Текст книги "В мишуре и блестках"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Пожалуй. А когда вы спустились к ужину?

– Не помню. Наверное, как всегда, последней.

– Вы не заметили, кто-нибудь входил или выходил из комнаты Форестеров?

Крессида беспомощно взмахнула руками.

– Заметила, и опять Найджела. Он выходил. Видимо, постели там разбирал и все такое. На этот раз он всего лишь шарахнулся к стене, словно у меня проказа.

– Спасибо, – сказал Аллейн. – Мне пора. – Он взглянул на жену. – Все в порядке?

– Да, не волнуйся.

Когда он вышел, Крессида резюмировала:

– Давайте смотреть правде в глаза, дорогая: я зря трачу порох.

Глава 8

МОЛТ

1

Прежде чем выйти из дома в ночную тьму, Аллейн завернул в кабинет, там было пусто. Он зажег все лампы, раздвинул занавески на окнах и вышел, заперев за собой дверь и положив ключ в карман. У двери библиотеки он остановился и прислушался: двое мужчин негромко беседовали, по отрывистому лающему смешку можно было безошибочно распознать мистера Смита. Рэйберн с четырьмя полицейскими и двумя проводниками с собаками ждал на парадном крыльце. Они двинулись в неогороженную часть двора.

– Дождь перестает, – крикнул Рэйберн. Ливень преобразился в мелкую, колючую, как иголки, изморось. Шум на дворе стоял страшный: деревья ревели и стонали, словно, потеряв разум, взамен обрели голос. К реву деревьев примешивался плеск воды, скрежет и лязг сорванных бурей железяк, болтавшихся по двору, как перекати-поле.

Надгробие Найджела таяло на глазах. Лежачая фигура была жутко изувечена, однако предка Билл-Тасмана все еще можно было узнать.

Они завернули за угол западного крыла и попали под яростный натиск ветра. Зашторенные окна библиотеки пропускали лишь тонкие полоски света, комната для завтраков была погружена во тьму. Но из кабинета лился яркий поток, освещавший молодую ель, отчаянно качавшуюся из стороны в сторону, и кучи мусора вокруг. В осколках стекла, омытых дождем, плясали мутные блики.

Ветер сбивал с ног, ледяные капли и летающие отбросы хлестали по лицу. Полицейские с мощными фонарями обыскивали местность. Лучи пересеклись на брошенной рождественской елке, а затем разбежались по огромным завалам мусора и зарослям крапивы и щавеля. Повсюду были видны доказательства поисков, проведенных слугами Хилари: следы, оставленные лопатами, граблями и тяжелыми ботинками. Лучи прошлись по молодой ели и замерли на ней, покуда Аллейн, повернувшись спиной к ветру, вглядывался в ветки. Наблюдение, сделанное из окна гардеробной, подтвердилось: молодые побеги как-то неестественно накренились. Аллейн также обнаружил глинистый слой под окном кабинета с четкими отпечатками шикарных ботинок Хилари: здесь он перелезал через подоконник, чтобы снять кочергу.

Аллейн взял фонарь, подошел поближе к дереву и посветил под ветви. Минуту или две спустя он подозвал одного из полицейских и попросил подержать фонарь, направляя его на елку. Аллейну пришлось орать прямо в ухо помощнику, столь оглушителен был вой ветра.

Полицейский взял фонарь, и Аллейн начал взбираться на дерево. Он старался держаться как можно ближе к стволу, где молодые ветви были покрепче. Мокрые иголки скользили по лицу, шматы снега обрывались и падали на шею и плечи, ветки хлестали по лицу и кололи пальцы. Елка сильно качнулась, а вместе с ней и Аллейн, луч фонаря последовал за ними. Аллейн обхватил руками и ногами ствол и стал взбираться вверх как по канату.

Внезапно внизу справа возник новый прямоугольник света, а в нем изумленная физиономия Хилари Билл-Тасмана. Стоя у окна библиотеки, он, задрав голову, наблюдал за Аллейном.

Чертыхаясь про себя, Аллейн ухватился левой рукой за утончившийся ствол, отклонился назад и глянул вверх. Ком снега ударил ему прямо в лицо.

Вот оно. Аллейн вытянул правую руку, еще чуть-чуть приподнялся и сорвал с ветки добычу. Окоченевшие пальцы плохо сгибались и почти утратили чувствительность. Аллейн сунул находку в рот и, скользя, покачиваясь и цепляясь за ветви, спустился на землю.

Он обошел вокруг дерева, Пока оно не скрыло его от Хилари, и погрел руки над фонарем. Стоявший рядом Рэйберн что-то сказал, Аллейн не разобрал, и тогда Рэйберн ткнул большим пальцем в сторону библиотечного окна. Аллейн кивнул, а затем выудил изо рта тонкую металлическую полоску золотистого цвета. Расстегнув плащ, он сунул ее в нагрудный карман пиджака.

– Возвращаемся, – скомандовал он.

Коллеги направлялись к парадному входу, как вдруг им под ноги упал луч света. В окружающем шуме и грохоте они расслышали голоса, призывающие их на помощь.

Оба пошли на свет, неровный, дрожащий, но постепенно становившийся все ярче. Внезапно, словно из-под земли, перед ними выросли полицейские. Аллейн посветил на их возбужденные лица.

– Что случилось? – крикнул Рэйберн. – Чего всполошились?

– Мы нашли его, мистер Рэйберн, мы его видели! Он вон там!

– Где?

– Лежит на пригорке, чуток подалее. Я оставил напарника приглядеть за ним.

– На каком пригорке? – заорал Аллейн.

– Наискосок отсюда, сэр. У дороги, что ведет в тюрьму.

– Идемте скорей, – разволновался Рэйберн.

Поисковая партия в полном составе двинулась по тропинке, которую частенько выбирала для прогулки Трой. Довольно скоро они увидели стоявший на земле фонарь, а рядом распростертую фигуру, лежавшую лицом вниз. Над ней стоял нагнувшись человек. Когда они подошли поближе, человек выпрямился и начал пинать лежачего.

– Боже! – взревел Рэйберн. – Что он делает! Боже!Да он рехнулся! Остановите его.

Он обернулся к Аллейну и увидел, что тот согнулся пополам.

Человек на пригорке, освещаемый своим же собственным фонарем, раза три неуклюже пнул неподвижную фигуру, а потом, изловчившись, ударил сильно и размашисто, и фигура взлетела в воздух. Дико жестикулируя, она рассыпалась на части. В лицо полицейским полетели грязные ошметки и мокрая солома.

Хилари придется соорудить новое пугало.

2

Дальнейшие изнурительные и нервные поиски окончились ничем, и в пять минут первого все вернулись в дом.

Полицейские сложили фонари и мокрое сверкающее обмундирование в кучу на крыльце, отвели собак в пустующую раздевальню западного крыла и, сняв сапоги, в носках вошли в холл. Центральное отопление Холбердса словно взбесилось, и продрогшим беднягам сразу показалось, что в доме жарко, как в турецких банях.

Хилари, движимый неиссякаемым гостеприимством, появился, хлопоча, из коридора, ведущего в библиотеку. Он был полон участия и обеспокоенно заглядывал по очереди в замерзшие лица, то и дело оборачиваясь к Аллейну, словно призывая засвидетельствовать, как он расстроен.

– Немедленно в столовую! Все. Пожалуйста, без возражений, – кричал Хилари, собирая полицейских в гурт, словно пастушья собака. И поисковая партия с овечьей покорностью позволила собой командовать.

Холодные закуски, выложенные на столе, могли бы сделать честь пещере Али-бабы. На буфете выстроилась армия бутылок: виски, ром, бренди, а также дымящийся чайник. Если бы Хилари умел, подумал Аллейн, он сейчас же принялся бы варить пунш. Вместо этого, упросив Рэйберна распорядиться выпивкой, Хилари стал накладывать на тарелки холодное мясо изумительных сортов.

Никто из слуг на пиршестве не присутствовал.

Зато в столовой появился мистер Смит. Выглядел он как всегда: скептическая ухмылка и пронзительный взгляд. С особым вниманием, как заметил Аллейн, мистер Смит наблюдал за приемным племянником. Что он на самом деле чувствовал, глядя на суетившегося Хилари? Ироническую нежность? Раздражение от чересчур светских манер? Или же скрытую тревогу? Последнее почти наверняка. Все свое внимание и заботу Хилари обрушил на Рэйберна и его смущенных подчиненных. Потупив головы, они жевали, уставившись на собственные носки. Мистер Смит поймал взгляд Аллейна и подмигнул.

По столовой плыли экзотические запахи. Рэйберн протиснулся к Аллейну.

– Ничего, если мы с ребятами отправимся восвояси? – спросил он. – Кругом моря разливанные, и мы не хотим застрять по дороге.

– Ну разумеется. Надеюсь, моя команда доберется без помех.

– Когда вы их ждете?

– Думаю, к утру прибудут. Они едут на машинах и по дороге заглянут на станцию.

– Если им мокроступов не хватит, – сказал Рэйберн, – можем одолжить. Похоже, они им понадобятся. – Он откашлялся и обратился к своим молодцам: – Давайте-ка, ребята, потихонечку.

Хилари начал многословно прощаться, и на мгновение даже показалось, что он сейчас разразится речью, но взгляд мистера Смита удержал его.

Аллейн проводил полицейских до дверей. Поблагодарил за работу, сказал, что остался очень доволен их совместной деятельностью, и предположил, что им, возможно, придется встретиться еще раз, хотя, понятное дело, они предпочли бы обойтись без повторного вызова. Польщенные полицейские смутились. Облачившись в непросохшее обмундирование, они гуськом направились к ожидавшим их фургонам. Рэйберн задержался.

– Значит, до скорого, – подытожил он. – Приятно было встретиться.

– Так уж и приятно?

– Ну...

– Я буду держать вас в курсе.

– Надеюсь, все получится, – вздохнул Рэйберн. – Однажды я подумывал перейти в детективы, но... не знаю... почему-то не выгорело. Но сегодня я был очень рад поразмяться. Понимаете меня?

– Кажется, понимаю.

– Послушайте, пока я не ушел, не скажете ли, что вы отыскали на той елке?

– Конечно, Джек. Просто раньше не было случая.

Аллейн сунул руку в нагрудный карман и вытащил, держа между большим и указательным пальцами, тонкую золотистую полоску. Рэйберн воззрился на находку.

– Мы видели ее из окна гардеробной, – напомнил Аллейн.

– Металлическая, – протянул Рэйберн, – но не мишура. Что бы это могло быть? Обрывок рождественского украшения, занесенный ветром и запутавшийся в хвое?

– В хвое-то он запутался, но не с наветренной стороны. Больше всего это похоже на клок ткани.

– На елке он немало провисел.

– Да, похоже. Что он вам напоминает?

– Черт побери! – изумился Рэйберн. – Да провалиться мне на этом месте. Ну конечно! Не проверить ли прямо сейчас?

– А не боитесь, что ваши ребята заждутся?

– Да ладно вам!

– Тогда идем.

В раздевальне все было, как прежде: запах грима, парик, напяленный на импровизированную болванку, меховой сапог, следы на ковре, картонная трубка с кочергой внутри и висевшее на плечиках у стены одеяние Друида из золотой парчи.

Аллейн развернул костюм и, указав на мокрый и помятый сзади воротник, приложил к нему клочок ткани с дерева.

– Трудно сказать, – размышлял он. – Клочок очень маленький, с ним надо разбираться в лаборатории. Но очень может быть.

Аллейн принялся дюйм за дюймом исследовать платье. Осмотрев перед и спинку, он вывернул балахон наизнанку.

– Подол, конечно, сырой, иначе и быть не могло: в костюме бегали по заснеженному двору. Подшивка немного распоролась и торчит. Сзади сверху донизу идет молния. Воротник немного перекосило. Так! Возможно, он порван.

– Да, но... Послушайте, ерунда какая-то получается, – пробормотал Рэйберн. – Как ни крути, а картинка не складывается. Хламида здесь,в раздевальне. А когда его ударили – еслиего ударили, – он был без костюма. Хотя костюм могли снять с тела и притащить сюда, но это же глупо! Тогда на нем должны следы остаться!

– Да-да, – рассеянно согласился Аллейн. – Должны.

Он наклонился, заглянул под гримировальный столик, вытащил оттуда картонную коробку, служившую мусорной корзинкой, и водрузил на столик.

– Салфетки, – перечислял Аллейн, исследуя содержимое коробки. – Тряпка. Оберточная бумага... Ага, а это что?

Он ловко выхватил из мусора два комочка ваты размером со шляпку небольшого гриба.

– Мокрые. – Он склонился над комочками. – И не пахнут. Их оторвали вон от того рулона, что лежит рядом с пудреницей. Но зачем? Хотел бы я знать, черт побери!

– Стереть грим? – ввернул Рэйберн.

– На них нет пятен. Они лишь мокрые. Интересно!

– Пожалуй, больше не стоит заставлять моих ребят ждать, – грустно произнес Рэйберн. – Очень было замечательно, несмотря ни на что. Хоть какое-то разнообразие, а то каждый день одно и то же. Что ж, желаю вам удачи.

Коллеги пожали друг другу руки, и Рэйберн удалился. Аллейн отрезал от подола костюма кусочек золотистой парчи в качестве образца.

Оглядев напоследок раздевальню, он запер ее. Поворот ключа напомнил ему о кабинете. Пройдя через холл в западный коридор, Аллейн отпер кабинет и погасил там свет.

Когда он возвращался, дверь библиотеки в дальнем конце коридора отворилась и на пороге появился мистер Смит. Увидев Аллейна, он на мгновение замер, а потом поднял руку, как дежурный постовой, останавливающий машину.

Аллейн ждал его в конце коридора. Мистер Смит подхватил суперинтенданта под локоть и повел в холл. Кроме догорающих каминов и торшера, стоявшего под галереей, у подножия правой лестницы, иного освещения в холле не было.

– Вам, похоже, не спится? – поинтересовался Аллейн.

– А вам? – парировал мистер Смит. – Собственно говоря, я хотел потолковать кое о чем, если, конечно, вам служба позволяет. Илли ушел спать. Как насчет стаканчика на сон грядущий?

– Большое спасибо, но откажусь. Впрочем, вы на меня не оглядывайтесь, выпейте.

– Не горю желанием. Я свою ежедневную дозу уже принял, к тому же меня ждет ячменная вода. Хотя как вспомню позавчерашний миленький сюрпризик, заранее начинает тошнить.

– Больше мыла не было?

– И надеюсь, не будет, – скривился мистер Смит и, подойдя к ближайшему камину, сгреб в кучу тлеющие дрова. – Уделите мне минутку? – спросил он.

– Разумеется.

– Если я спрошу ваше мнение об этой заварушке, – продолжал старик Смит, – то скорее всего получу в ответ то, что называется пустой отговоркой, верно?

– Поскольку я до сих пор не сформировал собственного мнения, то, по-видимому, так оно и будет.

– Хотите сказать, не знаете, что и думать?

– Примерно так. Я нахожусь в стадии коллекционирования.

– Что это значит?

– Вы ведь и сами коллекционер, мистер Смит, и очень удачливый, как говорят.

– И что с того?

– Наверное, когда вы начинали, случалось так, что у вас собиралось множество всяких предметов, настоящую стоимость которых вы затруднялись определить. Что-то могло оказаться мусором, что-то – ценной вещью. В куче барахла скрывались один или два подлинника. Но в те дни вы ни за что на свете не смогли бы угадать их.

– Ну-ну, хорошо объясняете, приятель.

– Боюсь, чересчур высокопарно.

– Я бы не сказал. Но послушайте меня. Я в своем деле быстро научился выводить на чистую воду и покупателя, и продавца, нутром чуял. Нюх у меня был всегда, спросите Илли. Я умел выбирать, даже если мне пытались запудрить мозги.

– Как прикажете понимать вас, мистер Смит? – Аллейн извлек из кармана трубку и принялся ее набивать. – Уж не намекаете ли вы, что кто-то пытается запудрить мне мозги?

– Я так не сказал. Возможно, но я не об этом, нет. Моя мысль вот какая: в вашей работе, наверное, всегда полезно знать, с какого сорта людьми вы имеете дело. Так?

– Вы задумали, – шутливым тоном откликнулся Аллейн, – просветить меня насчет обитателей Холбердса?

– Пока я ничего такого не предлагал. Ну ладно, я размышлял о личностях, о характерах. Сдается мне, в вашем ремесле характерам придается немалое значение.

Аллейн подцепил щипцами раскаленный уголек.

– По-всякому бывает, – сказал он, раскуривая трубку. – Мы имеем дело с голыми и часто неудобными фактами, и порою они идут вразрез с характером человека. Люди, простите за банальность, бывают удивительно противоречивы. – Аллейн многозначительно взглянул на мистера Смита. – И тем не менее мне было бы очень интересно услышать мнение эксперта по поводу, – обвел он рукой комнату, – подобранной здесь коллекции.

Мистер Смит молчал. Аллейн смотрел на него и думал: если бы ему пришлось охарактеризовать этого человека одним словом, какое бы он выбрал? Проницательный? Себе на уме? Человек-загадка? Лысина, прикрытая начесанными с боков черными волосами, маленькие зоркие глазки, поджатые губы – в облике старика было что-то хищное. Жесткий человек. Или же Аллейн задним умом крепок? Что бы он сказал о мистере Смите, если бы никогда о нем прежде не слыхал?

– Уверяю вас, мне было бы очень интересно, – повторил он и опустился в одно из двух огромных кресел, стоявших по разные стороны камина.

Мистер Смит пристально разглядывал собеседника. Затем достал портсигар, выбрал сигару и сел в другое кресло. Со стороны они выглядели в точности как на картинке для рождественского обозрения под названием "Закадычные приятели".

Мистер Смит обрезал сигару, щелкнул золотой зажигалкой, затянулся и задумчиво уставился на кольца табачного дыма.

– Для начала, – произнес он, – мне очень нравился Альф Молт.

3

Далее последовала трогательная, не лишенная своеобразия история давнего знакомства. Мистер Смит впервые встретился с Молтом, когда Хилари, будучи юношей, жил вместе с Форестерами на Ханс-плейс. Прежняя вражда давно заглохла, и мистер Смит каждое воскресенье приходил обедать. Иногда он являлся раньше условленного часа, в отсутствие Форестеров, посещавших церковь, и Молт проводил его в кабинет полковника. Сначала денщик держался отчужденно, поскольку глубоко не доверял людям, равным ему по происхождению, но выбившимся из грязи в князи. Однако со временем предвзятое отношение если и не вовсе сошло на нет, то значительно ослабло и между ними возникла дружба: снисходительная, догадался Аллейн, со стороны Молта, и вполне искренняя со стороны мистера Смита. Смит был тем человеком, с кем Молт мог посплетничать. И он таки сплетничал, но никогда о полковнике, которому был безгранично предан.

Порой он намекал на неких людей, эксплуатирующих полковника, поносил жуликоватых торговцев и бессовестных служанок, причем к последним открыто ревновал.

– Ежели хорошенько подумать, он был из породы ревнивцев, – определил мистер Смит и умолк, ожидая отклика.

– Значит, он мог возражать против приемного племянника?

– Против Илли? Ну... придирался к нему, но только по мелочам, дескать, работы задает по дому и опаздывает к обеду. В таком роде.

– Он был нетерпим к нему?

– Не более, чем к любому другому, кто нарушал порядок, – быстро ответил старик. – Он был помешан на порядке, старина Молт. А кроме того, он понимал, что я не потерплю... – Он умолк в нерешительности.

– Не потерпите чего? – подхватил Аллейн.

– ...если о мальчике станут говорить плохо, – коротко ответил мистер Смит.

– А как насчет мисс Тоттенхэм? Как она с ее привычками уживалась с чистюлей Молтом?

– Наша раскрасавица? Я рассказываю о том, что было двадцать лет назад. Тогда ей было... сколько?.. три годика. Я не видел ее, но много слышал. Она воспитывалась в чужой семье. Семейка была вся из себя, но чуток поиздержавшаяся и нуждавшаяся в наличных. В смысле манер там все было по высшему разряду. Альф в девчонке души не чаял. Что ж, глядя на то, что получилось, его можно понять. – Мрачная ухмылка тенью пробежала по лицу мистера Смита и исчезла. – Чудо как хороша.

– Молт когда-нибудь высказывался о помолвке?

– Не без того, он ведь тоже живой человек... Или был таковым, бедолага... Он твердо придерживался мнения, что Илли очень, очень повезло, и больше ничего знать не хотел. А все потому, что полковник принимал участие в девчонке, а полковник не мог ошибиться. В этом пункте Альф насмерть стоял. Да и папаша ее вроде бы погиб, спасая полковника. Выходит, она – дочь героя. Так что никуда не денешься.

– А вы одобряете помолвку?

– Она ведь еще официально не объявлена, верно? А как же. Илли знает толк и в вещах, и в людях. С первого взгляда отличит добро от дряни. И пусть она выкамуривает из себя этакую видавшую виды красотку, Илли знает, как с ней управляться, будьте спокойны. А как же, – повторил мистер Смит, с усмешкой разглядывая кончик своей сигары. – Знаю, что болтают о Билл-Тасмане. Потешный. Непонятный. Чудной. Да ведь в бизнесе такая репутация только на руку, больше ходов-выходов имеешь. Но ничего потешного Илли никогда не вытворит ни в работе, ни в удовольствиях, головой ручаюсь. Ей придется стать хорошей девочкой, и будьте уверены, она об этом знает.

Помолчав немного, Аллейн решился:

– Не вижу оснований утаивать от вас следующее. Существует версия, что те розыгрыши, если их можно так назвать, дело рук Молта.

– Не болтайте ерунды, приятель, – вдруг расшумелся старик. – Глупость, да и только. Альф Молт подкладывает мыло в мою ячменную воду? Кто ж такому поверит? Мы с ним были дружбанами, ясно? Ну вот и смекайте.

– Он не любил здешнюю прислугу, правда?

– Правильно, не любил, считал их отребьем. А кто они есть-то на самом деле? Но это еще не значит, что он захочет им напакостить, подсовывая дурацкие записки и творя прочие гадости. Альф Молт! Да ради бога!

– Возможно, вы не слышали о Других инцидентах, – сказал Аллейн. – Например, о ловушке в духе Мервина, расставленной для моей жены.

– Ага! Я так и знал, что тут дело нечисто.

– Правда? Сегодня вечером произошел более отвратительный случай. После того как Найджел совершил вечерний обход гостевых комнат и прежде чем полковник Форестер лег спать, кто-то заклинил окно в его комнате. Попытка открыть его окончилась приступом.

– Ну и дела! Бедный полковник. Еще один припадок! И этотоже сделал Альф Молт, да?

– А кто же по-вашему?

– Найджел. Элементарно.

– Нет, мистер Смит, не Найджел. Он закрывал окно в моем присутствии, а потом ринулся вниз, громко горюя о себе, грешном.

– Значит, вернулся.

– Не думаю. Временной промежуток был слишком короток. Конечно, мы постараемся выяснить, кто тогда находился в той части дома. И мы надеемся...

– ...на помощь полицейским в расследовании, – ехидным тоном закончил мистер Смит.

– Именно.

– На меня нечего надеяться. Я был с Илли в библиотеке.

– Весь вечер?

– Весь вечер.

– Ясно.

– Послушайте! Эти безмозглые записки, мыло, ловушки, сколько всего наворочено! И никто ничего не приметил, все шито-крыто, верно? И кто же тогда проказничает? Тот, кто живет в доме и имеет возможность шнырять незаметно туда-сюда. Забудьте про клин. Наверное, это другой случай. Но про остальное ясно и ежу!

– Найджел?

– Точно! Больше некому. Мистер Найджел Чокнутый. Целыми днями снует из одного шикарного апартамента в другой и подбрасывает записки, подмешивает мыло в питье.

– С клином мы разберемся.

– Неужто?

– А как же.

– Ага! Похоже, вы знаете, кто это сделал, верно? Так знаете или нет?

– Есть у меня одно соображение.

– Ну до чего ж вы славный парень, Аллейн! – елейным тоном произнес мистер Смит. – Аж дух захватывает.

– Мистер Смит, – не остался в, долгу Аллейн, – хочу спросить вас, зачем вы тратите столько сил, сохраняя свой прежний говор? Если, конечно, именно так вы говорили с рождения. Может быть, – надеюсь, вы простите меня, – это некий изыск? Или намерение показать всем, что с Бертом Смитом шутки плохи? Пожалуйста, не обижайтесь, к делу мой вопрос отношения не имеет, я не должен был его задавать, но мне любопытно.

– А вы не простой легавый, а? Куда вы метите? Что у вас на уме? Бог мой, да с вами надо ухо держать востро!

– Ну вот, вы и обиделись. Извините.

– Кто сказал, что я обиделся? Только не я. Ладно, ладно, профессор Хиггинс, вы опять попали в точку. Попробую растолковать. На своем веку я повидал много всякого сброда. Шушеры, что пыжатся выглядеть господами. Я повидал также немало людей, выбившихся наверх тем же способом, что и я, начав на дне. Но они напустили на себя шикарный вид, заговорили по-ученому, такую рожу скорчат, не подступись. Но кого они могут обмануть? Только самих себя. В "Кто есть кто" про них написано: "Обучался частным образом", а как забудутся или разгорячатся, сразу видно, откуда они родом: из подворотни. Нет, это не по мне. Я таков, каков есть. Родился в Дертфорде, обучалсягде попало. Большей частью в подворотне. Вот так. – Он помолчал немного, а затем, бросив на Аллейна неописуемо хитрый взгляд, горестно произнес: – Беда в том, что я выпал из гнезда. Потерял связь с прежней жизнью. Приходится вращаться в неподобающей компании, вот и силюсь удержать знамя лихой братвы, понимаете? Наверное, меня можно обозвать снобом наоборот.

– Да, – согласился Аллейн, – наверное. Простительная слабость. Впрочем, у всех свои причуды.

– Это не причуда, – резко возразил мистер Смит. Его взгляд снова стал зорким и хищным. – Это средство, и оно приносит удачу, верно? Говорят, Георг V проникся небывалой симпатией к Джимми Томасу. А почему? Да потому что он и был Джимми Томасом, и нечего нам баки заливать. Когда он забывался и путал окончания, то хватал себя за руку и распутывал их. Факт! – Мистер Смит встал и во весь рот зевнул. – Если вы закончили под меня копать, то я, пожалуй, побреду. Я собирался завтра уехать, но если погода не изменится, то я переменю планы. Пока работают телефоны, работаю и я. – Дойдя до лестницы, он оглянулся. – Заодно вам не придется тратить на меня шпика, если я здесь осяду, верно?

– Вы когда-нибудь служили в полиции, мистер Смит?

– Я?! Легавый?! Ради бога! – отозвался "сноб наоборот" и, посмеиваясь, двинулся наверх.

Оставшись один, Аллейн переждал несколько минут, глядя на замирающий огонь и прислушиваясь к ночным звукам большого дома. Наружные двери были заперты на замки и засовы, шторы задернуты. Буря давала о себе знать лишь смутными шорохами, отдаленным дребезжанием ставень и невнятным бормотанием, то и дело возникавшим в дымоходах. Потрескивало и пощелкивало старое дерево, напоминая о дробном звуке кастаньет, и вдруг где-то далеко раздался вой: видимо, в трубе центрального отопления случился затор. Затем воцарилась тишина.

Аллейн привык к ночным бодрствованиям, срочным вызовам, неожиданным изменениям распорядка дня, но сейчас он чувствовал, что и в самом деле пробыл на ногах слишком долго. Только сегодня утром он приземлился в Англии. Трой наверняка уже крепко спит.

Легкая перемена в ночных звуках привлекла его внимание. Шаги на галерее? Он прислушался. Тишина. На галерее было темно, но Аллейн помнил, что у подножия каждой лестницы находился щит с автоматическими переключателями света наверху и в холле. От камина Аллейн двинулся к торшеру, стоявшему у правой лестницы, под галереей, поискал глазами выключатель, намереваясь погасить лампу, нашел и протянул левую руку.

Шок от внезапного удара может вырвать из настоящего и перенести в прошлое. На долю секунды Аллейну почудилось, что ему шестнадцать лет и его ударили по руке концом крикетной биты. Старший брат Джордж, потеряв терпение, набросился на него. Ощущение было столь же знакомым, сколь и ошеломляющим.

Придерживая поврежденную руку другой рукой, Аллейн глянул под ноги и увидел светло-зеленые фарфоровые черепки с ярким узором.

Онемение в руке сменилось пронзительной болью. Нет, не сломана, подумал Аллейн, это было бы уж слишком. С некоторым усилием он сжал и разжал пальцы и даже, морщась от боли, слегка согнул локоть. Приглядевшись к черепкам, валявшимся у его ног, он узнал в них останки вазы, стоявшей на маленьком столике на галерее, – большая и, несомненно, чрезвычайно ценная ваза. Ах, как огорчится Билл-Тасман, подумал Аллейн.

Боль стала пульсирующей, жгучей, но терпеть можно было. Согнув руку, он засунул ее под пиджак. Сойдет на время вместо повязки. Затем Аллейн двинулся к подножию лестницы. Что-то пролетело вниз по ступенькам, слегка задев его, и стремительно скрылось во тьме под галереей. Аллейн услышал мяуканье, царапанье и глухой хлопок: видимо, открыли и закрыли дверь, обитую зеленым сукном.

Секундой позже, где-то наверху и довольно далеко от Аллейна, раздался женский крик. Включив свет на галерее, Аллейн ринулся наверх. Каждый шаг болезненно отдавался в руке.

Навстречу ему сломя голову неслась Крессида. Она налетела на него, схватила за плечи, и Аллейн невольно взвыл.

– Нет! – лепетала Крессида. – Нет! Я не вынесу. Не хочу! Ненавижу. Нет, нет, нет!

– Ради всего святого, что случилось? – спросил Аллейн. – Успокойтесь.

– Кошки! Они специально это делают. Хотят избавиться от меня.

Аллейн удерживал девушку здоровой рукой и чувствовал, как она дрожит, ее словно знобило от холода. Крессида смеялась, плакала и отчаянно прижималась к нему.

– На моей кровати, – бормотала она. – Он был на моей кровати. Я проснулась и коснулась его. Прямо у самого лица. Они знают, что делают! Они ненавидят меня! Помогите.

Аллейну удалось обхватить ее запястья обеими руками, и он подумал: "Отлично, значит, кости целы".

– Ладно, – сказал он, – угомонитесь. Все кончилось, кот смылся. Ну, пожалуйста. Хватит! – добавил он, когда Крессида вновь сделала попытку уткнуться лицом ему в грудь. – Надо торопиться, к тому же мне больно. Простите, но вам придется сесть на ступеньку и постараться взять себя в руки. Вот так, замечательно. Будьте добры, оставайтесь здесь.

Крессида опустилась на верхнюю ступеньку. В короткой и прозрачной ночной рубашке она выглядела словно фотомодель, ненароком угодившая на съемки трагикомедии.

– Мне холодно, – произнесла она, стуча зубами.

Автоматический переключатель света на лестнице щелкнул, и они оказались в темноте. Выругавшись, Аллейн нащупал выключатель на стене. И в тот же миг, словно во французском водевиле, в разных концах галереи открылось по двери и на пол легли два ярких пятна света. С левой стороны на пороге появилась Трой, с правой – Хилари. Настенные лампы заискрились желтым огнем.

– Господи прости, что... – начал Хилари, но Аллейн не позволил ему высказаться до конца.

– Укройте ее, – показал он на Крессиду. – Ей холодно.

– Крессида! Любимая! Но чем? – заволновался Хилари. Он сел рядом с невестой на ступеньку и сделал неуклюжую попытку укрыть ее полами своего халата. Трой сбегала обратно в комнату и вернулась с пуховым одеялом. В коридоре, где находились комнаты для гостей, послышались голоса и стук дверей. Ситуация начинала отдавать гротеском.

На галерее появился мистер Смит, за ним миссис Форестер. Первый был в брюках, рубашке, подтяжках и носках, вторая – в халате практичной расцветки и шерстяной шапочке, напоминавшей детский чепчик.

– Хилари! – Миссис Форестер сразу взяла высокую ноту. – Твоему дяде и мне начинают надоедать подобные штучки. Они вредят его здоровью. Будь любезен, Прекрати безобразие.

– Тетушка Трах, уверяю вас...

– Дамочка! – вмешался мистер Смит. – Вы правы, как никогда. Я того же мнения. Что на этот раз случилось, Илли?

– Понятия не имею, – огрызнулся Хилари. – Не знаю, что произошло и почему Крессида сидит здесь в одной ночной рубашке. И не понимаю, почему вы все набросились на меня. Мне эти встряски нравятся не больше, чем вам. И я не в состоянии уразуметь, как, черт побери, – прошу прощения, тетя Трах – у вас хватает нахальства требовать каких-то действий, когда отныне от меня ничего не зависит.

Все четверо возмущенно уставились на Аллейна.

"Как же мне повезло, где бы еще я смог увидеть разом столько редчайших экземпляров рода человеческого", – подумал Аллейн и обратился к аудитории: