Текст книги "Сезон ведьмовства"

Автор книги: Наташа Мостерт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Поначалу ничего не произошло, затем стена тяжело поползла в сторону, открывая тускло освещенное пространство. Земля под ногами задрожала, в воздухе послышался негромкий гул. Он попал в круглую комнату с высоким куполообразным потолком, огромную и абсолютно пустую. Купол был наполнен слепящим светом, но в самой комнате царил сумрак. Тем не менее даже в этой полутьме он разглядел, что стены в комнате не сплошные, а состоят из кругов – концентрических каменных кругов, густо исписанных значками. Луны, кресты, свечи, пентаграммы – эти символы он знал так же хорошо, как предметы повседневного обихода. Однако были там и другие знаки, таинственные и загадочные.

Сердце забилось еще сильнее. Возможно ли такое? Не снится ли ему все это? Он вдруг понял, куда она его привела. Портал. Она рассказывала ему об этом месте, и по ее описаниям он даже пробовал его зарисовать, но и представить себе не мог, что когда-нибудь увидит собственными глазами. Радость захлестнула его, сердце переполнилось любовью и благодарностью, и он обернулся к ней.

Она исчезла. Его взгляд заметался между тенями, но она испарилась, словно привидение. Остался только ворон. Птица сидела на полу в нескольких шагах от него, нахохленная и неподвижная, в глазах-бусинках мерцал багровый отблеск.

На мгновение он ощутил страшное, ни с чем не сравнимое одиночество, затем сделал глубокий вдох. Она еще будет им гордиться.

Он медленно развернулся и посмотрел перед собой. Двери. Точным числом тридцать. За одной из них – великая награда. За какой именно? Он мешкал. Что с его памятью? Он должен знать ответ, хоть и попал сюда впервые. Тридцать совершенно одинаковых дверей безжалостно глядели на него. Какую выбрать? Он силился вспомнить, но знание, которое до сих пор было в нем, оставило его. Назад ему уже не вернуться. Он заблудился. Охваченный ужасом, он резко обернулся. Какая, какая же из дверей? Постарайся взять себя в руки, справиться с нарастающей паникой. Главное – сохранять спокойствие. И все-таки которая из тридцати? Он вздохнул всей грудью, освобождая разум от эмоций. Он должен решить. Как будто в ответ на его мольбу одна из дверей чуть-чуть приоткрылась. Слава богу, какое облегчение! Он сделал шаг вперед, взялся за ручку, настежь распахнул дверь и…

…Издал нечеловеческий крик: мощная какофония звуков и движений обрушилась на него, как товарный поезд на полном ходу. Натиск был таким мощным, что он не мог справиться с атакой, не мог ничего разобрать в пестром калейдоскопе образов, бьющем в лицо, точно гигантский кулак. Он ощущал себя так, будто в него со скоростью света вливают необъятный поток данных, лавину картин и эмоций, однако разум был неспособен – физически неспособен – вместить эту огромную массу. Он стоял не мигая – глаза пересохли, сведенный спазмом рот растянулся в нелепой улыбке – и чувствовал, как тяжелый молот информации, одномоментно вываленной на него, расплющивает мозг. Если бы сейчас он мог обратить взор внутрь, то увидел бы, как все его органы вместе и каждый по отдельности агонически пульсируют, сопротивляясь напору извне. Он сходил с ума и, самое ужасное, понимал это.

Его мозг лопнул, точно переспелый плод. Струйки крови окрасили белки глаз алым.

Тишина.

Безмятежность, подобная лунной дорожке на водной глади.

Вода. Бассейн. Он лежал на поверхности воды. Разум пребывал в блаженном покое.

До него донеслись звуки музыки. Скрипка. Наверху, в небе, висела луна. Тяжелая и разбухшая, она запуталась в ветвях дерева.

Он начал уставать. Одну сторону тела, по-видимому, парализовало. Вода понемногу тянула вниз. Он повернул голову туда, где на фоне антрацитового неба чернели контуры здания. Освещена была только комната с застекленными створчатыми окнами. В маслянистом свете он различил женский силуэт. Она вышла в сад. Слава богу! Он знал, что она его не оставит. Из глаз потекли слезы благодарности.

Ее лицо по-прежнему скрывала маска. Зеленый бархат платья подчеркивал белизну груди, на шее висел кулон – буква «М» на тонкой серебряной цепочке. На плече сидел ворон.

Помоги… Спаси меня.

Она протянула к нему бледные тонкие пальцы. И с силой опустила его голову под воду.

Ворон пронзительно крикнул. Громко захлопав крыльями, птица сорвалась с ее плеча и уселась на ветку дерева, склоненную над бассейном. Его рот и нос наполнились водой. Еще немного, и он утонет. Легкие обжигало огнем. Одной рукой женщина держала его за голову, другой давила на плечо. Он попытался вывернуться, освободиться от ее обманчиво мягкой, мертвой хватки. Она снова толкнула его под воду. Нет, господи, нет! За что? Он строго следовал правилам… правилам…

Он устал бороться. Она была сильнее, а его неповоротливое тело сковывала свинцовая тяжесть. Он начал тонуть. Она подняла ладонь: прощальный жест сожаления. Вода искажала очертания ее фигуры, он медленной спиралью уходил на дно, однако в какой-то миг их глаза встретились.

За что? Подобно рыбе, он беззвучно шевелил губами, и его слова тонули в толще воды вместе с ним. За что? За что?

ГЛАВА 6

Солнечный свет бьет в глаза. Тело больше не ломит от холодной воды, глаза залиты потом. Вокруг знакомые предметы, уютная обстановка комфортабельной квартиры. Несколько секунд Габриель сидел неподвижно. Отчасти он понимал, что «скачок» завершен, что он дома и в безопасности, но в то же время не мог отойти от только что пережитых ощущений.

Рот все еще был растянут в мучительной гримасе. Расслабить лицевую мускулатуру удалось лишь усилием воли. Он сидел в кресле возле окна, фотография Роберта Уиттингтона лежала на коленях. В квартире было тихо, но воздух словно гудел, как будто Габриель недавно кричал, и звук его отчаянного крика еще вибрировал в помещении.

Он неуклюже встал, сжимая фотокарточку в руке. Фрэнки. Нужно поговорить с ней, и чем скорее, тем лучше.

Чтобы разглядеть цифры, нацарапанные на обороте фотографии, ему пришлось напрячь зрение – перед глазами все расплывалось. Набрав номер, Габриель бросил карточку на стол и заметил, что на глянцевой поверхности фото остались влажные следы его пальцев. Телефонные гудки эхом отзывались у него в голове. Щелчок, и в трубке раздался несколько официозный голос вымуштрованного лакея:

– Резиденция Уиттингтонов.

– Будьте добры, пригласите к телефону Сесилию Фрэнк.

Габриель обнаружил, что с трудом произносит слова.

– Простите, кого? – с легким негодованием переспросил дворецкий.

– Сесилию Фрэнк. Я хотел сказать, Уиттингтон. Мне нужно с ней поговорить.

У Габриеля едва ворочался язык. Неудивительно, что засранец на другом конце трубки отвечает сквозь зубы. Скорее всего, он решил, будто звонит какой-то пьяница.

– Передайте, что это Габриель. И что вопрос очень срочный.

Лакей поколебался, затем ответил:

– Пожалуйста, подождите. Я узнаю, может ли мадам подойти к телефону.

Да уж, олух, узнай, и побыстрее, подумал Габриель. Приложив ладонь ко лбу, он обнаружил, что вспотел. Точнее, он практически насквозь промок от пота, а в голове… в голове вместо мозгов находилось нечто вроде картофельного пюре.

Мадам, наконец, соизволила подойти к телефону.

– Алло. Габриель, это ты?

– Фрэнки, привет.

– В чем дело? Почему ты так странно разговариваешь?

– Пожалуй, тебе стоит приехать ко мне.

– Зачем? Что случилось?

– «Скачок», – хихикнул Габриель, – я вышел в «скачок».

Этот факт вдруг показался ему очень смешным.

На этот раз ответа пришлось ждать еще дольше. Когда Фрэнки заговорила, ее голос звучал напряженно, словно она пыталась справиться с волнением.

– Никуда не выходи, я сейчас приеду.

– Не беспокойся, в моем теперешнем состоянии я вряд ли куда-то выйду.

– Он… жив? – вдруг выдохнула Фрэнки.

– Не знаю. – Габриель вспомнил, как тонул: налитые тяжестью ноги, пожар в легких, а затем блаженное чувство освобождения и уход вниз медленной спиралью. Скорее всего, это означало смерть. – Вряд ли.

– По крайней мере, «скачок» результативный?

– Результативный? – В памяти Габриеля вновь возникли картины кошмарного путешествия, безумные образы, таранившие его разум. – Не уверен. Слушай, давай поговорим обо всем у меня. Приезжай.

Он положил трубку, продолжая размышлять над вопросом Фрэнки. Результативный «скачок»? Это еще как посмотреть. Если она имела в виду «детальный, подробный», тогда да, выход получился впечатляющий, самый эффектный из всех, что он когда-либо совершал. Но если Фрэнки хотела знать, насколько четкую и здравую информацию дал «скачок», то Габриелю придется ее огорчить. Разумеется, дистанционное видение – это вам не стряпня на скорую руку. Зачастую извлеченные образы и эмоции оказываются очень неясными и расплывчатыми. Однако в такой нелепый, кошмарно-сюрреалистичный «скачок» Габриель вышел впервые в жизни. Чего стоит хотя бы его причудливое путешествие по дому, если, конечно, это огромное пространство можно назвать домом. А в итоге – убийство? Смерть? Вся сцена у бассейна была пронизана какой-то странной театральностью. Женщина с вороном на плече – подумать только! Луна в небе, как на китайской гравюре по дереву. С другой стороны, физическая агония ощущалась весьма реалистично. И вообще, как получился этот «скачок»? Габриель определенно не планировал выходить в него. Должно быть, на подсознательном уровне исчезновение Роберта Уиттингтона занимает его сильнее, чем он предполагал.

Черт, какая невыносимая головная боль, да еще это чувство полного разжижения мозгов. Неужели «скачки» и раньше давались ему настолько тяжело? Нет, обычно он приходил в себя гораздо быстрее. Габриель не мог припомнить, чтобы когда-либо прежде испытывал такое дикое изнеможение. Кроме того, в дальнем уголке разума затаился ужас, пережитый во время «скачка». Страх.

Он встал на ноги и понял, что едва может передвигаться. Пошатываясь, добрел до кухни, открыл холодильник, достал кувшин с холодной водой и начал пить прямо из горлышка. По крайней мере, это ощущение было ему хорошо знакомо: нестерпимая жажда обязательно накатывала на него сразу после «скачка». Габриель пил жадно и неуклюже, вода стекала по подбородку на грудь.

Когда Фрэнки позвонила в дверь, он чувствовал себя немного лучше. Не то чтобы хорошо, но уже лучше. Ее первые слова, однако, его не обрадовали.

– Господи, да на тебе лица нет! Тебе плохо?

– По правде сказать, да. Разваливаюсь на куски. Садись.

Не сводя с него глаз, Фрэнки присела на краешек дивана.

– Что случилось?

– Я…

Габриель запнулся.

Фрэнки взволнованно подалась вперед, но он растерянно молчал. С чего начать?

– Ну? – с нетерпением проговорила она.

Наверное, с описания двери и странного герба…

* * *

Фрэнки слушала, почти не мигая. За все время она ни разу не перебила его, но после заговорила усталым, бесцветным голосом:

– Значит, его убили. Кто-то утопил Робби. Та женщина.

– Скорее всего. Ощущения были очень неприятные.

– Не понимаю, как она с ним справилась. Телосложение у Робби не самое крепкое, но хиляком он никогда не считался. Уверена, физически он был сильнее убийцы. Кроме того, Роберт отличный пловец. В колледже он выбрал плавание как факультативную дисциплину и минимум дважды в неделю посещал бассейн в Спортивном центре королевы-матери. Робби всегда говорил, что вода – его родная стихия. Почему же он не боролся?

– Не забывай, у него был поврежден мозг. Там, в бассейне, я чувствовал, что одна сторона моего тела тяжелая и неподвижная, как после инсульта. Думаю, Робби получил мозговую травму, что и повлияло на его двигательную координацию.

– Ладно, идем дальше. Ты видел дом – это уже кое-что. Серьезный ориентир.

Дом, в котором, позволь напомнить, среди всего прочего на пути мне попадались комнаты, набитые бабочками и безглазыми монахами. И еще так называемый Портал.

– Какая-то символика? – нахмурилась Фрэнки.

– Или помутнение рассудка.

Габриель помолчал. Какими словами передать ту невероятную сенсорную перегрузку, которую он испытал?

– Понимаешь, в тот момент, когда открылась дверь в Портал, я пережил нечто неописуемое. Я чувствовал, что схожу с ума, как если бы наелся «ангельской пыли». Мой мозг будто жарился на костре.

– А если все дело именно в этом? Может, Робби принял галлюциногенный наркотик и умер от передозировки?

– Вряд ли, – покачал головой Габриель, – хотя я думал об этом. Во время путешествия меня не покидало странное ощущение, что я подчиняюсь правилам. Я переходил из комнаты в комнату в строгом порядке. Существовала некая схема, которая требовала огромной сосредоточенности. Я открывал двери не наугад, а в определенной последовательности. Некоторые двери я пропускал… сознательно. Должно быть, я открыл сотни дверей. Тысячи.

– Тысячи?

– А то и сотни тысяч. Знаю, звучит безумно. И еще у меня в голове, как мантра, постоянно звучала фраза: порядок мест, порядок вещей. Точно это был главный принцип, исходная установка или что-то в этом роде. Несмотря на хаос, в путешествии прослеживалась строгая система – никакого сравнения с наркотическим дурманом. В начале «скачка» я контролировал ситуацию и все было нормально. Я словно бы проходил испытание, и каждая правильно выбранная дверь придавала мне уверенности в собственных силах. Но в конце, когда я пошел за той женщиной, уверенность покинула меня. Потом мой мозг превратился в жидкую лаву, а вскоре я очнулся в бассейне. Черт знает что, – вздохнул Габриель. – Может, и правда, Роберт переусердствовал с ЛСД? Ощущения, точно я вышел из-под кайфа.

– Да-а, «скачок» потрясающий, – протянула Фрэнки задумчиво.

Габриель вдруг вспомнил неожиданное признание, которое она сделала в прошлый раз: «Иногда зависть просто пожирала меня». Все эти годы, которые они провели вместе – и провели счастливо, как он считал, – Фрэнки завидовала его способностям. Он до сих пор не мог увязать подобные негативные эмоции с юной и скромной Сесилией Фрэнк, которую искренне любил. Лучше бы она этого не говорила.

– Что скажешь о женщине? – нарушила молчание Фрэнки.

– Она реальна, – после паузы медленно ответил Габриель. – Я ощущал, что она реально существует. Да, точно. И это еще раз подтверждает, что о наркотиках и речи нет.

– И конечно, никаких идеограмм?

Габриель отрицательно покачал головой. Фрэнки ссылалась на практику, которой пользовались многие дальновидящие, позволяя руке во время «скачка» делать механические наброски и тем самым отражать получаемые образы. Габриель редко применял этот способ, хотя, безусловно, зарисовки иногда оказывались полезными.

Он подошел к письменному столу, достал из ящика блокнот, ручку и начал рисовать. Круг на вершине креста, полукруг меньшего размера пересекает круг, вся композиция заключена внутри раскрытой розы. Как художник Габриель был слабоват, и его роза больше напоминала облезлую маргаритку, но в целом вышло понятно. Он вернулся к Фрэнки.

– Помнишь, я упоминал про герб на двери и на стене перед Порталом? Это он и есть – насколько у меня отложилось. Может, даст тебе какую-то подсказку насчет Роберта. – Без особой надежды Габриель протянул листок Фрэнки. – О чем-нибудь тебе говорит?

– О боже!

Она изумленно уставилась на рисунок.

– Что? – насторожился Габриель. – Ты знаешь, что это такое?

– Робби сделал себе такую татуировку на правой руке – с внутренней стороны, над запястьем.

– Зачем? Он, случайно, не гомосексуалист? Эмблема чем-то схожа с символом женской сексуальности.

– Женская сексуальность здесь ни при чем, – улыбнулась Фрэнки. – Это комбинация астрологических символов, сведенных воедино. Кажется, Робби называл ее монадой. Да, монадой. Правда, какие именно элементы в нее входят, я не знаю. Габриель, тут важно совсем другое: эта символика составляет основу герба. Перед тобой герб дома Монк.

– Монк?

– Сестры Монк. – Глаза Фрэнки заблестели от волнения. – Морриган и Минналуш. Робби водил с ними близкое знакомство. Они живут в Челси, в несуразном старом особняке из красного кирпича. Я была у них всего пару раз, но герб запомнила. Его изображения развешаны повсюду. На мой вопрос Робби ответил, что история герба восходит к шестнадцатому веку и как-то связана с семьей Монк.

Габриель еще раз взглянул на свой набросок. Для шестнадцатого века композиция смотрелась на удивление современно.

– Все равно не вижу логики.

– Поверь мне, поступки Робби редко подчинялись логике. Тем не менее буква «М» на цепочке той женщины может указывать на Минналуш или Морриган, а герб – на дом сестер Монк.

– Но ведь у них нет бассейна?

Фрэнки побледнела.

– Есть. Один из немногих открытых бассейнов в Челси. Он небольшой, но глубокий. Прошлым летом сестры устраивали возле него вечеринку с купанием. В тот раз Робби нас и познакомил.

Они замолчали, обдумывая связь между открывшимися фактами.

– Сам по себе особняк очень красивый, правда довольно мрачный, – Фрэнки состроила гримаску. – В доме внушительная библиотека, но бабочек и белоснежных голубей я определенно не видела. Да и для монахов, умерщвляющих плоть, там вряд ли нашлось бы место.

– И ворона тоже не было?

– Увы.

– Ты сказала, что Робби дружил с сестрами?

– Последние восемь-девять месяцев он постоянно болтался в их компании. Я всегда подозревала, что именно они подтолкнули его к решению переехать из нашего дома в отдельную квартиру.

– Папочке, наверное, не нравилось это знакомство?

– Наоборот, Уильям относился к их дружбе с одобрением. Можно сказать, это единственное, что он одобрял в отношении Робби. Уильям считал, что сестры оказывают на него положительное влияние.

– Ты тоже так считала?

– Пожалуй, да. – Фрэнки пожала плечами. – Впервые за все время, что я знала Робби, он выглядел довольным.

Ее интонация показалась Габриелю странной.

– За что ты их не любила? – поинтересовался он, подавшись вперед.

– Я этого не говорила, – вспыхнула Фрэнки.

Она не на шутку разозлилась. Габриель спрятал улыбку. Ох уж эти женщины! Ладно, пора сменить тактику.

– Морриган и Минналуш Монк. Прямо скороговорка какая-то. Их родители определенно любили экзотику. Почему бы не назвать дочерей просто Мэри и Мэйбл?

– Уверяю тебя, сестры отнюдь не похожи на простушек Мэри и Мэйбл. Они довольно… эксцентричные создания. Робби просто бредил ими, особенно одной.

– Которой же?

– Веришь ли, не знаю. Я почему-то всегда представляла их в паре. И если честно, не слишком задумывалась на эту тему. Робби то и дело в кого-то влюблялся. – Фрэнки печально улыбнулась. – Однажды даже увлекся мной.

– Что ж, вполне его понимаю.

– Спасибо.

– Я серьезно.

Габриель украдкой бросил на Фрэнки оценивающий взор. Он действительно не шутил. Эту женщину вряд ли можно было назвать красавицей, однако ее лицо обладало невероятной притягательностью. Она сидела к Габриелю в профиль, и он хорошо видел выразительную линию ее скулы, чуть вздернутый нос и изгиб верхней губы, словно обещавший, что Фрэнки вот-вот улыбнется. В своем цветастом платье она сегодня выглядела особенно юной и свежей.

Габриель только сейчас заметил, как она привлекательна, что, в общем, было на него не похоже. С другой стороны, когда Фрэнки позвонила в дверь, он чувствовал себя так паршиво, что не отреагировал бы, даже если бы к нему в гости пожаловала Моника Белуччи. В глубоком круглом декольте на груди и ключицах Фрэнки виднелась россыпь маленьких золотистых веснушек. Когда-то давно, когда Габриель и Фрэнки еще были вместе, он называл их поцелуями солнышка. Н-да, не слишком оригинально. Он хорошо помнил, как пытался их сосчитать, обычно после занятий любовью. Маленький интимный ритуал.

Фрэнки повернула голову и поймала его взгляд. Габриель понял, что она прочитала его мысли. На скулах Фрэнки заалел слабый румянец, она непроизвольно дотронулась до шеи. Значит, непробиваемость миссис Уиттингтон – лишь маска? Габриель с улыбкой коснулся ее ладони, позволив пальцам задержаться.

– Тебе идет это платье.

– Спасибо. Уильяму тоже очень нравится. Муж привез его для меня из Милана.

Намек ясен. Габриелю не следовало забывать, что при всей своей врожденной мягкости Фрэнки никогда не была легкодоступной девушкой и всегда умела поставить нахалов на место. Он убрал руку и невозмутимо проговорил:

– Полагаю, сестер Монк допрашивали в полиции?

– Да, и очень подробно. – Было очевидно, что деловой тон Габриеля вызвал у Фрэнки явное облегчение. – Ничего подозрительного не выяснили.

– Ты сказала, Робби был влюблен в одну из сестер. Ему отвечали взаимностью?

– Нет, – категорически отрезала Фрэнки. – Во-первых, Морриган и Минналуш старше его, а во-вторых, в качестве сексуального партнера Робби не интересовал ни ту, ни другую. Скорее они видели в нем ласкового щенка, который повсюду таскается за ними. Его преданность их забавляла. – Фрэнки задумчиво постучала пальцем по нижней губе. – Я могу провести тебя к ним в дом. Напроситься в гости и взять тебя с собой.

Габриель отрицательно покачал головой и поморщился боль никак не хотела уходить.

– Мне нужен полный доступ. Если мы придем с визитом, нам подадут чай в гостиной и на этом точка, а мне надо как следует все разнюхать. Кроме того, я хочу осмотреть дом прежде, чем встречусь с хозяевами, чтобы составить непредвзятое впечатление.

Фрэнки подозрительно покосилась на Габриеля.

– Ты, случайно, не собираешься устроить «проникновение со взломом»?

– Собираюсь. Причем с твоей помощью.

– Эй, погоди. По-моему, мы заходим слишком далеко.

– Дело твое. Я могу выйти из игры в любую минуту.

Габриель лукавил. Проявление прежней способности видеть на расстоянии, да еще столь четко, в некоторой степени оказалось для него сюрпризом. Приятным или нет – другой вопрос, но, как ни крути, он вновь попался на крючок.

– Ты лжешь. – Фрэнки не так легко было провести. – По глазам вижу, на тебя подействовал «скачок». Это твой первый раз с тех пор, как… – Она тактично умолкла, затем, очевидно, прочла ответ на лице Габриеля. – Ясно. Представляю, каково тебе сейчас.

Он пожал плечами. «Скачок» отнял у него много сил, но зато вызвал прилив возбуждения. Габриелю все еще не верилось, что это произошло. По всей видимости, удачное стечение обстоятельств. В идеале для выхода в «скачок» требовалось, чтобы «видящий» управлял мозговыми импульсами с диапазоном колебаний от четырех до семи в минуту. Такие медленные тета-волны характерны для глубокой медитации и создают оптимальное умственное состояние для перехода на иной уровень сознания. Когда Габриель ушел в «скачок», его тело было полностью расслаблено. С ним обычно так и случалось: «скачок» происходил на стыке полуяви-полусна.

– Итак, приступим к разработке плана.

– Что конкретно ты задумал?

В голосе Фрэнки сквозило недоверие.

– Нужно, чтобы ты как-нибудь пригласила сестер к себе на ужин и я бы точно знал, что дом пуст.

Она с сомнением закусила губу.

– Ну же, Фрэнки. Рискнем.

– Кажется, у тебя поменялся репертуар. Воровские штучки раньше не входили в список твоих талантов.

– При чем тут воровские штучки? Я просто приду на экскурсию.

Фрэнки нахмурилась, но Габриель видел, что она постепенно примиряется с его идеей.

– Ладно, – вздохнула она. – Только Уильяму я пока ничего говорить не буду. Он очень уважает Морриган и Минналуш.

Может быть, даже чересчур уважает, подумал Габриель, и, может быть, миссис Уиттингтон это не по душе? Фрэнки взглянула на часы и взяла в руки сумочку.

– Извини, мне пора. У меня деловое свидание. Как только вернусь домой, позвоню сестрам и приглашу их в гости.

– Договорились.

У дверей Фрэнки обернулась:

– Ты сказал, что во время «скачка» ощущал эту женщину как личность. Что ты чувствовал? Ее злобу?

– Не злобу. Алчность.

– Алчность?

– Мне трудно объяснить. Не жадность как таковую, а скорее неутолимую жажду познания, любопытство. Да, пожалуй, именно любопытство. Только очень сильное, ненасытное. Так сказать, любопытство в квадрате.

– Касательно чего?

– Понятия не имею, – пожал плечами Габриель.

Когда дверь за Фрэнки закрылась, он осознал, что дал не совсем точное описание. На самом деле женщина в маске, которая так испытующе смотрела ему в глаза, излучала всепоглощающее любопытство, однако от нее исходила и другая эмоция. Более мощная и простая. У бассейна стояла женщина, чьи надежды не оправдались. Главное чувство, которое ею владело, можно было назвать одним словом. Разочарование.

11 июня

Разочарование – самое тяжелое чувство. М. согласна со мной, но говорит, что человека снедает изнутри не разочарование, но сожаление.

Вчера ночью мы закончили комнату Тота. Я рада, но в то же время ощущаю пронзительную пустоту. Как и М., я мечтаю найти нового партнера для игры. Не сомневаюсь, он обязательно появится, это лишь вопрос времени.

Интересно, каким он будет? Р. был искателем, невинным ребенком. А что, если М. права? Что, если нам действительно нужен кто-то с более горячей кровью в жилах? Не только искатель, но и воин.

Где он сейчас, наш будущий игрок? О чем думает в эту самую секунду?