Текст книги "В мишуре и блестках"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Что они делают?

– Насколько я понял, раздеваются, что, имея в виду Крессиду, не может не доставить удовольствия, и разрисовывают лица зелеными завитками, что – опять же в отношении моей невесты – является вопиющей порчей природных ресурсов. И вредно для кожи.

– Загадочное явление.

– К несчастью, тетя Трах не совсем одобряет Крессиду, подопечную дяди Прыга. Ее отец служил под началом дяди Прыга и был убит в оккупированной Германии, спасая жизнь дяди, Поэтому дядя Прыг чувствовал себя обязанным и воспитал Крессиду.

– Ясно, – повторила Трой.

– Знаете, – улыбнулся Хилари, – что мне нравится в вас, кроме вашего дара и внешности, так это завидная лаконичность во всех проявлениях. Вы словно выдающееся произведение искусства очень интересного периода. Если бы не Крессида, я бы, наверное, приударил за вами.

– И поставили бы меня в неловкое положение, – с нажимом произнесла Трой.

– Вы предпочитаете не сближаться со своими моделями?

– Именно.

– Мне понятна ваша точка зрения, – покивал Хилари.

– Я рада.

Покончив с булочкой, он окунул салфетку в горячую воду, вытер пальцы и подошел к окну. Занавески с розочками были задернуты; Хилари раздвинул их и стал вглядываться в темноту.

– Снег идет, – промолвил он. – Дяде Прыгу и тете Трах предстоит романтическое путешествие по бескрайней пустоши.

– Разве... Они приезжают сегодня?

– Ах да, забыл вам сказать. Тот звонок из Лондона был от их экономки. Они выехали до рассвета и рассчитывают прибыть к ужину.

– У них переменились планы?

– Нет, просто вдруг решили, что надо ехать. Они начинают готовиться к поездке в гости по крайней мере дня за три до назначенного срока и все равно терпеть не могут предотъездное состояние. Поэтому решили его сократить. Я пойду отдохну. А вы?

– После прогулки меня что-то клонит ко сну. Я тоже отправлюсь к себе.

– Это северный ветер виноват. Он новичков в сон вгоняет. Я велю Найджелу разбудить вас в половине восьмого. Ужин в полдевятого, предупредительный звонок дается за четверть часа. Приятного вам отдыха, – поклонился Хилари, открывая дверь для Трой.

Проходя мимо него, Трой вдруг осознала, какой он высокий, а также ощутила его запах: аромат хорошего твида, смешанный с чем-то более экзотическим.

– Приятного вам отдыха, – повторил Хилари.

Поднимаясь по лестнице, Трой спиной чувствовала пристальный взгляд хозяина дома.

4

В спальне она застала Найджела. Он подготовил к вечеру ее шелковое платье рубинового цвета и все, что к нему полагалось. Трой понадеялась, что ансамбль не навел его на мысль о пороке.

Найджел стоял на коленях перед камином, раздувая огонь, что было совершенно излишне: дрова ярко пылали. Волосы второго слуги были настолько светлыми, что Трой почти боялась увидеть под густыми белесыми ресницами розовые глазки. Найджел встал на ноги и, глядя в пол, глухим бесцветным голосом осведомился, не нуждается ли мадам в чем-нибудь еще. Та ответила, что больше ничего не нужно.

– Ночь выдастся бурной, – заметила Трой, стараясь говорить как можно более естественно и все равно чувствуя, что сбивается на интонации романтических героинь.

– На все воля божья, миссис Аллейн, – сурово произнес Найджел и вышел. Трой засомневалась было в абсолютном выздоровлении слуги, но, вспомнив уверения Хилари, успокоилась.

Она приняла ванну, блаженствуя в ароматных смолистых парах и размышляя о том, как деморализует подобный образ жизни, если к нему привыкнуть. В конце концов Трой пришла к выводу (несомненно, порочному, с точки зрения Найджела), что до сих пор, по крайней мере, роскошь усиливала в ее характере лучшие стороны. Она подремала у камина, прислушиваясь сквозь сон к мягкому шороху падающего снега. В полвосьмого в дверь постучал Найджел и Трой встала, чтобы одеться. В комнате стояло большое подвижное зеркало и Трой не без удовлетворения отметила, что рубиновое платье ей очень к лицу.

Тишину нарушили отдаленные звуки: кто-то приехал. Урчанье мотора. Хлопок двери. После продолжительной паузы голоса в коридоре, а затем в соседней комнате. Брюзгливый женский голос – дама, очевидно, задержалась на пороге комнаты – прокричал:

– Нисколько. Чушь! Кто говорит об усталости? Мы не станем переодеваться. Я говорю – мы не станем переодеваться. – Снова пауза и опять женский голос: – Тебе ведь не нужен Молт, да? Молт! Полковник не нуждается в вашей помощи. Чемоданы распакуете позже. Я сказала, что он может распаковать чемоданы попозже.

"Дядя Прыг глух как пень", – подумала Трой.

– И перестаньте, – донеслось из-за стены, – надоедать мне с бородой!

Дверь закрылась. Кто-то пошел прочь по коридору.

"С бородой? —удивилась Трой. – Я не ослышалась, она говорила про бороду?"

Несколько минут из соседней комнаты ничего не было слышно. Трой заключила, что кто-то из супругов удалился в ванную, находившуюся с другой стороны. Догадка подтвердилась, когда прямо за гардеробом Трой раздался мужской голос: "Тру! Что с моей бородой?" Ответа Трой не разобрала.

Вскоре она услышала, как Форестеры вышли из своих апартаментов.

Трой решила дать им время побыть наедине с Хилари, и, когда в конюшенной башне прозвонил колокол, созывавший к ужину, она все еще задумчиво смотрела на огонь. Колокол, по словам Хилари, был трофеем и находился в доме со времен разграбления монастырей Генрихом VIII. "Не напоминает ли он Найджелу о его монашеской жизни до того, как он немножечко рехнулся?" – подумала Трой.

Она стряхнула с себя мечтательную сонливость и направилась вниз в большой холл, откуда поджидавший здесь Мервин проводил ее в зеленый будуар.

– Мы не используем библиотеку, – со значением произнес он. – Мадам.

– Вы удивительно внимательны, – отозвалась Трой. Мервин открыл дверь будуара, и Трой вошла.

Форестеры вместе с Хилари стояли перед камином, на Хилари был сливового цвета домашний костюм и широкий галстук. Полковник Форестер производил впечатление вечно удивленного старичка с бело-розовым лицом и пушистыми усами. Однако бороды у него не было. Полковник пользовался слуховым аппаратом.

Миссис Форестер выглядела так же, как и говорила, – внушительно: грубоватое лицо, рот, похожий на капкан, глаза навыкате, увеличенные сильными линзами, редкие седые волосы стянуты в пучок на затылке. Длина ее юбки колебалась между миди и макси, волнообразность подолу придавали многочисленные теплые поддевки. До пояса полковница была облачена в несколько вязаных кофт, все тусклого красно-коричневого цвета, но разных оттенков. С шеи свисала двойная нитка бус, в которых Трой заподозрила великолепный натуральный жемчуг. Блеск старинных колец на пальцах был приглушен застрявшим в них мылом. В руках миссис Форестер держала плетеную сумку неопределенного назначения с вязанием и носовым платком.

Хилари представил гостей друг другу. Полковник Форестер просиял и отвесил Трой легкий поклон. Миссис Форестер коротко кивнула.

– Как вы чувствуете себя здесь? – спросила она. – Мерзнете?

– Нисколько, спасибо.

– Я спрашиваю, потому что вы, должно быть, проводите массу времени в чересчур натопленных студиях, рисуя обнаженную натуру. Я говорю – рисуя обнаженную натуру.

Трой догадалась, что привычка громко повторять слова, усвоенная миссис Форестер в общении с мужем, стала автоматической. Полковник добродушным жестом указал на слуховой аппарат, на что его жена не обратила ни малейшего внимания.

– Я не позирую голышом, дорогая тетушка, – заметил Хилари, разливавший напитки.

– Хорошенькое было бы зрелище.

– Полагаю, вы судите о художниках по "Трилби" и "Богеме".

– Я видел Бирбома Три в "Трилби", – припомнил полковник Форестер. – Он умирал, распластавшись навзничь на столе. Ужасно мило.

Раздался стук в дверь, и в комнату с весьма взволнованным видом вошел мужчина. Но не столько волнение бросалось в глаза, сколько следы сильного ожога, самым печальным образом изуродовавшие его лицо. Шрамы спускались от лба до подбородка, отчего рот перекосило на сторону.

– В чем дело, Молт? – недовольным тоном осведомилась миссис Форестер.

– Прошу прощения, сэр, мне очень жаль, – обратился мужчина к Хилари. – Я только хотел успокоить полковника, сэр. С бородой все в порядке, сэр.

– О, хорошо, Молт. Отлично. Отлично, – довольно кивнул полковник Форестер.

– Спасибо, сэр, – сказал мужчина и удалился.

– А что с вашей бородой, дядя Прыг? – спросил Хилари к величайшему облегчению Трой.

– Не с моейбородой, а с той самой бородой, старина. Я боялся, что мы ее забыли, а потом боялся, что она помнется в чемодане.

– Ну так вот, Род, она не помялась. Я же говорила, что ничего с ней не случится.

– Хорошо, теперь я спокоен.

– Вы будете Дедом Морозом, полковник? – осведомилась Трой. Полковник радостно просиял и засмущался.

– Я знал, что вы так подумаете, – ответил он. – Но нет. Я – Друид. Что вы на это скажете?

– Вы... то есть... вы принадлежите?..

– Не к одному ли из этих якобы древних орденов, – вмешался Хилари, – что увлекаются накладными бородами из ваты и каждые две недели по вторникам устраивают потешные пляски вокруг деревьев?

– Ох, ладно тебе, сынок, – проворчал дядя. – Это нечестно.

– Ну что ж, значит, вы не из тех. В Холбердсе, – продолжал Хилари, обращаясь к Трой, – святого Николая, или Санта Клауса, или как вам угодно называть этого тевтонского старичка, заменяет более древняя и более историчная фигура: легендарный предшественник отправителей ритуалов зимнего солнцестояния, передавший, вольно или невольно, изрядную долю своих познаний христианским преемникам. Я говорю о Великом Друиде.

– И викарий не возражает, – с искренней серьезностью вставил полковник. – Уверяю вас, ни капельки не возражает.

– Что неудивительно, – заметила его жена с загадочной усмешкой.

– Он даже приходит на праздник. Так что, как видите, я буду Друидом. Я каждый год его представляю, с тех пор как Хилари здесь поселился. Будет елка, и ветвь для поцелуев, и, конечно, много омелы. Все дети придут: здешние, из Вейла и из соседних поселков. Чудесный праздник, и мне нравится роль Друида. А вы любите наряжаться?

Вопрос прозвучал столь по-детски простодушно, что у Трой, тут же вспомнившей о персонажах "Алисы в стране чудес", не хватило духу охладить энтузиазм полковника, и она, изобразив восторг, ответила утвердительно. Она бы не удивилась, если бы полковник предложил ей таинственным полушепотом как-нибудь вместе нарядиться.

– Дядя Прыг блестящий актер, – похвалил старика Хилари, – а его борода просто шедевр, производство театральных мастеров, она не посрамила бы короля Лира. А какой парик! Ничуть не похож на обычные отвратительные поделки, вот увидите.

– Мы сделали кое-какие изменения, – с жаром подхватил полковник Форестер. – Бороду подправили. Мастер сказал, что она чуть длинновата и я выгляжу в ней немножко хиппарем. Каждая мелочь имеет значение.

Хилари принес выпивку. Над двумя стаканами с кусочками лимона поднимался пар.

– Ваш ромовый пунш, тетя Трах, – объявил Хилари. – Скажите, если сахара мало.

Миссис Форестер обернула свой стакан носовым платком и села.

– Кажется, все в порядке, – потянула носом она. – Ты положил дяде мускатного ореха?

– Нет.

– Правильно.

– Вы, наверное, подумали, что пить ромовый пунш перед обедом несколько странно, – обратился полковник к Трой, – но мы обязательно пьем пунш после путешествия. И всегда перед сном.

– Он восхитительно пахнет.

– Не хотите попробовать? – предложил Хилари. – Вместо "Белой леди".

– Пожалуй, я останусь верна "Белой леди".

– И я тоже. Итак, мои дорогие, – обратился Хилари к гостям, – в этом году мы празднуем в узком кругу. К нам присоединятся только Крессида и дядя Берт. Они прибудут завтра.

– Ты все еще помолвлен с Крессидой? – спросила его тетя.

– Да. Помолвка не расторгнута. Я от всей души надеюсь, тетя Трах, что со второго взгляда вы проникнетесь большей любовью к Крессиде.

– Это будет не второй взгляд. По крайней мере пятнадцатый.

– Но вы понимаете, что я имел в виду: второй взгляд, с тех пор как мы помолвлены.

– А что изменилось? – задала тетя несколько двусмысленный вопрос.

– Послушайте, тетя Трах, я полагал... – Хилари умолк и потер нос. – Все-таки, тетя, учитывая то, что я познакомился с ней в вашем доме...

– Тем более. Я предупреждала твоего дядю. Я сказала, что предупреждала тебя, Род.

– О чем, Тру?

– О твоей девахе, о тоттенхэмовской девахе. Крессиде.

– Она не моя,Тру. Ты так странно порою выражаешься.

– Как бы то ни было, – сказал Хилари, – надеюсь, что вы перемените мнение, тетушка.

– Надежда умирает последней, – отозвалась миссис Форестер и повернулась к Трой. – Вы знакомы с мисс Тоттенхэм?

– Нет.

– Хилари считает, что она украсит этот дом. Мы все еще говорим о Крессиде! – заорала миссис Форестер, обращаясь к мужу.

– Знаю, о чем вы говорите. Слышу.

Супруги принялись за напитки. Миссис Форестер произвела немало шуму, дуя что было мочи на пунш.

– В этом году, – начал Хилари после паузы, – мы внесли кое-какие изменения в церемонию Рождества, надеюсь, к лучшему. Я придумал для вас новый выход, дядя Прыг.

– Правда? Неужели? Неужели правда?!

– Вы зайдете снаружи. Через застекленную дверь, перед которой будет стоять елка.

– Снаружи! – рявкнула миссис Форестер. – Я правильно поняла тебя, Хилари? Ты намерен выгнать своего дядю на террасу зимой, посреди ночи, в снежную бурю? Я говорю – в снежную бурю?

– Только на одну секунду, тетя Трах.

– Полагаю, ты не забыл, что твой дядя страдает грудной жабой?

– Со мной все будет в порядке, Тру.

– Мне это не нравится. Я говорю...

– Но уверяю вас! Да и нижнее белье у него стеганое.

– Фу! Я говорю...

– Но послушайте!

– Не начинай, Тру. У меня меховые сапоги. Рассказывай дальше, сынок. На чем ты остановился?

– Я сделал замечательную магнитофонную запись бубенчиков и фыркающих северных оленей. Прошу выслушать меня не перебивая. Я провел некоторые изыскания и убедился, что друидический и тевтонский ритуалы кое в чем совпадают, – быстро говорил Хилари, – а если это и не так, то должно быть так. Поэтому, дядя Прыг, мы услышим, как вы крикнете северным оленям "тпру!", а потом войдете.

– Сейчас я уже не могу очень громко кричать, сынок, – с беспокойством проговорил полковник. – Боюсь, трубного гласа не получится.

– Я подумал об этом и добавил "тпру!" к бубенчикам и фырканью. Катберт крикнул. У него громовой голос.

– Отлично. Отлично.

– На празднике будет тридцать один ребенок и около дюжины их родителей. Ну и обычный состав фермеров и местной знати. А также наемные помощники и прислуга, разумеется.

– Охранники? – спросила миссис Форестер. – Из Того Места?

– Да. Женатые. Двое с семьями.

– Марчбэнкс?

– Если ему удастся вырваться. У них там свои ритуалы. Капеллан варганит нечто довольно безрадостное. Рождество, – ехидно добавил Хилари, – в обстановке абсолютной секретности. Представляю себе: за сигналами тревоги песен не слышно.

– Полагаю, – его тетка отхлебнула изрядный глоток пунша, – ты знаешь, что делаешь. Я, честно признаюсь, не знаю и чую беду.

– Как бы вы ее не накликали, – обронил Хилари.

Вошел Катберт и пригласил к ужину. У него и в самом деле был очень громкий голос.

Глава 2

СОЧЕЛЬНИК

1

Прежде чем пойти спать, все послушали прогноз погоды. Обещали, что снегопад не прекратится ни ночью, ни в сочельник, однако на Рождество погода, видимо, переменится: с Атлантики идет фронт теплого воздуха.

– Когда говорят о фронте теплого воздуха, – заметил Хилари, – я почему-то всегда представляю себе бальную залу, положим, эпохи Регентства, среди танцующих выделяется некая пышнотелая дама с сильно декольтированным фронтом, и стоит гостям глянуть на нее, как им сразу становится тепло.

– Не сомневаюсь, – язвительно заметила его тетка, – что Крессида, став хозяйкой дома, будет вызывать у гостей такую же реакцию.

– Знаете, дорогая тетушка, думаю, вы правы, – серьезно сказал Хилари и, поцеловав тетку, пожелал ей спокойной ночи.

Вечером, вешая платье, Трой обнаружила, что у ее платяного шкафа общая задняя стенка с гардеробом Форестеров. Слышно было, как постукивают плечики по перекладине. Должно быть, миссис Форестер освобождалась от одежд. Видимо, стену в этом месте продолбили, а в проем встроили шкафы для двух разных апартаментов.

Трой подпрыгнула от неожиданности, когда вдруг услыхала собственное имя. Казалось, его прокричали ей прямо в ухо.

– Трой!Странное имя для христианки.

Из ответа полковника Форестера, доносившегося словно издалека, можно было разобрать лишь несколько слов: "...нет... понимаешь... знаменитость". По-видимому, он отвечал, натягивая рубашку, и голова еще не дошла до горловины. Снова раздался сердитый голос миссис Форестер.

– Ты знаешь, чтоя об этом думаю! – крикнула она, гремя плечиками. – Я сказала, ты знаешь...

Трой самым предосудительным образом приклеилась ухом к стенке платяного шкафа.

– ...не доверяю, – продолжал громкий голос. – Никогда не доверяла, и тебе это известно. – Пауза и заключительный вопль: – ...с тех пор как все было отдано в руки убийцам! Неслыханно! – Снова загремели плечики, и дверь гардероба с треском захлопнулась.

В постель Трой отправилась в некотором недоумении. Что было тому причиной – лукуллов ужин, заданный Хилари и Котеночком, или стечение необычайных обстоятельств, в которых она не по своей воле оказалась, – Трой не могла определить.

Она полагала, что хочет спать, но, очутившись в кровати, не могла сомкнуть глаз. В камине слабо потрескивал огонь, постепенно впадая в тлеющее забытье, за окном легкие Вздохи ветра сменялись время от времени сильными порывами. "Что ни говори, – подумала Трой, – а компания и впрямь подобралась очень странная".

В голову лезли назойливые, но бессвязные мысли, и вдруг ей почудилось, что где-то в темноте раздаются голоса. "Наверное, я все-таки сплю", – решила Трой. В дымоходе зашумел ветер, затем стих, но призрачные голоса, непонятно откуда доносившиеся, остались, словно в телевизоре повернули ручку громкости почти до минимума и полнокровный звук превратился в гнусавую пародию на самого себя.

Трой прислушалась: нет, положительно, под ее окном кто-то стоит. Мужчина... двое мужчин о чем-то негромко переговариваются.

Трой выбралась из кровати, при свете догорающих поленьев подошла к окну и раздвинула занавески.

За окном было не так темно, как она ожидала. Ее взору предстал пейзаж, который наверняка вдохновил бы Джен Эйр взяться за карандаш и бумагу. Облака размело ветром, ярко сиял лунный серп, огромный дом отбрасывал черные тени, геометрическим узором падавшие на мертвенно-бледный снег. Вдали вздымалась холмистая пустошь, прямо под окном торчали разбитые стекла оранжереи. Рядом с развалинами колыхались два фонаря: один из них отбрасывал желтое пятно света на побелевшую землю, второй болтался сбоку от большой деревянной клети, снабженной сделанной по трафарету надписью: "Музыкальный инструмент. Обращаться с крайней осторожностью". Клеть, похоже, водрузили на какую-то повозку, видимо на санки, поскольку скрипа колес не было слышно.

На мужчинах были клеенчатые накидки с капюшонами, поблескивавшие в лунном свете. Стоявший впереди саней взмахнул рукой, указывая направление, затем повернулся и, сгорбившись, двинулся навстречу ветру. Второй уперся руками в рукавицах в задний край клети и с усилием толкнул ее. Голову он склонил набок, и Трой на мгновение увидела его лицо. Это был Найджел.

Хотя прежде Трой всего лишь раз видела Винсента, да и то с вершины холма, она была совершенно уверена, что сани тащил именно он.

– Взяли! – раздался приглушенный крик, и нелепая упряжка двинулась вокруг западного крыла Холбердса по направлению к большому двору. Месяц скрылся за облаками.

Прежде чем вернуться в постель, Трой взглянула на маленькие севрские часы, стоявшие на камине. К ее изумлению, время было еще не позднее, всего десять минут первого.

В конце концов она заснула. Разбудил ее звук раздвигаемых занавесок. В спальню заглянуло бледное утро.

– Доброе утро, Найджел, – сказала Трой.

– Доброе утро, – пробормотал Найджел, – мадам.

Глядя в пол, он поставил на прикроватный столик поднос с чаем.

– Много снега нападало?

– Не так уж чтобы очень, – вздохнул слуга, направляясь к двери.

Трой отважилась на вопрос:

– Нелегко вам пришлось прошлой ночью, а? Вы, наверное, насквозь промерзли, толкая сани?

Найджел замер. Впервые за все время их знакомства он поднял голову и посмотрел на нее. Сквозь густые кукольные ресницы на Трой глядели почти бесцветные глаза.

– Я случайно выглянула, – пояснила Трой, спрашивая себя, почему ей вдруг стало страшно.

Несколько секунд Найджел стоял неподвижно, затем выдавил: "Да?" – и двинулся к двери. И уже на выходе, словно опытный актер, выдерживающий паузу перед заключительной репликой, добавил: "Это сюрприз". С этими словами слуга удалился.

В чем заключался сюрприз, Трой узнала, спустившись к завтраку.

Умеренный снегопад произвел ожидаемую перемену в пейзаже: все вокруг скромно поблескивало под лучами тусклого солнца, пустошь превратилась в бело-голубой переплетающийся узор, деревья с нерассуждающей покорностью встали в строй, надев снежные погоны, а рытвины, проделанные трактором, вдруг резко сгладились, словно на них накинули чехлы.

Комната для завтраков располагалась в западном крыле Холбердса. От нее начинался коридор, далее находилась библиотека – самое большое помещение западного крыла с окнами на три стороны.

Трой захотела взглянуть на свою работу. Она вошла в библиотеку и несколько минут сердито разглядывала портрет, покусывая большой палец. Затем посмотрела в окно, выходившее во двор. Точно посреди двора, уже слегка припорошенный снегом, возвышался огромный прямоугольный предмет. Трой без труда узнала его по трафаретной надписи, которую до сих пор не удосужились уничтожить.

Во дворе увлеченно трудились Винсент и Найджел. Они сгребали снег в тачки, а потом укладывали его на ступенчатую основу, сооруженную из ящиков и досок. Трой немного понаблюдала за ними и отправилась завтракать.

Хилари стоял у окна, лениво жуя овсянку. В комнате он был один.

– Привет, привет! – воскликнул он. – Видали? Кипит работа! Ну разве это не здорово: нам представилась возможность наблюдать беззаветный творческий порыв. Найджела посетило вдохновение. Какя рад, вы представить себе не можете.

– А что они делают?

– Копию надгробия моего многажды прадедушки. Я показал Найджелу фотографию, ну и, разумеется, он видел оригинал на церковном погосте. Они стараются ради меня, и я страшно благодарен. Какой шаг вперед от восковых кукол и карусельных лошадок! Клеть превратится в катафалк, а лежачая фигура будет изображена в натуральную величину. Согласитесь, все-таки это очень мило со стороны Найджела.

– Я видела, как они в полночь волокли клеть по, снегу.

– Похоже, вдохновение накатило на него внезапно и он заразил им Винсента. Крышка клети уже вся покрыта снегом и прекрасно смотрится. Очень хорошо, что Найджел снова начал творить. Порадуйтесь вместе со мной и поешьте риса с рыбой или чего-нибудь еще. Обожаю предвкушать удовольствие, а вы?

В комнату вошли полковник и миссис Форестер. У них был притворно домашний вид, который часто напускают на себя люди, гостящие в загородных домах. Полковник пришел в восторг от затеи Найджела и долго рассыпался в одобрительных восклицаниях, покуда в тарелке стыла овсянка. Жена вернула его к действительности.

– Очевидно, – сказала она, бросив мрачный взгляд на Хилари, – таким образом их удерживают от баловства.

Для Трой осталось загадкой, что же на самом деле миссис Форестер думает об эксперименте Хилари с убийцами.

– Крессида и дядя Берт приезжают поездом в три тридцать в Даунлоу. Я собираюсь их встретить, если, конечно, меня не потребуют в библиотеку.

– Не потребуют. Нам хватит утреннего сеанса.

– Освещение изменилось, да? Из-за снега?

– Наверное, изменилось. Посмотрим.

– Какого сортапортреты вы пишете? – грозно осведомилась миссис Форестер.

– Исключительно хорошего сорта, – несколько язвительно ответил ее племянник. – Вы находитесь в обществе знаменитости, тетя Гертруда.

К радостному изумлению Трой, миссис Форестер скорчила уморительно-тупую рожу и подмигнула.

– Какие мы важные, – пропела она.

– Ничуть, – сердито отозвался Хилари.

– Безнадежно спрашивать меня о том, что я делаю, – усмехнулась Трой, – потому что я совсем не умею говорить о своих работах. Если прижать меня к стенке, то я, конечно, выдавлю что-нибудь, но это будет жуткая белиберда. – И, удивляясь себе, добавила, словно пристыженная школьница: – Каждый рисует как умеет.

– Вы необыкновенно великодушны, – заметил Хилари, помолчав.

– Ничуть, – возразила Трой.

– Ладно! – постановила миссис Форестер. – Поглядим и увидим.

Хилари фыркнул.

– Я рисовал акварели, – вспомнил полковник Форестер, – когда учился в Итоне. Получалось не очень хорошо, но, по крайней мере, я старался.

– В них что-то такое было, – снизошла до похвалы его жена, а Трой неожиданно для себя добавила, что, мол, в жизни не слыхала более точного критического замечания.

Завтракать закончили в относительном молчании и уже собрались встать из-за стола, как в комнату вошел Катберт. Склонившись над Хилари, он живо напомнил присутствовавшим о своем прошлом старшего официанта.

– Да, Катберт, в чем дело? – повернул голову Хилари.

– Омела, сэр. Ее доставят поездом в три тридцать, и человек интересуется, нельзя ли ее забрать со станции.

– Я заберу. Она пойдет на ветку для поцелуев. Пожалуйста, попросите Винсента все подготовить.

– Конечно, сэр.

– Хорошо.

В радостном возбуждении Хилари потер руки и предложил Трой начать сеанс. Приблизительно через час они вышли на искрящийся двор взглянуть, как подвигаются дела у Найджела.

Работа спорилась. Распластанная фигура Билл-Тасмана, умершего в шестнадцатом веке, обретала форму. Руки Найджела, облаченные в митенки, так и мелькали перед глазами. Он бросал на клеть пригоршни снега, а затем снимал лишнее деревянной лопаточкой, позаимствованной, видимо, на кухне. Трудился Найджел с явной одержимостью. На зрителей даже не взглянул. Шлепок, еще шлепок, выемка, бороздка – и так без передышки.

И тут Трой впервые увидела Уилфреда, повара по прозвищу Котеночек.

Он появился в дверях в поварском колпаке, клетчатых брюках и белоснежном фартуке, на плечи не без шика было наброшено пальто. В руках Котеночек держал огромный половник и выглядел словно персонаж из рекламы вкусной и здоровой пищи. И впрямь, его круглое лицо, большие глаза и улыбчивый рот как нельзя более соответствовали жанру и теме.

Увидев Трой и Хилари, Котеночек радостно просиял, коснувшись пухлой рукой накрахмаленного колпака.

– Доброговам утра, сэр, – сказал он. – Доброгоутра, леди.

– Здравствуйте, Уилфред, – отозвался Хилари. – Решили помочь с заморозкой готового продукта?

Немудреная шутка вызвала у Котеночка приступ веселья.

– Вот уж нет, сэр, – возразил он. – Не смею мешать. Я просто подумал, не пригодится ли художнику половник.

В ответ на это предложение, сделанное через посредников, Найджел лишь покачал головой, ни на секунду не прекращая работу.

– Все хорошо в вашей епархии? – спросил Хилари.

– Да, сэр, спасибо. Дела идут отлично. Мальчик из Даунлоу оказался невероятно смышленым.

– О, хорошо, хорошо, – чересчур торопливо, как показалось Трой, произнес Хилари. – А как насчет мясных пирожков?

– После чая будут готовы, сэр, – весело отвечал Котеночек. – Уж будьте любезны, навострите зубы и заготовьте желания.

– Если пирожки будут такими же, как все остальное, чем вы нас потчуете, – вставила Трой, – то мы их смело назовем пирожками века.

Трудно сказать, кто больше обрадовался похвале, – Хилари или его повар.

Из-за угла западного крыла дома возник Винсент с очередной тачкой, наполненной снегом. При ближайшем рассмотрении садовник оказался смуглым худым человеком с угрюмым выражением лица. Он искоса глянул на Трой, вывалил груз и потащился обратно. Котеночек, пояснив, что вышел только на минутку посмотреть на будущую статую, одарил всех широчайшей улыбкой, при этом на его лице образовалось множество ямочек и складочек, и удалился в дом.

2

Крессида Тоттенхэм была светловолоса и необычайно элегантна. Настолько, что красота дамы отступала на второй план и воспринималась как нечто вроде поощрительного приза за элегантность или как последний штрих, придающий законченность картине. На голове Крессиды красовалась соболиная шапка. Соболя обрамляли 46 лицо, свисали с рукавов и топорщились на сапогах. Под верхней одеждой оказался наряд чрезвычайной простоты и дороговизны, основную часть которого составляли перчатки.

Крессида слегка кривила рот и скашивала глаза, а голову держала набок. Вела она себя очень сдержанно и красноречием не отличалась. Когда же заговаривала, то через каждое слово вставляла "понимаете". Как модель она Трой абсолютно не привлекала. Ситуация складывалась неловкая: Хилари то и дело взглядывал на Трой, словно спрашивая, что она думает о Крессиде.

Зато мистер Берт Смит – маленький человечек с нахальным выражением лица, умными глазками и склонностью изъясняться на устаревшем лондонском просторечии – понравился Трой с первого взгляда. Одет он был с иголочки в агрессивно деревенском стиле. На вид Трой дала ему лет семьдесят, но годы явно не сказались на его самочувствии, мистер Смит излучал отменное здоровье.

Встреча между вновь прибывшими и Форестерами немало позабавила Трой. Полковник приветствовал мисс Тоттенхэм с застенчивой нежностью, называя ее "Кресси, дорогая". Трой почудилось, что в добродушной манере старого дядюшки проскользнула затаенная тревога.

С мистером Смитом полковник поздоровался с необычайной сердечностью. Он долго тряс его руку, беспрестанно повторяя: "Как поживаете? Как поживаете, старина, дорогой?" – то и дело разражаясь радостным смехом.

– А что же наш полковник? – отвечал мистер Смит. – Выглядите молодцом, уж поверьте. Глаз не оторвать, всякий скажет. А что это я слыхал, будто вы вознамерились нарядиться добрым королем Тингамом? И бороду лопатой нацепить! Бороду! —Мистер Смит обернулся к миссис Форестер и вдруг взревел: – Господи прости, да он потешается над нами! В его-то годы старичье изображать?!

– Глух мой муж, Смит, а не я, – напомнила миссис Форестер. – Вы и прежде частенько путали.

– Голова моя садовая, – веселился мистер Смит, подмигивая Трой и хлопая полковника по спине. – С языка соскочило, как говорил мясник, отправляя полголовы в требуху.

– В дяде Берте погиб выдающийся комедиант, – обратился Хилари к Трой. – Он изъясняется вполне нормально, когда захочет. А сейчас ради дяди Прыга разыгрывает представление под названием "Ну разве я не малый хоть куда, каких поискать". Вам ведь всегда удается его завести, дядя Прыг, правда?