Текст книги "Мой Неидеальный прынц (СИ)"

Автор книги: Наталья Тудаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глава 14

Весь день я провела в состоянии, граничащем с помешательством. «В саду после вечерней трапезы...»

Это простое послание крутилось в голове, обрастая самыми невероятными и пугающими интерпретациями. То ли это ловушка? То ли он решил покончить с этим раз и навсегда, утопив меня в садовом фонтане? То ли… Нет, третьего «то ли» я даже боялась допустить.

Я не могла есть. Не могла читать. Я лишь ходила по комнате, то и дело подходя к окну и выглядывая в сад, как будто он мог дать мне ответ.

Кристина, видя мое состояние, молча принесла мне самое простое и неприметное платье темного цвета – словно читая мои мысли о необходимости быть незаметной. Я машинально поблагодарила ее, даже не глядя.

Когда сумерки окончательно сгустились и замок погрузился в сон, я сделала глубокий вдох и выскользнула из комнаты. Сердце колотилось где-то в горле, а в руке я сжимала тот самый кинжал. На всякий случай.

Сад был погружен в тишину, нарушаемую лишь шелестом листьев и далеким уханьем совы. Воздух был прохладным и влажным. Луна, почти полная, заливала все своим призрачным, серебристым светом, создавая причудливые тени.

Он стоял там, где я видела его в прошлый раз – прислонившись к стволу старой ели. Но на этот раз он был не один. Рядом, на каменной скамье, стоял кувшин и два бокала. Он был без камзола, в простой темной рубашке, и в лунном свете он казался не реальным человеком, а изваянием – прекрасным и опасным.

Он не повернулся, когда я подошла. Просто произнес в ночную тишину: – Я начал думать, что ты не придешь.

– Я начала думать, что вы шутите, – ответила я, останавливаясь в паре шагов от него.

Он наконец обернулся. Его лицо было серьезным, уставшим. Ни тени насмешки или гнева.

– Я не шучу. Особенно когда дело касается измены.

Слово повисло между нами, тяжелое и звенящее.

– Измены? – я не поняла.

– Ты обвинила меня в том, что я не обеспечиваю безопасность в своем доме. В том, что я закрываю глаза на преступления под своей крышей. Для льера это – измена. Измена долгу.

Он говорил тихо, но каждое слово било точно в цель. Я не ожидала такой прямоты. Такого… признания.

– О, – было все, что я смогла выдавить из себя.

Он налил в один из бокалов темно-красной жидкости и протянул мне.

– Вино. Без яда. Я проверил лично.

Я колебалась, но взяла бокал. Наши пальцы ненадолго соприкоснулись. От его прикосновения побежали мурашки по коже.

– Я провел расследование, – сказал он, отхлебнув из своего бокала. – Гурий найден. Он подтвердил, что действовал по указанию Лизы. Она платила ему за «особые» капли. Те, что вызывают медленное угасание. Их же она подливала и… предыдущей жене.

Я замерла, бокал чуть не выпал у меня из рук. Он сказал это так просто. Так буднично. Признался в том, что его любовница – убийца. И что он знал об этом. Или догадывался.

– И… что теперь? – прошептала я.

– Гурий уже покинул королевство. С большим трудом и несколькими сломанными костями, но покинул, – в его голосе прозвучала ледяная жестокость, от которой стало холодно. – Что касается Лизы… она покинет замок завтра утром. Навсегда.

Я смотрела на него, не веря своим ушам. Он сделал это. Не ради меня. Ради долга. Ради порядка. Но он сделал.

– Почему? – вырвалось у меня. – Почему вы… почему ты не сделал этого раньше?

Он отвернулся, смотря в ночную даль.

– Потому что я был слеп. Потому что мне было все равно. Потому что та, кого я считал своей женой, была бледной, безвольной тенью, которая не вызывала ничего, кроме раздражения. Зачем защищать то, что не представляет ценности?

Его слова должны были ранить. Но они почему-то не ранили. Они были правдой. Горькой, неприкрытой правдой о нем и о той, чье тело я теперь занимала.

– А теперь? – мои губы едва шевелились.

Он повернулся ко мне. Его глаза в лунном свете были почти черными.

– Теперь появилась кто-то другой. Кто-то, кто бросает мне вызов в моем же кабинете. Кто-то, кто не боится смотреть мне в глаза и говорить правду. Кто-то, в ком я наконец-то увидел… человека.

Он сделал шаг ко мне. Потом еще один. Теперь мы стояли так близко, как и в кабинете. Но на этот раз между нами не было ярости. Было что-то другое. Напряженное, пульсирующее, опасное.

– Ты не боишься меня, – констатировал он, и в его голосе прозвучало нечто похожее на изумление.

– Я… – я хотела сказать «боюсь», но язык не повиновался. Я не боялась. Я была загипнотизирована. Этой ночью. Этим человеком. Этой странной, извращенной игрой, в которую мы играли.

– Ты должна бояться, – прошептал он, и его рука поднялась, чтобы коснуться моей щеки. Его пальцы были грубыми, шершавыми от рукояти меча, но прикосновение было на удивление нежным. – Я опасен. Для тебя – особенно.

– Почему особенно? – мой голос прозвучал тихо и предательски сдавленно.

– Потому что ты единственная, кто посмел меня бросить вызов, – его лицо склонилось к моему. – И единственная, кому я это позволил.

Его губы были в сантиметре от моих. Я чувствовала тепло его дыхания, запах вина, кожи и чего-то неуловимого, что было просто им. Вся моя воля, вся моя ярость, вся моя защита – все растаяло в этом лунном свете, под его прикосновением.

И тогда он поцеловал меня.

Это был не поцелуй ненависти. Не поцелуй гнева. Это был поцелуй завоевателя. Властный, требовательный, полный невысказанной страсти и того самого вызова, что витал между нами с самого начала. В нем была вся наша борьба, вся ярость, все невысказанные слова.

И самое ужасное, самое прекрасное было то, что я ответила ему. Мои губы отозвались на его натиск. Мои руки сами поднялись и вцепились в складки его рубашки, чтобы не упасть. Мир сузился до точки – до его губ, его рук, его тела, прижатого к моему.

Он был моим врагом. Он был моим мужем. И в эту секунду я хотела его так, как никогда никого не хотела в жизни.

Он оторвался так же внезапно, как и начал. Мы стояли, тяжело дыша, лоб в лоб. Его глаза пылали в темноте.

– Вот видишь, – его голос был хриплым. – Я опасен. Я могу заставить тебя забыть, кто я. Забыть, что ты должна меня ненавидеть.

– Я не забыла, – выдохнула я, но мои слова прозвучали слабо и неубедительно.

Он усмехнулся, горько и понимающе.

– Лжешь. Так же, как и я.

Он отступил на шаг, и ночной холод снова хлынул между нами, заставляя меня содрогнуться.

– Иди в свою комнату, Мэриэм.

Он не называл меня так раньше. Просто «Мэриэм». Без насмешки, без ненависти.

Я не помнила, как добралась до своей комнаты. Я закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и сползла на пол. Мои губы горели. Мои руки дрожали. Во рту был вкус его вина и его поцелуя.

Я провела пальцами по губам, пытаясь осмыслить произошедшее. Он изгнал Лизу. Он признал свою ошибку. Он поцеловал меня.

И самый главный вопрос был: что теперь? Что теперь будет между нами? Война продолжится? Или она перешла на новый, куда более опасный уровень?

Я подошла к зеркалу. В темноте я едва различала свое отражение – растрепанные волосы, распухшие губы, глаза, полные смятения и какого-то дикого, непонятного блеска.

Я не узнавала себя. И не узнавала его.

Игра изменилась. Теперь ставки были выше. Гораздо выше. Теперь на кону было не просто выживание. На кону было мое сердце. И я боялась, что проиграю эту партию еще до того, как она по-настоящему начнется.

Глава 15

Следующие несколько дней в замке витала странная, неловкая тишина. Мы с Итаном избегали друг друга. При встрече в коридоре наши взгляды скользили мимо, мы делали вид, что не замечаем друг друга. Но воздух между нами был густым и звенящим от невысказанного – от того поцелуя, от тех слов, что были сказаны в лунном саду.

Он выполнил свое обещание. Лизу я больше не видела. Слуги шептались, что ее рано утро, закутанную в плащ, вывели к ожидающей карете и увезли в неизвестном направлении. Ни слез, ни сцен. Тихий, стремительный и беспощадный разгром. Это было по-военному эффективно и немного пугающе.

Я пыталась сосредоточиться на книгах, на своих уроках веронийского этикета, но мысли постоянно возвращались к нему. К его рукам. К его губам. К тому, как странно и страшно изменились правила игры.

Все разрешилось самым неожиданным образом.

Как-то утром в замок ворвался взмыленный гонец в цвета королевского дома. Через полчаса после его прибытия я услышала из кабинета Итана громкий, яростный возглас, за которым последовал глухой удар кулака по столу.

Еще через час ко мне в комнату вошел он сам. Он был уже в дорожном дублете, его лицо было мрачным и сосредоточенным. За ним стояла льера Брошка с таким же озабоченным выражением лица и пожилой, сухопарый мужчина с умными, хитрыми глазами – управляющий замком, старик Орик.

– Меня вызывают, – отрезал Итан без предисловий. – На востоке вспыхнул мятеж. Король требует моего присутствия.

Мое сердце упало куда-то в ботинки. Война. Снова.

– Надолго? – спросила я, и мой голос прозвучал тише, чем я хотела.

– Месяц. Может, два. – Он смотрел на меня, и в его глазах было что-то сложное. Досада? Раздражение? Или… сожаление? – Орик останется управляющим. Он будет решать текущие вопросы. Но… – он сделал паузу, его взгляд скользнул по моему лицу, – старшей в замке остаешься ты. Орик будет докладывать тебе и советоваться по ключевым решениям. Окончательное слово – за тобой.

Я от неожиданности подняла брови. Он не отдал бразды правления полностью в мои руки, но и не отстранил совсем. Это был компромисс. Испытание.

Льера Брошка фыркнула, но не стала спорить.

– Я уезжаю с ним. Мне нужно навестить мою сестру в столице. Смотри, чтобы все было в порядке. – Ее взгляд скользнул по моему плоскому животу, и я почувствовала знакомый укол вины.

Итан кивнул, задержал на мне взгляд на секунду дольше необходимого, затем резко развернулся и вышел. Орик склонился в почтительном, но не подобострастном поклоне.

– К вашим услугам, льера. Буду докладывать ежедневно.

И они уехали. Оставив меня одну с умным управляющим, двумя сотнями слуг и чувством, будто на меня надели корону из шипов.

Первые дни Орик исправно являлся ко мне с отчетами. Сухими, лаконичными, полными цифр и терминов, которые я едва понимала. Он делал это с видом человека, исполняющего формальность. Он ждал, что я кивну, скажу «хорошо, Орик» и отправлю его восвояси.

Но я была учительницей. И я привыкла разбираться в том, что не понимаю.

– Объясните, Орик, почему затраты на сено выросли на треть, а поголовье лошадей не изменилось?

– Подождите, что значит «нет денег на починку печи»? А это что за статья расхода – «подарки поставщикам»? Давайте посмотрим договоры.

– Вы говорите, слуги ворую? А что мы сделали, чтобы им платили достаточно и чтобы воровство было невыгодно?

Сначала Орик смотрел на меня с вежливым недоумением. Потом с интересом. Потом в его глазах загорелся азарт старого волка, нашедшего достойного собеседника. Он начал объяснять. Подробно, с примерами, с раскладыванием бумаг по всему столу.

Я впитывала все, как губка. Я поняла, что Орик – гений управления, зажатый в тиски традиций и скупости прежних хозяев. Ему не хватало не денег, а смелости и полномочий на изменения.

А у меня смелости было хоть отбавляй. И полномочия, пусть и условные, были.

– Хорошо, – говорила я, выслушав его. – Вот мое решение…

И я выдавала вердикт. Не капризный, а основанный на логике и на том, что я успела понять. Мы отменили несколько бесполезных и дорогих традиций. Пересмотрели договоры с поставщиками. Я велела Орику поднять жалование ключевым работникам, но ужесточить контроль за хищениями.

Слуги, видевшие, что управляющий советуется со мной и что мои указания работают, стали относиться ко мне с новым, уважительным интересом. Ко мне начали приходить напрямую: «Льера, простите беспокойства, но у нас в прачечной…», «Льера, можно вопрос о…».

Но был один человек, который смотрел на всю эту деятельность с откровенным скепсисом. Капитан гарнизона Марк. Он являлся с докладами о безопасности напрямую ко мне, пропуская Орика, и делал это с таким видом, будто несет повинность.

– Все спокойно, льера, – буркнул он как-то раз, едва кивнув головой.

– Капитан, – остановила я его. – Я видела, что западная стена нуждается в починке.

– Льера, это не дело женщин… Управляющий должен…

– Управляющий занимается хозяйством, капитан. Безопасность – ваша зона ответственности. И моя – как старшей в замке. Так что завтра же организуйте рабочих для починки. И представьте мне смету. Согласованную с Ориком.

Он покраснел, что-то пробормотал себе под нос и ушел, но на следующий день работы на стене уже кипели. Орик, узнав об этом, лишь хмыкнул и сказал: «Наконец-то до него доходит».

Я чувствовала себя дирижером огромного, неуклюжего оркестра. Где Орик был моим первым скрипкой, а капитан Марк – упрямым литавристом, которого приходилось постоянно подстегивать.

По вечерам, смертельно уставшая, я падала в кровать и ворочалась без сна. Я думала о нем. Где он? Думает ли он обо мне?

Однажды утром Кристина принесла мне не только завтрак, но и небольшой, потрепанный конверт без обратного адреса. Сердце у меня заколотилось. Я сорвала печать.

Внутри был всего один листок. На нем был нарисован грубый, но узнаваемый схематичный план с маленькими крестиками и кружками. И подпись – всего одна буква. «Р».

Это была не любовная записка. Это была сводка. Сухая, лаконичная, без единого лишнего слова. Но он прислал ее. Мне. Он доверял мне знать.

Я прижала листок к груди и закрыла глаза. Глупая, непрошенная радость заполнила меня. Он думал обо мне.

Это придало мне сил. Я спустилась вниз с новыми идеями. Мы с Ориком запустили ремонт в прачечной, упорядочили систему хранения продовольствия.

Замок начал меняться. Медленно, но верно. Из мрачного, неприветливого места он начал превращаться в… хорошо отлаженное хозяйство. Я стояла на стене, глядя, как рабочие чинят кладку, и чувствовала странное, непривычное чувство – гордость. Не только за себя. За них. За то, что все вместе мы можем сделать жизнь здесь лучше.

И в тот момент я поняла страшную вещь. Мне это нравилось. Нравилась эта ответственность. Нравилось быть не просто гостьей, не просто пленницей, а… настоящей хозяйкой.

Я смотрела на дальние дороги, на которых не было видно пыли от приближающегося отряда, и думала, что его возвращение вселило в меня не только страх и смятение. Оно вселило в меня амбиции.

И это пугало больше всего. Потому что я не знала, что будет, когда он вернется. Захочет ли он снова отстранить меня от дел, передав все обратно в руки Орика? И… захочу ли я этого сама? Смогу ли я снова стать всего лишь «бледной, безвольной тенью» в его глазах?

Ответ, который шептало мое сердце, пугал меня своей определенностью.

Глава 16

Ощущение власти – штука опасная и пьянящая. Стоило мне немного освоиться в роли временной хозяйки замка, как мой взгляд, отточенный годами борьбы с детскими носовыми платками и разбросанными по классу фломастерами, начал выискивать новые цели для усовершенствования. И самой большой, самой раздражающей мишенью оказался… бардак.

Тот самый бардак, который я с ужасом наблюдала в первую же ночь, подглядывая в трапезную. Собаки. Они были везде. Большие, лохматые, слюнявые псы породы, которую я в душе окрестила «волкодаво-медведеобразными». Они свободно разгуливали по главному залу, спали на скамьях, оставляя шерсть на дорогих (и, видимо, никогда не чистившихся) гобеленах. Но самое ужасное – это было во время еды.

Кости. Они валялись на каменном полу, впитывая в себя жир, вино и вековую пыль. От них исходил характерный затхлый запах, который смешивался с ароматом жареного мяса и немытого тела, создавая неповторимый «аромат Тайлорхолда». А камины… Боже, эти камины! Они были забиты полуистлевшей золой и сажей, которая при каждом порыве ветра вылетала в помещение, покрывая все тонким черным налетом.

С этим нужно было что-то делать. Мое педагогическое и просто человеческое естество восставало.

Я начала с разведки. Призвав Орика, я напрямую спросила:

– Орик, почему собаки живут в главном зале?

Управляющий посмотрел на меня так, будто я спросила, почему небо синее.

– Так… всегда было, льера. Это псы льера Райана. Охотничьи. Сильные звери. Им положено быть рядом с хозяином.

– Рядом – это на псарне, которую я, кстати, видела. Она пустует. А здесь они разносят грязь и блох по всему замку. Это антисанитария.

– Анти… что? – переспросил Орик, морща лоб.

– Это значит, что от них исходит угроза здоровью. Особенно, – я сделала значительную паузу, – здоровью будущего наследника.

Волшебная фраза сработала, но лишь отчасти. Орик вздохнул.

– Льера, это не просто собаки. Это символ статуса. Льер Райан гордится своей сворой. Если он вернется и не найдет их на своем месте… – Он многозначительно хмыкнул.

– Он найдет их ухоженными, сытыми и живущими в чистоте, – парировала я. – И найдет главный зал, в котором можно дышать, не опасаясь подхватить чуму. Мое решение окончательно. Сегодня же, после утренней трапезы, все собаки переводятся на псарню.

Известие было встречено в штыки. Капитан Марк, узнав о моем плане, явился ко мне с таким видом, будто я приказала разоружить весь гарнизон.

– Льера, псы могут быть опасны для чужих! Псарники не справятся!

– Тогда помогите им, капитан, – холодно ответила я. – Вы же боевой офицер, а не нянька для шавок. Выделите пару ваших «нежных» солдат, размякших от моего соуса. Пусть продемонстрируют свою боевую выучку.

Марк скрипнул зубами, но под козырек. Битва за переселение была эпической. Псы, привыкшие к вольготной жизни, не желали покидать насиженные места. Два солдата и псарник с трудом затащили на поводок огромного вожака по кличке Брут. Тот упирался, рычал и в итоге таки цапнул одного из солдат за сапог.

Я наблюдала за этим цирком, стоя на безопасном расстоянии. В голове крутилась мысль: «Господи, Марина, ты в своем уме? Твоего мужа нет и месяца, а ты уже воюешь с его собаками».

Но отступать было поздно. После часа борьбы, уговоров и подкупа в виде огромной сахарной кости, свору наконец-то водворили на псарню. Главный зал внезапно оглох. И обнажил всю свою убогую сущность.

Теперь, когда собачья шерсть и кости не отвлекали внимание, стало видно настоящее состояние зала. Пол был покрыт толстым слоем застарелой грязи, въевшейся в камень. Стены у каминов почернели от копоти. Воздух был спертым и пыльным.

– Отлично, – сказала я, потирая руки. – Фаза первая завершена. Переходим к фазе второй. Генеральная уборка.

Тут взбунтовалась прислуга. Во главе с главной горничной, теткой Агатой, они выстроились передо мной с таким единодушным молчаливым протестом, что можно было подумать, я объявила о введении налога на воздух.

– Льера, мыть главный зал? – произнесла Агата, и в ее голосе звучала вековая усталость всей расы служанок. – Это же… Это же невозможно! Грязь въелась! Да и как? Ведер и тряпок на всех не хватит!

– А песком и щелоком? – предложила я, вспоминая исторические романы. – Я читала, что так чистят каменные полы.

– Щелок щелоком, льера, но копоть на стенах… Ее только скоблить. А это дни работы!

– У нас есть дни, – невозмутимо ответила я. – И есть руки. Много рук.

Я видéла их испуганные лица. Они боялись непосильной работы. Боялись гнева хозяина, если он вернется и увидит, что они «осквернили» его родовые камни. Мне нужен был иной подход.

– Слушайте все! – объявила я, поднимаясь на первую ступеньку лестницы, чтобы меня было лучше видно. – Я объявляю Неделю Чистоты! Все, кто примет участие в уборке главного зала, получат двойную порцию вечерней похлебки… и порцию того самого пирога с ягодами, что мы вчера пекли с Брониславой!

В зале прошелестел вздох. Пирог с ягодами произвел эффект разорвавшейся бомбы.

– И тот, кто лучше всех отчистит свой участок, – продолжала я, видя загорающиеся глаза, – получит… новый передник и пару мыла с цветочным ароматом! Это переломило ситуацию. Перспектива получить не только еду, но и нечто личное, ценное, сработала лучше любых приказов.

Уборка началась. Это было зрелище, достойное кисти Брейгеля. Десятки служанок и даже несколько солдат, которых капитан Марк с неохотой выделил «для тяжелой работы», скребли полы песком и щелоком. Облака пыли поднимались к потолку. Я сама, сняв свое лучшее платье и облачившись в простую серую одежду, взяла в руки скребок и принялась за один из каминов.

Это была каторжная работа. Сажа забивалась под ногти, въедалась в поры. Но был в этом и странный, почти медитативный катарсис. С каждым счищенным пластом грязи я словно стирала следы пренебрежения, в котором жила бедная Мэриэм. Я не просто чистила камин – я утверждала свое право дышать чистым воздухом.

Через три дня главный зал Тайлорхолда был неузнаваем. Каменные плиты пола, хоть и потрепанные временем, сияли чистотой. Стены у каминов, хоть и не стали идеально светлыми, больше не были черными. Мы вынесли и вытряхнули все гобелены и ковры. В огромные оконные проемы, которые я велела наконец-то вымыть, лился солнечный свет, в котором весело плясали пылинки (но это была уже новая, свежая пыль, с этим я была готова смириться).

Вечером я устроила для всех участников «уборочного десанта» небольшой пир. Бронислава, вдохновленная, испекла гигантский пирог. Воздух в зале пах не псиной и гнилью, а хлебом, травами, разложенными в каминах для аромата, и чистотой.

Я сидела на своем месте, с бокалом разбавленного вина, и смотрела на сияющие лица служанок, на солдат, с аппетитом уплетающих пирог, и на Орика, который с одобрением осматривал чистый зал.

Вдруг дверь распахнулась. На пороге стоял капитан Марк. Он замер, оглядывая зал. Его привычно хмурое лицо выражало крайнюю степень изумления.

– Ну и дела… – произнес он, и в его голосе впервые зазвучало нечто, отдаленно напоминающее уважение. – Похоже на другой замок.

– Добро пожаловать, капитан, – улыбнулась я. – Теперь он и есть другой.

Позже, поднимаясь в свою комнату, я почувствовала невероятную усталость и невероятное удовлетворение. Я выиграла еще одну битву. Не с людьми, а с вековой грязью и косностью.

Но, глядя на сияющий чистотой зал, я снова подумала о нем. О Итане. Что он скажет, когда вернется? Увидит ли он в этом осквернение своих традиций? Или… оценит то, что его жена оказалась способна не только на острые словечки, но и на реальные дела?

Однажды он назвал меня «мышью». Теперь его мышь перемыла ему весь замок. Было от чего прийти в ярость. Или в восторг.

Я поймала себя на том, что мне все больше хочется увидеть именно вторую реакцию. И это было, пожалуй, самой большой опасностью из всех.