Текст книги "Бурятские волшебные сказки"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Фольклор народов Сибири и Дальнего Востока
Бурятские волшебные сказки

Сост. Е.В. Баранникова, СС. Бардаханова, В.Ш. Гунгаров. – Новосибирск: ВО «Наука». Сибирская издательская фирма, 1993. – 341 с – (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока; Т. 5)

В книгу включены волшебные сказки, наиболее известные в разных регионах проживания бурят. Отобраны образцы собственно бурятских сюжетов, сказок, близкие международным типам, а также тексты, представляющие собой народные устно-поэтические версии таких произведений древнеиндийских и древнемонгольских письменных памятников, как «Панчатантра», «Волшебный мертвец», «Море притч» и др. Популярные во все времена сказки привлекают занимательностью сюжета, прекрасным образным языком. Ценность изданию придают комментарии, словарь, грампластинка.

ОТ РЕДКОЛЛЕГИИ 2

БУРЯТСКИЕ ВОЛШЕБНЫЕ СКАЗКИ 6

СВЕДЕНИЯ О ТЕКСТАХ И ПРИНЦИПАХ ИХ ПУБЛИКАЦИИ 20

1. ХИЛГЭНДЭЙ МЭРГЭН 21

2. МОЛОДЕЦ И ЕГО ЖЕНА-ЛЕБЕДЬ 23

3. ДЕВУШКА И ГОВОРЯЩИЙ БАРХАТИСТО-ЧЕРНЫЙ КОНЬ 31

4. МЛАДШАЯ ХАНША И ЕЕ ЗЛАТОГРУДЫЙ СЫН 39

5. СИРОТА-ПАРЕНЬ, СЫН ХУЛДАЯ, И ЕГО САВРАСЫЙ КОНЬ 42

6. ЗЭР ДАЛАЙ МЭРГЭН НА РЫЖЕМ КОНЕ 47

7. ХАРАСГАЙ МЭРГЭН 51

8. БОРХОН ТУЛАЙ И ЕГО ГОРБАТЕНЬКИЙ СИВЫЙ КОНЬ 59

9. ТЫСХЭ БИСХЭ – СЫН СТАРИКА И СТАРУХИ 61

10. СТАРИК ТАРЯША 68

11. [ГУРЭ АРАГША] 73

12. ТУГАЛ МАСАН 76

13. СЕМЕРО МОЛОДЫХ ОХОТНИКОВ 80

14. СЕМЬ СТАРЦЕВ 83

15. ХУРША-ПАРЕНЬ 85

16. ОХОТНИК-СКАЗОЧНИК 86

17. ЧЕЛОВЕК-МЕДВЕДЬ 87

18. [ХРАБРЫЙ ЖЭБЖЭНЭЙ] 88

19. БЕДНЫЙ БОРОЛ3ОЙ 90

20. МАТЬ И СЫН 96

21. ПАРЕНЬ-СИРОТА 98

22. СИРОТА БОРО 102

23. СТАРИК ХЭРХЭН 104

24. ШУЛУН БЭЛИГ-ПАРЕНЬ 106

25. ДЕРЕВЯННЫЙ ЧЕЛОВЕК 112

СЛОВАРЬ НЕПЕРЕВЕДЕННЫХ СЛОВ 114

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН ИСПОЛНИТЕЛЕЙ ТЕКСТОВ 116

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН СОБИРАТЕЛЕЙ ТЕКСТОВ 116

УКАЗАТЕЛЬ МЕСТ ЗАПИСИ ПУБЛИКУЕМЫХ ТЕКСТОВ 116

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 118

ОТ РЕДКОЛЛЕГИИ

Основная цель серии – научное издание выдающихся в художественном отношении фольклорных произведений народов Сибири и Дальнего Востока. Данное издание – не свод национального фольклора и не простой набор фольклорных текстов, оно ориентировано на публикацию избранных памятников, представляющих вершинные достижения устно-поэтического творчества каждого народа Сибирско-Дальневосточного региона, т.е. произведений памятных и значимых и для истории, и для современности. В совокупности фольклорная классика этого обширного края, отличающаяся яркой самобытностью, предстанет в серии как богатая и неотъемлемая часть общего культурного достояния народов нашей страны.

Отправным критерием при отборе текстов служат художественное совершенство и историко-познавагельная ценность произведения. Выбор текста – итог изучения всей совокупности произведений и вариантов.

Одна из задач серии – широкое введение в научный оборот неизданных материалов (инедитов). При наличии старой (опубликованной) записи и новой (неизданной), равноценной ей, а тем более лучшей по качеству, используется второй вариант. Огромное число вариантов, версий, произведений публикуется впервые. Это придает серии уникальную новизну.

Тексты воспроизводятся без каких-либо искажений и литературного вмешательства, с обязательным сохранением подлинной народной речи, диалектных форм языка (но без применения диакритических знаков, которыми пользуются лингвисты, т.е. оставаясь в пределах современных алфавитов каждого языка).

Серия носит двуязычный характер.

Национальные тексты (за исключением, разумеется, русских) сопровождаются параллельным переводом на русский язык. Исходя из фольклористических принципов, переводчики стремятся точно уловить и передать по-русски в наиболее соответствующем оригиналу словесном оформлении суть поэтической мысли. Обязательное требование к переводу – сочетание точности с доступностью для широкого круга читателей. При необходимости вносятся пояснительные слова в квадратных скобках. Поэтические образы, этнобытовые и другие реалии специфического характера поясняются в комментариях и словарях.

Подача национального текста и русского перевода координируется посредством нумерации стихотворных строк или частей (смысловых блоков).

Серии в значительной мере придается комплексный характер, с особым акцентом на сочетании филологического, музыковедческого, этнографического подходов.

Вступительные статьи к каждому тому характеризуют место издаваемых произведений в традиционной фольклорной культуре соответствующего народа, их поэтические и музыкальные особенности, синкретическое искусство исполнителей, Комментарии призваны точно документировать публикацию, снабдить текст и перевод необходимым фольклористическим, филологическим, этнографическим толкованием.

Нотации приводятся в соответствии с требованиями фольклористической точности и необходимой доступности для воспроизведения. Они размещаются в зависимости от характера тома: либо вместе с публикуемым текстом (а также в музыковедческой статье), либо в особом приложении. Все специальные условные обозначения оговариваются в конце музыковедческой статьи. В нотных записях фиксируются все основные музыкальные элементы исполнительского варианта, а также систематические или характерные отклонения от них, имеющие смысловое значение. Не поддающиеся йотированию особо специфические элементы интонирования (тембр и т.п.) оговариваются в комментариях.

К каждому тому прилагается грампластинка (а с 1996 г. – компакт-диск) с образцами публикуемых вариантов произведений. Но бывают случаи, когда их фонограмм не существует (это относится, например, к ряду эпических сказаний, зафиксированных в свое время только в вербальной записи). В таких ситуациях сочтено целесообразным давать для ориентации фрагменты другой звукозаписи, запечатлевшей то же самое произведение или, по крайней мере, ту же самую местную традицию. Музыковедческий анализ позволяет представить путем неизбежно гипотетической экстраполяции, какие черты звучания могли быть свойственны и публикуемому варианту.

Звуковое приложение иллюстрирует самые разные жанры фольклора (не только словесно-музыкальные, но и прозаические) в их естественном бытовании. Можно услышать звучание текстов на редчайших языках в исполнении талантливых певцов и сказителей.

Тома серии иллюстрируются ценным документальным материалом.

Книги серии печатаются фотонаборным способом. На единой основе – гарнитуре В.В. Лазурского – созданы комплекты универсальных шрифтоносителей, отвечающие потребностям многоязычной серии.

Сектором фольклора народов Сибири Института филологии СО РАН в сотрудничестве с коллективами специалистов-лингвистов решалась задача создания – первоначально в порядке рабочего научного эксперимента – национального алфавита и шрифтов для ряда бесписьменных языков Сибири и Дальнего Востока (долганского, тофаларского, удэгейского, юкагирского и др.).

Авторские коллективы томов серии опирались на традиции отечественной академической школы, использовали опыт лучших изданий советского времени (в том числе двуязычной академической серии "Эпос народов СССР" (с 1992 г. – "Эпос народов Евразии"), выпускаемой Институтом мировой литературы им. A.M. Горького РАИ) и зарубежных публикаций.

В состав серии "Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока" входят следующие книги (названия могут уточняться в процессе подготовки издания):

Алтайский фольклор (в 4 т.)

Героический эпос

Сказки

Песни и обрядовая поэзия

Мифы, легенды и предания

Бурятский фольклор (в 7 т.)

" Аламжи Мэргэн". Героический эпос

"Осодор Мэргэн". Героический эпос

Волшебные сказки

Сказки о животных и бытовые

Песни

Обрядовая поэзия

Мифы, легенды и предания

Нанайский фольклор (в 2 т.)

Нингман, сиохор, тэлунгу

Песни и обрядовая поэзия

Нивхский фольклор (в 1 т.)

Героический эпос и народные песни

Мифы и предания

Русский фольклор Сибири и Дальнего Востока (в б т.)

Эпическая поэзия

Сказки волшебные и о животных

Сказки легендарные и бытовые

Лирическая поэзия

Обрядовая поэзия

Несказочная проза

Тувинский фольклор (в 4 т.)

Героический эпос

Сказки

Песни и обрядовая поэзия

Мифы, легенды и предания

Хакасский фольклор (в 4 т.)

Героический эпос

Сказки

Песни и обрядовая поэзия

Мифы, легенды и предания

Эвенкийский фольклор (в 3 т.)

Героический эпос

Сказки, легенды и предания

Песни и обрядовая поэзия

Эвенский фольклор (в 2 т.)

Героический эпос и песни

Сказки, легенды и предания

Якутский фольклор (в б т.)

"Кыыс Дэбилийэ". Героический эпос

"Могучий Эр Соготох". Героический эпос

Сказки

Песни

Обрядовая поэзия

Мифы, легенды и предания

Фольклор (по одному тому)

Белорусский

Долганский

Еврейский

Ительменский

Керекский

Кетский

Корякский

Мансийский

Нганасанский

Негидальский

Ненецкий

Селькупский

Сибирских татар

Хантыйским

Тофаларский

Удэгейский

Украинский

Ульчский

Хантыйский

Чукотский

Шорский

Энецкий

Эскимосов азиатских

Юкагирский

ВЫШЛИ ИЗ ПЕЧАТИ:

Эвенкийские героические сказания. 1990 г.

Бурятский героический эпос "Аламжи Мэргэн". 1991 г.

Русская эпическая поэзия Сибири и Дальнего Востока. 1991 г.

ГОТОВЯТСЯ К ПЕЧАТИ:

Русские сказки Сибири и Дальнего Востока: волшебные и о животных.

Нанайский фольклор: нингман, сиохор, тэлунгу.

Тувинские сказки.

Бурятские новеллистические сказки.

БУРЯТСКИЕ ВОЛШЕБНЫЕ СКАЗКИ

Бурятские сказки (онтохонууд) созданные многими поколениями талантливых сказочников (онтохошинов) – один из богатейших разделов устно-поэтического наследия народа. К ним вполне применимо общепринятое в фольклористике деление сказок на три основных вида – волшебные, о животных, бытовые или новеллистические. Больше всего зафиксировано бытовых и волшебных сказок.

В числе зачинателей собирания и публикации бурятских народных сказок были декабрист Н.А. Бестужев, революционер-демократ А.П. Щапов, ученые-филологи Г.Н. Потанин, А.Д. Руднев и др.

Три крупных сборника бурятских сказок, изданные в конце XIX – начале XX в. Восточно-Сибирским отделом Русского Географического общества, связаны с именем бурятского этнографа и фольклориста М.Н. Хангалова, который работал в тесном сотрудничестве с Н.И. Затопляевым, Г.Н. Потаниным, Д.А. Клеменцем, Н.Н. Агапитовым и другими русскими учеными. В первые два сборника, составленные М.Н. Хангаловым и Н.И. Затопляевым, вошли сказки прибайкальских [22] и забайкальских [23] бурят. По числу сказочных текстов самым большим был третий – "Балаганский сборник" [24] М.Н. Хангалова под редакцией Г.Н. Потанина. Сказки в этих изданиях давались в русском переволе – публикации бурятского повествовательного фольклора на языке оригинала в то время еще не осуществлялись. Некоторые сказки давались в вариантах, что является несомненной заслугой издателей.

Впервые публикацию бурятских сказок в оригинале и русском переводе осуществил А.Д. Руднев в книге материалов, посвященных хори-бурятскому говору [20]. Записи А.Д. Руднева характеризуются точностью, при переводе ученый сумел максимально сохранить своеобразие бурятской сказки. Тексты были записаны А.Д. Рудневым от 14-летнего мальчика Галана Ниндакова, который, по утверждению собирателя, обладал феноменальной памятью и незаурядным даром рассказчика. Обращение к творческой биографии сказочника отвечало исследовательским задачам, выдвинутым российской фольклористикой.

Российская Академия наук поддержала инициативу известного монголоведа Ц.Ж. Жамцарано, предпринявшего в 1903, 1906, 1916 гг. экспедиции по сбору бурятского фольклора в Прибайкалье. Поездки Ц.Ж. Жамцарано раскрыли богатство сказочного и эпического творчества бурят, выявили таких одаренных улигершинов и онтохошинов, как Маншуд Эмэгеев, Елбон Шалбагай (Шалбыков), Лазарь Бардаханов и др. Ц.Ж. Жамцарано впервые применил в своей работе академическую транскрипцию бурятских текстов, что позволило скрупулезно фиксировать тексты, сохранять диалектные особенности и исполнительский стиль сказочников. Примечания собирателя хорошо передавали атмосферу живого бытования сказок.

В 1907, 1914, 1918 гг. известный ученый Базар Барадин вел запись сказок у агинских бурят. Сильное впечатление на него произвел сказитель Аюрзана Намсараин, от которого собиратель записал интересные сказки и улитер "Хан Хашагта Мэргэн". По характеристике Б. Барадина, Аюрзана был исключительно эмоциональным исполнителем сказок.

Тексты, записанные и частично опубликованные в дореволюционное время, далеко не полно отражали сказочный репертуар бурят. Собирание и изучение продолжилось после революции. Богатые фонды сказок созданы благодаря усилиям нескольких поколений собирателей, среди которых были писатели, ученые, учителя – Х.Н. Намсараев, А.И. Шадаев, К.В. Багинов, К.А. Хадаханэ, С.П. Балдаев, Г.Д. Санжеев, A.К. Богданов, Н.О. Шаракшинова, И.Н. Мадасон, М.П. Хомонов и др.

Отдел литературоведения и фольклористики Бурятского института общественных наук СО РАН в течение нескольких десятилетий ежегодно проводит экспедиции по собиранию произведений народного поэтического творчества в районах Бурятии, Иркутской и Читинской областей. Кроме того, организованы три экспедиции к бурятам, проживающим в Центральном, Восточном, Хэнтэйском, Хубсугульском, Булганском аймаках Монголии (1977, 1983, 1986). Полевые исследования, изучение репертуара сказителей, анализ неоднородного сюжетного состава сказок, зафиксированных в разных регионах, позволяют говорить о некоторых характерных особенностях сказочной традиции в каждом из них.

В сказочном репертуаре забайкальских бурят заметное место занимают сюжеты, основные мотивы которых восходят к древнеиндийским и древнемонгольским памятникам "Панчатантра", "Шэдитэ хэгур" ("Волшебный мертвец"), "Улигэрун далай" ("Море притч") и др.

Сюжеты индийского происхождения, включенные в письменные сборники, особенно широко стали известны бурятам в XVIII в. с проникновением к ним буддизма. Нравоучительный смысл в сюжетах подавался в виде сентенций в конце повествований, что служило удобной формой для проповеди буддийского вероучения. Вместе с тем тексты из этих сборников способствовали обновлению и расширению сюжетного репертуара, влияли на обогащение стиля бурятских народных сказок, увлекательные повествования из этих сборников (по ним степные грамотеи обучали своих детей старомонгольской письменности), перейдя в устное бытование, обретали как бы второе дыхание. Переосмысленные одаренными исполнителями, согласно эстетике народных сказок, они вошли в устную сказочную традицию бурят.

В активе многих современных онтохошинов и сейчас имеются сказки, а иногда отдельные эпизоды и мотивы, восходящие к памятникам древнеиндийской и древнемонгольской литературы. Например, значительное влияние сборников "Арджи Бурджи-хан", "Волшебный мертвец", "Панчатантра" ощущается в сказочном репертуаре М. Алсыева, С. Матуева, Д. Тагаровой, Д. Цыренова, Д. Жамбаловой. При этом наблюдаются характерные изменения. Так, центральный эпизод сказки о ламе-созерцателе в "Панчатантре" подчинен традиционной для буддизма идее непротивления злу и всепрощения. В устных версиях подобная направленность утрачена, в них налицо традиционное для сказочных героев активное отношение к жизни. Например, сирота-парень в сказке Арабдана Онгорхоева, не приемля непротивления злу, благодаря смелым действиям не только избегает гибели, но и справедливо наказывает своих противников.

Особенно заметно влияние сказок из "Волшебного мертвеца" на бурятский репертуар. К этому сборнику генетически восходят многочисленные версии сюжета о "знахаре" (Гахай багша), который обладает волшебным свойством находить спрятанные драгоценности. Один из вариантов – «О старике со старухой» – был опубликован еще Н.А. Бестужевым [4].

Сюжеты сказок "Волшебные гадальные косточки", "Грозный черный амбань" также заимствованы из сборника "Волшебный мертвец". Но они переосмыслены по-новому. Так, если в сказках письменного первоисточника функции доброго советчика выполняет лама Шадургу Арши, то в устных версиях он заменяется традиционным мудрым белоголовым старцем с березовой тростью. В текстах, записанных от Д. Тагаровой и Ц.-Д. Базарова, основными героями выступают представители народных низов.

Таким образом, сказки из древнеиндийских и древнемонгольских письменных источников, зафиксированные в основном в районах Бурятии и Читинской области, в процессе устного бытования подверглись существенной трансформации.

Сказочная традиция бурят, проживающих в Иркутской области, не испытала влияния письменных сборников. Она больше сохранила оригинальные сюжеты, архаические, этиологические сказки, генетически связанные с народными мифологическими воззрениями. Большую популярность в этом регионе обрели богатырские сказки, активное бытование которых в наше время свидетельствует о богатой в прошлом унгинской, эхирит-булагатской эпической традиции.

В особую зональную группу следует выделить сказочный репертуар бурят, проживающих в Монголии. Здесь происходит, в частности, процесс взаимодействия собственной повествовательной традиции бурят с монгольской. Экспедициями выявлены одаренные исполнители – Сономын Добшон, Санжын Дулмажаб, Бадмын Доржоханда, Нямын Гомбодоржо. В их репертуаре по нескольку десятков волшебных сказок. Художественным совершенством отличаются, например, традиционные волшебные сказки "Девушка и говорящий бархатисто-черный конь" (№ 3), "Бедный Боролзой" (№ 19) в исполнении Нямым Гомбодоржо. Но есть и повествования, содержащие сравнительно поздние мотивы. В их числе – сказка того же исполнителя "Шулун Бэлиг-парень" (№ 24), о побратимстве двух охотников – монгола и русского. Отец русского богатыря выступает в ней в функции традиционного дарителя и советчика бурятских сказок.

В текстах, записанных от исполнителей из бурятских поселений Монголии, немало мотивов, присущих и монгольским сказкам, встречаются и бурятско-монгольские сюжетные контаминации. Можно отметить также сакающий говор (произношение "с" вместо бурятского "h") большинства информаторов, наличие монголизмов в их речи. Все это свидетельствует о тесном взаимодействии в этом регионе бурятско-монгольских фольклорных и языковых традиций.

Деление бурятской сказочной традиции на три зональные группы (бурят забайкальских, прибайкальских и проживающих в Монголии) условное, так как в репертуаре всех зон содержится значительный слой общебурятских сюжетов и мотивов.

* * *

В исторически сложившемся сюжетном репертуаре бурятских волшебных сказок есть произведения на оригинальные, собственно бурятские сюжеты (к ним относится цикл богатырских сказок о баторах и мэргэнах – № 1, 5, 7), свои версии международных сюжетов (см в коммент. ссылки на AT) и сказки, основой которых, как уже говорилось выше, стали сюжеты и мотивы, пришедшие из рукописных старомонгольских сборников различного (в том числе древнеиндийского) происхождения.

Главными героями сказок на оригинальные сюжеты часто выступают обездоленные сироты, невинно гонимые юноши и девушки. Это Гурэ Арагша, живущий в бедной юрте без отца и матери (№ 11), Гун Сэжэ "в нагольном тулупе и сыромятных унтах" из сказки "Старик Таряша" (№ 10) и многие другие. Они борются за восстановление справедливости, противостоят чудовищам – шолмосам, мангадхаям, ханам, ноёнам. Герои сказок – честные, открытые люди, они не прощают коварства и предательства – носителей этих пороков сказка наказывает сурово. Чаще всего сказочные герои одерживают победу над противниками благодаря находчивости и бесстрашию в различных видах состязаний.

Популярностью в народе всегда пользовались сказки о таких смекалистых и отважных героях, как старик Хээрхэн (№ 23), Тенохен [22, с 21-24], Тээсхэн (РО БИОН. инв. № 1896, тетр. 1), Тунэшэхэн (РО БИОН, инв. № М-1324), ласкательные формы имен этих персонажей свидетельствуют о любви народа к ним. В этом ряду примечательны сказки о маленьком храбреце Торсогин-хубуне [5, № 9].

Особая известность издавна принадлежит сказкам о хитроумных старцах [5, № 3], которым удается не только взять верх над страшными зверями, но и перехитрить самого Эсэгэ Малан Тэнгэри (верховное божество, живущее на небесах).

К числу излюбленных принадлежат персонажи типа "иронических удачников" русских сказок. Вместо имен у них прозвища: Найденыш – Олзо хубуун [6, № 2], Бедный Боролзой (№ 19), Соплячок – Нюhата Нюсхай [6, № 25], Чернявый дурачок – Myу Хара [6, №13], Дурачок Монто – Myу Монто [22, № 8], Обгорелые сани – Шатанхай шаргата [6, № 21], Сирота Боро – Уншэн Боро (№ 22). В сказке из репертуара выдающегося улигершина и онтохошина Папа Тушемилова героя зовут Сирота из сирот Уншэн Унишээ [6, № 18]. С такими прозвищами, говорящими о низком происхождении или внешней непривлекательности, контрастируют выпадающая этим героям удача и неизменные симпатии аудитории, что особенно связано с их противостоянием ханам, ноёнам, представителям духовенства.

В обрисовке "иронических неудачников" используется прием обратной гиперболы. Истинные герои сказки скрываются под видом неказистых и жалких персонажей, а подлинная их сущность раскрывается лишь по мере развития сюжета. В итоге и Бедный Боролзой, и Сирота Боро, и все другие, подобные им, одерживают верх над своими антагонистами, часто занимают ханский престол, и для всего народа наступает мирная и счастливая жизнь.

Глубокий смысл и оригинальность присущи циклу сказок, повествующих об искусстве сказочников и улигершинов, талантливых певцов и музыкантов. Две сказки этого цикла вошли в настоящее издание – "Хурша-парень" (№ 15) и "Охотник-сказочник" (№ 16). В первой из них поэтично рассказывается о том, как искусство игры на хуре помогло бедному парню победить жизненные невзгоды и благодаря покровительству хозяина тайги Лээхэя обрести счастье. Во второй сказке, наоборот, непочтительное отношение к сказыванию сказок наказывается. В некоторых вариантах этого сюжета хозяин тайги дарует огонь онтохошину, оставшемуся без огня, за его веселые и остроумные сказки.

По представлениям бурят, сказывание сказок и улигеров являлось одним из условий успеха в охотничьем промысле. Известно, что охотники специально брали с собой в тайгу сказителей, которые за исполнение сказок и улигеров наравне с охотниками получали долю добычи. Нередко сами охотники были искусными сказочниками. Сказки нередко повествуют о том, что владыки гор, вершин, тайги щедро одаривают сказочников-охотников, а тех, кто мешает оказыванию сказок, наказывают, оставляя их без добычи.

У некоторых героев один из руководителей – зооморфный. Таковы сыновья коровы в сказках "Тугал Масан" (№ 12) и "Тогол Хошут" [6, № 27], "Козлиный хвост" [5, № 22], "Медвежий сын" [3, с. 365-371] и др. Их необычным рождением обусловлено сочетание в них исключительных свойств – едва появившись на свет, они начинают разговаривать, ходить, смекалка и ловкость развиваются у них со сказочной быстротой.

В цикле этих сказок преломились тотемические воззрения, животные-тотемы представлялись предками-покровителями, от которых зависит не только удачная охота, но и благополучие в жизни.

Персонажи из мира животных в сказках выполняют также функции мудрых советчиков и дарителей. Чаще всего это животные, спасенные героем от гибели. Так, Бедный Боролзой (№ 19), поочередно выпускает из капканов различных животных, а те в благодарность за спасение снабжают героя волшебным камнем, при помощи которого он становится не только богатым, но и занимает ханский трон.

Многочисленны древние мотивы об оборотничестве, когда сказочные персонажи легко превращаются в различных зверей и с такой же легкостью снова обретают человеческий облик. Наибольшее распространение имеют сказки о медведе-оборотне. Так, в сказке "Человек-медведь" (№ 17) достаточно человеку трижды обойти одинокое дерево против солнца, и он превращается в медведя. И, наоборот, стоит ему трижды обойти то же дерево по ходу солнца, как он снова оборачивается человеком.

Идеи тесной связи и общности человека с представителями животного мира находят соответствия в древних повествованиях многих народов. Исследователь архаических культур Д Фрэзер выделял, например, "примитивный род легенд, где вообще не проводится строгая грань между человеком и животным и где предполагается, что низшие думают, говорят и действуют как люди, и живут друг с другом в полном смысле этого слова, как равные с равными" [21, с 121].

Для членов рода была особенно важна забота о его увеличении и укреплении. Поэтому рождение сына у Харасгай Мэргэна (№ 7) расценивается как условие дальнейшего продолжения и укрепления рода "Сын родился, его род и племя умножил", – говорится в сказке. Многочисленность рода обеспечивала ему спокойную жизнь без войн и разорений.

Однако женитьба, создание семьи было делом далеко не простым: у монгольских племен в эпоху родового общества допускались только экзогамные браки. Между тем, "…роды у древних монголов обычно жили, пользуясь общей пастбищной территорией так, что поблизости не было совершенно представителей иного рода" [9, с 47-48]. Поэтому в устойчивом мотиве бурятских сказок о поисках невесты борьба за нее всегда сопряжена с большими трудностями и опасностью, поскольку жениху приходится ехать за невестой далеко "в чужую страну". Примечательно, что большая роль в благополучном исходе всех перипетий, связанных со сватовством и женитьбой, в сказке отводится невесте. Именно ее находчивость и мудрость обеспечивают успех в богатырской поездке ее избранника. Привлекательны в сказках и другие образы женщин – сестер мэргэнов и баторов, их жен, дочерей. Они наделены твердостью духа и готовностью пожертвовать собой ради спасения близких, знают секреты приготовления пищи, сохраняющей свежесть в течение многих лет. Таким умением обладает жена Хилгэндэй Мэргэна (№ 1). Сестре Зэр Далай Мэргэна присуща большая сила и меткость в стрельбе из лука: "Натянула девушка лук с такой силой, что от зарубки на стреле дым пошел-" (№ 6).

Сказка всегда на стороне невинно гонимых и оклеветанных женщин. Сочувствием к ним проникнуты, например, тексты "Девушка и говорящий бархатисто-черный конь" (№ 3), "Младшая ханша и ее Златогрудый сын" (№ 4). За верность и стойкость всегда воздается по справедливости, а злые гонители наказываются.

Сказочные героини – искусницы в любом домашнем труде. Умение шить быстро и добротно красивую одежду передается традиционной формулой – например, в сказке о девушке Башалай (№ 6): "…из шелка с ладонь умела сшить десять шуб, а из шелка с подол – двадцать шуб". Дочь Усан Далай хана шьет одежду так искусно, что швов не видать [6, № 18].

Особое место в ряду сказочных героинь занимает образ матери, формировавшийся на протяжении жизни многих поколений и вобравший в себя самые разные представления, начиная с мифологического мировоззрения. Когда сын становится взрослым ("руки достают до тороков, а ноги до стремени"), роль матери в его судьбе приобретает особую значимость в сказке и ее сюжете. Часто мать сама изготовляет для сына снаряжение, как это делает, например, мать героя сказки "Старик Таряша" (№ 10): когда ее сын Гун Сэжэ повзрослел, "…мать смастерила из ветки кустарника лук, а из прутьев стрелы". Отправляя сына в дальнюю дорогу, полную тревог и неизвестности, мать снабжает его чудодейственной пищей, утоляющей голод. Лепешки, шаньги, сушеный творог (айрак), приготовленные матерью на своем грудном молоке для сына, обладают волшебными свойствами. Эта пища не убывает в продолжение многотрудного пути героя, дает ему силу, обеспечивающую победу над противниками.

Особой эмоциональностью отличаются сказки этого типа в исполнении сказочниц-женщин. Одна из них – "Борхон Тулай и его горбатенький сивый конь" (№ 8) – записана от Будай Ботоновны Болхоевой. В этой сказке мать, спасая новорожденных сыновей-близнецов от напавшего чудовища, прячет их в кустах, оставив им шаньги, приготовленные на грудном молоке. Благодаря чудодейственной силе материнского молока, мальчики растут очень быстро.

Поэтичен образ девушки-лебедя, на которой женится молодой охотник Хоредой. Сюжет этот – международного распространения Бурятские версии связаны с легендой о происхождении некоторых бурятских родов. Охотник Хоредой прячет лебяжье платье одной из девушек во время их купания в озере. Она утрачивает возможность улететь вместе со своими подругами на небо. Оставшись в облике девушки, она становится женой Хоредоя. У них родятся одиннадцать сыновей. Однако однажды жене Хоредоя удается добраться до своего лебяжьего платья. Надев его, она снова оборачивается лебедью и навсегда улетает, оставив своих сыновей, которые впоследствии становятся первопредками одиннадцати хоринских родов.

Легенда о лебеде-прародительнице получила распространение среди разных бурятских племен. Сама птица лебедь считалась у них священной. При исполнении подобных легенд и сказок сказочники А. Онгорхоев, Д. Цыренов утверждали, что того, кто делает для лебедя добро, ожидает удача в жизни и светлая дорога.

Уже в одной из ранних публикаций варианта данной легенды, принадлежащей Г.Н. Потанину, отчетливо проступают черты и мотивы, свойственные поэтике сказочного жанра: осложняется сюжетная разработка, оттеняются переживания героини, ее просьба вернуть ей лебяжье одеяние: "Что же ты мне не отдашь мое лебединое платье, ведь мы уже три года как живем. Я бы попробовала, могу ли еще летать!" [19, с 25]. Мотив просьбы точно также акцентируется в сказке "Лебедь" (Хун), записанной от современного исполнителя Лхамажаба Максарова "Ведь я уже стара, – говорит жена мужу, – никуда не уйду. Хоть один раз попробую надеть свой наряд, который носила в молодости" (РО БИОН, инв. № 2932, п. 1, с 150-151).

В процессе трансформации легенды в сказочное повествование сюжет переосмысляется. Героем выступает теперь не Хоредой из легенды, а чаще всего обездоленный парень или юноша-сирота, как в сказках "Молодец и его жена-лебедь" (№ 2), "Лебедь и Гаруди" (РО БИОН, инв. № 3494). Утрачивается мотив об одиннадцати сыновьях – зачинателях хоринских родов (в сказках их чаще три, реже – один).

Утратив связь с мифологическими воззрениями, сказка постепенно отодвинула на второй план, а в некоторых вариантах и вовсе исключила мотив чудесной прародительницы и ее одиннадцати сыновей. В сказочной трактовке жена-лебедь навсегда принимает облик земной женщины и наделяется привлекательными чертами хранительницы домашнего очага и заботливой матери. В подобных вариантах сказок внимание теперь акцентируется на типично сказочных приемах и деталях, отвечающих традициям эстетики жанра. Так, обязательно младшая из трех, иногда из семи сестер-лебедей становится главной героиней сказки, оставшись на земле. В некоторых версиях жена-лебедь, выпросив у мужа лебяжье платье, улетает на небо, забрав с собой сына (иногда мужу удается вернуть их обратно на землю, как это происходит в названной выше сказке "Лебедь и Гаруди"). В легенде же она улетает одна, оставляя сыновей мужу, что вполне объяснимо, иначе это противоречило бы основной идее легенды – зачинатели тотемных родов должны оставаться на земле.