Текст книги "Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро"

Автор книги: Автор Неизвестен

 
«Уходите с миром, мавры,
Хороните ваших мертвых,
Унесите всех, кто ранен,
Обожженных сосчитайте:
Ибо мы в сраженье люты,
В мирный час добросердечны,
Ваших нам богатств не надо,
Их у вас не отберу я.
И в наложницы не буду
Брать красивых дочек ваших,
Ибо, кроме той, с которой
Я святым обетом связан,
Мне другой жены не нужно.
А тебе, мой Альвар Фаньес,
Если приказать я властен,
Я приказываю ехать
К нам в Сан-Педро-де-Карденья
За моими дочерями
И за доньею Хименой.
Короля проси с поклоном,
Пусть позволит благосклонно,
Чтобы я к себе забрал их,
Как законный их владыка.
Ты же, Мартин Антолиньес,
Ты ступай к евреям честным
Иегуде и Рахилю,
Отвези им триста тысяч
Марок звонким серебром,—
Те, что в долг они мне дали.
Да еще – не удивляйся —
Дай им тысячу сверх долга
И проси, чтобы простили
Мне проделку с сундуками,
С теми, что в залог за деньги
Я когда-то им оставил,
Побуждаемый бедою,
Нищетой, но не злонравьем.
И хотя не что иное,
Как песок, залогом было,
Сундуки с песком хранили
Слова рыцарского злато».
 

 
Альвар Фаньес прибыл в Бургос,
Королю привез подарки,
Он привез коней, оружье,
Много пленных и богатства,
Сто больших ключей от вражьих
Городов и замков разных.
Те, кто видели, как едет
По дороге Альвар Фаньес,
Обознавшись, говорили:
«Это воины чужие!»
А узнав их, были рады,
Что услышат и про Сида.
Альвар Фаньес входит в залу,
Где сидит король, и скромно,
Испросив его согласья,
Королю целует руку:
«О король, прими в подарок
То, что своему сеньору
Рыцарь изгнанный подносит.
Только знай, король, и помни,
Что ценою славной крови
Это взято все у мавров,
Что тебе мечом булатным
Дон Родриго за два года
Приобрел владений больше,
Чем король наш дон Фернандо,
Твой отец, – да спит он в мире, —
Передал тебе в наследство.
И, твою целуя руку,
Сид желает одного лишь:
Чтобы ты его Химену
С дочерьми к нему отправил,
Чтобы им позволил выйти
Из монастыря в Карденье
И в Валенсии богатой
Стать отныне госпожами».
Только смолкнул Альвар Фаньес,
Подняла свой голос зависть,
И Гарсия граф Ордоньес
Молвил очень некрасиво:
«Не бери, король мой добрый,
Завоеванное Сидом,—
Что завоевал он за год,
За два дня он потеряет.
Хочет он тебя задобрить
Подношеньями своими,
Чтобы ты, король, смягчившись,
Отменил его изгнанье».
Альвар стал чернее тучи,
Сжал кулак, надел он шапку
И, от гнева запинаясь,
Так в ответ промолвил графу:
«Злоречивые вельможи,
Плохо вы платить привыкли
Тем, чей меч вам был защитой
И расширил ваши земли.
Вместе с новым королевством
Сто границ завоевал он
И свои отдаст вам земли,
Хоть его неблагородно
Со своих земель вы гнали.
Он бы мог чужим отдать их,
Но такое непотребство
Не свершит наш дон Родриго,
Не продаст он честь кастильца.
Пусть завистники лихие
Отдыхают, не тревожась,
Ибо земли их и замки
Защищает грудь Родриго.
В добрый час! Пускай проводят
Во дворце свои досуги,
Но, чем пачкать честь другого,
Честь свою поберегли бы.
Ты ж, король, их лестью подлой
Услаждать себя привыкший,
Вышли в бой своих придворных,—
То-то славно будут биться!
Ты прости, что я от гнева
Говорю без уваженья,
И отдай мне, если хочешь,
Дочек Сида и Химену,—
Ты их держишь, как заложниц,
Так возьми богатый выкуп».
Поднялся король Альфонсо,
Просит он, чтоб Альвар добрый
Успокоился, и оба
Отправляются к Химене.
Но у двери дон Альфонсо
Обернулся и придворным
Так сказал, остановившись:
«Я, сеньоры, отменяю
С этих пор изгнанье Сида
И отобранные земли
Возвращаю дон Родриго.
Из того же, что добыл он
Силой своего оружья,
Я Валенсию за Сидом
Утверждаю. От себя же
Прибавляю к ней Бриеску,
Кампо, Ордехон и Лангу
Вместе с замком Ауэньяс,
Потому что славу Сида
Я своей считаю славой,
И она составит славу
Всей Испании великой».
 

 
Как в Сан-Педро-де-Карденья,
На подворье монастырском,
С добрым Сидом после мессы
Говорил король Альфонсо.
Вел он речь о тех владеньях,
Что неверным, просчитавшись,
Отдал встарь король Родриго,
И о том, как отобрать их.
Предложил король Альфонсо
Двинуть войско на Куэнку,
И на это дон Родриго
Так ответствовал разумно:
«Ты послушай, дон Альфонсо,
Здесь пока король ты новый.
Чем идти в чужие земли,
Успокой свои сначала.
Много в них бывало горя,
Если, сев на трон кастильский,
Уезжал король, как только
На челе своем венчанном
Успевал согреть корону».
Не король ответил Сиду,
А Бермудес: «Если в битвах
Извела тебя усталость
Или страсть к Химене гонит,
Поезжай в Бивар, Родриго,
Королю оставь заботы.
У него найдется много
Благородных слуг близ трона,
Тех, что с поля не вернутся,
Сделав дело вполовину».
«Кто позвал тебя, – ответил
Сид, – на наш совет военный?
Нет, монах достопочтенный,
Лучше ты пойди сейчас же
К алтарю во храм и бога
Попроси, чтоб он помог нам.
Разве мог бы Иошуа
Одолеть врагов, когда бы
Моисей не помолился
И не вымолил победу?
Так неси стихарь на хоры,
Я же – знамя на границу,
Пусть король свой дом наладит
Прежде, чем ходить в чужие.
Ни любовь меня не может
Сделать трусом, ни усталость.
У меня всегда под боком
Не Химена, а Тисона».
«Но ведь я, – сказал Бермудес,—
Человек, как все другие.
Если сам не бил я мавров
До того, как стал монахом,
То зачать успел немало
Тех, кто стал грозой неверных.
А теперь, коль час приспеет,
Шлем охотно я надену,
Меч возьму и сяду на конь».
«Чтоб удрать, – ответил Сид,—
Может, отче, и наденешь.
На твоей сутане больше
Масла постного, чем крови».
Тут разгневался король
И воскликнул: «Замолчите!
Не добром, так злом прошу вас.
Ты, Родриго, даже камни
Доведешь до исступленья.
Поднимаешь шум ненужный
Из-за всякой чепухи».
В это время граф де Оньяс
Проходил с своей сеньорой,
И король, чтоб оказать ей
Честь, довел ее до двери.
 

 
Кончив трапезу неспешно,
На скамье на драгоценной
Крепко спит сеньор Родриго,
Подперев щеку рукою.
Сон Родриго охраняют
Зять Диего, зять Фернандо
И Бермудес – хоть гундосый,
Но решительный в сраженьях.
И они, чтоб скрасить время,
Меж собою тихо шутят,
Прикрывая рты ладонью,
Чтоб не разразиться смехом.
Вдруг, едва не руша стены,
Разнеслись по замку крики:
«Лев! Держите льва! Будь проклят
Рохля, выпустивший зверя!»
Дон Бермудес – тот не струсил,
Но зятья Родриго – братья —
Так от страха обомлели,
Что куда уж тут смеяться!
И, забыв понизить голос,
Оба враз заговорили
И мгновенно сговорились,
Как им действовать вернее.
Младший брат – Фернан Гонсалес —
Опозорился навеки:
Бедный, спрятался под Сида,
Под его скамью забился.
Старший брат его, Диего,
Спрятался еще подальше,
Он залез в такое место,
Что и вымолвить не можно.
И вбежали с криком люди,
С грозным рыком лев за ними,
Но с мечом в руке Бермудес
Встретил яростного зверя.
В это время Сид проснулся
И возвысил грозно голос,
И пред ним каким-то чудом
Тотчас лютый зверь смирился,
Даже завилял хвостом.
Сид, обрадованный этим,
Обнял хищника за шею
И отвел его в зверинец,
Говоря с ним, точно с другом.
Все кругом дивились молча,
Невдомек им, видно, было,
Что хотя и лев ужасен,
Но Родриго – тоже лев,
И при этом он смелее.
И веселый Сид вернулся
Как ни в чем и не бывало
И спросил у окружавших,
Где ж они, его два зятя,—
Словно разгадал их низость.
Отвечал ему Бермудес:
«Где один, – я знаю точно:
Под скамьей лежит он, скрючась,
Посмотреть хотел он снизу,
Львица это или лев».
Тут вошел Мартин Пелайо,
Этот грозный астуриец,
Он вскричал: «Сеньор Родриго,
С вас подарок – еле-еле
Вынули его». – «Кого?» —
Молвил Сид. А тот ответил:
«Вон того, другого брата.
Есть места, куда и дьявол
Не полезет, – так со страху
Он залез туда. Смотрите,
Он идет. Вы отошли бы:
Чтобы стать с ним рядом, нужно
Кучу благовоний сжечь».
Загрустили оба брата:
Ведь теперь их Сид невзлюбит!
И за то, что осрамились,
Отомстить   ему решили.
 

 
Сговорились оба брата,
Дон Диего с дон Фернандо,
Оскорбить решили Сида
И ковать измену стали.
Мол, в свои владенья надо
Им вернуться, и нужны им
Жены их. А Сид и молвит,
Дочерей мужьям вручая:
«Вы, зятья мои, смотрите,
Хольте их и уважайте,
Как девиц дворянской крови
И как жен своих любимых».
И наказ его отцовский
Те исполнить обещают.
Только клятву дали графы,
Добрый Сид садится на конь,
И его сопровождают
Рыцари его и слуги.
По садам и палисадам
Скачут с шутками и смехом,
Но, одну проехав лигу,
Сид остановил коня.
А когда прощаться начал,
Удержать не мог он слезы,
Словно сердцем заподозрил,
Что куют измену графы.
И, племянника Ордоньо
Подозвав, ему велит он
Тайно следовать за ними,
Закрываясь капюшоном
И переменив одежду.
Графы с женами своими
Едут день, другой и третий
И в дубовый лес въезжают,
В лес, который прозван Корпес.
Этот лес густой и темный,
А деревья там до неба.
Вот людей и свиту графы
Далеко вперед услали,
Лишь Диего и Фернандо
Вместе с женами остались.
Оба спешились в молчанье
И с коней уздечки сняли,
А сестер стащили с мулов,
Жен своих, – рыдавших громко, —
Всю одежду с них сорвали,
И уздою начал каждый
Люто сечь свою жену.
Исхлестали их до крови,
Больно шпорами кололи,
Оскорбляли неповинных
Непристойными словами,
И покинули их, трусы,
И глумились, уезжая;
«Если вас мы оскорбили,
Извините нас, сеньоры,—
Мы ведь только отвечали
Местью вашему отцу.
Где уж вам идти за графов!
Ваш отец нас обесчестил,
Вы за то и заплатили.
Он погибель нам готовил,
Выпустив из клетки льва».
 

 
Справедливости у неба,
Наказанья подлым графам
Просят дочери Родриго,
Молодые доньи – Соль
И Эльвира. Бьются в путах,
И, привязанные к дубу,
Каждая кричит и молит,
Но одно лесное эхо
Отвечает им на крики,
Ибо тут с начала дней
Не бывало человека.
Только вдруг идет пастух,
И хотя мольбы их слышит,
Подойти он к ним не смеет.
«Подойди же, пожалей нас,
Друг пастух, мы богом просим!
Пусть твои стада тучнеют,
Пусть растут, хранимы небом,
И сыны твои, и дочки!
Только развяжи нам руки,
Ибо не твои же руки
Так безжалостно, так подло
Нас раздели и связали».
Вдруг из чащи к сестрам вышел,
Подошел Ордоньо славный,
Наряженный пилигримом,—
Как велел ему Родриго.
Гнев и скорбь от них скрывая,
Женщин быстро развязал он,
А они его узнали
И его целуют обе.
Он своим плащом укрыл их,
Чуть не плача, молвит: «Сестры,
Пусть господь злодеев судит!
Сид, отец ваш, не виновен,
Вам король мужей сосватал,
Но отец у вас достойный,
И блюдет он вашу честь».
 

 
Благородная Химена
Стремя держит перед мужем,
И, словам ее внимая,
Надевает плащ Родриго.
А она: «Сеньор, смотрите,
Вашу кровь в открытой битве
Смыть должны вы кровью графов.
Отомстите им, как рыцарь.
Вы направиться решили
Ко двору, а эти графы
Хоть безжалостны, как трусы,
Но, как трусы, и коварны.
И они предупредили
Всех друзей и короля,
Ибо ложь, как вам известно,
Главное оружье труса.
Вам у короля Альфонсо
Ни даров, ни извинений,
Ничего просить не нужно:
Никогда еще обиду
Не смывал никто словами.
Вам одно лишь надо помнить:
То, что к двум дубам, нагими,
Привязали ваших дочек.
Я ж молить у бога буду,
Чтобы королю помог он
Следовать путями правды».
«Так должно и быть, Химена»,—
Славный Сид ей отвечает.
И, кивнув ей головою,
Он садится на Бабьеку
И, коня пришпорив, скачет.
 

 
Три созвал король совета,
Целых три совета сразу,
В Бургосе – один совет,
А другой совет – в Леоне
И в самом Толедо – третий.
Для чего советы эти?
Чтоб установить виновность
Братьев, графов Карриона.
Тридцать дней дает он сроку,
Ровно тридцать – и не больше.
Кто не явится в тридцатый,
Будет проклят как изменник.
Вот пришел двадцать девятый,
И явились оба графа.
Тридцать дней прошло, промчалось —
Добрый Сид один не едет.
И тогда сказали графы:
«Вот, сеньор, ваш Сид – изменник!»
«Нет, – сказал король, – не верю,
Ибо Сид – могучий рыцарь,
Победитель супостатов,
И во всех испанских землях
Равных Сиду не найдется».
В эту самую минуту
Добрый Сид вошел на двор.
 

 
Вдоль реки Гвадалквивира
Супротив его теченья
Едут путники верхами.
Говорит народ, что это
Два хороших человека.
В епанчах они богатых,
В белых шерстяных бурнусах.
И крестьянскими плащами —
Может дождь пойти – накрыты.
Едут вечером и ночью,
Днем коней на отдых ставят,—
Не от страха встретить мавров,
От жары невыносимой.
Едут день, и три, и больше,
Приезжают на кортесы,
Их во двор встречать выходят
И король, и все вельможи.
«Старым стал ты, Сид мой, старым,
Борода – как белый цветень».
«Не с того же поседел я,
Что любил без счета женщин,
Нет, тебе, король, служил я
И в несчетных битвах дрался.
Я с сильнейшим из монархов,
С королем Букаром бился.
У него я много замков,
И земель, и градов отнял,
И чеканную в придачу
Золотую взял скамью».
 

 
«Когда я, король мои добрый,
Был в Валенсии богатой
И гербы увидел ваши,
Знамя славное увидел,
Я тотчас же вам навстречу,
Как вассал к сеньору, вышел,
Вы же мне письмо с гонцом,
Добрый мой король, послали,
Чтобы в городе Рекенье
Вас готовился я встретить.
Там к столу я пригласил вас,
Мой король, ко мне пришли вы,
И моим вы были гостем.
А из-за стола поднявшись,
Повели вы речь такую,
Чтоб за графов Каррион
Дочерей своих я выдал.
И хотя Химена Гомес,
Их родившая, сказала,
Что она-де не согласна,—
Чтоб исполнить волю вашу,
Дочерей я графам отдал.
Но во время свадьбы лев
Как-то вырвался из клетки,
Графы струсили, бежали
И за свой позор решили
Отплатить мне подлой местью:
Попросили, чтобы дочек
Поскорей бы я им отдал,
Отпустил бы в Каррион.
И, конечно, я их отдал,
Ведь они им были жены,
Но среди дороги – боже! —
Что они им учинили!»
Тут совсем никчемный довод
Привели в защиту графы:
«Лжешь ты, Сид, безбожно лжешь ты,
Нам измена незнакома,
Королевские мы дети,
Дядя наш – сам император.
Так подумай, поразмысли:
Подобает ли жениться
Нам на дочках земледельца?»
Тут поднялся Пер Бермудес,
Воспитатель дочек Сида,
И в ответ на речь такую
Дал пощечину он графу.
Страшно двор заволновался,
Но король призвал к порядку:
«Ну-ка, выйди, Пер Бермудес,
Не мешай вести дознанье».
«Нет, король, дай нам сразиться,
Дай скрестить оружье с ними,
Ибо в скорби пребывает
Та, что родила их Сиду».
Графы, слыша речь такую,
Отвергают поединок,
Но король сказал сурово,
Все внимайте, что сказал он:
«Если, графы, не хотите
Защитить оружьем правду,
Я судить вас буду нынче».
И сказал оруженосец
Графов Каррион монарху:
«Нет, они пойдут сражаться
Завтра утром на рассвете».
А назавтра рано утром
Знать и челядь вышли в поле,—
Там за честь и право Сида
Будет биться Муньо Густьос,
Очень смелый человек.
С Муньо будет Пер Бермудес,
Дочек Сидовых наставник.
Графы – те в доспехах черных,
Люди Сида – в разноцветных.
На раскаявшихся графов
Даже больно посмотреть.
Вот их в поле выпускают,
Вот их ставят так, чтоб солнце
С вышины в глаза не било.
Вот противники несутся,
Копья взяв наперевес.
Как могучи Пер и Муньо!
Графы с первого удара
Наземь выбиты из седел.
И пред всем двором обоих
Обвинил король в измене.
Ну, а Густьос и Бермудес
Удостоились высокой
Королевской похвалы.
 

Перевод А. Ревича

 
Разошлась молва в народе,—
Правда ль, нет, – но слух пустили,
Что магистр высокородный
Дон Фадрике де Кастилья [497]497
  Дон Фадрике де Кастилья(1334–1358) – внебрачный сын короля Кастилии Альфонса XI и брат Педро I Жестокого, по приказанию которого был убит за участие в заговоре.


[Закрыть]
Опозорил дона Педро —
Короля, родного брата,
Соблазнил-де королеву;
Говорят одни: «Брюхата».
«Родила», – иные шепчут.
Разошлись по всей Севилье
Кривотолки. Неизвестно,
Правда ль, нет, – но слух пустили.
Далеко король дон Педро,
И не слышал он покуда
Об измене. А услышит —
Кой-кому придется худо.
Что же делать королеве?
Сердце ужасом объято,
Пал на дом позор великий,
День и ночь страшит расплата.
И послала королева
За придворным именитым,
Был тот муж, Алонсо Перес,
У магистра фаворитом.
Он предстал пред королевой,
И ему сказала дама:
«Подойди, Алонсо Перес,
Не лукавь, ответствуй прямо,
Что ты знаешь о магистре?
Где он? Слышишь?» – «О сеньора!
Он уехал на охоту,
С ним все ловчие и свора».
«Но скажи… Ты, верно, слышал?
Толк о нем в народе шумный…
Я сердита на магистра.
Он такой благоразумный,
И к тому же благородный,
Славный столь и родовитый…
Родила на днях младенца
Девушка из нашей свиты.
Мне была она подругой
И молочного сестрою,
Очень я ее любила
И ее проступок скрою.
Беспокоюсь, что об этом
Вся страна узнает скоро».
Что ж в ответ Алонсо Перес?
«Вам рука моя – опора.
Воспитать берусь младенца,
Дайте мне его, сеньора».
Принесли немедля сверток
В желто-алом покрывале
Без гербов, без украшений
И Алонсо передали.
В Андалузию повез он
Этот сверток драгоценный,
В небольшой далекий город,
Называемый Льереной,
И дитя на воспитанье
Дал одной своей знакомой.
Женщина была прекрасна,
И звалась она Паломой.
Мать ее была еврейка,
А отец ее меняла.
Стал расти инфант, но вскоре
Эту тайну разузнала
Донья хитрая Мария,
Та, что вечно клеветала.
Толком истины не зная,
Королю она писала:
«Я – Мария де Падилья, [498]498
  Мария де Падилья(ум. в 1361 г.) – первая жена короля Педро Жестокого. Славилась красотой и интригами.


[Закрыть]
Знай, сеньор, твоя Мария
Ввек тебя не предавала,
Предали тебя другие.
То, что я пишу, – все правда,
Верь, сеньор, я лгать не стану.
Твой обидчик спит спокойно,
Хоть нанес тебе он рану.
Не придет он сам с повинной,
Обличить пора Иуду.
Все. На этом я кончаю,
Докучать тебе не буду».
Прочитал король посланье,
Вызвал грандов для совета,
В самый мрачный день недели —
В понедельник было это.
Покидал король в Тарифе
Дел немало неотложных,
За него остались править
Три советника надежных:
Дон Фадрике де Акунья,
Славный даром полководца,
Знал король – сей муж бесценен,
Если жаркий бой ведется;
Был вторым свояк владыки —
Дон Гарсия де Падилья;
Телье де Гусман был третьим,
Все его безмерно чтили,—
Дона Педро воспитал он,
Наделен умом был щедро.
В среду на заре вечерней
В путь отправился дон Педро
Вместе с Лопесом Осорьо,
Другом верным, неизменным.
Путники глубокой ночью
Прибыли к севильским стенам.
Как же им проникнуть в город?
Все ворота на запоре.
К счастью, мусорную кучу
Под стеной узрели вскоре,
Скакуна подвел дон Педро,
Встал на спину и мгновенно,
За бойницу ухватившись,
Перебрался через стену.
К своему дворцу дон Педро
Подошел и стал стучаться,
Позабыв, что в это время
Слуги спят и домочадцы.
И в него швырять камнями
Начала ночная стража,
Был король побит изрядно,
Потерял сознанье даже.
И вскричал тогда Осорьо:
«Стойте! Что вы натворили?
Это ваш король, дон Педро!»
Тотчас же врата открыли,
Подошли поближе слуги:
«Наш король, на самом деле!»
Повели его в покои,
И уснул король в постели.
Трое суток жил он тайно
Во дворце, в глухом покое,
А потом в далекий Кадис
Отослал письмо такое:
Брата своего, магистра,
В этом царственном посланье
На турнир прибыть в Севилью
Он просил без опозданья.
 

Перевод А. Ревича

 
«В дни, когда я был в Коимбре,
Взятой мной у супостата, [499]499
  Взятой мной у супостата… – то есть у мавров.


[Закрыть]
Королевский вестник прибыл,
Мне привез письмо от брата.
Повелел мне брат мой Педро
Быть в Севилье на турнире.
Тотчас я, магистр несчастный,
Самый горемычный в мире,
Взял с собой тринадцать мулов,
Двадцать пять коней холеных
В драгоценных пышных сбруях,
В пестрых шелковых попонах.
Двухнедельную дорогу
Одолел я за неделю,
Но когда мы через реку
Переправиться хотели,
Вдруг мой мул свалился в воду.
Сам я спасся еле-еле,
Но кинжал свой потерял я
С рукояткой золотою,
И погиб мой паж любимый,—
Тот, что был воспитан мною.
Так привел меня в Севилью
Путь, отмеченный бедою.
А у самых врат столицы
Встретил я отца святого,
И монах, меня увидев,
Мне такое молвил слово:
«О магистр, храни вас небо!
Есть для радости причина:
В этот день – в ваш день рожденья,
Подарил господь вам сына.
Я могу крестить младенца.
Вы скажите только слово,
И приступим мы к обряду,—
Все для этого готово».
И ответил я монаху:
«Мне сейчас не до обряда,
Не могу остаться, отче,
Уговаривать не надо.
Ждет меня мой брат дон Педро,
Повелел он мне явиться».
Своего пришпорив мула,
Тотчас въехал я в столицу.
Но не вижу я турнира,
Тишиною все объято.
Как незваный, я подъехал
Ко дворцу родного брата.
Но едва вошел в палаты,
Не успел ступить я шагу —
Дверь захлопнулась, и мигом
У меня забрали шпагу.
Я без свиты оказался —
Задержали где-то свиту,
А без преданных вассалов
Где же я найду защиту?
Хоть меня мои вассалы
О беде предупреждали,
За собой вины не знал я
И спокоен был вначале.
Я вошел в покои брата
И сказал ему с поклоном:
«Государь, пусть бог поможет
Вам и вашим приближенным».
«Не к добру, сеньор, приезд ваш,
Не к добру. За год ни разу
Брата вы не навестили,
Прибегать пришлось к приказу.
Почему-то не явились
Вы, сеньор, своей охотой.
Вашу голову в подарок
К рождеству получит кто-то».
«Государь, в чем я виновен?
Чтил я ваш закон и волю,
С вами вместе гнал я мавров,
Верным был на бранном поле».
«Стража! Взять! И обезглавить!
Приступайте к делу быстро!»
Не успел король умолкнуть,
Сняли голову с магистра
И Марии де Падилья
Поднесли ее на блюде,
И она заговорила
С головой. Внемлите, люди! —
Вот какую речь держала:
«Вопреки твоим наветам
Мы сочлись за все, что было
В том году, а также в этом,
И за то, что дона Педро
Подлым ты смущал советом».
Дама голову схватила
И ее швырнула догу.
Дог – любимый пес магистра —
Голову отнес к порогу
И завыл, да так, что трепет
По всему прошел чертогу.
«Кто, – спросил король дон Педро, —
Кто посмел обидеть дога?»
И ответили дворяне
На такой вопрос владыки:
«Плачет пес над головою
Брата вашего Фадрике».
И тогда сказала слово
Тетка короля седая:
«Вы, король мой, зло свершили!
Вас, король, я осуждаю!
Из-за женщины коварной
Брата погубить родного!..»
Был смущен король дон Педро,
Услыхав такое слово.
На Марию де Падилья
Поглядел король сурово:
«Рыцари мои, схватите
Эту злобную волчицу!
Ждет ее такая кара,
Что и мертвый устрашится».
Появилась тут же стража,
Даму бросили в темницу;
Сам король носил ей пищу,
Разных козней опасался.
Лишь пажу, что им воспитан,
Он всецело доверялся.