Текст книги "Сезон ведьмовства"
Автор книги: Наташа Мостерт
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
Примерно с этого времени Габриелю регулярно начал сниться один и тот же сон. Он находился в Портале – там, где Роберт Уиттингтон открыл дверь и выпустил наружу безумие. Несмотря на то что Габриель уже хорошо знал помещение, оказавшись в нем, он всякий раз испытывал благоговейный трепет. Слепящий свет из-под высокого купола; массивные стены из концентрических каменных кругов, исписанных непонятными значками; ощущение, что он попал в священное место.
В этой точке сна Габриеля переполняли радость и чувство приятного ожидания. Он бы охотно пожелал проснуться именно в этот момент, но сон всегда продолжался.
Дверь. Дверь, приоткрытая на волосок.
Он знал, что не должен приближаться к ней; знал, что за ней скрыто. Боль и лавина образов, которые обрушатся на него и превратят мозг в бесформенное месиво. От страха Габриель покрывался холодным потом. Отвернись. Отойди. Вопреки всему он продолжал двигаться к двери, протягивая пальцы к ручке.
Он где-то читал, что сны могут служить предвестниками реальных событий. Люди, которым снились увечья и смерть, как оказывалось, имели серьезные проблемы со здоровьем. Чем кошмарнее становились сны, тем сильнее ухудшалось их состояние, хотя больные могли и не подозревать о своих недугах. Прогрессирование сна означало усугубление болезни.
Во сне Габриель подходил все ближе к двери. Каждая ночь на шаг приближала его к тому мгновению, когда он не просто коснется двери, но распахнет ее настежь.
* * *
События сна развивались, чего нельзя было сказать о реальной жизни. Габриель по-прежнему не знал, которой из сирен принадлежал голос, создающий впечатление незримой интимной близости. Иногда ему казалось, что хозяйка дневника злонамеренно держит его в состоянии постоянного возбуждения. Этот голос будто говорил: вот я, перед тобой; смотри, но не касайся…
Она сводила его с ума.
Вчера в постели я думала о Г. Фантазировала. Дотронься тут, сказала я и положила его ладонь себе на грудь. И вот тут – я опустила его руку к своему лону.
Читая эти слова, написанные черным по белому, Габриель изнемогал от вожделения и мучительного желания узнать, кому они принадлежат.
– Кого бы ты предпочел? – поинтересовался Исидор.
– В каком смысле?
– Если бы ты мог выбирать, тебе бы хотелось, чтобы таинственным автором дневника оказалась Морриган или Минналуш?
Исидор говорил полусерьезно, полунасмешливо. Однозначно ответить на этот вопрос Габриель не мог.
– Все равно. Лишь бы та, которая не убивала Роберта Уиттингтона.
– Значит, ты признаешь, что хозяйка дневника может оказаться убийцей. В прошлый раз ты категорически утверждал, что это невозможно.
– Я до сих пор так считаю… большую часть времени.
– Ты не ответил на мой вопрос. Кого бы ты предпочел, Минналуш или Морриган?
– Не знаю.
– Гейб, я не верю, что тебе одинаково нравятся обе сестрички. Давай, давай, напрягись.
– Да не знаю я!
– Что тебя больше всего привлекает в Минналуш?
– Ее теплота, легкое отношение к жизни, как к игре.
– А в Морриган?
– Морриган… Морриган – само бесстрашие.
– Ладно, попробуем по-другому. Если бы тебе до конца дней пришлось жить на необитаемом острове, с кем из них ты предпочел бы остаться?
Перед мысленным взором Габриеля предстал образ Минналуш: уютно устроившись на мягком пуфике у окна, она нежится в солнечных лучах и лениво потягивается, словно кошка. Волосы на висках отливают золотом, глаза – цвета небесной лазури с искорками бронзы. Мягкий шелк блузки облегает тяжелые полные груди. Поймав его взгляд, она принимает жеманную позу, словно модель перед фотокамерой, и посылает ему воздушный поцелуй.
Представив эту картину, Габриель улыбается, но ее уже заслоняет другой образ. Морриган вышла из душа и вытирает волосы; на обнаженных руках сверкают капельки воды, тонкий халат липнет к влажной коже, подчеркивая прелестный изгиб спины. Сквозь прозрачную ткань видны очертания узких бедер и тень между стройных ног. Наклонив голову, Морриган расчесывается. Уголком глаза она замечает, что Габриель на нее смотрит, и улыбается довольной улыбкой женщины, сознающей силу своей красоты.
– Нет, не могу. – Габриель тяжко вздохнул. – Не могу выбрать.
– Имей в виду, ты играешь с огнем.
– Сам знаю.
– У тебя стальные яйца, братишка. Даже если твоя писательница и не убивала Роберта, ей наверняка были известны намерения сестрицы. Эти двое очень близки.
Да, близки, подумал Габриель, но их близость далеко не безоблачна. Из дневника стало ясно, что отношения сестер Монк представляют собой смесь привязанности и вражды. Чувства хозяйки дневника порой варьировались от искреннего обожания до откровенной ненависти. К примеру:
Я преклоняюсь перед М. Ее мысли – точно удары молота. В них достаточно мощи, чтобы надвое расколоть мир.
Другая запись:
Иногда меня просто трясет. Я смотрю на М., и моя кожа начинает чесаться, словно от крапивницы. Ее одержимость напоминает буйную поросль, которая поглощает из воздуха весь кислород. Я задыхаюсь. Мне хочется крикнуть ей в лицо: "Хватит! Хватит! Хватит!"
О том, что между сестрами не все гладко, можно было догадаться не только из дневника.
– Она любого заставит сделать так, как ей нужно, – небрежно бросила Морриган, как будто упомянула сущий пустяк.
Габриель удивленно посмотрел в ее сторону. Она слабо улыбнулась.
– Не упрекай меня в зависти. Минналуш всегда умела вить из людей веревки. Если ей что-то от тебя нужно, она не успокоится, пока этого не получит.
Ему стало неловко.
– Минналуш очень красива, правда, Габриель?
– Ты тоже, Морриган.
– Я знаю, – без всякого намека на ложную скромность сказала та. – Но у меня нет ее шарма. Ее чертовского обаяния. За ней любой пойдет в огонь и в воду.
Голос Морриган зазвучал жестче.
Соперничество было взаимным. Однажды Габриель случайно вытащил со стеллажа в гостиной фотоальбом. В нем оказались фотографии и вырезки из газет, посвященные самым геройским подвигам старшей сестры: Морриган совершает затяжной прыжок с парашютом; Морриган без страховки взбирается на скалу; Морриган участвует в пикете перед атомной станцией на Украине, ее теснят широкоплечие стражи порядка, вооруженные дубинками…
Габриель завороженно листал страницы. Вошедшая Минналуш тихо встала у него за спиной и вместе с ним молча просматривала альбом.
– Твоя сестра живет богатой жизнью.
– Верно. Я ей завидую.
– Завидуешь?
– Да. Завидую ее храбрости. Взгляни сюда.
Минналуш постучала пальцем по черно-белой фотографии, сделанной крупным планом. Голова Морриган была запрокинута назад, лицо перепачкано сажей, влажные от пота волосы прилипли ко лбу. На щеке красовалась ссадина с запекшейся кровью, в глазах блестел вызов, но при этом Морриган улыбалась, точно лихой пират.
– Где это снято? – спросил Габриель. – Что она делала?
– Бог его знает. Не помню. В любом случае, можешь быть уверен, что это требовало недюжинного ума и абсолютного пренебрежения опасностью. – Минналуш вздохнула. – Я убеждена, что в прошлой жизни Морриган была великим полководцем или Жанной д'Арк. Так и представляю ее под пытками, мужественную и непреклонную.
– А ты?
– Я? Я – беспомощное существо. Беспомощное.
Минналуш повторила это слово, словно смакуя его во рту.
Иногда трещинки в отношениях сестер перерастали в открытые стычки.
Габриель дремал в саду и вдруг проснулся, ощущая необъяснимую тревогу, как будто ему громко крикнули в ухо. Огляделся по сторонам – никого.
Габриель выбрался из гамака и пошел к дому. Подойдя к створчатым дверям, увидел в гостиной обеих сестер. Они стояли лицом друг к другу, и что-то в их позах – напряженные плечи Минналуш, вздернутый подбородок Морриган – заставило его замедлить шаг.
– Ты сделала это нарочно.
Тон Минналуш был холодным, обвиняющим.
– Нет.
– Да! Ты знала, что я расстроюсь.
Морриган коротко, презрительно фыркнула.
– Вряд ли поверишь, сестренка, но я далеко не всегда думаю только о том, что тебе понравится, а что не понравится. Считаешь, весь мир крутится вокруг тебя одной? Ты сильно ошибаешься.
– Иногда… – голос Минналуш дрожал от ярости, – иногда мне кажется, будет лучше, если я уеду.
– Иногда ты ведешь себя как испорченный ребенок, и меня это просто бесит.
Эта сцена не для посторонних глаз, решил Габриель, надо убираться. Стараясь двигаться как можно тише, он шагнул назад, но тут Минналуш резко повернула голову в его сторону. Оказавшись невольным свидетелем ссоры, Габриель почувствовал себя очень неуютно.
На прелестных щеках Минналуш алели пятна, глаза блестели лихорадочным блеском. Она открыла рот, будто собираясь что-то сказать, но вместо этого развернулась на каблуках. С прямой как аршин спиной, младшая сестра вышла – точнее, выплыла в столовую и скрылась из вида. Еще через несколько мгновений дверь в кухню захлопнулась с оглушительным треском. Воцарилась тишина, как будто весь дом не мог отойти от испытанного шока.
Габриель взглянул на Морриган. Та криво улыбнулась и обезоруживающе подняла вверх обе ладони.
– Мои извинения.
– Ничего страшного. – Он осторожно вошел в гостиную. – Прости, что помешал.
– Наоборот, хорошо, что ты появился, иначе мы наговорили бы друг другу кучу гадостей и потом дулись бы целую неделю.
У Морриган был усталый вид, глаза потухли.
– Вы никогда не думали о том, чтобы пожить отдельно? – спросил Габриель, вспомнив последнюю фразу Минналуш.
– Думали, и не раз. Для нас обеих было бы лучше разъехаться.
– В чем же дело?
– Все не так просто. Мы нужны друг другу. Кроме того, ни я, ни Минналуш не настроены покидать этот дом.
Морриган дотронулась до кулона, как будто он придавал ей силы. Габриель и раньше замечал за ней этот жест. Кулон был тот самый, в форме буквы «М».
Она принялась теребить серебряную цепочку. Габриель обратил внимание на ее красивые руки с длинными, изящными пальцами. Ногти коротко острижены, никакого лака.
– Это подарок матери, – сказала Морриган, заметив его интерес.
– У Минналуш, кажется, такой же?
– Да. Мама подарила их нам в один день. Мне было шестнадцать. Полгода спустя она нас уже не узнавала. Болезнь Альцгеймера…
– Сочувствую. Должно быть, вам пришлось очень тяжело.
– Невыносимо тяжело. Наверное, это самый глубинный человеческий страх – страх, что родная мать тебя забудет.
– Сочувствую, – повторил Габриель.
– Минналуш начала интересоваться вопросами памяти именно из-за болезни матери. Она даже защитила диссертацию на эту тему.
– Да, я знаю.
– Думаю, благодаря научной работе она смогла примириться с жестокой реальностью.
– А ты?
– Я плакала, – просто ответила Морриган. – Много и долго. – Она помолчала. – И плачу до сих пор.
На какой-то миг ее лицо утратило холодную, ироничную маску. Такой ранимой Габриель увидел ее впервые. Он сочувственно погладил Морриган по руке. Ее пальцы дрогнули под его ладонью, а зрачки расширились. У него перехватило дыхание. Вдруг Морриган посмотрела на дверь. Габриель повернулся.
На пороге стояла улыбающаяся Минналуш. Улыбка предназначалась обоим – верный знак, что ее гнев угас.
– Прости меня, сестренка.
– И ты меня, – вздохнула Морриган.
Минналуш перевела взор на Габриеля.
– Если мы пообещаем быть паиньками, останешься на обед?
Он заколебался.
– Пожалуйста.
– С удовольствием, – облегченно выдохнул он.
– Отлично. – Минналуш взяла Габриеля под руку и понизила голос до заговорщицкого шепота: – Сегодня утром я испекла волшебный пирог.
– Волшебный?
– Да. Кто съест кусочек, тот станет умным, сексуально привлекательным и сможет читать чужие мысли.
– Я думал, что уже обладаю всеми этими качествами.
– И главное, ты невероятно скромен. – Морриган взяла его под другую руку. – Минналуш что-нибудь говорила про скромность?
Все трое расхохотались. Неприятный осадок в душе Габриеля улетучился. Он дружески обнял сестер. Бок о бок они вышли в сад, где сумерки уже сделали голубое небо алым.
Вернувшись домой поздно вечером, он включил компьютер и через удаленный доступ открыл дневник.
Сегодня, когда Г. положил руку мне на поясницу, я отозвалась на его прикосновение всем телом. Заметил ли он? Меня вдруг обдало жаром, подмышки вспотели, ноги стали ватными. Именно на это самое место кладет ладонь мужчина, пригласивший даму на танец, побуждая ее – нежно и в то же время твердо – подчиниться ему. И, словно в танце, мне захотелось прижаться к нему, ощутить его напряженные чресла, двигать бедрами в такт музыке, почувствовать, как разгорается желание, сдерживаемое условностями танцевальных движений.
Я видела, что М. наблюдает за мной, и не только из-за нашей сегодняшней ссоры. Она уже поняла, что меня влечет к Г. Может быть, она волнуется, что я дрогну и не смогу дать Г. его истинное имя? Или просто ревнует?
Я ничего не могу с собой поделать, все время думаю о том, каковы на вкус его поцелуи, представляю, как он лежит на мне, распростершись в изнеможении, придавив меня тяжестью своего тела…
Габриель встал, вышел на балкон и до боли в суставах стиснул перила. Сердце колотилось, как будто он только что пробежал стометровку. Он устремил взор в темноту, омытую светом огней.
Любовь моя, кто ты?
ГЛАВА 17Глядя на инструктора по йоге, который опять вырядился в свое горошковое пончо, Габриель подавил вздох. Он потратил уйму времени, и все без толку. Откровенно говоря, Габриель начал терять энтузиазм. Ариель оказался не самым интересным собеседником, а вставать ни свет ни заря каждый вторник было утомительно. Вчера вечером Габриель, как обычно, допоздна засиделся у сестер Монк. Можно считать, что, заведя будильник на шесть утра, он совершил подвиг. Вероятно, сегодня он бросит проект, а жаль. Габриель искренне рассчитывал на удачу.
Тренер по йоге жаловался на трудности по работе. Габриель слушал вполуха, пытаясь припомнить, не осталось ли в его кабинке таблеток нурофена. Он мучился жуткой головной болью. В самом деле, не стоит так увлекаться ягодным вином Морриган; у него уже вошло в привычку по вечерам опрокидывать стаканчик-другой этого напитка.
Габриель вернулся к беседе:
– Извини, о чем ты только что говорил?
– О том, что компания, в которой я работаю, решила установить в кафетерии для служащих сетевые разъемы, чтобы работники могли иметь доступ к корпоративной сети в течение обеденного перерыва. Ну не свинство ли? Теперь мы должны работать и во время еды! Даже сэндвич спокойно съесть не дадут.
Эврика!
– Сетевые разъемы, – медленно повторил Габриель, пристально глядя на инструктора.
– Вот именно. Заставлять людей работать во время ланча – стыд и позор!
– Стыд и позор, – кивнул Габриель. Его мозг лихорадочно работал. С самого начала он знал, что для взлома компьютерной базы данных фирмы «Левелекс» необходимо проникнуть в помещение компании, однако дюжие охранники и на порог не пускали посторонних, а офисы были оборудованы сигнализацией – все, за исключением столовой. Столовая размещалась в секторе с низким уровнем безопасности. Вполне логично: там нет ничего ценного. За исключением новеньких сетевых разъемов. Все, что требуется от Габриеля, – это проникнуть в неохраняемую столовую, подсоединить сетевой кабель от ноутбука к разъему в стене и… собрать богатый урожай.
Он посмотрел в лицо Ариелю, прикидывая, как тот отреагирует, если узнает, что, сообщив эту мелкую подробность (которую наверняка не считал конфиденциальной), подверг свою фирму серьезному риску утечки информации. Молодцом, Блэкстоун! Он знал, что так или иначе найдет лазейку. Осталось лишь взять на борт Исидора.
* * *
Исидор пребывал в раздраженном состоянии, что было для него нехарактерно.
– Ну и где отчет? Ты обещал закончить анализ вчера вечером. Где цифры?
Голова у Габриеля просто раскалывалась. Расставшись с Ариелем Скоттом, он принял две таблетки нурофена, но в битве между ягодным вином и лекарством победа осталась за вином.
– И отчего это у нас такое хорошее настроение, солнце мое? – прищурился Габриель.
– Я серьезно, Гейб. Ты строишь из себя Казанову, а я пашу за двоих. Так нечестно. Вчера ты свинтил чуть не с обеда, пообещав, что к утру отчет будет готов. Если уж на то пошло, ты обещал сделать его еще две недели назад. Какой план предложишь, приятель? У тебя вообще есть хоть какие-нибудь мысли?
Габриель тяжело опустился в отвратное Исидорово кресло, обитое рыжим велюром. Сегодня он действительно чувствует себя неважнецки и уж меньше всего нуждается в нотациях.
Исидор резко перебросил стопку книг с одного края письменного стола на другой, хлопнув ими так, что у Габриеля зазвенело в голове.
– Я решил, что с «Левелексом» пора завязывать, – твердо объявил Исидор. – Мы ухлопали на проект кучу времени, а результат нулевой. Задача невыполнима. Я знаю, ты любишь денежки, но аванс нам придется вернуть.
О господи… Габриель выпрямился в кресле.
– Не надо, Ис. Я работаю над проектом.
– Если мне не удалось взломать систему, ты не сможешь этого и подавно, – небрежно бросил Исидор.
Все верно, вздохнул Габриель. Кто у нас гений? Исидор.
– Я не о взломе. Есть другой способ.
– Да ну? И какой же?
Габриель замялся.
– Черт побери, нет! – воскликнул Исидор. – Только не говори, что ты окучиваешь кого-то из персонала фирмы.
– Успокойся. Парень не потеряет работу. Он даже ни о чем не догадался.
– Дело не в этом, Гейб. Ты знаешь, как я отношусь к социальной инженерии.
– Сперва ты обвиняешь меня в том, что я не выполняю свою часть работы, а потом, когда я решаю проблему, которая тебе не по зубам, хочешь все испортить?
– Габриель, я тебе не прислуга, и на этом точка. У меня есть полное право высказываться по вопросам бизнеса, и я говорю «нет». Манипулирование людьми – не наш метод.
Презрение в голосе Исидора заставило Габриеля покраснеть.
– Не будь таким щепетильным. Это жизнь, пойми. Кроме того, тебе не придется пачкать руки. Можешь катиться к своим сопливым дружкам и дальше играть в «Смертельное сияние». Трудную работу оставь мне!
Исидор и Габриель исподлобья сверлили друг друга взглядами. Прежде чем кто-то из них успел открыть рот, раздался сигнал домофона.
Не спрашивая, кто пришел, Исидор нажал кнопку. Дверь в парадном открылась и хлопнула.
– Кто это? – Габриель сдвинул брови.
– Фрэнки, – коротко сказал Исидор. – Я попросил ее прийти.
Только этого не хватало, поморщился Габриель. В последние недели он старательно избегал общения с Фрэнки, не отвечал на ее звонки, отделываясь уклончивыми письмами по «электронке» и эсэмэс-сообщениями. Видимо, обойтись без объяснений сегодня не удастся.
На лестнице послышались легкие шаги, и в следующую минуту Фрэнки вошла в квартиру. На ней был спортивный костюм и теннисные туфли. Волосы растрепались на ветру, щеки приятно порозовели. Фрэнки выглядела здоровой и цветущей, отчего Габриель еще больше почувствовал себя старой развалиной.
– Привет, – бодро произнесла она и чмокнула Исидора в щеку, затем повернулась в сторону Габриеля, испепеляя его взором. – А-а.
Всего одно слово, но эмоциональная температура в комнате сразу упала.
– Привет, – пробормотал Габриель.
На несколько мучительных мгновений между ними повисло молчание.
Исидор подвинул кресло поближе к Фрэнки.
– Присаживайся.
– Спасибо, – ответила она, продолжая буравить Габриеля глазами.
Снова возникла неловкая пауза.
– В чем дело, Габриель?
Тон Фрэнки был обманчиво мягким.
– Не понимаю, о чем ты.
В его голосе прозвучали виноватые нотки, и он это знал.
– Ты совершенно забыл о Робби.
Габриель прижал ладони к вискам.
– Неправда.
– Вот как? – встрял предатель Исидор. – Так почему же ты до сих пор не открыл «Ключ Прометея»? Я дал тебе пароль больше месяца назад, у тебя была уйма возможностей подобраться к компьютеру.
Габриель угрюмо воззрился на товарища.
– Ладно, бог с ним, с компьютером, – сказала Фрэнки. – Ты много времени проводишь с сестрами, поэтому уже должен знать, кто из них дальновидящая и соответственно убийца.
– Фрэнки, этого я пока не знаю. – Габриель поерзал в кресле. – Я не рискнул просканировать ту или другую и тем самым раскрыться. Попыток прощупать меня больше не было.
– Точно? Ты уверен, что засек бы ее?
– Ради бога, не считай меня дураком. Разумеется, засек бы.
– Почему ты избегаешь меня, Габриель? – холодно спросила Фрэнки. – Из-за моего звонка той ночью? Он так сильно тебя напугал?
Исидор явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Пожалуй, мне лучше оставить вас наедине. – Кашлянув, он вышел.
Подождав, пока за ним закрылась дверь, Фрэнки продолжила:
– Дело в звонке, да? Я показалась тебе жалкой?
– Твой звонок ни при чем.
– Значит, дело в сестрах.
Мучительное, напряженное молчание напоминало перетянутую струну, которая вот-вот лопнет.
– Ты потерял голову из-за них… Так же, как Робби. – Ответа Фрэнки не дождалась. – Габриель, что с тобой творится? Пойми, одна из сестер – убийца, а другая – сообщница.
– Ты не можешь это утверждать.
– Зато я могу утверждать, что они отравили твое сердце и ты умираешь медленной смертью.
– Фрэнки, прошу тебя, прекрати. Для мелодрамы час слишком ранний.
– Мне следовало знать… Да, следовало знать, что ты не продержишься до конца. Ты никогда не был стайером, ни тогда, в «Глазе бури», ни сейчас.
– Я не обязан это выслушивать.
Габриель рывком встал с кресла.
– Пожалуйста, не уходи. Нам надо поговорить.
– Хватит говорить!
Уже в дверях он расслышал тихий голос Фрэнки:
– Не разочаровывай меня снова…
* * *
Злой как собака Габриель вылетел от Исидора. Вот что получается, когда хочешь помочь людям. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Черт, не надо было связываться с Фрэнки, соглашаться на поиски ее пропавшего пасынка! Только… без этого он не познакомился бы с двумя самыми обворожительными женщинами в мире. Завидев такси с горящим огоньком, Габриель поднял руку.
– Дрейк-стрит, дом тринадцать, – бросил он водителю. – Челси.
* * *
Дверь Монк-хауса открыла Морриган.
– Габриель? Какой приятный сюрприз. Я ждала тебя только вечером.
– Извини. Помешал?
– Нисколько. Входи. Минналуш нет дома, поэтому тебе придется удовольствоваться моей компанией.
Настроение Габриеля начало улучшаться. В доме царили покой и уют, благоухали цветы. Вслед за Морриган он прошел на кухню и уселся за стол.
– Чаю хочешь?
– Нет, спасибо. Можешь заниматься своими делами, я не буду тебя отвлекать.
– Вот, решила сделать инвентаризацию. – Морриган повернулась к сосновому столу, заставленному химическим оборудованием. – Давно пора, я совсем разленилась. – Пересчитав коричневые бумажные пакетики и пластиковые пузырьки, она что-то записала в книгу, которая лежала тут же на столе, и бросила на Габриеля быстрый взгляд. – У тебя все в порядке?
– Да, а что?
– Мне показалось, ты слегка возбужден.
– Да нет, все нормально.
– Ладно, – улыбнулась она.
Морриган опять отвернулась к столу, взяла какую-то склянку и, прищурившись, посмотрела через нее на свет. Действовала она ловко и уверенно.
– Так кто из вас алхимик, ты или Минналуш?
– Лаборатория по большей части мое детище, но алхимией увлекаемся мы обе. Мой подход более приземленный, Минналуш предпочитает научные выкладки. – Морриган поджала губы. – Теоретик и практик, как обычно.
Габриель откинулся на спинку стула. Его напряженность стала понемногу спадать. Ссора с Исидором и Фрэнки вдруг показалась совершенно пустяковой. Главное, что он здесь, в особняке Монк, а рядом – прелестная женщина, которая наслаждается его обществом. Чего еще желать?
На Морриган был ажурный топик, черные волосы волнами рассыпались по плечам. Красавица… Габриелю вдруг захотелось нежно убрать пряди этих волос с ее лица и прижаться губами к атласной коже на шее…
Усилием воли он заставил себя отвести глаза и принялся рассматривать гравюры в рамках на стене. Рисунки, однако, тоже не настраивали на высокий лад, так как на них были изображены самые что ни на есть земные радости: обнаженные мужчины и женщины сжимают друг друга в объятиях, держатся за руки, с языческим самозабвением пляшут вокруг бурлящих котлов – огонь, жар, пот.
– Понюхай.
Морриган поднесла к носу Габриеля маленькую баночку. Он осторожно принюхался.
– Духи?
– Да, только не жидкие, а твердые. Их надо втирать в кожу. Мы собираемся продавать их вместе с другой парфюмерией. Тебе нравится?
Запах показался Габриелю странным. Густой древесный аромат почему-то вызывал беспокойство, но был очень запоминающимся.
– Я приготовила эти духи в соответствии с алхимическими принципами. Главный из них – растворяй и сгущай. Как видишь, – Морриган выразительно подняла брови, – алхимия находит вполне прозаическое применение в жизни.
– Надо признать, все это, – Габриель махнул в сторону гравюр и многочисленных пузырьков с жидкостью, – выглядит довольно экзотично и напоминает арсенал фокусника.
– Ты что, не веришь в магию?
Тем же тоном Морриган, вероятно, произнесла бы: «Ты не веришь, что Земля круглая?» – изумленно и недоверчиво.
– Боюсь, нет.
– С тобой никогда не случалось чего-нибудь такого, что нельзя объяснить с точки зрения законов физики?
Разве что выход в «скачок», подумал Габриель, но дистанционное видение не имело ничего общего с магическими формулами или заклинаниями, да и запаха серы он ни разу не унюхал.
– Думаю, есть вещи, которые не поддаются объяснению сейчас, но поддадутся в будущем. Я не воспринимаю алхимию всерьез; как наука она давно себя дискредитировала.
Морриган энергично замотала головой.
– Алхимия во все времена оставалась очень уважаемой дисциплиной. Многие известные приверженцы дедуктивного подхода, открыто насмехавшиеся над ней, на самом деле были тайными алхимиками. Коперник, Кеплер, Бэкон… Даже Ньютон бился над тайной философского камня. Алхимики Средневековья и эпохи Возрождения сделали несколько открытий, обеспечивших научный прорыв в металлургии, медицине и химии. Взять хотя бы Парацельса.
– Это еще кто?
В ответ на такую непочтительность Морриган сурово нахмурилась.
– Парацельс первым начал готовить составные лекарства и описал свойства цинка. Один из величайших целителей в истории, он лечил гангрену, сифилис и язву, – она улыбнулась, – и даже практиковал ранние формы гомеопатии, потчуя больных чумой микроскопическими дозами их собственных фекалий.
– Н-да, новаторский метод.
– Впечатляет, верно? Я нередко пользуюсь технологиями Парацельса, когда готовлю косметические лосьоны или напитки. – Морриган указала на батарею склянок. Заметив гримасу Габриеля, она рассмеялась: – Не волнуйся, экскрементов там нет.
– Да-а, этот парень явно обладал нестандартным мышлением.
– И большим мужеством. Заниматься алхимией в те времена было крайне опасно. Алхимики плохо кончали. – Морриган опять нахмурилась. – Вернее, это их кончали. Что называется, корпус капут. Сжигали на костре. Как, например, Бруно. – Она нагнулась и погладила кота, который терся о ее ноги. – Правда, пушистик мой сладенький?
Габриель бесстрастно наблюдал за этой сценой. Между ним и Бруно установилось нечто вроде вооруженного перемирия. Оба по-прежнему не выносили друг друга, но из уважения к дамам старались сдерживать взаимную враждебность. Тем не менее стоило Габриелю войти в комнату, как хвост Бруно тут же начинал нервно дергаться из стороны в сторону, точно под воздействием электрического тока. Морриган и Минналуш находили это очень забавным.
– Ты знаешь, что наш кот получил свое имя в честь Джордано Бруно?
– Да, Минналуш мне говорила. Он, кажется, был магом и чародеем?
– Как большинство алхимиков, и речь отнюдь не о карточных фокусах. Эти люди были наделены великой силой.
– Ну что ж, если они умели превращать свинец в золото, охотно за них голосую.
– Что меня совсем не удивляет, – усмехнулась Морриган. – Но цель алхимии заключалась не только в этом. Материальные превращения – лишь часть науки. Истинная алхимия связана с трансформацией сознания в более высокие формы. Просветление духа, встреча с Господом, постижение истинного смысла сотворения мира, осознание своего места и роли во Вселенной. Это по-настоящему великие тайны, что там какой-то секрет превращения одного металла в другой!
– Если я скажу, что мне бы хватило и этого секрета, ты меня возненавидишь?
– Дикарь, – вздохнула Морриган.
– Просто мы живем в мире, где все крутится вокруг денег и других вещей, которые можно отсчитать, измерить и взвесить.
– О нет. Мы живем совсем в ином мире. – Каким-то неосознанно сладострастным движением Морриган положила ладонь себе на левую грудь. – Как ты не поймешь… мир – это фантазия. Волшебство…
Габриель не отводил взгляда от ее груди. Пальцы Морриган гладили татуировку с изображением монады: загадочный символ, впечатанный в восхитительную сливочно-белую кожу, невероятно эротичный синяк.
– Алхимия – увлекательнейшая наука.
Морриган опустила руку.
Габриель сглотнул.
– Кажется, я тебе верю.
