил поездить по стране, полюбоваться природой, чтобы немного развеяться. Сейчас я направляюсь в Чаншань, хочу проведать своего старого друга господина Яня, ныне начальника области, – вот и оказался в ваших краях. Да, не ожидал я, что встречусь с вами, не думал, что вы уже получили должность. Очень рад за вас.

– Значит, вы из-за меня лишились должности и чина, а я, недостойный, оказался здесь, на служебном посту. Мне, право, просто очень стыдно перед вами.

– В древности случалось, что ради справедливости люди жертвовали даже своей собственной семьей, а о каких-то чинах и должностях стоит ли говорить! Но только расскажите, – продолжал Ли Мянь, – куда вы потом направились после всей этой истории и как случилось, что получили должность начальника в этом уезде?

– Когда вы освободили меня, я бежал в Фаньян. Там, на мое счастье, я встретил одного старого знакомого, который представил меня губернатору Ань Лушаню. Ань Лушань принял меня и очень благосклонно отнесся ко мне. Через полгода я получил назначение в этот уезд на должность начальника по уголовным делам, а недавно скончался начальник уезда, и меня рекомендовали на его пост. Я стыжусь своей бесталанности и терзаюсь тем, что незаслуженно удостоился чести править народом и этой землей, поэтому прошу вас, друг мой, не откажите мне в наставлениях и советах.

Хотя Ли Мянь давно уже не служил, но до него доходили слухи о бунтарских помыслах Ань Лушаня. Услышав, что Фан Дэ получил должность благодаря рекомендации Ань Лушаня, и подумав о том, что впоследствии этот человек может оказаться в числе изменников государю, Ли Мянь решил предостеречь Фан Дэ на будущее, тем более что Фан Дэ просил у него советов и указаний.

– Получить чин и должность – в этом, собственно никаких особенных трудностей нет, – начал Ли Мянь, – но нужно суметь оправдать доверие правительства и не причинять вреда народу. Даже когда решается вопрос о жизни и смерти, когда дело сулит почести и завидные государственные чины или же грозит публичной казнью и плахой, – что бы там ни было, человек должен оставаться верным своим принципам. Ни в коем случае не следует поддаваться соблазну, которым вас могут искушать недостойные люди, и зариться на мелкие выгоды. И если вы измените долгу и чести, то пусть вы и станете пользоваться какими-то благами, все равно люди последующих поколений будут вспоминать о вас с презрительной усмешкой. А если вы будете тверды в своих честных убеждениях, то вам не то что начальником этого уезда, но и министром можно стать!

– Ваши золотые слова я всю жизнь буду хранить в памяти, – отвечал Фан Дэ и благодарил Ли Мяня за совет.

Так – один спросит, другой ответит, – они говорили, хорошо понимая друг друга. Но вскоре пришел Лу Синь, доложил, что все уже готово, и попросил их к столу. Фан Дэ поднялся и повел Ли Мяня во внутренние покои.

Стол был накрыт, как подобает – для хозяина и почетного гостя. Но Фан Дэ велел отодвинуть приготовленный ему прибор.

Видя, что Фан Дэ хочет сесть скромно в стороне, Ли Мянь сказал:

– Вы ставите меня в неловкое положение. Прошу вас занять подобающее вам место.

– Даже сидеть возле вас считаю слишком большой дерзостью с моей стороны и позволить себе окончательно выйти за рамки приличия не смею.

– Мы с вами стали друзьями, к чему же излишняя скромность и церемонии! – возразил Ли Мянь и велел поставить прибор хозяина на прежнее место. Фан Дэ не стал спорить. Слуги поднесли гостю и хозяину вино. Тут пришли музыканты, заиграла музыка. Стол был роскошно убран, уставлен самыми разными угощениями.

 
Хоть и не было тут
      зажаренных фениксов и драконов,
Но было полно
      редчайших даров лесов и морей.
 

Хозяин и гость, довольные обществом друг друга, вволю пили, и лишь поздно ночью закончился пир. Не стоит говорить, что в это же время угощали Ван Тая и других сопровождавших Ли Мяня слуг.

За время пиршества Фан Дэ и Ли Мянь прониклись друг к другу таким глубоким чувством дружбы, что рука об руку возвратились в кабинет. Фан Дэ велел Лу Синю принести для гостя постель, которая предназначалась для начальства, когда оно здесь останавливалось, и сам стал стелить Ли Мяню.

– Ведь это дело прислуги, – остановил его Ли Мянь. – Зачем же вы утруждаете себя?

– Вы оказали мне такое благодеяние, что если я всю свою жизнь буду служить при вас конюхом или простым слугой, и то не смогу хоть в какой-то малой мере отблагодарить вас, – говорил Фан Дэ. – Разве желание хоть как-то выразить свои чувства можно считать беспокойством!

Когда все было устроено, Фан Дэ велел слугам принести лежанку для него самого и поставить ее рядом с постелью Ли Мяня.

Искренность, с которой говорил Фан Дэ, не позволяла Ли Мяню усомниться в том, что Фан Дэ – человек благородный, верный чести и долгу, и он проникся к нему еще большим уважением. Уже зажгли светильники, а они все еще сидели вдвоем, изливая в откровенной беседе свои чувства. Они говорили о своих стремлениях и цели своей жизни, во всем между ними было полное понимание, и теперь они стали задушевными друзьями, которые только сожалели о том, что не встретились раньше. Спать они легли лишь глубокой ночью.

На следующий день сослуживцы Фан Дэ, узнав о приезде почетного гостя, явились с визитом. После того как пришедшие поздоровались с Ли Мянем и представились ему, Фан Дэ представил Ли Мяня.

– Это мой благодетель. В свое время он удостоил меня чести, рекомендовал на должность, и я очень обязан ему.

Желая угодить начальнику уезда, каждый из местных чиновников устраивал пир и приглашал к себе начальника и его гостя. Но не будем об этом распространяться.

С тех пор как Ли Мянь остановился у Фан Дэ, они целые дни проводили за вином и беседой. Фан Дэ забросил дела и даже не появлялся в присутственном зале ямэня. Внимание, которое он оказывал Ли Мяню, его предупредительность превосходили все, что мог проявить самый почтительный сын в отношении родителей. Ли Мяню от всего этого даже стало как-то неловко, и дней через десять он начал поговаривать об отъезде. Но Фан Дэ ни за что не хотел его отпускать.

– Вы оказались здесь, нам представился такой удачный случай побыть вместе. Какой же резон уезжать! – говорил он. – Поживите здесь хотя бы месяц-другой, а там я предоставлю в ваше распоряжение погонщиков и лошадей, и вас проводят до самого места.

– Видя ваше доброе отношение ко мне, мне, конечно, тяжело было говорить вам об отъезде, – отвечал Ли Мянь. – Но вы ведь хозяин целого уезда, а с тех пор как я приехал сюда, вы забросили все свои дела, и если ваше начальство узнает об этом, будет не очень удобно. К тому же я уже решил ехать, и мне не хотелось бы менять свои планы.

Фан Дэ понял, что удержать его не удастся.

– Ну, раз вы твердо решили ехать, мне, конечно, неловко насильно удерживать вас, – сказал он. – Но только кто знает, когда еще нам доведется свидеться, поэтому разрешите мне попотчевать вас завтра на прощание чаркой вина. Весь завтрашний день мы проведем вместе, а послезавтра утром вы уедете. Как вы отнесетесь к этому?

– Ну, раз вы удостаиваете меня такой любезности, я, конечно, задержусь на день.

Довольный, что ему удалось уговорить Ли Мяня, Фан Дэ позвал Лу Синя и вместе с ним направился домой, чтобы приготовить дорогому гостю подарок к его отъезду. И вот из-за этого-то, надо сказать, Ли Мянь чуть было не поплатился жизнью.

 
Беда – это то, в чем заложено счастье,
      а в счастье таится беда;
Вот почему все беспечные люди
      спокойны, не знают хлопот.
 

Но расскажем все по порядку, и речь теперь поведем о жене Фан Дэ, урожденной госпоже Бэй.

В свое время, когда Фан Дэ был неудачником, она так привыкла всем распоряжаться, что и теперь, когда он стал важным чиновником, хотела, чтобы во всех делах ее слово было решающим. И сейчас, когда ее муж увел с собой двух домашних слуг и десять дней подряд где-то пропадал, она решила, что он тайком от нее занимается невесть какими делами, и была возмущена до предела.

Когда она увидела Фан Дэ, первым ее побуждением было устроить скандал, но она решила, что сначала надо выведать, что произошло.

– Какие у тебя там дела, что ты так долго не показывался? – спросила она мужа, притворно расплывшись в улыбке.

– И не говори! Мой благодетель оказался здесь, – отвечал Фан Дэ, – я чуть было не прозевал его. Хорошо, что глаз у меня острый... Я пригласил его в ямэнь и все эти дни провел с ним. Сейчас пришел с тобой посоветоваться: надо что-нибудь приготовить ему в подарок.

– О каком благодетеле ты говоришь?

– Ай! Как ты могла забыть! – воскликнул Фан Дэ. – Да это тот самый начальник уголовного следствия, господин Ли, который тогда спас мне жизнь. Я-то убежал, а он, оказывается, из-за меня потерял чин и должность. Сейчас он направляется в Чаншань к правителю области, а здесь проездом. Старший надзиратель Ван Тай тоже при нем.

– Ах, вот это кто!.. И много ты собираешься дарить ему?

– Это мой благодетель, мой второй отец, вторая мать, подарок должен быть щедрый.

– Десяти кусков шелка хватит?

Фан Дэ громко расхохотался:

– Ну и шутница ты! Моему-то благодетелю! Твоих десяти кусков шелка в подарок его слуге и то будет мало.

– Глупости! Ты вот начальник уезда, но твоим собственным слугам ни разу не выпадало счастье получить в подарок десять кусков шелка, а тут, извольте, какому-то слуге проезжего просителя – и целых десять кусков! Нет уж, шелк мне самой нужен, ничего из этого не выйдет... Прибавлю еще десять кусков, и пусть он побыстрей убирается!

– Как можно быть такой бездушной! – возмутился Фан Дэ. – Ведь он спас мне жизнь, мало того – дал мне денег на дорогу, а сам потерял должность и чин. Что двадцать кусков шелка по сравнению со всем этим?!

Жена Фан Дэ была женщиной скаредной, ей и с двадцатью кусками было жаль расставаться. Только потому, что Ли Мянь спас ее мужа, она великодушно согласилась отдать их и то считала это невесть какой жертвой, а ему, видите ли, все было мало.

– Ну, а сто кусков хватит? – спросила она умышленно.

– Ста кусков хватит только на подарок Ван Таю, – ответил Фан Дэ.

«Сто кусков Ван Таю! Сколько же тогда нужно Ли Мяню?» – подумала жена Фан Дэ и уже с явным раздражением сказала:

– Ну, если Ван Таю сто, то в подарок начальнику уголовного следствия надо по крайней мере пятьсот кусков!

– И этого будет мало, – заявил Фан Дэ.

Женщина разозлилась не на шутку:

– Раз так, может быть, дашь тысячу?

– Ну, это еще куда ни шло.

Слышать такое было сверх ее сил.

– Ну и ну! Да ты рехнулся! – завопила она и плюнула мужу в лицо. – Давно ли ты стал начальником и много ль принес мне в дом добра, чтобы так его разбазаривать?! Да если ты даже меня самое продашь, и то не наберешь и половины!.. Где нам взять столько шелку, чтобы одаривать людей?!

– Госпожа, можно ведь поговорить по-хорошему, посоветоваться. Зачем злиться? – говорил Фан Дэ, видя, что жена окончательно выходит из себя.

– О чем тут советоваться! – кричала она. – Есть у тебя – иди и дари! Меня нечего спрашивать!

– Ну, раз ничего нет, придется взять из казны, – пробормотал Фан Дэ.

– О-хо-хо! Ишь какой храбрый! Казна – это государственные деньги. Как смеешь ты брать их для себя лично?! А если вдруг нагрянет ревизия, что тогда ответишь?

Фан Дэ смутился.

– Ты, конечно, права, – ответил он. – Но ведь благодетель наш скоро уезжает... Как же быть? – Он уселся в стороне и задумался.

А у жены Фан Дэ, которая поняла, что муж во что бы то ни стало решил преподнести Ли Мяню дорогой подарок, сердце разрывалось на части. Пожалуй, если бы от нее кусок мяса отрезали, и то не было бы ей так больно. И недобрая мысль пришла ей на ум.

– Какой же ты мужчина! – бросила она мужу. – Если ты подобные дела не можешь решить, то где тебе быть большим начальником! Вот что – я знаю хороший выход: потрудишься раз, зато уж навсегда избавишься от забот.

Фан Дэ решил, что жена придумала что-то дельное, и поспешил спросить:

– Что же ты предлагаешь?

– Есть такое старинное изречение: «За великие благодеяния не благодарят», – сказала она. – Так вот тебе мой совет: сегодня же ночью подкараулить его, прикончить, и дело с концом.

– Дрянь ты этакая! – багровея от ярости, закричал Фан Дэ. – Ведь это из-за тебя я тогда чуть не расстался с жизнью: просил у тебя материи – не дала, пошел по знакомым – заманили в шайку. Если бы не этот мой благодетель, который, рискуя потерять должность, выпустил меня из тюрьмы, разве сейчас мы сидели бы здесь с тобой? Вместо того чтобы посоветовать мне сделать какое-нибудь доброе дело, наущаешь на злодейство и подстрекаешь убить моего благодетеля!.. Да как же ты можешь! Какое же у тебя сердце?!