Текст книги "Сезон ведьмовства"

Автор книги: Наташа Мостерт

Предполагалось, что сегодня Габриель вместе с Исидором займется анализом последних данных по проекту «Питтипэтс», но после вчерашней ссоры ему совершенно не хотелось видеть товарища, который наверняка опять обрушит на него свой праведный гнев. Таким образом, вместо поездки в Смитфилд Габриель решил составить компанию Минналуш и отправился с ней в книжный магазин, расположенный в северной части Лондона.

Минналуш залезла на скамеечку и принялась вытаскивать две книги с верхней полки, до которой едва могла дотянуться. Блузка выбилась из юбки, обнажив изящно вытатуированный на пояснице символ монады.

Поразительно, как глубоко может взволновать небольшой кусочек оголенной кожи, подумалось Габриелю. Лично он наделен привилегией созерцать эту красоту в двойном объеме, притом хоть каждый день.

Минналуш оглянулась через плечо и поймала его взгляд.

– Эй, хватит пускать слюни. На вот, держи. – Она передала Габриелю книгу. – И нечего совать голову мне под кофточку.

– Куколка, это я уже видел, помнишь? – улыбнулся он. – И многое другое тоже.

– Точно, негодник, – расхохоталась Минналуш. – Ну тогда рассмотри все как следует.

Без всякого стеснения она задрала блузку на спине и наклонилась вперед, так что рыжие кудри каскадом упали ей на грудь.

Серьезный молодой человек в другом конце зала изумленно вытаращил глаза и уронил книгу, которую держал в руках. Он выглядел так, будто получил сотрясение мозга. Заметив, что Габриель за ним наблюдает, юноша поспешно поднял фолиант и уткнулся в него носом. Пожалуй, без сотрясения все-таки не обошлось – книгу он держал вверх ногами.

Габриель осторожно погладил татуировку.

– Очень красиво.

– Я знаю. – С озорной улыбкой на губах Минналуш выпрямилась.

– У Морриган тоже есть такая.

– Мы сделали их в один день.

– И что же означает этот символ? «Да любви, нет войне»? «Запретим производство атомных бомб»?

– Ты вправду считаешь, что мы так неоригинальны? Монада символизирует единство космоса.

– Как типично для эры Водолея!

Минналуш шлепнула Габриеля по руке.

– Ее создал в шестнадцатом веке один маг. Да-да, маг, ни больше ни меньше. Некий Джон Ди. Его дневники хранятся в Бодлианской библиотеке твоей альма-матер, Оксфордского университета. Самое интересное, что он – мой предок.

– Здорово.

– По тебе не скажешь, что ты в восторге, – склонив голову набок, прищурилась Минналуш.

– Я в восторге, честное слово.

Ее слова почему-то вызвали у Габриеля странное беспокойство, хотя почему именно, определить он не мог.

Минналуш углубилась в чтение книги, которую достала с полки, ее лицо стало сосредоточенным, почти суровым. Габриель замечал эту перемену и раньше. Напряженный взгляд, а может, плотно сжатые губы младшей сестры Монк заставляли его задуматься, что скрывается за шаловливым кокетством и женственностью, которые неизменно ассоциировались с ее личностью. Наряду с этим существовала и другая Минналуш: холодная, твердая, решительная.

Габриель обвел взглядом ряды книг, умещенных на длинных полках с убийственной теснотой. В дальнем конце торгового зала молоденькая продавщица что-то записывала на доске. Стройная, с тонким овалом лица и каштановыми волосами, сходящимися на лбу в треугольный мысок, она была похожа на Фрэнки. Фрэнки, которая вчера смотрела на него с разочарованием и болью…

Прочь, прочь! Габриель сознательно отогнал от себя этот образ. Ни к чему терзаться чувством вины, тем более что он ни в чем не виноват.

Минналуш водрузила первую книгу обратно на полку и раскрыла вторую. Габриель, стоя позади и чуть сбоку от нее, уголком глаза мог видеть содержимое страниц. Книга пестрела акварельными рисунками, однако сюжеты были отнюдь не пасторальные. Главенствующим мотивом выступал огонь. Объятые языками пламени, на кострах корчились женщины в развевающихся одеждах, причем на их лицах застыла какая-то жуткая безмятежность. Рисунки производили довольно сильное впечатление.

– Ведьмы, – спокойно произнесла Минналуш. – Она не отрывала глаз от книги, но, должно быть, интуитивно почувствовала реакцию Габриеля. – Или, точнее, несчастные женщины, которых сочли ведьмами.

– Кто счел?

– Разумеется, мужчины. Мужчины, которых привела в ужас одна мысль о том, что женщины тоже хотят познать великие тайны. Мужчины, напуганные и другими вещами – например, такими, как женская сексуальность. – Минналуш захлопнула книгу. – Ты знаешь, каким способом женщину проверяли на ведьмовство?

Габриель отрицательно покачал головой.

– Привязывали к ногам жернов и бросали в реку. Утонет – значит, чиста, выплывет – ведьма. А еще бедняжек сбрасывали с высокой скалы – смотрели, умеют ли они летать. В описаниях судебных процессов над ведьмами семнадцатого века часто встречается выражение: «Не виновна – не полетит». Женщине в буквальном смысле приходилось жизнью доказывать свою непричастность к колдовству.

Минналуш встала на скамеечку и поставила увесистый том на место. По толщине он намного превосходил остальные книги и неуклюже выпирал из ряда.

На выходе из книжной лавки Габриель обернулся. Даже с этого расстояния ему был виден толстый черный корешок, выпяченный, точно обвиняющий перст. Габриель поежился.

На улице ярко светило солнце, и тревога, которую он испытывал в магазине, быстро рассеялась.

Поскольку подошло время ланча, они заглянули в «Маркс и Спенсер» и купили сэндвичи, решив перекусить в Риджентс-парке. Из своей объемистой сумки Минналуш также извлекла бутылку и два пластиковых стаканчика.

– Я подготовилась к походу, – рассмеялась она.

– Вино Морриган?

– А что же еще. Пей, тебе полезно.

Они ели молча и неторопливо. Напротив них тип с замашками эксгибициониста снял футболку и принялся натирать себя маслом. Габриель мысленно признал, что телосложение у парня хоть куда: бугрящиеся мышцы и стальной пресс. На физиономии атлета было написано выражение снисходительного превосходства: «Я-так-крут-не-умрите-от-восторга». Минналуш беззастенчиво на него пялилась. Оглянувшись на Габриеля, она поймала его сардоническую усмешку.

– Красавчик, правда?

– Да уж, ты глаз с него не сводишь.

– Но при этом совсем ребенок. С ним можно будет общаться лет через десять-двенадцать. Мужчины становятся интересны не раньше, чем перешагнут тридцатилетний рубеж.

– По крайней мере, я уже близок к этому.

– Это не происходит автоматически со всеми мужчинами, сам понимаешь.

– О да.

– У женщин все по-другому. Женщины интересны с самого рождения. – На щеках Минналуш вновь появились задорные ямочки. Хохоча, она повалилась на траву.

Габриель подлил себе вина. Минналуш лежала, раскинув руки и закрыв глаза; ее волосы напоминали испанский мох. Это ли его любовь, в сотый раз спрашивал себя Габриель. Это ли женщина, которая слышит закат и ныряет на стеклянное дно океана, где рыбы играют в прятки?

А что, если сказать ей: «Минналуш, я взялся следить за тобой и твоей сестрой. Предположительно одна из вас – убийца, но другая ведет невероятно увлекательный дневник, и я влюбился в нее по уши. Это ты?» Если бы все было так просто…

Она открыла глаза.

– О чем ты сейчас думаешь?

Габриель медленно протянул руку и погладил прядь ее шелковых волос.

– Минналуш… Красивое имя. И очень тебе подходит. Такое женственное.

– Весьма любезно с твоей стороны. – Она тепло улыбнулась. – Хотя имя мужское.

– Не может быть!

– Может. Из стихотворения Йейтса «Кот и луна»:

 
Пятнай, пятнай, Минналуш,
Прыжками лик ледяной —
Луна в ударе, к тому ж
Вы с нею крови одной.
Известно ль тебе, мой друг,
Что фазы наперечет,
Что желтый ущербный круг
Со дна твоих глаз встает?
Минналуш – расступись, трава! —
Держит путь сквозь ночь на восток.
Луна теряет права.
Вступает в права зрачок…
 

Любимое стихотворение моего отца. После рождения Морриган он мечтал о сыне и заранее выбрал мальчику имя. Увы, родилась я, но имя уже менять не стали. Могло быть и хуже – представь, если бы папа остановил свой выбор на Кухулине!

Минналуш со смехом села.

– А Морриган? Тоже звучит необычно.

– Это из ирландской мифологии. Моя мать родом из Голуэя.

– Ты наполовину ирландка?

– О да. Прапрапрапраправнучка фей, эльфов и прекрасных чародеек.

– И великого Джона Ди.

– Тоже мага и волшебника. – Минналуш поднялась и пригладила волосы. – Уже поздно, Морриган, наверное, заждалась.

Только по возвращении в Монк-хаус Габриель осознал, что встревожило его днем в разговоре о Джоне Ди. Минналуш упомянула, что дневники Ди хранятся в Бодлианской библиотеке Оксфордского университета, альма-матер Габриеля. Только вот он никогда не говорил сестрам, что учился в Оксфорде. Стало быть, они наводили справки о нем и наверняка уже знают про «Глаз бури». Конечно, о его способности к дальновидению им известно и так, но ему бы очень не хотелось, чтобы сестры Монк пронюхали еще и про это. Пожалуй, стоило ожидать, что сестры соберут о нем сведения, и все-таки Габриелю было как-то не по себе.

– Габриель? – Минналуш стояла в распахнутых дверях и вопросительно глядела на него. – Зайдешь выпить?

Он заколебался, впервые чувствуя неохоту. Какой-то внутренний сейсмограф предупреждал о грядущей опасности. Если он хочет спастись, то должен бежать. Миг спустя сомнения развеялись. В окне зажегся свет, и за кружевными шторами задвигалась тень – Морриган занималась делами.

Габриель внезапно ощутил усталость. Как приятно сейчас вытянуться с бокалом спиртного на диване в просторной гостиной, где царит прохлада и благоухают розы.

– Да-да, иду, – отозвался он.

* * *

Ночью ему приснился сон – привычный сон о Портале, но на этот раз события развивались несколько иначе. Сначала Габриель находился все в том же помещении с высоким куполом и стенами, испещренными символами, постепенно приближаясь к двери, которая притягивала его, как магнит. Как всегда, он обливался потом, трепеща в ожидании момента, когда дверь распахнется полностью.

Внезапно он оказался не один. Рядом с ним стояла женщина, чьи волосы были убраны под широкополую шляпу. Она обернулась, и Габриель увидел, что это Минналуш. В одной руке она держала большую книгу в черном кожаном переплете, в другой – бокал, наполненный жидкостью, которая сверкала, будто волшебное зелье из журнала комиксов. «Пей, – велела она, – тебе полезно». Как только Габриель протянул руку за бокалом, Минналуш вдруг вспыхнула ярким пламенем и превратилась в пылающий кокон.

В следующее мгновение он уже стоял на вершине башни и вместе с Морриган готовился совершить прыжок. Она прижималась к нему всем телом, Габриель чувствовал ее упругие груди и бедра. Они шагнули в пустоту, и Морриган что-то шепнула ему на ухо, обвив руками шею. Габриель напряг слух. «Прекрасно лететь», – произнесла Морриган, и ветер тотчас унес ее слова.

Они падали и падали… Земля и небо слились в безумную круговерть, когда Габриель вдруг понял, что ослышался. «Прекрасная смерть, – повторяла Морриган снова и снова. – Прекрасная смерть».

ТЕНИ

Стремление к просвещению в действительности сродни пагубной привычке; наркотик, который порабощает нас, – сумрак неизвестности.

Акрон. Таро X. Р. Гигера

Я хотел выяснить, как человеческий дух реагирует на собственные расстройства и разрушения.

К. Г. Юнг. "Воспоминания, сновидения, размышления".

Всего несколько дней спустя Габриель во второй раз убедился, что сестры за ним следят.

Рано утром он пришел на прием к дантисту, но угрюмая секретарша сообщила, что у мистера Гайли сломалась машина и он будет только через час. Сидеть в приемной и листать женские журналы Габриелю не улыбалось, и он решил прогуляться. Выйдя на улицу, он увидел, что погода испортилась, на тротуар упали первые капли дождя.

Габриель стоял на перекрестке и раздумывал, не лучше ли вернуться в приемную. Его внимание привлекла узкая улочка, уходившая в сторону от шумного движения. На ней притулились три крохотных магазинчика. Габриель миновал цветочную лавку, в витрине которой щетинились кактусы, и облезлую кофейню с металлическими столиками. Пыльная вывеска последнего магазина за еще более пыльным стеклом была едва различима. «Годовое колесо», прочитал он, и ниже: «Атрибуты оккультных ритуалов, предметы викканского искусства и прочие магические аксессуары».

Опять магия. Он не слишком-то верил в совпадения, но ситуация становилась просто смешной. Габриель распахнул дверь; где-то над его головой слабо звякнул колокольчик. Мужчина за прилавком поднял голову. Худым лицом и тяжелым взглядом он напомнил Габриелю заморенного волка. Тыльная сторона его ладоней и пальцев была густо украшена татуировками: чернильно-синие пауки и паутины. Некоторое время продавец смотрел на Габриеля отсутствующим взглядом, потом опять уткнулся в книгу.

Лавка была довольно тесной, но полки набиты до отказа. Краска на стенах облупилась, плинтусы потемнели от сырости. Среди прочего хлама Габриель заметил три мышеловки с заплесневелыми кусочками сыра и поморщился. Если он чего и боялся, так это мышей, а уж вид крысы мог вызвать у него истерику. Откуда взялся этот страх, Габриель не знал, но грызуны для него представляли самый страшный ночной кошмар.

В помещении витал слабый аромат – сладковатый, приторный. Габриель потянул носом. Запах, хорошо знакомый ему в прошлом, но теперь почти забытый. Марихуана. Кое-кто в лавочке покуривает травку. Что ж, язвительно подумал он, мистика и хороший кайф почти никогда не обходятся друг без друга.

Габриель вновь бросил взгляд на хозяина лавки. Тот по-прежнему увлеченно читал, подперев ладонями подбородок. На дальней стене висели две репродукции. С первой, черно-белой, ухмылялась Смерть – скелет, сжимающий песочные часы; на другой картине, цветной и яркой, была изображена длинноволосая женщина в развевающейся накидке; в руках она держала солнце. Картина показалась Габриелю знакомой, он где-то видел ее прежде. Вспомнил: такой скринсейвер установлен на компьютерах сестер Монк.

Стараясь не задеть головой индейские «ловушки для снов», свисающие с потолка, Габриель подошел к стене. Вне всяких сомнений, рисунок тот самый: на женщине длинная накидка, волосы развеваются на ветру, длинные белые пальцы сжимают золотистую сферу. Он обернулся и кашлянул:

– Простите…

Хозяин лавки поднял глаза, и в его лице, а особенно во взгляде Габриелю опять почудилось что-то волчье. Он указал на постер.

– Можно спросить?

Мужчина демонстративно захлопнул книжку.

– Этот рисунок… Что он означает?

Хозяин магазинчика встал из-за прилавка и подошел к Габриелю. На худой, но мускулистой руке повыше запястья он носил браслет в форме змеи.

– Как видно по цвету плаща, эта женщина – ведьма.

Голос у него был мягкий, произношение правильное.

Габриель посмотрел на постер. Накидка зеленая.

– Солнце в ладонях означает, что она – солнечная ведьма.

– Солнечная?

– Солнечные ведьмы практикуют высшую магию.

– А что, есть еще и низшая?

Габриель начал терять терпение.

На его сарказм мужчина никак не отреагировал.

– Магия подразделяется на элементарную и высшую. Элементарная магия имеет яркие внешние проявления, именно она привлекает обывателя. Зелья, чары, колдовские ритуалы. – В его голосе послышалась скука. – Ведьмы в остроконечных шляпах верхом на метлах, книжки про Гарри Поттера, телепередачи – почти все это построено на мифах и предрассудках. Так сказать, магия для масс. – Владелец лавки жестом обвел ящики со стеклянной прозрачной стенкой, в которых лежали ивовые прутики для поиска воды, декоративные кинжалы и украшения. – Большая часть этого добра предназначена для дилетантов от элементарной магии. Надо же и мне на что-то жить. – Он сделал страшное лицо, словно поразился собственному признанию. – Тогда как высшая магия… высшая магия восходит к «Герметическому своду», каббале и восточному мистицизму. Высшая магия – нечто совсем иное.

Габриель терпеливо ждал. Небо за окном окончательно заволокло тучами, по стеклу забарабанили капли дождя.

– Если вы решили заняться высшей магией, готовьтесь к трудностям. Вам придется пройти процедуру очищения, в итоге ваше сознание полностью изменится. Это нелегкий путь, лишь немногие его выдерживают. На вашем месте я бы даже не пробовал.

С чего этот тип взял, что Габриель собрался заниматься всякой чертовщиной? И вообще – он снова посмотрел на рисунок, – зеленый цвет ему никогда не нравился.

– Носить плащ – обязательно?

Хозяин лавки, очевидно, не оценил слабой попытки Габриеля пошутить и бесстрастно продолжил:

– В Средние века и эпоху Возрождения высшую магию практиковали масоны и члены других тайных обществ. Церковь, разумеется, боролась с этой «великой ересью». – Он слегка пожал плечами. – Адептами высшей магии были ведьмы и чародеи, которые стремились познать тайны Вселенной. Они были готовы, не колеблясь, посмотреть в глаза Господу, а это требует немалого мужества, верно? Церковь привыкла держать народ в подчинении и страхе. Алхимикам приходилось тогда несладко. В случае поимки их ждали страшные пытки и смерть от рук инквизиторов. – Мужчина приложил палец к губам и понизил голос. – Вижу, вы тоже знакомы с одной из них.

– С кем?

– С чародейкой.

– Понятия не имею, о чем вы.

Хозяин магазинчика вдруг улыбнулся во весь рот, обнажив ярко-розовые десны.

– Имеете, имеете. Я понял, что на вас лежит печать, едва вы вошли. Я чувствую прикосновение ведьмы к вашему разуму.

Конечно же, его разыгрывают, убеждал себя Габриель, но по спине все равно пробежал неприятный холодок. Он попытался свести разговор к шутке:

– Надеюсь, эта дама практикует белую магию?

– Не существует ни белой, ни черной магии. Сама по себе магия нейтральна, добрыми или злыми бывают намерения ведьмы.

– У нее добрые намерения?

– Не знаю. – Владелец лавки снова пожал плечами. – Я ощущаю… двойственность. Будьте осторожны.

– Простите, что?

– Я говорю, не злите ее. Нельзя, чтобы она почувствовала угрозу.

– А что тогда случится?

– Магия имеет три основные функции – создавать, защищать и разрушать. Даже добрая колдунья иногда пользуется разрушительной магией, чтобы защитить себя. Если эта женщина решит, что вы для нее опасны… берегитесь.

Габриель почувствовал, как покрытые плесенью стены крохотной лавчонки давят на него со всех сторон. На долю секунды ему показалось, будто в углу на полке мелькнуло что-то маленькое и темное. Мышь?

– Мне пора.

– Погодите. – Хозяин магазина подошел к одному из стеклянных ящиков и откинул крышку. Порывшись внутри, он извлек маленький блестящий обруч на войлочной подушечке. – Вот, возьмите. Это амулет.

Габриель взял предмет. Для своих размеров обруч оказался на удивление тяжелым.

– Железо, – пояснил мужчина, словно отвечая на вопрос Габриеля. – Защищает от колдовских чар.

– Вы, кажется, говорили, что это из инвентаря элементарной магии?

– Элементарная магия тоже иногда приносит пользу.

Габриель сунул амулет в карман.

– Спасибо. Позвольте, я заплачу.

– Нет. Зачтем это как мое доброе дело за месяц. – Хозяин магазинчика опять улыбнулся. Розовые десны неприятно усиливали его сходство с волком. – Желаю удачи в предстоящем путешествии. Мир магии – не ваш мир, но вы находитесь на его орбите. Вас непременно туда затянет, причем очень скоро.

Габриель сглотнул. Облезлая лавка вдруг наполнилась множеством маленьких шевелящихся теней, а волчий взгляд хозяина показался ему еще более тяжелым. Тот, однако, вернулся за прилавок и вновь достал свою книгу.

– Путешествие станет испытанием для вашей психики. – Он говорил будничным тоном, точно о самых обыкновенных вещах. – Возврата с этого пути нет. Вам захочется еще и еще. Безумие – наркотик, вы быстро на него подсядете. Войдете во вкус, так сказать.

Мужчина уткнул нос в книгу, нахмурился и перевернул страницу.

Габриель подождал, но было ясно, что разговор окончен.

– Будьте добры, поплотнее закройте за собой дверь, – сказал владелец лавки, не поднимая глаз. – Она все время распахивается.

* * *

После того как дождь закончился, Габриель решил сделать пробежку. Он вышел из дома и потрусил по набережной. День постепенно растворялся в синих сумерках.

Теперь Габриель бежал довольно быстро. По лбу стекали струйки пота, он сердито смахивал их рукавом. Причина гнева была понятна: страх. Какая глупость – принять всерьез туманные предостережения обкурившегося чудака, который, по-видимому, любит поразвлечься, нагоняя страх на доверчивых посетителей лавки.

Габриель Блэкстоун не верит ни в ведьм, ни в колдовство. И все же…

Цель солнечных ведьм – самопознание и просвещение, здесь трудно усмотреть что-то зловещее или угрожающее. Тем не менее это каким-то образом сгубило Роберта Уиттингтона. Почему?

И как? Габриель почти не сомневался, что Роберт захотел стать солнечным магом и отправился в путешествие по дому с множеством дверей. Возможно, это и есть «игра», которая постоянно упоминается на страницах дневника. Но где находится дом миллиона дверей?

«Безумие – наркотик, вы быстро на него подсядете. Войдете во вкус…»

Хозяйка дневника не сумасшедшая, но – Габриель впервые решился посмотреть правде в глаза – некоторые записи производили впечатление, будто разум пишущей подвергся тщательной шлифовке. Она словно бы горела изнутри, вдохновившись зрелищем ослепительной красоты. Может быть, в своем горячечном стремлении к самопознанию она оступилась и соскользнула в сумрак, предшествующий безумию?

Мысль оказалась настолько гнетущей, что Габриель непроизвольно перешел на шаг. На пути ему попалась деревянная скамейка, густо разрисованная любителями граффити и кое-где испачканная птичьим пометом. Несмотря на это, он поспешил присесть.

Не исключено, что он влюблен в преступницу.

Габриель довольно долго просидел на скамейке, глядя на реку. Запах водорослей в вечернем воздухе был сильным и резким. Он всегда любил Темзу, но газеты что ни день сообщали ужасные новости, связанные с рекой: изломанный труп самоубийцы, прыгнувшего с моста; отрезанная голова, подпрыгивающая на воде, словно мяч; шприцы, ампулы из-под крэка…

Неужели он действительно полюбил убийцу? И другая мысль, еще страшнее: надо ли ему знать правду?

Он вспомнил, как стоял в прохладной гостиной Монк-хауса с запотевшим бокалом граниты в руке… Его сердце стиснула ледяная рука. В тот день он мог открыть «Ключ Прометея» и… не открыл. Ему не хватило мужества. Если женщина, толкнувшая голову Роберта под воду, и хозяйка дневника – одно и то же лицо, он не желает этого знать.

Габриель замерз. Холодок в воздухе предупреждал о том, что лето подходит к концу. Пора возвращаться домой.

В холле он проверил почтовый ящик. Там лежали два счета – за газ и свет – и каталог «Товары – почтой». Каталог Габриель сразу выбросил в мусорную корзину, которая стояла тут же. В корзине он заметил обрывки автобусных билетов и меню ресторанчика, отпускающего блюда навынос. Габриель узнал крупный шрифт и яркий логотип «Баббалу». Заведение располагалось всего в трех кварталах от дома сестер Монк. Странно, как меню оказалось здесь, в другом районе? Насколько он знал, ресторанчик обслуживал только Челси.

Холл был ярко освещен, но лампочки на лестнице почему-то не горели. Поколебавшись, Габриель направился к лифту. Он уже собрался нажать кнопку вызова, но тут его взгляд упал на кругляшки с цифрами этажей. Кнопка последнего этажа светилась. Он затаил дыхание. В четырехэтажном доме всего восемь квартир, на верхнем этаже только одна – его. Клетка лифта стоит на четвертом этаже. Нахмурившись, Габриель смотрел на светящийся кругляшок с буквой «П», означавшей «пентхаус». Кто-то поднялся на лифте к двери его квартиры и до сих пор находится там.

Он вернулся к погруженной во тьму лестнице и начал подниматься, перепрыгивая через две ступени. Чтобы не упасть, Габриель держался рукой за перила. С чего он так переполошился? Подняться на его этаж мог кто угодно – консьерж, посыльный, даже сосед, – хотя жильцы дома, как правило, избегали общаться друг с другом. Что ж, еще минута – и он все узнает.

Габриель добрался до третьего этажа и вдруг услышал звук, который ни с чем нельзя спутать, – шум движущегося лифта. Кабина ехала вниз. Габриель развернулся и тоже бросился вниз. Он добежал до второго этажа и услышал, как клетка дернулась и встала. Тяжело дыша, Габриель перегнулся через балюстраду, пытаясь разглядеть того, кто выйдет из лифта.

Дверца хлопнула, на пол упала полоска света. Едва уловимо мелькнул клочок черного шерстяного пальто. Зазвучали легкие шаги, а затем приглушенный свист вращающихся стеклянных дверей в холле. Тишина. Вот и все. Габриель выпрямился, разочарованный и злой.

Дверь в квартиру была заперта на замок, но, едва повернув ключ, он понял, что внутри кто-то побывал.

Явного беспорядка, разумеется, не наблюдалось. Бумаги на письменном столе по-прежнему лежали аккуратной стопкой, из вещей ничего не пропало. Больше всего Габриель переживал за содержимое жесткого диска своего компьютера, но, к счастью, он весь день протаскал ноутбук с собой и не успел подключить его до того, как вышел на пробежку. Зачехленный ноутбук лежал в сейфе под надежным кодовым замком. Компакт-диски с данными также находились в безопасности, запертые в изящном шкафчике вишневого дерева, причем шкафчик смастерили в восемнадцатом веке, а весьма мудреный замок – в двадцать первом.

Тем не менее следы чужого присутствия были налицо. Нижний ящик буфета, где стоял веник, не закрывался, если дверцу не прижать силой, и Габриель намеренно этого не делал, чтобы потом не мучиться с открыванием. Как-то раз он испортил два отличных столовых ножа, пытаясь отодвинуть защелку, и с тех пор никогда не закрывал ящик. Он давно хотел починить запирающий механизм, но все не доходили руки.

Дверцу заклинило намертво. Габриель подергал за ручку, но она не поддалась. Незваный гость проходил мимо буфета и автоматически захлопнул дверцу, не догадываясь, что эта мелочь выдаст его с головой.

Второе подтверждение Габриель обнаружил в спальне. Перед пробежкой он переоделся в шорты и футболку, а брюки и пиджак бросил на кровать, не потрудившись убрать в гардероб. Одежда валялась так, как он ее и оставил. Кроме того, он кинул в бельевую корзину грязную рубашку с длинным рукавом. Рубашка и сейчас была там – ничего подозрительного, но поверх нее лежала пара носков, чего не должно было быть. Сняв носки, Габриель, как обычно, попытался попасть ими в корзину броском издалека. Средняя точность бросков составляла девяносто восемь процентов, но сегодня он промазал, и один носок оказался-таки на полу, что весьма раздосадовало Габриеля. Когда он уходил, правый носок лежал в корзине, левый – рядом. Теперь же в корзине для белья находились оба.

Шаги в холле явно принадлежали женщине, и только женщина автоматически могла поднять грязный носок с пола и положить его в бельевую корзину. Плюс меню ресторана «Баббалу» в мусорной корзине. Все вместе совершенно четко указывало, где искать непрошеную гостью.

Габриель никогда не приглашал сестер Монк к себе домой, интуитивно стараясь скрыть эту часть своей жизни от посторонних глаз, но сегодня одна из них нанесла ему визит.

Алхимией и трансформацией сознания интересовались обе сестры, но лишь одна шагнула во тьму. Магия нейтральна, как утверждал сегодня утром его разрисованный приятель, все определяется намерением мага. Кто же побывал в квартире Габриеля – добрая колдунья или ведьма, задумавшая худое? Он мрачно усмехнулся, осознав, что употребляет слово «ведьма» без тени иронии.

Габриель вдруг похолодел от внезапной мысли. Фотография Роберта Уиттингтона и сестер в парке Хэмпстед-Хит, та, что он стянул при первом посещении Монк-хауса, – где она?

Он почти подбежал к книжному шкафу, вытащил с полки увесистый толковый словарь и открыл его на странице, помеченной буквой «Р». Фотография лежала там, целая и невредимая, вместе со снимком Роберта, который ему дала Фрэнки. Габриель облегченно вздохнул: его тайна не раскрыта. Вопрос, однако, остался без ответа. Кто прошелся по квартире – его возлюбленная или его противница? А что, если это одна и та же фигура?..

* * *

Он так и стоял возле шкафа с тяжеленным словарем в руке, когда раздался телефонный звонок. Габриель мгновенно узнал голос и постарался придать своим интонациям невозмутимость.

– Чем могу помочь, мистер Уиттингтон?

– Я бы желал встретиться с вами у меня дома. Если можно, сегодня.

О нет, только не это. Меньше всего Габриелю хотелось разговаривать с умирающим стариком о его погибшем сыне. Не дождавшись ответа, Уиттингтон продолжил:

– Прошу вас. Мы с вами будем одни. Сесилия уезжает на благотворительный ужин.

Ладно хоть не придется встречаться с Фрэнки. Он не видел ее уже пять дней, с той самой ссоры у Исидора. Габриель и Исидор понемногу начали общаться, хотя отношения пока оставались натянутыми, но Фрэнки… Разочарование в ее глазах ранило его не на шутку. Хуже того, в ее взгляде Габриель прочел горькую покорность судьбе, словно она рассчитывала на него, но отнюдь не удивилась, когда он не оправдал ее надежд.

– Пожалуйста, – повторил Уиттингтон. – Я буду ждать вас в восемь часов.