Текст книги "В мишуре и блестках"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– А! – воскликнул он, завидя Аллейна. – Вот и вы! А мы уже начали беспокоиться...

Аллейн объяснил, что ему пришлось кое-чем заняться наверху, что полковник опять почувствовал себя нехорошо, но уже оправился и что чета Форестеров отошла ко сну.

– О боже! —произнес Хилари. – Опять! Вы уверены, что с ним все в порядке? Бедный дядя Прыг, но как некстати.

– С ним все в порядке.

Аллейн направился к Рэйберну, который процедуру знакомства с констеблями превратил в нечто вроде смотра войск перед боем. Затем суперинтендант оттащил Аллейна в сторонку и, перейдя на зловещий шепот, сообщил, что погодные условия делают физически невозможным проведение тщательных поисков. Тем не менее он предложил обследовать ярд за ярдом пространство вокруг дома в радиусе, допустимом в настоящих обстоятельствах. Что касается собак, продолжал Рэйберн, то, разумеется, следует дать им сапог и посмотреть, что из этого выйдет, но вряд ли можно надеяться на какие-либо результаты. Лично он готов биться об заклад, что ничего не выйдет. Аллейн с ним согласился.

– Отвратительная ночка для работы, – обратился Аллейн к полицейским. – Но уж постарайтесь, сделайте все, что в ваших силах. Полагаю, ситуация вам ясна. Пропал человек. Возможно, он ранен. Возможно, мертв. Совершено ли тяжкое преступление или нет, в любом случае дело срочное и мы не можем позволить себе ждать до утра. Посему от вас многое зависит. Мистер Рэйберн проинструктирует вас. Заранее благодарю за исполнение грязной работы.

Затем он занялся проводниками собак. Выразив признательность за готовность помочь, Аллейн принялся объяснять им задание, что далось ему нелегко.

– По свидетельству очевидцев, – начал он, – пропавшего последний раз видели вон в той раздевальне. Либо он вышел на улицу, либо поднялся наверх. Мы не знаем, куда он направился, и как, и в каком он был состоянии. Разумеется, я понимаю, что при нынешних условиях собакам на открытой местности делать нечего, но, возможно, они отыщут что-либо на крыльце. К примеру, если им удастся обнаружить больше двух отдельных цепочек следов, это уже будет большим плюсом. Неплохо также пустить собак вокруг западного крыла и особенно в разрушенную оранжерею. Там я к вам присоединюсь. А пока мистер Рэйберн покажет, где искать. Все ясно?

– Да, сэр, – был ответ.

– Отлично. Джек, ваша очередь.

Рэйберн извлек из-под плаща меховой сапог, смотревшийся в данных обстоятельствах нелепо и как-то жалко, и, кроме того, снабдил проводников иной полезной информацией. Входные двери распахнулись, впуская ревущий северо-западный ветер и выпуская поисковую партию. Стену дождя прорезали ломаные лучи фонарей. Аллейн запер двери, словно опустил занавес, и обратился к Хилари:

– А теперь, с вашего позволения, я намерен побеседовать с прислугой.

– Да, хорошо. Я позвоню...

– Они, наверное, у себя, в гостиной для прислуги, как вы ее называете, не так ли?

– Да, вероятно. Да, конечно, они там.

– Я пройду к ним.

– Мне проводить вас?

– В этом нет необходимости. Будет лучше, если я пойду один.

– Аллейн, я очень прошу вас, не... не...

– Я буду говорить с ними так же, как я говорю с любым из вас. Без предубеждения и поспешных выводов.

– О, я понимаю. Да. Ну хорошо. Но... послушайте, хватит ходить вокруг да около. Я хочу сказать, вы же уверены... не правда ли?.. что имело место насилие.

– Когда на рабочем конце кочерги обнаруживаешь кровь и волос, подобная мысль не может не прийти в голову. Вы не согласны?

– О боже! – простонал Хилари. – Боже, боже, боже! Как мне все это надоело! Что за мерзкое отвратительное занудство!

– Можно и так сказать. Комната для прислуги находится за той дверью? Я сам найду дорогу, не беспокойтесь.

– Буду ждать вас в кабинете.

– Как хотите.

Дверь, обитая традиционным зеленым сукном, открывалась в коридор, тянувшийся от часовни, из конца западного крыла, к складским помещениям и кухне, примыкавшей к столовой в конце восточного крыла. Услышав приглушенные голоса за дверью посередине коридора, Аллейн постучал и вошел.

– Можно? – спросил он.

Комната была просторной и уютной, с камином, телевизором и радио. На стенах висели репродукции постимпрессионистов, подобранные, Аллейн не сомневался, Хилари. На полках выстроились книги, явно свидетельствовавшие об упованиях хозяина развить интеллект его служащих. Стол посреди комнаты был завален разнообразными журналами, видимо более точно отражавшими истинные вкусы слуг.

Румяный как яблочко мальчик смотрел телевизор, пятеро постоянных слуг Хилари сидели вокруг камина, тесно сдвинув стулья. Когда Аллейн вошел, они вскочили с таким видом, словно их застали врасплох. Катберт шагнул навстречу посетителю и замер.

– Я подумал, что будет удобнее обсудить происшедшее событие здесь, где нам никто не помешает, – сказал Аллейн. – Не присесть ли нам?

Катберт, метнув взгляд на остальных, рывком придвинул стул, стоявший посередине. Аллейн поблагодарил и сел. Мужчины переминались с ноги на ногу. В другом конце комнаты слегка искаженный голос крикнул: "Чего вы ждете, ребята? Сматываемся!"

– Выключи, – зычно скомандовал Катберт, – и иди сюда.

Розовощекий мальчик выключил телевизор и, краснея, бочком приблизился к камину.

– Садитесь, – пригласил Аллейн. – Я не отниму у вас много времени.

Все сели, и Аллейн воспользовался возможностью как следует разглядеть всю пятерку. Вот Катберт, бывший старший официант, зарезавший любовника жены в те времена, когда за подобные деяния грозила смертная казнь, и чудом избежавший петли; смуглый, толстеющий и лысеющий, он казался солидным и основательным. Затем черноволосый, бледный Мервин, тот, что когда-то расписывал вывески и необыкновенно ловко мастерил ловушки; сейчас он сгорбился и смотрел куда-то вбок. На губах Уилфреда, по прозвищу Котеночек, блуждала усмешка; он обожал кошек и забил охранника до смерти. Прохвост и Щеголь крепко спали, пригревшись у него на коленях. Почти альбинос Найджел с мучнистым цветом лица, в прошлом религиозный маньяк, замочивший некую порочную женщину. И наконец, Винсент. Аллейн впервые увидел его в Холбердсе и немедленно узнал, поскольку сам его арестовывал, когда Винсент, служивший садовником, запер сварливую хозяйку в теплице, обильно политой мышьяковым раствором. Защита, построенная на том, что из-за финиковой пальмы хозяйку нельзя было разглядеть и садовник не ведал о ее присутствии, оказалась успешной, и Винсента освободили. Тогда Аллейн был скорее рад такому исходу дела. У Винсента были натруженные узловатые пальцы, а лицом он напоминал хорька.

На Аллейна никто не смотрел.

– Прежде всего я хочу сказать вам следующее, – начал Аллейн. – Вам известно, что я знаю, кто вы такие, и что вы сидели, и по каким обвинениям. Вы, – обернулся он к Винсенту, – могли бы заявить, что отличаетесь от остальных, поскольку с вас обвинение сняли, но по отношению к нынешнему делу и на данном этапе расследования никтоиз вас ни в чем не обвиняется. Это означает, что ваши прошлые досье меня совершенно не интересуют и не будут интересовать впредь, если только вновь возникшие обстоятельства не заставят меня думать иначе. Исчез человек. Мы не знаем почему, как, когда и где, и мы должны его найти, как говорится, живым или мертвым. Если я выражаю надежду, что кто-либо из вас или все вы сможете помочь нам, то не имею в виду – повторяю, вовсене имею в виду, – что кто-либо или все вы подозреваетесь в причастности к его исчезновению. Я говорю чистую правду: я пришел сюда, чтобы узнать, нет ли у вас каких-либо предположений, пусть даже самых банальных, которые могли бы дать нам зацепку, пусть даже самую пустяковую. Для меня как следователя вы находитесь в равном положении с остальными обитателями дома. Вы поняли?

Последовало столь долгое молчание, что Аллейн засомневался, дождется ли вообще ответа. Наконец Катберт произнес:

– Поняли, сэр, полагаю, все поняли.

– Но не обязательно поверили. Так?

На сей раз молчание никто не нарушил.

– Ладно, – продолжал Аллейн, – не могу вас винить. Естественная реакция. Я лишь надеюсь, что вы уважите мою просьбу.

Он обернулся к мальчику, с настороженным видом стоявшему в стороне.

– Ты из местных? – спросил Аллейн.

Не без труда он вытянул из мальчика, что зовут его Томас Эплби, отец у него фермер и наняли его в Холбердс только на праздники. Мальчик никогда не разговаривал с Молтом, вместе с другими слугами пришел в гостиную на елку, понятия не имел, кто изображал Друида, а получив подарок, вернулся к своим обязанностям на кухне сразу после окончания церемонии. Никакой иной информации поваренок предоставить не смог. Аллейн отправил его спать, чему тот явно обрадовался.

Когда мальчик ушел, Аллейн рассказал слугам, что он узнал о их поведении во время рождественского праздника: они тоже видели Друида, не распознали его, получили подарки и вернулись к своим обязанностям.

– Как я понял, мистер шеф-повар, – продолжал Аллейн, – вы вместе со специально нанятыми помощницами заканчивали приготовление ужина для детей и видели мисс Тоттенхэм, возвращавшуюся в гостиную, но Молта вы не видели. Верно?

– Да, верно. – На щеках толстяка заиграли ямочки. – Я занимался своим делом, понимаете ли, сэр, и вряд ли мог куда-нибудь отлучиться.

– Хорошо. А вы, – Аллейн обернулся к Винсенту, – делали то, что должны были делать согласно распорядку праздника. В полвосьмого вы заняли позицию за углом западного крыла. Так?

Винсент кивнул.

– Скажите, пока вы стояли там, открывал ли кто-нибудь окно и выглядывал ли из него? Не припоминаете?

– Само собой, припоминаю, – отозвался Винсент. Слова он выговаривал немного странно, а голос звучал простуженно. – Он и выглядывал. Посмотреть, на месте ли я. В полвосьмого.

– Полковник? Или Молт?

– Почем я знаю? Я принял его за полковника, потому что выглянуть должен был полковник. Ясно?

– Он был в бороде?

– Не разглядел. В окне горел свет, и он был черный как уголь.

– Он вам помахал или подал какой-либо другой сигнал?

– Я помахал, как было договорено, чтобы он спускался вниз. Ведь такой был уговор. Все уже сошлись в гостиной. Ну и он помахал, а я завернул за угол и пошел к крыльцу. Все, как было договорено.

– Хорошо. Далее, зайдя за угол, вы взяли санки и потащили их через двор, где встретились с Молтом, которого приняли за полковника Форестера. Где именно вы встретились?

Выяснилось, что у надгробия, сооруженного Найджелом. Там Винсент освободил Друида от зонта и вручил ему веревку санок, там же он дожидался возвращения Друида.

– Значит, вы пропустили самое интересное? – заметил Аллейн.

– Больно надо было, – пробурчал садовник.

– Вы дождались, когда он выйдет, затем забрали у него санки, и он рванул к крыльцу, а потом скрылся в раздевальне. Правильно?

– Так я сказал мистеру Билл-Тасману и любому, кто станет допытываться, скажу то же самое.

– Вы отдали ему зонт?

– Не-а. Он чесанул как заяц.

– Где именно вы были, когда увидели, как он входит в раздевальню?

– Где я был? А где я мог быть? На чертовом морозе, где ж еще.

– Позади надгробия?

– Эй! – взъярился Винсент. – Вы что, издеваетесь? Мартышку из меня делаете? А кто говорил, что все будет чисто, без передергиваний?

– У меня и в мыслях не было издеваться над вами. Я всего лишь хочу восстановить картину происшедшего.

– Как же я мог видеть его, ежели стоял позади этой гребаной статуи?

– Выбирай выражения, – прогудел Катберт, а Котеночек подхватил: "Не ругайся!"

– Вы могли выглянуть из-за угла или даже смотреть поверх надгробия, – предположил Аллейн.

В конце концов сотрясаемый гневом Винсент признался, что заметил Молта у двери в раздевальню, когда сам он, Винсент, как раз заворачивал за угол западного крыла, чтобы спрятать санки.

Аллейн осведомился, когда разобрали елку, и Катберт ответил, что елкой занимались Винсент, Найджел и поваренок во время праздничного ужина. Насытившихся детей вместе с подарками отправили играть в библиотеку. С елки сняли игрушки и упаковали в коробки, а саму елку, стоявшую на подвижной подставке, откатили к застекленной двери и прикрыли занавесками.

– И там она некоторое время находилась. Когда ее убрали?

Снова воцарилось молчание.

– Ведь сейчас ее там нет, – весело продолжал Аллейн. – Она валяется за углом, неподалеку от окон кабинета. Кто ее там бросил? Вы, Винсент?

Винсент набычился, но в конце концов признал, что он отвез елку.

– Когда? – спросил Аллейн, припоминая наблюдение, сделанное Трой в полночь из окна ее спальни.

Винсент не смог точно указать время. Выяснилось, что, убрав в столовой, перемыв монбланы посуды и выполнив другие утомительные обязанности, прислуга в компании с временными помощниками уселась за поздний ужин. Винсент, у которого на лбу заблестела тонкая полоска Пота, объяснил, что убрать елку мистер Билл-Тасман поручил ему (видимо, затем, сообразил Аллейн, чтобы вид ее постыдной наготы не помешал гостям веселиться). В суматохе Винсент забыл о приказании и вспомнил, только когда ложился в постель.

Он нацепил клеенчатый плащ, выкатил тачку из дровяного сарая и отвез на ней елку к развалинам старой оранжереи, где и бросил.

– Почему там? – осведомился Аллейн.

Винсент развязным тоном отвечал, мол, а куда еще ее было девать посреди ночи, но в его манере, кроме грубости, сквозило что-то еще, возможно страх. Все равно, сказал он, бульдозеры на днях, а то и раньше, сметут эту кучу битого стекла и мусора, а вместе с ней и елку, и засыплют землей.

– Уверен, всем вам известно, – напомнил Аллейн, – зачем вас попросили обыскать то место, где лежит елка. Предполагалось, что Молт мог забрести туда и потерять сознание или же по какой-то причине он мог слишком далеко высунуться из окна и выпасть.

– Придет же такое в голову! – обронил Котеночек и нервно хихикнул.

Винсент заявил, что, если бы даже дюжина всяких молтов валялась в том гадюшнике, он бы их не заметил. Он сбросил елку и был таков.

– Скажите, – Аллейн обвел взглядом слуг, – вам, наверное, частенько приходилось сталкиваться с Молтом? Всем вам?

Мужчины повели себя как устрицы, в которых ткнули вилкой, – мгновенно и накрепко замкнулись в себе. Теперь они смотрели куда угодно, но только не на Аллейна, и не говорили ни слова.

– Послушайте... – начал Аллейн, но его перебил Найджел, внезапно объявивший тягучим гортанным голосом:

– Он был грешником в глазах Господа.

– Заткнись, – набросился на него Мервин.

– Он насмехался, творил мерзости.

– Да остановите же его кто-нибудь! – взмолился Котеночек. Он топнул ногами, и возмущенные коты спрыгнули на пол. Мимикой он старался дать понять Аллейну, что у Найджела не все дома.

– Что же такого мерзкого было в Молте? – спросил Аллейн Найджела.

– Его переполняла злоба, – пробормотал Найджел, у которого, похоже, запас проклятий начал иссякать. – Кипел ею, – добавил он.

– На кого же он злобствовал?

– На праведников, – быстро ответил Найджел.

– То есть на тебя, – сказал Мервин. – Заткни фонтан, а?

– Хватит, Найджел, – вмешался Катберт. – Ты сейчас разволнуешься, а сам знаешь, к чему это приводит. – Слуга повернулся к Аллейну. – Уверен, сэр, – пробасил он, – вы понимаете, каково нам сейчас. Мы все переутомились и теперь немного не в себе.

– Мы все мерзость в глазах Господа, – вдруг объявил Найджел. – А я хуже всех. – Его губы задрожали. – Грехи жгут мое нутро.

– Залей его! – выкрикнул Мервин и добавил с глубочайшим отвращением: – О черт, сейчас он заревет.

И бедный Найджел разрыдался, громко всхлипывая и прикрывая нижнюю часть лица носовым платком, словно чадрой. Поверх платка он скорбно взирал на Аллейна, с белесых ресниц капали слезы.

– Успокойтесь, Найджел, – поморщился Аллейн. – Послушайте... Перестаньте, – поспешно добавил он, предотвращая новый взрыв плача. – Послушайте. Вы говорите, что вы грешник. Хорошо. Всякое может быть. А вы не хотели бы облегчить свою душу, или нутро, или что там у вас горит? Ну так как, приятель, хотите?

Не отнимая платка от лица, Найджел несколько раз кивнул.

– Прекрасно. Тогда, вместо того чтобы городить ерунду, не поможете ли вы спасти еще одного грешника, который, весьма вероятно, в данный момент погибает от холода?

Найджел высморкался и промокнул глаза.

– Так как же, – настаивал Аллейн. – Поможете?

Найджел, видимо, мысленно взвешивал все "за" и "против". Несколько секунд он печально глядел на Аллейна, а затем произнес:

– Это наказание Божье.

– Молту? За что?

Четверо остальных одновременно сделали одно и то же движение, впрочем едва заметное постороннему глазу: каждый затаил дыхание и едва удержался от того, чтобы податься вперед.

– Он был винопойца, – громогласно объявил Найджел. – Вино подстрекает к злословию. Сорокаградусная – к безумию.

На сей раз реакция сотоварищей была более явственной: напряжение спало, послышалось шарканье ног, кто-то откинулся на спинку стула, кто-то откашлялся.

– Так вот в чем дело? – Аллейн обернулся к остальным. – Что скажете, Катберт? Вы согласны?

– Если не принимать во внимание экстравагантность выражений, – важно ответствовал Катберт, – то да, сэр, согласен, дело именно в этом.

– Он поддавал?

– Именно, сэр. И крепко.

– Есть ли у кого-нибудь из вас основания полагать, что вчера вечером он принял больше, чем следовало?

Внезапно слуги стали очень разговорчивыми. Молт, поведали они, несомненно прикладывался к бутылке весь день. Мервин утверждал, что видел, как Молт выскользнул из столовой, а затем Мервин обнаружил, что стоявший на буфете графин с виски, который он недавно наполнил, уже наполовину пуст. Котеночек рассказал путаную историю о таинственной пропаже из кладовой бутылки с кулинарным бренди. Винсент не слишком уверенно припомнил, что, когда он встретился во дворе с Молтом в одеянии Друида, от того сильно разило спиртным. Катберт восседал со снисходительным видом верховного арбитра. Он подтвердил, что прозвучавшие здесь единодушные свидетельства алкоголизма Молта в основном справедливы. Однако он считает своим долгом отметить, что, хотя Молт регулярно перебирал лишнего, тем не менее вчерашнее происшествие представляется Катберту из ряда вон выходящим.

– Как вы думаете, – спросил Аллейн, – полковник и миссис Форестер знают о его слабости?

– Право, сэр, – отвечал Катберт с фамильярной почтительностью – манера, которую он, вероятно, усвоил в свою бытность старшим официантом, – знаете, как оно бывает. Полковник, если можно так выразиться, человек не от мира сего.

– А миссис Форестер?

Катберт развел руками и ухмыльнулся:

– Ох, сэр, дамы!

Восклицание, видимо, должно было означать, если оно вообще что-либо означало, что дамы быстрее распознают тайных пьяниц, чем джентльмены.

– Кстати, – сказал Аллейн, – у полковника Форестера только что был еще один приступ. Что-то с сердцем, как я понял. Похоже, на этот раз он сам себя довел, пытаясь открыть окно в спальне. Он не заметил, – Аллейн повернулся к переставшему рыдать Найджелу, – не заметил клина и пытался сдвинуть раму. Сейчас ему лучше, но приступ был сильным.

Найджел беззвучно повторил: "Клин". Он выглядел совершенно обескураженным.

– Значит, не вы заклинили окно? Чтобы не дребезжало во время бури? Когда закрывали его на ночь?

Найджел покачал головой.

– Я? Никогда! Я закрыл окно, но про клин ничего не знаю. – Казалось, он размышляет, что лучше: вознегодовать или продолжать завороженно пялиться в пространство. – Вы же видели меня там, – пробормотал он.

– Видел. Ваша одежда была мокрой. Рама с треском опустилась, когда я вошел.

Найджел кивнул, пристально глядя на Аллейна.

– Зачем вы открывали окно? – спросил Аллейн.

И вновь Аллейн почувствовал, как все напряглись.

– Чтобы посмотреть, – ответил Найджел.

– Посмотреть на что?

– Они ничего мне не рассказывают! – взорвался Найджел. – Я видел, как они говорили, слышал кое-что.

– Что?

– Разное, – буркнул Найджел и замкнулся в угрюмом непробиваемом молчании.

– Странно! – небрежно заметил Аллейн. – Получается, никто из вас не знает, кто заклинил окно полковника, так? Что ж, в свое время это выяснится. У меня остался к вам один вопрос. Ко всем вам. Но прежде, чем я задам его, хочу напомнить о том, что сказал в самом начале. Со всей серьезностью я прошу не бояться, что вас стараются поймать в капкан, и не думать, что ваше прошлое хотя бы в малейшей степени повлияло на мои суждения. Итак, уверен, вы все знаете о ловушке, расставленной для моей жены. Вы рассказали им, Кокс?

После долгого молчания Мервин ответил:

– Упомянул, сэр. – И тут же вспылил: – Мадам знает, что я этого не делал. Мадам мне верит. Да я бы не стал, ни за что. Зачем? Спросите мадам. Она вам скажет.

– Хорошо, хорошо, никто и не говорит, что вы это сделали. Но если не вы – а на данном этапе я согласен с таким предположением, – то кто же? Есть какие-нибудь соображения?

Прежде чем Мервин успел ответить, в беседу вновь со страшным ревом встрял Найджел.

– Он умышлял зло! – проорал второй слуга.

– Кто?

Четверо других заговорили разом с очевидной целью заткнуть Найджела и затеяли настоящую перепалку меж собой. Аллейн унял слуг, поднявшись; самый громкий крик был бы менее эффективен.

– Кто и против кого злоумышлял? – обратился он к Найджелу.

– Оставьте меня в покое! И не встревайте между мстителем и его гневом, а то всем нам придется худо.

– Нельзя ли расшифровать, нам страшно интересно, – попросил Аллейн и, похоже, сказал чистую правду: остальные молчали, словно воды в рот набрав.

– Давайте же, Найджел, – тормошил его Аллейн. – Кто это был?

– Он. Тот, кого гнев Господний вырвал из наших радов.

– Молт?

– Совершенно верно, – ответил Найджел, с озадачивающей молниеносностью превратившись в нормального человека.

С этой минуты беседа потекла по иному руслу. Найджел замкнулся в мрачности, не предвещавшей ничего хорошего, а остальные принялись с ослиным упрямством избегать сколько-нибудь определенных высказываний по любому вопросу, заданному Аллейном. Катберт, нехотя взявший на себя роль спикера, заявил, что имеется доказательство —он с нажимом произнес это слово, – что ловушку подстроил Молт. Когда же Найджел громко выкрикнул: «Злоба!» – Катберт лишь пожал плечами, давая понять, что Найджел не в состоянии отвечать за свое поведение. Был ли Молт на самом деле злобным и пакостным человеком, осведомился Аллейн, и все сделали вид, будто не понимают, о чем идет речь. Аллейн решил рискнуть. Несомненно, сказал он, они все знают об анонимных и оскорбительных записках, подброшенных в комнаты Форестеров и Крессиды Тоттенхэм, и о мыле в ячменной воде мистера Смита.

Слуги явно предпочли бы отрицать всякую осведомленность, но Аллейн надавил и постепенно выудил, что Крессида что-то такое говорила, а Котеночек случайно услышал, и что мистер Смит с пристрастием расспрашивал Найджела, и что сам Молт "упоминал" о происшествиях.

– Когда? – спросил Аллейн.

Никто не помнил точно когда.

– Где?

Память и на сей раз подвела слуг.

– А не здесь ли, в этой комнате, вчера утром?

Слуги явно удивились и встревожились.

– Откуда?.. – начал Найджел и осекся. Остальные ожгли его яростными взглядами.

– Откуда я знаю, вы хотели спросить? – продолжил за него Аллейн. – Ваша беседа была довольно шумной. Ее подслушали. К тому же видели, как Молт выходил отсюда. Вы обвинили его в устройстве всяких пакостей с намерением насолить вам, не так ли?

– Нам нет нужды отвечать, – пожал плечами Винсент. – Это вы сказали, не мы. Мы вообще молчим.

– Да ладно, – сказал Аллейн. – Вы не любили его, так? Это было совершенно очевидно. И его манеры давали вам некоторый повод для неприязни.

– Всякое случается, сэр, – произнес Катберт. – Однако из этого еще не следует, что мы имеем какое-либо отношение... – Его звучный голос дрогнул. Он резко махнул рукой. – ...к тому, что он сделал, и как он пропал.

– Согласен. Не следует.

– У нас своя дорога, сэр, а у Молта своя.

– Верно. Но только по какой дороге пошел Молт и куда она его привела? Вот в чем вопрос.

– Прошу прощения за бестактность, – подал голос Котеночек, – но выяснить, что да как – ваша обязанность, сэр. Не наша.

– Конечно, – весело подхватил Аллейн, – это моя обязанность. Иначе не стал бы целых полчаса биться головой о бетонную стенку. Подведем итог. Никто из вас ничего не знает или не готов поделиться своими знаниями об оскорбительных записках, ловушке, мыле в ячменной воде и заклиненном окне. А также никто из вас не готов прояснить вопрос о ссоре, случившейся в этой комнате вчера утром. Если не считать теории Найджела, что Молт погряз в грехе, а именно в грехе алкоголизма (с чем вы все согласны), вам нечего предложить следствию. У вас нет никаких соображений по поводу исчезновения Молта, и вам, похоже, наплевать, жив он или мертв. Все правильно?

Ответом ему было молчание.

– Отлично. Вы не только долго и упорно морочили мне голову, но и почти погубили перспективу деловых отношений, которые я надеялся с вами установить. А самое главное, ваша линия поведения столь откровенно незамысловата, что удивительно, как у вас хватает наглости ее придерживаться. Спокойной вам ночи.

3

Мистер Рэйберн ждал в холле, сгорая от нетерпения поведать Аллейну о полицейских собаках и меховых сапогах. Пес Бак, с ухмылкой всезнайки восседавший рядом со своим проводником, взял два раздельных следа, идущих из раздевальни через крыльцо, в полном соответствии с передвижениями Друида. Туда и обратно, видимо, сказал Рэйберн. Однако иных далеко ведущих следов обнаружено не было. Попытка найти что-либо ценное между входными дверьми потерпела провал. Аллейн предположил, что собак смутило обилие запахов у входа. Таким образом, пожаловался Рэйберн, все, что удалось извлечь из собачьих бегов, укладывается в хорошо известный факт: Молт выходил из раздевальни, вернулся туда и больше на крыльце не появлялся, если, конечно, его не вынесли или он не переобулся.

– Попробуйте дать собакам тапочку из комнаты Молта, – посоветовал Аллейн. – Посмотрим, что получится.

– Что-то не улавливаю.

Аллейн объяснил. Рэйберн уставился на него.

– Понятно, – произнес он. – Да, теперь понятно.

Тапочку принесли и положили перед Баком. После того как пес уделил ей должное внимание, его вывели во двор, где он некоторое время принюхивался и махал хвостом, демонстрируя очевидную растерянность. Второй пес, Мак, также не проявил интереса ко двору. Когда псов привели в раздевальню, оба отреагировали на запах весьма энергично, однако полностью игнорировали второй меховой сапог и пол под гримировальным столиком.

– Ну и что, – сказал Рэйберн, – мы и так знаем, что он там был. И не только когда переодевался для представления, но и раньше, когда подготавливал комнату для полковника. И все-таки... Похоже, вы Нравы, провалиться мне на этом месте. Что дальше?

– Боюсь, нам придется залезть на ту свалку, что когда-то была оранжереей. Как идут наружные поиски?

– Как и ожидалось в нынешних условиях, плохо. Ребята стараются вовсю, но, если он и лежит там, они могли уже сто раз пройти мимо и не заметить. Разве здешняя банда головорезов не прочесала оранжерейные развалины?

– Говорят, прочесала. Орудовали граблями и лопатами. Небось прошлись, как стадо динозавров. Думаю, надо браться за дело самим. В конце концов, его могли треснуть по голове и оглушить, мы не можем исключить такую возможность.

– А потом он забрел куда-то и рухнул без сознания?

– Оставьте сочинительство, Джек! Подождите здесь, я схожу за плащом.

– Вам понадобятся резиновые сапоги.

– Загляните в раздевальню, нет ли там подходящей пары.

Взяв из своей гардеробной плащ и шляпу, совершенно бесполезную в такую погоду, Аллейн заглянул к жене. Он был удивлен и не слишком обрадован, застав у Трой Крессиду Тоттенхэм, одетую в платье цвета морской волны. На самых интересных местах платье липло к телу, как банный лист, и топорщилось оборками на всех иных.

– Смотрите, кто пришел! – Крессида подняла руку и помахала кистью. – Мой любимый мужчина! Привет, неотразимчик!

– Привет, врушка, – ласково ответил Аллейн.

– Рори! —одернула его Трой.

– Извините.

– Где ваши манеры, дикое животное? – поморщилась Крессида. – Впрочем, я не возражаю. Обалденным мужчинам брутальность только к лицу. Чем они грубее, тем быстрее мы сдаемся.

Трой расхохоталась.

– И часто вы атакуете вот так, в лоб? – спросила она.

– Дорогая, только когда вижу перед собой Великолепного Самца. Вы против?

– Нисколько.

– Ну насчет Великолепного Самца вопрос спорный, – хмыкнул Аллейн, – но мне надо бежать, Трой.

– Я догадалась.

– Не обращай внимания, если услышишь шум под своими окнами.

– Хорошо.

– А мы здесь причесывались, – вставила Крессида, – и откровенничали, так мило, по-свойски.

– Неужели? Кстати, мисс Тоттенхэм, давно хотел вас спросить: что у вас было на ногах, когда вы гримировали Молта в раздевальне?

– На ногах? – повторила Крессида, демонстративно подняв одну ногу в домашней туфельке, украшенной драгоценными камнями. – Золотистые босоножки, мистер Аллейн, а ногти были покрашены золотистым лаком в тон моему чудесному золотистому наряду.

– Потрясающе, – обронил Аллейн.

– Еще как! Меня просто трясло от холода, и мне пришлось сунуть мои очаровательные ножки в меховые бахилы дяди Прыга.

– Черт возьми!

– Правда? А почему? – Крессида на секунду задумалась, а затем, округлив глаза, глянула на Трой. – Боже! Запах, да? Эти волкодавы, я сбила их с толку, замазав следы Молта. Нет мне прощения!

– Надо полагать, вы отдали ему сапоги на время представления?

– Ну конечно. И я уверена, его ножищи взяли верх над моими лапуськами. Или все-таки мои духи оказались пронзительнее?

Аллейн проигнорировал вопрос и двинулся к двери.

– Чуть не забыл, – вдруг остановился он на полпути. – Когда вы поднялись наверх?

Крессида надула щеки и нажала пальцем на кончик носа: ни дать ни взять, веселенький проказник-купидон.

– Ну так когда же, – поторапливал Аллейн. – Сколько времени вы уже наверху?

– А в самом деле, сколько?

– Попробую вам помочь, – вмешалась Трой. – Вы пришли ко мне десять минут назад, я как раз заводила часы.

– А прежде вы были у себя, – напомнил Аллейн. – Как долго? – Он глянул на девушку. – Достаточно долго, чтобы переодеться.

– А это быстро не дается, – подхватила Крессида. – Скажем, минут двадцать. В библиотеке было дико скучно. Хилари сник, его достали полицейские ищейки, а дядя Берт Смит никогда меня особо не вдохновлял. Вот я и поднялась к себе.

– Вы кого-нибудь встретили по пути?

– Угадали, встретила. Этого придурка Найджела на лестнице, он выл как безумный и все про грехи поминал. Вы наверняка слыхали о том, как он подбросил мне сексуальную записочку? Про то, что я порочная женщина?

– Почему вы уверены, что он ее написал?

– А кто же еще? – удивилась Крессида. – Остальные, что бы ни думали, помалкивают. А у этого порочные женщины – любимая тема, только и знает, что о них трепаться.