Текст книги "В мишуре и блестках"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Мисс Тоттенхэм поймала взгляд Трой и тут же опустила веки.

– Правда? – восторженно переспросил полковник. – Правда, удается?

После чего мистер Смит решил, что приветствия чересчур затянулись, и все отправились в столовую пить чай. Трой почувствовала, что уютной непринужденности прежних чаепитий вдвоем с Хилари в зеленом будуаре у камина пришел конец. И правда, все держались скованно, отказ Крессиды исполнять обязанности хозяйки дома лишь усугубил общее смущение.

– Умоляю, дорогой, даже не проси меня возиться с чашками-блюдцами, – капризно изогнула губы Крессида. – От таких приколов меня просто тошнит, понимаешь? Я же тебе говорила, почему я против. Не мое амплуа, понимаешь?

Миссис Форестер пристально посмотрела на Крессиду, а затем предложила:

– Не заняться ли мне чаем, Хилари?

– Тетушка, дорогая, сделайте одолжение. Все будет как в старые добрые времена. Помните, как дядя Берт приходил на Итон-сквер, когда вы наконец перестали ругаться по поводу моего воспитания?

– Вот это по-нашему, – поддержал мистер Смит. – Никаких обид. Живи сам и давай жить другим. Так у нас повелось, сударыня, а?

– По-своему вы неплохой человек, Смит, – снисходительно заметила миссис Форестер, – и, полагаю, мы научились понимать друг друга. Какой чай вы предпочитаете, миссис Аллейн?

"Я нахожусь среди людей, – вдруг пришло в голову Трой, – у которых что на уме, то и на языке. Они как дети, о последствиях своих высказываний не задумываются. Ситуация более чем необычная и может вылиться во что угодно".

Однако мистера Смита Трой исключила из категории "детей". Мистер Смит, похоже, был непростым старичком, и то, что он на самом деле думал о присутствующих, держал при себе, мол, "пусть другие болтают, а мы помалкивать станем".

– Как твои разбойники, Илли? – спросил он, склонив голову набок и с удовольствием откусывая булочку. – Не шалят?

– Ну разумеется, нет, дядя Берт, но, прошу вас, выбирайте выражения. Очень не хотелось бы, чтобы Катберт или Мервин вас услышали. Они могут войти в любую минуту.

– Да ну, – безмятежно проговорил мистер Смит.

– Противно, когда над камином ничего не висит, – протянула Крессида. – Ты нарочно оставил место? Ну ты понимаешь, для моего портрета?

– Да, дорогая, – отозвался Хилари. – По правде говоря, – он с беспокойством взглянул на Трой, – я уже сделал предварительный запрос.

От неприятной необходимости отвечать Трой избавила сама Крессида:

– Я бы предпочла гостиную. Не хочу оказаться в одной компании с супом и твоими офигительными предками. – Она неодобрительно оглядела старинные портреты. – Понимаешь?

Хилари явственно покраснел.

– Мы подумаем, – сказал он.

Вошел Мервин с поздравлениями от повара и приглашением отведать мясных пирожков.

– О чем это он? – заволновалась Крессида. – Разве нам чаю мало? И кроме того, я ненавижу пироги с фаршем.

– Дорогая, понимаю.По правде говоря, я их тоже терпеть не могу. Но, видишь ли, это древний английский обычай. Откусываешь пирожок, – объяснил Хилари, – и загадываешь желание. Церемония по традиции проводится на кухне. Откусить можно чисто символически. А повар будет так счастлив.

– Кошки все еще там, на кухне? – спросила Крессида. – Ты не забыл, я против кошек.

– Мервин попросит Котеночка убрать Прохвоста и Щеголя, – сказал Хилари. – Правда, Мервин? Повар поймет.

– Куда он денется. У меня аллергия, – пояснила Крессида, обратившись к Трой. – От кошек я просто шизею. Ну совершенно. Стоит мне краем глаза увидеть хоть одну, и меня можно отправлять в дурдом. – Она долго распространялась на кошачью тему, неустанно призывая Трой "понять".

– Буду рада, – громко произнесла миссис Форестер, – возобновить знакомство с Прохвостом и Щеголем.

– На здоровье, но только без меня, – ответствовала Крессида, впервые за все время обратившись к миссис Форестер, однако взглядом будущую родственницу так и не удостоила.

– Что касается твоего отношения к прислуге, Хилари, – продолжала миссис Форестер, – кое в чем я не могу с тобой не согласиться. Повар был абсолютно прав, когда напал на человека, мучившего кошек. Абсолютно прав. Я говорю...

– Согласен, тетушка, мы все согласны! Кроме тебя, дорогая, – поспешно заметил Хилари, предотвращая возражения со стороны Крессиды. – Ты в данном случае чудесное исключение. Так что же, идем заглатывать пирожки?

На кухне их поджидал торжествующий Котеночек. Он сиял и улыбался во весь рот, но Трой показалось, что в его взгляде мелькала тень неудовольствия. Тень стала доминировать над светом, когда за дверью, выходящей во двор, раздались разъяренные вопли. "Прохвост и Щеголь", – подумала Трой.

Паренек в красной клетчатой рубашке проскользнул в кухню со двора и быстро захлопнул за собой дверь, но все успели услышать взрыв кошачьего возмущения.

– Нам очень жаль, – сказал Хилари, – что так вышло с кошечками, Уилфред.

– В жизни и не такое случается, не правда ли, сэр? – загадочно произнес Котеночек, искоса поглядывая на мисс Тоттенхэм. Мальчик, облизывая исцарапанную руку, сердито смотрел в окно.

Пирожки были выложены на роскошном блюде, стоявшем посередине кухонного стола. Трой с облегчением увидела, что они очень маленькие. Хилари предложил по очереди откусывать и загадывать желания.

Позже Трой часто вспоминала, как они все послушно столпились вокруг стола, с легким смущением готовясь исполнить традиционный обряд. То были последние мгновения покоя, пережитые ею в Холбердсе.

– Вы первая, тетушка, – предложил Хилари.

– Загадывать вслух? – спросила миссис Форестер. Хилари торопливо заверил, что о желании необязательно объявлять во всеуслышание.

– Как хотите, – пожала плечами его тетка. Она схватила пирожок и откусила почти половину. Жуя, она не сводила глаз с Крессиды Тоттенхэм. Трой вдруг почувствовала тревогу. "Я знаю, что она загадала, – подумала Трой. – Знаю так точно, словно она проорала свое желание мне в лицо. Она хочет, чтобы помолвка была расторгнута".

Затем наступила очередь Крессиды. Изрядно поломавшись, Крессида откусила малюсенький кусочек и проглотила его, словно горькое лекарство.

– Ты загадала? – с беспокойством спросил полковник Форестер.

– Забыла, – ответила Крессида и вдруг пронзительно завизжала. Из очаровательного ротика полетели крошки теста и фарша.

Мистер Смит неприлично выругался, остальные издали удивленные возгласы. Крессида указывала на окно, выходившее во двор. Две кошки, пятнистая и полосатая, сидели на наружном подоконнике. Стекло слегка искажало их морды. Они в упор смотрели на присутствовавших и то открывали, то закрывали рты в слаженном мяуканье.

– Милая моя, —произнес Хилари, даже не пытаясь скрыть раздражения.

– Мои бедные киски, – протяжно подхватил Котеночек, словно альт, вторивший баритону в пьесе на два голоса.

– Я не выношу кошек! – орала Крессида.

– В таком случае, – невозмутимо заметила миссис Форестер, – тебе не возбраняется вынести себя из кухни.

– Нет, нет, – взмолился полковник. – Нет, Тру. Нет! Боже! Послушай!

Кошки принялись скрести подоконник, производя жуткие звуки. Трой, любившая кошек и находившая их забавными, была почти разочарована, когда Прохвост и Щеголь внезапно прекратили свое занятие, повернулись спиной и, задрав хвосты, исчезли из вида. Тем не менее Крессида все еще зажимала уши руками, кричала и топала ногами, словно отбивая чечетку.

– Все, напробовались пирожков, – сухо произнес мистер Смит.

Но полковник нежно увещевал Крессиду, лепеча нечто маловразумительное о собрате-офицере, чье отвращение к представителям кошачьих странным образом довело его до неряшливости в обмундировании и забвения воинского долга. Повествование было сбивчивым и несвязным, однако Крессида, завороженно глядя на полковника, опустилась на стул и умолкла.

– Ничего страшного! – произнес Хилари с тихим отчаянием в голосе. – Так на ком мы остановились? Ваша очередь! – воззвал он к Трой.

Трой взяла пирожок, и вдруг ее посетило столь сильное и неодолимое желание, что она едва не выкрикнула его во весь голос. "Пусть здесь не случится никакой гадости, – испуганно повторяла она про себя. – Ну пожалуйста". А вслух похвалила поварское искусство Котеночка.

Следующим был полковник Форестер.

– Вы бы оченьудивились, – сказал он улыбаясь, – если бы узнали о моем желании. Непременноудивились бы. – Он закрыл глаза и с удовольствием принялся за пирожок. – Восхитительно!

– Каким симпатягой вы иногда бываете! – сказал мистер Смит и с аппетитом, смачно чавкая, съел весь пирожок.

Завершил обряд Хилари. Все поблагодарили Котеночка и вышли из кухни. Крессида сердито буркнула, что собирается принять две таблетки аспирина и отдохнуть до ужина.

– И я не желаю, – добавила она, выразительно глядя на жениха, – чтобы меня беспокоили.

– Никто и не думал тебя беспокоить, радость моя, – отозвался Хилари, а его тетка издала звук, который равно можно было принять как за смех, так и за презрительное фырканье.

– Мы с твоим дядей, – сообщила она Хилари, – как обычно, выйдем на воздух, минут на десять.

– Но... тетушка... уже слишком поздно. На улице темно и, наверное, снег идет.

– Прогуляемся по двору. Ветер, кажется, дует с востока.

– Хорошо, – согласился Хилари. – Дядя Берт, не побеседовать ли нам о делах?

– Всегда пожалуйста, – откликнулся мистер Смит.

Трой хотела взглянуть на свою работу и сказала, что отправится в библиотеку. Все разбрелись кто куда.

Проходя по холлу, а потом по коридору, ведущему в библиотеку, Трой вдруг отметила про себя полнейшую тишину и безупречный комфорт, царившие в Холбердсе и стоившие, видимо, немалых затрат и усилий. Полы были покрыты толстыми коврами. Лампы, развешенные по стенам на изрядном расстоянии друг от друга, испускали приглушенный абажурами свет. Центральное отопление, упрятанное в стены так, что и следов его не было видно, согревало более чем эффективно. Трой казалось, что она идет по обогреваемому туннелю.

Дверь в библиотеку была чуть приоткрыта. Трой повернула ручку, толкнула дверь и сделала два шага. Пальцы все еще сжимали ручку, как вдруг на голову художнице что-то шмякнулось, а по библиотеке поплыл запах скипидара.

Удар оказался несильным, Трой не было больно, и она не испугалась, но оторопела от неожиданности и на мгновение утратила способность соображать. Затем припомнила, что за дверью был выключатель, и зажгла свет.

В библиотеке все было как обычно: тепло, тихо, пахло кожей, горящими поленьями и краской. Портрет покоился на мольберте, рядом стоял рабочий стол с художническим снаряжением.

Но на ковре, у самых ног Трой, валялась жестяная банка, которая обычно использовалась для смешивания краски со скипидаром.

А по лицу Трой сбегали вонючие липкие струйки.

С отвращением коснувшись щеки, Трой поспешила отыскать на столе чистую тряпку и вытереться. Хилари на затененном мольберте вперил в нее загадочный взор.

– В хорошенькую компанию вы меня затащили, веселее некуда, – пробормотала Трой.

Она обернулась к двери. К ее удивлению, дверь оказалась закрыта. Мутный масляно-скипидарный ручеек стекал по красной лакированной поверхности. Неужто дверь сама ходит туда-сюда? Словно в ответ на вопрос, раздался легкий щелчок и дверь приоткрылась на несколько дюймов. Трой вспомнила, что дверь библиотеки могла открываться сама по себе, наверное, замок расшатался, но закрываться сама она не умела. Кто же ей помог?!

Трой переждала немного, собираясь с мыслями. Затем решительно подошла к двери, распахнула ее и едва не закричала – прямо перед ней, лицом к лицу, стоял Мервин.

Его внезапное появление потрясло Трой намного больше, чем удар по голове. Она почувствовала, как в горле зарождается тихий безумный всхлип, словно ей снился кошмар.

– Вам что-нибудь нужно, мадам? – спросил Мервин. Он был пепельно-бледен.

– Это вы закрыли дверь? Только что?

– Нет, мадам.

– Войдите, пожалуйста.

Ей показалось, что он собирался уклониться от приглашения, но все-таки вошел, сделал несколько шагов и остановился у жестяной банки, все еще валявшейся на ковре.

– Она опрокинулась, – сказала Трой.

– Позвольте мне, мадам.

Мервин поднял банку и вернул ее на прежнее место, на стол.

– Взгляните на дверь, – сказала Трой.

– Позвольте мне, мадам.

Она сразу поняла, что он уже видел испачканную дверь. И поняла также, что первый раз он вошел в комнату, когда она вытирала лицо, но потихоньку выбрался обратно, закрыв за собой дверь.

– Банка стояла на двери, – сказала Трой, – и свалилась мне на голову. Ловушка.

– Не очень приятно, – прошептал Мервин.

– Да уж. Ловушка.

– Это не я! – вдруг выпалил Мервин. – Господи, это не я. Господи, да я бы никогда в жизни!

– Я и не думала... в самом деле... при чем тут вы?

– Точно, – согласился Мервин с лихорадочной поспешностью. – Точнее не бывает. Боже, и при чем тут я? Я!

Мервин выхватил носовой платок из кармана, упал на колени и принялся яростно тереть пятно на ворсистом ковре.

– Попробуйте чистым скипидаром, – посоветовала Трои.

Он дико глянул на нее. Трой принесла со скамьи бутылку скипидара.

– Угу. – Мервин снова принялся за работу. На склоненной шее выступили капельки пота. Слуга что-то пробормотал себе под нос.

– Что? – переспросила Трой. – Что вы сказам?

– Он увидит. Он все замечает. Они скажут, это я сделал.

– Кто?

– Все. До одного. Они.

– А теперь протрите водой с мылом и накройте рогожками, – посоветовала Трой, думая совсем о другом. Ковер вокруг мольберта был, по ее просьбе, защищен рогожками, взятыми из кухни.

Мервин поднял голову и уставился на художницу. На его лице застыло испуганное и просительное выражение, как у напроказившего ребенка.

– Вы не выдадите меня? – просипел он. – Мадам? Честно? Не станете гнать волну? Это не я, ей-богу. Я бы никогда. Зачем мне? Я еще умом не тронулся. Это не я.

– Хорошо, хорошо! – почти выкрикнула Трой. – Не надо начинать все сначала. Вы уже сказали, что вы этого не делали, и... я вам верю.

– Храни вас Бог, леди.

– И не надо так расстраиваться... Но если не вы, – нахмурилась Трой, – то кто же?

– А! Это другое дело. Да кто ж его знает?

– Вызнаете!

– Есть у меня одна мыслишка. Подставить меня хотят. Всех нас. Придурок этот, уж простите за выражение.

– Не понимаю, о чем вы. Разве не меня...

– Ради бога, леди! Вас приплели для отвода глаз. А подбираются ко мне. Пошевелите мозгами, леди.

Мервин сел на корточки и обескураженно уставился на Трой. Цвет его лица, напоминавший тесто, из которого Котеночек лепил пирожки, стал меняться: Мервин краснел.

– Прошу прощения, мадам, уж не знаю, что вы теперь обо мне подумаете, – сдержанным тоном произнес он. – Я забылся, разобрало меня.

– Все в порядке, – сказала Трой. – Но я бы хотела услышать объяснение...

Мервин поднялся и попятился к двери, теребя в руках тряпку.

– Ох, мадам, мадам, – взмолился он. – Очень прошу вас, пошевелите мозгами.

И с этими словами был таков.

Вернувшись к себе и смывая скипидар и краску с волос, Трой вдруг припомнила, что Мервин отсидел срок за убийство с использованием ловушки.

3

Если Крессида и потеряла немного в глазах суженого из-за происшествия с кошками, то вечером она постаралась сделать все возможное и невозможное, дабы компенсировать потери и даже отвоевать новые позиции. В гостиную, где все собрались в ожидании ужина, она спустилась последней.

На ней был брючный костюм из золотой ткани, столь облегающий, что казалось, будто саму Крессиду позолотили. Она походила на украшавшие камин итальянские статуэтки – девушек, трубящих победу. Когда она двигалась, костюм переливался, словно Крессиду окунули в расплавленное золото. Невеста Хилари смотрелась как очень ценная и, разумеется, восхитительная безделушка. У жениха перехватило дыхание. Даже миссис Форестер отреагировала негромким хрюканьем, а мистер Смит тихонько и удивленно присвистнул.

– Милая, ты меня просто ошеломила, – сказал полковник, и Трой подумала, что под его словами могли бы подписаться все присутствовавшие, независимо от того, какой смысл каждый по отдельности в них вкладывал. Тем не менее у нее по-прежнему не возникало желания писать Крессиду, и Трой испытывала неловкость под вопросительными взглядами Хилари.

Пили шампанское. Прислуживал Мервин под наблюдением Катберта. Трой старательно избегала смотреть на бывшего рисовальщика вывесок. На нее вдруг накатило чувство отчужденности, словно она была не участник, а сторонний и бесстрастный наблюдатель. Прекрасная комната, располагавшая к отдыху, в меру роскошная, облагороженная истинными произведениями искусства, вдруг утратила свою привлекательность и стала... какой? Стерильной?

– Любопытно, – протянул Хилари, оказавшись рядом с ней, – что означает сие выражение лица? Вопрос, между прочим, дерзкий, и вы, разумеется, можете не отвечать. – И прежде чем Трой успела открыть рот, продолжил: – Крессида очаровательна, вы так не думаете?

– Думаю, но не надо просить меня нарисовать ее.

– Я полагал, что мы договорились.

– Ничего хорошего не получится.

– Откуда вы знаете?

– Портрет не доставит ей никакого удовольствия.

– Или, возможно, слишком большое удовольствие, – предположил Хилари. – Опасного свойства.

Трой сочла за благо оставить тему.

– Что ж, – продолжал собеседник, – пусть все будет так, как должно быть. Я уже чувствую дыхание итальянского мазилы у себя за спиной. Еще шампанского? Ну разумеется. Катберт!

Хилари стоял рядом, подчеркнуто невозмутимый, и наблюдал за своей невестой, но Трой чувствовала, что мысленно он продолжает спор с ней.

За ужином Хилари усадил Крессиду на место хозяйки, и Трой подумала, как блистательно выглядит она во главе стола и с каким наслаждением Хилари, женившись, станет демонстрировать ее на иных приемах, более пышных, нежели нынешнее маленькое и довольно странное сборище. Словно оживший предмет из его богатейшей коллекции. От этой мысли Трой стало не по себе.

Видимо подогретая шампанским, Крессида была более красноречива, чем обычно. Они с Хилари затеяли шутливую перепалку двух влюбленных. Крессида начала поддразнивать жениха по поводу сверхвеликолепия Холбердса и, когда он надулся, подыгрывая ей, добавила:

– Не то чтобы мне это не нравилось, наоборот, я балдею от каждой мелочи. Кровь Тоттенхэмов закипает в моих жилах, будто... – Она умолкла и взглянула на миссис Форестер.

Та сидела сложив руки и, словно судья за кафедрой, пристально и сурово разглядывала Крессиду.

– А, ладно, – отмахнулась та. – Я обожаю все это.

Полковник Форестер вдруг провел по лицу старческой, со вздутыми венами, рукой.

– Дорогая! – воскликнул Хилари и поднял тост за Крессиду.

Мистер Берт Смит тоже немного размяк от шампанского. Они заговорили с Хилари о делах, и Трой подумала, что мистер Смит и в самом деле очень умен, а не только кажется таковым. Вовсе не удивительно, что он добился таких высот в бизнесе. И очень вероятно, что в автомобиле "Билл-Тасман и Смит" – так, кажется, называлась их фирма – он выступает в роли двигателя, а Хилари – изящного кузова и отделки.

Полковник Форестер с детским любопытством прислушивался к разговору сильных мира сего. Он сидел рядом с Трой, с самого начала предложив "стать ее кавалером", что Трой нашла очень трогательным.

– Вы понимаете, о чем они говорят? – спросил полковник заговорщицким тоном. Слуховой аппарат был при нем.

– Не очень. В бизнесе я полная идиотка, – пробормотала Трой, чем привела полковника в неописуемый восторг.

– И я тоже! Знаете ли? Я тоже! Но мы должны притворяться, что понимаем, не так ли?

– Я даже не пытаюсь. Отключаюсь сразу.

– Но они такие умные. Какая работа мысли, знаете ли! – прошептал полковник, изумленно поднимая брови. – Потрясающе! У-у! Вы не согласны?

Трой кивнула, и полковник, хитро поглядывая на нее, прикусил губу и пожал плечами.

– Мы не должны показывать, что ничего не смыслим, – сказал он.

"Вот так он, наверное, разговаривал с благовоспитанными барышнями, когда ходил в лейтенантах полсотни лет тому назад, – подумала Трой. – Веселый и разудалый кружился под "Вальс судьбы" и украдкой проскальзывал в оранжерею для трепетных объяснений. Наставницы девиц наверняка считали его достойной партией. А не на полковом ли балу, на балконе, сделал он предложение тете Трах? Но какой, черт побери, была тетя Трах в юные годы? – спросила себя Трой и не смогла ответить. – Неужели вертихвосткой? Или скорее безупречной девицей? А может быть, милой резвушкой?"

– ...вот я и сказал ему: "Помилосердствуй, приятель. Что б ты ни болтал, меня на мякине не проведешь! Редкая и достойная коллекция! Как же! Расскажи своему дедушке. Куча сгнившего барахла, вот что такое твоя коллекция!"

– Не сомневаюсь, вы были правы, дядя Берт, – подытожил Хилари, закрывая тему и поворачиваясь к своей тетке. – Что за прелестная бомбочка на вас, дорогая тетушка. Кажется, я ее раньше не видел.

– Серебряная свадьба, – ответила миссис Форестер. – Подарок твоего дяди. Я не часто ее достаю.

Речь шла о крупной бриллиантовой брошке, довольно небрежно приколотой к черному кардигану, надетому поверх коричневого атласного платья. На шее миссис Форестер болталась нитка жемчуга, а на пальцах прибавилось перстней.

Мистер Смит, позабыв на время об управлении финансами, уставился на миссис Форестер.

– Все на себя нацепили? – спросил он. – Красота! А скажите-ка, вы по-прежнему таскаете за собой ваши пожитки? Правду говорят? В консервной банке, да?

– Не при слугах, – ответила по-французски миссис Форестер.

– Думаете, у них ушки на макушке?

– Нет, честноеслово, тетя Тру, – вмешался Хилари, бросив встревоженный взгляд на Катберта, стоявшего у буфета спиной к столу.

– Хилари, – позвала Крессида, – я как раз вспомнила.

– О чем, радость моя? – с опаской спросил Хилари.

– Да так, ерунда. Я просто хотела узнать о завтрашнем дне. Праздник. Елка. Соберемся в гостиной, да? Как все будет происходить? Ну ты знаешь, постановка, режиссура и все такое.

Впервые на памяти Трой Крессида по-хозяйски заинтересовалась положением дел в Холбердсе, чем чрезвычайно обрадовала Хилари. Он пустился в длинные объяснения. Бубенчики, магнитофонная запись, появление через стеклянную дверь полковника Форестера в облачении Друида. Ветвь для поцелуев. Елка. Порядок проведения церемонии. Полковник Форестер слушал племянника с живейшим удовольствием.

Обсуждение предстоящего праздника затянулось до конца ужина. Крессида, продолжавшая с немалым апломбом играть роль хозяйки, вывела дам из-за стола, сумев опередить миссис Форестер. Пока та готовилась встать, Крессида склонилась к ней и произнесла с обворожительной улыбкой:

– Не пора ли нам, тетя Тру?

Трой заподозрила, что она впервые столь ласково обратилась к своей будущей родственнице. Миссис Форестер была явно ошарашена.

– Я и сама собиралась, – пробормотала она, торопливо поднялась и двинулась к выходу. Ее муж вскочил из-за стола и распахнул для дам двери.

– Мы не засидимся за портвейном, – сообщил он, переводя взгляд с жены на Трой. – Хилари сказал, что еще многое надо сделать. Елку, ветвь для поцелуев и прочее. Обожаю предпраздничную суету, а вы? – спросил он Трой.

Войдя в гостиную, дамы застали там Винсента, Найджела и румяного как яблочко мальчика с кухни. Они как раз втаскивали через застекленную дверь стройную рождественскую елку, припорошенную снегом. Дерево воткнули в зеленую бочку и водрузили на тележку с колесиками, скользившими по самодельным рельсам-дощечкам. В дальнем углу комнаты великолепный ковер был застелен зеленой парусиной, туда и вкатили елку, поставив строго по центру.

Вместе с елкой в комнату ворвалось дыхание зимы. Крессида громко выразила протест. Слуга закрыли дверь и удалились, оставив рядом с елкой стремянку и большущую коробку с украшениями.

На огромную люстру кто-то – возможно, Найджел – подвесил традиционную ветвь для поцелуев – сооружение в виде колокола из омелы и остролиста, утыканное пунцовыми свечками. К нему также прицепили пунцовые яблоки, болтавшиеся на мишуре. Комната наполнилась густым смолистым ароматом.

Трой обожала рождественские торжества не меньше полковника Форестера. Она подумала, что вечер был бы спасен, если бы они скоротали его за совместными приготовлениями к празднику. Миссис Форестер с благожелательной строгостью оглядела елку и объявила, что с ней все в порядке.

– Тут есть рождественские ясли, – сказала она. – Я позаботилась, чтобы они были. Купила их, когда Хилари был еще нечестивцем семи лет от роду. Он и сейчас нечестивец, но вытаскивает ясли, чтобы сделать мне приятное. Хотя как он умудряется совмещать их с языческой бородой Рода и этим безобразием на люстре, одному ему ведомо. Правда, завтра будет служба. В пол-одиннадцатого в часовне. Он говорил вам?

– Нет, – ответила Трой. – Я даже не знала о существовании часовни.

– Она в западном крыле. Служить будет тюремный пастор. По ортодоксальному англиканскому обряду, как любит Хилари. Вы находите его красивым?

– Нет. Но портретогеничным.

– Ха, – отозвалась миссис Форестер.

Вошел Мервин с кофе и ликерами. Обслуживая Трой, он глянул на нее с такой собачьей преданностью, что художницу покоробило.

Крессида, похоже, оставила замашки хозяйки дома за дверьми столовой. Она стояла у камина, облокотившись стройной рукой о массивную раму и покачивая золотистой туфелькой на ноге. С трудом дождавшись, пока Мервин выйдет, Крессида сказала:

– От этого человека у меня мурашки по коже.

– Неужели, – откликнулась миссис Форестер.

– Он такой склизкий,впрочем, как и все остальные, если уж на то пошло. О да, я знаю о идеях Хилли и могу вас уверить, что такой способ решить проблему со слугами ничем не хуже других. То есть если мы собираемся жить в Холбердсе и все такое, то без каких-то людей нам не обойтись. Лично я предпочла бы греков, понимаете, или кого-нибудь в этом роде.

– Значит, ты не разделяешь взглядов Хилари на одноразовых убийц? – спросила миссис Форестер.

– О, я знаю, он страшно носится со всем этим, – ответила Крессида, поигрывая туфелькой. – Но если уж говорить начистоту, стильная жизнь – вот что по-настоящему заводит Хилари. Меня тоже, понимаете?

Несколько секунд миссис Форестер внимательно смотрела на Крессиду, а затем демонстративно, всем туловищем, повернулась к Трой.

– А как вы устроили свой дом? – спросила она.

– Как могли. Мой муж полицейский, и его распорядок дня может из самой добропорядочной домохозяйки сделать психопатку.

– Полицейский? —воскликнула Крессида и добавила: – Ах да, я забыла. Хилари говорил мне. Но он какой-то безумно высокопоставленный и знаменитый, ведь так?

Поскольку ответить на подобный вопрос, как правило, нечего, Трой и не стала отвечать.

– Не заняться ли нам елкой? – спросила она миссис Форестер.

– Без Хилари нельзя. Он обязательно должен командовать. Вам пора бы уже знать.

– Не слишком шикарный праздник, правда? – наморщила носик Крессида. – Тюремный босс, понимаете ли, тюремный врач, охранники, капеллан. Не говоря уж о тюремных детишках. Ох, я забыла, еще толпа чумных соседей, все такие провинциальные и ни одного моложе семидесяти. Повеселимся на полную катушку. Под звон бубенцов.

– Мне семьдесят, а моему мужу семьдесят три, – заметила миссис Форестер.

– Ну вот, всегда я так, – сокрушенно всплеснула руками Крессида. – Хамлю, понимаете ли. – Она рассмеялась и вдруг опустилась на колени перед миссис Форестер, откинув назад гриву великолепных волос и сложив руки в молитвенном жесте. – Я не настолько безнадежно испорчена, больше прикидываюсь, – призналась она. – Вы оба относились ко мне просто фантастически. Всегда. И я благодарна. Хилари придется драть меня как Сидорову козу. Понимаете? Регулярно. И тогда я буду вести себя выше крыши. Тетя Тру, лапуленька, простите меня.

"Тетя Трах не Медуза Горгона, ей не обратить в камень эту чаровницу", – подумала Трой.

И точно, уголки рта миссис Форестер дрогнули в улыбке.

– Полагаю, ты не хуже, чем другие в твоем поколении, – мягко произнесла она. – Ты умна и откровенна, что есть, то есть.

– Умна как дьявол и откровенно красива, да? Как вы думаете, тетя Тру, я украшу собой дом Хилари?

– О, смотреться ты будешь очень прилично, – сказала миссис Форестер. – Никаких сомнений. Хорошо бы ты и вела себя так же.

– Вести себя прилично... – задумчиво произнесла Крессида и умолкла. В камине потрескивал огонь. Откуда-то сверху потянуло сквозняком, и ветвь для поцелуев немного повернулась вокруг шнура. Из столовой послышался приглушенный толстыми стенами смех Хилари. В голосе и взгляде Крессида вдруг произошла разительная перемена.

– Вы бы назвали меня "порочной женщиной", тетя Гертруда? – спросила она.

– О чем ты говоришь, дитя мое? Что случилось?

– Да вот случилось. Взгляните. – Крессида открыла золотистую сумочку и вынула сложенный листок бумаги. – Я нашла это под моей дверью, когда поднялась, чтобы переодеться. Берегла для Хилари, но вы обе тоже можете посмотреть. Пожалуйста, прошу вас. Откройте и прочитайте. Обе.

Миссис Форестер в упор глянула на Крессиду, нахмурилась и развернула бумажку. Она держала ее на значительном расстоянии от глаз, и Трой могла отлично видеть огромные печатные буквы.

БЕРЕГИСЬ ПОРОЧНАЯ ЖЕНЩИНА

ПОЗОР РАСПУТНИЦЕ

ОН НЕ ПОТЕРПИТ ТЕБЯ В ЭТОМ ДОМЕ

– Что за белиберда? Где ты это взяла?

– Я же сказала, под моей дверью.

Миссис Форестер сделала резкое движение, видимо намереваясь смять бумажку, но Крессида проворно остановила ее.

– Нет, не надо, – сказала она. – Я хочу показать ее Хилари. И я очень надеюсь, что он изменит мнение об этом мерзком Найджеле.

4

Когда хозяину дома показали бумажку, что случилось сразу же, как мужчины вошли в гостиную, он как-то странно затих. Довольно долго Хилари стоял, разглядывая листок бумаги, хмурясь и не говоря ни слова. Мистер Смит подошел к нему, взглянул на записку и тихонько, протяжно свистнул. Полковник Форестер перевел вопросительный взгляд с Хилари на жену, та в ответ покачала головой. Тогда полковник отвернулся и принялся любоваться елкой и ветвью для поцелуев.

– Ну же, мальчик мой, – сказала миссис Форестер. – Что ты об этомдумаешь?

– Не знаю, тетя Трах. Но определенно не то, что от меня ожидают.

– Что бы кто ни думал, – вмешалась Крессида, – в любом случае не очень приятно найти у себя в спальне такое.

Хилари разразился примирительной речью. Говорил он мягко, тщательно подбирая слова и обходя острые моменты. Конечно, случилась отвратительная, глупая вещь, но Крессиде вовсе не стоит беспокоиться. Она должна выкинуть эту записку из головы, и все.

– Смотри, – воскликнул Хилари. – Прочь, вылетай в трубу, маленький уродец! – И он бросил бумажку в огонь. Она почернела, нелепая надпись начала бледнеть, на мгновение огромные буквы стали еще четче и даже как будто больше, и тут же бумага обратилась в прах и смешалась с пеплом. – Прочь! Прочь! Прочь! – как дикарь распевал Хилари, размахивая руками.