Текст книги "Песочный принц в каменном городе (СИ)"
Автор книги: Наталья Ручей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
Глава № 5
Артема не видела две недели – директриса просто заваливала работой. Соскучилась ужасно и как только представилась возможность, пришла на занятия. Он снова курил при входе. Один. Заметив меня, недовольно сдвинул брови.
– Ты всегда думаешь только о себе?
И не давая времени ответить, потянул в сторону от офиса.
– Блин, я уже кашлять начал – столько курить.
– А я причем?
– При всем. Тебя жду. Ты где была?
Он отбросил в сторону сигарету и чуть слышно прикоснулся к губам, отстранился и снова принялся ворчать:
– Рак легких мне обеспечен. Нет, ты смеешься? Две недели!
– Хочешь сказать, что ты на этом месте простоял ровно две недели?
– Не смейся. Три раза в неделю, как на посту.
Я больше не злилась. Милый мальчик. Ворчит, а меня распирает от смеха.
Он потянул меня еще дальше.
– Ты куда? – удивилась я.
– Ты что, хочешь слушать эти лекции? Меня уже достало. В кино.
– Целоваться?
Он остановился, развернул меня к себе и долго рассматривал.
– Если захочешь.
Я захотела: целоваться Артем умел. Расстроило то, что сегодня он предпочел ограничиться одним сеансом. Сказать я, правда, ничего не решилась.
Мы вышли на улицу, и я уже представила, как снова бегу мимо Привоза, снова жду трамвай, снова вижу перед собой счастливую парочку, а на душе пустота…
Собралась с силами и улыбнулась, чмокнула его и уже даже шаг в сторону сделала. Артем схватил за руку и потянул на себя. Как же, поцелуй на прощанье.
Я снова сделала шаг, и снова оказалась у его груди. Он уткнулся носом в макушку, я начала таять, а он шептать:
– Мы идем в гости.
Тоном говорил таким, что не поспоришь.
– К кому? – спросила из любопытства, но уже бодро шагала рядом.
– Ко мне.
Я остановилась. Встречаться с его родителями не хотелось – больно напоминало смотрины.
– Их нет дома.
Я даже ускорила шаг, сердце бешено забилось. Не совершаю ли ошибку? Может, не стоит торопить события?
К черту! Мне ужасно хотелось оказаться у него дома, хотелось, чтобы события поторопились, и мы остались одни.
Не успела я зайти в коридор, как навстречу вышла женщина лет пятидесяти. Она с интересом рассматривала позднюю гостью, а я ее, из чего сделала вывод, что Артем похож на маму. А это была его мама.
– Знакомьтесь, а я в душ.
Итак, мальчик ретировался, а меня пригласили на кухню. Я с тоской подумала, что возвращаться домой все же придется. Плюс: попью чая в приличной компании в домашней обстановке, минус: возвращаться придется еще позже, чем две недели назад, и пинок мне снова обеспечен.
– Наталья, – представилась я, так как мама Артема молчала, и начинать разговор не спешила.
– Знаю.
Женщина поставила на стол варенье, батон и мед, начала возиться с заваркой.
– А меня можешь называть мама Артема. Спать будешь в комнате, дверь закрывается, – многозначительное замечание, – я не придерживаюсь современных взглядов.
Вернулся Артем, и я не успела ответить. Он наклонился, чмокнул меня в щеку, расставил аляповатые чашки с чаем, подмигнул и безапелляционно заявил:
– Спать мы будем в одной комнате.
И прежде, чем его мать открыла рот, закончил:
– Постелешь ей на диване, а мне на полу. Так тебе будет спокойнее. Мне тоже.
Мама Артема, перекинувшись со мной парой незначительных фраз, удалилась выполнять просьбу сына.
Артем нежно прикоснулся к моему лицу.
– Ты не против?
– Думала и не спросишь.
– Спрашиваю.
Его лицо приблизилось, дыхание обжигало кожу.
– Я соскучился.
Мы потянулись друг к другу, но рядом раздалось покашливание и сообщение, что все готово и пора спать. Мы поднялись, Артем обнял меня, притянув к себе спиной. Я смотрела в окно на тихий двор, фары проезжающих мимо машин, запоздалых пешеходов, и видела пустоту.
Быть может, я ее чувствовала?
– Иди в комнату, – прошептал Артем, – я сейчас приду.
– Я без тебя не пойду.
Я потянула его за руку и в комнату мы вошли вдвоем. Свет не включали, не до того да и ни к чему. Не сговариваясь, опустились на пол – диван мог скрипеть. Артем помогал мне избавиться от джинсов, а я с ужасом вспомнила, что не надела сегодня новое белье. Слава Богу, в темноте не было видно, как я покраснела, но Артем что-то почувствовал и отстранился.
– Я хочу тебя, – прошептал с мольбой в голосе.
И я наплевала на все. Я тоже его хотела.
Такой нежности я раньше не знала. Наверное, это тоже было счастье. Под утро мы, чтобы не смущать маму Артема, разошлись по отведенным местам и уснули.
Сквозь сон я слышала шарканье в коридоре, слышала, как Артем вышел из зала, прикрыв дверь, слышала его разговор с матерью.
Говорили обо мне, причем, на повышенных тонах. Так, я поняла, что никто не позволит водить в дом невесть кого и не собирается стелить новую постель. А еще кормить. Потому что, как показалось маме Артема, я безумно голодная и стоптала половину батона и полбанки варенья.
Я хотела подняться и сказать, что варенье я не ем вообще.
Что ответил Артем, не расслышала, а вот его мама… Досталось и моей фигуре, и щекам, и усам.
Я снова хотела подняться и заявить, что усов у меня нет и в принципе быть не может.
Потом затронули болезненную тему. Приезжая. Нужна только квартира, разве не видно? И в постель сразу прыгнула только поэтому.
Удар ниже пояса, и ведь не поспоришь.
Хлопнула входная дверь, и через минуту Артем вернулся в комнату. От него пахло дымом – видно, нервничал и много курил. Интересно, что он сказал? Защитил? Хоть в чем-то? Или курил так много, потому что согласен с ней?
Тогда только что он переспал с толстой усатой теткой, которая мечтает прописаться на веки вечные в его квартире, и которая спала с ним только ради этого.
Впрочем, мысль эта была в моей голове ровно до тех пор, пока Артем не лег рядом. Не знаю, то ли он почувствовал, что не сплю, то ли специально хотел разбудить, но принялся целовать жарко, на выдохе.
Притворяться не было сил, здесь бы и мертвый решил тряхнуть стариной. Я тоже тряхнула.
Потом Артем поднялся, отсутствовал минут двадцать, а когда вернулся, насмешливо улыбался. В руках у него были мои трусики.
– Я их постирал и погладил.
Было светло, и он увидел, как я залилась румянцем. Да какой румянец – свекла и та была светлее моих щек.
Я постаралась сбежать как можно быстрее – всему есть предел. К тому же, пора на работу. Это мальчик может себе позволить прогулять пару или две, нам же, людям взрослым, надо трудиться.
Но спасибо ему – трудилась в свежем белье.
При воспоминании об Артеме лицо растягивалось в улыбке. Все-таки жизнь налаживалась.
И преподносила сюрпризы.
Вечером, подойдя к калитке, я обнаружила на асфальте клочок бумаги. Не поленилась – подняла, и ахнула: двухсотгривневая купюра. Господи, спасибо! Огляделась по сторонам. Никого. Пока не нашелся хозяин подарка, ретировалась.
Мир прекрасен?
Переключилась на мысли об Артеме. Господи, как же было хорошо, и дома у него уютно, тихо, только мама его меня невзлюбила – это мешало полной идиллии.
А так же мне мешали звуки с кухни. Скандал. Я даже не сомневалась, что слышу голос той самой злой тетки. Повезло, что мы не столкнулись.
Стыдно признать, но я боялась ее, и чем реже мы виделись, тем сильнее боялась, потому что понимала: она обо мне не забывает. Наверняка, в курсе, что ночью меня не было, и придумала очередной повод для издевок.
Постаралась не думать о грустном и снова переключилась на Артема. Огорчало, что он не попросил номер телефона – он же не мог знать, что у меня его нет. Хотя… мы увидимся на курсах. Уже завтра. Дожить бы.
Чтобы завтра наступило скорее, уснула.
Мне снился Артем, наша свадьба, я в красивом белом платье, море и катер. Мы смотрим друг другу в глаза, он, улыбаясь, что-то говорит, но слов не разобрать. Ветер уносит их. И вдруг громко, явно – крик!
Артем отворачивается и прыгает за борт. Я всматриваюсь в бушующие волны и вижу, как там кто-то барахтается. Девушка. Лица не разобрать, в глаза бросается белое свадебное платье, фата. И это мои фата и платье!
Артем с ней рядом. Обнимает. Они сплетаются в танце.
Я понимаю, что Артем просто ошибся. Он принял ее за меня. Хочу крикнуть, но голоса нет. Я бросаю спасательный круг за борт и смотрю, как они хватаются за него. Уставшие, изможденные, но вдвоем.
Я отступаю, хотя слышу просьбу Артема:
– Останься.
Нас нет. Свадьбы нет. Артема нет.
– Куда ночь – туда сон, – прошептала я утром, глядя в окно.
И следуя примете, рассказала о нем первому встречному. Эта роль досталась дочери директрисы.
Татьяна только что вернулась из Египта – загоревшая, похорошевшая. Прибежала, позаимствовала из кассы деньги, выслушала мой сон, поставила диагноз «свадьба всегда к беде» и упорхнула с очередным кавалером.
А мне, чтобы увидеть своего, предстояло отпахать смену, потрястись в трамвае и троллейбусе и таки выбросить из головы остатки дурацкого сна.
Когда Артем вместо кино предложил пойти сразу в квартиру, обрадовалась – ноги просто гудели.
Мама Артема улыбаясь, накрыла на стол (больше, чем в первый мой визит, видимо, осталась при мнении, что я таки много ем), присела рядышком и принялась снова рассматривать.
Артем, как на зло, сбежал в ванную.
– Ты меня удивляешь, – сказала мама Артема.
Она смотрела с сочувствием, но я насторожилась. Как оказалось, не зря.
– Неужели тебя устраивает роль девочки по вызову?
Я опешила – так меня еще не оскорбляли. Она заметила, что произвела впечатление и продолжила с тем же участием в голосе:
– Понедельник, среда, пятница – не более. Три раза в неделю, да еще за чашку чая.
– Как вы можете… Вы считаете…
– Нет, дорогая, это ты хорошо считаешь. Трехкомнатная квартира, мальчик молодой, родители – недотепы, а ты и рада. Пришла, наелась, отмылась, ночь простонала – и дело в шляпе?
Она подальше отставила вазочку с вареньем.
– Хороший расчет.
Я с трудом сдерживала слезы.
– Провинциалки, или лимитчики, всегда были дюже прыткие. За квартирку в Одессе не грех поработать даже ротиком.
Вдруг она широко улыбнулась и подсунула ко мне ближе злополучное варенье.
– Да ты ешь, ешь, не стесняйся.
Я поняла, чем была вызвана столь резкая перемена – в дверях кухни появился Артем. Чмокнул меня, сел рядом, убрал прядь со лба, но я снова встряхнула головой. На глаза наворачивались слезы – не хотела, чтобы он их видел.
Скрылась в ванной.
И слезы хлынули.
Пожалуй, так больно мне не было даже в пятнадцать лет, когда я подслушала разговор мамы и тети Вали.
В дверь сначала постучали, потом подергали за ручку.
– Да не мешай, – увещевала мама Артема, – непонятно в каких она живет условиях. Пусть вымоется как следует. Отмоется.
Вымоется…
Как следует…
Отмоется…
Артем молчал.
Глава № 6
Не знаю, сколько я просидела в ванной. В дверь постучали снова, потом еще раз. От слез стало больно моргать ресницами, тушь не подкачала – расплылась и не пришлось долго ее смывать.
Я вышла.
У двери стояла мама Артема.
– О, да ты еще краше стала! – сказала насмешливо.
Я прошла в комнату. Света не было.
Наверное, надо было проявить характер и уйти.
Только что это даст? Артема больше не увижу (мамаша постарается, скажет, что не оценила их очаг, или того пуще – пренебрегла), а он мне нравится. Действительно, нравится.
Я села на край дивана, и тут же мои ноги покрылись поцелуями.
– Наташка… Знаешь, я ни о чем не мог думать. Только о тебе. Слышишь? Все эти дни…
Артем сделал паузу, видимо, ожидая таких же признаний, но я промолчала. Спустилась к нему на пол, обняла и незаметно для себя уснула.
А утром совершила глупость: не смотря на свои вчерашние рассуждения, сбежала, пока все спали.
В магазине встретила рутина. Но мне это на руку – хотелось отвлечься, в голове то и дело шипел голос: «Сбежала! Сбежала! Еще пожалеешь!»
Уже пожалела.
В работу!
На чаевые в обе щеки улепетывала вафли и прихлебывала чай. Я люблю кофе, но чай дешевле. Я люблю торт, но вафли дешевле.
Я люблю уют, но гордость дороже.
Или гордыня?
Когда заглянула Татьяна, дочь директрисы, почти обрадовалась – у нее лицо веселое, беззаботное, а мне не хватало позитива.
– Что снилось? – спросила она.
– Не помню.
– Много работаешь. Давно матери говорю: пора тебе в отпуск. Вот я съездила в Египет и даже помолодела.
– Для начала пусть твоя мать поднимет мне зарплату.
– Ты смешная.
– Посмейся.
Татьяна, действительно, засмеялась.
– Ты мне нравишься.
– Подожди, это я еще в Египет не съездила.
Она снова засмеялась.
– Слушай, я теперь часто буду заходить: ты мне поднимаешь настроение. А что твой парень? Все еще вместе? Сон не сбылся?
– Тебе-то что? Он тебе все равно не подойдет.
Кто-то звонил Татьяне на мобильный, но она сбрасывала.
– Тебя старит твоя прическа, – сказала, внимательно меня рассмотрев. – Впрочем, хвост уже прической никто не называет.
Я даже не успела обидеться, как она продолжила:
– Еду в салон, поедешь со мной. С этим надо что-то делать.
В магазин зашел беляшник, и я обреченно выдохнула:
– А что делать с этим?
– Наташка, сосиски есть? – с порога крикнул он.
Прошел мимо Татьяны, галантно поклонился и оперся о прилавок. К Татьяне стал задом. Ее бесцеремонность задела
– Есть, – она хотела толкнуть его в плечо пальчиком, но передумала и указала на кладовую, – иди, помой. Помоешь сам – возьмешь со скидкой.
Беляшник счастливо улыбнулся, снова поклонился и скрылся в кладовой. Оттуда послышался плеск воды и неприятный запах – приступил к делу.
– Ольга, – Татьяна подозвала мою напарницу, – тебе ответственное поручение. Работаешь сегодня за двоих, и Натаху прикрываешь. Я знаю: мама всегда звонит не вовремя, но ты должна справиться.
Обернулась ко мне:
– Пойдем.
Другой бы спорил – я не стала. Во-первых, портить отношения с дочерью директрисы не хотелось, во-вторых, лучше отсидеться в салоне, чем отстоять за прилавком.
В салоне мне понравилось. Он шикарный или мне так показалось, потому что раньше я в них не бывала. Судить могла только по парикмахерской «Чародейка» в Луганске. Ох, и чародеи там работали – до сих пор помню шок и свои слезы, когда мне сделали «химию». С тех пор предпочитаю хвостик: без слез и бесплатно.
Татьяна и в салоне вела себя как дочь хозяйки, все ей улыбались и угождали. Меня словно не замечали.
– Ирэн, – Татьяна подтолкнула меня к высокой худой блондинке. Опять эти блондинки! – Займись. Моя подруга. Долго жила в изгнании, вот, хочет вернуться.
Глаза Ирэн потеплели.
– Что бы вы хотели?
– Да ничего особенного, – ответила за меня Татьяна. – То, что ей пойдет.
Я с трудом подавила вздох. Отмолчаться? Дудки, раз решила меня преобразить, а я согласилась на эксперимент.
– Ты платишь, – сказала я.
– Знаю, – Татьяна отмахнулась, – кто девочку платит, тот ее и танцует.
Ирэн услужливо рассмеялась.
Слава Богу, обошлись без «химии» и других извращений. Простая прическа, но мне понравилось. Обычное «каре», только кончики были вытянуты вниз, от чего я выглядела чуть похудевшей.
Татьяна же просто позволила вымыть себе голову, высушить феном, по моим подсчетам, заплатив, по моим подсчетам, крупную сумму.
Моя прическа ей понравилась.
– Теперь явно должно покупателей прибавиться.
Она подмигнула поочередно мне и Ирэн, отсчитала деньги, и мы удалились.
– Ну, на сегодня хороших дел хватит, – с этими словами Татьяна села в машину, помахав ручкой из приоткрытого окна. – Покеда!
Хорошее настроение улетучилось.
В магазин я добиралась на трамвае.
Впрочем, на что надеялась? Что Татьяна Буряк запишет меня в подруги, я позволю себе уволиться из магазина ее мамаши, и мы вместе будем рассекать ночной город на новеньком «Лексусе»? С этим она и без меня справляется.
А меня в магазине ждала директриса. Из ее слов я поняла, что мое светлое будущее пока затягивается, и животик с обидой заурчал. Спасибо Танюше!
На смену имиджа никто не обратил внимания.
Беляшник так же требовал сосиски, Ольга дулась, директриса устала, работая вместо меня два часа за прилавком, потому молчала. Напряженно. Многозначительно.
Только мысли об Артеме помогали держаться. Сегодня вторник и надо прожить целый день, целую ночь, еще один день, чтобы увидеть его глаза. Кажется, это уже нечто большее, чем симпатия.
Может, получится выйти замуж по любви? Хотя, Артем мне предложения не делал, да и в любви не признавался, я была уверена, что мыслим мы в одном направлении.
Часа через два Ольга перестала дуться и признала, что прическа мне к лицу.
– И тебе звонили, – добавила.
– Кто?
– Какой-то парень. Спросил, есть ли ты.
– И что?
– Что-что, – проворчала скорее из вредности, а не по злобе, – тебя же не было.
– Так кто это был?
– Говорю же: какой-то парень.
Артем. Больше некому. На секунду смутила мысль, что Артем не может знать магазинный номер телефона, но была тут же отброшена. А вот узнал.
Я стала улыбаться покупателям и обошлась без обвешивания – счастье делает человека добрее. Единственно, с наступлением темноты вспомнила о своей конуре. Там счастья нет, а так хотелось продлить его хоть чуточку. И я придумала.
Пока Ольга сводила дебет с кредитом, я открыла бутылку вина, отвесила двести грамм вафель, закрыла магазин изнутри, и пригласила на «чаепитие».
– Хочу колбасы, – протянула Ольга, когда бутылка почти подмигивала донышком. – Можно?
– В ванной, – я махнула рукой в подсобку.
– Блин, я хочу вкусной.
– Сто грамм – не больше.
Она кивнула, отрезала кусочек и посмотрела на весы.
– Двести пятьдесят.
Я махнула рукой: гулять – так гулять, и открыла еще одну бутылку. Завтра придется обойтись без завтрака в целях экономии, но мне это только на пользу, зато этот вечер помог нам сблизиться так, как не помогли четыре месяца работы в магазине.
Послушала я рассказ Ольги об ее жизни и даже расчувствовалась. По всему выходило, что я – счастливчик. Меня никто не оставил одну с годовалым ребенком, никто не мотал нервы и не требовал денег на выпивку, и никто не обрек на рабство в этом магазине. Дело чисто добровольное.
– А что ты делаешь в Одессе?
Я задумалась. Не рассказывать же о своих планах встретить принца? Тогда она спросит: почему я решила, что принц обязательно должен быть из Одессы, а скажем, не из Днепра или Киева?
Я сама себе этот вопрос задавала. Ответ один.
Я так думаю. И это мой город.
Одессу полюбила, только ступив на вокзал, и поняла, что хочу жить именно здесь. Вот и все. Потом повезло – меня отшили во многих компаниях, но приняли с радостью в магазине «Персик». Наверное, потому, что я ему соответствовала, упитанностью и румяными щеками.
– Ты ведь не рассчитываешь выйти замуж?
Ольга икнула, прервав мои размышления. Что за дурацкий вопрос? Конечно, рассчитываю.
– Мужчин мало, – не унималась она, и я ее уже почти ненавидела, – а красивых женщин очень много.
Есть правда в словах, но слушать ее нет желания. Разлила вино по стаканчикам и быстренько выпроводила Ольгу к ее ребенку. Сама привычно устроилась под прилавком на матраце, и хотя окно поставили, первые полчаса открывала глаза и тревожно осматривалась.
Голова кружилась, глаза слипались, а спать не могла. Что делать? Взяла в руки справочник, – это тебе не томик Пушкина, – и, пролистав пару страниц, отключилась.
Мне снился тот, ради которого я приехала в Одессу, тот, ради которого терплю лишения, смахиваю слезы и иду дальше.
Лица не рассмотрела, но отчетливо поняла: он меня ждет.
И это не Артем.
Глава № 7
Глаза открыла от того, что кто-то стучал в дверь. Потащилась открывать и с дрожью в ногах увидела лицо директрисы.
– Ты что? – выдохнула она. – Здесь спала?
– Делали с Ольгой инвентаризацию, – ляпнула первое, что пришло в голову.
Она кивнула, прошла внутрь и остановилась у прилавка с колбасой. На нем предательски красовались две пустые бутылки вина, стаканчики и надгрызенная вафля.
– Я вижу вашу работу.
Говорила мне мама: не ври, если не умеешь, и не пей, если меры не знаешь.
Ольга опаздывала, и я вкалывала за двоих. И весь негатив тоже принимала за двоих.
Директриса ворчала, придиралась, а я молча обслуживала клиентов, ошибалась в подсчетах и несколько раз выбила неверные суммы на чеках. Последовал шквал унижений. Прилюдных. Болезненных. Я ненавидела себя за трусость и молчала.
– Сочувствую вам, – шепнула одна из покупательниц.
И я себе – тоже.
Снова вспомнила институт. Как мечтала о самостоятельности, о том, чтобы скорее начать работать. Менеджер внешнеэкономической деятельности, непременно, легко найдет место под солнцем. Найдет.
Для начала я нашла место под кондиционером, от которого все чаще ныли плечи, и место под прилавком, где меня никто не пинал.
Не пинал.
Меня били долго и жестоко. Слова директрисы. Даже ее дочь, чтобы не попасть под руку, заглянула на секунду, и даже не попросив денег, сбежала.
Следом за ней появилась Ольга, в огромных солнцезащитных очках.
– Это тебе не пляж! – прикрикнула директриса. – К прилавку!
Когда поток оголодавших рассосался, Ольга подошла ко мне.
– Говоришь, замуж приехала выходить?
Она усмехнулась, подняла вверх очки, и я увидела огромное синевато-желтое пятно возле глаза.
– Подумай еще раз.
– Кто? – ахнула я.
– Принц. Одесский. Мой.
До вечера мы не перекинулись и парой слов. Странно, но я чувствовала вину за то, что случилось с Ольгой. Ведь это я ее уговорила на посиделки. И вот, я цела, здорова, а она… В темных очках даже купюры видеть плоховато. В итоге, недостача. Сто десять гривен – сумма астрономическая по тем временам.
Ольга отмалчивалась. Сев в углу, я пересчитывала свою кассу и думала о том, что у меня, конечно, есть 20 гривен, которые нашла, и я могла бы выручить напарницу, но тогда не смогу позволить себе абсолютно ничего. К тому же, ходили слухи, Ольга решила увольняться.
– Мне нужны деньги. Что мне делать? – ныла Ольга.
Она с надеждой посматривала в мою сторону. Что делать… Я подошла к сумке, достала купюру, с минуту рассматривала ее и вернула на место. Нет.
Я пожала плечами. Откуда я знаю, что делать? Своих проблем хватает.
Ушла чуть раньше, а Ольга осталась. Плакала. К тому же, ее не сильно тянуло домой. Я злилась на себя, на двухсотгривневую купюру, камнем оттягивавшую сумку, и в ужасном настроении зашла в дом.
– А вот и наша красопета! – увидев меня, завопила тетка.
– Явилась, – вторила другая.
Я растерянно уставилась на двух заговорщиц. В том, что заговор был, убедилась через секунду.
– Это она – больше некому!
– Ну, да, не наши же мужики!
Тетки отбросили в сторону ножи и капусту, надвинулись, уперев руки в бока и посмеиваясь, и вдруг схватили меня с двух сторон. Одновременно. Я вскрикнула, они схватили меня под руки и попытались ткнуть лицом в мусорное ведро. Я выворачивалась, но понимала, что силы, мягко говоря, не равны.
– Шляется, шляется, с нее течет, а она ландыши…
Снова попытка сунуть мой нос в ведро и снова я вывернулась. Надолго ли? Я – мышь для двух толстых кошек. Неподвижная мишень для снайпера.
Я задыхалась, вскрикивала и понимала, что проигрываю, что мне придется не только увидеть, но и вдохнуть запах чужой прокладки. Она валялась на дне ведра, распластавшись и вобрав в себя кровь как минимум вселенной.
Меня ударили по щеке, – неряшливые пальцы с заусеницами, – мой ноготь сломался о край стола, я разозлилась и схватила нож. Его лезвие стало преградой между мной и двумя ненормальными. Острое лезвие. Надежной преградой.
Смогу ли? Даже вопроса такого не было. Да, если придется.
Тетки замешкались, оторопело глядели то на капусту, то на меня, сделали шаг назад.
– Чокнутая, – сказала одна из них. – Он же острый.
Я рассмеялась.
– Вот именно, – подтвердила, – именно.
И уже дальше – на их языке, чтобы доходчивей. Нет, молдавского не знала, но хорошо уличный жаргон – неплохая замена, как оказалось. Благо, детство не подкачало.
Если перевести на русский обыкновенный, то я сказала, что живу в своей стране, и если убью этих мутантов, сидеть буду на Родине, вот им придется сдохнуть в чужой стране. Сдохнуть, и сгнить здесь.
Тетки хлопали ресницами, злились, молчали, но по глазам видела – не оставили намерений увидеть мой поцелуй с прокладкой.
– Я – одесситка, – крикнула одна из них.
– Да не позорь ты Одессу!
Меня снова душил смех.
– Сунетесь еще раз – я мешкать не стану. Пошли вон! Обе! Сегодня кухня занята.
Они переглянулись, кивнули друг другу и как завороженные, маленькими шажками, не поворачиваясь ко мне спиной, вышли.
Спрятаться в своей комнате сейчас – равносильно поражению. Или идти до конца, или лапки складывать в самом начале – так безболезненней.
Я взяла ведро и выбросила прокладку им под дверь.
Готовить мне было нечего – «Мивину» съела еще на выходных и не пополнила запасы. Заварила кофе, похрустела их капустой, заняла выжидательные позиции. Наверняка, вернутся.
В окошко увидела, что сунется муж одной из теток. Подмога? У двери своей комнаты он чертыхнулся, нагнулся, поднял прокладку и забросил в комнату. Послышались женские крики, потом показалась женская голова с десятью мужскими пальцами в кучерявой шевелюре. Больно?
Я улыбнулась. Хотелось бы.
Тетку и прокладку поволокли к туалету на улицу. Тетка отбивалась, кричала, но муж ее действовал жестко и вполне успешно. Лицом – к толчку, лицом – к прокладке, лицом – к земле, когда возвращались. Втолкнул ее в комнату, так и не позволив разогнуться, и зашел на кухню.
– Досталось? – спросил равнодушно.
Я пожала плечами.
– Нож, кстати, острый, – почавкав капустой, он вышел.
Прелестно.
С этого дня я спала не с радио, а с ножом. Каждую ночь клала под подушку и ждала матч-реванш.
Спать я разлюбила. Потому что хотела жить. Потому что хотела снова увидеть Артема. Две недели рабства в «Персике» не позволяли сбежать на курсы. Директриса умела учить.
Плюс: за две недели я похудела на пять килограмм, минус: Артем этого не видел.
Теперь я четко понимала, что хочу замуж именно за него, что живу только новой встречей, что даже если у него отберут квартиру, мы уедем в Луганск – лишь бы вместе.
Из отпуска вернулась еще одна напарница – Оксана. Работать стало легче и веселее. Вдвоем мы пытались вытянуть Ольгу из затяжной депрессии и по утрам подкрашивали ее синяк моей пудрой. Дешево и сердито.
Директриса, подумав, что мы окончательно раскаялись, успокоилась и перестала придумывать нелепые задания. Меня даже пригласили в кабинет и снова провели долгую беседу о будущем, потом мы съездили в другие ее магазины, где меня представляли как надежду торгового бизнеса, и милые девочки ошарашено взирали на новую протеже.
Вечера были свободны, но теперь уже я сама оттягивала момент встречи с Артемом. Пропустила несколько занятий, а в эту пятницу твердо решила идти. И настроение подходящее.
Я его просто обниму и все, сама, первая. А потом увижу его глаза… И все будет ясно. Скучал? Ждал? Безразлично?
Не верю. Все будет прекрасно. Все было бы прекрасно уже сейчас, если бы хорошее настроение не портило заплаканное лицо Ольги.
Конец смены, а она скрылась в кладовой, просидела с пол часа, вернулась с салфеткой и принялась демонстративно размазывать дешевый макияж. Я вопросительно уставилась на Оксану.
– Недостача у нас, – подтвердила она, покосившись на дверь директрисы, – большая.
Она опять посмотрела на дверь, потом на Ольгу и с подозрением на меня.
– Девятьсот гривен.
Опять? Да сколько можно? Это же две зарплаты! Что делать? Конечно, с нас высчитают, а жить как?
– С меня высчитывать не будут, – отрезала Оксана, холодно наблюдая за страданиями Ольги. – С тебя тоже.
Я почувствовала комок в горле. Не знаю, кто вор, но я так же не без греха. Стащила когда-то с кассы две гривны. Потом, правда, вернула, и все же… не хорошо на душе было, скверно.
И Ольга как овца побитая. Подошла, заглянула мне в глаза, словно ждала этого признания.
Я отвернулась.
– Оксан, а почему крайняя Ольга? Кто решил?
– Директриса, – по слогам, как недоумку, пояснила Оксана.
Ольга всхлипнула и снова спряталась в кладовой. И даже если вина не ее, ничего не докажешь. К примеру, о тех двух гривнах, что я брала в долг, никто не знал. А если брал кто-то еще? И не считал обязательным возвращать? А если сама директриса, у которой была привычка потребовать срочно деньги из черной кассы и даже не дать тебе времени пересчитать наличку?
Я постучала к ней в кабинет.
– Заходи, Наталья, – она приветливо махнула рукой. – Кофе вкусный. Будешь? И вафли есть, твои любимые. Садись. Ну, что там? Хнычет? Пускай. Она мне за все заплатит. Прямо под носом…
– Алла Борисовна, почему вы решили, что это именно Ольга?
Алла Борисовна удивленно заморгала ресницами.
– Нас же трое.
– Наташа, иди работай. Тебя это заботить не должно.
И все же в ее взгляде мелькнуло сомнение.
– Видеокамер нет, – сказала я, – деньги в кладовой, взять мог любой из нас.
В том числе и ты, подумал я, но вслух не сказала.
Директриса улыбнулась, словно догадавшись о моих мыслях, и выдала версию:
– До Ольги у нас краж не было. Это она. Оксана работает у меня четыре года, я ей полностью доверяю, а Ольга пришла последней.
Вот как. Пришла последней – достаточное доказательство, чтобы тебя обвинили в воровстве и угрожали расправой, если деньги чудесным образом не вернутся.
– Я хочу уволиться.
– Что?
– Алла Борисовна, я не верю, что это Ольга. А если это она, то меня не устраивает обвинение только на том основании, что человек пришел в магазин последним, что он здесь работает меньше других. Меньше всех здесь работаю я. Ольга – год, а я – четыре месяца. После ее увольнения, если произойдет еще одна недостача, последней буду точно я. Я увольняюсь.
– Ты делаешь ошибку.
Директриса была так ошарашена, что поднялась, преодолела отделявшее нас расстояние и внимательно всматривалась в мое лицо.
– Наташа, ты делаешь ошибку. Не принимай необдуманных решений. Иди. Иди работай. Она специально разыграла перед тобой представление, но меня не проведешь. Говорит: денег нет. У меня есть люди, которые заставят заплатить. Она заплатит мне за все, и даже больше. За все. Я найду способы.
Надо признать, Алла Борисовна умела убеждать. Или гипнотизировать. Я вышла из ее кабинета, потерянно осмотрелась по сторонам. Зачем я устраивала бурю в стакане воды? Пустяк, да и только.
– Мне жить не на что, – услышала рядом слова Ольги.
Она сидела с очередной салфеткой рядом с по-прежнему равнодушной Оксаной.
Не хочу быть на ее месте.
Я вернулась в кабинет директрисы, бросила на стол фартук и вышла из магазина. На душе стало легче, вроде бы и не было никогда истории с двумя гривнами, не было унижения перед покупателями в магазине «Персик», не было ночных смен по отмыву сарделек.
Чистый лист. Ровное дыхание. Прилив сил на задуманное.
Я пришла на курсы, но Артема у входа не было. Он опаздывал. Или решил не приходить вовсе? Быть может, родители передумали на счет необходимости изучения языков?
Кстати, папу его я так и не видела. И мама Артема о нем не упоминала. Тогда мне и в голову не могло прийти, что папы попросту не было, и что мой мальчик умеет и любит врать.
