Текст книги "В мишуре и блестках"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– Не надо было этого делать, – упрекнула Крессида. – Понимаешь, мы должны были сохранить ее.

– Точно, – подхватил мистер Смит. – Там отпечатки пальцев.

Знакомый термин заставил Трой вздрогнуть. Мистер Смит усмехнулся, глядя на нее.

– Правильно я выразился? – спросил он. – То, что ваш благоверный называет стандартной процедурой. Отпечатки пальцев. Надо было сохранить ее, Илли!

– Надеюсь, дядя Берт, мне будет позволено уладить этот нелепый и незначительный инцидент так, как я считаю нужным.

– Молчу, молчу, молчу.

– Крессида, дорогая, я совершенно уверен, что просто-напросто какой-то идиот решил тебя разыграть. Терпеть не могу розыгрыши! – торопливо продолжал Хилари, стараясь держаться как ни в чем не бывало. Он обернулся к Трой. – А вы?

– Когда они такие несмешные. Если это, конечно, розыгрыш.

– Чему я ни секунды не верю, – встряла Крессида. – Ничего себе шуточки! Да это намеренное оскорбление. Или того хуже. Разве не так? – воззвала она к миссис Форестер.

– У меня нет ни малейшего представления о том, что бы это могло быть. А ты что скажешь, Род? Я говорю...

Она резко умолкла. Ее муж находился в дальнем конце комнаты и в данный момент мерил шагами расстояние от застекленной двери до елки.

– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать... Ровно пятнадцать шагов, – объявил он. – Мне придется сделать пятнадцать шагов. А кто закроет за мной дверь? Тут важна каждая мелочь.

– Честное слово, Хилли, милый, понимаешь, нельзя просто плюнуть и забыть, словно это ерунда какая-то. Ты же сам говорил, что Найджел всегда называл свою жертву "порочной женщиной". Козе понятно, что он заимел на меня зуб, и мне страшно. Понимаешь, страшно.

– Но тебе нечего бояться, – возразил Хилари. – Обещаю тебе, детка, ничего страшного с тобой не случится. Нынешние обстоятельства совершенно иные...

– Надеюсь, учитывая, что та была шлюхой.

– ...и конечно, я выясню, кто за этим стоит. Полная нелепица. Я ткну носом...

– Никого и ни во что носом тебе не ткнуть. Ты сжег записку.

– Найджел полностью выздоровел.

– Эй, – вмешался мистер Смит. – А что, если кто-нибудь из них хочет его уесть? Лишить хозяйского доверия? Подставить? По злобе?

– Но они отлично ладят друг с другом.

– Но не с полковничьим парнем. Только не с Молтом. Бьюсь об заклад, там любовью и не пахнет. Видел я, как они смотрят на него. А он на них.

– Чушь, Смит, – постановила миссис Форестер. – Сами не знаете, что говорите. Молт служит у нас уже двадцать лет.

– Ну и что с того?

– О боже! —громко воскликнула Крессида и упала в кресло.

– ...и кто будет читать имена по списку? – размышлял полковник. – Я не могу надеть очки. В них я буду выглядеть глупо.

– Род!

– Что, Тру?

– Подойди сюда. Я сказала, подойди сюда.

– Зачем? Я обдумываю детали.

– Ты можешь переволноваться. Подойди сюда. Речь идет о Молте. Я сказала...

– Ты перебила ход моих мыслей, Тру, – почти сердито попенял жене полковник. – Что такое с Молтом?

И словно в пьесе с хорошо просчитанными неожиданностями, за дверью послышался шорох, затем дверь отворилась и в комнату вошел Молт собственной персоной, неся в руках поднос.

– Прошу прощения, сэр, – обратился он к Хилари, – но я подумал, что, может быть, дело срочное, сэр. Касается полковника, сэр.

– О чем вы, Молт? – раздраженным тоном спросил полковник.

Молт с подносом в руках двинулся к своему хозяину. На подносе лежал конверт, на котором печатными буквами было выведено: ПОЛКОВНИКУ ФОРЕСТЕРУ.

– Я нашел его на полу в вашей комнате, сэр. У двери, сэр. Я подумал, может быть, что-то срочное, – повторил Молт.

Глава 3

СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА!

1

Полковник Форестер развернул послание – и сцена повторилась: полковник, как и его племянник совсем недавно, замер. Несколько секунд он стоял неподвижно, с ничего не выражающим лицом. Затем заметно порозовел и обратился к Хилари:

– Сынок, можно с тобой поговорить? – У старика слегка дрожали руки.

– Да, конечно... – начал Хилари, но его тетка громко перебила: "Нет!"

– Тру, уж позволь мне...

– Нет. Если и ты стал "объектом", – сказала она, – я хочу знать, в чем дело. Я сказала...

– Я слышал. Нет, Тру. Нет, дорогая. Это неприлично.

– Чушь. Род, я настаиваю... – Она резко замолчала, а потом совершенно иным тоном произнесла: – Сядь, Род. Хилари!

Хилари быстро подошел к дяде. Вдвоем они усадили его в ближайшее кресло. Миссис Форестер сунула руку в карман пиджака полковника и вытащила маленький пузырек.

– Бренди, – приказала она, и Хилари метнулся к подносу, оставленному Мервином на столике.

– Мотор у него, бывает, барахлит, – пояснил мистер Смит для Трой.

Он прошел в дальний конец комнаты и открыл окно. В гостиную ворвалось дыхание зимы, иголки на елке дрогнули, ветвь для поцелуев начала тихонько кружиться.

Полковник Форестер сидел закрыв глаза и часто дышал.

– Я отлично себя чувствую, – прошептал он. – Не надо поднимать шума.

– Никто и не поднимает шума, – сказала его жена. – Можете закрыть окно, Смит, будьте любезны.

Крессида, на которую напал продолжительный и очень явственный приступ дрожи, пробормотала, обращаясь к Трой: "И на том спасибо". Трой ее проигнорировала.

– Уже лучше, – произнес полковник, не открывая глаз. Хилари и миссис Форестер отступили на несколько шагов от кресла.

Мизансцена надолго запечатлелась в памяти Трой – памяти художницы: старик с закрытыми глазами и прерывистым дыханием, элегантный Хилари в сливовом бархатном пиджаке и с встревоженным выражением лица, эффектно раскинувшаяся в золоченом кресле Крессида с недовольной миной, миссис Форестер, наблюдавшая, сложив руки, с расстояния полутора шагов за мужем, и старичок-простачок в изысканной домашней куртке, прогуливающийся вокруг елки.

Пышность обстановки и по старинке сдержанные позы персонажей, никогда не забывающих о приличиях, казалось, сошли с полотна какого-нибудь художника прошлого века, Орчардсона, например, или даже достопочтенного Джона Колье. За названием тоже далеко ходить не надо было. "Письмо". Оно лежало там, где его обронил полковник, на ковре, точно посередине, и составляло центр композиции.

И словно для того, чтобы придать окончательную законченность этому безнадежно устаревшему сюжету, мистер Смит замер на месте, а миссис Форестер, Хилари и Крессида повернули головы и посмотрели туда, куда смотрел он, – на белый конверт на ковре.

И тут живая картина рассыпалась. Полковник открыл глаза. Миссис Форестер сделала несколько шагов и подняла письмо.

– Тетя Трах!.. – протестующе начал Хилари, но взгляд тетки заставил его умолкнуть.

Письмо упало текстом вниз. Миссис Форестер перевернула листок, прочла и – как жалко выглядят старики в таких случаях! – покраснела до корней волос.

– Тетя Трах?..

Рот миссис Форестер захлопнулся, как капкан, и лицо приобрело странное выражение. "Гнев? – подумала Трой. – Да, конечно, гнев, но и что-то еще. Неужто затаенная радость?"

Миссис Форестер, не говоря ни слова, протянула письмо племяннику.

Пока Хилари читал, брови его медленно ползли вверх. Он открыл рот, закрыл, перечел послание и вдруг, к великому изумлению Трой, издал сдавленный звук и прикрыл рот рукой. Вытаращив глаза, он уставился на свою тетку, с явным усилием сохраняя сдержанность.

– Это... – голос его подрагивал, – нет... я хочу сказать... полнейший абсурд. Моя дорогая тетя Трах!

– Не называй меня так!– заорала тетушка.

– Простите, мне очень жаль. Но я всегда вас... Ох, да! Понимаю.

– Род, тебе лучше?

– Со мной все в порядке, спасибо, Тру. Занесло немножко, бывает. Но... этотут ни при чем, уверяю тебя. Хилли совершенно прав, дорогая. Полнейший абсурд. Конечно, я страшно возмущен из-за тебя, но, знаешь, это просто глупо.

– Я незнаю. Возмутительно? Да. Глупо? Нет. Этого человека следует высечь.

– Конечно, ты права. Но я не слишком горазд сечь, Тру, ты знаешь, и в любом случае, неизвестно, кого пороть.

– Надеюсь, скоро выяснится кого.

– Разумеется, но это уже другой разговор. Нам с Хилли нужно обстоятельно побеседовать.

– Все, что тебе нужно, – лечь в постель.

– Что ж... возможно. Завтра я хочу быть в отличной форме. Но... мы ведь собирались наряжать елку, а как же без меня?

– Не валяй дурака, Род. Я вызову Молта. Он и Хилари помогут...

– Не хочу ни Хилари, ни Молта. В них нет нужды. Если желаешь, я задом наперед поднимусь по лестнице. Не начинай, Тру. – Полковник Форестер медленно поднялся и отвесил легкий поклон Трой. – Прошу простить, я вел себя как последний зануда.

– Вы никогда не бываете занудой.

– Какая вы милая. Спокойной ночи. Спокойной ночи, Крессида, дорогая. Спокойной ночи, Берт. Ты готова, Тру?

"Все-таки он в доме хозяин", – подумала Трой, провожая взглядом полковника и его жену, удалявшихся под руку. Хилари последовал за ними.

– Ну прямо как в кино, – заметил мистер Смит.

Крессида вылезла из кресла.

– Все просто двинулись на Форестерах, – пожаловалась она, – и никто не вспоминает, что оскорбили меня. Нам не позволили узнать, в чем дело. Ну понимаете, что было написано в той записке. Вряд ли тетю Тру обозвали "порочной женщиной", такое невозможно. Или возможно?

– Нет, – ответил мистер Смит, – у проекта никаких шансов выжить на рынке.

– Я иду спать. – Крессида лениво поволоклась к двери. – Мне надо переговорить с Хилари. Думаю, встречу его наверху. Спокойной ночи, миссис Аллейн.

– А как же елка? Не станем наряжать?

– Хилари нарядит, когда вернется. В конце концов, сейчас еще не поздно. Спокойной ночи, мистер Смит.

– Бай-бай, красавица, – отозвался старик. – Не о чем беспокоиться. Мало ли чего бывает, нам-то что за дело, правда?

– Мнеесть дело, понимаете? – возразила Крессида и вышла.

– Великолепна! – заметил мистер Смит и налил себе выпить. – Могу я предложить вам что-нибудь, миссис А.?

– Не сейчас, спасибо. Вы думаете, что все это не более чем возмутительный розыгрыш?

– А, поговорить неймется. Что я думаю? Не сказать, чтоб это был обычный розыгрыш, но в некотором роде... – Он умолк и в упор уставился на Трой своими проницательными глазками. – А что это вас так разобрало? – Ну, я...

– Ага! Вастоже почтили вниманием, да?

– Записок я не получала.

– Тогда что же?

– Ничего особенного, – сказала Трой, помня об обещании, данном Мервину, и желая, чтобы мистер Смит был менее проницательным.

– Не хотите болтать? – усмехнулся он. – Дело ваше, конечно, но если б я был на вашем месте, то рассказал бы Хилари. Ну ладно. Я порядком утомился сегодня и не прочь соснуть часок-другой. – Он отхлебнул из бокала. – Отличная штука, но впереди меня ждет кое-что получше.

– Правда?

– Мой коктейль на ночь. Знаете какой? Ячменная вода. Ей-богу. Ячменная вода с лимоном. Всю жизнь принимаю ее на ночь. Пойло как раз по мне и полезно для здоровья. Илли велел этому ходячему привидению смешать коктейль в нужной пропорции.

– Вы имеете в виду Найджела?

– Точно. Бледнолицее чудище.

– Каково ваше мнение о здешнем антураже, мистер Смит?

– Чего-чего?

– Об обстановке здесь, в Холбердсе.

– А, понял. Да как сказать, непривычно. Скакой стороны ни посмотри, а все равно чудно. Но ведь Илли тоже в некотором роде чудак. Ему нравится. И заметьте, если бы он запустил в дом банду воров и фальшивомонетчиков, или сутенеров с жуликами, или еще кого того же пошиба, я бы не спустил ему. Но убийцы, если они убили разок, по случаю, – дело другое.

– Мой муж согласен с вами.

– А уж кому знать, как не ему, правда? Хотя Альф Молт не согласится с таким приговором. Отнюдь.

– Думаете, он не доверяет здешней прислуге?

– На дух не выносит, если вы простите мне такой оборот речи. Он из той породы людей, что любит, чтобы все делалось очень, очень правильно и пристойно. Уж так он устроен, наш Альф Молт, денщик, суперсноб. Я-то знаю. По родителю своему сужу. Может, он и не достиг высот Молта, но был слеплен из того же теста. "Отбросы общества", так он их называет. По своей воле он бы и близко к таким не подошел, но полковник для него все равно что Господь Всемогущий. По крайней мере, он разницы не видит.

Мистер Смит поставил пустой бокал, вытер рот рукой и подмигнул.

– Отличная штука, – удовлетворенно крякнул он. – Почему бы вам не навестить меня? Пусть Илли вас привезет. У меня есть парочка работ, которые вас могут заинтересовать. Старыми мастерами мы тоже помаленьку промышляем. Как только увижу что-нибудь, что мне приглянется, тут же покупаю. Что вы думаете о Блейке?

– О котором Блейке?

– О том, что "Тигра" сварганил.

– Великолепен.

– У меня есть его рисунок.

– Неужели?!

– Приезжайте и поохайте.

– С удовольствием, – согласилась Трой. – Спасибо.

Вошел Хилари, рассыпаясь в извинениях.

– Что вы, наверное, подумали обо мне! – воскликнул он. – Одна пакость за другой. Можете себе представить, как я удручен.

– Что еще приключилось? – спросил мистер Смит.

– Больше ничего, честное слово, кроме того, что Крессида страшно расстроена.

– Какая жалость. Но она уже приходит в себя, как я вижу.

– Что вы видите?

– Хорошо хоть в наши времена дамы не требуют скреплять клятву кровью. Но все равно, лучше стереть это алое клеймо.

– Какой вы все-таки жуткий старикан, дядя Берт! – Хилари вовсе не обиделся, но покраснел и вытер щеку Платком.

– Я отправляюсь на мое холостяцкое ложе. Если найду под дверью мерзкое послание, заору диким голосом. Спокойной ночи всем.

Они слышали, как довольный старик, насвистывая, поднялся по ступенькам.

– Неужто и вы тоже покинете меня? – обратился Хилари к Трой. – Пожалуйста, не надо, а то я подумаю, что вы обиделись.

– В таком случае я остаюсь.

– Как вы божественно невозмутимы. Это ужасно успокаивает. Выпьете чего-нибудь? Нет? А я выпью, мне необходимо. – Наливая себе, он спросил: – Вам до смерти хочется знать, что было написано в письме дяде Прыгу?

– Признаюсь, до смерти.

– Ничего особенно страшного.

– Не сомневаюсь, потому что вы едва удержались от смеха.

– А вы наблюдательная. Так вот, в записке коротко сообщалось, что дядя Прыг "раганосец", так и было написано, через два "а". Меня развеселила мысль о том, что тетя Трах, дожив до седых волос, наконец-то оправдала свое прозвище и в этом смысле. И с кем же она изменяет дяде? С Молтом, что ли?

– Неудивительно, что она рассвирепела.

– Голубушка, ничего подобного. В глубине души она была рада-радешенька. Вы не заметили, как резко она оборвала дядю, когда тот назвал записку глупой?

– Я не верю вам. – Трой хихикнула.

– А зря, уж я-то знаю. Конечно, она была бы в восторге, если б дядя Прыг схватился за плеть. Правда, я никогда не понимал, как порка практически осуществляется. Всегда легко сбежать и оставить мстителя размахивать плеткой по воздуху на манер циркового дрессировщика.

– Думаю, надо брать не плетку, а нечто вроде жокейского стека, а закончив, с треском разломать стек и презрительно швырнуть обломки в лицо жертве.

– По опыту судите?

– Я лишь домысливаю.

– Впрочем, мне сейчас не до шуток. Моя обожаемая Крессида огорчена и оченьсердита. Видите ли, ей никогда не нравилась прислуга. Она готова была смириться, потому что они неплохо справляются со своими обязанностями. Но, к несчастью, до нее дошел слух о том, что люди недавно умершего греческого миллионера жаждут выехать в Англию, опасаясь «черных полковников». И теперь она убеждена, что записку написал Найджел, и настаивает на замене слуг.

– А вы думаете, что писал не Найджел?

– Нет. Не думаю, что он такой болван.

– Но если... Простите, но вы же сами говорили, что он сидел в сумасшедшем доме, в Бродмуре.

– Он здоров, как мы с вами. Полностью излечился. О, я знаю, записка, найденная Крессидой, написана в его стиле, но, полагаю, нас хотят сбить с толку.

– Вы так думаете?

– Да. Что касается послания дяде Прыгу, то оно состряпано в духе Катберта. Вы помните, Катберт зарезал красавчика коммивояжера, который был чересчур ласков с его женой. Похоже, Катберта сильно задело прозвище "рогоносец". Словечко то и дело всплывало в его показаниях.

– Как он его пишет?

– Понятия не имею.

– Какова же ваша трактовка?

– Крайне сомнительно, что Катберту и Найджелу вдруг независимо друг от друга пришла в голову идея написать подметные письма на одинаковой бумаге (она взята из библиотеки) и одинаковыми печатными буквами. Такое предположение не выдерживает критики.

"Плюс внезапно взбесившийся Мервин, – подумала Трой, – который в то же самое время устанавливает ловушку".

– Также маловероятно, – продолжал Хилари, – что кто-то из слуг написал записки, дабы очернить тех двоих. Они отлично ладят друг с другом. Все.

– Кто же тогда?

– А кто у нас остался? Я их не писал, вы, полагаю, тоже.

– Нет, не писала.

– Нет. Значит, мы зашли в тупик. Прыга, Трах, Крессиду, дядю Берта подозревать абсурдно.

– А Молта?

– Боже, – произнес Хилари. – Любимчик дяди Берта! Я забыл о нем. Итак, у нас есть еще Молт. Молт.

– Мистер Смит, кажется, считает...

– О, я догадываюсь. – Хилари явно испытывал неловкость. Он принялся шагать по комнате, словно раздумывая, что сказать. – Дядя Берт, – произнес он наконец, – курьезная личность. Он далеко не так прост, как кажется. Отнюдь.

– Разве?

– К примеру, он обожает разыгрывать из себя этакого прожженного малого, уроженца Ист-Энда, "человека из народа". Он и вправду вышел из низов, начинал старьевщиком на таратайке. Но теперь лишь играет в простонародность и, когда требуется, преспокойно выходит из роли, совершенно преображаясь. Видели бы вы его за столом переговоров. Он высказывается и ведет себя не менее цивилизованно, чем все остальные, а может быть, даже и более.

– Любопытно.

– Да. К тому же у него очень особенное чувство юмора, у нашего дяди Берта.

– Сильно смахивает на черный юмор.

– Он вполне мог бы быть автором этого жанра. Вместе с тем, – продолжал Хилари, – дядя Берт весьма проницательно судит о людях, и я... я не могу этого отрицать, однако... – Фраза осталась неоконченной. – Наряжу-ка я елку, – решил Хилари. – Успокаивает нервы.

Он открыл коробку, стоявшую рядом с елкой.

Мистер Смит оставил двойные двери гостиной, ведущие в большой холл, слегка приоткрытыми, и теперь из холла раздавался странный шум. Кто-то спотыкаясь бежал вниз по ступенькам, издавая причудливые звуки. Вот неизвестный поскользнулся, выругался, а затем затопал по холлу. Двери распахнулись, и в гостиную ввалился мистер Смит – он являл собой жалкое зрелище.

Одет он был в пижаму и пестрый халат. Одна нога была босая, другая обута в тапок. Редкие волосы растрепались, глаза едва не вылезали из орбит, а изо рта клочьями выступала пена.

Дядя Берт метался и жестикулировал, пытаясь заговорить.

– Отравили! – наконец выдавил он. – Меня отравили.

Переливающийся всеми цветами радуги пузырь оторвался от его губ и полетел к елке. Там он повисел немного, словно украшение, и, наткнувшись на ветку, лопнул.

2

– Мыло, – определил Хилари. – Это мыло, дядя Берт. Успокойтесь, ради бога, и пойдите прополощите рот. Туалетная комната здесь, рядом, прошу вас.

Мистер Смит незамедлительно бросился умываться.

– Не пойти ли вам с ним? – предложила Трой.

– Чем дальше, тем глупее! Какая отвратительная безвкусица! Однако, пожалуй, пойду.

Хилари удалился. Прошло довольно много времени, и Трой наконец услышала, как они пересекли холл и стали подниматься по лестнице. Вскоре Хилари вернулся, выглядел он глубоко обескураженным.

– В ячменной воде, – сказал он. – Сильнейший раствор мыла. Проклятье. Ему было ужасно плохо. Теперь все ясно.

– Ясно?..

– Нас пытаются самым возмутительным образом разыграть. Нет, это уж чересчур! А в кармане пижамной куртки лежала еще одна гнусная записка: "Почем нынче мышьяк?" Он мог умереть со страху.

– Как он все-таки?

– Вял, но приходит в себя и потихоньку начинает свирепеть.

– Его можно понять.

– Кто-то за это ответит, – пригрозил Хилари.

– Надеюсь, не новенький мальчик с кухни?

– Вряд ли, он ничего не знает об их прошлом. Тот, кто это делает, знает и о "порочной женщине" Найджела, и о промашке Винсента с мышьяковым раствором, уничтожающим сорняки, и о том, как Катберт побывал рогоносцем.

– И о ловушке Мервина, – нечаянно вырвалось у Трой.

Хилари уставился на нее.

– Уж не хотите ли вы сказать... И вас тоже?!

– Я обещала никому не рассказывать. Задумалась о том, что происходит, и, наверное, забылась... Ну хорошо, было дело. Но я уверена, что Мервин не имеет к происшедшему никакого отношения. И больше меня ни о чем не спрашивайте.

На некоторое время Хилари застыл в молчании. Затем, встрепенувшись, начал доставать елочные украшения из коробки.

– Я намерен игнорировать всю эту пакость, – сказал он. – Я намерен предаться барственной бездеятельности. Кто-то хочет, чтобы я устроил громкий скандал. Не дождется. Я не собираюсь расстраивать моих слуг и не позволю испортить мне Рождество. Кто бы он ни был, пусть подавится своей изобретательностью. Поверите ли, сейчас только без десяти одиннадцать. Давайте нарядим елку.

И они принялись за работу. Хилари решил выдержать елочный наряд в золотистой гамме. Они повесили золотые шары, на нижние ветви – самые большие, и по мере приближения к вершине шары постепенно уменьшались в размере. Увенчал дерево золотой ангел. С веток свисала золотистая мишура, в глубине поблескивали золотые звезды, свечки тоже были позолоченными. Елка выглядела совершенно сказочно.

– Я и фигурки у рождественских яслей позолотил, – похвастался Хилари. – Надеюсь, тетя Трах не станет возражать. А какое будет зрелище, когда свечи зажгут!

– Как насчет подарков? Полагаю, без них не обойдется?

– Детские подарки в золотых коробочках принесет дядя Прыг, по одному на семью. А наши, соответственно упакованные, положат на столик у стены. Каждый отыщет свой подарок, потому что дядя Прыг не может читать надписи без очков. Он только привезет золотистые сани с коробками.

– С улицы? А если погода будет ужасной?

– В таком случае внесем подарки из холла.

– Но полковник все равно явится с мороза?

– Он будет только счастлив.

Трой засомневалась. Полковник Форестер не выглядел слишком крепким, и прогулка в снежную бурю, хотя и очень короткая, вряд ли пойдет ему на пользу, к тому же одет старик будет лишь в парчовый халат. Хилари сказал, что дядя Прыг может надеть перчатки, и, заметив, что не убедил собеседницу, добавил, что Винсент будет держать над ним зонт: парик и корона из омелы не должны намокнуть, хотя несколько сверкающих снежинок смотрелись бы на них великолепно.

– Но нет, они же растают, – сообразил Хилари, – а это будет катастрофой.

Стоя на стремянке, он посмотрел вниз, сквозь зеленые иголки и золотые шары, на Трой.

– Вы не одобряете меня, – сказал он. – Думаете, что я избалованный и бессердечный и давно утратил всякое представление о духовных ценностях.

Трой несколько смутилась: примерно так она и думала.

– Возможно, вы правы, – продолжал Хилари, не дожидаясь ответа. – Но по крайней мере я не притворяюсь. К примеру, я сноб. Придаю огромное значение древности рода и ни за что не сделал бы предложения моей обожаемой Крессиде, если бы она была сомнительного происхождения. Генеалогические деревья я ценю даже больше, чем рождественские. И мне нравится быть богатым и создавать по-настоящему золотые елки.

– О, – отозвалась Трой, – против золотой елки я ничего не имею, наоборот.

– Я вас отлично понял. Вы должны помолиться за меня завтра в часовне.

– Молиться не по моей части.

– Не надо принимать мои слова слишком всерьез, – сказал Хилари. – Я сохранил часовню в качестве безделушки. Она и на самом деле очаровательна.

– Вы христианин?

– Из контекста этого не следует, – ответил Хилари. – Будьте добры, подайте мне шар.

Работу закончили к полуночи. Отойдя в дальний конец комнаты, к догорающему камину, Трой и Хилари любовались плодами своих усилий.

– Свет выключим, чтобы горели только свечи, – говорил хозяин дома. – Вид будет совершенно волшебный. Елка – мечта. Надеюсь, детишки придут в восторг.

– Еще бы. Пожалуй, я пойду спать.

– Как чудно мы с вами провели время. – Хилари взял Трой под руку и повел к выходу. – Та пакостная чушь совсем вылетела из головы. Спасибо вам большое. Как вам ветвь для поцелуев? Найджел потрудился на славу.

Они оказались как раз под ветвью. Трой подняла голову и получила поцелуй.

– Счастливого Рождества, – сказал Хилари.

Трой поднялась к себе, оставив Хилари в гостиной.

Открыв платяной шкаф, она с удивлением услыхала приглушенный разговор в комнате Форестеров. Говорили тихо и невнятно, но, вешая платье, Трой услышала приближающиеся к ней шаги, и голос полковника совсем рядом очень громко и твердо произнес: "Нет, моя дорогая, решение окончательное. И если ты отказываешься, то это сделаю я".

Хлопнула дверь. Трой вообразила, что миссис Форестер заперлась в ванной, но секунду спустя поняла, что ошиблась: миссис Форестер, видимо, вышла из ванной и коротко ответила мужу, но Трой не расслышала ее слов. Шаги полковника медленно удалялись и наконец стихли. Трой поспешно закрыла гардероб и легла в постель.

3

Рождество просияло бледным зимним солнцем. Вид из окна Трой вполне годился для рождественской открытки, не хватало только обрамления из малиновок, мишуры и остролиста. Снег, словно желая угодить Хилари, превратил унылый пейзаж в сверкающую долину.

Одеваясь, Трой услышала, как кричат Форестеры за стенкой, и заключила, что полковник вполне оправился. Когда она открыла гардероб, ее приветствовал уже ставший привычным перестук плечиков с другой стороны.

– Доброе утро! – крикнула Трой и постучала по перегородке. – Счастливого Рождества!

– Спасибо, мадам, – отвечал мужской голос. – Я передам полковнику и миссис Форестер.

Молт.

Трой слышала, как он удаляется прочь от шкафа. В глубине комнаты раздался приглушенный гомон, затем Молт вернулся и деликатно постучал по тонкой стенке.

– Полковник и миссис Форестер шлют свои поздравления. Они будут счастливы, если вы заглянете к ним.

– Буду через пять минут, – прокричала Трой. – Спасибо.

Явившись с визитом, она застала полковника и миссис Форестер сидящими в постели под сенью зонтов в зеленую полоску. Наверное, под такими зонтами спасались от азиатского зноя викторианские миссионеры и основоположники Британской империи. На покрывало легли лучи зимнего солнца. Каждый из супругов был облачен в алый халат, полы халатов свернулись в складки, образуя нечто вроде огромных чашечек цветов. Полковник и полковница напоминали языческих божков.

Они хором пожелали Трой счастливого Рождества и пригласили присесть.

– Вам как художнице, – заметила миссис Форестер, – не привыкать к неформальным приемам.

Дверь в ванную, находившуюся в дальнем конце комнаты, была открыта, а за ней виднелась, также распахнутая, дверь в гардеробную, где Молт чистил щеткой костюм.

– Мне рассказали о зонтах, – сообщила Трой.

– Мы не любим, когда солнце бьет в глаза, – пояснила миссис Форестер. – Нельзя ли попросить вас закрыть дверь в ванную? Большое спасибо. Молт не лишен предрассудков, и мы не хотели бы давать им пищу. Род, надень аппарат. Я сказала – надень аппарат.

Полковник Форестер, улыбавшийся и непрестанно кивавший головой, – несмотря на то что, по-видимому, не мог разобрать ни слова, нашел слуховой аппарат на тумбочке и приладил к уху.

– Чудесное изобретение, – сказал он. – Однако я немножко беспокоюсь, как буду выглядеть в нем сегодня вечером. Но в конце концов, парик ужасно длинный, замаскирую. Друид со слуховым аппаратом – абсурд, не правда ли?

– Прежде всего, – начала миссис Форестер, – как развивались события после нашего отбытия ко сну?

– Нам страшно любопытно, – вставил полковник.

Трой поведала им о мистере Смите и мыле. Миссис Форестер сердито потерла нос.

– Очень досадно, – сказала она. – Моя теория опровергнута, Род, опровергнута.

– Сочувствую, Тру.

– А впрочем... не уверена. Знаете ли, он мог пойти на хитрость, я говорю...

– Аппарат при мне, Тру.

– Что за теория? – спросила Трой.

– Я была убеждена, что письма написал Смит.

– Но как же...

– Во многих отношениях он неплохой малый, но чувство юмора у него грубоватое, и он недолюбливает Крессиду Тоттенхэм.

– Тру, дорогая, уверен, ты ошибаешься.

– Ты совсем не уверен и опасаешься, что я права. Он считает, что она недостаточно хороша для Хилари. Я тоже так считаю.

– Возможно, но...

– Ты хотел сказать: "Очевидно, но..." Выражайся точнее, Род.

– ...но Берт Смит ни в коем случае не стал бы писать мне столь непристойную записку. В отношении тебя.

– Не согласна. Он мог бы счесть такое забавным.

– Но что ж тут забавного? – с несчастным видом возразил полковник.

– Хилари же было смешно, – возмущенно произнесла миссис Форестер и повернулась к Трой. – А вам?Полагаю, Хилари рассказал о содержании записки.

– В общих чертах.

– И что ж? Смешно?

– Рискуя предстать в неблагоприятном свете, тем не менее, боюсь, я должна признаться...

– Прекрасно. Можете не продолжать. – Миссис Форестер взглянула на мужа и вдруг ошарашила: – Да, возмутительно. Разумеется, безосновательно. Абсурдно, но не столь надуманно, как тебе кажется.

Трой могла бы поклясться, что в ее глазах на мгновение вспыхнули искры.

– Не верю, что Берт решился бы довести себя до рвоты, – настаивал полковник.

– С него станется, – мрачно заметила миссис Форестер. – Однако, – продолжала она, взмахнув рукой, – дело не в этом. Мы пригласили вас, миссис Аллейн, чтобы обсудить линию поведения, которой, надеюсь, мы все станем придерживаться в данных обстоятельствах. Род и я решили игнорировать происшествие. Отмахнуться. – Она сделала размашистый жест, едва не заехав полковнику по физиономии. Тот моргнул и отпрянул. – Вести себя так, словно ничего не случилось. Мы не желаем доставить автору оскорблений удовольствие, проявляя хотя бы малейшее внимание к его выходкам. Мы надеемся, вы присоединитесь к нам.

– Ведь так можно все испортить, – добавил полковник, – елку и вообще праздник. После службы будет репетиция. Все должны быть собранными и внимательными.

– Как ваше здоровье, полковник?

– Да-да, прекрасно, спасибо. Сердчишко пошаливает, знаете ли. Клапан прохудился, кажется, так сказали эти мошенники в белых халатах. Сущие пустяки.

– Что ж, – Трой поднялась с кресла, – я согласна: о письмах и о мыле ни гу-гу.

– Отлично, договорились. Не знаю, как твоя девица себя поведет, Род.

– Она не моя,Тру.

– Ты за нее отвечал.

– Уже не отвечаю. – Полковник повернулся к Трой, но на нее не смотрел. Его лицо порозовело. Он заговорил быстро, словно школьник, тараторящий вызубренный урок и мечтающий поскорее отделаться: – Крессида – дочь офицера, служившего в моем полку. Германия, пятидесятый год. Мы были на учениях, и мой джип перевернулся. – Глаза полковника наполнились слезами. – И вы знаете, этот замечательный парень вытащил меня. Меня вдавило лицом в грязь, он вытащил меня, а потом случилось нечто ужасное. Взрыв. Бензин. И я пообещал ему приглядеть за его ребенком.