Текст книги "Смерть по сценарию"

Автор книги: Наталья Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– В пятницу.

– Почему не позвонил?

– Не поверил. Откуда ты узнал, что будет письмо?

– Должен же у этого шедевра быть конец.

– А что в конце?

– Истина.

– Значит, никакое расследование вести не надо, надо только получать эти странные послания с того света и следить за развитием событий?

– Ну, улики проверять надо. Что ты сидишь? Беги, хватай, ампула там есть, я не сомневаюсь. Выяснил, где эта Алла живет?

– Выяснил. Кстати, письмо отправлено как раз из того района.

– Да некстати оно оттуда отправлено. Кто это сделал? Сама Алла? Ревнивый профессор? Зачем? Столько лет носил рога и решил наказать жену? Проверяй, проверяй, Михин.

– Слушай, Леша, поедем со мной туда?

– Куда?

– К этой Алле. Раз ты уверен, что ампула там есть, значит, мы ее и изымем. Я выдам тебя за понятого, хочешь?

– А ты думал о том, откуда ампула там взялась, в этой дамской сумочке?

– Откуда?

– Есть у меня мысль, только это похоже черт знает на что.

– Так поедем?

– А жена? Ты соображаешь, что будет с Александрой, если она узнает, что я опять умчался лезть в чужую жизнь, как она называет мои походы совместно с тобой и Барышевым.

– Что, мне одному?

– Во-первых, никого в этой профессорской квартире нет сейчас, они на даче, как все нормальные люди в такую жару. Где у них дача, ты не знаешь, поэтому вношу единственное рациональное предложение на данный момент.

– Какое?

– Завтра вечером, а именно в воскресенье, я уеду отсюда часов в семь, опять же как делают все нормальные люди, мы с тобой встретимся у ближайшего к дому этой Аллы метро и заедем в профессорскую квартиру. Надеюсь, что дама работает и отпуск в июне не берет, опять же как все нормальные люди.

– Что ты заладил: «Как все нормальные, как все нормальные…»

– Потому что в такую жару можно думать только о речке и читать только этикетки на прохладительных напитках.

– Значит, завтра встречаемся, во сколько?

– Я думал, ты не такой настырный. В девять, раньше не доеду. Где?

– Метро «Преображенская площадь».

– Да, тогда пораньше надо выезжать. А сейчас линяй отсюда и беги купаться на пруд, не зря же ты ехал в такую даль.

– Какую даль? Я живу в местном районном центре, к тому же у моей мамы дача тут неподалеку.

– Похоже, все знакомые и подозреваемые сейчас здесь, поблизости. Сашка идет! – Леонидов откатился от кустов к парнику, Михин исчез за забором.

Жена Александра шла по саду, вглядываясь в высокую траву, не лежит ли где, уставившись голубым взором в небо, любимый муж.

Любимый поспешно схватил молоток и стал прибивать оторванную ветром пленку к деревянному столбу теплицы.

– Поздно, Леонидов, поздно.

– Ты о чем, дорогая?

– Не надо делать вид, что все это время ты работал в поте лица.

– А разве не видно?

– Вот именно: не видно. Тунеядец.

– Разве я не спасаю твой парник?

– Ты его сейчас доломаешь. Опять лежал мечтал или строил цепочку логических размышлений?

– Сашенька, я просто задремал. Давай поговорим лучше о погоде, самая мирная тема.

– Что о ней говорить? В Анапе плюс двадцать шесть, у нас плюс тридцать.

– Вот видишь, как замечательно: все престижные курорты в июне этого года климатически переместились в Московскую область, не надо никуда ехать, деньги тратить, тем более что мини-море за забором, цены на фрукты такие же, как на юге.

– Зубы заговариваешь, Лешечка?

– Радуюсь, что ты у меня такая свеженькая, загореленькая, пупсик ты мой, дай поцелую. – Он полез к жене, забыв и про Михина, и про страницы «Смерти…», присланные неизвестным лицом, и про свои плохие мысли о том, что жизнь ничего не стоит, если кроме работы ничего в ней нет, – просто погрузился в родной запах ландышей и губами ласково попробовал вкус золотистой загорелой кожи.

3

Случилось так, что соседские дамы сами напросились на знакомство. Это знаменательное событие произошло воскресным утром, когда Алексей спокойно возился со своим парником. Старшая дама крикнула ему через забор:

– Мужчина, эй! Послушайте, мужчина!

– Это вы мне? – Леонидов уже начал привыкать к обращению «господин» и хотел даже преподать даме урок хороших манер, но тут вспомнил, что на нем нет ни костюма, ни галстука, одни только спортивные трусы, да и те не из дорогого магазина, блеклые, рваные по швам. «Ладно, откликнусь и на «мужчину», не помру», – смирился он и повернул корпус к даме.

– Послушайте, вы можете подойти? – спросила та, уже приблизившись к вишням со своей стороны.

Алексей придвинулся поближе к забору, дама сняла темные очки, то ли из вежливости, то ли потому, что в тени густых деревьев было плохо видно. Глаза у нее оказались, как две стальные пули: серые, литые и того калибра, который бьет наповал.

– Что-то случилось?

– Вы не могли бы показать, как включается насос, я не знакома с такой техникой.

– Грядки полить хотите?

Дама своими металлическими глазами намертво пришила Леонидова к забору:

– Хочу принять душ. Если вы еще не успели заметить, то сегодня жарко.

– А тут пруд рядом, народ купается, ничего.

– Я купаюсь, – дама выделила последнее слово, – только в море. К пиявкам в эту рыжую глину лезть не хочу.

– Зря. Говорят, что глинистая вода целебная, нечто вроде грязевых ванн. Грязевыми ваннами на курортах-то не брезгуете?

– Так вы можете включить насос? – Дама начала терять терпение.

– Могу. Ничего, если я через забор к вам перелезу?

– Если это ваш стиль жизни – ради бога.

Насчет стиля жизни Леонидов было усомнился, но выдавать себя не стал, вскарабкался на колья.

– Не беспокойтесь, не сорвусь, – выдохнул он и кулем свалился к ее ногам, обутым в пляжные модные шлепанцы на высоченной платформе.

– Алексей Алексеевич.

– Вера Валентиновна, – неохотно процедила дама и пошла вперед, снова закрыв темными очками мелкие морщинки возле глаз.

Насос включался просто, Алексей справился с ним быстро, Вера Валентиновна на это только пожала плечами:

– Благодарю. Вы – местный житель? Где в этой дыре находится ближайший магазин?

– Вообще-то я коммерческий директор крупной фирмы, – тщеславно заявил разозлившийся вконец Леонидов. Это был редкий случай, когда собственная должность вызвала у него упоение и желание положить упоминанием о ней собеседника на обе лопатки. – А магазин здесь в трех километрах, в ближайшей деревне, прямо по дороге поезжайте и не заблудитесь.

– Коммерческий директор? – Дама с сомнением уставилась на худое леонидовское лицо и его старые спортивные трусы.

– Фирма «Алексер».

– Соня, иди сюда, нам помогли включить насос! – тут же закричала Вера Валентиновна и Леонидов был мгновенно представлен белокурой дочке. – Сонечка, Алексей Алексеевич любезно показал, как включать этот жуткий агрегат. Кофе с нами не выпьете? – Ее тон стал таким, что Леонидов понял: дама умеет общаться не только с поставщиками, но и с клиентами.

– Благодарю, в другой раз. Жена не знает, куда я пошел, будет искать и волноваться, она у меня беременная, ей вредно, – злорадно сказал Леонидов, чтобы сразу обрубить все намерения дамы как-то связать его с дочкой.

– Жена? – Вера Валентиновна слегка осела.

– Вы заходите к нам запросто, по-соседски, чаю попьем, на мальчика моего посмотрите, поговорите с Александрой о своем, о женском.

– Так у вас еще есть дети? Вы такой молодой с виду, не подумала бы, что у вас дети.

– Это только с виду. Так заходите.

– Спасибо, воспользуюсь приглашением. – Дама почти потеряла к Леонидову интерес. – Соня, ты первая пойдешь принимать душ?

– Иди ты, мама, я еще позагораю.

Мама ушла, а Соня на всякий случай улыбнулась Леонидову, и он машинально подумал, что пора втянуть наметившийся живот. Инстинкты мужчины в таких случаях сильнее самосознания.

– Вы студентка, наверное?

– Так заметно? – Девушка вела себя уверенно с незнакомым мужчиной, слишком уверенно, чтобы стало понятным, что Соня из породы женщин, которые не создают лишних преград в отношениях с противоположным полом, а сами предпочитают крушить любые едва наметившиеся барьеры.

– И что вы изучаете?

– Сейчас модно быть ближе к экономике. Допустим, я изучаю менеджмент и маркетинг.

– И что вы после этого изучения собираетесь продавать?

– Я говорила об экономике, а не о торговле.

– Ну, экономить что собираетесь?

– Это у вас чувство юмора такое своеобразное, господин коммерческий директор?

– Слышали, как представился? Каюсь, тщеславен. Но ваша мама зато предложила чашечку кофе, а это, наверное, не каждому такая честь?

– А мне что предложить? – Соня откровенно прищурилась, ее глаза были гораздо светлее, чем у матери, но в них временами тоже закипала расплавленная сталь.

– Леша! – услышал со стороны своего участка Леонидов, – Леша, где ты?!

– Жена. – Деланно вздохнул он. – Улетаю.

– Не забудьте ей сказать, что просто включали насос! – крикнула ему вслед Соня.

«Ох и девушка, – сокрушенно охал Алексей, перелезая обратно через забор. – Красивая? Да все они красивые в двадцать-то лет».

Жена Александра встретила неприязненно, ее синие глаза потемнели до цвета грозового неба, она смотрела на мужа, вылезающего из-под ветвей, так, что он понял: будет ругаться.

– Саша, я включал им насос.

– Да? Такие беспомощные?

– Они женщины городские, привыкли, что вода льется, стоит только повернуть кран, их можно только пожалеть.

– А меня? Я какая? Одна живу здесь целую неделю и не зову никаких мужиков. Подумаешь, цацы! Дамы из высшего общества, а ты, как дурачок, и побежал, только тебе свистнули.

– Саша!

– Замолчи! Где ты болтаешься целую неделю? С кем?

– Да почему я должен оправдываться? – Он разозлился. Доконало не то, что подозревают, а то, что повода для ревности абсолютно не было. – Все беременные такие нервные?

– А все мужики такие сволочи?

– Да ты что? С чего завелась?

– Если еще раз там тебя увижу…

– Ультиматумы будешь ставить?! А чтобы не убежал, будет двое детей? Все бабы так делают: свяжут по рукам и ногам, потом права качают.

– И ты после этого?…

– Уеду после этого. Дура!

Он побежал в дом за брюками, Саша заревела в саду, Леонидов не мог поверить в то, что эта истеричка – его любимая жена, психанул, сел в машину. Мотор взревел, «Жигули» вылетели из ворот, краем глаза Алексей заметил, что жена за ним не бежит и останавливать не собирается.

«Дура! Ну и пусть. Сколько можно меня пасти? «Я тут целую неделю одна, мне никакие мужики не помогают…» А я там один, в такой жаре в этом дурацком городе вкалываю как проклятый, и вместо покоя по выходным эти истерики, надо мне? Друзья через забор пролезают, на женщину другую не посмотри. Что я, не мужик? Дура!»

…До вечера он болтался по Москве, поехал в центр, со злости зашел в итальянский ресторан пообедать. Одна девушка из прежней жизни, той, что была до женитьбы на Александре, показала ему этот ресторан, он сразу полюбил аромат горячей, заполненной чем-то острым и вкусным пиццы, запах пряных специй и этой неторопливой атмосферой покоя и томления. Он приезжал сюда потом и с женой, когда в «Алексере» стал больше зарабатывать, и теперь тоже сидел за столиком, но один, и злость проходила, утекая вместе со временем в прошлое, которое никто и никогда уже не сможет вернуть.

«Ладно, завтра поеду мириться, не разводиться же из-за ерунды? Развестись с Сашкой? Смешно. Она – моя женщина, вся моя, люблю и глаза ее, и волосы, и запах. Так почему? Наверное, нервная работа, усталость и плюс еще этот чертов писатель со своим шедевром…»

Тут Алексей вспомнил, что его в девять часов вечера ждет Михин у какого-то метро. Название метро он вспомнил с трудом после утренних событий, но раз обещал, надо ехать. «Может, дома еще у этих Гончаровых никого не будет?» – тоскливо подумал он.

Но та самая Алла дома была. Михин решил сразу брать быка за рога: позвонил соседям, пригласил понятых на случай обнаружения ампулы из сумочки Аллы Константиновны Гончаровой. Она сначала не поняла, в чем дело, пускать в квартиру никого не хотела, возмущалась, пробовала кому-то звонить. Потом села в кресло, закинула презрительно ногу на ногу, закурила длинную дамскую сигарету и заявила:

– Там все равно ничего нет.

Ампулу с разложившимися остатками цианистого калия нашли в том кармашке, в котором действительно, как и описал Клишин, лежали и старая губная помада, и носовой платок, пахнущий чем-то похожим на запах жасмина. Алла Константиновна замерла, уставилась на ампулу взглядом, таящим в себе больше грусти, чем отчаяния, но не плакала и не пыталась оправдываться: сидела, курила, ждала, когда уйдут соседи, расписавшиеся в протоколе. Захлопнув за ними дверь, опять села в кресло и достала новую сигарету из пачки.

– Ну и что теперь?

– Какие отношения у вас были с Павлом Клишиным? – Это спросил Михин, Алексей молчал, разглядывая женщину. Без сомнения, это была сильная женщина, она не рыдала по пустякам, не ждала манны небесной, внимания мужчин, а если и плакала, то в одиночку, по ночам, закрывшись с головой подушкой, чтобы даже стены не видели, какой временами она бывает слабой. Ее белые волосы были подняты над загорелым лбом, взгляд глаз, похожих цветом на стекло обычной бутылки, уперся в пепельницу, где лежали испачканные яркой помадой окурки дорогих длинных сигарет.

– А какое вам дело до моих отношений с Павлом Клишиным?

– Вы одна живете?

– Нет. С мужем и его племянницей.

– Где они сейчас?

– Муж в деревне пишет научную работу, ему нужна тишина, – с усмешкой сказала она. – Племянница на той же даче готовится к очередному экзамену в институте.

– Так откуда у вас эта ампула?

– Не знаю. – Она передернула плечами. – У меня нет таких лекарств.

– А это не лекарство, Алла Константиновна. – Михин посмотрел на Леонидова, нет ли у него вопросов к Алле, но Алексей молчал. – Это яд, которым отравили Павла Клишина.

– Да? И что?

– Он оставил письменные показания, в которых прямо указывает, что вы были в тот вечер у него на даче, поссорились с ним и бросили в бокал с вином яд.

– Я что бросила? Яд? В бокал с вином? Как романтично! Ах, Паша, Паша, милый мой, ты неисправим и повторяешься. Читала где-то уже про такое, только плохо помню. Да, миледи в «Трех мушкетерах» отравила Констанцию Буонасье. Но такие романы не про меня.

– А откуда тогда ампула?

– Не знаю.

– Но на даче Клишина вы были?

– Да. Была.

– За Клишиным следили?

– Что? Я ему не жена.

– Разве вы не ревновали его?

– Пашу? К чему? К тому, что он слишком красив, чтобы не иметь нескольких любовниц?

– А зачем на дачу поехали?

– Он сам мне позвонил и пригласил. Мои домочадцы, вернее, эти бестолковые чада, предпочитают скрываться в лесу от общества людей, а мне приходится у этого общества вырывать зубами кусок, да посытнее. Я тоже иногда хочу расслабиться, отдохнуть. Паша пригласил, я поехала, что ж тут такого?

– Зачем поехали?

– А зачем женщина, у которой муж на пятнадцать лет старше, еще и живет полгода в каком-то лесу, может поехать к молодому и красивому мужчине?

– Вы были его любовницей?

– Я люблю красивые и дорогие вещи, и я в состоянии их оплатить.

– Он брал у вас деньги? – спросил Алексей.

– Ну, скажем, не отказывался. Но не деньги – подарки, и весьма дорогие. Деньги брал один раз, на покупку машины, когда ему не хватило.

– Разве он ее купил не на гонорары?

– Смеетесь? Какие гонорары способны оплатить такую машину, как «тойота»? Это раньше писатели были обеспеченными людьми, а сейчас большие деньги платят только тем, кто уже прочно обосновался на литературном Олимпе, остальные же просто получают подачки, взять хотя бы моего мужа.

– А что ваш муж?

– Кто теперь будет издавать его работы да еще платить за них приличный гонорар?

– Много вы подарили Павлу Андреевичу дорогих вещей?

– Он того стоил. Очень красивый мужчина, приятно поддерживал любую беседу в компании, следил за собой, фигуру содержал в порядке, умел говорить весьма забавные вещи.

– Забавные?

– Это из той области чувств, которая для меня закрыта.

– Что вы скажете о вашей последней ссоре?

– А что вы хотите? Я приезжаю с определенным настроением, с определенной целью, а там какая-то корова выясняет с ним отношения по поводу внебрачного ребенка, потом еще вдобавок приезжает ее дебильный муженек, дело доходит чуть ли не до драки. Я сериалы по вечерам не смотрю, мелодрамы тоже не уважаю, но если захочется, куплю в киоске кассету и вдоволь изойду соплями. Зачем мне еще и видеть это в доме любовника и терять свое драгоценное время?

– Это вы звонили Солдатову домой и сообщили, что его жена на даче у Клишина?

– Кому звонила?

– Мужу Любови Николаевны.

– А почему это я должна ждать, когда этой бабе надоест беседа с моим мужиком и надоест ли вообще?

– Значит, вы из-за этого поссорились?

– Из-за чего ж еще? Я потом сказала Паше, что подожду другого раза, когда народу в доме будет поменьше.

– Они же уехали.

– Да? Но кто-то прятался в другой комнате, что рядом со спальней. Проходной двор, а не дача! – Алла опять передернула плечами и снова покосилась на пачку сигарет.

– Почему вы утверждаете, что рядом в комнате еще кто-то был?

– Это щитовой дом, а не вилла американского миллиардера. Перегородки такие, что можно просто громко дышать, а в соседней комнате все будет слышно.

– Значит, когда Любовь Николаевна и ее муж уехали, вы спустились вниз, выяснили отношения с Клишиным и тоже уехали?

– А что еще?

– Откуда же ампула?

– Это не моя. Я ее туда не клала. Послушайте, я же не идиотка, чтобы тащить домой эту дрянь, а не выбросить в ближайшие кусты?

– А замуж за Клишина вы не хотели выйти?

– Что?! Замуж? Прожить хотя бы несколько лет с его извращенной романтичностью, стишками и рукописями, которые он ежедневно уговаривает прочитать? Да я бы сдохла от тоски. Он же никуда не хотел вылезать из своего кокона, ненавидел публичное поглощение пищи, зрелище массовых народных гуляний и любые признаки толпы. Его слова, кстати.

– Зачем же тогда брал в подарок дорогие вещи?

– Для себя. Он себя очень любил, мой бедный Паша. Говорил о здоровой жизни в деревне, а сам обожал ежедневную ванну с пеной, которая непременно должна была пахнуть жасмином. Он бросал в стирку белую сорочку, поносив ее один день, полировал ногти и выщипывал волоски на бровях, которые портили ему линию.

– Линию чего?

– Этих самых бровей, чего же еще? Дорогой мужчина, одним словом. Мне приятно, конечно, было появляться на людях с ним, а не с этим моим старичком.

– Почему вы не разведетесь? – спросил неожиданно Леонидов.

– А вот это только меня касается. Я никогда не выворачиваю свою душу перед незнакомыми людьми. Паша покойник – про него теперь можно, но про живых моих сожителей узнавайте не от меня. – Она резко сдавила в пепельнице окурок.

– Скажите, вы оставляли сумочку в одной комнате с Клишиным, когда сами куда-то отлучались?

– Не помню. Зачем Паше моя сумочка? Ну, отходила к зеркалу красить губы, не таскать же ее с собой в ванную? Достаточно косметички.

– Мы выясним, откуда взялась эта ампула. А вы не отправляли недавно никакое письмо по просьбе Клишина? – Леонидов кивнул Михину, что пора уходить.

– Я ему не почтальон.

– Понятно.

Алла Константиновна вместе с гостями прошла к дверям, машинально взглянула в зеркало на стене прихожей, пальцами тронула кожу возле левого глаза, поправила выбившуюся прядь волос. Уже возле открытой двери Леонидов спросил:

– А вашу племянницу как зовут?

– Надежда Сергеевна Гончарова. Вы удовлетворены? Только нашу милую Наденьку не надо сюда приплетать, она девочка нежная, может и растаять, как Снегурочка.

– Боюсь, Алла Константиновна, что мы к вам еще придем.

Дверь за Леонидовым была с громким стуком закрыта, пожелание осталось без ответа.

– Ты про племянницу зачем спросил? – уже в машине вспомнил Михин.

– Потому что в жизни Павла Андреевича, по его словам, были и Вера, и Надежда, и Любовь. Веру с Любовью я уже успел повидать, а Надежда оставалась до сих пор туманной. А на что он надеялся, надо бы узнать.

– И ты думаешь…

– Пока ничего. Ничего, кроме того, что ампулу в сумочку Аллы Константиновны положил сам Павел Клишин.

– Зачем?

– Это дьявольский розыгрыш, цель которого я пока не понимаю.

– А если не Клишин положил?

– Тогда сам профессор или эта клишинская Надежда.

– Убийца может быть в этой семье?

– Еще как! Одна Алла чего стоит. Не женщина – Берлинская стена, четко отделяет Западную часть города от Восточной.

– Так ее же разрушили?

– Вот и сделай то же, что перестройка в свое время.

– А ты?

– Я и так сегодня, как идиот последний, с Сашкой поругался, нет мне прощения.

– Из-за меня?!

– Из-за своей дури. Ты давай ищи по маркировке, с какого химико-фармацевтического комбината могла взяться ампула и как могла попасть в семью Гончаровых.

– Это ж такая рутина!

– А ты праздника хотел? Вокруг этой ампулы все крутится, кто ее достал, тот и пирожок съел.

– А книга?

– Пока там слишком много фактов, которые не подтверждаются. Или Алла Константиновна врет. Ты узнай поподробнее об образе жизни этой дамочки.

– Ну, озадачил. Узнай, найди, проверь.

– Ты же у нас профессионал, а я так, просто погулять вышел. А кстати, я сегодня познакомился с твоей тетей.

– С какой еще тетей?

– Которую ты подозреваешь в убийстве Клишина.

– Уже почти не подозреваю.

– А зря. Нельзя так легко отказываться от того, что подсказывет тебе интуиция.

– Сейчас интуиция мне подсказывает, что будет метро, которое как раз на моей ветке. Ты притормози, Леша.

– Да я до вокзала тебя довезу.

– Не надо. Я не дама, ты не кавалер, я тебе и так должен каждый день звонить и говорить «спасибо».

– А я тебе? Брось ты считаться, Игорь. Это, по крайней мере, я в своей жизни совершаю добровольно и в любой момент могу отказаться, а от остального, увы, нет.

Он остановил машину возле метро, Михин вылез и побежал в ярко освещенное подземное чрево. На улице было еще удивительно светло, даже обильное электричество казалось лишним, так хороша была июньская ночь, сменившая прохладой еще один жаркий день. Алексей почувствовал, что устал сегодня достаточно, для того чтобы лечь спать и отрубиться, не предаваясь горестным мыслям о скандале с женой. Думать об этом не хотелось, потому что тяжело признавать свою неправоту, особенно если девушка, к которой приревновала жена, действительно понравилась.

4

Вечером следующего дня Леонидов ушел с работы часов в семь и сразу поехал в деревню Петушки просить прощения у жены Александры. Ехал он быстро, торопился и старался настроиться на миролюбивую волну семейного эфира. Вообще он чертовски устал, как уставал после каждого такого рабочего дня, прокручивавшего его наподобие центрифуги, как начисто выстиранное белье, и выжимавшего все до капли. Уже к обеду он бывал настолько выполоскан, что просто забывал события предыдущего дня, а к вечеру вылетал на улицу досушиться, чтобы утром хлебнуть новой грязи повседневных мелочных забот. Дорога в этом плане здорово успокаивала, она задавала мерный, убаюкивающий ритм, который единственный мог справиться со взбаламученными нервами.

Оказалось, что Саша его ждала. Она сделала вид, что сегодня – это только продолжение вчерашнего дня, без того куска, что муж провел в гордом одиночестве, и ни о чем не напомнила. Если бы не девять часов вечера и завтрашняя утренняя полуторачасовая дорога в Москву, Леонидов бы покаялся подольше, но сегодня просто буркнул:

– Извини.

На что Александра ответила своим обычным:

– Не будем ссориться, Леша.

Инцидент завершился вничью, стороны отужинали вместе с целью закрепления дружественных отношений. Подавали жареные окорочка с картофельным пюре, салат из свежей зелени с добавлением огурцов и помидоров и компот из сушеных яблок урожая прошлого года. Леонидов прослушал жалобы противоположной стороны на соседа справа, передвинувшего свой забор на десять сантиметров в сторону их участка, тетю Машу, разбавлявшую водой молоко, и вышел на крыльцо, сохраняя достоинство, чтобы все это осмыслить и в роли главы семьи вынести вердикт.

Неожиданно кто-то отворил калитку и негромко, но мелодично позвал:

– Алексей Алексевич!

– Это я, – отозвался Леонидов и попытался вглядеться в сумерки.

Светлая, приятных очертаний фигурка шагнула на территорию его дачного участка:

– Можно?

– Соня? – Он машинально прислушался, где там жена. Саша в доме укладывала спать Сережку: мыла ему ноги и собиралась на ночь зачитать очередную главу из жизни несчастного Буратино. «Ах ты, мой деревянненький», – с нежностью подумал Леонидов и встал с крыльца.

– Вас так хорошо с улицы видно, сзади свет падает, – пояснила Соня. – Не думайте, пожалуйста, что я за вами слежу.

– Жаль, – пошутил он.

– Вы завтра на работу поедете?

– Увы, без вариантов.

– Захватите меня в город: жутко не люблю электрички, а надо послезавтра экзамен сдавать.

– Я рано поеду.

– А я рано встаю. Я жаворонок, – нежно улыбнулась в темноте Соня. – Во сколько к вам можно подойти?

– К восьми. Пока доедем, как раз будет десять.

– А жена что скажет?

– Она так рано не просыпается, – неожиданно для себя сказал Леонидов, и ему стало почти стыдно за это маленькое предательство. «В конце концов, все это в интересах следствия», – мысленно утешил он себя, делая вид, что не замечает, какая у девушки замечательная фигура и еще более замечательные светлые волосы, свободно сейчас падающие волнами на покатые плечи. В сумерках плохо было видно ее лицо, но Алексей и без того помнил, какое оно юное и какая милая ложбинка стекает по упругому подбородку от нижней пухлой губы.

– Значит, я вас не подставлю? – Он почувствовал, как улыбнулась Соня.

– А в том, чтобы подвезти до Москвы соседку, разве уже есть криминал? – Алексей сам себя уговаривал, а Соня только засмеялась:

– Это уже зависит от жены. Я слышала, как вчера на бешеной скорости вылетела из ворот ваша машина, даже испугалась: кто это там решил, что «Жигули» можно использовать на наших проселочных дорогах как полноприводной джип. Вы в канаве не застряли?

– В канаве не застрял, – сухо сказал Леонидов и не стал выяснять, откуда Соня знает, какой привод у джипа, полный или не полный.

– Тогда до завтра?

– Спокойной ночи.

– Малыши, – добавила она и почти бесшумно скользнула обратно в калитку.

«Нет, это уже черт знает что: какая-то соплячка изображает из себя женщину-вамп, а я, как дурак, клюю на ее детские ужимки!» Он злился сам на себя и уже с ужасом думал, что завтра полтора часа предстоит сидеть бок о бок с этим карающим ангелом и пытаться не сморозить очередную глупость. Леонидов на всякий случай прикинул, а не улизнуть ли пораньше, часиков в семь, а потом наврать Соне, что вспомнил о неотложных делах. «Тогда она будет обязательно высмеивать в следующий раз и подкалывать над тем, что я хоть и хорохорюсь, но жену боюсь. Да не жену я боюсь, а то дурацкое положение, в котором могу оказаться: до сих пор женщины не слишком покушались на мою честь или я не слишком сопротивлялся во время этих покушений, потому что был не женат. Как себя вести теперь? Да что за черт, испугался, как невинная девушка первой брачной ночи. Может, и не надо ей от меня ничего, кроме как доехать с комфортом до столицы не в грязной электричке, а на переднем сиденье «Жигулей». Не «мерседес», конечно, и не джип, но и не заплеванный вагон, в котором работяги едут с утра на работу и режутся в карты, перемежая комментарии к дураку обильным матерком». Он почти успокоился от этих мыслей, пошел в дом. Саша только спросила:

– Ты с кем-то разговаривал?

– Соседка спрашивала, не подвезу ли я ее завтра утром до ближайшего метро.

Жена даже не стала уточнять, какая соседка и что ответил ей муж, а Алексей на всякий случай сказал:

– Ты не вставай завтра, я кофе с утра попью и поеду. Спите себе с Сережкой, а тебе вообще нужен отдых и покой.

– Ну да, покой. – Она странно на него посмотрела, ушла к телевизору, потом долго сидела в старом кресле, смотрела какой-то сериал.

«Сашка стала смотреть сериалы. Моя Сашка стала смотреть… Это что-то. Дальше пойдут сплетни о соседском дяде Мише, который напился и устроил скандал, потом детский вязаный носок. С ним она будет часами сидеть у этого телевизора. А потом начнутся бесконечные разговоры о ценах, необходимых покупках, ремонте в квартире, детских болезнях… Стой, Леонидов, стой. Иди спать, сделай хотя бы вид, что просто устал».

Он чмокнул Александру в щеку, ушел на террасу и вскоре заснул.

…Утром он не сразу вспомнил, что с ним едет Соня. Первым делом подумал, что сегодня надо срочно поговорить с Серебряковой об изменении прайса и разработке каких-нибудь новшеств в рекламной кампании: конкуренты объявили о розыгрыше призов дополнительно к покупкам. Леонидов понимал, что все это, конечно, блеф, что и это постепенно приедается, но надеялся на новые, свежие мысли своих сотрудников. От Серебряковой требовались «добро» и финансовая поддержка. Поиск новой идеи, которая помогла бы положительно повлиять на прибыли «Алексера», так занимал мысли Леонидова за утренней чашкой кофе, что он удивился, заметив у машины юную блондинку в модных укороченных штанах и темно-голубой трикотажной кофточке. Потом вспомнил, что это Соня и она сегодня утром едет с ним до Москвы.

– Доброе утро, – вежливо поздоровался он.

Соня кивнула, открыла правую переднюю дверцу машины:

– Можно?

– Да, едем уже.

Алексей сел за руль, аккуратно вывел «Жигули» из ворот на улицу: ломать забор больше не хотелось.

– Я закрою. – Соня выскочила из машины и побежала закрывать ворота.

Минут через десять, которые они провели в молчании, Соня спросила:

– С вами можно разговаривать?

– А почему нет? – удивился Леонидов.

– Ну, некоторые жутко не любят, когда их за рулем отвлекают разговорами пассажиры. А есть еще просто от природы такие молчуны.

– Со мной разговаривать можно, – разрешил Алексей.

– Тогда можно без Алексеевича и на «ты»? Тем более смешно обращаться на «вы» к девушке двадцати лет. Я же еще не старуха.

– Мне, например, тридцать четыре, – вежливо намекнул Леонидов.

– Как много! – засмеялась Соня. – Столько же было моему двоюродному брату, а он всегда оставался для меня просто Пашкой.

Разговор сразу стал Алексею интересен.

– Брату? Это не сосед мой, который недавно умер?

– Вы были знакомы?

– Я с ним нет. С женой Александрой они учились в одной школе, и даже имел место какой-то детский роман ее с твоим двоюродным братом. – Алексей и сам не заметил, как перестал говорить девушке «вы». Нет, с Соней абсолютно не чувствовалось никакой дистанции, как будто они были давно знакомы и даже вместе как-то пили за Новый год.

– А меня Паша вырастил. Я не маменькина дочка – братикова.

– А как же мать?

– Мать все время была занята своим бизнесом, меня отправляла к сестре, а там тоже все работали, кроме Пашки, вот ему и доставалось со мной сидеть.

– Не нравилось, наверное?

– Когда была маленькая, конечно нет. А потом, после того как мне исполнилось лет шестнадцать, мы очень даже сошлись.