Текст книги "Сезон ведьмовства"
Автор книги: Наташа Мостерт
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)
Наш мозг обленился. Мы постепенно утрачиваем искусство запоминания; наша долгосрочная память угасает. Вместо того чтобы тренировать природную способность к запоминанию, как это делали наши предки, мы полагаемся на современные технологии – Интернет, телевидение, копировальные устройства – и используем их в качестве опоры слабеющему навыку удерживать в памяти факты и события. Мы научились скользить по верхам, мы разучились запоминать.
Мы избрали этот путь на свой собственный риск. В отсутствие крепкой памяти нам недостает мастерства управлять бурной Вселенной, в которой мы живем. Без гибкой памяти мы не способны устанавливать связи между различными идеями и понятиями.
Более того, мы рискуем утратить наши души. Память – божественна. Память – та небесная искра, которую Господь вдохнул в человека.
Неудивительно, что коллеги в пух и прах разнесли теорию Минналуш, усмехнулся Габриель, закрывая папку. Гипотеза, в которой фигурирует концепция духа и души, не говоря уж о божественных искрах, едва ли будет серьезно воспринята в научных кругах. Минналуш Монк посягнула на запретные темы.
Так, хватит. Пускай ее теории не лишены своеобразного очарования, но вряд ли они имеют отношение к Роберту Уиттингтону и его прискорбной кончине. Габриель отложил папку.
Включив посудомоечную машину, он приготовил себе капуччино и перенес чашку на письменный стол, откуда тоже были видны огоньки на другом берегу реки. Пора набросать хоть какие-нибудь заметки, привести в порядок мысли. Габриель уселся на вращающийся стул и открыл ноутбук.
Уиттингтон-младший был превосходным художником. С утра Габриель пытался выяснить, входил ли Роберт в число постоянных членов общества «Вино жизни», однако администрация клуба соблюдала политику строгой конфиденциальности и не предоставляла подобных сведений. Разумеется, Габриеля это не остановило. Без всякого труда он взломал базу данных клуба, и, конечно, его подозрения подтвердились: в течение последних трех лет Робби Уиттингтон был членом общества.
Габриель занес пальцы над клавиатурой и напечатал:
Общество «Вино жизни». Роберт встречается с Минналуш?
Минналуш = математика + философия. Продает маски. Натурщица.
Морриган = защитница окружающей среды.
Ищет дополнительные источники острых ощущений.
Сестры Монк = алхимия.
Потомки Джона Ди, алхимика эпохи королевы Елизаветы и создателя иероглифической монады.
Главная цель исследований Ди: трансформация личности.
Интересы Робби: те же. Нить, связывающая его с сестрами?
Пауза. Габриель почти не сомневался, что во время «скачка» видел одну из сестер Монк. Но которую?
Женщина с кулоном в виде буквы «М». Минналуш или Морриган?
Женщина в маске. Маска = Минналуш?
Что еще? На плече у незнакомки сидел ворон. Та же самая птица летела за ним, когда он путешествовал по дому с множеством дверей. Ясности эта деталь не прибавляла, но на всякий случай Габриель сделал пометку:
Ворон.
Повязка на запястье цеплялась за клавиатуру и мешала печатать. Он охотно бы ее снял, но царапины, оставленные Бруно, сильно воспалились, и вместо легкого зуда – признака постепенного заживления – Габриель испытывал жгучую, саднящую боль. Вспомнив про кота, он нахмурился.
Кот. Назван в честь Джордано Бруно, ученого и мученика, сожженного на костре.
Два файла защищены паролем.
«Ай-би-эм» = Дневник.
«Макинтош» = «Ключ Прометея».
Разработать план доступа к обоим компьютерам.
Габриель откинулся на спинку стула и пробежал глазами написанное. Н-да, не впечатляет. Он ничуть не приблизился к ответу на вопрос, как и почему был убит Роберт Уиттингтон, а главное – кто это сделал.
Убийца = Минналуш или Морриган?
Он задержал палец на клавише с вопросительным знаком, и цепочка вопросов, протянувшихся вслед за первым символом, стала для него своеобразным призывом к действию.
Убийца = Минналуш или Морриган????????
Несколько мгновений Габриель невидящим взором смотрел на экран. В какой-то момент он словно издалека услышал звук автомобильного клаксона, взрыв смеха с набережной под окнами и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд.
Глаза.
Сердце заколотилось, он рывком развернулся на стуле и увидел перед собой выпуклые глазницы маски, которую ему дала Минналуш.
Черт! Габриель провел рукой по лбу. Он ведь сам повесил маску всего пару часов назад. Вообще-то отличная маска и хорошо смотрится рядом с тканой стенной драпировкой племени шува, которую он привез из Кении.
Поколебавшись, Габриель встал и приблизился к стене. В сравнении с другими масками эта выглядела вполне дружелюбно. Ему не нравилась только узкая щель рта, растянутого в подобии недоброй улыбки, отчего казалось, будто маска над ним насмехается. Вот тебе! Он легонько стукнул деревянное лицо костяшками пальцев.
Теперь, когда сердцебиение унялось, он вдруг ощутил усталость. Хватит на сегодня. Завтра, однако, надо будет поговорить с Исидором и спланировать дальнейшие шаги в деле «Питтипэтс». Негоже пренебрегать работой ради игры в Шерлока Холмса.
У двери Габриель остановился и выключил свет. Комната погрузилась во тьму. Во мраке светился лишь прямоугольник дисплея, на белом фоне ярко выделялись черные буквы:
Убийца = Минналуш или Морриган????????
29 июня
Удача! Кажется, мы нашли нового героя нашей игры. Он – полная противоположность Р. Вынуждена признать, М. права: у Р. не хватило сил, он не оправдал надежд. Одно знаю наверняка: с Г. все будет иначе. На сей раз перед нами не доверчивая, невинная душа, а ироничная, критически мыслящая личность…
Вне всяких сомнений, он горяч и страстен. И даже внешне похож на искателя приключений, современного конкистадора. Вот он стоит на носу гордого парусника с кинжалом в зубах, готовый грабить и жечь!
В данном случае мы имеем дело с явным проявлением нарциссизма, причем налицо не только обычное честолюбие, но также тщеславие разума – глубочайшая самоуверенность, убежденность в своей победе над любым соперником.
Хочется верить, что за этой чересчур привлекательной внешностью не скрывается посредственность.
Тем не менее, по всем признакам, мы не ошиблись с выбором. Он любит рисковать, а по профессии – вор, и не просто вор, а компьютерный взломщик. Как говорит М., о более подходящем кандидате нельзя было и мечтать. Человек, который ежедневно погружается в информационную среду, но при этом знание для него – не более чем обменная валюта.
Мы можем это изменить. М. и я отправим его в путешествие, проведем по пути к звездам.
Готов ли он? Справится ли? Возможно, в субботу узнаем поточнее.
ГЛАВА 10Суббота. Прекрасное утро – голубое небо, легкий ветерок. Посетители кофейни «Старбакс», куда Габриель заглянул, чтобы купить пару бутербродов, безмятежно прихлебывали кофе и хрустели печеньем. Ни одной угрюмой физиономии, кругом радостные, улыбающиеся лица, и лишь он – исключение из общей массы. Габриель еле волочил ноги, настроение у него было препаршивое. Он изо всех сил старался держать себя в руках. Сегодня – день «Ч». Совсем скоро он испытает восторг от прыжка на «тарзанке». Слово «тарзанка» звучит так невинно – можно предположить, что это какая-нибудь легкая детская забава. Только вот примерно через полчаса он с криком «ура» вниз головой полетит в Темзу, а высота там такая, что ой-ей-ей. Скажете, детская игра?
Габриель повернул «ягуар» в сторону моста Челси. Наверное, у него помутился рассудок, когда он согласился на эту авантюру. Сегодня он умрет, несмотря на обещание Морриган Монк позаботиться о нем. Кстати, только сейчас его осенило: вполне возможно, что женщина, которая спровоцировала его на попытку поиграть в Икара, и есть убийца несчастного Роберта Уиттингтона. Замечательная мысль! И как это раньше не пришло ему в голову?
Мисс Монк уже ждала его, одетая в обтягивающие леггинсы и белоснежную футболку с глубоким вырезом. На левой груди была видна миниатюрная татуировка с тем же рисунком, который украшал поясницу ее сестры. Габриель счел эту деталь очень сексуальной, хотя излишняя страсть сестер к изображению монады начала слегка его раздражать. Черные волосы Морриган были опять стянуты в высокий хвост, а глаза казались еще синее, чем прежде.
– Доброе утро, – кивнула она. – Все-таки пришли.
– Ну да. Разве я не обещал?
– Обещали. – Морриган пожала плечами и улыбнулась. – Кстати, у вас превосходная машина.
– Спасибо.
Габриель обратил внимание на странное приспособление, что-то вроде клетки, которая стояла у подножия светло-синего крана, уходившего в заоблачную высь.
Морриган проследила за его взором:
– Триста футов. Впечатлений хватит надолго.
– Угу, – промычал Габриель. Он хотел блеснуть находчивым ответом, но его остроумие куда-то подевалось.
– Ладно, пора начинать. Нужно поговорить с Уэйном, спросить, когда подойдет наша очередь.
Морриган указала на небольшую толпу возле клетки; на лицах участников аттракциона можно было наблюдать весь спектр эмоций, от нескрываемого страха до откровенного самолюбования в стиле «поглядите, как я крут». Впереди стоял болезненно-худой мужчина в крошечных красных плавках; он разговаривал с блондином, одетым в комбинезон с надписью «Инструктор».
Габриель перевел взгляд на Морриган, и на него накатила новая волна дурных предчувствий.
– Почему тот человек в плавках? Я упаду в воду?
– Нет-нет, – успокоила его Морриган, но в ее глазах блеснул опасный огонек. – В воду мы не окунаемся. Не волнуйтесь, намокнуть не успеете. Этому парню просто захотелось покрасоваться в модных трусах. Здесь одеваются по-всякому. Однажды я видела девушку, которая прыгала в свадебном платье, а в другой раз – мужчину в смирительной рубашке.
– Что ж, направление мыслей верное.
– Бросьте. – Глаза Морриган сверкнули еще ярче. – Вам понравится, вот увидите.
К ним подошел инструктор, при виде Морриган просиявший улыбкой. Он говорил с австралийским акцентом и какой-то чудной интонацией, как будто заканчивал каждую реплику восклицательным знаком:
– Морриган! Пойдешь без очереди! Это и есть твой счастливый напарник? – Рукопожатие сокрушительной силы и еще одна ослепительно мятная улыбка. – Отлично! Не пожалеешь! Морриган, куколка! Наверху сейчас никого! Ты сама обвяжешь его веревками, да! – Слушать этот живой рупор было невозможно.
– Да, конечно. – Морриган одарила инструктора не менее обворожительной улыбкой. – Я все сделаю. – Обернувшись к Габриелю, она пояснила: – Мы с Уэйном знакомы тысячу лет. В Австралии вместе занимались бейс-джампингом.
Бейс-джампинг. И этот факт она упомянула так сухо, вскользь. Теперь понятно, почему прыжки на «тарзанке» для нее ерунда. У Габриеля был друг, который тоже прыгал с парашютом с мостов, небоскребов и антенн. Однажды парашют не раскрылся, и приятель Габриеля ударился о стенку дамбы, с которой прыгал. В бейс-джампинге использование запасного парашюта в экстренной ситуации не предусмотрено, на это просто нет времени. Его друг погиб через три секунды после того, как заклинило парашют. Если эта леди увлекается бейс-джампингом, значит, она ищет оригинальный способ самоубийства.
Габриель глубоко вздохнул и постарался отогнать мысли о разбитых в лепешку телах, со свистом рассекающих воздух.
– Что теперь? – осведомился он.
– Последняя возможность посетить туалет, – иронически изогнула бровь Морриган.
Он сглотнул, пытаясь сохранять достоинство.
– Спасибо, мне не надо.
– Хорошо. Сколько вы весите?
– Что?
– Вес, – нетерпеливо повторила Морриган. – Сколько в вас килограммов?
– А-а. Восемьдесят шесть.
Пусть лучше она думает, что он толстоват, нежели Габриель из стеснения солжет, ведь его жизнь сейчас зависит от того, выдержит ли веревка.
– Ясно. Ваша – зеленая, моя – оранжевая. – Поймав недоуменный взгляд Габриеля, Морриган объяснила: – Разные цвета веревок соответствуют различным весовым категориям.
– Вы тоже собираетесь прыгать?
– Да. – Она медленно улыбнулась. – Я решила, неплохо бы нам прыгнуть в тандеме. Ну понимаете, все-таки вы в первый раз… Будет лучше, если я, так сказать, подержу вас за руку.
Прыжок в тандеме. И как это, интересно, делается? Воображение почему-то рисовало Габриелю полет к земле с раскинутыми, словно крылья, руками. Картина, где он летит, отчаянно цепляясь за подругу, выглядела менее героической.
Клетка на самом деле являлась корзиной и, как выяснилось, средством транспортировки на верхнюю площадку крана. Габриель с опаской ступил внутрь. Устройство казалось хлипким, хотя сейчас, наверное, он счел бы надежной опорой только земную твердь.
Корзина медленно поползла вверх.
– Итак, приступим, – бодро заговорила Морриган. – Я знаю, вы изрядно волнуетесь, но прыжки на «тарзанке» вовсе не так опасны. Все будет происходить следующим образом: первая часть прыжка наиболее напряженная. Во время падения ваша скорость за несколько секунд возрастет с нуля до пятидесяти миль в час, потом начнет постепенно уменьшаться, пока амплитуда не достигнет максимума, и опять увеличиваться. Несколько затухающих колебаний, и кран благополучно опустит вас на матушку-землю.
– Заключительный этап нравится мне больше всего.
– Уверяю вас, беспокоиться не о чем. Во-первых, проводится очень тщательная проверка техники безопасности, и, во-вторых, я буду рядом. – Морриган ехидно улыбнулась. – Гарантирую полный восторг. Для парня, с которым я прыгала в тандеме до вас, это стало поворотным пунктом в жизни.
– В каком смысле?
– После прыжка у него полностью изменилось мировоззрение. Он понял, что, избегая риска, человек может никогда не узнать предела своих возможностей, а не изведав предела своих возможностей, нельзя познать себя самого. Как сказал поэт, не нужно становиться коллекционером бабочек, лучше быть бабочкой.
– Как тонко подмечено. Тот парень до сих пор прыгает?
В глазах Морриган промелькнуло непонятное выражение.
– Нет.
– А кем он был?
– Робби? Просто приятелем.
Морриган резко отвернулась.
И, слава богу, подумал Габриель, потому что изобразить безразличие он бы не сумел. Робби, Роберт Уиттингтон. Услышав это имя из уст Морриган, Габриель испытал потрясение. Когда он рассматривал фотографии молодого человека на стене в особняке Монк, ему казалось, будто он находится у мемориала или у алтаря. Конечно, все снимки – это своего рода законсервированные воспоминания, но, глядя на те фотокарточки, Габриель подсознательно чувствовал, что Роберта Уиттингтона нет в живых. Морриган произнесла его имя так, словно Робби стоял в двух шагах от них, и если бы Габриель оглянулся, то вновь увидел бы эту доверчивую улыбку и щенячьи глаза.
Корзина дернулась и застыла. Габриель бросил взор на часы: две минуты десятого. Морриган легко соскочила на открытую платформу. Мгновение поколебавшись, он последовал за ней.
Первым его ощущением стал ветер, бьющий в лицо. Вторым – невероятно чистый воздух и безграничный обзор.
Плоские крыши, остроконечные шпили, островки зелени. Даже там, где небо встречалось с землей, горизонт казался прозрачным.
Внизу и чуть в стороне протянулся мост Челси. Туда-сюда сновали игрушечные машинки, да и сам мост казался таким маленьким, что Габриель мог зажать его между большим и указательным пальцами. Под мостом безмолвно и величаво текла Темза, ее серые, покрытые рябью воды напоминали морщинистую слоновью шкуру.
– Великолепно, правда? – спросила Морриган.
Стоя на коленях, она проверяла крепление зеленых веревок, обвязанных вокруг щиколоток Габриеля.
– Да.
У него кружилась голова, в висках стучала кровь. Девять двенадцать. Куда делись десять минут?
Словно в тумане, он увидел, как Морриган вышла вперед и встала так близко, что ее теплое дыхание согрело его щеку. Под бровью у нее был крошечный шрам, который Габриель только сейчас заметил.
– Я привяжу вас к себе, – сказала она. – А потом мы обнимемся. Пожалуйста, не разжимайте рук до конца прыжка, хорошо?
Усилием воли он заставил себя кивнуть. У него пересохло в горле, а ладони вспотели. Почти интимная близость тел вызывала у Габриеля чувство неловкости, но Морриган как будто ничего не замечала. Выражение глаз, темных и глубоких, словно космос, оставалось непроницаемым.
– Пора превратиться в бабочку, – шепнула она ему в самое ухо.
* * *
Шаг в пустоту. Шаг, противоречащий инстинкту самосохранения.
Он падал, падал, падал. Скорость приводила его в экстаз, уносила туда, где все мелькало, как в бреду, и от этого исступленного наслаждения захватывало дух. Небо – синий восторг, хлещущий по щекам. Ветер в ушах ревет, как ураган.
Морриган всем телом прижимается к нему – ногами, бедрами, животом. Прямо перед ним – ее лицо, заслоняющее кусочек небесной синевы. Выражение лица – почти гримаса боли: лоб нахмурен, глаза полузакрыты, призрачные синеватые вены проступают сквозь тонкую кожу нижних век, обрамленных черными ресницами, зубы стиснуты. Габриель облизал пересохшие губы, Морриган повторила его движение. Моргнув, он распахнул глаза так широко, как только возможно, и в ту же секунду увидел ее немигающий взгляд. Когда Морриган, словно протестуя, слегка приоткрыла рот, Габриель почувствовал, что напряжение его челюстных мышц тоже ослабело, точно она пропускала ощущения от прыжка не через себя, а неким косвенным образом через него. Даже в полете со скоростью пятьдесят миль в час осознание того, что Морриган как будто высасывает его эмоции, было крайне неприятным.
Скорость постепенно снижалась. Хруст резинки, растянутой на максимальную длину, напоминал хлопанье паруса на клипере. Их снова потянуло вверх, и вот они зависли, застыли в невесомости, полностью утратив чувство времени и пространства.
У Габриеля стеснило грудь, он задержал дыхание, затем судорожно глотнул воздуха, и кислород ворвался в его кровь, будто новая доза адреналина. Они вновь понеслись вниз, и из груди Габриеля вырвался крик – победный клич, вопль непокорного духа.
Морриган во весь рот улыбнулась, сверкнули белоснежные зубы. Она отпустила Габриеля, широко развела руки и выгнулась назад дугой; черная змея волос, стянутых в хвост, слетела с плеч на спину. Все напряжение исчезло. А потом, одурев от счастья, они начали орать, орать изо всех сил, свистеть и гикать.
* * *
Он поднялся на площадку крана еще раз, теперь уже для того, чтобы прыгнуть в одиночку. Морриган охотно согласилась его подождать и замахала руками, когда он попытался извиниться за то, что отнимет у нее время.
– Вы точно не возражаете? – спросил Габриель, вставая в очередь.
Желающих прыгнуть по-прежнему хватало, но, что интересно, последовать его примеру и продублировать прыжок никто не решился. Повторным клиентом оказался он один.
Габриель оглянулся на Морриган:
– Пожалуйста, не думайте, что за мной нужен присмотр. Я справлюсь.
Он улыбался; после прыжка счастливая улыбка идиота не сходила с лица Габриеля. Он снова готовился испытать прилив эмоций.
– Мне здесь нравится. – Морриган мотнула головой. – Ступайте.
– Еще разок, и на сегодня хватит.
– Договорились. А потом я угощу вас ланчем. Сами удивитесь, когда поймете, как проголодались.
Морриган не ошиблась. После второго прыжка, давшего ему столь же сильные ощущения, у Габриеля разыгрался поистине волчий аппетит. Она выбрала тихое, скромное местечко, где подавали отличную еду.
Когда он наконец откинулся на спинку стула, насытившись, Морриган лукаво склонила голову набок.
– Не хотите добавки? – заботливо спросила она. – Может быть, еще одну порцию крем-брюле?
– Простите. – Габриель покраснел. – Я лопаю, как обжора. Вы правы, за сегодняшнее утро я нагулял зверский аппетит.
– Так всегда бывает, когда играешь в рискованные игры.
– Вам лучше знать, у вас ведь настоящая склонность к подобным забавам. И каково это – быть адреналиновой наркоманкой?
– Дофаминовой. Сродни пристрастию к шоколаду.
– Сильнодействующему?
– Не пытайтесь меня обмануть, – поморщилась Морриган. – Сегодня утром вы и сами словили кайф. Доказательством можно считать уже то, что вы прыгнули во второй раз. Для большинства людей это нехарактерно, повторить прыжок решаются лишь пятнадцать процентов.
Одобрение в ее голосе заставило Габриеля смутиться. Выходило, будто он, сам того не подозревая, прошел некое испытание. Он сдвинул брови и передернул плечами, словно отгоняя от себя эту мысль.
– Значит, ваша цель в жизни – испытать самые сильные и незабываемые ощущения?
– Пожалуй. – Морриган на секунду задумалась. – Конечно, шансы микроскопические. Серферы знают, что лучшие волны – те, которые рождаются в неизведанных морях и разбиваются о безлюдные берега, – остаются непокоренными.
– Если честно, Морриган, зачем вам это? Только не говорите мне, что просто хотите «острее чувствовать жизнь». Все гораздо серьезнее.
– Вам никогда не хотелось проверить свои способности – силу, храбрость, реакцию?
– Придется вас разочаровать – нет, никогда.
– Полагаю, смысл заключается в том, что личность поднимается на новый, более высокий уровень. Я не имею в виду только прыжки с моста, речь также о ментальном переходе. Неважно, что подвергается испытанию – тело или дух, общий знаменатель один – презреть опасность и объять пустоту.
Это как совершить «скачок», внезапно подумал Габриель. Покинуть привычную и относительно безопасную среду собственных чувств и окунуться в незнакомый пейзаж чужих мыслей. Страх утратить себя, навсегда раствориться в другом человеке – его испытал каждый дальновидящий. Как и страх заблудиться, не найти выхода из лабиринта чужого разума.
– Габриель?
– Простите, я задумался над вашими словами. Объять пустоту. Кое-кто называет это подсознательным желанием смерти. – Он усмехнулся. – Старику Фрейду было что сказать по этому поводу.
– Точно. Вроде того, что поиск острых ощущений связан с подавлением чувства вины.
Габриель уголком глаза покосился на Морриган. Забросить удочку или не стоит?
– Вины? Вы чувствуете вину за что-то?
– Скорее испытываю сожаления. Иногда разочарование. – Она устремила на него взгляд своих неземных глаз. – А вы? Из-за чего бывает бессонница у Габриеля Блэкстоуна?
Он вдруг умолк, растеряв все слова. Перед ним возник непрошеный образ девушки с безупречным овалом лица и длинными белокурыми волосами. Хотя, когда ее нашли в том сарае, светлые волосы были черными от грязи и пота. Мелисса Картрайт. Позднее он узнал, что в юности, еще в Штатах, она победила в конкурсе красоты.
Габриель поднял глаза. Морриган пристально смотрела на него.
– Я сплю как убитый, а сожаления – напрасные эмоции.
Он постарался произнести эти слова беззаботно, но его голос прозвучал резко.
Между ними повисла тишина, напряженное молчание. Наконец Морриган улыбнулась и шутливо подняла бровь. Наклонившись вперед, она положила обе руки на стол.
– Послушайте, сегодня утром вы пережили настоящее приключение, на несколько мгновений вознеслись в небо и полетели, как птица, но давайте не будем воспринимать все слишком серьезно. Помните, что сказал Честертон насчет ангелов и полетов?
– Что?
Лучезарная улыбка осветила лицо Морриган.
– Они летают, потому что легкомысленно относятся к себе.
* * *
Впечатления от прыжка не оставляли Габриеля весь день. Даже сейчас, несколько часов спустя, он все еще испытывал возбуждение.
С книгой на коленях и чашкой дымящегося кофе в руке он сидел в полосатом шезлонге у себя на балконе и наблюдал, как на город наползает ночь. В воздухе остро чувствовался запах реки. Тауэрский мост, как сказочный мираж, озаренный волшебным светом, в сумерках словно парил над водой. Внизу на улице шипела и трещала неоновая вывеска над магазином оптики, гигантские зеленые очки то вспыхивали, то гасли.
Габриель в сотый раз переживал свои ощущения. Страх. Экстаз освобождения. Конечно, этот опыт не перевернул его жизнь, но дал хорошую встряску. За это следует сказать спасибо загадочной мисс Морриган Монк. Поразительная женщина. Как и ее сестра.
Он удивлялся и немного подсмеивался над собой: надо же, как ему не терпится снова увидеть сестер. Он не пытался себя обмануть – дело отнюдь не в образах из его «скачка» и не в обещании, данном Фрэнки. Габриеля пленили обе женщины.
Минналуш более чувственна, Морриган – чуть холоднее, однако и та и другая излучают твердую уверенность в себе, что делает их откровенно эротичными, вопреки или, наоборот, благодаря тому, что в этот эротизм добавлено чуточку опасности, несомненно исходящей от сестер. За взглядом светло-зеленых, слегка туманных глаз Минналуш чувствовалось мощное подводное течение. Коснись ее, и утонешь. Взор Морриган острее лазерного луча. Дотронешься – истечешь кровью.
Перед тем как попрощаться с ним сегодня утром, Морриган пригласила Габриеля в Монк-хаус на воскресный ужин. Он до сих пор не мог уразуметь, что такого нашли в нем сестры. Габриель здраво оценивал себя (Исидор, конечно же, обозвал бы его самодовольным позером) и знал, что пользуется успехом у противоположного пола, однако у него хватало ума не льстить себе, считая, будто Минналуш и Морриган Монк попали под его чары.
Ладно, чего гадать. Пусть даже у сестер есть какие-либо виды на него, но и он не отступит от своего плана. Кроме того что ему представится возможность провести время в обществе двух обворожительных интеллектуалок, он, если повезет, сумеет выяснить, что случилось с Робертом Уиттингтоном.
Вспомнив о юноше, Габриель нахмурился и опустил глаза в раскрытую книгу, лежавшую у него на коленях. Он выбрал ее из многочисленной литературы в квартире Роберта. Книга была старая, а страницы, похоже, из пергамента; на обложке название: «Самоучитель алхимии». В книге излагалась история этой науки и основные алхимические принципы.
Чтение шло туговато, однако некоторые моменты весьма позабавили Габриеля:
Немецкий философ Агриппа, автор алхимического трактата "Оккультная философия", по слухам, расплачивался с кредиторами блестящими золотыми монетами, которые через сутки неизменно превращались в камень.
Ха! Он так и знал, что превращение свинца в золото – враки. Все эти алхимики – изрядные ловкачи, да к тому же нарочно писали свои трактаты мудреным языком. Разумеется, не разобрав смысла, никто не смог бы вывести их на чистую воду.
Габриель отхлебнул кофе и поставил чашку на столик рядом с шезлонгом. Устроившись поудобнее, он зевнул. Его взгляд упал на деревянную маску, висящую на стене в гостиной. Темное лицо по другую сторону стеклянной двери спокойно улыбалось. Габриель всмотрелся в пустые глазницы…
Его разум открылся. Включилось внутреннее зрение.
В общем, он этого ожидал. Понимал, что должен еще раз выйти в «скачок», чтобы разобраться в причинах смерти Роберта Уиттингтона. Усилием воли он мог бы сделать это и раньше, такая мысль неоднократно приходило ему в голову. Учитывая детальность и интригу предыдущего сеанса дальновидения, искушение повторить «скачок» было велико. С другой стороны, Габриеля не радовала перспектива заново испытать агонию утопающего. Те, кто называет утопление легкой смертью, говорят неправду. Он совсем не хотел еще раз пережить пожар в легких и дикое давление, от которого глаза вылезают на лоб.
Страх захлебнуться в холодной воде, однако, был ничем по сравнению с ужасом того момента, когда Габриель вошел в Портал и на него с невиданной силой обрушился шквал информации. Габриель и теперь не имел ни малейшего представления, с чем столкнулся, и знал только, что в буквальном смысле лишился рассудка.
В «Глазе бури» ему доводилось выходить в гораздо более отвратительные «скачки» – в традиционном понимании этого слова. Он смотрел на мир глазами убийц и насильников, но как бы ни были неприятны эти сеансы, леденящий ужас, испытанный Габриелем при перемещении в сознание Роберта Уиттингтона, перекрывал все испытанное им до сих пор. Каждую секунду этого страшного периода словно бы отключалась частичка его мозга, нервные окончания плавились и слипались в кашу, будто перегретые провода перед тем, как выбросить финальный сноп искр.
Понимая, что его разум вновь отправляется в путешествие и он теряет связь с окружающей реальностью – квартирой, балконом, красно-белым полосатым шезлонгом, деревянной маской, улыбающейся с другой стороны стекла, – Габриель на долю секунды почувствовал, что остатками сознания цепляется за этот мир. Сейчас еще можно прервать сеанс. Однако в следующий миг он расслабился и переместился в сознание Роберта Уиттингтона – без каких-либо усилий и напряжения, так легко, словно вошел в открытую дверь, массивную дверь из темного дерева с изображением монады…
* * *
Он возвращался по своим следам: прошел через библиотеку с изъеденными плесенью книгами, миновал залу, где порхал сонм бабочек, и все остальные бесчисленные комнаты с их таинственными обитателями и загадочными предметами.
Монах по-прежнему полировал глазницы наждачной бумагой, часы все так же тревожно тикали вразнобой, предсказуемо гремел выстрел, и на грудках белоснежных голубей расплывались алые пятна. Порядок мест, порядок вещей. Путешествие точь-в-точь повторяло предыдущий «скачок». Габриель двигался по дому миллиона дверей, открывая и закрывая их в строгом порядке. Немного позади в вышине безмолвно и неотступно парил ворон.
Лестницы, коридоры, головокружительные виды. Габриель ступил на узкий подвесной мост и начал продвигаться вперед, аккуратно ставя одну ногу перед другой. Он с прошлого раза помнил этот вызывающий дурноту переход. По другую сторону моста располагалась комната, где ему впервые встретилась женщина в маске. Может быть, она уже там, ожидает его…
Чувствуя, как покачивается мост, Габриель продолжал движение. Осторожно, твердил он себе, сохраняй равновесие…
А затем произошло нечто странное. Мост у него под ногами беззвучно растворился, и он полетел навстречу черной пустоте. Несмотря на мощный выброс адреналина, сознание с поразительной четкостью зафиксировало, что он уже не в доме миллиона дверей. Габриель не знал, где находится, но понимал, что свободно плывет в открытом пространстве, как разведывательный спутник в небе.
Такой перемены событий он никак не ожидал. Ощущения от «скачка» полностью изменились, Габриель чувствовал себя совершенно по-иному. Не прошло и секунды, как он догадался почему. Он больше не смотрел глазами Роберта Уиттингтона. Он вступил в сознание другого человека. Его разум еще только примеривался к этому обстоятельству, а Габриель уже видел окружающую действительность сквозь призму чужого восприятия.
Куда он попал? Чьи глаза стали на время его собственными?
По всей видимости, он находился вблизи реки, так как чувствовал ее сырой запах. Огоньки на набережной; Тауэрский мост; на фоне черного неба – огромные зеленые очки, которые периодически вспыхивают, шипя неоном.
Он смотрит на фигуру человека, сидящего на балконе в полосатом шезлонге. Балкон затенен, но за раздвижной стеклянной дверью горит свет. На стене в комнате висит деревянная маска.